Страница:
«И вовсе я не тощая, — утешала себя девушка. — Я просто стройная. Ну, может, худенькая. Но уж никак не тощая. Тощими бывают только кошки. Или дети».
Джоди ростом была не более пяти футов, коротко стригла свои светлые волосы и ходила в мешковатых штанах и рубашке, словно пацан из Трущоб — бедного района Бодбери, представляющего собой ряд прислонившихся друг к другу ветхих домишек над Старым Причалом.
— Нетти постоянно ворчит, что с меня толку не будет, — скривилась Джоди. — Ничего другого я от нее еще не слышала.
— Ладно, если ты спрашиваешь моего совета, я скажу так: выбрось все это из головы.
— И что делать? Потихоньку сходить с ума?
— Не обязательно. Ты могла бы помочь мне уломать этих твердолобых мышат приступить к испытаниям моей машины, прежде чем все мы умрем от старости.
— Вот так всегда, — пробубнила Джоди, вставая. — Даже чертовым грызунам уделяется больше внимания.
— Мания, — повторил Ноз, расправляя крылья и перебираясь со спинки кресла на сиденье.
— Топин говорит, — продолжала Джоди, прокладывая строчку из сырных крошек от мышиной клетки к летательному аппарату, — что мир — это книга, которую кто-то написал, а мы все — ее персонажи. Вот почему я упомянула об отсутствующих страницах. Кажется, кто-то действительно вырвал их.
— Топин! Бьюсь об заклад, он не различил бы ни одной оригинальной мысли, даже если бы она и забрела в его голову, — хмыкнул Дензил. — Что он может знать?
— Наверное, ты прав. К тому же кто стал бы выпускать книгу о наших жизнях? Она была бы слишком скучной.
— Я вовсе не считаю свою жизнь скучной, — возразил старик.
— Но у тебя же есть Цель.
— Точно. И я ставлю перед тобой твою — убеди мышей в том, что этот эксперимент послужит на благо человечества. Ну, и мышиного народа тоже, разумеется.
Убеждаемые моментально слопали весь положенный в клетку сыр, но не сделали и шага в направлении дверцы.
— Вот паразиты! — выругалась Джоди, запустила руку в клетку и вытащила зверьков наружу. Затем подошла к машине и посадила их в колеса.
— Я надеюсь, ты осознаешь, что это самое настоящее принуждение, — заметил Дензил.
Мыши между тем отчаянно замолотили лапками, и вращающиеся колеса привели в действие остальные части аппарата. Вскоре миниатюрный пропеллер повернулся, и вся конструкция медленно поползла по верстаку.
— Получилось! — закричал Дензил. — Бог мой, получилось!
Он взял машину со стола и поднял ее вверх. Пропеллер вращался уже с такой скоростью, что лопастей не было видно. Дензил улыбнулся Джоди, а попутай спорхнул с кресла и поспешно забрался на один из книжных шкафов. Наконец Дензил отпустил свое изобретение, и оно, двигаясь неровными толчками, пролетело почти половину чердака, пока вдруг не ушло в крутое пике.
Джоди кинулась вслед за аппаратом и успела поймать его прежде, чем он ударился о пол. Осторожно достав оттуда мышей, она принялась убаюкивать их, ласково приговаривая «тихо-тихо».
— Ты напугал их до смерти! — упрекнула она Дензила.
— Исключительно во имя науки.
— Это ничего не меняет — они ведь могли пораниться.
— Совершенно верно, — насупился Дензил. — Вот почему мне были нужны добровольцы. А наши подневольные мышки надулись, и их обиды хватило на то, чтобы утянуть машину вниз.
— Ты мелешь ерунду.
Но Дензил уже не слушал ее.
— О боже, — пробормотал он, взяв аппарат в руки. — Ты только посмотри. Зубья сломались.
Джоди вздохнула: нет, и это было не то, чем она хотела бы заняться сегодня. С утра тетка уже успела выставить ее из борделя за «кислую мину», и девушка немного побродила по Маркет-стрит, а затем на пляже в течение целого часа бросала камешки в волны и вот теперь не знала, как скоротать остаток дня.
Джоди вернула мышей в клетку и выглянула в окно: небо было еще серым, однако дождь уже прекратился, и Питер-стрит заманчиво поблескивала мокрой мостовой.
— Я пойду прогуляюсь, — объявила она.
— Возьми с собой Олли, ладно? Он досаждал мне все утро.
— Но он спит, — возразила Джоди, покосившись на обезьянку.
Дензил покачал головой:
— Я его насквозь вижу: это он отдыхает перед вечерним погромом. С ним мне не удастся продвинуться в работе ни на шаг. Измотай его так, чтобы он спал всю ночь как убитый.
Джоди надела жакет и сманила Олли с книжного шкафа. Макака сонно примостилась у нее на плече, обвив лапкой ее шею, а хвост намотав девушке на руку.
— Если ты найдешь страницы, которые я потеряла… — повернулась Джоди к Дензилу уже на пороге.
— Я немедленно вышлю их тебе, — заверил он ее.
Джоди усмехнулась, закрыла дверь и начала спускаться по шаткой лестнице, выходящей на Питер-стрит. На улице было прохладно, но, вместо того чтобы подниматься обратно за штанами и свитером, которые Олли носил в плохую погоду (по мнению Джоди, наряжать животных в людскую одежду значило унижать их), она просто сунула обезьянку себе за пазуху и, ступив на мостовую, направилась в сторону Маркет-стрит.
Олли удобно устроился у нее на груди, возвращая девушке не меньше тепла, чем она давала ему, и теперь снаружи торчала лишь его мордочка. Кое-кто из прохожих посматривал на них с любопытством, но большинство людей в Бодбери знали Джоди слишком хорошо, чтобы удивляться каким бы то ни было ее действиям. К тому же она частенько гуляла с Олли и Нозом, чьи зеленые переливчатые перья так резко контрастировали с серым гранитом домов и булыжниками улиц, что один Олли уже не вызывал у горожан особого интереса.
«А вот и я. А вот и мы», — сказала себе Джоди, останавливаясь перед зеркальной витриной магазина, чтобы полюбоваться своим удивительным двуглавым отражением.
Погладив маленькую макушку у себя под подбородком, она продолжила путь.
2
Возвращение моряка
1
2
Джоди ростом была не более пяти футов, коротко стригла свои светлые волосы и ходила в мешковатых штанах и рубашке, словно пацан из Трущоб — бедного района Бодбери, представляющего собой ряд прислонившихся друг к другу ветхих домишек над Старым Причалом.
— Нетти постоянно ворчит, что с меня толку не будет, — скривилась Джоди. — Ничего другого я от нее еще не слышала.
— Ладно, если ты спрашиваешь моего совета, я скажу так: выбрось все это из головы.
— И что делать? Потихоньку сходить с ума?
— Не обязательно. Ты могла бы помочь мне уломать этих твердолобых мышат приступить к испытаниям моей машины, прежде чем все мы умрем от старости.
— Вот так всегда, — пробубнила Джоди, вставая. — Даже чертовым грызунам уделяется больше внимания.
— Мания, — повторил Ноз, расправляя крылья и перебираясь со спинки кресла на сиденье.
— Топин говорит, — продолжала Джоди, прокладывая строчку из сырных крошек от мышиной клетки к летательному аппарату, — что мир — это книга, которую кто-то написал, а мы все — ее персонажи. Вот почему я упомянула об отсутствующих страницах. Кажется, кто-то действительно вырвал их.
— Топин! Бьюсь об заклад, он не различил бы ни одной оригинальной мысли, даже если бы она и забрела в его голову, — хмыкнул Дензил. — Что он может знать?
— Наверное, ты прав. К тому же кто стал бы выпускать книгу о наших жизнях? Она была бы слишком скучной.
— Я вовсе не считаю свою жизнь скучной, — возразил старик.
— Но у тебя же есть Цель.
— Точно. И я ставлю перед тобой твою — убеди мышей в том, что этот эксперимент послужит на благо человечества. Ну, и мышиного народа тоже, разумеется.
Убеждаемые моментально слопали весь положенный в клетку сыр, но не сделали и шага в направлении дверцы.
— Вот паразиты! — выругалась Джоди, запустила руку в клетку и вытащила зверьков наружу. Затем подошла к машине и посадила их в колеса.
— Я надеюсь, ты осознаешь, что это самое настоящее принуждение, — заметил Дензил.
Мыши между тем отчаянно замолотили лапками, и вращающиеся колеса привели в действие остальные части аппарата. Вскоре миниатюрный пропеллер повернулся, и вся конструкция медленно поползла по верстаку.
— Получилось! — закричал Дензил. — Бог мой, получилось!
Он взял машину со стола и поднял ее вверх. Пропеллер вращался уже с такой скоростью, что лопастей не было видно. Дензил улыбнулся Джоди, а попутай спорхнул с кресла и поспешно забрался на один из книжных шкафов. Наконец Дензил отпустил свое изобретение, и оно, двигаясь неровными толчками, пролетело почти половину чердака, пока вдруг не ушло в крутое пике.
Джоди кинулась вслед за аппаратом и успела поймать его прежде, чем он ударился о пол. Осторожно достав оттуда мышей, она принялась убаюкивать их, ласково приговаривая «тихо-тихо».
— Ты напугал их до смерти! — упрекнула она Дензила.
— Исключительно во имя науки.
— Это ничего не меняет — они ведь могли пораниться.
— Совершенно верно, — насупился Дензил. — Вот почему мне были нужны добровольцы. А наши подневольные мышки надулись, и их обиды хватило на то, чтобы утянуть машину вниз.
— Ты мелешь ерунду.
Но Дензил уже не слушал ее.
— О боже, — пробормотал он, взяв аппарат в руки. — Ты только посмотри. Зубья сломались.
Джоди вздохнула: нет, и это было не то, чем она хотела бы заняться сегодня. С утра тетка уже успела выставить ее из борделя за «кислую мину», и девушка немного побродила по Маркет-стрит, а затем на пляже в течение целого часа бросала камешки в волны и вот теперь не знала, как скоротать остаток дня.
Джоди вернула мышей в клетку и выглянула в окно: небо было еще серым, однако дождь уже прекратился, и Питер-стрит заманчиво поблескивала мокрой мостовой.
— Я пойду прогуляюсь, — объявила она.
— Возьми с собой Олли, ладно? Он досаждал мне все утро.
— Но он спит, — возразила Джоди, покосившись на обезьянку.
Дензил покачал головой:
— Я его насквозь вижу: это он отдыхает перед вечерним погромом. С ним мне не удастся продвинуться в работе ни на шаг. Измотай его так, чтобы он спал всю ночь как убитый.
Джоди надела жакет и сманила Олли с книжного шкафа. Макака сонно примостилась у нее на плече, обвив лапкой ее шею, а хвост намотав девушке на руку.
— Если ты найдешь страницы, которые я потеряла… — повернулась Джоди к Дензилу уже на пороге.
— Я немедленно вышлю их тебе, — заверил он ее.
Джоди усмехнулась, закрыла дверь и начала спускаться по шаткой лестнице, выходящей на Питер-стрит. На улице было прохладно, но, вместо того чтобы подниматься обратно за штанами и свитером, которые Олли носил в плохую погоду (по мнению Джоди, наряжать животных в людскую одежду значило унижать их), она просто сунула обезьянку себе за пазуху и, ступив на мостовую, направилась в сторону Маркет-стрит.
Олли удобно устроился у нее на груди, возвращая девушке не меньше тепла, чем она давала ему, и теперь снаружи торчала лишь его мордочка. Кое-кто из прохожих посматривал на них с любопытством, но большинство людей в Бодбери знали Джоди слишком хорошо, чтобы удивляться каким бы то ни было ее действиям. К тому же она частенько гуляла с Олли и Нозом, чьи зеленые переливчатые перья так резко контрастировали с серым гранитом домов и булыжниками улиц, что один Олли уже не вызывал у горожан особого интереса.
«А вот и я. А вот и мы», — сказала себе Джоди, останавливаясь перед зеркальной витриной магазина, чтобы полюбоваться своим удивительным двуглавым отражением.
Погладив маленькую макушку у себя под подбородком, она продолжила путь.
2
Ниже побитых временем и непогодой Трущоб тянулся вдоль берега Старый Причал, заканчивающийся насыпью из щебня и деревянными сваями. Сваи медленно гнили, сверху покрываясь толстой белой коркой и обрастая мидиями под водой. Заброшенные пирсы под прямым углом отходили от причала в море. Многие казались совсем разрушенными, а серое дерево уцелевших было сплошь покрыто пометом морских чаек. В воздухе стоял острый запах соли и мертвой рыбы, выброшенной прибоем.
Во время отлива здесь можно было увидеть целую флотилию разбитых лодок и множество отдельных досок — миниатюрное кладбище, которое появилось после сильнейшего шторма, обрушившегося на Бодбери двадцать лет назад.
Сейчас весь рыбный промысел был сосредоточен у Новой Пристани, расположенной неподалеку от Рыночной площади, а Старый Причал перешел в полное распоряжение крыс, чаек и нескольких старожилов, любивших побродить здесь, вспоминая о минувших днях. Ребятня Трущоб считала этот район своей собственностью.
Когда Джоди пришла сюда с уснувшим у нее на груди Олли, маленькая шумная компания как раз спорила по поводу правил игры в «мельницу» [7], в которой сражались двое из них. Они нацарапали доску прямо на одной из причальных плит, а в качестве фишек использовали камешки и ракушки. Заслышав Джоди, дети повернули к ней свои перепачканные мордашки.
— Привет, старушка, — крикнул ей рыжеволосый мальчишка, криво ухмыляясь. — Кого это ты пришла топить?
Ко всем, кому перевалило за двенадцать, дети Трущоб относились как к ископаемым, а потому видели в них прекрасный объект для нападок.
— Оставь в покое бедную женщину, — сказал ему другой. Взглянув на него, Джоди узнала Питера Мойла — сына одной из девиц, работавших в заведении ее тетки. — Разве тебе не ясно, что у нее и так проблем по горло — она же вся согнулась от древности.
Ребятишки захихикали.
— Ты слышал? — спросила Джоди свою спящую ношу. — На каждой лестнице я оказываюсь нижней ступенькой. Для Дензила я всего-навсего помощница. Для семьи — паршивая овца, слишком женственная для пацана и слишком резвая для того, чтобы когда-нибудь превратиться в настоящую даму. И плюс ко всему этому я еще обречена таскать у себя на груди разную живность, в то время как все мои сверстницы носят там грудь как таковую.
— Ты не так уж и уродлива, — утешил ее кто-то из мальчиков. — По крайней мере, не так, как твой малютка.
— Давай топи его скорее, чтоб не мучился!
— В прежние времена, — продолжала Джоди, обращаясь к Олли, — я бы их всех хорошенько отлупила, но сейчас это сделать мне мешает чувство собственного достоинства.
— Признайся лучше, что боишься рассыпаться от старости.
— Ай, да не слушай ты их! — воскликнула Кара Фолл.
Кара была рослым сорванцом лет одиннадцати, одетым в причудливый наряд — рубашку, заплатанный свитер, брюки и юбку. Она не носила обуви, а лицо, отмеченное изяществом черт, было не намного чище, чем у ее товарищей. Кара неторопливо подошла к Джоди и протянула руку, чтобы погладить Олли.
— Можно мне подержать его?
Джоди передала ей проснувшуюся обезьянку, и Олли незамедлительно приступил к обследованию карманов своей новой знакомой.
— Ты играешь в эту игру? — поинтересовался у Джоди Питер.
— Каковы ставки?
— Полпенса с каждого.
— Тогда вряд ли. Мне сегодня не везет.
— Она слишком дряхлая, — пояснил кто-то. — Ей уже не до игр.
— Это правда, бабуля? — спросил другой мальчик.
Джоди расхохоталась над ними. Подбоченившись, дети встали неровным полукругом возле нее и Кары, и глаза их весело поблескивали на чумазых мордашках. Джоди уже собиралась одним махом отмести все колкости юных забияк, как вдруг они и сами как-то странно стихли и, старательно отводя взгляды от чего-то, что находилось за ее спиной, отступили к низкой каменной стенке набережной. Двое с беззаботным видом, безбожно перевирая, принялись насвистывать две разные мелодии. Расстроенный внезапной сменой общего настроения, Олли вырвался из объятий Кары и прыгнул обратно к Джоди.
Девушка оглянулась, и в эту секунду ей показалось, что ее собственное детство, проведенное в компании вот таких же детей из Трущоб, вернулось. Неизвестно почему, Джоди вдруг почувствовала себя виноватой и приготовилась к тому, что сейчас ей влетит за какой-нибудь проступок — проступок, который она не совершала.
Способностью вселять подобный страх в маленьких обитателей Трущоб обладала Вдова Пендер. Никто из детей не сомневался в том, что она была ведьмой, и нередко матери грозили за шалости «отправить их к ней на веки вечные».
Притихшая вместе с детьми, Джоди посторонилась, когда высокая, носатая, облаченная во все черное женщина медленно прошла мимо, постукивая тростью по камням мостовой. Ее спина была прямой, как доска, а седые волосы стянуты сзади в строгий пучок. Она пробуравила каждого из ребятишек своим жестким серым взглядом, при этом явно задержавшись на Джоди.
Олли зашипел. Вдова нахмурилась, и Джоди была почти уверена, что сейчас старуха огреет их обоих палкой, но та лишь смерила девушку испепеляющим взглядом и продолжила свой путь.
Дети перевели дух только после того, как страшная Вдова удалилась на почтительное расстояние, а потом, пытаясь развеять принесенный ею холод, загалдели вновь, но уже не так беззаботно, как прежде.
— Меня от нее в дрожь бросает.
— А мне совсем не страшно.
— Что-то не слышно было, как ты резвился в ее присутствии.
— Вот бы кто-нибудь зарыл ее поглубже!
— Бесполезно — ее дружки все равно помогут ей откопаться.
В Бодбери поговаривали, что именно Вдова Пендер двадцать лет назад вызвала шторм, затопивший Старый Причал и уничтоживший маленький рыбачий флот. Якобы она сделала это потому, что ее муж, тоже рыбак, спутался с барменшей. Пятнадцать человек погибли в тот день, пытаясь спасти свои лодки. А барменша поспешила покинуть город (хотя кое-кто уверял, что Вдова просто-напросто убила ее и закопала на болоте).
Каждый ребенок из Трущоб знал: старуха повелевает утопленниками.
— Рэтти Фриггенс рассказывал, что она держит у себя дома Маленького Человечка. Он томится в стеклянной банке.
Джоди повернулась к говорившему:
— Маленького Человечка?
— Да! Рэтти сам его видел: это мужчина размером с мышь. Цыган принес его в деревянной птичьей клетке и вручил Вдове прямо у Рэтти на глазах. Рэтти клянется, что не врет и что Вдова заставляет человечка залезать в дома и красть оттуда ценные вещи — она его специально для этого держит.
— Ей не нужны чужие ценные вещи, — возразил Питер. — У нее своими весь подвал завален.
Кара кивнула:
— Мой папа тоже так говорит.
— Маленький Человечек… — протянула Джоди. Не поворачивая головы, она скосила взгляд в сторону сухопарой старухи, пристально вглядывавшейся в море. Сердце девушки забилось сильнее, и Олли, почувствовав ее волнение, недовольно заворчал. Джоди задумчиво погладила его по голове.
Может все это быть правдой? Неужели Вдова действительно прячет от людей Маленького Человечка…
Это было бы что-то!
Допустим, так оно и есть, но хватит ли у нее духу пробраться в дом Вдовы, чтобы убедиться во всем этом лично?
Маловероятно: ей и сейчас-то его недостает.
К тому же Маленькие Человечки — выдумка.
Или нет?
Вдова оглянулась, и Джоди вдруг показалось, что старуха посмотрела прямо на нее, а потом улыбнулась так, словно прочла все ее мысли.
«Мне ведомы тайны, о существовании которых ты даже не подозреваешь, — говорила ухмылка Вдовы. — Я знаю секреты, за которые тебе придется продать душу, если ты задумаешь проникнуть в них. Отвечай: ты все еще хочешь сделать это?»
Джоди вздрогнула, и перед ее мысленным взором возникла страшная картина: раздувшиеся утопленники с бледными лицами, облепленные водорослями, источающие запах смерти, прокрадываются к ней, спящей…
Прежде чем Вдова повернулась, чтобы прошествовать тем же путем обратно, Джоди рассеянно махнула детям рукой и поспешила к Дензилу на чердак.
Во время отлива здесь можно было увидеть целую флотилию разбитых лодок и множество отдельных досок — миниатюрное кладбище, которое появилось после сильнейшего шторма, обрушившегося на Бодбери двадцать лет назад.
Сейчас весь рыбный промысел был сосредоточен у Новой Пристани, расположенной неподалеку от Рыночной площади, а Старый Причал перешел в полное распоряжение крыс, чаек и нескольких старожилов, любивших побродить здесь, вспоминая о минувших днях. Ребятня Трущоб считала этот район своей собственностью.
Когда Джоди пришла сюда с уснувшим у нее на груди Олли, маленькая шумная компания как раз спорила по поводу правил игры в «мельницу» [7], в которой сражались двое из них. Они нацарапали доску прямо на одной из причальных плит, а в качестве фишек использовали камешки и ракушки. Заслышав Джоди, дети повернули к ней свои перепачканные мордашки.
— Привет, старушка, — крикнул ей рыжеволосый мальчишка, криво ухмыляясь. — Кого это ты пришла топить?
Ко всем, кому перевалило за двенадцать, дети Трущоб относились как к ископаемым, а потому видели в них прекрасный объект для нападок.
— Оставь в покое бедную женщину, — сказал ему другой. Взглянув на него, Джоди узнала Питера Мойла — сына одной из девиц, работавших в заведении ее тетки. — Разве тебе не ясно, что у нее и так проблем по горло — она же вся согнулась от древности.
Ребятишки захихикали.
— Ты слышал? — спросила Джоди свою спящую ношу. — На каждой лестнице я оказываюсь нижней ступенькой. Для Дензила я всего-навсего помощница. Для семьи — паршивая овца, слишком женственная для пацана и слишком резвая для того, чтобы когда-нибудь превратиться в настоящую даму. И плюс ко всему этому я еще обречена таскать у себя на груди разную живность, в то время как все мои сверстницы носят там грудь как таковую.
— Ты не так уж и уродлива, — утешил ее кто-то из мальчиков. — По крайней мере, не так, как твой малютка.
— Давай топи его скорее, чтоб не мучился!
— В прежние времена, — продолжала Джоди, обращаясь к Олли, — я бы их всех хорошенько отлупила, но сейчас это сделать мне мешает чувство собственного достоинства.
— Признайся лучше, что боишься рассыпаться от старости.
— Ай, да не слушай ты их! — воскликнула Кара Фолл.
Кара была рослым сорванцом лет одиннадцати, одетым в причудливый наряд — рубашку, заплатанный свитер, брюки и юбку. Она не носила обуви, а лицо, отмеченное изяществом черт, было не намного чище, чем у ее товарищей. Кара неторопливо подошла к Джоди и протянула руку, чтобы погладить Олли.
— Можно мне подержать его?
Джоди передала ей проснувшуюся обезьянку, и Олли незамедлительно приступил к обследованию карманов своей новой знакомой.
— Ты играешь в эту игру? — поинтересовался у Джоди Питер.
— Каковы ставки?
— Полпенса с каждого.
— Тогда вряд ли. Мне сегодня не везет.
— Она слишком дряхлая, — пояснил кто-то. — Ей уже не до игр.
— Это правда, бабуля? — спросил другой мальчик.
Джоди расхохоталась над ними. Подбоченившись, дети встали неровным полукругом возле нее и Кары, и глаза их весело поблескивали на чумазых мордашках. Джоди уже собиралась одним махом отмести все колкости юных забияк, как вдруг они и сами как-то странно стихли и, старательно отводя взгляды от чего-то, что находилось за ее спиной, отступили к низкой каменной стенке набережной. Двое с беззаботным видом, безбожно перевирая, принялись насвистывать две разные мелодии. Расстроенный внезапной сменой общего настроения, Олли вырвался из объятий Кары и прыгнул обратно к Джоди.
Девушка оглянулась, и в эту секунду ей показалось, что ее собственное детство, проведенное в компании вот таких же детей из Трущоб, вернулось. Неизвестно почему, Джоди вдруг почувствовала себя виноватой и приготовилась к тому, что сейчас ей влетит за какой-нибудь проступок — проступок, который она не совершала.
Способностью вселять подобный страх в маленьких обитателей Трущоб обладала Вдова Пендер. Никто из детей не сомневался в том, что она была ведьмой, и нередко матери грозили за шалости «отправить их к ней на веки вечные».
Притихшая вместе с детьми, Джоди посторонилась, когда высокая, носатая, облаченная во все черное женщина медленно прошла мимо, постукивая тростью по камням мостовой. Ее спина была прямой, как доска, а седые волосы стянуты сзади в строгий пучок. Она пробуравила каждого из ребятишек своим жестким серым взглядом, при этом явно задержавшись на Джоди.
Олли зашипел. Вдова нахмурилась, и Джоди была почти уверена, что сейчас старуха огреет их обоих палкой, но та лишь смерила девушку испепеляющим взглядом и продолжила свой путь.
Дети перевели дух только после того, как страшная Вдова удалилась на почтительное расстояние, а потом, пытаясь развеять принесенный ею холод, загалдели вновь, но уже не так беззаботно, как прежде.
— Меня от нее в дрожь бросает.
— А мне совсем не страшно.
— Что-то не слышно было, как ты резвился в ее присутствии.
— Вот бы кто-нибудь зарыл ее поглубже!
— Бесполезно — ее дружки все равно помогут ей откопаться.
В Бодбери поговаривали, что именно Вдова Пендер двадцать лет назад вызвала шторм, затопивший Старый Причал и уничтоживший маленький рыбачий флот. Якобы она сделала это потому, что ее муж, тоже рыбак, спутался с барменшей. Пятнадцать человек погибли в тот день, пытаясь спасти свои лодки. А барменша поспешила покинуть город (хотя кое-кто уверял, что Вдова просто-напросто убила ее и закопала на болоте).
Каждый ребенок из Трущоб знал: старуха повелевает утопленниками.
— Рэтти Фриггенс рассказывал, что она держит у себя дома Маленького Человечка. Он томится в стеклянной банке.
Джоди повернулась к говорившему:
— Маленького Человечка?
— Да! Рэтти сам его видел: это мужчина размером с мышь. Цыган принес его в деревянной птичьей клетке и вручил Вдове прямо у Рэтти на глазах. Рэтти клянется, что не врет и что Вдова заставляет человечка залезать в дома и красть оттуда ценные вещи — она его специально для этого держит.
— Ей не нужны чужие ценные вещи, — возразил Питер. — У нее своими весь подвал завален.
Кара кивнула:
— Мой папа тоже так говорит.
— Маленький Человечек… — протянула Джоди. Не поворачивая головы, она скосила взгляд в сторону сухопарой старухи, пристально вглядывавшейся в море. Сердце девушки забилось сильнее, и Олли, почувствовав ее волнение, недовольно заворчал. Джоди задумчиво погладила его по голове.
Может все это быть правдой? Неужели Вдова действительно прячет от людей Маленького Человечка…
Это было бы что-то!
Допустим, так оно и есть, но хватит ли у нее духу пробраться в дом Вдовы, чтобы убедиться во всем этом лично?
Маловероятно: ей и сейчас-то его недостает.
К тому же Маленькие Человечки — выдумка.
Или нет?
Вдова оглянулась, и Джоди вдруг показалось, что старуха посмотрела прямо на нее, а потом улыбнулась так, словно прочла все ее мысли.
«Мне ведомы тайны, о существовании которых ты даже не подозреваешь, — говорила ухмылка Вдовы. — Я знаю секреты, за которые тебе придется продать душу, если ты задумаешь проникнуть в них. Отвечай: ты все еще хочешь сделать это?»
Джоди вздрогнула, и перед ее мысленным взором возникла страшная картина: раздувшиеся утопленники с бледными лицами, облепленные водорослями, источающие запах смерти, прокрадываются к ней, спящей…
Прежде чем Вдова повернулась, чтобы прошествовать тем же путем обратно, Джоди рассеянно махнула детям рукой и поспешила к Дензилу на чердак.
Возвращение моряка
Я в открытом море хотел бы жить,
На широком блюде, как в лодке, плыть;
А если оно начнет тонуть —
То с него прямиком в Маусхол шагнуть.
Из старой корнуэльской песни, записано со слов Дона Флэменка
1
Некогда излюбленное пристанище контрабандистов, Маусхол относится к приходу церкви Святого Павла в западной части округа Пенвит в Южном Корнуолле. Его кривые узкие улочки и каменные домишки взбираются вверх по крутому склону Маусхол-Хилл и далее тянутся вдоль западного берега залива Маунтс.
Дедушка Джейни Литтл обожал Маусхол и с удовольствием потчевал гостей своей внучки рассказами об истории городка и местным фольклором. Происхождение одного лишь названия селения могло заставить старика вступить в жаркий спор, в котором он не раз швырял свою матерчатую кепку оземь.
Согласно его объяснениям, некоторые историки полагали, что Маусхол получил свое название благодаря ныне обрушенной пещере, располагавшейся в прибрежных скалах [8]. Другие эксперты ссылались на старинный корнуэльский манускрипт, утверждавший, что раньше «Моусхейлом» именовалась протекавшая тут речушка: «моус» означало «девушки», а «хейл» — «река», так что в целом название можно было перевести как «Девичья река».
Самое трагическое событие в истории Маусхола произошло в 1595 году, когда городок был захвачен войсками, высадившимися с трех испанских кораблей (и, кстати, первым человеком, за семь лет до этого увидевшим приближавшуюся к берегам Англии Непобедимую армаду [9], был не кто иной, как уроженец Маусхола!). Единственное уцелевшее здание того периода — «Сила Кевина». Оно высится на гранитных столбах во дворе, где сквайр Кевин в одиночку отразил нападение шестерых испанцев. Его подвиг отмечается теперь каждый год в июле, с карнавалом и празднествами, которые завершаются памятным обедом в отеле «Карн Ду», где по названиям подаваемых блюд можно проследить ход этого легендарного боя.
Судьба остальных достопримечательностей Маусхола менее драматична. Неподалеку от «Силы Кевина», на той же самой улице, стоит дом, в котором родилась Долли Пентрит — последняя известная носительница корнуэльского языка, чья надгробная плита является отныне частью стены церкви Святого Павла. К югу от Маусхола, на вершине Рэгиннис-Хилл, откуда хорошо видны залив Маунтс и остров Сент-Клемент, обосновался госпиталь для диких птиц. Учрежденный в 1928 году двумя сестрами, Дороти и Филлис Иглесиас, он умудрился дотянуть до наших дней на одни только частные пожертвования. На его замшелой стене висит колокольчик, а рядом с ним — табличка с надписью, гласящей: «Пожалуйста, звоните, если у вас есть птичка». Ежегодно госпиталь излечивает свыше тысячи больных птиц, приносимых туда местным населением.
В былые времена Маусхол по праву считался центром корнуэльского промысла сардин, но сегодня, несмотря на то что он все еще сохраняет колорит рыбачьей деревушки, а в гавани по-прежнему полно лодок, его основная деятельность сосредоточена на туризме. Рыбаков здесь осталось очень мало, а контрабандисты теперь живут лишь в воспоминаниях старожилов.
Томас Литтл тоже помнил контрабандистов, хотя совершенно не думал о них, спеша по дороге, ведущей из «Королевской рати» в Маусхол, к небольшому домику на Дак-стрит, который он делил со своей внучкой. Пинта горького деревенского пива уютно устроилась у него в желудке, а в бумажном пакете побулькивали две бутылки темного эля.
Дедушка, как все к нему обращались, думал в тот момент о Джейни. Сначала он хотел отправиться в бар вместе с ней, но девушка, пребывая в скверном настроении, не пожелала выходить на улицу. Однако… Нынешним вечером Чарли Бойд собирал на своей ферме, расположенной неподалеку от Ламорны, шумную компанию. Его дом давно уже заслужил репутацию «веселого», ибо по пятницам туда стекались музыканты и рассказчики всех мастей.
С фермы Бойда, расположенной на мысе, открывался чудесный вид на залив. Над плоской вершиной утеса стоял непрерывный птичий гомон, которому вторил прибой, грохочущий в прибрежных камнях, а в воздухе висел острый запах соли. Основание утеса уже было подточено волнами, но ферма могла простоять здесь еще век или два, прежде чем море довершит свою разрушительную работу.
А пока она служила надежным домом Чарли и его семье — брату, жене, дочери и двум сыновьям — и радушным местом для всех, кто приходил сюда по пятницам, чтобы играть, рассказывать или слушать.
Таких гостей, несмотря на возрождение интереса к фольклору, было не очень много, но зато энтузиазм помогал им добираться сюда даже с мыса Лизард на другом берегу залива.
Вот и сейчас наверняка некоторые уже отправились в путь, дабы не опоздать к началу сегодняшней вечеринки, однако Дедушка ни минуты не сомневался в том, что его внучка будет лучшей среди них. Разве она не записала два профессиональных альбома? Разве не разъезжает с гастролями по всему миру?
Дедушка — полный лысеющий мужчина с грубоватыми чертами моряка, одетый в старые брюки из рубчатого вельвета и твидовую куртку, заплатанную на локтях, — бодро маршировал по улице, улыбаясь самому себе, и бутылки с темным элем весело позвякивали в его пакете.
О да, этим вечером он обязательно вытащит Джейни к Чарли!
Так, в предвкушении приятного события насвистывая один из мотивов Чоки, Дедушка подошел к дверям своего дома, который он содержал на пенсию да на те деньги, что Джейни зарабатывала на гастролях.
— Джейни! — позвал он, ступая на порог. — Ты приготовила горячий чай для своего старика?
Довольно долго ему никто не отвечал.
Дедушка Джейни Литтл обожал Маусхол и с удовольствием потчевал гостей своей внучки рассказами об истории городка и местным фольклором. Происхождение одного лишь названия селения могло заставить старика вступить в жаркий спор, в котором он не раз швырял свою матерчатую кепку оземь.
Согласно его объяснениям, некоторые историки полагали, что Маусхол получил свое название благодаря ныне обрушенной пещере, располагавшейся в прибрежных скалах [8]. Другие эксперты ссылались на старинный корнуэльский манускрипт, утверждавший, что раньше «Моусхейлом» именовалась протекавшая тут речушка: «моус» означало «девушки», а «хейл» — «река», так что в целом название можно было перевести как «Девичья река».
Самое трагическое событие в истории Маусхола произошло в 1595 году, когда городок был захвачен войсками, высадившимися с трех испанских кораблей (и, кстати, первым человеком, за семь лет до этого увидевшим приближавшуюся к берегам Англии Непобедимую армаду [9], был не кто иной, как уроженец Маусхола!). Единственное уцелевшее здание того периода — «Сила Кевина». Оно высится на гранитных столбах во дворе, где сквайр Кевин в одиночку отразил нападение шестерых испанцев. Его подвиг отмечается теперь каждый год в июле, с карнавалом и празднествами, которые завершаются памятным обедом в отеле «Карн Ду», где по названиям подаваемых блюд можно проследить ход этого легендарного боя.
Судьба остальных достопримечательностей Маусхола менее драматична. Неподалеку от «Силы Кевина», на той же самой улице, стоит дом, в котором родилась Долли Пентрит — последняя известная носительница корнуэльского языка, чья надгробная плита является отныне частью стены церкви Святого Павла. К югу от Маусхола, на вершине Рэгиннис-Хилл, откуда хорошо видны залив Маунтс и остров Сент-Клемент, обосновался госпиталь для диких птиц. Учрежденный в 1928 году двумя сестрами, Дороти и Филлис Иглесиас, он умудрился дотянуть до наших дней на одни только частные пожертвования. На его замшелой стене висит колокольчик, а рядом с ним — табличка с надписью, гласящей: «Пожалуйста, звоните, если у вас есть птичка». Ежегодно госпиталь излечивает свыше тысячи больных птиц, приносимых туда местным населением.
В былые времена Маусхол по праву считался центром корнуэльского промысла сардин, но сегодня, несмотря на то что он все еще сохраняет колорит рыбачьей деревушки, а в гавани по-прежнему полно лодок, его основная деятельность сосредоточена на туризме. Рыбаков здесь осталось очень мало, а контрабандисты теперь живут лишь в воспоминаниях старожилов.
Томас Литтл тоже помнил контрабандистов, хотя совершенно не думал о них, спеша по дороге, ведущей из «Королевской рати» в Маусхол, к небольшому домику на Дак-стрит, который он делил со своей внучкой. Пинта горького деревенского пива уютно устроилась у него в желудке, а в бумажном пакете побулькивали две бутылки темного эля.
Дедушка, как все к нему обращались, думал в тот момент о Джейни. Сначала он хотел отправиться в бар вместе с ней, но девушка, пребывая в скверном настроении, не пожелала выходить на улицу. Однако… Нынешним вечером Чарли Бойд собирал на своей ферме, расположенной неподалеку от Ламорны, шумную компанию. Его дом давно уже заслужил репутацию «веселого», ибо по пятницам туда стекались музыканты и рассказчики всех мастей.
С фермы Бойда, расположенной на мысе, открывался чудесный вид на залив. Над плоской вершиной утеса стоял непрерывный птичий гомон, которому вторил прибой, грохочущий в прибрежных камнях, а в воздухе висел острый запах соли. Основание утеса уже было подточено волнами, но ферма могла простоять здесь еще век или два, прежде чем море довершит свою разрушительную работу.
А пока она служила надежным домом Чарли и его семье — брату, жене, дочери и двум сыновьям — и радушным местом для всех, кто приходил сюда по пятницам, чтобы играть, рассказывать или слушать.
Таких гостей, несмотря на возрождение интереса к фольклору, было не очень много, но зато энтузиазм помогал им добираться сюда даже с мыса Лизард на другом берегу залива.
Вот и сейчас наверняка некоторые уже отправились в путь, дабы не опоздать к началу сегодняшней вечеринки, однако Дедушка ни минуты не сомневался в том, что его внучка будет лучшей среди них. Разве она не записала два профессиональных альбома? Разве не разъезжает с гастролями по всему миру?
Дедушка — полный лысеющий мужчина с грубоватыми чертами моряка, одетый в старые брюки из рубчатого вельвета и твидовую куртку, заплатанную на локтях, — бодро маршировал по улице, улыбаясь самому себе, и бутылки с темным элем весело позвякивали в его пакете.
О да, этим вечером он обязательно вытащит Джейни к Чарли!
Так, в предвкушении приятного события насвистывая один из мотивов Чоки, Дедушка подошел к дверям своего дома, который он содержал на пенсию да на те деньги, что Джейни зарабатывала на гастролях.
— Джейни! — позвал он, ступая на порог. — Ты приготовила горячий чай для своего старика?
Довольно долго ему никто не отвечал.
2
Однажды Джейни услышала, как некий писатель объяснял творческий процесс: нужно увидеть в бумаге дыру и шагнуть в нее, а дальше просто наблюдать за ходом событий. Именно это с ней и случилось, как только она принялась читать роман Данторна. Ей вдруг показалось, что она очутилась на вечеринке, где можно забыть обо всем на свете, включая собственное имя, а потом взять в руки инструмент и раствориться в музыке. Когда же музыка умолкнет, ты растеряешься, но это будет длиться недолго — от последних отзвуков эха тающей мелодии до первых аккордов следующей.
И вот сейчас, подняв глаза, Джейни не сразу осознала, что находится на Дедушкином чердаке, ибо мысленно она все еще бродила по миру, созданному в той самой книге, что лежала у нее на коленях. Наконец она сунула письмо Данторна между страницами в качестве закладки и, зажав книгу под мышкой, поднялась с пола.
— Я здесь, дедуля! — крикнула она, спускаясь по узкой лестнице, ведущей с чердака на первый этаж.
Дедушка, все еще стоя в коридоре у входной двери, посмотрел наверх, на спешившую к нему внучку. В свои двадцать два она не утратила живости подростка. Ее рыжеватые волосы свободно спадали на плечи; короткую челку Джейни недавно покрасила хной. Брови над карими глазами девушки изгибались дугой, что придавало ее лицу выражение постоянного удивления. Кожа светилась здоровым цветом персиков со сливками, нос был маленьким и изящным, а на щеках благодаря частой улыбке образовались две прелестные ямочки.
Джейни была одета в черный мешковатый хлопчатобумажный джемпер и желтую юбку под цвет кроссовок, а на черных чулках на коленях виднелись следы пыли.
— У тебя носик в грязи, мой цветочек, — заметил Дедушка, когда Джейни подошла к нему.
Она чмокнула своего дорогого деда, и он широко улыбнулся, но затем взгляд его случайно скользнул по книге, которую Джейни захватила с чердака. Старик вздрогнул.
— Значит, ты все-таки нашла ее, — вымолвил он после паузы.
Джейни неожиданно почувствовала себя так, словно совершила что-то плохое.
— Я не собиралась ничего выискивать, — потупилась она, невольно вспомнив предупреждение Данторна: «И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной…»- Ты сердишься на меня?
Дедушка покачал головой:
— Не на тебя. Просто… а, ладно. Рано или поздно мне все равно пришлось бы передать «Маленькую страну» тебе, так почему не сделать это прямо сейчас?
— Она чудесна, правда?
— Ты уже прочла?
— Да что ты!
— Однако странно, что ты обнаружила ее именно сегодня. Всего лишь три дня назад в нашу дверь постучалась какая-то дама — она интересовалась произведениями Билли. Это случилось впервые за долгие годы. После его смерти здесь кружило много воронья, но со временем посетителей становилось все меньше и меньше. А потом они совсем исчезли. Пожалуй, с визита последнего из них прошло как минимум пять лет.
— Откуда она узнала о книге?
— Ну, она не спрашивала именно о ней. Она хотела получить любые неопубликованные работы и личные вещи Билли — заявила, что отныне они являются ее законной собственностью. Она американка, примерно твоего возраста, причем настолько противная, насколько вообще могут быть американцы. Она представилась внучкой одной из кузин Билли, о которой я никогда не слышал.
— И что ты ей ответил?
— Да ничего, моя ласточка. Я же дал слово, помнишь? Кроме того, эта девица порядком разозлила меня своим гонором, и я предложил ей идти… восвояси. Однако на душе у меня тревожно: похоже, она действительно что-то знает — если не о самой «Маленькой стране», то о чем-то, имеющем к ней непосредственное отношение.
— Как ее зовут?
— Она не сказала, но пригрозила, что вернется, как только переговорит со своими адвокатами.
— И ты молчал?!
— Джейни, красавица моя, а что я должен был тебе сказать? Что какая-то чокнутая американка приперлась сюда забрать книгу, которой я даже не вправе распоряжаться? Я все никак не решался открыть тебе правду, но и врать больше не мог. Ведь между нами нет места лжи, не так ли? — Джейни кивнула. — Что ж, теперь ты знаешь все.
— Больше от нее не было никаких известий? — спросила Джейни.
Дедушка покачал головой:
— А что она может сделать? Ни один адвокат не в силах обвинить меня в присвоении несуществующей вещи.
Джейни взглянула на увесистый томик у себя под мышкой.
— Ну, официально несуществующей, — уточнил Дедушка.
— И когда же ты собирался посвятить меня в эту тайну? — поинтересовалась Джейни.
— Возможно, тебе это покажется странным, моя дорогая, но меня не покидало чувство, что книга сама выберет подходящий момент. И разве я ошибся?
Джейни внимательно посмотрела на деда, однако не увидела в его глазах привычного насмешливого огонька.
— Дедуля! Ты же не думаешь, что книга могла…
— Напои-ка лучше деда чаем, и он поведает тебе кое-что о Маусхоле — занятное, как два Билли сразу.
Шутливое выражение «как два Билли» возникло из-за страстного увлечения Джейни творчеством Билли Пигга и Уильяма Данторна: если что-то получало наивысшую оценку Джейни и Дедушки, они восклицали: «Здорово, как два Билли, вместе взятых!»
— Я все еще не могу поверить в то, что ты мне рассказал, — призналась Джейни, направляясь на кухню.
— Ну… — Дедушкин взгляд остановился на краешке письма, которое Джейни сунула в книгу вместо закладки. — Судя по всему, ты уже прочла письмо, а значит, тебе должна быть ясна причина, по которой я медлил с объяснениями.
— Это произошло совершенно случайно, — вздохнула Джейни, готовясь принести новую порцию извинений.
— Что ж, если хочешь искупить свою вину, сделай мне чаю, — улыбнулся Дедушка.
И вот сейчас, подняв глаза, Джейни не сразу осознала, что находится на Дедушкином чердаке, ибо мысленно она все еще бродила по миру, созданному в той самой книге, что лежала у нее на коленях. Наконец она сунула письмо Данторна между страницами в качестве закладки и, зажав книгу под мышкой, поднялась с пола.
— Я здесь, дедуля! — крикнула она, спускаясь по узкой лестнице, ведущей с чердака на первый этаж.
Дедушка, все еще стоя в коридоре у входной двери, посмотрел наверх, на спешившую к нему внучку. В свои двадцать два она не утратила живости подростка. Ее рыжеватые волосы свободно спадали на плечи; короткую челку Джейни недавно покрасила хной. Брови над карими глазами девушки изгибались дугой, что придавало ее лицу выражение постоянного удивления. Кожа светилась здоровым цветом персиков со сливками, нос был маленьким и изящным, а на щеках благодаря частой улыбке образовались две прелестные ямочки.
Джейни была одета в черный мешковатый хлопчатобумажный джемпер и желтую юбку под цвет кроссовок, а на черных чулках на коленях виднелись следы пыли.
— У тебя носик в грязи, мой цветочек, — заметил Дедушка, когда Джейни подошла к нему.
Она чмокнула своего дорогого деда, и он широко улыбнулся, но затем взгляд его случайно скользнул по книге, которую Джейни захватила с чердака. Старик вздрогнул.
— Значит, ты все-таки нашла ее, — вымолвил он после паузы.
Джейни неожиданно почувствовала себя так, словно совершила что-то плохое.
— Я не собиралась ничего выискивать, — потупилась она, невольно вспомнив предупреждение Данторна: «И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной…»- Ты сердишься на меня?
Дедушка покачал головой:
— Не на тебя. Просто… а, ладно. Рано или поздно мне все равно пришлось бы передать «Маленькую страну» тебе, так почему не сделать это прямо сейчас?
— Она чудесна, правда?
— Ты уже прочла?
— Да что ты!
— Однако странно, что ты обнаружила ее именно сегодня. Всего лишь три дня назад в нашу дверь постучалась какая-то дама — она интересовалась произведениями Билли. Это случилось впервые за долгие годы. После его смерти здесь кружило много воронья, но со временем посетителей становилось все меньше и меньше. А потом они совсем исчезли. Пожалуй, с визита последнего из них прошло как минимум пять лет.
— Откуда она узнала о книге?
— Ну, она не спрашивала именно о ней. Она хотела получить любые неопубликованные работы и личные вещи Билли — заявила, что отныне они являются ее законной собственностью. Она американка, примерно твоего возраста, причем настолько противная, насколько вообще могут быть американцы. Она представилась внучкой одной из кузин Билли, о которой я никогда не слышал.
— И что ты ей ответил?
— Да ничего, моя ласточка. Я же дал слово, помнишь? Кроме того, эта девица порядком разозлила меня своим гонором, и я предложил ей идти… восвояси. Однако на душе у меня тревожно: похоже, она действительно что-то знает — если не о самой «Маленькой стране», то о чем-то, имеющем к ней непосредственное отношение.
— Как ее зовут?
— Она не сказала, но пригрозила, что вернется, как только переговорит со своими адвокатами.
— И ты молчал?!
— Джейни, красавица моя, а что я должен был тебе сказать? Что какая-то чокнутая американка приперлась сюда забрать книгу, которой я даже не вправе распоряжаться? Я все никак не решался открыть тебе правду, но и врать больше не мог. Ведь между нами нет места лжи, не так ли? — Джейни кивнула. — Что ж, теперь ты знаешь все.
— Больше от нее не было никаких известий? — спросила Джейни.
Дедушка покачал головой:
— А что она может сделать? Ни один адвокат не в силах обвинить меня в присвоении несуществующей вещи.
Джейни взглянула на увесистый томик у себя под мышкой.
— Ну, официально несуществующей, — уточнил Дедушка.
— И когда же ты собирался посвятить меня в эту тайну? — поинтересовалась Джейни.
— Возможно, тебе это покажется странным, моя дорогая, но меня не покидало чувство, что книга сама выберет подходящий момент. И разве я ошибся?
Джейни внимательно посмотрела на деда, однако не увидела в его глазах привычного насмешливого огонька.
— Дедуля! Ты же не думаешь, что книга могла…
— Напои-ка лучше деда чаем, и он поведает тебе кое-что о Маусхоле — занятное, как два Билли сразу.
Шутливое выражение «как два Билли» возникло из-за страстного увлечения Джейни творчеством Билли Пигга и Уильяма Данторна: если что-то получало наивысшую оценку Джейни и Дедушки, они восклицали: «Здорово, как два Билли, вместе взятых!»
— Я все еще не могу поверить в то, что ты мне рассказал, — призналась Джейни, направляясь на кухню.
— Ну… — Дедушкин взгляд остановился на краешке письма, которое Джейни сунула в книгу вместо закладки. — Судя по всему, ты уже прочла письмо, а значит, тебе должна быть ясна причина, по которой я медлил с объяснениями.
— Это произошло совершенно случайно, — вздохнула Джейни, готовясь принести новую порцию извинений.
— Что ж, если хочешь искупить свою вину, сделай мне чаю, — улыбнулся Дедушка.