Страница:
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Центральный парк, излюбленное место прогулок миссис Рассел, начинался буквально в сотне ярдов от дома на Пятой авеню, где обитало семейство миллионера - в огромной, в трёх уровнях, двенадцатикомнатной квартире. Несмотря на погоду, миссис Рассел с чисто английской педантичностью совершала там вместе с мальчиками ежедневный моцион. Гурьев многое уже знал о ней - двадцать семь лет, блестящее домашнее воспитание, "Мэйфлауэр"
[68]и всё такое. Друг Советов отхватил себе настоящее сокровище, усмехнулся он про себя.
В этот день солнце светило совершенно по-весеннему, и в парке было немало народу. Гурьев держался на приличном отдалении и ждал какого-нибудь интересного повода.
Таковой довольно скоро представился. Огромный мраморный дог, судя по неуклюжим движениям, совсем ещё щенок, невзирая на внушительные габариты, изъявил горячее желание поиграть с младшим Расселом. Малыш, не разделяющий благодушного настроения громадного пса, испугался и расплакался. Миссис Рассел застыла в растерянности - буквально на какую-то секунду. Гурьеву этого хватило, чтобы воспользоваться ситуацией.
Отброшенный от мальчугана оплеухой, пёс, взвыв от обиды, пролетел по воздуху несколько футов и громко шлёпнулся наземь. Разумеется, подобного обращения он не заслужил, и Гурьев мог решить проблему и вовсе без рукоприкладства, однако по сценарию псу отводилась роль не игривого домашнего любимца, а ужасной собаки Баскервилей, - и потому, как любят здесь говаривать в подобных случаях, ничего личного, вздохнул Гурьев. Разделавшись с собакой, он подхватил ребёнка на руки и вручил довольно чувствительно напуганной миссис Рассел:
– Он в полном порядке, мэм.
– А вы?!
– Ох, пустое, - махнул рукой Гурьев, изобразил беспечную улыбочку и сделал вид, что собирается испариться.
В это время на сцене объявился хозяин пса:
– Бандит! Подонок! Покалечил животное! Полиция! - завопил толстяк, трясущимися руками надевая жалобно поскуливающей собаке ошейник и торопливо пристёгивая поводок.
– Полегче, приятель, - примирительно разводя руками, улыбнулся Гурьев.
– Ваш пёс чуть не сожрал моего малыша! - возмутилась миссис Рассел. - Как вам не стыдно!
– Нечего зевать по сторонам, здесь не песочница! - заорал собаковод.
На шум стали оборачиваться посетители парка. На аллее появился и полицейский. Разумеется, коп немедленно принял сторону миссис Рассел, что могло означать для толстяка исключительно неприятности. Тот сдулся и счёл за благо ретироваться подальше, а полицейский, вознаграждённый за усердие и беспристрастность горячими словами искренней благодарности за поддержку, вернулся к месту несения службы. Гурьев не сомневался, что материальное поощрение тоже не замедлит воспоследовать.
Гурьев с удовольствием рассматривал молодую женщину, стоявшую перед ним, всё ещё разгорячённую неожиданным приключением. Миссис Рассел была просто диво как хороша: сияющие оливково-зелёные глаза, густые и длинные волосы цвета старой меди, вознесённые и уложенные в замысловатую причёску, увенчанную наверняка модной шляпкой, высокая, в пальто из плотного твида, подчёркивающее несомненные достоинства стройной фигуры. Если бы не здесь и не сейчас, подумал Гурьев, да ещё и не будь она замужем… Интересно, знает она что-нибудь? Он галантно приподнял шляпу и кивнул:
– Всё хорошо, Эйприл.
– Мы знакомы?!
– Теперь - знакомы. Я Джейк.
– У вас странные представления об этикете.
– Ах, оставьте, - улыбнулся Гурьев. - Вы пытаетесь возвести стену без кирпича и цемента. Ничего не выйдет. И потом, мне жутко нравится ваше имя. Есть в нём что-то непередаваемо светлое. А странные, на взгляд обывателей, представления у меня имеются отнюдь не только об этикете.
Миссис Рассел нахмурилась, но было заметно, что сохранять суровую и неприступную мину стоит ей немалого труда.
– Это что же… вы всё это подстроили?!
– Ну, что вы. Я просто поймал свой шанс. Иногда случайная мизансцена бывает куда интереснее срежиссированной. Собачку вот, в самом деле, жалко.
– Вы опасный тип.
– Невероятно опасный, - с готовностью подтвердил Гурьев. - Но, тем не менее, вы поддерживаете беседу, а не бежите от меня сломя голову. Вам ведь интересно, не правда ли?
– Интересно. Никак не могу определить, кто вы. Но если вы пытаетесь таким экстравагантным способом приударить за мной, вынуждена вас разочаровать. Вам наверняка известно, что я замужем и…
Гурьев подождал, пока пауза повиснет, как следует, и только после этого улыбнулся:
– Конечно, я знаю, что вы замужем. Вы, вероятно, хотели сказать, что любите своего мужа, но решили, что это прозвучит выспренно. Напрасно, - Гурьев покачал головой. - Насчёт любви. Иногда ни к чему не обязывающая интрига лишь позволяет убедиться, что это на самом деле так. Или не так. Вообще, в более широком смысле: иногда нужно оказаться на грани потери чего-либо, чтобы понять, как это на самом деле тебе дорого и необходимо.
– Я тоже читала "Любовника леди Чаттерли", мистер… Джейк.
– В таком случае, вам не стоит меня опасаться. Наоборот. Мне просто любопытно, как можно любить человека, который ничем, кроме денег, не интересуется.
– Мой муж интересуется отнюдь не только деньгами. Он человек чрезвычайно талантливый и разносторонний. А вы? Вы разве не интересуетесь деньгами?
– Нет. Они всегда мне доставались довольно легко.
– Вы… гангстер?!
– О, нет, - рассмеялся Гурьев. - А что, разве гангстерам деньги достаются легко? По-моему, это заблуждение. Я не гангстер. Своё личное пространство я расширяю несколько иным способом.
– Личное пространство? О чём это вы?!
– У меня есть одна теория. Скорее даже не теория, просто мысль. Я её проверяю время от времени. Когда-нибудь, возможно, это оформится в стройную и непротиворечивую гипотезу. А пока - не торопитесь покидать состояние покоя и равновесия, Эйприл. Любое физическое тело стремится к равновесию. Глупо этому мешать. Не стоит умножать суету, её и так вокруг предостаточно.
– Я вас не понимаю.
– Я говорю о возможных обстоятельствах. Знаете, Эйприл, обстоятельства - это иногда как расселина в скалах: сдвинуть глыбы ни в какую сторону никакими силами невозможно, но зато - возможно проскользнуть между ними. Так и обстоятельства нашей жизни. Лучшее, что можно сделать, не умножая хаоса, - это беспечно скользить между обстоятельств. Мимо, в некотором роде. И тогда, в тот момент, когда безжизненные каменные жернова обстоятельств захлопнутся, между ними не будет вас.
– Кто вы?! - сердито и растерянно спросила миссис Рассел. Мальчики, держась за её руки, тоже смотрели на Гурьева во все глаза: высоченный, ловкий, как огромная кошка, незнакомец, в мгновение ока расправившийся со страшной собачищей, словно с мухой, был, без сомнения, Суперменом. Тем самым. Только почему-то без облегающего костюма с буквой "S" на груди и без яркого плаща, развевающегося за спиной. А так - просто вылитый.
– Я люблю играть с обстоятельствами, Эйприл. Поверьте, это очень увлекательно. Один из величайших еврейских мудрецов, рабби Нахман из Браслава, любил повторять: жизнь - это всего лишь узкий мост. Поэтому главное - не бояться. Когда вы избавитесь от страха, игра с обстоятельствами станет доставлять вам истинное наслаждение. Вы поймёте: всё - абсолютно всё - можно изменить. Я бы даже сказал несколько иначе, - Гурьев вдруг присел на корточки и заглянул прямо в глаза старшему мальчугану: - Не бойтесь. Когда вам страшно, смейтесь. То, над чем можно смеяться, больше не способно по-настоящему напугать.
Он выпрямился посмотрел на миссис Рассел. Главной цели своего появления он добился. Даже двух, если быть точным: предстал в образе положительного героя и заморочил молодой женщине голову настолько, что теперь, увидев его снова, она уж точно не замедлит припомнить его личность. Гурьев улыбнулся:
– Я вас утомил. Простите великодушно и позвольте откланяться.
Он вновь изысканно обозначил жест приподнимания шляпы и растворился, оставив после себя лишь медленно тающую в морозном воздухе улыбку.
В этот день солнце светило совершенно по-весеннему, и в парке было немало народу. Гурьев держался на приличном отдалении и ждал какого-нибудь интересного повода.
Таковой довольно скоро представился. Огромный мраморный дог, судя по неуклюжим движениям, совсем ещё щенок, невзирая на внушительные габариты, изъявил горячее желание поиграть с младшим Расселом. Малыш, не разделяющий благодушного настроения громадного пса, испугался и расплакался. Миссис Рассел застыла в растерянности - буквально на какую-то секунду. Гурьеву этого хватило, чтобы воспользоваться ситуацией.
Отброшенный от мальчугана оплеухой, пёс, взвыв от обиды, пролетел по воздуху несколько футов и громко шлёпнулся наземь. Разумеется, подобного обращения он не заслужил, и Гурьев мог решить проблему и вовсе без рукоприкладства, однако по сценарию псу отводилась роль не игривого домашнего любимца, а ужасной собаки Баскервилей, - и потому, как любят здесь говаривать в подобных случаях, ничего личного, вздохнул Гурьев. Разделавшись с собакой, он подхватил ребёнка на руки и вручил довольно чувствительно напуганной миссис Рассел:
– Он в полном порядке, мэм.
– А вы?!
– Ох, пустое, - махнул рукой Гурьев, изобразил беспечную улыбочку и сделал вид, что собирается испариться.
В это время на сцене объявился хозяин пса:
– Бандит! Подонок! Покалечил животное! Полиция! - завопил толстяк, трясущимися руками надевая жалобно поскуливающей собаке ошейник и торопливо пристёгивая поводок.
– Полегче, приятель, - примирительно разводя руками, улыбнулся Гурьев.
– Ваш пёс чуть не сожрал моего малыша! - возмутилась миссис Рассел. - Как вам не стыдно!
– Нечего зевать по сторонам, здесь не песочница! - заорал собаковод.
На шум стали оборачиваться посетители парка. На аллее появился и полицейский. Разумеется, коп немедленно принял сторону миссис Рассел, что могло означать для толстяка исключительно неприятности. Тот сдулся и счёл за благо ретироваться подальше, а полицейский, вознаграждённый за усердие и беспристрастность горячими словами искренней благодарности за поддержку, вернулся к месту несения службы. Гурьев не сомневался, что материальное поощрение тоже не замедлит воспоследовать.
Гурьев с удовольствием рассматривал молодую женщину, стоявшую перед ним, всё ещё разгорячённую неожиданным приключением. Миссис Рассел была просто диво как хороша: сияющие оливково-зелёные глаза, густые и длинные волосы цвета старой меди, вознесённые и уложенные в замысловатую причёску, увенчанную наверняка модной шляпкой, высокая, в пальто из плотного твида, подчёркивающее несомненные достоинства стройной фигуры. Если бы не здесь и не сейчас, подумал Гурьев, да ещё и не будь она замужем… Интересно, знает она что-нибудь? Он галантно приподнял шляпу и кивнул:
– Всё хорошо, Эйприл.
– Мы знакомы?!
– Теперь - знакомы. Я Джейк.
– У вас странные представления об этикете.
– Ах, оставьте, - улыбнулся Гурьев. - Вы пытаетесь возвести стену без кирпича и цемента. Ничего не выйдет. И потом, мне жутко нравится ваше имя. Есть в нём что-то непередаваемо светлое. А странные, на взгляд обывателей, представления у меня имеются отнюдь не только об этикете.
Миссис Рассел нахмурилась, но было заметно, что сохранять суровую и неприступную мину стоит ей немалого труда.
– Это что же… вы всё это подстроили?!
– Ну, что вы. Я просто поймал свой шанс. Иногда случайная мизансцена бывает куда интереснее срежиссированной. Собачку вот, в самом деле, жалко.
– Вы опасный тип.
– Невероятно опасный, - с готовностью подтвердил Гурьев. - Но, тем не менее, вы поддерживаете беседу, а не бежите от меня сломя голову. Вам ведь интересно, не правда ли?
– Интересно. Никак не могу определить, кто вы. Но если вы пытаетесь таким экстравагантным способом приударить за мной, вынуждена вас разочаровать. Вам наверняка известно, что я замужем и…
Гурьев подождал, пока пауза повиснет, как следует, и только после этого улыбнулся:
– Конечно, я знаю, что вы замужем. Вы, вероятно, хотели сказать, что любите своего мужа, но решили, что это прозвучит выспренно. Напрасно, - Гурьев покачал головой. - Насчёт любви. Иногда ни к чему не обязывающая интрига лишь позволяет убедиться, что это на самом деле так. Или не так. Вообще, в более широком смысле: иногда нужно оказаться на грани потери чего-либо, чтобы понять, как это на самом деле тебе дорого и необходимо.
– Я тоже читала "Любовника леди Чаттерли", мистер… Джейк.
– В таком случае, вам не стоит меня опасаться. Наоборот. Мне просто любопытно, как можно любить человека, который ничем, кроме денег, не интересуется.
– Мой муж интересуется отнюдь не только деньгами. Он человек чрезвычайно талантливый и разносторонний. А вы? Вы разве не интересуетесь деньгами?
– Нет. Они всегда мне доставались довольно легко.
– Вы… гангстер?!
– О, нет, - рассмеялся Гурьев. - А что, разве гангстерам деньги достаются легко? По-моему, это заблуждение. Я не гангстер. Своё личное пространство я расширяю несколько иным способом.
– Личное пространство? О чём это вы?!
– У меня есть одна теория. Скорее даже не теория, просто мысль. Я её проверяю время от времени. Когда-нибудь, возможно, это оформится в стройную и непротиворечивую гипотезу. А пока - не торопитесь покидать состояние покоя и равновесия, Эйприл. Любое физическое тело стремится к равновесию. Глупо этому мешать. Не стоит умножать суету, её и так вокруг предостаточно.
– Я вас не понимаю.
– Я говорю о возможных обстоятельствах. Знаете, Эйприл, обстоятельства - это иногда как расселина в скалах: сдвинуть глыбы ни в какую сторону никакими силами невозможно, но зато - возможно проскользнуть между ними. Так и обстоятельства нашей жизни. Лучшее, что можно сделать, не умножая хаоса, - это беспечно скользить между обстоятельств. Мимо, в некотором роде. И тогда, в тот момент, когда безжизненные каменные жернова обстоятельств захлопнутся, между ними не будет вас.
– Кто вы?! - сердито и растерянно спросила миссис Рассел. Мальчики, держась за её руки, тоже смотрели на Гурьева во все глаза: высоченный, ловкий, как огромная кошка, незнакомец, в мгновение ока расправившийся со страшной собачищей, словно с мухой, был, без сомнения, Суперменом. Тем самым. Только почему-то без облегающего костюма с буквой "S" на груди и без яркого плаща, развевающегося за спиной. А так - просто вылитый.
– Я люблю играть с обстоятельствами, Эйприл. Поверьте, это очень увлекательно. Один из величайших еврейских мудрецов, рабби Нахман из Браслава, любил повторять: жизнь - это всего лишь узкий мост. Поэтому главное - не бояться. Когда вы избавитесь от страха, игра с обстоятельствами станет доставлять вам истинное наслаждение. Вы поймёте: всё - абсолютно всё - можно изменить. Я бы даже сказал несколько иначе, - Гурьев вдруг присел на корточки и заглянул прямо в глаза старшему мальчугану: - Не бойтесь. Когда вам страшно, смейтесь. То, над чем можно смеяться, больше не способно по-настоящему напугать.
Он выпрямился посмотрел на миссис Рассел. Главной цели своего появления он добился. Даже двух, если быть точным: предстал в образе положительного героя и заморочил молодой женщине голову настолько, что теперь, увидев его снова, она уж точно не замедлит припомнить его личность. Гурьев улыбнулся:
– Я вас утомил. Простите великодушно и позвольте откланяться.
Он вновь изысканно обозначил жест приподнимания шляпы и растворился, оставив после себя лишь медленно тающую в морозном воздухе улыбку.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Войдя к Хоуку в контору, Гурьев спросил прямо с порога:
– Ну, как, Шон? Есть новости?
– Есть. Уж и не знаю, как они понравятся вам, Джейк!
Из рассказа детектива вырисовывалась картина, которая Гурьеву и в самом деле совершенно не понравилась. Под Чезаре Карлуччо, или, как его называли в семье, "старым Доном", ощутимо закачалось кресло. Прежние заработки на контрабанде спиртного канули в прошлое, а с переориентацией семьи Карлуччо запоздал. В результате семья, а в особенности её молодая поросль, двоюродные братья и племянники, подняли ропот. Семья, можно сказать, бедствовала. Перебивалась, прости Господи, с хлеба на квас. Особенно это не нравилось Джованни, старшему из племянников, - не нравилось особенно ему, потому что именно он претендовал на титул нового главы семьи. Чезаре решил, что ему следует укрепить своё положение вожака. Вот он и придумал это похищение.
– Старый болван, - выругался Хоук. - Не удивлюсь, если он хочет устроить резню, заодно разделаться с наиболее ретивыми из молодёжи!
– Ну, так поддержим молодёжь, Шон.
– Джейк…
– Мэгги, есть такая замечательно познавательная книжка Николо Макиавелли, "Государь" называется. Он тоже был итальянцем, поэтому к его советам стоит внимательно прислушаться. Кроме того. То, что нельзя либо невероятно сложно предотвратить - необходимо возглавить. И направить туда, куда нужно - для достижения желаемого результата.
– Ну, однако…
– Давайте сделаем вот что. Я немного подумаю в одиночестве, а потом мы обсудим созревший у меня план. И будем следовать ему неукоснительно, чтобы он увенчался успехом.
– Мне до чёртиков не нравится эта авантюра, Джейк. Ведь это именно авантюра!
– Вам это только кажется.
– А вы в самом деле командовали отрядом рейнджеров, Джейк? - тихо спросила девушка, как-то по-новому разглядывая Гурьева. - Или это была контекстная шутка?
– Какие там шутки, Мэгги, - усмехнулся Гурьев.
– А где?
– Многие знания рождают печаль. Не стоит вам с Шоном углубляться в это, Мэгги. Честное слово.
– Вы позволите мне поговорить с Шоном с глазу на глаз?
– Мэгги, чёрт…
– Конечно, - Гурьев поднялся.
– Спасибо. Буквально пару минут, и мы вас снова позовём.
Подождав, пока за Гурьевым закроется скрипучая дверь с окошком, задёрнутым простенькими жалюзи, Мэгги повернулась к Хоуку:
– Шон, поверь мне. Этот парень очень хорошо знает, что делает.
– Ты что-нибудь выяснила о нём?
– Ничего, Шон. Никаких следов. Идеальный мистер Никто.
– Ну, хоть что-то?!
– Ничего, Шон, - отрицательно помотала головой девушка. - Ровным счётом ничего. Свалился с неба и исчезнет так же внезапно и бесследно, когда выполнит то, что задумал.
– Я всегда доверял твоей интуиции…
– Доверься ей и сейчас. Мы действительно вляпались в дерьмо со всей этой историей, Шон. А Джейк в самом деле хочет нам помочь. И нам, и Расселам. И я думаю, он единственный, у кого это получится.
– Почему мы не можем просто отойти в сторону, чёрт побери?! Пусть этим занимается полиция!
– Если с этой женщиной и с её детьми что-нибудь случится, мы до конца наших дней не сможем спать спокойно, Шон. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– А деньги?!
– Посмотрим.
– Ты спятила, детка. Я понимаю, что это заразно, но…
– Дело не в этом, Шон. Совсем не в этом, хотя Джейк… Шон, ты когда-нибудь убивал человека?
– Мэгги, да что с тобой?! Ты прекрасно знаешь - я, даже будучи полицейским…
– Вот, Шон. А Джейк делал это.
– Откуда тебе это известно?!
– Ох, Шон, - Мэгги улыбнулась и покачала головой. - Я ведь женщина. Я чувствую. Он делал это, поверь мне. Много, много раз. И потому с Карлуччо справится он, а не мы. Он может и умеет убивать, а мы с тобой вряд ли на это способны. Нам ведь не нужно притворяться друг перед другом, правда?
– Мэгги, чёрт тебя подери. Существует закон.
– Законы существуют для честных людей, Шон. Для нас с тобой. Не для Карлуччо. Карлуччо плюёт на закон, и закон не успевает за ним. Почему, отчего - это долгая история, и нашей с тобой жизни не хватит, чтобы стало по-другому. Поэтому нам не обойтись без помощи таких, как Джейк. Джейк разделается со всякой мерзостью вроде Карлуччо, а мы будем молиться о том, чтобы Господь смилостивился над Джейком и спас его бессмертную душу. Во всяком случае, я буду молиться.
– Чем он тебя приворожил?!
– Ты говоришь глупости, Шон, и ты это знаешь. Ты мой единственный мужчина… и всегда будешь им. А Джейк просто помог мне осознать это так чётко, как я прежде и представить себе не могла.
– Я… я тоже тебя люблю, Мэгги, - краснея, пробормотал Хоук. - Чёрт возьми! Позови его, он уже, наверное, Бог знает что о нас думает!
– Ничего он не думает, Шон, - Мэгги вдруг улыбнулась и, убрав со лба непокорную прядь волос, поднялась и шагнула к двери.
– Ладно, Джейк, - сопя, проговорил Хоук, когда Гурьев вошёл и снова уселся на диван. - Всё равно, мне, конечно, это не нравится, но…
– Мне тоже, Шон. Но мне нравятся мои миллионы, которые я собираюсь непременно заполучить.
– Зачем вам деньги, Джейк? Только честно. К тому же… таким способом? Вы явно не нуждаетесь, да ещё и…
– Шон!
– Подожди, Мэгги. Я хочу знать, правда. Я бы предпочёл отказаться от этих проклятых денег, только бы не рисковать жизнью миссис Рассел и детей. Но вы… У вас что-то на уме, Джейк. Что?
– Жизнь миссис Рассел и мальчиков - в любом случае вне опасности. Я сумею вмешаться, если события начнут принимать нежелательный поворот, на любом этапе. Ребята, - Гурьев посмотрел на детектива и Мэгги, вздохнул. - Мне не хочется нагружать вас сведениями, которые отнимут ваш покой надолго. Вот совершенно. Просто поверьте мне, пожалуйста, что ничего страшного не случится ни с вами, ни с Расселами. Разумеется, пока я пребываю в роли командующего парадом.
– Вы так и не ответили, для чего вам деньги, Джейк.
– Уж точно не затем, чтобы играть на них в бильярд, - попытался отшутиться Гурьев.
– Не может быть, чтобы деньги играли здесь ключевую роль. Для вас, во всяком случае, точно.
– Я считаю, что это будет справедливым вознаграждением за наши усилия по спасению миссис Рассел и мальчиков от неминуемой гибели. Кто знает, может, кому-то из этих малышей суждено стать будущим президентом этой страны, - во всяком случае, я не удивлюсь. Вы ведь понимаете, что возвращать заложников живыми Карлуччо не собирается.
– Догадываюсь, - Хоук помрачнел ещё больше.
– Получается, альтернативы нет. А испуг пройдёт. И мистер Рассел поймёт, наконец, что деньги - далеко не самое важное в жизни.
– А, так вот в чём дело… Наставник заблудших, - ухмыльнулся детектив. - Это из-за того, что Рассел крутит шашни с большевиками? Хотите как следует проучить его?
– Не стану вас разубеждать, дружище, хотя, руководствуясь одним лишь этим мотивом, я вряд ли решился бы на то, что собираюсь сделать, - серьёзно кивнул Гурьев. - Однако, время. Давайте оставим философические экскурсы и займёмся деталями операции. Потому что это крайне важно и от этого зависит успех. А потом я побеседую с Джованни Карлуччо.
– Это ещё как вы собираетесь провернуть?!? Нет, вы всё-таки определённо сумасшедший!
– Ну, не без этого, - покладисто наклонил голову набок Гурьев. - Мы же не можем всё делать сами. Нам должен помогать кто-нибудь на той стороне. Так что без Джованни нам никак не обойтись.
– А как же с деньгами?
– Предоставьте это мне. Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. Да и мой сон будет спокойнее.
– Не представляю, как можно управиться с такой суммой без риска загреметь за решётку на следующий день. Тем более, что миссис Рассел…
– Шон, старина, не морочьте себе голову догадками и предположениями. Всё равно вы ничего правдоподобного не придумаете. Давайте лучше займёмся нашими делами. Время не терпит.
Детективу не оставалось ничего другого, как согласиться с этим предложением.
– Ну, как, Шон? Есть новости?
– Есть. Уж и не знаю, как они понравятся вам, Джейк!
Из рассказа детектива вырисовывалась картина, которая Гурьеву и в самом деле совершенно не понравилась. Под Чезаре Карлуччо, или, как его называли в семье, "старым Доном", ощутимо закачалось кресло. Прежние заработки на контрабанде спиртного канули в прошлое, а с переориентацией семьи Карлуччо запоздал. В результате семья, а в особенности её молодая поросль, двоюродные братья и племянники, подняли ропот. Семья, можно сказать, бедствовала. Перебивалась, прости Господи, с хлеба на квас. Особенно это не нравилось Джованни, старшему из племянников, - не нравилось особенно ему, потому что именно он претендовал на титул нового главы семьи. Чезаре решил, что ему следует укрепить своё положение вожака. Вот он и придумал это похищение.
– Старый болван, - выругался Хоук. - Не удивлюсь, если он хочет устроить резню, заодно разделаться с наиболее ретивыми из молодёжи!
– Ну, так поддержим молодёжь, Шон.
– Джейк…
– Мэгги, есть такая замечательно познавательная книжка Николо Макиавелли, "Государь" называется. Он тоже был итальянцем, поэтому к его советам стоит внимательно прислушаться. Кроме того. То, что нельзя либо невероятно сложно предотвратить - необходимо возглавить. И направить туда, куда нужно - для достижения желаемого результата.
– Ну, однако…
– Давайте сделаем вот что. Я немного подумаю в одиночестве, а потом мы обсудим созревший у меня план. И будем следовать ему неукоснительно, чтобы он увенчался успехом.
– Мне до чёртиков не нравится эта авантюра, Джейк. Ведь это именно авантюра!
– Вам это только кажется.
– А вы в самом деле командовали отрядом рейнджеров, Джейк? - тихо спросила девушка, как-то по-новому разглядывая Гурьева. - Или это была контекстная шутка?
– Какие там шутки, Мэгги, - усмехнулся Гурьев.
– А где?
– Многие знания рождают печаль. Не стоит вам с Шоном углубляться в это, Мэгги. Честное слово.
– Вы позволите мне поговорить с Шоном с глазу на глаз?
– Мэгги, чёрт…
– Конечно, - Гурьев поднялся.
– Спасибо. Буквально пару минут, и мы вас снова позовём.
Подождав, пока за Гурьевым закроется скрипучая дверь с окошком, задёрнутым простенькими жалюзи, Мэгги повернулась к Хоуку:
– Шон, поверь мне. Этот парень очень хорошо знает, что делает.
– Ты что-нибудь выяснила о нём?
– Ничего, Шон. Никаких следов. Идеальный мистер Никто.
– Ну, хоть что-то?!
– Ничего, Шон, - отрицательно помотала головой девушка. - Ровным счётом ничего. Свалился с неба и исчезнет так же внезапно и бесследно, когда выполнит то, что задумал.
– Я всегда доверял твоей интуиции…
– Доверься ей и сейчас. Мы действительно вляпались в дерьмо со всей этой историей, Шон. А Джейк в самом деле хочет нам помочь. И нам, и Расселам. И я думаю, он единственный, у кого это получится.
– Почему мы не можем просто отойти в сторону, чёрт побери?! Пусть этим занимается полиция!
– Если с этой женщиной и с её детьми что-нибудь случится, мы до конца наших дней не сможем спать спокойно, Шон. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– А деньги?!
– Посмотрим.
– Ты спятила, детка. Я понимаю, что это заразно, но…
– Дело не в этом, Шон. Совсем не в этом, хотя Джейк… Шон, ты когда-нибудь убивал человека?
– Мэгги, да что с тобой?! Ты прекрасно знаешь - я, даже будучи полицейским…
– Вот, Шон. А Джейк делал это.
– Откуда тебе это известно?!
– Ох, Шон, - Мэгги улыбнулась и покачала головой. - Я ведь женщина. Я чувствую. Он делал это, поверь мне. Много, много раз. И потому с Карлуччо справится он, а не мы. Он может и умеет убивать, а мы с тобой вряд ли на это способны. Нам ведь не нужно притворяться друг перед другом, правда?
– Мэгги, чёрт тебя подери. Существует закон.
– Законы существуют для честных людей, Шон. Для нас с тобой. Не для Карлуччо. Карлуччо плюёт на закон, и закон не успевает за ним. Почему, отчего - это долгая история, и нашей с тобой жизни не хватит, чтобы стало по-другому. Поэтому нам не обойтись без помощи таких, как Джейк. Джейк разделается со всякой мерзостью вроде Карлуччо, а мы будем молиться о том, чтобы Господь смилостивился над Джейком и спас его бессмертную душу. Во всяком случае, я буду молиться.
– Чем он тебя приворожил?!
– Ты говоришь глупости, Шон, и ты это знаешь. Ты мой единственный мужчина… и всегда будешь им. А Джейк просто помог мне осознать это так чётко, как я прежде и представить себе не могла.
– Я… я тоже тебя люблю, Мэгги, - краснея, пробормотал Хоук. - Чёрт возьми! Позови его, он уже, наверное, Бог знает что о нас думает!
– Ничего он не думает, Шон, - Мэгги вдруг улыбнулась и, убрав со лба непокорную прядь волос, поднялась и шагнула к двери.
– Ладно, Джейк, - сопя, проговорил Хоук, когда Гурьев вошёл и снова уселся на диван. - Всё равно, мне, конечно, это не нравится, но…
– Мне тоже, Шон. Но мне нравятся мои миллионы, которые я собираюсь непременно заполучить.
– Зачем вам деньги, Джейк? Только честно. К тому же… таким способом? Вы явно не нуждаетесь, да ещё и…
– Шон!
– Подожди, Мэгги. Я хочу знать, правда. Я бы предпочёл отказаться от этих проклятых денег, только бы не рисковать жизнью миссис Рассел и детей. Но вы… У вас что-то на уме, Джейк. Что?
– Жизнь миссис Рассел и мальчиков - в любом случае вне опасности. Я сумею вмешаться, если события начнут принимать нежелательный поворот, на любом этапе. Ребята, - Гурьев посмотрел на детектива и Мэгги, вздохнул. - Мне не хочется нагружать вас сведениями, которые отнимут ваш покой надолго. Вот совершенно. Просто поверьте мне, пожалуйста, что ничего страшного не случится ни с вами, ни с Расселами. Разумеется, пока я пребываю в роли командующего парадом.
– Вы так и не ответили, для чего вам деньги, Джейк.
– Уж точно не затем, чтобы играть на них в бильярд, - попытался отшутиться Гурьев.
– Не может быть, чтобы деньги играли здесь ключевую роль. Для вас, во всяком случае, точно.
– Я считаю, что это будет справедливым вознаграждением за наши усилия по спасению миссис Рассел и мальчиков от неминуемой гибели. Кто знает, может, кому-то из этих малышей суждено стать будущим президентом этой страны, - во всяком случае, я не удивлюсь. Вы ведь понимаете, что возвращать заложников живыми Карлуччо не собирается.
– Догадываюсь, - Хоук помрачнел ещё больше.
– Получается, альтернативы нет. А испуг пройдёт. И мистер Рассел поймёт, наконец, что деньги - далеко не самое важное в жизни.
– А, так вот в чём дело… Наставник заблудших, - ухмыльнулся детектив. - Это из-за того, что Рассел крутит шашни с большевиками? Хотите как следует проучить его?
– Не стану вас разубеждать, дружище, хотя, руководствуясь одним лишь этим мотивом, я вряд ли решился бы на то, что собираюсь сделать, - серьёзно кивнул Гурьев. - Однако, время. Давайте оставим философические экскурсы и займёмся деталями операции. Потому что это крайне важно и от этого зависит успех. А потом я побеседую с Джованни Карлуччо.
– Это ещё как вы собираетесь провернуть?!? Нет, вы всё-таки определённо сумасшедший!
– Ну, не без этого, - покладисто наклонил голову набок Гурьев. - Мы же не можем всё делать сами. Нам должен помогать кто-нибудь на той стороне. Так что без Джованни нам никак не обойтись.
– А как же с деньгами?
– Предоставьте это мне. Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. Да и мой сон будет спокойнее.
– Не представляю, как можно управиться с такой суммой без риска загреметь за решётку на следующий день. Тем более, что миссис Рассел…
– Шон, старина, не морочьте себе голову догадками и предположениями. Всё равно вы ничего правдоподобного не придумаете. Давайте лучше займёмся нашими делами. Время не терпит.
Детективу не оставалось ничего другого, как согласиться с этим предложением.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г.
Гурьев нисколько не кривил душой перед Хоуком. Схема, придуманная им, должна была сработать, как швейцарские часы, поскольку ключевым элементом в ней состоял вице-консул Швейцарии в Нью-Йор-ке Клод Вилье.
Гурьев подцепил швейцарца на крючок больше месяца назад, сделав это скорее по наитию, чем из какого-то дальнего прицела. И теперь это знакомство оказывалось как нельзя кстати. За время своего пребывания в городе Жёлтого дьявола Вилье проиграл в покер и в бильярд - в основном в покер, конечно - сумму, которую Швейцарская Конфедерация выплачивала своему служащему лет эдак за десяток. Гурьев, вовремя узнав об этом, консолидировал долги бедолаги у себя меньше чем за четверть их величины. Кредиторы были счастливы избавиться от безнадёжного должника, а Гурьев получил в своё распоряжение очередной экзотический инструмент. Пару недель спустя он обменял небольшую порцию долговых расписок дипломата на секретный номерной счёт в одном из отделений Credit Suisse в Цуге [69]. Тогда Гурьев ещё не был окончательно уверен, для чего они ему нужны - и Вилье, и счёт. Зато теперь схема отчётливо выстроилась у него в голове.
– Ну, старина, как ваши дела? - ласково спросил Гурьев, когда Вилье, все ещё неуверенно озираясь и явно чувствуя себя не в своей тарелке, опустился на парковую скамейку рядом с ним. - Вы не очень-то хорошо выглядите, - озабоченно добавил Гурьев. - Вам нужно больше времени проводить на свежем воздухе.
– Именно поэтому вы вытащили меня сюда в такое время? - ёжась и потирая руки в перчатках, спросил Вилье. Солнце уже скрылось за горизонтом, и длинные тени деревьев ползли по земле, протягивая к скамейке свои щупальца.
– Ах, Клод, дружище, да расслабьтесь вы, в самом деле, - Гурьев хлопнул швейцарца по плечу. - Я предпочитаю обсуждать кое-какие вопросы именно на свежем воздухе. Природа, деревья, птички, - всё это располагает на лирический лад.
– Для птичек уже поздновато, - хмуро заметил Вилье и снова поёжился.
– Ну, это смотря для каких, - улыбнулся Гурьев. - Ума не приложу, что с вами делать, Вилье. Я ведь потратился на вас, а толку пока что никакого. Неужели я просчитался? Как там у нас дела с выплатами?
– А счёт?! Разве вы смогли бы его заполучить без моей помощи?! Джейк, вы же знаете моё положение… - Вилье готов был расплакаться, и Гурьев это видел. - Клянусь Богом, я верну вам всё до последнего цента, но давайте…
– Счёт - это замечательно, - перебил его Гурьев. - Вот только зачем мне счёт, если я не могу положить туда деньги? По странному капризу ваших друзей-банкиров, Вилье, такая чудесная штука, как закодированный счёт, имеет смысл только тогда, когда на нём лежит пара-другая сотен тысяч. А иначе им просто невозможно пользоваться, - Гурьев трагически вздохнул и посмотрел на трясущегося Вилье исполненным удивления и жалости взглядом. - Да, чувствую, вы никак не можете мне помочь, хотя, безусловно, хотите. Ведь вы хотите мне помочь, Клод?
– Очень хочу, - почти искренне подтвердил Вилье, больше всего на свете желая, чтобы этот красавец с ужасными серебряными глазами, чьё сияние буквально вынимало из дипломата душу, немедленно провалился сквозь землю.
– Верю, - кивнул Гурьев, отводя взгляд. - Верю, дорогой Клод, и надеюсь. Именно поэтому мы с вами тут так мило беседуем, в то время как мой счёт печально замер в ожидании, когда же я, наконец, вспомню о нём и наполню его звонкой монетой, - Гурьев снова вздохнул и устремил задумчивый взор в небеса. И вдруг резко, пугающе, как он умел, развернулся корпусом к Вилье: - А хотите подзаработать, дружище? Мне почему-то кажется - если я не дам вам подзаработать, чёрта с два я когда-нибудь увижу свои денежки.
– Вы же знаете, Джейк, - на носу Вилье задрожала прозрачная капля. - Мой дипломатический статус не очень-то позволяет мне…
– Вы любите охоту, Клод? - опять перебил его Гурьев.
– Что?! - Вилье окончательно растерялся. - Охоту?! Какую… охоту?!
– Ну, например, охоту с беркутом, - Гурьев мечтательно прикрыл веки. - Вилье, вы даже представить не можете себе упоение, которое охватывает меня, когда я слежу за полётом огромной прекрасной птицы, когда вижу, как она, секунду назад парившая, распростерши крылья, в недосягаемой высоте небес, вдруг камнем падает вниз, на спину кабана или оленя! Вы знаете, какие следы оставляют когти и клюв беркута? Нет? Смотрите, я вам сейчас покажу.
Гурьев полез во внутренний карман, достал оттуда пачку цветных фотографий и протянул их Вилье. Фонари уже зажглись, и в их свете лицо дипломата приобрело ещё более резкий мертвецкий оттенок, чем имело на самом деле.
– Смотрите, смотрите, - подбодрил его Гурьев. - Настоящий охотник не может остаться равнодушным, увидев это. Потрясающе, не правда ли? Какой экземпляр!
Снимки запечатлели Рранкара, обрушившегося на спину огромному самцу королевского оленя, и самого оленя после того, как беркут хорошенько выпотрошил свою добычу. Гурьев постарался, чтобы снимки изобиловали натуралистическими подробностями до такой степени, которая спровоцировала бы не слишком крепкий желудок Вилье на показательное выступление. Гурьев едва успел выхватить снимки из рук консула, прежде чем того начало выворачивать наизнанку.
– А вот и наш охотник, - бодро воскликнул Гурьев, театральным жестом указывая на шумно приземляющегося в нескольких шагах от скамейки беркута. - Ну, как? Удачный был денёк?
Едва очухавшийся и утёршийся Вилье забился в угол скамейки, не в силах ни пошевелиться от страха, ни отвести взгляда от гигантской птицы, которая, громко цокая жуткими когтями по мёрзлой земле, подошла к Гурьеву и с почти человеческим вздохом уложила голову с чудовищным клювом ему на колени. Гурьев потрепал беркута по загривку:
– Да-да, я тоже соскучился по тебе, приятель. Вот, познакомься. Это дядюшка Клод, он хороший.
Беркут уставил на Вилье золотые глаза с огромным круглым зрачком, приоткрыл клюв и издал тихое покашливание. Взгляд птицы был настолько одушевлённым, человеческим, полным любопытства, смешанного с лёгким презрением, что у Вилье почти остановилось сердце. Без всякого сомнения, за этим крылась какая-то немыслимая чертовщина, кошмарное, но реальное - и оттого куда более ужасающее - колдовство. Магия. Настоящая магия, сомневаться в которой просто не имело ни малейшего смысла, - ну, вот, вот же она! Лицо дипломата, ощутившего неумолимое приближение острого и продолжительного приступа медвежьей болезни, приобрело оттенок старой бронзы, основательно засиженной голубями. Беркут немного поёрзал башкой на коленях у Гурьева и моргнул.
– Вы напрасно так нервничаете, Клод, - ласково сказал Гурьев. - Мы же друзья, не так ли? Пока мы друзья, вам не следует нас опасаться. Наоборот, мы всегда будем рады прийти вам на помощь в случае чего. И Рранкар, зная, что вы - мой друг, всегда будет к вам более чем расположен. Мы с ним замечательно понимаем друг друга. Вот кстати, в моём меню никогда не переводится дичь - это в Нью-Йорке-то, можете себе представить?! Рранкар - умница. Хотите, он и вам будет регулярно доставлять к столу зайчатину или птицу. С косулей вы вряд ли управитесь без посторонней помощи. А то - настоящего дикого гуся. Гусь, Вилье! Рябчиков он, к сожалению, глотает прямо в воздухе, не жуя. А, Рранкар? Принесёшь дядюшке Клоду что-нибудь вкусненькое?
Беркут чуть повернул голову и снова раскрыл клюв, издав своё "кьяк-кьяк". Вилье громко икнул, передёрнулся и прошептал:
– У… у… уберите.
– Зачем же?! - изумился Гурьев. - Вы что, в самом деле испугались?! Ну, простите, ради Бога. Я думал вас слегка повеселить. Это просто дружеский розыгрыш, Вилье. Ну, перестаньте трястись, это уже совсем невежливо.
– Уберите его, - Вилье был на грани обморока. - Прошу вас. Уберите это чудовище. Я сделаю всё, что вы хотите…
– Иди, Рранкар, - со вздохом проговорил Гурьев, убирая голову беркута с колен. - Погуляй там, пока мы с побеседуем с мсье Вилье. Видишь, дядюшка Клод тебя побаивается. Иди, иди, я недолго. Потом закатимся куда-нибудь, поужинаем, чем Бог пошлёт.
Беркут отошёл от скамьи и стал, иногда посматривая в сторону сидящих Гурьева и Вилье, прогуливаться церемониальным шагом по поляне - взад и вперёд. Завороженно глядя на его эволюции, Вилье молчал. Гурьев первым нарушил тишину:
– Вилье, вы последнее время много пьёте. Алкоголь разрушает вашу печень, причём чем дальше, тем быстрее. Вам необходимо переменить обстановку, как-то развеяться. Вас грызёт беспокойство и всё такое. Надо это всё радикально перевернуть. Вы меня слышите?
– Слышу, - покорно отозвался швейцарец.
– Мы ведь с вами друзья, Вилье? Вы так и не ответили.
– Друзья, - подтвердил дипломат, по-прежнему провожая глазами фланирующего беркута.
– Вот и чудесно, - улыбнулся Гурьев. - Значит, я могу надеяться, что вы меня не подведёте? Смотрите, Клод. Если вы меня подведёте…
– Пожалуйста, прекратите, - деревянным голосом попросил Вилье. - Я не спрашиваю ничего, я ничего не хочу знать. Просто скажите, что я должен делать.
– Вы уверены, что в состоянии меня слушать? - участливо осведомился Гурьев. - А то мы можем перенести разговор на другое время.
– Нет, - простонал Вилье. - Нет, по-моему, не стоит!
– Вилье, - Гурьев положил руку на колено дипломата. - Дружище Клод, успокойтесь. Я не демон, не бес и не прописан в аду. Совершенно никакого отношения к потусторонним силам любого оттенка я не имею. Я обычный, земной человек, снедаемый земными страстями. Можно сказать, даже страстишками. Например, я страшно люблю деньги. Почти так же сильно, как вы. И мне, как и вам, их всегда не хватает. Поэтому слушайте меня, - очень внимательно.
Гурьев подцепил швейцарца на крючок больше месяца назад, сделав это скорее по наитию, чем из какого-то дальнего прицела. И теперь это знакомство оказывалось как нельзя кстати. За время своего пребывания в городе Жёлтого дьявола Вилье проиграл в покер и в бильярд - в основном в покер, конечно - сумму, которую Швейцарская Конфедерация выплачивала своему служащему лет эдак за десяток. Гурьев, вовремя узнав об этом, консолидировал долги бедолаги у себя меньше чем за четверть их величины. Кредиторы были счастливы избавиться от безнадёжного должника, а Гурьев получил в своё распоряжение очередной экзотический инструмент. Пару недель спустя он обменял небольшую порцию долговых расписок дипломата на секретный номерной счёт в одном из отделений Credit Suisse в Цуге [69]. Тогда Гурьев ещё не был окончательно уверен, для чего они ему нужны - и Вилье, и счёт. Зато теперь схема отчётливо выстроилась у него в голове.
– Ну, старина, как ваши дела? - ласково спросил Гурьев, когда Вилье, все ещё неуверенно озираясь и явно чувствуя себя не в своей тарелке, опустился на парковую скамейку рядом с ним. - Вы не очень-то хорошо выглядите, - озабоченно добавил Гурьев. - Вам нужно больше времени проводить на свежем воздухе.
– Именно поэтому вы вытащили меня сюда в такое время? - ёжась и потирая руки в перчатках, спросил Вилье. Солнце уже скрылось за горизонтом, и длинные тени деревьев ползли по земле, протягивая к скамейке свои щупальца.
– Ах, Клод, дружище, да расслабьтесь вы, в самом деле, - Гурьев хлопнул швейцарца по плечу. - Я предпочитаю обсуждать кое-какие вопросы именно на свежем воздухе. Природа, деревья, птички, - всё это располагает на лирический лад.
– Для птичек уже поздновато, - хмуро заметил Вилье и снова поёжился.
– Ну, это смотря для каких, - улыбнулся Гурьев. - Ума не приложу, что с вами делать, Вилье. Я ведь потратился на вас, а толку пока что никакого. Неужели я просчитался? Как там у нас дела с выплатами?
– А счёт?! Разве вы смогли бы его заполучить без моей помощи?! Джейк, вы же знаете моё положение… - Вилье готов был расплакаться, и Гурьев это видел. - Клянусь Богом, я верну вам всё до последнего цента, но давайте…
– Счёт - это замечательно, - перебил его Гурьев. - Вот только зачем мне счёт, если я не могу положить туда деньги? По странному капризу ваших друзей-банкиров, Вилье, такая чудесная штука, как закодированный счёт, имеет смысл только тогда, когда на нём лежит пара-другая сотен тысяч. А иначе им просто невозможно пользоваться, - Гурьев трагически вздохнул и посмотрел на трясущегося Вилье исполненным удивления и жалости взглядом. - Да, чувствую, вы никак не можете мне помочь, хотя, безусловно, хотите. Ведь вы хотите мне помочь, Клод?
– Очень хочу, - почти искренне подтвердил Вилье, больше всего на свете желая, чтобы этот красавец с ужасными серебряными глазами, чьё сияние буквально вынимало из дипломата душу, немедленно провалился сквозь землю.
– Верю, - кивнул Гурьев, отводя взгляд. - Верю, дорогой Клод, и надеюсь. Именно поэтому мы с вами тут так мило беседуем, в то время как мой счёт печально замер в ожидании, когда же я, наконец, вспомню о нём и наполню его звонкой монетой, - Гурьев снова вздохнул и устремил задумчивый взор в небеса. И вдруг резко, пугающе, как он умел, развернулся корпусом к Вилье: - А хотите подзаработать, дружище? Мне почему-то кажется - если я не дам вам подзаработать, чёрта с два я когда-нибудь увижу свои денежки.
– Вы же знаете, Джейк, - на носу Вилье задрожала прозрачная капля. - Мой дипломатический статус не очень-то позволяет мне…
– Вы любите охоту, Клод? - опять перебил его Гурьев.
– Что?! - Вилье окончательно растерялся. - Охоту?! Какую… охоту?!
– Ну, например, охоту с беркутом, - Гурьев мечтательно прикрыл веки. - Вилье, вы даже представить не можете себе упоение, которое охватывает меня, когда я слежу за полётом огромной прекрасной птицы, когда вижу, как она, секунду назад парившая, распростерши крылья, в недосягаемой высоте небес, вдруг камнем падает вниз, на спину кабана или оленя! Вы знаете, какие следы оставляют когти и клюв беркута? Нет? Смотрите, я вам сейчас покажу.
Гурьев полез во внутренний карман, достал оттуда пачку цветных фотографий и протянул их Вилье. Фонари уже зажглись, и в их свете лицо дипломата приобрело ещё более резкий мертвецкий оттенок, чем имело на самом деле.
– Смотрите, смотрите, - подбодрил его Гурьев. - Настоящий охотник не может остаться равнодушным, увидев это. Потрясающе, не правда ли? Какой экземпляр!
Снимки запечатлели Рранкара, обрушившегося на спину огромному самцу королевского оленя, и самого оленя после того, как беркут хорошенько выпотрошил свою добычу. Гурьев постарался, чтобы снимки изобиловали натуралистическими подробностями до такой степени, которая спровоцировала бы не слишком крепкий желудок Вилье на показательное выступление. Гурьев едва успел выхватить снимки из рук консула, прежде чем того начало выворачивать наизнанку.
– А вот и наш охотник, - бодро воскликнул Гурьев, театральным жестом указывая на шумно приземляющегося в нескольких шагах от скамейки беркута. - Ну, как? Удачный был денёк?
Едва очухавшийся и утёршийся Вилье забился в угол скамейки, не в силах ни пошевелиться от страха, ни отвести взгляда от гигантской птицы, которая, громко цокая жуткими когтями по мёрзлой земле, подошла к Гурьеву и с почти человеческим вздохом уложила голову с чудовищным клювом ему на колени. Гурьев потрепал беркута по загривку:
– Да-да, я тоже соскучился по тебе, приятель. Вот, познакомься. Это дядюшка Клод, он хороший.
Беркут уставил на Вилье золотые глаза с огромным круглым зрачком, приоткрыл клюв и издал тихое покашливание. Взгляд птицы был настолько одушевлённым, человеческим, полным любопытства, смешанного с лёгким презрением, что у Вилье почти остановилось сердце. Без всякого сомнения, за этим крылась какая-то немыслимая чертовщина, кошмарное, но реальное - и оттого куда более ужасающее - колдовство. Магия. Настоящая магия, сомневаться в которой просто не имело ни малейшего смысла, - ну, вот, вот же она! Лицо дипломата, ощутившего неумолимое приближение острого и продолжительного приступа медвежьей болезни, приобрело оттенок старой бронзы, основательно засиженной голубями. Беркут немного поёрзал башкой на коленях у Гурьева и моргнул.
– Вы напрасно так нервничаете, Клод, - ласково сказал Гурьев. - Мы же друзья, не так ли? Пока мы друзья, вам не следует нас опасаться. Наоборот, мы всегда будем рады прийти вам на помощь в случае чего. И Рранкар, зная, что вы - мой друг, всегда будет к вам более чем расположен. Мы с ним замечательно понимаем друг друга. Вот кстати, в моём меню никогда не переводится дичь - это в Нью-Йорке-то, можете себе представить?! Рранкар - умница. Хотите, он и вам будет регулярно доставлять к столу зайчатину или птицу. С косулей вы вряд ли управитесь без посторонней помощи. А то - настоящего дикого гуся. Гусь, Вилье! Рябчиков он, к сожалению, глотает прямо в воздухе, не жуя. А, Рранкар? Принесёшь дядюшке Клоду что-нибудь вкусненькое?
Беркут чуть повернул голову и снова раскрыл клюв, издав своё "кьяк-кьяк". Вилье громко икнул, передёрнулся и прошептал:
– У… у… уберите.
– Зачем же?! - изумился Гурьев. - Вы что, в самом деле испугались?! Ну, простите, ради Бога. Я думал вас слегка повеселить. Это просто дружеский розыгрыш, Вилье. Ну, перестаньте трястись, это уже совсем невежливо.
– Уберите его, - Вилье был на грани обморока. - Прошу вас. Уберите это чудовище. Я сделаю всё, что вы хотите…
– Иди, Рранкар, - со вздохом проговорил Гурьев, убирая голову беркута с колен. - Погуляй там, пока мы с побеседуем с мсье Вилье. Видишь, дядюшка Клод тебя побаивается. Иди, иди, я недолго. Потом закатимся куда-нибудь, поужинаем, чем Бог пошлёт.
Беркут отошёл от скамьи и стал, иногда посматривая в сторону сидящих Гурьева и Вилье, прогуливаться церемониальным шагом по поляне - взад и вперёд. Завороженно глядя на его эволюции, Вилье молчал. Гурьев первым нарушил тишину:
– Вилье, вы последнее время много пьёте. Алкоголь разрушает вашу печень, причём чем дальше, тем быстрее. Вам необходимо переменить обстановку, как-то развеяться. Вас грызёт беспокойство и всё такое. Надо это всё радикально перевернуть. Вы меня слышите?
– Слышу, - покорно отозвался швейцарец.
– Мы ведь с вами друзья, Вилье? Вы так и не ответили.
– Друзья, - подтвердил дипломат, по-прежнему провожая глазами фланирующего беркута.
– Вот и чудесно, - улыбнулся Гурьев. - Значит, я могу надеяться, что вы меня не подведёте? Смотрите, Клод. Если вы меня подведёте…
– Пожалуйста, прекратите, - деревянным голосом попросил Вилье. - Я не спрашиваю ничего, я ничего не хочу знать. Просто скажите, что я должен делать.
– Вы уверены, что в состоянии меня слушать? - участливо осведомился Гурьев. - А то мы можем перенести разговор на другое время.
– Нет, - простонал Вилье. - Нет, по-моему, не стоит!
– Вилье, - Гурьев положил руку на колено дипломата. - Дружище Клод, успокойтесь. Я не демон, не бес и не прописан в аду. Совершенно никакого отношения к потусторонним силам любого оттенка я не имею. Я обычный, земной человек, снедаемый земными страстями. Можно сказать, даже страстишками. Например, я страшно люблю деньги. Почти так же сильно, как вы. И мне, как и вам, их всегда не хватает. Поэтому слушайте меня, - очень внимательно.