Данилюк Семен. Милицейская сага

   - А вот это не твоего уровня забота. Я вообще скажу - умничает Каткова много. Возомнила... Это ж надо ухитриться такое углядеть: под следом, мол, еще след. Договоримся и - передадут нормальному эксперту. И все следы куда надо наложатся. Нельзя только, чтоб разговоры пошли. Из твоих кто еще в курсе?
   - Мороз, конечно. Я его с утра опять по раскрытию погнал.
   - Отзови. Черт знает, куда его вынесет. Да и говнист больно.
   Присмотрелся к Тальвинскому, определяя, насколько тот пропитался услышанным. И, главное, правильно ли пропитался.
   Андрей погасил папиросу, прокашлялся:
   - Положим, загоним Меденникова в суд. Прокурор подмахнет. А что будет, если завтра обнаружится велосипед или толковый адвокат потребует эксгумации и повторной экспертизы?.. Кто ответит?
   - Глупый вопрос, - удивился Муслин. - Ты, конечно. На то ты и руководитель, чтоб отвечать за решения. Только так скажу: если всплывет, грош тебе, стало быть, цена. Да не журись ты, Андрей! Мы-то с тобой.
   "Вы-то, конечно. Мощная поддержка".
   - Главное, областные власти за тебя, - угадал его мысли Муслин. Тяжело пригляделся. - И потом - отрапортовано уже. За нас обоих отрапортовал... Да чего ты потух? Он же весь обложен. Даешь отмашку, и я организую нужное заключение. А Мороза своего поприжмешь. Так что?
   - Темное это дело.
   - Так наше руководящее дело - оно изначально темное, - обрадовался Муслин. - Без изворотливости нельзя. И то, что не торопишься согласиться, одобряю.
   Он замолчал, вслушиваясь в нарастающий шум.
   ... По тому, как ворвался в кабинет Мороз, оставив дверь за собой распахнутой, стало понятно, что опять произошло нечто чрезвычайное. Андрей, а вместе с ним и Муслин, уставились на дверной проем, гадая, кого именно доставил непредсказуемый оперативник. Но никого не оказалось, кроме разве втершегося следом Галкина - непривычно спавшего с лица и почему-то вымокшего.
   Тальвинский вопросительно перевел взгляд на усевшегося без спроса заместителя начальника розыска, кивком предложил садиться и Галкину.
   Тот начал было опускаться на краешек ближайшего стула. Но скосился на Мороза и суетливо поднялся. - В чем дело? - нахмурился Тальвинский. - Что у вас происходит?! Ворвались к начальнику пантомиму разыгрывать?!
   Не отвечая, Мороз с хрустом вскрыл вечную свою спортивную сумку, выудил несколько листов, протянул шефу:
   - Читай. Только сел бы сперва.
   Тальвинский нахмурился: никогда прежде не позволял себе Мороз при сотрудниках, а тем паче при руководителе областного аппарата вести себя столь бесцеремонно.
   С демонстративным неудовольствием приподнял лист, приглашая подошедшего сзади Муслина читать вместе с собой, и - медленно принялся оседать. Несколько раз отрывался от чтения, чтобы спросить о чем-то Галкина. Но тот, подрагивавший у стены, уводил глаза к полу, и Андрей молча возвращался к чтению. Наконец, отложил. Обернулся на Муслина, читавшего тот же текст из-за его плеча.
   - Он перед тем как домой ехать, литр водки раздавил. Но я решил пока не записывать официально - и без того отдел в дерьме будет, - буркнул Мороз.
   - Это можете не сомневаться, - зловеще пообещал побледневший Муслин, что-то быстро про себя просчитывая. - Велосипед нашел? - уточнил Тальвинский.
   - А как же! Даже фрагменты автокраски сохранились. Этот водолаз у меня сам за ним и нырял.
   - Кто еще, кроме вас, - задумчиво поинтересовался Муслин, - знает об этой...версии?
   - О чем?! Какая, хрен, версия? Вы чего, полковник? Читать разучились?!
   - Мороз, охолони! - перебил Тальвинский. - Тебя спрашивают, кто еще знает, что женщину с ребенком сбил наш сотрудник?
   - Вот теперь вопрос понятен. Отвечаю коротко и по существу. Все! Во-первых, все Знаменское. Я ведь изъятия, как положено, при понятых оформил. А они местные. Так что там теперь только об этом и разговору. Во-вторых, со мной Лешка Муравей ездил. - Стало быть, в отделе тоже известно, - расшифровал Муслин. В бытность свою замполитом он частенько использовал словоохотливого Лешку для распространения нужной информации, сообщая ее Муравьеву под видом большого секрета.
   - Так как же это, Галкин? - Тальвинский все приглядывался к потряхивающемуся в ознобе еще недавно самоуверенному, горластому парню. - Мало - авария. Но ты ведь... И суетился больше всех. Объяснись хотя бы.
   - Да что на него время терять? Мразь! Всех опозорил! - яростно бросил Муслин, обрывая тем всякие связи преступника с бывшим его ведомством. Гнев заместителя начальника УВД был искренен: невозможность теперь посадить Меденникова неизбежно усиливала степень Галкинской вины. - Немедленно инспекцию по личному составу подключим. В прокуратуру сообщим. Сегодня же уволим, арестуем и - в клетку, как обезьяну. Людям на обозрение. Совсем сгнил отдел! Вот что, Андрей Иванович, пусть выйдут. Мне придется начальнику УВД доложить. - Понятно. Буграм необходимо пошептаться...Пошли, убивец, - Мороз, подталкивая перед собой съежившегося Галкина, вышел.
   - Совсем он у тебя невменяемый, - провожая взглядом Мороза, сокрушенно произнес накручивающий телефонный диск Муслин. - Ни заслуг, ни званий не почитает. Правильно за глаза бешеным зовут. Как хочешь, Андрей Иванович, хоть ты его и покрываешь, добром, помяни, не кончит. Как был в душе бандит, так и остался.
   - Мороз - отличный розыскник. И за дело болеет не меньше нас с тобой...Хотя бывает угловат, - под испытующим взглядом Муслина Тальвинский свернул хвалебную оду.
   - Ну, гляди. Волка приручить нельзя. Лизнет - лизнет, да и - тяпнет. М-да! Вот ведь какой поворот неприятный. Муслин подобрался:
   - Товарищ генерал. Нахожусь в Красногвардейском райотделе. Здесь серьезнейшее ЧП по личному составу. Установлено, что аварию под Знаменским, в которой подозревался предприниматель Меденников, оказывается, совершил сотрудник отдела...Так точно.
   - Как фамилия? - загородив трубку, он поторапливающе задвигал ладонью.
   - Галкин Александр Игнатьевич.
   - Галкин Александр Игнатьевич, товарищ генерал. Начальник группы уч...Так! Да, понял. Не беспокойтесь. Есть! Везу к вам.
   Оторопело положил трубку:
   - Указание генерала: Галкина ко мне в машину. Все следственные действия временно прекратить, пока твои ухари горячку не напороли. Будем, конечно, готовить его на увольнение. Но - насчет сажать, я б не горячился. Может, как-то еще и получится вывести. Все-таки честь мундира. А главное: понимаешь, какая штука - но только между нами! Галкин этот, оказывается, у генерала нашего на связи состоит. Ну, чего смотришь? Будто сам не знаешь, что руководство УВД имеет на местах свою агентуру. Надо же за вами, стервецами, присматривать. Генерал обеспокоился. Мы у себя в управе помаракуем, что делать, посоветуемся. Нельзя дело в таком виде в прокуратуру отдавать. Похоже, много лишнего этот сукин сын знает....М-да. Как-то у тебя, Андрей Иванович, неподконтрольно все получается.
   - Как умею.
   - И с Меденниковым опять же прокололись. Главное, отрапортовал уже, - Муслин обозначил испытующую паузу.
   - Сажать его теперь за эту аварию, - это самому себе петлю накидывать.
   - Да понимаю, - Муслин сокрушенно отер ямочку на подбородке. - Но и из-под глаза отеческого выпускать нельзя. Вот что - организуй-ка ему пятнадцать суток. И пусть твои обэхээсники за это время чего-нибудь по экономической линии подработают. Не может такого быть, чтоб живому человеку, да еще шесть лет в бизнесе, и статьи не подобрать. А чтоб уж совсем не сорвался, я к тебе журналистов по этой аварии подпущу.
   - Это еще за какой радостью?
   - Разъяснишь, как кандидат в мэры нашкодил пьяный, ребенка, как клопа, раздавил, да и - был таков. Потом это дело раскрутим. Поглядим, кто за такое мурло после этого проголосует. Вот так будет правильно и очень складно. Все! Время не ждет, - и, всунув в руку Тальвинского ладошку, Муслин вышел в коридор, с мимолетным удовольствием скользнув взглядом по зеркалу.
 
   Андрей бездумно, щелчками, гонял по плексиглазу спичечный коробок. Накопившиеся в коридоре сотрудники то и дело заходили что-нибудь подписать или получить указание. Он разбирал, советовал, координировал. Но едва оставался один, возобновлял бессмысленное это занятие, не в силах отойти от оглушившего разговора с заместителем начальника управления по кадрам. Да! Большие ставки на кону, если в ход пускается прямая фальсификация. Но что есть во всем этом ты сам?
   - Разрешите, Андрей Иванович?
   - Заходи, чего уж? - Мороза он ждал с того момента, как Галкина увезли в управление.
   - Почему этого убивца из-под нас забрали?
   Ну вот, пожалуйста.
   - ЧП областного масштаба. Прежде чем сдавать в прокуратуру хотят разобраться в инспекции по личному составу. Это нормально.
   - Ты так считаешь? А я полагаю - опять чего-нибудь химичить затеяли. - Виталий Николаевич! У тебя, по-моему, какое-то искривление психики. О собственном руководстве как о шайке бандитов. - Шайка - не шайка. А групповуха налицо. - Присядь. Посоветоваться хочу. Руководство управления просит нас не выпускать Меденникова. Тип в самом деле не из приятных. Может, и впрямь организуем ему пятнадцать суток? А? Ты у нас мастер на такие штуки.
   - Я, Андрюш, мастер на многие штуки. И Меденникова, было б за что, погрыз бы. Только от этого всего - за версту разит. Похоже, твоими руками жар загрести собираются. Может, и загребут. Но руки - то не чужие.
   - Отказываешь?!
   - Прошу. В смысле - умоляю. Не наши это разборки. Послушай доброго совета: гони ты его пока не поздно на все четыре, - Мороз присмотрелся к отмалчивающемуся Тальвинскому, вкрадчиво подсел поближе. - Андрюш, а у тебя в управе дел нет? Или еще где?
   - Причем тут?..
   - Так езжай. А я тут без тебя порешаю. Освобожу его втихую. С тебя и взятки гладки.
   - Что ж ты меня все норовишь уесть-то?! - разозлился Тальвинский. Нажал на кнопку селектора. - Меденникова ко мне. Имей в виду, Мороз, когда меня отсюда выгонят, работу искать вместе будем!
   - Может, и я поприсутствую?
   - Ты свое дело сделал. Слышишь колокола? - Колокола?! Где?..Нет.
   - Да и откуда? Они ж во мне звучат. Отзванивают заупокойную.
   - Андрюш, помяни, - спасибо скажешь.
   - Ладно, чего уж теперь? Отваливай. Сам же плакался, что некогда другими нераскрытыми заняться. Вот и - занимайся.
   - Слушаюсь, товарищ подполковник.
 
   18.
 
   Тальвинский всмотрелся. Вид задержанного: осунувшегося, с рыжей порослью на подрагивающем подбородке, - вызывал сочувствие.
   - Не покормили за день?
   - А кому здесь это нужно? Только жмете, как лимон.
   - Может, стоило сразу признаться?
   - Интересно в чем. Я ведь и сам чуть было не поверил, что пацанку эту убил. Если б велосипед мне навязывать не принялись. Особенно Мороз этот! Куда какой ретивый мальчик! Такому только попади - правый ли виноватый - раздавит покруче любого джипа.
   Тальвинский сдержал улыбку: представил мальчика Мороза рядом с Меденниковым.
   - А вот как вы с велосипедом на меня насели, так я себе и сказал: "Стоп, машины. Отыгрывай назад. Что-то тут не то". А уж когда протокол осмотра места происшествия у следователя прочитал, так окончательно сошлось - чужую аварию пытаетесь на меня повесить.
   - Что вы не совершали, то мы на вас, как вы выражаетесь, вешать не собираемся.
   - Да будет тебе, полуполковник! Нет ведь никого. Должен признать, потрудились на славу. Такого наворочали, что теперь и не выпутаться. А к тебе я даже не в претензии. Команду сверху получил опасного конкурента убрать и - отработал. Тем более, чего уж говорить? Личная причина меня урыть у тебя более чем существенная. Так что давай заканчивать и пусть меня отвезут в камеру, - вместе с надеждой на скорое освобождение из Меденникова выветрилась и всегдашняя задиристость. - И не комплексуй: подставлять тебя не стану и на суде насчет супруги твоей не заикнусь. Да и после - ТЕБЕ мстить не стану. - Мстить? - пробасил Тальвинский. - О чем это ты?
   - О будущем. Близком будущем. Потому что эти, кому прислуживаешь, власть не удержат. Сам, что ли, не видишь, что все разваливается? И тогда придут другие.
   - Твои, то есть? Очень может быть. Только тебе самому что с того? Ты хоть догадываешься, сколько лет тебе грозит? И даже, если за тобой и впрямь кто-то в Москве стоит, считай, после этого тебя спишут. Вычеркнут из обоймы. Потому что уголовник в команде - это как бородавка на носу. Для имиджа не годится. Как только осудят, можешь свою записную книжку с тайными телефонами на помойку выкинуть.
   Меденников ссутулился: иллюзий на этот счет, хоть и храбрился, он не питал.
   - Так-то, грозило!
   Тальвинский внимательно вглядывался в набрякшие глаза задержанного. Да, ощущался в нем страх перед расправой. Но и созревшее решение, от которого не отступится. Ведь прекрасно понимает, что его любовница, она же очевидец наезда, жена человека, от слова которого многое зависит. Казалось бы, выложи вовремя козырную карту. Да хоть в том же суде. И дело, глядишь, перевернется. Но нет! С угрюмой обреченностью готов выгораживать женщину, когда на кону его собственная свобода. И впрямь проглядывала в этом круглоголовом парнишке мощная, недоступная сиюминутной логике сила. - Думаю тебя отпустить, - без выражения произнес Тальвинский. - Как то есть? Ты о чем?
   - А вот так, гражданин Меденников. Откуда твои беды пошли, знаешь?
   - Мудрено не догадаться. Когда на выборы заявился.
   - Правильно соображаешь. Надеюсь, сообразил, что дальше меньше не будет?
   - Итак мало не кажется. Недооценил я шайку Кравцовскую. Надо - как обложили. Знал бы, умней был.
   - В следующий раз будешь. Куда уехать есть?
   - Что-то ты все загадками.
   - Жизнь загадочна. Потому объясняю. Не все будут рады твоему освобождению. И чтоб не было сюрпризов, лучше бы исчезнуть. Теперь понял? Сейчас пройдешь к следователю. Напишешь какое-нибудь заявление о недоплате налогов или о еще какой-нибудь мелочевке.
   - Это еще зачем?
   - За что-то мы тебя ведь двое суток держали. Или хочешь сказать, что за тобой грехов нет?
   - Как не быть? Но где гарантия, что я тебе сейчас напишу, а ты меня за это же?...
   - Мое офицерское слово.
   - Че-го?! - Меденников аж подскочил, готовясь зайтись в конвульсиях хохота. Но всмотрелся в потемневшее, сведенное в гримасу лицо и передумал:
   - А впрочем, другого не остается.
   - Вот именно.
   - А как же авария? Труп? Вам же ее на кого-то повесить надо.
   - Считай, нашли мы виновного. Мороз, кстати, и нашел. Так-то... Короче, чтоб через два часа пересек границу области. Не скажу, что очень тебе симпатизирую. Но и - за "болвана" в преферансе быть не желаю... Чего заулыбался?
   - Так, дежа вю. Вспомнил, что точно так же два года назад меня Мороз твой выпускал, - Меденников поднялся. Низенький, стремительно полнеющий, едва достающий Тальвинскому до плеча, он, не без труда дотянувшись, покровительственно приобнял его за шею. - Сколько я тебе должен, подполковник? Давай только без дураков и без балды. Выкладывай по полной программе. Чего-чего, а бабок наскирдовал в достатке.
   - Что-то меня сегодня целый день покупают! - Тальвинский, переменившись лицом, обхватил маленького предпринимателя за обвисшие бока, приподнял, будто прикидывая, переломить или швырнуть о дверь. Осторожненько поставил на место, демонстративно отодвинулся.
   Всю эту рисковую процедуру Меденников, надо отдать ему должное, перенес стоически и даже, оторванный от пола, пребывал в этой неуютной позе с некоторым достоинством. Разве что слегка побледнев.
   - Тогда извини, - он оправил сбившуюся рубаху. - Но если что, знай, я твой должник. Просто - знай!
   На выходе из отдела Меденников столкнулся с Морозом.
   - Виталий! - остановил он его. - Я в курсе. И, словом, - если только хоть что-то! Ты мне только - и все дела порешаем. Понял, нет?
   - Как не понять? - Мороз с милой улыбочкой отвел его в сторону. - А теперь послушай ты. Если только хоть где-то, хоть как-то, хоть малейшая зацепка появится, - порву, как Тузик грелку! Понял, да? Пшел вон!
 
   19.
   События развивались стремительно. Уже на другой день следователя Препанова вызвали к руководству УВД.
   - Хотят, наверное, прежде чем передать дело в прокуратуру, "почистить" его, - негодовал Чекин. - Чистильщики! И без того перепачкались по самое некуда. Эту сволочь Галкина не чистить надо. А напротив, прилюдно! .. - он смутился, как всегда в тех редких случаях, когда ловил себя на патетике. - Даже обвинение предъявить не дали.
   - Остынь, Александрыч, - попытался успокоить его Тальвинский. - Что ты пылишь? Мы свое дело сделали. Невиновного выпустили. Между прочим, и по Хане твоему договорились. Хотя - видит Бог - в последний раз за него вступаюсь.
   - Галкина бы побыстрей выгнать. В отделе прямо буза. Разговоры нехорошие. Ты, кстати, представление в кадры на увольнение отправил?
   - Пока нет, - суше, чем необходимо, ответил Андрей, с раздражением почувствовав на себе испытующий взгляд.
   Чекин поднялся:
   - Смотри, Андрей Иванович, затянем, как бы боком потом не вышло.
 
   И накаркал-таки. Через два дня на отдел обрушилось новое ЧП.
   С обеда Вадим Ханя забежал по обыкновению выпить кружечку-другую пивка. День был жаркий, да и нелегкий, - сегодня он пообещал Чекину закончить в суд сразу два уголовных дела. Когда вернулся в кабинет, то Препанов, как обычно, вовсю трудился. Напротив него, спиной к двери, неподвижно сидела сгорбившаяся женщина.
   Отношения между следователями за это время потеплели. Ханя даже начал ловить себя на том, что испытывает к странноватому, но безобидному в сущности парнишке что-то вроде симпатии.
   - Ну что, братан? - частенько спрашивал он теперь по утрам, требовательно заглядывая в лицо соседа. - Только честно: победим преступность? Без дураков - веришь?
   - Верю! - убежденно отвечал Препанов, взволнованно поднимаясь. - И верю в вас, Вадим Викторович! Убежден, вы не безнадежны, и мы истинно подружимся. Может быть, даже семьями.
   Растроганный Ханя отводил глаза: холостой Вадим любил дружить семьями.
   ...- Вот здесь распишитесь, пожалуйста, - благожелательный, как всегда, Препанов, с легким беспокойством глянув на вошедшего, вставил в закостеневшие женские пальцы авторучку, аккуратненько сжал их, чтоб не выронила, и потыкал в галочку на бланке.
   Вадик поначалу не обратил на нее внимания - ничего интересного, да и голова вплюснута в плечи, будто к позвоночнику прикручена. Разве позволительно женщине так себя запускать? Но когда прошел к своему месту и с обычной неохотой придвинул машинку, скосился по привычке на втянутые щеки, остекленевшие глаза...Даже не вспомнил, нет. Догадался!
   - Здравствуйте. Выписали, значит, из больницы? - он вскочил, с обычной бесцеремонностью игнорируя негодующий Препановский взгляд, склонился над женщиной, пытаясь найти в себе какие-то утешительные слова и теряясь, - та была далеко, недоступная для утешений, неспособная расслышать банальные сочувственные фразы.
   - Ну, ничего, ничего, всё пройдет, - пробормотал Вадим. - Хорошо хоть сама цела. Мы вас ненадолго побеспокоили. Бюрократические формальности: признать потерпевшей, опять же гражданский иск. Дочку, понятно, не вернешь. Но все-таки деньги. А потом следователь машину до дома найдет. Так, Препанов?
   Он еще бросал ненужные слова, которые отскакивали от нее, как дождь от оцинкованной крыши, когда наметанный глаз, скользнувший по лежащему на столе постановлению, обострился.
   Препанов попытался тихонько потянуть бланк к себе. Но Ханя, даже не обратив внимания на слабую попытку, выдернул его, поднес текст к глазам, недоуменно глянул на насупившегося следователя и прочитал:
   " Обвиняется гражданка Незналова Лариса Геннадьевна, 1957 года рождения".
   - Чего это?! - Вадим очумело мотнул головой, проклиная подействовавшее, очевидно, пиво, и продолжил чтение уже вслух, надеясь, что звуки собственного голоса приведут его в чувство:
   - "В том, что она второго августа 1991 года, в двадцать два часа сорок минут, на шоссе, управляя велосипедом в темное время суток без осветительных огней и габаритов, не справилась с управлением, так что велосипед внезапно выехал на середину дороги, вследствие чего следовавший сзади на автомашине ВАЗ - 2103 гражданин Галкин Александр Игнатьевич совершил наезд. Технической возможности предотвратить наезд гр-н Галкин не имел".
   На перекошенном лице Хани шатуном завращались желваки. Бледнеющий Препанов медленно, вдоль стены приподнялся:
   - Выйдите пока, пожалуйста, - поспешно попросил он Незналову. Та послушно, без эмоций поднялась, повернулась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   - "В результате аварии погибла"... - Вадим продолжал пробегать глазами по тексту обвинения. - "Своими действиями Незналова Л.И. нарушила п.п. ... Правил дорожного движения, то есть совершила преступление, предусмотренное частью второй статьи 211 УК РСФСР"... Это как это?
   - Вадим Викторович! Я прошу вас взять себя в руки. Я тщательно разобрался. Встречался с автоэкспертами. Ситуация оказалась совсем не так проста, какой виделась поначалу.
   У склонившегося над ним Хани заклацали зубы, и по телу Препанова пробежал предвкушающий озноб. Он попытался отодвинуться. Но влажная спина уперлась в стену.
   - Послушайте меня, Вадим! - речь Препанова сделалалась горяча и сбивчива. - Вы недопонимаете. Наш сослуживец, наш товарищ по оружию попал в беду. Да, в беду! Надо понимать, что происшедшее - это чрезвычайная случайность. Мне, как и вам, близко горе матери. Это тяжелое, но вынужденное, необходимое решение. Если хотите знать до конца, как товарищ товарищу, - об этом попросило руководство управления. Есть такое понятие - корпоративная честь. Мне объяснили: существуют силы, стремящиеся использовать инцидент как повод для политических инсинуаций. На карте репутация органов внутренних дел. А мы с вами прежде всего офицеры.
   - Стало быть, мать погибшего ребенка в тюрьму за инсинуацию?!.. - диковинное словцо вывело Вадима из ступорного состояния. - Ты! Интеллектуалист хренов!
   - Мы живем в гуманном обществе! И суд никогда не посадит в такой ситуации мать. Мне твердо обещали - максимум будет условное наказание. А товарищ Галкин клятвенно заверил руководство, что, несмотря ни на что, лично изыщет тысячу рублей, чтобы возместить причиненный ущерб! .. Опомнитесь же! - тонко вскричал Препанов, больше надеясь теперь привлечь внимание из коридора.
   - Братья по оружию, говоришь! Поздние фламандцы, говоришь! Паскуда ты худая. Да я ... - Вадим оборвал хрип, тщетно пытаясь найти в богатом своем лексиконе подходящие к случаю слова.
   - Шмась сотворю! - вырвалось откуда-то из самых темных его глубин, и сведенная в кулак рука с хрустом впечалась в распущенные, покрытые пузырьками губы лейтенанта Препанова.
   Лишь через полминуты на крики наконец прибежали и оттащили от сжавшегося в комочек Препанова яростно пинающего его ногами Ханю.
   В тот же день заместитель начальника районного угро Мороз, выезжавший на место наезда, дал интервью местной молодежной газете, в котором публично обвинил в происшедшей аварии сотрудника органов внутренних дел Галкина, предложив общественности взять дальнейшее расследование по уголовному делу под свой контроль.
 
   20.
   Когда в дверь кабинета постучали, Тальвинский занимался нудной поденной работой - расписывал по службам поступившие заявления.
   - Войдите. Взглянул и - окостенел, увидев перед собой одетого в парадную форму, выбритого и опрятного Чекина.
   - Никак мир перевернулся, - с тяжелым чувством пошутил Андрей, сразу поняв причину Чекинского официоза и предвидя неприятный характер дальнейшего.
   - Ты еще не одет?! - в свою очередь фраза Чекина была явно домашней заготовкой.
   - На кадровую комиссию выехал замполит.
   - А ты?!
   - Мне там делать нечего... Да и тебе тоже. Разве тебя вызывали?
   - Нет, конечно, - погрустневший Чекин присел на стул. - Но я без приглашения. Прорвусь. Заставлю выслушать. Я им скажу...
   - Да чего ты там скажешь? Что ты можешь сказать, Александрыч? Что я могу сказать? Что Ханя отличный сотрудник и незаменимый следователь? Так нам в лицо загогочут: за ним с десяток взысканий. Согласно последнему "частнику" из суда - просто вор. А у Препанова и вовсе перелом ребра. Скажи спасибо, что только выгоняют. Так что не дергайся. На решение комиссии ты не повлияешь, а себе навредишь запросто, - тоже, знаешь, косятся.
   - Сливаем, значит, Ханю? - Чекин прищурился.
   - Никакой формальной зацепки, чтоб его спасти, у нас нет. Пойдет в народное хозяйство. Если не дурак, еще и раскрутится.
   - То-то что формальной, - вцепился в неудачное словцо Чекин. - А ты неформально попробуй. О друге нашем все-таки речь. Хоть ты нас теперь за друзей не держишь.
   - Остынь, Александрыч.
   - Не за выговоры ведь его гонят. И даже не потому, что рыло набил. Главное - против их линии попер, - этого не прощают. Тяжко мне, Андрей. Двадцать лет в милиции, всякого повидал. А уж какие беззакония творили! У! Пальчики оближешь.
   - Тем более нечего теперь из себя святошу корчить...
   - Скверно это было. Но ведь при том - для дела старались. Впереди - цель!
   - Больно много ты в нее верил.
   - Я в слова не верил, Андрюша! Но знал - должно стать лучше! Может, не так, как мне вдалбливают. Но - лучше! Взял бандита или ворюгу - есть! Минус один! Простой счет. А то, что он потом, может, воспроизведется, - так я его опять посажу. А теперь и вовсе что-нибудь понимать перестал: за что бьют? Чего должен? Чего не должен? Вспомни хоть Лавейкинское дело: едва дотянулись до крупняка, а это и не ворье, оказывается, вовсе, а творцы новой экономики. А ведь как тянули, так и тянут чужое. Только раньше втихаря, а сейчас - прилюдно, в нахалку.