Страница:
– Ему двенадцать лет, леди Рэйчел. Почему он не в Итоне
[18]? Или ещё где-нибудь, где положено учиться мальчикам его круга?
– Всё-таки некоторых вещей вы определённо не знаете, - Рэйчел поджала губы. - В Итон сэр Эндрю должен отправиться осенью. А сейчас он готовится к этому. Хотя… Я не уверена, что смогу отдать Тэдди в Итон, - Рэйчел отвернулась. - Он… Собственно говоря, это не ваше дело. Я оплачиваю педагогов, и… Он очень привязан ко мне, а я - к нему, не смотря на…
Она окончательно смешалась и замолчала, кусая губы и теребя ленту на поясе. Гурьев испугался, что довёл её до слёз, заговорил поспешно:
– Этого мало, леди Рэйчел. Мальчику нужен старший товарищ, друг. Ему ведь наверняка одиноко.
– Зачем это вам? - она в упор посмотрела на Гурьева.
– Я хочу вам помочь. Я должен вам помочь. Я могу это сделать, и я это сделаю.
– И в каком качестве я должна вас ему представить? - её улыбка предвещала, что Гурьеву не удастся отделаться какой-нибудь шуткой.
– Я думаю, что мы расскажем ему правду, - он спокойно выдержал взгляд Рэйчел. - Зачем я здесь, как мы познакомились и какие у меня планы. Я уверен, ему это понравится.
А ведь он совершенно прав, подумала Рэйчел. Что бы я ни делала, как бы ни старалась, - я не способна заменить настоящую мужскую руку. Это именно то, чего так не хватает Тэдди. Всё остальное у него есть. И даже больше.
– Вам не кажется, что вы ведёте себя, как…
– Как кто?
– Как человек, который строит планы, для каковых я не подавала ни малейшего повода, - Рэйчел вскинула твёрдый округлый подбородок.
Не делай так, мысленно взмолился Гурьев. Не делай так, иначе я за себя не отвечаю. Я же живой, Рэйчел, неужели ты не видишь?! Господи. Рэйчел.
– Это просто недостаток воспитания, - обезоруживающе улыбнулся он. - У нас в России есть дурная привычка без особых церемоний лезть в душу к знакомым и не очень знакомым людям. Разве вы не слышали об этом?
– Слышала, - кивнула Рэйчел. - Но не думайте, что я собираюсь впустить вас в мою жизнь. Мы партнёры, но мои личные… взаимоотношения вас не касаются и не должны интересовать.
– Поздно, - вздохнул он.
– Что?!
– Это уже произошло.
– Вот как?!
– Да. Увы. Даже если вы сами ещё не до конца осознали это. Поехали, леди Рэйчел.
– Вы сумасшедший.
– Вероятно. Нам пора.
– Что вы себе позволяете?!
– Доверьтесь мне, Рэйчел, - тихо проговорил Гурьев, опуская ставшее уже привычным обращение "леди". - Вы ни на секунду не пожалеете об этом. Никогда, обещаю.
– Что, прямо сейчас? - явно колеблясь, пробормотала Рэйчел. - Но…
– Прямо сейчас, - Гурьев шагнул к ней и осторожно взял её за локоть. - Пока вы не передумали. Идёмте.
– Что?
– Не знаю. Всё равно. Как он выглядит? Он похож на вас?
Рэйчел, вздохнув, раскрыла сумочку, вынула фото и протянула Гурьеву. Он повертел в руках твёрдый кусочек картона:
– Похож на вас. Очень. А вы на кого? На мать?
– Вот и не угадали, - улыбнулась Рэйчел. - Совершенно наоборот. - И нахмурилась: - Послушайте, Джейк. Я совсем не уверена…
– Я уверен. Я прошу вас, - что бы ни происходило, как бы ни казалось вам, что нужно вмешаться, не вмешивайтесь. Это моя работа. Ваше слово, леди Рэйчел.
– Ну… О, Боже. Хорошо. У вас есть опыт воспитания мальчиков?
– Нет. Ни у кого нет опыта, леди Рэйчел. У меня есть интуиция и я очень хорошо помню, чем дышал я сам, когда мне было двенадцать. Доверьтесь мне и ничего не бойтесь.
Это просто немыслимо, вздохнула Рэйчел. Боже мой, что же я делаю?! Он самый настоящий сумасшедший. Господи, ведь он ни на кого не похож. Не человек, а сплошная загадка. Но - он такой настоящий! Нет, это просто немыслимо, испугалась она. Это невозможно. Этот лоб, этот взгляд. И руки. Когда он дотрагивается до меня… Так редко, словно боится сделать мне больно. Боже, что же это со мной?! Я не хочу. Я так устала!
– О чём он думает? - спросил Гурьев, рассматривая через окно проносящиеся мимо автомобили. - Вы знаете?
– Знаю, - Рэйчел глядела прямо перед собой. - Обо мне. О небе. О море. Он мечтает стать морским лётчиком. Это же настоящий ужас, не правда ли? Только через мой труп.
– Зачем же так мрачно, - засмеялся Гурьев. - Отличное занятие. Для настоящих мужчин.
– Вы сами рассуждаете, как мальчишка, - она посмотрела на него с явным неодобрением.
– Это именно то, что нам сейчас требуется, - кивнул Гурьев.
Гурьев расплатился, они отпустили кэб и вошли в дом. Это был довольно большой особняк на Мотли-авеню, немного сумрачный, из типичного для этой части Лондона тёмного узкого кирпича. Многовато места для молодой женщины и маленького мальчика, подумал Гурьев. Ах, ну да, разумеется, - nobless oblige [19], как же иначе.
– Как прошли сегодня занятия у сэра Эндрю, Джарвис? - спросила Рэйчел у камердинера, принимавшего её пальто из рук Гурьева.
– Граф Роуэрик только что закончил урок фехтования, миледи, - камердинер взял пальто, и, неодобрительно покосившись на гостя, который помешал ему в полной мере исполнить свои обязанности по встрече хозяйки, наклонил голову, продемонстрировав тщательно ухоженный пробор в начинающих заметно редеть седых волосах. - Учитель математики был весьма доволен успехами их милости, как и преподаватель географии.
– Литература?
Джарвис вздохнул и опять бросил на Гурьева взгляд, в котором сквозили настороженность и неодобрение тем, что хозяйка так откровенна в присутствии незнакомца.
– Понятно, - улыбка осветила лицо Рэйчел. - Вы можете быть свободны, Джарвис.
Дворецкий церемонно кивнул и скрылся в глубине дома.
– Как, вы сказали, ваша девичья фамилия? - Гурьев изобразил на физиономии такую глубочайшую степень праздного любопытства, на которую только был способен.
Не может быть, пронеслось у него в голове. Это просто невозможно. Так не бывает. Это просто совпадение. Обыкновенное совпадение, какие встречаются буквально на каждом шагу. Межъязыковая омонимия. Подумаешь, бином Ньютона! Стоп. Кажется, я уже это говорил. И даже, кажется, вслух. Да что же это, прах его побери, такое?! Что всё это значит, а?!
Рэйчел секунду смотрела на Гурьева, и на щеках её проступал лихорадочный румянец. А когда она заговорила, голос её был тих и дрожал от еле сдерживаемой ярости:
– Роуэрик, Джейк. Роуэрик. Не сомневайтесь, я прекрасно знаю, что за этим стоит. Глупые и смешные рыцарские сказки, средневековые басни, чушь, фанаберия, исторический анекдот. И если вы ещё раз посмеете хоть раз заикнуться об этом, неважно, где и когда, считайте, мы с вами незнакомы. Как только кто-нибудь начинает протягивать ниточки, пускай даже всего лишь в уме, сразу же всё рушится. Вся моя жизнь, и при этом, как правило, гибнут ни в чём не повинные люди. Я. Больше. Не. Желаю. Никогда. Ничего. Об. Этом. Слышать. Точка.
– Как скажете, леди Рэйчел, - Гурьев пожал плечами и улыбнулся. - Как скажете. Нас ждут, вероятно, не так ли?
Рэйчел ещё не знала, что означает этот вихрь серебряных искр, промелькнувший в глазах Гурьева и тут же пропавший, - кажется, совершенно бесследно. Иначе она забеспокоилась бы куда сильнее.
Потом, подумал Гурьев. Потом. Не сейчас. Но когда я доберусь до самого начала этой истории, тогда… Он ещё не решил, что будет "тогда". Потом. Но что-то обязательно будет. Чувствовать такое он научился неплохо. Гурьев встряхнул кистями рук, разминая и разогревая мышцы:
– Так значит, учитель фехтования доволен успехами вашего брата. Это вселяет надежду.
– Надежду на что?
– На то, что всё получится. Леди Рэйчел.
Он подбодрил Рэйчел кивком и улыбкой. Отлично, подумал он. Сейчас мы подерёмся и сразу подружимся. То, что нужно. Лучше не придумаешь.
Они вошли вдвоём в зал, где находился мальчик. Он был ещё в одежде для занятий фехтованием, а в правой руке держал эспадрон. Разрумянившиеся щёки и прерывистое дыхание красноречиво свидетельствовали - он всё ещё целиком находится во власти только что завершившегося урока, разгорячённый пусть учебной, но схваткой. Мальчик, в противоположность Рэйчел, был высок для своего возраста, почти догнав ростом сестру, и далеко не так узок в кости. И, конечно же, куда более резок в движениях и на удивление хорошо сложен для едва начинающего превращаться в мужчину подростка. У него были светлые волосы, светлее, чем у сестры и белая, без следа солнечного загара, кожа. Зато глаза…
Тэдди с удивлением посмотрел на сестру и на Гурьева. И нахмурился. Хмуришься ты похоже, дружочек, подумал Гурьев, и - этот отблеск света в лице! Он улыбнулся, предвидя, что мальчик его улыбку сходу, вот так, не оценит. Так и случилось.
– Познакомься, Тэдди, - преувеличенно бодро сказала Рэйчел. - Это мистер Гур, Джейкоб Гур. Он приехал в Лондон из… Венесуэлы. Он ищет одну вещь, которая принадлежит его семье, отнятую бандитами и проданную кому-то здесь, в Англии. Я пытаюсь ему немного помочь.
Рэйчел умолкла и беспомощно посмотрела на Гурьева. Ну-ну, Рэйчел, не всё сразу, подумал он. Не тревожься, Рэйчел. Я справлюсь. Он снова улыбнулся:
– Весьма польщён знакомством с вами, милорд, - Гурьев поклонился.
Мальчик шагнул к нему. Перебросив эспадрон из правой руки в левую и обратно, он сделал совсем неплохой угрожающий выпад и крикнул звонко:
– Защищайтесь, мистер Гур!
Рэйчел в ужасе прижала ладони к лицу, а Гурьев, не переставая улыбаться, внезапно - так показалось Рэйчел - как будто размазался в воздухе. В следующее мгновение Тэдди лежал на полу, Гурьев нависал над ним, а эспадрон торчал буквально в сантиметре от головы мальчика, едва ли не на ладонь войдя между досками паркета.
– Что… это?! - прошептал Тэдди.
– Это - искусство рукопашного боя, с оружием и без, против которого нет спасения, - совершенно серьёзно сказал Гурьев, не мигая, глядя в глаза мальчика. - И единственный человек, владеющий им в совершенстве, - это я. Если хочешь, я тебя научу. Не всему и не сразу, но этого будет достаточно, чтобы ты мог в любом случае защитить честь сестры и свою честь, если придётся. Лучше, чем кто бы то ни было. Хочешь?
– Хочу, - нахмурился мальчик. - Ещё бы!
– Отлично, - ослепительно улыбнулся Гурьев и, сев на колени, протянул Тэдди руку. - Мир?
– Мир, - проворчал мальчик, и, ухватившись за его ладонь, поднялся.
Гурьев услышал шумный облегчённый вздох Рэйчел. Ну, вот, подумал он. Получилось. Видишь, Рэйчел, как всё у нас с тобой получается. Он повернулся к ней и проговорил по-русски:
– Увольте учителя фехтования. Он шарлатан. Я заплачу неустойку, чтобы не было пересудов.
– Сумасшедший, - тихо ответила после паузы Рэйчел, тоже по-русски. - Сумасшедший, опасный. Чудовище. Кто его заменит? Вы? Ах, ну, конечно. Мне следовало сразу же догадаться.
Лондон. Апрель 1934 г.
Лондон. Апрель 1934 г.
– Всё-таки некоторых вещей вы определённо не знаете, - Рэйчел поджала губы. - В Итон сэр Эндрю должен отправиться осенью. А сейчас он готовится к этому. Хотя… Я не уверена, что смогу отдать Тэдди в Итон, - Рэйчел отвернулась. - Он… Собственно говоря, это не ваше дело. Я оплачиваю педагогов, и… Он очень привязан ко мне, а я - к нему, не смотря на…
Она окончательно смешалась и замолчала, кусая губы и теребя ленту на поясе. Гурьев испугался, что довёл её до слёз, заговорил поспешно:
– Этого мало, леди Рэйчел. Мальчику нужен старший товарищ, друг. Ему ведь наверняка одиноко.
– Зачем это вам? - она в упор посмотрела на Гурьева.
– Я хочу вам помочь. Я должен вам помочь. Я могу это сделать, и я это сделаю.
– И в каком качестве я должна вас ему представить? - её улыбка предвещала, что Гурьеву не удастся отделаться какой-нибудь шуткой.
– Я думаю, что мы расскажем ему правду, - он спокойно выдержал взгляд Рэйчел. - Зачем я здесь, как мы познакомились и какие у меня планы. Я уверен, ему это понравится.
А ведь он совершенно прав, подумала Рэйчел. Что бы я ни делала, как бы ни старалась, - я не способна заменить настоящую мужскую руку. Это именно то, чего так не хватает Тэдди. Всё остальное у него есть. И даже больше.
– Вам не кажется, что вы ведёте себя, как…
– Как кто?
– Как человек, который строит планы, для каковых я не подавала ни малейшего повода, - Рэйчел вскинула твёрдый округлый подбородок.
Не делай так, мысленно взмолился Гурьев. Не делай так, иначе я за себя не отвечаю. Я же живой, Рэйчел, неужели ты не видишь?! Господи. Рэйчел.
– Это просто недостаток воспитания, - обезоруживающе улыбнулся он. - У нас в России есть дурная привычка без особых церемоний лезть в душу к знакомым и не очень знакомым людям. Разве вы не слышали об этом?
– Слышала, - кивнула Рэйчел. - Но не думайте, что я собираюсь впустить вас в мою жизнь. Мы партнёры, но мои личные… взаимоотношения вас не касаются и не должны интересовать.
– Поздно, - вздохнул он.
– Что?!
– Это уже произошло.
– Вот как?!
– Да. Увы. Даже если вы сами ещё не до конца осознали это. Поехали, леди Рэйчел.
– Вы сумасшедший.
– Вероятно. Нам пора.
– Что вы себе позволяете?!
– Доверьтесь мне, Рэйчел, - тихо проговорил Гурьев, опуская ставшее уже привычным обращение "леди". - Вы ни на секунду не пожалеете об этом. Никогда, обещаю.
– Что, прямо сейчас? - явно колеблясь, пробормотала Рэйчел. - Но…
– Прямо сейчас, - Гурьев шагнул к ней и осторожно взял её за локоть. - Пока вы не передумали. Идёмте.
* * *
– Расскажите мне немного о нём, - попросил Гурьев, когда они сели в кэб.– Что?
– Не знаю. Всё равно. Как он выглядит? Он похож на вас?
Рэйчел, вздохнув, раскрыла сумочку, вынула фото и протянула Гурьеву. Он повертел в руках твёрдый кусочек картона:
– Похож на вас. Очень. А вы на кого? На мать?
– Вот и не угадали, - улыбнулась Рэйчел. - Совершенно наоборот. - И нахмурилась: - Послушайте, Джейк. Я совсем не уверена…
– Я уверен. Я прошу вас, - что бы ни происходило, как бы ни казалось вам, что нужно вмешаться, не вмешивайтесь. Это моя работа. Ваше слово, леди Рэйчел.
– Ну… О, Боже. Хорошо. У вас есть опыт воспитания мальчиков?
– Нет. Ни у кого нет опыта, леди Рэйчел. У меня есть интуиция и я очень хорошо помню, чем дышал я сам, когда мне было двенадцать. Доверьтесь мне и ничего не бойтесь.
Это просто немыслимо, вздохнула Рэйчел. Боже мой, что же я делаю?! Он самый настоящий сумасшедший. Господи, ведь он ни на кого не похож. Не человек, а сплошная загадка. Но - он такой настоящий! Нет, это просто немыслимо, испугалась она. Это невозможно. Этот лоб, этот взгляд. И руки. Когда он дотрагивается до меня… Так редко, словно боится сделать мне больно. Боже, что же это со мной?! Я не хочу. Я так устала!
– О чём он думает? - спросил Гурьев, рассматривая через окно проносящиеся мимо автомобили. - Вы знаете?
– Знаю, - Рэйчел глядела прямо перед собой. - Обо мне. О небе. О море. Он мечтает стать морским лётчиком. Это же настоящий ужас, не правда ли? Только через мой труп.
– Зачем же так мрачно, - засмеялся Гурьев. - Отличное занятие. Для настоящих мужчин.
– Вы сами рассуждаете, как мальчишка, - она посмотрела на него с явным неодобрением.
– Это именно то, что нам сейчас требуется, - кивнул Гурьев.
Гурьев расплатился, они отпустили кэб и вошли в дом. Это был довольно большой особняк на Мотли-авеню, немного сумрачный, из типичного для этой части Лондона тёмного узкого кирпича. Многовато места для молодой женщины и маленького мальчика, подумал Гурьев. Ах, ну да, разумеется, - nobless oblige [19], как же иначе.
– Как прошли сегодня занятия у сэра Эндрю, Джарвис? - спросила Рэйчел у камердинера, принимавшего её пальто из рук Гурьева.
– Граф Роуэрик только что закончил урок фехтования, миледи, - камердинер взял пальто, и, неодобрительно покосившись на гостя, который помешал ему в полной мере исполнить свои обязанности по встрече хозяйки, наклонил голову, продемонстрировав тщательно ухоженный пробор в начинающих заметно редеть седых волосах. - Учитель математики был весьма доволен успехами их милости, как и преподаватель географии.
– Литература?
Джарвис вздохнул и опять бросил на Гурьева взгляд, в котором сквозили настороженность и неодобрение тем, что хозяйка так откровенна в присутствии незнакомца.
– Понятно, - улыбка осветила лицо Рэйчел. - Вы можете быть свободны, Джарвис.
Дворецкий церемонно кивнул и скрылся в глубине дома.
– Как, вы сказали, ваша девичья фамилия? - Гурьев изобразил на физиономии такую глубочайшую степень праздного любопытства, на которую только был способен.
Не может быть, пронеслось у него в голове. Это просто невозможно. Так не бывает. Это просто совпадение. Обыкновенное совпадение, какие встречаются буквально на каждом шагу. Межъязыковая омонимия. Подумаешь, бином Ньютона! Стоп. Кажется, я уже это говорил. И даже, кажется, вслух. Да что же это, прах его побери, такое?! Что всё это значит, а?!
Рэйчел секунду смотрела на Гурьева, и на щеках её проступал лихорадочный румянец. А когда она заговорила, голос её был тих и дрожал от еле сдерживаемой ярости:
– Роуэрик, Джейк. Роуэрик. Не сомневайтесь, я прекрасно знаю, что за этим стоит. Глупые и смешные рыцарские сказки, средневековые басни, чушь, фанаберия, исторический анекдот. И если вы ещё раз посмеете хоть раз заикнуться об этом, неважно, где и когда, считайте, мы с вами незнакомы. Как только кто-нибудь начинает протягивать ниточки, пускай даже всего лишь в уме, сразу же всё рушится. Вся моя жизнь, и при этом, как правило, гибнут ни в чём не повинные люди. Я. Больше. Не. Желаю. Никогда. Ничего. Об. Этом. Слышать. Точка.
– Как скажете, леди Рэйчел, - Гурьев пожал плечами и улыбнулся. - Как скажете. Нас ждут, вероятно, не так ли?
Рэйчел ещё не знала, что означает этот вихрь серебряных искр, промелькнувший в глазах Гурьева и тут же пропавший, - кажется, совершенно бесследно. Иначе она забеспокоилась бы куда сильнее.
Потом, подумал Гурьев. Потом. Не сейчас. Но когда я доберусь до самого начала этой истории, тогда… Он ещё не решил, что будет "тогда". Потом. Но что-то обязательно будет. Чувствовать такое он научился неплохо. Гурьев встряхнул кистями рук, разминая и разогревая мышцы:
– Так значит, учитель фехтования доволен успехами вашего брата. Это вселяет надежду.
– Надежду на что?
– На то, что всё получится. Леди Рэйчел.
Он подбодрил Рэйчел кивком и улыбкой. Отлично, подумал он. Сейчас мы подерёмся и сразу подружимся. То, что нужно. Лучше не придумаешь.
Они вошли вдвоём в зал, где находился мальчик. Он был ещё в одежде для занятий фехтованием, а в правой руке держал эспадрон. Разрумянившиеся щёки и прерывистое дыхание красноречиво свидетельствовали - он всё ещё целиком находится во власти только что завершившегося урока, разгорячённый пусть учебной, но схваткой. Мальчик, в противоположность Рэйчел, был высок для своего возраста, почти догнав ростом сестру, и далеко не так узок в кости. И, конечно же, куда более резок в движениях и на удивление хорошо сложен для едва начинающего превращаться в мужчину подростка. У него были светлые волосы, светлее, чем у сестры и белая, без следа солнечного загара, кожа. Зато глаза…
Тэдди с удивлением посмотрел на сестру и на Гурьева. И нахмурился. Хмуришься ты похоже, дружочек, подумал Гурьев, и - этот отблеск света в лице! Он улыбнулся, предвидя, что мальчик его улыбку сходу, вот так, не оценит. Так и случилось.
– Познакомься, Тэдди, - преувеличенно бодро сказала Рэйчел. - Это мистер Гур, Джейкоб Гур. Он приехал в Лондон из… Венесуэлы. Он ищет одну вещь, которая принадлежит его семье, отнятую бандитами и проданную кому-то здесь, в Англии. Я пытаюсь ему немного помочь.
Рэйчел умолкла и беспомощно посмотрела на Гурьева. Ну-ну, Рэйчел, не всё сразу, подумал он. Не тревожься, Рэйчел. Я справлюсь. Он снова улыбнулся:
– Весьма польщён знакомством с вами, милорд, - Гурьев поклонился.
Мальчик шагнул к нему. Перебросив эспадрон из правой руки в левую и обратно, он сделал совсем неплохой угрожающий выпад и крикнул звонко:
– Защищайтесь, мистер Гур!
Рэйчел в ужасе прижала ладони к лицу, а Гурьев, не переставая улыбаться, внезапно - так показалось Рэйчел - как будто размазался в воздухе. В следующее мгновение Тэдди лежал на полу, Гурьев нависал над ним, а эспадрон торчал буквально в сантиметре от головы мальчика, едва ли не на ладонь войдя между досками паркета.
– Что… это?! - прошептал Тэдди.
– Это - искусство рукопашного боя, с оружием и без, против которого нет спасения, - совершенно серьёзно сказал Гурьев, не мигая, глядя в глаза мальчика. - И единственный человек, владеющий им в совершенстве, - это я. Если хочешь, я тебя научу. Не всему и не сразу, но этого будет достаточно, чтобы ты мог в любом случае защитить честь сестры и свою честь, если придётся. Лучше, чем кто бы то ни было. Хочешь?
– Хочу, - нахмурился мальчик. - Ещё бы!
– Отлично, - ослепительно улыбнулся Гурьев и, сев на колени, протянул Тэдди руку. - Мир?
– Мир, - проворчал мальчик, и, ухватившись за его ладонь, поднялся.
Гурьев услышал шумный облегчённый вздох Рэйчел. Ну, вот, подумал он. Получилось. Видишь, Рэйчел, как всё у нас с тобой получается. Он повернулся к ней и проговорил по-русски:
– Увольте учителя фехтования. Он шарлатан. Я заплачу неустойку, чтобы не было пересудов.
– Сумасшедший, - тихо ответила после паузы Рэйчел, тоже по-русски. - Сумасшедший, опасный. Чудовище. Кто его заменит? Вы? Ах, ну, конечно. Мне следовало сразу же догадаться.
Лондон. Апрель 1934 г.
Гурьев знал и умел просто чёртову уйму вещей, способных навеки покорить сердце мальчишки, - и пользовался этим без тени стеснения. Не прошло и недели, как он стал для мальчика иконой и образцом для подражания. От прежней угрюмости и отчуждённости, возникшей с тех пор, как Тэдди - не без помощи кое-кого из прислуги и добрых знакомых - разобрался в способах Рэйчел зарабатывать на жизнь и его образование и расходы на воспитателей, не осталось и следа. Немыслимо, думала Рэйчел. Этот сумасшедший… Как ему удалось? Не иначе, как потому только, что он настоящий сумасшедший!
Да, он знает просто чёртову уйму вещей, и я сама готова слушать его, раскрыв рот, думала Рэйчел. Как Тэдди. Мой мир был так узок до его появления, - несмотря на всю его яркость и мельтешение, узок. И, наверное, скучен. Во всяком случае, он слушает меня лишь затем, чтобы не обижать меня. Ему всё это не нужно. Как только он войдёт, они все застынут. Ну, конечно же, он варвар. Настоящий варвар. Гунн или скиф. Словно и не слыхал никогда о хороших манерах. А что он у себя в студии устроил, - это же просто немыслимо! Стол, кресло это странное… Какие-то тренировочные снаряды, я даже не слышала, что такое бывает… И спит к тому же на полу! Соломенные коврики, бумажные шторы… Немыслимо. Как он обходится вообще без прислуги, интересно? И дело ведь не в деньгах, он просто не нуждается в этом. Он как зверь. Огромный, жуткий и ласковый зверь, которому всё равно, что думают о его повадках люди. Пусть людям не нравится - ему это не мешает. Ведь он же зверь. И я не должна ничего выдумывать и поддаваться. Зверю - ему всё равно.
Гурьев не мог - или притворялся, что не мог? Если да, то удивительно правдоподобно, - слушать её сидя. Рэйчел пришлось согласиться на уроки в виде прогулок. В конце концов, зверей, даже вполне ручных и домашних, необходимо выгуливать, подумала она, улыбаясь украдкой.
Остановившись возле какой-то витрины на Пикадилли, она тронула Гурьева за локоть:
– Посмотрите, какая прелесть, Джейк! Вам нравится эта шляпка?
Даже это меня умиляет в ней, подумал с удивлением Гурьев. Я даже это готов ей простить. Другую я убил бы за это. Крысиный король, да и только. Да, я и в самом деле тяжело болен. И я не хочу выздоравливать. Прости меня, Рэйчел.
– Что? - он улыбнулся. - А вам?
– Мне - очень, - мечтательно вздохнула Рэйчел. - Вот, посмотрите, это совсем свежая форма, а вот эта ленточка вот здесь…
Бросив на Гурьева взгляд, она осеклась. И сказала сердито:
– Вы что же, вообразили, что я выпрашиваю у вас шляпку?! Нет, вы всё-таки действительно сумасшедший. Это немыслимо. Вы просто должны научиться говорить комплименты, Джейк. Это важно!
Хочешь, я куплю тебе все шляпки на свете, с тоской подумал Гурьев. Все, даже те, которые ещё не нарисованы. Или убью всех, кто когда-нибудь посмел неодобрительно отозваться о твоих шляпках, Рэйчел. Если бы это могло сделать тебя счастливой, Рэйчел. Я ненавижу шляпки. Они мне мешают видеть тебя, Рэйчел.
– Хвалить шляпки и ленточки?
– И это тоже, Джейк. Вы же не можете постоянно повторять, как попугай, "какие у вас чудесные глаза". Кроме того, это невежливо, с первой минуты знакомства. Это часть этикета, Джейк!
– Я знаю. И, поскольку мы с вами знакомы несколько дольше… Мне нравятся ваши волосы, Рэйчел. Безо всяких шляпок. Я нахожу, что без этих глупых и никчемных шляпок вы выглядите куда лучше, леди Рэйчел, потому что шляпки мешают мне получать удовольствие от вида и запаха ваших волос.
– Может, вам ещё и моё платье не нравится, поскольку мешает вам видеть то, что вы хотите?! - вскипела Рэйчел.
– Ага, - утвердительно кивнул Гурьев и просиял. - Как вы догадались?!
– Сейчас же перестаньте дразниться, вы, несносный дикарь, - нахмурилась Рэйчел, заливаясь краской с головы до ног и невероятным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не броситься Гурьеву на шею немедленно. Да что это такое творится со мной, в ужасе подумала она. - Нет, это на самом деле немыслимо. Таких трудных учеников у меня ещё не было!
Ох, да что же это творится такое со мной, в ужасе подумал Гурьев. Я просто сволочь. Для чего я всё это ей говорю?! Я просто болен, Рэйчел. Это горячечный бред. Только видеть, как сияет твоё лицо… Прости меня, Рэйчел.
– Этого тоже нельзя говорить? - Гурьев вздохнул.
– Разумеется, нельзя. Приберегите подобные образцы красноречия для вашей будущей невесты, Джейк. Её, в отличие от меня, это точно порадует.
– А я алеут, - он сделал вид, что ему опять ужасно весело.
– Кто?! - опешила Рэйчел.
– Это такой народ, живущий в тундре, на берегах северного ледяного океана. Одна из форм их фольклорного творчества - бесконечная, монотонная песня, речитатив, своеобразный гимн природе, который они поют, раскачиваясь в санях, запряжённых ездовыми собаками. О том, что видят вокруг себя. Вот и я, как они, - пою о том, что вижу.
– Иногда я не в состоянии понять, шутите вы или говорите серьёзно, Джейк, - Гурьеву показалось, что он увидел умоляющее выражение у неё во взгляде.
– То, что я сейчас скажу, очень серьёзно, Рэйчел, - он осторожно взял её за руку, и, поняв, что она не собирается ни отдёргивать её, ни освобождаться каким-нибудь другим способом, обрадовался так, что сам на себя разозлился. - Если вам чего-то захочется, Рэйчел, вы можете смело сказать мне об этом вслух. Что бы это ни было. Я не стану ни смеяться, ни удивляться. И пугаться я тоже не стану - не умею. Что бы ни было, Рэйчел. Чего бы вам не захотелось. Любая глупость, любой пустяк. Или не пустяк, всё равно. Просто скажите мне, хорошо?
– Хорошо. И закончим на этом.
– Как скажете. Леди Рэйчел.
Конечно, она всё понимает, подумал он. И я тоже. Да что же это с нами такое?!
Дикарь, дикарь, думала Рэйчел, разглядывая его украдкой всё время. И Тэдди от него просто невозможно оторвать!
Она была наблюдательна и чувствительна - от природы. И жизненные обстоятельства, в которые Рэйчел попала, развили и усилили эту чувствительность и наблюдательность. Она видела, что Гурьев ни на кого не похож. Вообще ни на кого. Эта непохожесть была его обычным, естественным состоянием. Но, когда это было нужно, он вдруг становился похожим на того, на кого хотел быть в данный момент похожим - на внимательного и прилежного ученика, например. Или на учителя фехтования. Или на венесуэльского алмазодобытчика. Прошло довольно много времени, прежде чем Рэйчел поняла, что так особенно и безоговорочно завораживает её в Гурьеве. Это была его манера двигаться - или не двигаться. В моменты неподвижности он был абсолютно неподвижен, как статуя. И его "служебные" движения, жесты были удивительно, потрясающе экономными. Зато когда он двигался - вставал, например, или уходил - этот переход от покоя к движению был абсолютно неуловим для её зрения. Мгновенная и полная смена состояния, никакого промежуточного цикла. Невозможно было увидеть, как поворачивается его голова, - только то, что она уже повернулась. Это было… немыслимо. Почти страшно. И так восхитительно, что у Рэйчел щемило под ложечкой от восторга. Им можно было любоваться, как морем или огнём, часами.
Однажды он забрал Тэдди на целый день, так и не поддавшись на расспросы о том, куда они, собственно говоря, направляются, зачем и как надолго. И, когда они ввалились в дом, уже затемно, оба возбуждённые, искрящиеся чувством общего приключения и тайны, гордые собой и друг другом, Рэйчел едва не расплакалась, глядя на них. И поняла, что страшно скучала и переживала целый день. И отнюдь не только за брата. Это было так неожиданно, что пресловутое самообладание покинуло Рэйчел, и она рассердилась:
– Где это вы были столько времени!? Тэдди! Джейк! Что это такое?!
– Мы летали, Рэйчел, - едва сдерживаясь, чтобы не заскакать на одной ноге, сказал мальчик и посмотрел на Гурьева.
– Мы летали, леди Рэйчел, - эхом откликнулся Гурьев и улыбнулся.
Так улыбнулся, что Рэйчел просто взбесилась:
– Что?!?
– Мы летали, Рэйчел! На аэроплане!!! На самом настоящем аэроплане, мы вдвоём и лётчик! Как будто мы тоже настоящие лётчики! А потом Джейк… Мистер Гур сказал, чтобы мне дали штурвал, Рэйчел! И я…
– Что?! - Рэйчел, почувствовав ватную слабость в ногах, опустилась на кушетку. - Джейк. Вы ненормальный. Вы что себе позволяете?! Вы отдаёте себе отчёт?!
– Пойди к себе, Тэдди, - вздохнул Гурьев. - Нам с леди Рэйчел нужно обсудить кое-какие наши дела тет-а-тет.
Мальчик, посмотрев по очереди на сестру и на Гурьева, удалился. Гурьев, коротко взглянув на Рэйчел, чуть заметно качнул головой и прищурился. Рэйчел, встав перед ним и подбоченившись, как зелёнщица, прорычала:
– Итак?!
– Я понимаю вашу тревогу, леди Рэйчел, - Гурьев перевёл неё взгляд. И сказал по-русски: - Если ты ещё хоть раз позволишь себе орать на меня при мальчике, - Бог свидетель, я тебя отлуплю. Леди Рэйчел.
Рэйчел отступила на шаг и открыла рот. И закрыла его опять. И так она открывала и закрывала рот, абсолютно молча, наверное, секунд тридцать. И, наконец, выдавила из себя, - по-английски:
– Я ещё пока здесь хозяйка.
– Пожалуйста, - подтвердил кивком головы, тоже по-английски, Гурьев. - А я - мужчина. И будет так, как я говорю.
Рэйчел хотела сказать ещё что-то, но не успела, - трель электрического звонка прервала её.
– Кто там, Джарвис?!
Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
– Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами - совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
– Что… Что это значит? - пробормотала она.
– Это значит - я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, - тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
– Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
– Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
– Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, - улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
– И на него не сердись, - тихо сказал мальчик. - Рэйчел, прошу тебя.
– Не буду.
– Правда?! - глаза у Тэдди засветились.
– Правда. Где он?
– Кто? Джейк? Он в гостиной.
– Он… не ушёл?
– Он не уйдёт, Рэйчел, - Тэдди перестал улыбаться. - Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Да, он знает просто чёртову уйму вещей, и я сама готова слушать его, раскрыв рот, думала Рэйчел. Как Тэдди. Мой мир был так узок до его появления, - несмотря на всю его яркость и мельтешение, узок. И, наверное, скучен. Во всяком случае, он слушает меня лишь затем, чтобы не обижать меня. Ему всё это не нужно. Как только он войдёт, они все застынут. Ну, конечно же, он варвар. Настоящий варвар. Гунн или скиф. Словно и не слыхал никогда о хороших манерах. А что он у себя в студии устроил, - это же просто немыслимо! Стол, кресло это странное… Какие-то тренировочные снаряды, я даже не слышала, что такое бывает… И спит к тому же на полу! Соломенные коврики, бумажные шторы… Немыслимо. Как он обходится вообще без прислуги, интересно? И дело ведь не в деньгах, он просто не нуждается в этом. Он как зверь. Огромный, жуткий и ласковый зверь, которому всё равно, что думают о его повадках люди. Пусть людям не нравится - ему это не мешает. Ведь он же зверь. И я не должна ничего выдумывать и поддаваться. Зверю - ему всё равно.
Гурьев не мог - или притворялся, что не мог? Если да, то удивительно правдоподобно, - слушать её сидя. Рэйчел пришлось согласиться на уроки в виде прогулок. В конце концов, зверей, даже вполне ручных и домашних, необходимо выгуливать, подумала она, улыбаясь украдкой.
Остановившись возле какой-то витрины на Пикадилли, она тронула Гурьева за локоть:
– Посмотрите, какая прелесть, Джейк! Вам нравится эта шляпка?
Даже это меня умиляет в ней, подумал с удивлением Гурьев. Я даже это готов ей простить. Другую я убил бы за это. Крысиный король, да и только. Да, я и в самом деле тяжело болен. И я не хочу выздоравливать. Прости меня, Рэйчел.
– Что? - он улыбнулся. - А вам?
– Мне - очень, - мечтательно вздохнула Рэйчел. - Вот, посмотрите, это совсем свежая форма, а вот эта ленточка вот здесь…
Бросив на Гурьева взгляд, она осеклась. И сказала сердито:
– Вы что же, вообразили, что я выпрашиваю у вас шляпку?! Нет, вы всё-таки действительно сумасшедший. Это немыслимо. Вы просто должны научиться говорить комплименты, Джейк. Это важно!
Хочешь, я куплю тебе все шляпки на свете, с тоской подумал Гурьев. Все, даже те, которые ещё не нарисованы. Или убью всех, кто когда-нибудь посмел неодобрительно отозваться о твоих шляпках, Рэйчел. Если бы это могло сделать тебя счастливой, Рэйчел. Я ненавижу шляпки. Они мне мешают видеть тебя, Рэйчел.
– Хвалить шляпки и ленточки?
– И это тоже, Джейк. Вы же не можете постоянно повторять, как попугай, "какие у вас чудесные глаза". Кроме того, это невежливо, с первой минуты знакомства. Это часть этикета, Джейк!
– Я знаю. И, поскольку мы с вами знакомы несколько дольше… Мне нравятся ваши волосы, Рэйчел. Безо всяких шляпок. Я нахожу, что без этих глупых и никчемных шляпок вы выглядите куда лучше, леди Рэйчел, потому что шляпки мешают мне получать удовольствие от вида и запаха ваших волос.
– Может, вам ещё и моё платье не нравится, поскольку мешает вам видеть то, что вы хотите?! - вскипела Рэйчел.
– Ага, - утвердительно кивнул Гурьев и просиял. - Как вы догадались?!
– Сейчас же перестаньте дразниться, вы, несносный дикарь, - нахмурилась Рэйчел, заливаясь краской с головы до ног и невероятным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не броситься Гурьеву на шею немедленно. Да что это такое творится со мной, в ужасе подумала она. - Нет, это на самом деле немыслимо. Таких трудных учеников у меня ещё не было!
Ох, да что же это творится такое со мной, в ужасе подумал Гурьев. Я просто сволочь. Для чего я всё это ей говорю?! Я просто болен, Рэйчел. Это горячечный бред. Только видеть, как сияет твоё лицо… Прости меня, Рэйчел.
– Этого тоже нельзя говорить? - Гурьев вздохнул.
– Разумеется, нельзя. Приберегите подобные образцы красноречия для вашей будущей невесты, Джейк. Её, в отличие от меня, это точно порадует.
– А я алеут, - он сделал вид, что ему опять ужасно весело.
– Кто?! - опешила Рэйчел.
– Это такой народ, живущий в тундре, на берегах северного ледяного океана. Одна из форм их фольклорного творчества - бесконечная, монотонная песня, речитатив, своеобразный гимн природе, который они поют, раскачиваясь в санях, запряжённых ездовыми собаками. О том, что видят вокруг себя. Вот и я, как они, - пою о том, что вижу.
– Иногда я не в состоянии понять, шутите вы или говорите серьёзно, Джейк, - Гурьеву показалось, что он увидел умоляющее выражение у неё во взгляде.
– То, что я сейчас скажу, очень серьёзно, Рэйчел, - он осторожно взял её за руку, и, поняв, что она не собирается ни отдёргивать её, ни освобождаться каким-нибудь другим способом, обрадовался так, что сам на себя разозлился. - Если вам чего-то захочется, Рэйчел, вы можете смело сказать мне об этом вслух. Что бы это ни было. Я не стану ни смеяться, ни удивляться. И пугаться я тоже не стану - не умею. Что бы ни было, Рэйчел. Чего бы вам не захотелось. Любая глупость, любой пустяк. Или не пустяк, всё равно. Просто скажите мне, хорошо?
– Хорошо. И закончим на этом.
– Как скажете. Леди Рэйчел.
Конечно, она всё понимает, подумал он. И я тоже. Да что же это с нами такое?!
* * *
Рэйчел с некоторой даже ревностью и удивлением следила за тем, как быстро осваивается Гурьев в Лондоне, как его речь обретает типичные интонации, свойственные его жителям - и ей самой, как он начинает ориентироваться и разбираться в нюансах. Это было так не похоже на русских, которых доводилось ей встречать.Дикарь, дикарь, думала Рэйчел, разглядывая его украдкой всё время. И Тэдди от него просто невозможно оторвать!
Она была наблюдательна и чувствительна - от природы. И жизненные обстоятельства, в которые Рэйчел попала, развили и усилили эту чувствительность и наблюдательность. Она видела, что Гурьев ни на кого не похож. Вообще ни на кого. Эта непохожесть была его обычным, естественным состоянием. Но, когда это было нужно, он вдруг становился похожим на того, на кого хотел быть в данный момент похожим - на внимательного и прилежного ученика, например. Или на учителя фехтования. Или на венесуэльского алмазодобытчика. Прошло довольно много времени, прежде чем Рэйчел поняла, что так особенно и безоговорочно завораживает её в Гурьеве. Это была его манера двигаться - или не двигаться. В моменты неподвижности он был абсолютно неподвижен, как статуя. И его "служебные" движения, жесты были удивительно, потрясающе экономными. Зато когда он двигался - вставал, например, или уходил - этот переход от покоя к движению был абсолютно неуловим для её зрения. Мгновенная и полная смена состояния, никакого промежуточного цикла. Невозможно было увидеть, как поворачивается его голова, - только то, что она уже повернулась. Это было… немыслимо. Почти страшно. И так восхитительно, что у Рэйчел щемило под ложечкой от восторга. Им можно было любоваться, как морем или огнём, часами.
Однажды он забрал Тэдди на целый день, так и не поддавшись на расспросы о том, куда они, собственно говоря, направляются, зачем и как надолго. И, когда они ввалились в дом, уже затемно, оба возбуждённые, искрящиеся чувством общего приключения и тайны, гордые собой и друг другом, Рэйчел едва не расплакалась, глядя на них. И поняла, что страшно скучала и переживала целый день. И отнюдь не только за брата. Это было так неожиданно, что пресловутое самообладание покинуло Рэйчел, и она рассердилась:
– Где это вы были столько времени!? Тэдди! Джейк! Что это такое?!
– Мы летали, Рэйчел, - едва сдерживаясь, чтобы не заскакать на одной ноге, сказал мальчик и посмотрел на Гурьева.
– Мы летали, леди Рэйчел, - эхом откликнулся Гурьев и улыбнулся.
Так улыбнулся, что Рэйчел просто взбесилась:
– Что?!?
– Мы летали, Рэйчел! На аэроплане!!! На самом настоящем аэроплане, мы вдвоём и лётчик! Как будто мы тоже настоящие лётчики! А потом Джейк… Мистер Гур сказал, чтобы мне дали штурвал, Рэйчел! И я…
– Что?! - Рэйчел, почувствовав ватную слабость в ногах, опустилась на кушетку. - Джейк. Вы ненормальный. Вы что себе позволяете?! Вы отдаёте себе отчёт?!
– Пойди к себе, Тэдди, - вздохнул Гурьев. - Нам с леди Рэйчел нужно обсудить кое-какие наши дела тет-а-тет.
Мальчик, посмотрев по очереди на сестру и на Гурьева, удалился. Гурьев, коротко взглянув на Рэйчел, чуть заметно качнул головой и прищурился. Рэйчел, встав перед ним и подбоченившись, как зелёнщица, прорычала:
– Итак?!
– Я понимаю вашу тревогу, леди Рэйчел, - Гурьев перевёл неё взгляд. И сказал по-русски: - Если ты ещё хоть раз позволишь себе орать на меня при мальчике, - Бог свидетель, я тебя отлуплю. Леди Рэйчел.
Рэйчел отступила на шаг и открыла рот. И закрыла его опять. И так она открывала и закрывала рот, абсолютно молча, наверное, секунд тридцать. И, наконец, выдавила из себя, - по-английски:
– Я ещё пока здесь хозяйка.
– Пожалуйста, - подтвердил кивком головы, тоже по-английски, Гурьев. - А я - мужчина. И будет так, как я говорю.
Рэйчел хотела сказать ещё что-то, но не успела, - трель электрического звонка прервала её.
– Кто там, Джарвис?!
Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
– Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами - совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
– Что… Что это значит? - пробормотала она.
– Это значит - я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, - тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
– Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
– Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
– Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, - улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
– И на него не сердись, - тихо сказал мальчик. - Рэйчел, прошу тебя.
– Не буду.
– Правда?! - глаза у Тэдди засветились.
– Правда. Где он?
– Кто? Джейк? Он в гостиной.
– Он… не ушёл?
– Он не уйдёт, Рэйчел, - Тэдди перестал улыбаться. - Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Лондон. Апрель 1934 г.
Следующим вечером он разыскал Оскара. Отыскать честного и порядочного человека в большом городе куда легче, чем многим кажется. Как и узнать о нём всё, что требуется. Гурьев явился в контору к Бруксу за десять минут до окончания рабочего дня.
– Здравствуйте, мистер Брукс, - дружески улыбаясь, Гурьев протянул руку, назвался и уселся в кресло напротив Оскара. - Я понимаю - время для делового визита несколько странное, но скоро всё прояснится. Где вы обычно обедаете после работы? Надеюсь, не дома?
Это было не просто нарушение всех мыслимых и немыслимых правил этикета. Это было чудовищное, невероятное, ошеломляющее нападение из-за угла. Он сейчас заорёт "Полиция!", мысленно усмехаясь, подумал Гурьев. Нет, не заорёт, конечно. Или я не умею читать.
– Я… Простите, мистер Гур. Вероятно, вы ошиблись адресом или именем. Не соблаговолите ли вы уточнить…
Брукс был настолько выбит из колеи, что попытка к сопротивлению, оказанная им, выглядела весьма жалко. Это радует, подумал Гурьев. Пикируем.
– Ну же, Оскар. Леди Рэйчел отзывалась о вас как о человеке, которому можно довериться. А у меня к вам дело.
– Леди… Леди Рэйчел? - хрипло переспросил Брукс и, растерянно привстав, переложил пресс-папье с одного края массивного письменного прибора на другой. - Вы… знакомы?
– Мы знакомы, Оскар. Называйте меня просто Джейк, безо всяких церемоний.
– Вы странно ведёте себя для человека её круга, - губы Брукса, и без того не слишком полнокровные, превратились в тонкую нитку, только изгибом могущую отдалённо сойти за улыбку. - Прошу прощения, но…
– Я просто ни на кого не похож, - улыбнулся в ответ Гурьев. - В этом всё дело.
Брукс был именно таким, каким он его себе представлял. Вот только на звук её имени он отреагировал совершенно не по-английски. Что ж, подумал Гурьев. Это именно то, что мне нужно сейчас. Надеюсь, я не искалечу его. Господи. Рэйчел.
– Давайте закатимся куда-нибудь, где вы ещё ни разу не бывали, выпьем, перекусим и обсудим наши дела. Не возражаете?
– Я…
– Конечно, не возражаете, - обворожительно улыбнулся Гурьев, поднимаясь. - Я бы на вашем месте точно не возражал.
Они зашли в маленький итальянский ресторанчик на углу улиц Тонбридж и Кромер. Это место Гурьев присмотрел около недели назад, во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вот Рэйчел пришла бы в ужас, узнав, что я шатаюсь в таких местах по ночам, как вурдалак, усмехнулся он про себя.
– Что будете пить, Оскар?
– Скотч, - неуверенно предположил Брукс, озираясь. Чувствовалось, что за стенами своей конторы, вдали от бухгалтерских проводок и биржевых колонок, ему неуютно.
– Нет-нет, - запротестовал Гурьев, - скотч перед итальянской кухней - это извращение, за которое нужно ссылать в Новую Каледонию [20]на вечные времена. Два мартини, Паскуале, - сказал Гурьев по-итальянски подошедшему официанту. - С зелёной оливкой и долькой лимона, и не забудь вынуть косточку, хорошо? Потом… - Он сделал вид, что сосредоточенно размышляет над заказом. - Для моего друга - турнедо [21]с марсальским соусом, шафраном и розмарином, средне прожаренное, с овощным гарниром, и шеф-салат с горгонцолой [22]и гриссини [23]для меня. И бутылку бардолино. Спасибо, приятель.
– Здравствуйте, мистер Брукс, - дружески улыбаясь, Гурьев протянул руку, назвался и уселся в кресло напротив Оскара. - Я понимаю - время для делового визита несколько странное, но скоро всё прояснится. Где вы обычно обедаете после работы? Надеюсь, не дома?
Это было не просто нарушение всех мыслимых и немыслимых правил этикета. Это было чудовищное, невероятное, ошеломляющее нападение из-за угла. Он сейчас заорёт "Полиция!", мысленно усмехаясь, подумал Гурьев. Нет, не заорёт, конечно. Или я не умею читать.
– Я… Простите, мистер Гур. Вероятно, вы ошиблись адресом или именем. Не соблаговолите ли вы уточнить…
Брукс был настолько выбит из колеи, что попытка к сопротивлению, оказанная им, выглядела весьма жалко. Это радует, подумал Гурьев. Пикируем.
– Ну же, Оскар. Леди Рэйчел отзывалась о вас как о человеке, которому можно довериться. А у меня к вам дело.
– Леди… Леди Рэйчел? - хрипло переспросил Брукс и, растерянно привстав, переложил пресс-папье с одного края массивного письменного прибора на другой. - Вы… знакомы?
– Мы знакомы, Оскар. Называйте меня просто Джейк, безо всяких церемоний.
– Вы странно ведёте себя для человека её круга, - губы Брукса, и без того не слишком полнокровные, превратились в тонкую нитку, только изгибом могущую отдалённо сойти за улыбку. - Прошу прощения, но…
– Я просто ни на кого не похож, - улыбнулся в ответ Гурьев. - В этом всё дело.
Брукс был именно таким, каким он его себе представлял. Вот только на звук её имени он отреагировал совершенно не по-английски. Что ж, подумал Гурьев. Это именно то, что мне нужно сейчас. Надеюсь, я не искалечу его. Господи. Рэйчел.
– Давайте закатимся куда-нибудь, где вы ещё ни разу не бывали, выпьем, перекусим и обсудим наши дела. Не возражаете?
– Я…
– Конечно, не возражаете, - обворожительно улыбнулся Гурьев, поднимаясь. - Я бы на вашем месте точно не возражал.
Они зашли в маленький итальянский ресторанчик на углу улиц Тонбридж и Кромер. Это место Гурьев присмотрел около недели назад, во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вот Рэйчел пришла бы в ужас, узнав, что я шатаюсь в таких местах по ночам, как вурдалак, усмехнулся он про себя.
– Что будете пить, Оскар?
– Скотч, - неуверенно предположил Брукс, озираясь. Чувствовалось, что за стенами своей конторы, вдали от бухгалтерских проводок и биржевых колонок, ему неуютно.
– Нет-нет, - запротестовал Гурьев, - скотч перед итальянской кухней - это извращение, за которое нужно ссылать в Новую Каледонию [20]на вечные времена. Два мартини, Паскуале, - сказал Гурьев по-итальянски подошедшему официанту. - С зелёной оливкой и долькой лимона, и не забудь вынуть косточку, хорошо? Потом… - Он сделал вид, что сосредоточенно размышляет над заказом. - Для моего друга - турнедо [21]с марсальским соусом, шафраном и розмарином, средне прожаренное, с овощным гарниром, и шеф-салат с горгонцолой [22]и гриссини [23]для меня. И бутылку бардолино. Спасибо, приятель.