Страница:
Заколоченные окна дома угнетали Джоди, ассоциируясь у нее с закрытым сознанием друзей и постепенным затмением ее собственного. Казалось, проведя половину жизни во сне, она вдруг на мгновение проснулась и вот теперь снова погружалась в сон.
Дом Вдовы был единственным местом, где память хотя бы частично возвращалась к девушке. Глядя на него, Джоди думала о том, как была Маленьким Человечком, об Эдерне и о Призрачном Мире, о первородной музыке и о старухе Пендер… Интересно, была ли у нее возможность пойти иным путем?
Жалея ее, Джоди старалась не обращать внимания на шепот теней, притаившихся вдоль изгороди в саду и у стен самого коттеджа. Она все еще видела изуродованные черты Вдовы и проступавшее сквозь них личико невинного ребенка, и слезы струились у нее из глаз.
Иногда она гадала, как ей удавалось искренне сострадать своему врагу и при этом обижаться на друзей за то, что те не могли разделить ее переживания. Они ведь позабыли о случившемся не по своей вине — просто это был мир, в котором доминировала логика, а не магия. И все же Джоди сердилась на них, как будто это не они встретились с волшебством, как будто не они испытали на себе его воздействие…
В одно особенно скверное утро после неприятного спора с Дензилом Джоди отправилась на Мэйб-Хилл — к развалинам Крик-а-Воуз и, зайдя внутрь часовни, села на разрушенную колонну.
Она чувствовала себя подавленной. Она хандрила все эти дни и прекрасно знала почему. Причина была даже не в том, что магия все больше отдалялась от нее: ее угнетало обещание, данное Эдерну Ги, — обещание сохранить первородную музыку в своем сердце и передать ее другим людям.
Она победила Вдову, спасла себя и своих друзей, но самое главное было еще не сделано. Вспоминая первородную музыку, Джоди думала о том, что было утрачено вместе с нею, — не просто магия с ее тайнами и чудесами, но сама гармония земли, все более распадавшаяся по мере отдаления двух миров.
Джоди закрыла глаза, и в рассудке у нее снова поплыло…
Погибшие народы.
Разрушенные надежды.
Увядшая красота, которую сменила безжизненная пустыня, раскинувшаяся в обоих мирах и в сердцах ее обитателей.
Джоди еще помнила об этом. Но чувствовать уже не могла.
„Эдерну следовало выбрать для этой миссии кого-нибудь другого, — подумала она. — Зря он вошел именно в мой сон“.
Но что если у него не было выбора? Что если она являлась его последней надеждой?
При этой мысли Джоди окончательно пала духом.
„Наверное, я там, где и должна быть, — с горечью сказала она себе. — В руинах церкви, выстроенной на кургане… Богослужение на костях мертвецов… Место, где умирают мечты“.
Девушка тонула в своей депрессии.
Она огляделась, и все вокруг вдруг показалось ей таким унылым, словно кто-то затянул ее разум погребальным саваном.
Первородная музыка? Лучше назвать ее утраченной. Утраченной навсегда.
Даже если ей удастся отыскать эту музыку вновь — как она донесет ее до остальных? Кто сможет услышать и удержать ее? Если она, вдохнувшая ее древний ритм в самом Призрачном Мире, сейчас могла вспомнить только слабое эхо, то чего же можно было ожидать от других?
И потом, что бы это дало?
Ей, Джоди, представился шанс сделать что-то значимое. Она мечтала о нем всю свою жизнь, но, получив, так и не смогла использовать.
Она упустила его.
Как и музыку.
И это было поистине мучительно: хранить в себе воспоминания, не в силах более испытывать эмоций. Они были где-то совсем близко и вместе с тем бесконечно далеки от нее.
Вот если бы…
Джоди вскинула голову, услышав какой-то звук. На мгновение ей показалось, что это музыка, однако она ошиблась. Это была не музыка. И не ветер. Это был тихий зловещий смех, доносящийся из темного угла…
Джоди посмотрела туда.
— Что ж, давайте, — сказала она. — Смейтесь. Вы ведь победили…
Победили, победили, победили…- зашептали тени.
И тут Джоди задумалась: тени победили… А в чем, собственно говоря, заключалась их победа?
Что если в ее отчаянии были виноваты вовсе не тени, погубившие Вдову, а она, Джоди? Что если они дразнили ее не потому, что победили, а потому, что она сама согласилась признать свое поражение?
Девушку неожиданно осенило.
Вскочив на ноги, она быстро выбежала из мрачных стен разрушенной часовни на солнечный свет. Джоди снова огляделась и удивилась тому, что еще пару секунд назад пребывала в столь мрачном настроении.
Все вокруг казалось чудесным: и изгороди, и простиравшаяся за ними пустошь, и видневшиеся вдали крыши городских домов, и развалины старой часовни… Открывающийся с вершины холма вид был так прекрасен, что Джоди захотелось петь. И зачем люди запираются для своих богослужений в пышных каменных зданиях, тогда как настоящее великолепие находится прямо за их порогом?!
Проклятие! Все это время ей мешало только собственное неверие! Разве можно оправдывать отказ от борьбы тем, что Дензил и остальные позабыли о встрече с магией? Но она-то, Джоди, о ней еще помнит! Пусть не все, но этого достаточно для того, чтобы не сдаваться.
Конечно, она не способна изменить мир в одночасье. Но она может начать это делать — пусть ее вклад будет невелик, но это лучше, чем ничего.
Предстоящая задача вдруг показалась Джоди по-детски легкой, и в ушах у нее почти отчетливо прозвучало:
Истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.
Она не теряла первородной музыки — да и как можно потерять то, что живет в тебе от рождения? Она не знакомилась с этой музыкой в Призрачном Мире — она узнавала ее там.
— Спасибо! — крикнула Джоди теням, оставшимся позади нее в руинах.
Те ничего не ответили, когда она, перебравшись через изгородь, направилась к Мен-эн-Толу. Впрочем, девушка и не услышала бы их. Сердце ее ликовало. Двигаясь через пустошь, Джоди думала лишь о том, что все эти дни ходила глухой, немой и слепой. Зато теперь она снова различала шелест листвы и звук шагов, пение птиц и дыхание ветра, и в груди у нее рождалась новая песня, которую она готова была нести дальше — навстречу бушующему перед нею разноцветью трав.
Добравшись до „камня с дыркой“, Джоди улеглась на землю рядом с ним и посмотрела в небо: в океане голубизны плыло куда-то белоснежное облачко, и на фоне его вырисовывалась маленькая пустельга.
— Эй, наверху! Привет! — засмеялась Джоди, помахав птице рукой, и та приветливо захлопала крыльями. Или Джоди только хотелось, чтобы это было так?
Невероятно, но она больше не видела разницы между двумя этими вещами: разве фантазии, занимавшие ее воображение на протяжении доброй половины жизни, не воплотились наконец в реальность?
И вот сейчас Джоди опять фантазировала: она представляла себе, как споет песню о Мен-эн-Толе. Споет здесь, на пустоши. Эта песня никогда не умолкнет, потому что один за другим ее подхватят остальные люди. Сам ветер будет мчать ее по свету, пока весь Железный Мир не узнает и не вспомнит эту музыку.
Первородную музыку.
Джоди поднялась, вскарабкалась на камень и улеглась на его вершине, плотно прижавшись телом к холодной шершавой поверхности.
Не думай вообще ни о чем. Отпусти себя.
Нужно просто почувствовать тишину, спрятанную внутри гранита, — древнюю, как самый первый танец на земле; просто сосредоточиться на биении своего сердца и увидеть, как кровь бежит по жилам и пульсирует в такт первородной мелодии; просто снова оказаться на той заветной грани между сном и бодрствованием, где все становится возможным…
И тогда она услышала:
Дум-дум.
Отдаленные звуки, подобные цокоту копыт. Вот они становятся ближе, и она летит, летит ввысь…
Черты Эдерна всплыли в ее сознании. Он был явно обеспокоен.
— Джоди, что ты делаешь? — спросил он.
— Мечтаю, — ответила Джоди. — Мечтаю о магии.
Обеспокоенность Эдерна сменилась настоящей тревогой.
— После этого ты изменишься навсегда, — предупредил он.
— Я знаю. Зато музыка возродится.
— Джоди, Призрачный Мир не откроется перед тобой — в твоих жилах течет железная кровь.
— Я знаю.
Дум-дум.
— Я стану музыкой, — добавила Джоди, — и она никогда больше не покинет нас.
Эдерн покачал головой:
— Это слишком высокая цена…
— Я не умру, — перебила его Джоди. — Я буду жить вечно.
— Но уже совсем другой, — возразил он.
— Совсем другой, — согласилась она.
— Я не просил тебя о такой жертве.
Дум-дум.
— Это мой выбор.
— Но…
Дум-дум. Дум-дум.
Закружив Джоди, музыка запела ее голосом — необычно звонким и чистым, и девушке вдруг показалось, что она растворяется в Мен-эн-Толе со всеми его тайнами. Она погрузилась в них целиком, а затем, вынырнув наружу через дыру в камне, ринулась в самые недра земли, чтобы оттуда взмыть вверх и, промчавшись над пустошью и лесом, устремиться к морю у Бодбери.
— До свидания, Эдерн, — сказала Джоди. — Помни меня.
— Разве я могу тебя забыть? — грустно улыбнулся он, и в эту минуту незримая пелена скрыла его из виду.
А музыка продолжала звучать в Железном Мире, и эхо ее проникало в Призрачный, и несло в него дар логики в обмен на частицы магии, и питало своими звуками Тайну, чтобы отныне она не умолкала никогда.
2
Некоторые говорят, что дьявол мертв
1
2
Дом Вдовы был единственным местом, где память хотя бы частично возвращалась к девушке. Глядя на него, Джоди думала о том, как была Маленьким Человечком, об Эдерне и о Призрачном Мире, о первородной музыке и о старухе Пендер… Интересно, была ли у нее возможность пойти иным путем?
Жалея ее, Джоди старалась не обращать внимания на шепот теней, притаившихся вдоль изгороди в саду и у стен самого коттеджа. Она все еще видела изуродованные черты Вдовы и проступавшее сквозь них личико невинного ребенка, и слезы струились у нее из глаз.
Иногда она гадала, как ей удавалось искренне сострадать своему врагу и при этом обижаться на друзей за то, что те не могли разделить ее переживания. Они ведь позабыли о случившемся не по своей вине — просто это был мир, в котором доминировала логика, а не магия. И все же Джоди сердилась на них, как будто это не они встретились с волшебством, как будто не они испытали на себе его воздействие…
В одно особенно скверное утро после неприятного спора с Дензилом Джоди отправилась на Мэйб-Хилл — к развалинам Крик-а-Воуз и, зайдя внутрь часовни, села на разрушенную колонну.
Она чувствовала себя подавленной. Она хандрила все эти дни и прекрасно знала почему. Причина была даже не в том, что магия все больше отдалялась от нее: ее угнетало обещание, данное Эдерну Ги, — обещание сохранить первородную музыку в своем сердце и передать ее другим людям.
Она победила Вдову, спасла себя и своих друзей, но самое главное было еще не сделано. Вспоминая первородную музыку, Джоди думала о том, что было утрачено вместе с нею, — не просто магия с ее тайнами и чудесами, но сама гармония земли, все более распадавшаяся по мере отдаления двух миров.
Джоди закрыла глаза, и в рассудке у нее снова поплыло…
Погибшие народы.
Разрушенные надежды.
Увядшая красота, которую сменила безжизненная пустыня, раскинувшаяся в обоих мирах и в сердцах ее обитателей.
Джоди еще помнила об этом. Но чувствовать уже не могла.
„Эдерну следовало выбрать для этой миссии кого-нибудь другого, — подумала она. — Зря он вошел именно в мой сон“.
Но что если у него не было выбора? Что если она являлась его последней надеждой?
При этой мысли Джоди окончательно пала духом.
„Наверное, я там, где и должна быть, — с горечью сказала она себе. — В руинах церкви, выстроенной на кургане… Богослужение на костях мертвецов… Место, где умирают мечты“.
Девушка тонула в своей депрессии.
Она огляделась, и все вокруг вдруг показалось ей таким унылым, словно кто-то затянул ее разум погребальным саваном.
Первородная музыка? Лучше назвать ее утраченной. Утраченной навсегда.
Даже если ей удастся отыскать эту музыку вновь — как она донесет ее до остальных? Кто сможет услышать и удержать ее? Если она, вдохнувшая ее древний ритм в самом Призрачном Мире, сейчас могла вспомнить только слабое эхо, то чего же можно было ожидать от других?
И потом, что бы это дало?
Ей, Джоди, представился шанс сделать что-то значимое. Она мечтала о нем всю свою жизнь, но, получив, так и не смогла использовать.
Она упустила его.
Как и музыку.
И это было поистине мучительно: хранить в себе воспоминания, не в силах более испытывать эмоций. Они были где-то совсем близко и вместе с тем бесконечно далеки от нее.
Вот если бы…
Джоди вскинула голову, услышав какой-то звук. На мгновение ей показалось, что это музыка, однако она ошиблась. Это была не музыка. И не ветер. Это был тихий зловещий смех, доносящийся из темного угла…
Джоди посмотрела туда.
— Что ж, давайте, — сказала она. — Смейтесь. Вы ведь победили…
Победили, победили, победили…- зашептали тени.
И тут Джоди задумалась: тени победили… А в чем, собственно говоря, заключалась их победа?
Что если в ее отчаянии были виноваты вовсе не тени, погубившие Вдову, а она, Джоди? Что если они дразнили ее не потому, что победили, а потому, что она сама согласилась признать свое поражение?
Девушку неожиданно осенило.
Вскочив на ноги, она быстро выбежала из мрачных стен разрушенной часовни на солнечный свет. Джоди снова огляделась и удивилась тому, что еще пару секунд назад пребывала в столь мрачном настроении.
Все вокруг казалось чудесным: и изгороди, и простиравшаяся за ними пустошь, и видневшиеся вдали крыши городских домов, и развалины старой часовни… Открывающийся с вершины холма вид был так прекрасен, что Джоди захотелось петь. И зачем люди запираются для своих богослужений в пышных каменных зданиях, тогда как настоящее великолепие находится прямо за их порогом?!
Проклятие! Все это время ей мешало только собственное неверие! Разве можно оправдывать отказ от борьбы тем, что Дензил и остальные позабыли о встрече с магией? Но она-то, Джоди, о ней еще помнит! Пусть не все, но этого достаточно для того, чтобы не сдаваться.
Конечно, она не способна изменить мир в одночасье. Но она может начать это делать — пусть ее вклад будет невелик, но это лучше, чем ничего.
Предстоящая задача вдруг показалась Джоди по-детски легкой, и в ушах у нее почти отчетливо прозвучало:
Истинная магия мира гораздо проще, чем мы можем себе вообразить.
Она не теряла первородной музыки — да и как можно потерять то, что живет в тебе от рождения? Она не знакомилась с этой музыкой в Призрачном Мире — она узнавала ее там.
— Спасибо! — крикнула Джоди теням, оставшимся позади нее в руинах.
Те ничего не ответили, когда она, перебравшись через изгородь, направилась к Мен-эн-Толу. Впрочем, девушка и не услышала бы их. Сердце ее ликовало. Двигаясь через пустошь, Джоди думала лишь о том, что все эти дни ходила глухой, немой и слепой. Зато теперь она снова различала шелест листвы и звук шагов, пение птиц и дыхание ветра, и в груди у нее рождалась новая песня, которую она готова была нести дальше — навстречу бушующему перед нею разноцветью трав.
Добравшись до „камня с дыркой“, Джоди улеглась на землю рядом с ним и посмотрела в небо: в океане голубизны плыло куда-то белоснежное облачко, и на фоне его вырисовывалась маленькая пустельга.
— Эй, наверху! Привет! — засмеялась Джоди, помахав птице рукой, и та приветливо захлопала крыльями. Или Джоди только хотелось, чтобы это было так?
Невероятно, но она больше не видела разницы между двумя этими вещами: разве фантазии, занимавшие ее воображение на протяжении доброй половины жизни, не воплотились наконец в реальность?
И вот сейчас Джоди опять фантазировала: она представляла себе, как споет песню о Мен-эн-Толе. Споет здесь, на пустоши. Эта песня никогда не умолкнет, потому что один за другим ее подхватят остальные люди. Сам ветер будет мчать ее по свету, пока весь Железный Мир не узнает и не вспомнит эту музыку.
Первородную музыку.
Джоди поднялась, вскарабкалась на камень и улеглась на его вершине, плотно прижавшись телом к холодной шершавой поверхности.
Не думай вообще ни о чем. Отпусти себя.
Нужно просто почувствовать тишину, спрятанную внутри гранита, — древнюю, как самый первый танец на земле; просто сосредоточиться на биении своего сердца и увидеть, как кровь бежит по жилам и пульсирует в такт первородной мелодии; просто снова оказаться на той заветной грани между сном и бодрствованием, где все становится возможным…
И тогда она услышала:
Дум-дум.
Отдаленные звуки, подобные цокоту копыт. Вот они становятся ближе, и она летит, летит ввысь…
Черты Эдерна всплыли в ее сознании. Он был явно обеспокоен.
— Джоди, что ты делаешь? — спросил он.
— Мечтаю, — ответила Джоди. — Мечтаю о магии.
Обеспокоенность Эдерна сменилась настоящей тревогой.
— После этого ты изменишься навсегда, — предупредил он.
— Я знаю. Зато музыка возродится.
— Джоди, Призрачный Мир не откроется перед тобой — в твоих жилах течет железная кровь.
— Я знаю.
Дум-дум.
— Я стану музыкой, — добавила Джоди, — и она никогда больше не покинет нас.
Эдерн покачал головой:
— Это слишком высокая цена…
— Я не умру, — перебила его Джоди. — Я буду жить вечно.
— Но уже совсем другой, — возразил он.
— Совсем другой, — согласилась она.
— Я не просил тебя о такой жертве.
Дум-дум.
— Это мой выбор.
— Но…
Дум-дум. Дум-дум.
Закружив Джоди, музыка запела ее голосом — необычно звонким и чистым, и девушке вдруг показалось, что она растворяется в Мен-эн-Толе со всеми его тайнами. Она погрузилась в них целиком, а затем, вынырнув наружу через дыру в камне, ринулась в самые недра земли, чтобы оттуда взмыть вверх и, промчавшись над пустошью и лесом, устремиться к морю у Бодбери.
— До свидания, Эдерн, — сказала Джоди. — Помни меня.
— Разве я могу тебя забыть? — грустно улыбнулся он, и в эту минуту незримая пелена скрыла его из виду.
А музыка продолжала звучать в Железном Мире, и эхо ее проникало в Призрачный, и несло в него дар логики в обмен на частицы магии, и питало своими звуками Тайну, чтобы отныне она не умолкала никогда.
2
В тот день Дензил никак не мог сосредоточиться. Он думал о Джоди и разгоревшемся между ними споре, в результате которого девушка обиделась и хлопнула дверью. Животные после ее ухода вели себя крайне неспокойно. Их нервозность быстро передалась Дензилу и вскоре возросла настолько, что он уже не мог ее игнорировать.
Наконец старик отложил работу.
„Я был слишком резок“, — вздохнул он. Джоди еще молода, а разве молодости не свойственны всякие странности? Да кто он такой, чтобы убивать в девочке желание верить в чудо? Жизнь сделает это сама, как когда-то с ним, и тогда Джоди поймет, что в мире есть и другие чудеса, ничем не уступающие магическим, — например, чудеса природы.
Но осознать это она должна сама. А ему, другу, не следует навязывать ей свое мнение, тем более что в последнее время это не приводило ни к чему, кроме шумных ссор.
— Ладно, пойдем, — позвал Дензил Олли, надевая сюртук и цилиндр.
Обезьянка спрыгнула со спинки кресла, из которого старательно выдергивала мягкую набивку, и забралась хозяину под сюртук.
— Попробуем найти Джоди, — добавил Дензил. Однако, выйдя на улицу, он замешкался, пытаясь выбрать направление, и в этот момент у него возникло неприятное ощущение, что нечто подобное уже происходило раньше. Недавно Дензилу приснился сон, о котором он ни словом не обмолвился Джоди. Он не хотел обсуждать его с ней, так как все привидевшиеся ему события в точности совпадали с тем, о чем теперь постоянно твердила она сама, — о том, как Вдова Пендер превратила ее в Маленького Человечка, и о том, как все они ходили к каменному памятнику за городом…
Невероятно, но сейчас каким-то таинственным образом Дензил знал, куда ему идти.
Ворча себе под нос, он зашагал к Мэйб-Хилл. Когда он очутился на пустоши позади Крик-а-Воуз, Олли нервно заерзал у него за пазухой.
— Прекрати возиться, — шикнул на обезьянку Дензил, однако сам он тоже чувствовал что-то неладное.
На пустоши пахло грозой, и это казалось совершенно необъяснимым, поскольку небо было чистым, если не считать нескольких белых облачков на западе. Между тем Олли вылез из-под сюртука и, усевшись Дензилу на плечо, принялся дергать его за волосы, явно куда-то поторапливая.
В воздухе раздавался странный звук, напоминавший не то отдаленный бой барабана, не то стук человеческого сердца и в сочетании со свистом ветра рождавший нечто похожее на музыку.
Дензилу почудилось, что он узнал в ней песню, которую когда-то пел ему отец. Она всегда была у Дензила любимой, однако сегодня не вызвала у него ничего, кроме щемящей тоски.
Старик ускорил шаг, желая лишь одного — как можно скорее добраться до Мен-эн-Тола, а придя на место, сразу понял, что дурные предчувствия его не обманули.
Олли с жалобным писком спрыгнул с его плеча, подбежал к „камню с дыркой“ и, забравшись наверх, повернул к хозяину свою несчастную мордочку.
— О Джоди, что ты наделала… — прошептал Дензил, заметив в лапках у Олли брюки и рубашку — именно в них была одета Джоди этим утром. Ее туфли и куртка валялись чуть поодаль на земле, но самой девушки нигде не было видно.
Обезьянка заплакала, протягивая Дензилу рубашку Джоди, но он словно застыл.
Он внимал музыке.
И вспоминал.
О странных событиях. О встрече с волшебством. О Маленьких Человечках и оживших трупах. О ведьмах и камнях.
Особенных камнях. Менгирах…
Он сам был камнем, заколдованный Вдовой…
— О Джоди, — снова прошептал Дензил. Неземная музыка звенела над пустошью, и он принялся раскачиваться ей в такт. Слезы застилали ему глаза. Он слышал голос Джоди и знал, что ради пробуждения этой музыки она пожертвовала собой. Дензил перебирал в памяти их недавний спор.
— Первородная музыка должна воскреснуть, — уверяла его Джоди всю последнюю неделю. — Без нее оба мира обречены на гибель.
— Прекрати нести вздор. Никакого Призрачного Мира не существует, — отвечал он.
— Дензил, как ты мог все забыть? — возмущалась она. — Как ты можешь быть таким слепым?
— Я вовсе не слепой, — возражал Дензил. — Я прекрасно вижу все великолепие мира.
— Да, видишь! Как лунатик, который бродит во сне!
Сказав это, Джоди ушла, а в ушах у Дензил а еще долго звучало эхо ее обидных слов…
Слезы уже ручьями текли у него по щекам. Он понятия не имел, как Джоди сумела это сделать, но одно было ясно: она превратилась в музыку. Чтобы доказать реальность магии на земле. Ему. И всем, кто живет во сне…
Чья-то рука легла Дензилу на плечо. Он даже не вздрогнул от неожиданности — он просто медленно обернулся и обнаружил у себя за спиной Топина.
— Она… она стала музыкой, — вымолвил Дензил.
Глаза Топина блестели от слез.
— Я уже понял, — кивнул он. — Я проходил мимо… думал… А потом услышал что-то и вспомнил…
— Я был не прав, — покачал головой Дензил. — Я вел себя неуважительно по отношению к ней. Но мне казалось таким нелепым то, во что она верила…
— Я виноват еще больше, — потупился Топин. — Я ведь всегда знал, что вещи, о которых Джоди говорила, существуют… Но потом почему-то забыл об этом.
— А теперь слишком поздно. Она ушла.
— В музыку… — вздохнул Топин.
— В музыку, — повторил Дензил.
Они стояли у Мен-эн-Тола, и звуки первородной музыки омывали их, проникая в самую глубь их душ, и сердца их плакали, наполняясь ее первозданной красотой и скрытыми в ней тайнами.
Ни один из стариков не шевелился — взявшись за руки, они молча смотрели на камень и разбросанную вокруг него одежду и слушали, слушали…
Вскоре музыка стихла, оставив на память о себе лишь слабое эхо, которое тут же подхватил ветер, свистевший в дыре Мен-эн-Тола.
Дензил поднял руку и вытер слезы, стекавшие по его лицу. Он взглянул на Олли: тот по-прежнему сидел на камне, крепко прижимая к груди рубашку Джоди. Дензил двинулся было вперед — подобрать валявшиеся в траве туфли и куртку девушки, но остановился, привлеченный странным поведением своего питомца: Олли вдруг изумленно уставился на подножие камня — на ту его сторону, что была скрыта от глаз Дензила и Топина, а затем отбросил рубашку прочь и, возбужденно бормоча что-то на своем обезьяньем языке, спрыгнул на землю.
— Джоди? — встрепенулся Дензил.
С замирающим сердцем он подбежал к камню и заглянул за него. Увы, Джоди там не оказалось. Однако Олли явно что-то нашел. Вернее, кого-то, поскольку это было живое существо, похожее на небольшую розовую мышку. Оно громко пищало и отчаянно молотило лапками…
Но позвольте: у мышей не бывает таких длинных пальцев и светлых волос! И тут до Дензила дошло, что маленькое существо не просто пищало — оно говорило:
— Опусти меня! Опусти меня! Наклонившись, Дензил разжал лапку Олли, и в следующую секунду крошечная Джоди Шепед скатилась ему на ладонь. Обнаженная, она немедленно прикрылась руками, и ученый, покраснев, отвернулся. Благо Топин уже спешил к нему на помощь: достав из своего бездонного кармана платок, он отряхнул его и вручил Джоди. Девушка проворно завернулась в него и дернула Дензила за рукав.
— Теперь ты мне веришь? — крикнула она ему тоненьким голосочком.
Он медленно кивнул:
— Что… Что с тобой случилось? Я думал, Вдова мертва.
— А, так, значит, ты все-таки помнишь!
— С тех пор как услышал музыку, — уточнил Дензил.
— Да, Вдова мертва, — подтвердила Джоди.
— Тогда как?…
— Я опять стала маленькой? Я отдала часть себя ради того, чтобы первородная музыка воскресла. И вот я снова Маленький Человечек.
— Но ты… Ты сможешь…
Джоди покачала головой:
— Мне уже никогда не измениться. Это совсем не то, что было со мной после заклятия Вдовы: тогда она просто спрятала часть моего существа, а сейчас я сама принесла ее в дар.
— Музыке? — спросил Топин.
— Да, музыке, — ответила Джоди.
— И что же нам теперь с тобой делать? — поинтересовался Дензил.
— Надеюсь, прежде всего вы отнесете меня домой — иначе мне придется добираться туда целую вечность.
Олли протянул к Джоди свою лапу, но девушка мягко ее оттолкнула.
— Только не вздумайте выставлять меня напоказ на всяких научных встречах!
— А как насчет цирка? — хихикнул Топин.
Джоди не замедлила показать ему язык.
— Мы не можем рассказать об этом людям, — вздохнула она, посерьезнев. — А вот о камне они должны узнать. Каждый должен побывать здесь, чтобы услышать первородную музыку.
— Но твоя тетя… — начал было Дензил.
— Ну, ей, конечно, придется кое-что объяснить, — согласилась Джоди. — Однако нам следует быть предельно осторожными.
Дензил лишь растерянно что-то промычал.
— Представь, сколько пользы я смогу принести тебе в твоих научных экспериментах, — подбодрила его Джоди. — А передвигаться я буду, сидя в кармане Топина.
— Невероятно, — продолжал сокрушаться Дензил, когда они тронулись в путь — обратно к городу. — Но как тебе это удалось?
— Слушайте, — сказала Джоди, указав на камень.
Дензил и Топин остановились и, обернувшись, внимательно посмотрели на Мен-эн-Тол. Эхо первородной музыки по-прежнему звенело над ним. Уже едва уловимое, но этого было вполне достаточно для того, чтобы ветер услышал его и понес через пустошь в мир.
— Разве вам не кажется, что ради этого стоило жить? — спросила Джоди.
Оба старика кивнули.
— Только не разрешайте строить рядом с камнем храм или что-нибудь в этом роде, — попросила Джоди. — Музыке нужна свобода, чтобы творить свою магию.
Наконец старик отложил работу.
„Я был слишком резок“, — вздохнул он. Джоди еще молода, а разве молодости не свойственны всякие странности? Да кто он такой, чтобы убивать в девочке желание верить в чудо? Жизнь сделает это сама, как когда-то с ним, и тогда Джоди поймет, что в мире есть и другие чудеса, ничем не уступающие магическим, — например, чудеса природы.
Но осознать это она должна сама. А ему, другу, не следует навязывать ей свое мнение, тем более что в последнее время это не приводило ни к чему, кроме шумных ссор.
— Ладно, пойдем, — позвал Дензил Олли, надевая сюртук и цилиндр.
Обезьянка спрыгнула со спинки кресла, из которого старательно выдергивала мягкую набивку, и забралась хозяину под сюртук.
— Попробуем найти Джоди, — добавил Дензил. Однако, выйдя на улицу, он замешкался, пытаясь выбрать направление, и в этот момент у него возникло неприятное ощущение, что нечто подобное уже происходило раньше. Недавно Дензилу приснился сон, о котором он ни словом не обмолвился Джоди. Он не хотел обсуждать его с ней, так как все привидевшиеся ему события в точности совпадали с тем, о чем теперь постоянно твердила она сама, — о том, как Вдова Пендер превратила ее в Маленького Человечка, и о том, как все они ходили к каменному памятнику за городом…
Невероятно, но сейчас каким-то таинственным образом Дензил знал, куда ему идти.
Ворча себе под нос, он зашагал к Мэйб-Хилл. Когда он очутился на пустоши позади Крик-а-Воуз, Олли нервно заерзал у него за пазухой.
— Прекрати возиться, — шикнул на обезьянку Дензил, однако сам он тоже чувствовал что-то неладное.
На пустоши пахло грозой, и это казалось совершенно необъяснимым, поскольку небо было чистым, если не считать нескольких белых облачков на западе. Между тем Олли вылез из-под сюртука и, усевшись Дензилу на плечо, принялся дергать его за волосы, явно куда-то поторапливая.
В воздухе раздавался странный звук, напоминавший не то отдаленный бой барабана, не то стук человеческого сердца и в сочетании со свистом ветра рождавший нечто похожее на музыку.
Дензилу почудилось, что он узнал в ней песню, которую когда-то пел ему отец. Она всегда была у Дензила любимой, однако сегодня не вызвала у него ничего, кроме щемящей тоски.
Старик ускорил шаг, желая лишь одного — как можно скорее добраться до Мен-эн-Тола, а придя на место, сразу понял, что дурные предчувствия его не обманули.
Олли с жалобным писком спрыгнул с его плеча, подбежал к „камню с дыркой“ и, забравшись наверх, повернул к хозяину свою несчастную мордочку.
— О Джоди, что ты наделала… — прошептал Дензил, заметив в лапках у Олли брюки и рубашку — именно в них была одета Джоди этим утром. Ее туфли и куртка валялись чуть поодаль на земле, но самой девушки нигде не было видно.
Обезьянка заплакала, протягивая Дензилу рубашку Джоди, но он словно застыл.
Он внимал музыке.
И вспоминал.
О странных событиях. О встрече с волшебством. О Маленьких Человечках и оживших трупах. О ведьмах и камнях.
Особенных камнях. Менгирах…
Он сам был камнем, заколдованный Вдовой…
— О Джоди, — снова прошептал Дензил. Неземная музыка звенела над пустошью, и он принялся раскачиваться ей в такт. Слезы застилали ему глаза. Он слышал голос Джоди и знал, что ради пробуждения этой музыки она пожертвовала собой. Дензил перебирал в памяти их недавний спор.
— Первородная музыка должна воскреснуть, — уверяла его Джоди всю последнюю неделю. — Без нее оба мира обречены на гибель.
— Прекрати нести вздор. Никакого Призрачного Мира не существует, — отвечал он.
— Дензил, как ты мог все забыть? — возмущалась она. — Как ты можешь быть таким слепым?
— Я вовсе не слепой, — возражал Дензил. — Я прекрасно вижу все великолепие мира.
— Да, видишь! Как лунатик, который бродит во сне!
Сказав это, Джоди ушла, а в ушах у Дензил а еще долго звучало эхо ее обидных слов…
Слезы уже ручьями текли у него по щекам. Он понятия не имел, как Джоди сумела это сделать, но одно было ясно: она превратилась в музыку. Чтобы доказать реальность магии на земле. Ему. И всем, кто живет во сне…
Чья-то рука легла Дензилу на плечо. Он даже не вздрогнул от неожиданности — он просто медленно обернулся и обнаружил у себя за спиной Топина.
— Она… она стала музыкой, — вымолвил Дензил.
Глаза Топина блестели от слез.
— Я уже понял, — кивнул он. — Я проходил мимо… думал… А потом услышал что-то и вспомнил…
— Я был не прав, — покачал головой Дензил. — Я вел себя неуважительно по отношению к ней. Но мне казалось таким нелепым то, во что она верила…
— Я виноват еще больше, — потупился Топин. — Я ведь всегда знал, что вещи, о которых Джоди говорила, существуют… Но потом почему-то забыл об этом.
— А теперь слишком поздно. Она ушла.
— В музыку… — вздохнул Топин.
— В музыку, — повторил Дензил.
Они стояли у Мен-эн-Тола, и звуки первородной музыки омывали их, проникая в самую глубь их душ, и сердца их плакали, наполняясь ее первозданной красотой и скрытыми в ней тайнами.
Ни один из стариков не шевелился — взявшись за руки, они молча смотрели на камень и разбросанную вокруг него одежду и слушали, слушали…
Вскоре музыка стихла, оставив на память о себе лишь слабое эхо, которое тут же подхватил ветер, свистевший в дыре Мен-эн-Тола.
Дензил поднял руку и вытер слезы, стекавшие по его лицу. Он взглянул на Олли: тот по-прежнему сидел на камне, крепко прижимая к груди рубашку Джоди. Дензил двинулся было вперед — подобрать валявшиеся в траве туфли и куртку девушки, но остановился, привлеченный странным поведением своего питомца: Олли вдруг изумленно уставился на подножие камня — на ту его сторону, что была скрыта от глаз Дензила и Топина, а затем отбросил рубашку прочь и, возбужденно бормоча что-то на своем обезьяньем языке, спрыгнул на землю.
— Джоди? — встрепенулся Дензил.
С замирающим сердцем он подбежал к камню и заглянул за него. Увы, Джоди там не оказалось. Однако Олли явно что-то нашел. Вернее, кого-то, поскольку это было живое существо, похожее на небольшую розовую мышку. Оно громко пищало и отчаянно молотило лапками…
Но позвольте: у мышей не бывает таких длинных пальцев и светлых волос! И тут до Дензила дошло, что маленькое существо не просто пищало — оно говорило:
— Опусти меня! Опусти меня! Наклонившись, Дензил разжал лапку Олли, и в следующую секунду крошечная Джоди Шепед скатилась ему на ладонь. Обнаженная, она немедленно прикрылась руками, и ученый, покраснев, отвернулся. Благо Топин уже спешил к нему на помощь: достав из своего бездонного кармана платок, он отряхнул его и вручил Джоди. Девушка проворно завернулась в него и дернула Дензила за рукав.
— Теперь ты мне веришь? — крикнула она ему тоненьким голосочком.
Он медленно кивнул:
— Что… Что с тобой случилось? Я думал, Вдова мертва.
— А, так, значит, ты все-таки помнишь!
— С тех пор как услышал музыку, — уточнил Дензил.
— Да, Вдова мертва, — подтвердила Джоди.
— Тогда как?…
— Я опять стала маленькой? Я отдала часть себя ради того, чтобы первородная музыка воскресла. И вот я снова Маленький Человечек.
— Но ты… Ты сможешь…
Джоди покачала головой:
— Мне уже никогда не измениться. Это совсем не то, что было со мной после заклятия Вдовы: тогда она просто спрятала часть моего существа, а сейчас я сама принесла ее в дар.
— Музыке? — спросил Топин.
— Да, музыке, — ответила Джоди.
— И что же нам теперь с тобой делать? — поинтересовался Дензил.
— Надеюсь, прежде всего вы отнесете меня домой — иначе мне придется добираться туда целую вечность.
Олли протянул к Джоди свою лапу, но девушка мягко ее оттолкнула.
— Только не вздумайте выставлять меня напоказ на всяких научных встречах!
— А как насчет цирка? — хихикнул Топин.
Джоди не замедлила показать ему язык.
— Мы не можем рассказать об этом людям, — вздохнула она, посерьезнев. — А вот о камне они должны узнать. Каждый должен побывать здесь, чтобы услышать первородную музыку.
— Но твоя тетя… — начал было Дензил.
— Ну, ей, конечно, придется кое-что объяснить, — согласилась Джоди. — Однако нам следует быть предельно осторожными.
Дензил лишь растерянно что-то промычал.
— Представь, сколько пользы я смогу принести тебе в твоих научных экспериментах, — подбодрила его Джоди. — А передвигаться я буду, сидя в кармане Топина.
— Невероятно, — продолжал сокрушаться Дензил, когда они тронулись в путь — обратно к городу. — Но как тебе это удалось?
— Слушайте, — сказала Джоди, указав на камень.
Дензил и Топин остановились и, обернувшись, внимательно посмотрели на Мен-эн-Тол. Эхо первородной музыки по-прежнему звенело над ним. Уже едва уловимое, но этого было вполне достаточно для того, чтобы ветер услышал его и понес через пустошь в мир.
— Разве вам не кажется, что ради этого стоило жить? — спросила Джоди.
Оба старика кивнули.
— Только не разрешайте строить рядом с камнем храм или что-нибудь в этом роде, — попросила Джоди. — Музыке нужна свобода, чтобы творить свою магию.
Некоторые говорят, что дьявол мертв
Мертвые боги — это те, которые больше не отвечают научным или моральным требованиям времени… каждый мертвый бог может быть снова вызван к жизни.
Джозеф Кэмпбелл. Путь животной силы
1
Чарли Бойд повесил трубку и повернулся к сыну.
— Это был он.
— Человек, который звонил нам на ферму? — спросил Динни.
— Да. Я никогда не забуду его голоса.
— А что он сказал тебе сейчас?
Чарли передал сыну разговор.
— И что, по-твоему, означают его слова „я ошибся номером“?
— То, что мы должны немедленно звонить в полицию, — нахмурился Чарли.
— Но в записке говорится, что…
— Я знаю, сынок. Поверь, мне нелегко принимать подобное решение. Но Джейни нет дома, так что кто-то должен сделать это за нее.
Чарли снова снял трубку, а Динни вздохнул и, подойдя к парадной двери, открыл ее и стал смотреть в ночь. На площади перед церковью методистов не было никого, кроме кошки, которая, сидя прямо посреди улицы, намывала лапой мордочку. Окна соседних коттеджей отбрасывали на мостовую мягкий желтый свет.
В общем, это была самая обычная мирная ночь в Маусхоле… если не считать того обстоятельства, что какой-то безумец взял в заложники ни в чем не повинного старика.
Динни поежился. Наверное, такие вещи происходят в мире нередко — например, где-нибудь в Северной Ирландии или на Ближнем Востоке, но здесь…
Между тем Чарли повесил трубку и присоединился к сыну. Он молча похлопал его по плечу, и оба тяжело вздохнули.
Они стояли на пороге и ждали, стараясь не думать о Дедушке и о том, как рассказать обо всем случившемся Джейни.
Сердце Динни сжалось, когда он увидел свет фар, быстро приближающийся к дому Литтлов со стороны Пола. Еще пара минут — и Джейни припарковала свой „релиант робин“ рядом с желтым фургоном Дедушки.
— Ну, теперь все проблемы позади, — сказала она, вылезая из машины.
Девушка подбежала к крыльцу и тут наконец заметила мрачное выражение на лице Динни.
— Что случилось? — встревоженно спросила она. — С Дедушкой все в порядке?
— Плохи дела, Джейни, — ответил ей Чарли. Однако объяснить что-либо толком он не успел: прибывший констебль, едва вникнув в суть дела, прервал его рассказ для того, чтобы позвонить в офис и вызвать подкрепление из Пензанса, после чего наконец вновь обратился к Бойдам:
— Ну вот, а теперь все еще раз и с самого начала.
— Это был он.
— Человек, который звонил нам на ферму? — спросил Динни.
— Да. Я никогда не забуду его голоса.
— А что он сказал тебе сейчас?
Чарли передал сыну разговор.
— И что, по-твоему, означают его слова „я ошибся номером“?
— То, что мы должны немедленно звонить в полицию, — нахмурился Чарли.
— Но в записке говорится, что…
— Я знаю, сынок. Поверь, мне нелегко принимать подобное решение. Но Джейни нет дома, так что кто-то должен сделать это за нее.
Чарли снова снял трубку, а Динни вздохнул и, подойдя к парадной двери, открыл ее и стал смотреть в ночь. На площади перед церковью методистов не было никого, кроме кошки, которая, сидя прямо посреди улицы, намывала лапой мордочку. Окна соседних коттеджей отбрасывали на мостовую мягкий желтый свет.
В общем, это была самая обычная мирная ночь в Маусхоле… если не считать того обстоятельства, что какой-то безумец взял в заложники ни в чем не повинного старика.
Динни поежился. Наверное, такие вещи происходят в мире нередко — например, где-нибудь в Северной Ирландии или на Ближнем Востоке, но здесь…
Между тем Чарли повесил трубку и присоединился к сыну. Он молча похлопал его по плечу, и оба тяжело вздохнули.
Они стояли на пороге и ждали, стараясь не думать о Дедушке и о том, как рассказать обо всем случившемся Джейни.
Сердце Динни сжалось, когда он увидел свет фар, быстро приближающийся к дому Литтлов со стороны Пола. Еще пара минут — и Джейни припарковала свой „релиант робин“ рядом с желтым фургоном Дедушки.
— Ну, теперь все проблемы позади, — сказала она, вылезая из машины.
Девушка подбежала к крыльцу и тут наконец заметила мрачное выражение на лице Динни.
— Что случилось? — встревоженно спросила она. — С Дедушкой все в порядке?
— Плохи дела, Джейни, — ответил ей Чарли. Однако объяснить что-либо толком он не успел: прибывший констебль, едва вникнув в суть дела, прервал его рассказ для того, чтобы позвонить в офис и вызвать подкрепление из Пензанса, после чего наконец вновь обратился к Бойдам:
— Ну вот, а теперь все еще раз и с самого начала.
2
Дедушке и раньше приходилось бывать в критических ситуациях — как на войне, так и в мирные дни, во время штормов, грозивших потопить его лодку или разбить ее о прибрежные скалы. Но при этом он никогда не считал себя великим храбрецом.
Когда судно „Соломон Браун“ отправилось на спасение команды корабля „Звезда Соединенного Королевства“, потерпевшего крушение у Боскавена, Дедушка был там вместе с другими местными мужчинами, не думая ни об опасности, ни о собственной отваге. Он просто выполнял свой долг.
Если когда-то ему и пришлось проявить настоящее мужество, то это случилось после смерти его жены Адди и сына Пола. Тогда жизнь потребовала от Томаса Литтла полной самоотдачи — ведь на руках у него осталась маленькая Джейни, и ради нее он должен был выстоять.
И сейчас он снова не имел права сдаваться. Потому что чем дольше он продержится, тем дольше его мучитель не сможет заняться Джейни. А к тому моменту, когда все будет кончено, она, должно быть, уже догадается обратиться в полицию. Они защитят ее.
Но до тех пор ему придется покупать время по высокой цене.
В бункере стоял сильный запах бензина. Штаны Дедушки были пропитаны им насквозь. Руки его нещадно болели оттого, что были слишком сильно стянуты веревкой.
В тусклом свете электрической лампы он увидел странный блеск в блеклых глазах незнакомца, когда тот щелкнул зажигалкой во второй раз.
Это не был нормальный взгляд. Это был взгляд человека, питавшегося чужими страданиями. Страданиями, которые причинял он сам.
Дедушка не смог сдержать крика, когда бензин на его ноге обратился в пламя. Взметнувшись голубым столбом, оно обожгло ему брови и волосы. Несчастный инстинктивно дернулся назад, пытаясь спастись от ужасающего жара, но путы не позволили ему сдвинуться и на дюйм. Кожа, показавшаяся через дыру в прожженных брюках, быстро покрывалась волдырями…
Бетт бросил ему на колени одеяло, и огонь погас.
Но боль не прошла.
А в глазах убийцы застыло обещание еще большей боли.
Со стыдом Дедушка осознал, что его мочевой пузырь опорожнился. Пот градом катился по его лицу. Рубашка прилипла к спине. Страх проник во все члены старика, прибавляя к нестерпимому жару обжигающий холод, и Дедушка невольно задрожал, отчаянно моргая, чтобы смахнуть предательские слезы.
Стремительно продолжал нарастать страх — и за себя, и особенно за Джейни. На что еще был способен этот безумец?
Ведь он придет за ней. Независимо от того, что случится сегодня здесь, он все равно придет за ней!
Этой мысли Дедушка вынести не мог. Если он умрет прежде, чем девочка успеет позвонить в полицию…
— Я же сказал: у нас нет того, что вы ищете, — повторил он Бетту.
Тот пожал плечами:
— Возможно. Но тебе наверняка известно, где оно.
— Оно…
Дедушка умолк, когда Бетт плеснул ему в лицо бензином. Горючая жидкость больно обожгла глаза. Дедушка закашлялся от удушливого запаха и с трудом подавил сильнейший приступ тошноты.
Бетт швырнул пустую канистру на пол, взял другую и вдруг настороженно прислушался: со стороны дороги, соединяющей Ньюлин и Маусхол, до карьера донесся отдаленный вой сирен. Бетт внимательно посмотрел на Дедушку и покачал головой:
— Кто-то совершил серьезную ошибку.
— Что вы… имеете в виду?
Дедушка едва мог скрыть облегчение: этот звук означал, что Джейни находится в безопасности.
— Я же предупреждал: никакой полиции, — процедил Бетт. — Но люди никогда не слушают, что им говорят, да? Они как ты, старик. Я дал тебе шанс, а разве ты меня послушался?
— Я…
— Знаешь, к какому выводу я пришел? Что тебе просто не терпится сгореть заживо!
„Что ж, — подумал Дедушка. — Если мне суждено умереть такой страшной смертью, то я обязан прихватить это чудовище с собой“.
Он напрягся изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки были слишком крепкими.
Бетт расхохотался и одним махом выплеснул на него вторую канистру.
— Пожалуй, ты уже достаточно пропитался соком. Пора начинать готовить.
Когда судно „Соломон Браун“ отправилось на спасение команды корабля „Звезда Соединенного Королевства“, потерпевшего крушение у Боскавена, Дедушка был там вместе с другими местными мужчинами, не думая ни об опасности, ни о собственной отваге. Он просто выполнял свой долг.
Если когда-то ему и пришлось проявить настоящее мужество, то это случилось после смерти его жены Адди и сына Пола. Тогда жизнь потребовала от Томаса Литтла полной самоотдачи — ведь на руках у него осталась маленькая Джейни, и ради нее он должен был выстоять.
И сейчас он снова не имел права сдаваться. Потому что чем дольше он продержится, тем дольше его мучитель не сможет заняться Джейни. А к тому моменту, когда все будет кончено, она, должно быть, уже догадается обратиться в полицию. Они защитят ее.
Но до тех пор ему придется покупать время по высокой цене.
В бункере стоял сильный запах бензина. Штаны Дедушки были пропитаны им насквозь. Руки его нещадно болели оттого, что были слишком сильно стянуты веревкой.
В тусклом свете электрической лампы он увидел странный блеск в блеклых глазах незнакомца, когда тот щелкнул зажигалкой во второй раз.
Это не был нормальный взгляд. Это был взгляд человека, питавшегося чужими страданиями. Страданиями, которые причинял он сам.
Дедушка не смог сдержать крика, когда бензин на его ноге обратился в пламя. Взметнувшись голубым столбом, оно обожгло ему брови и волосы. Несчастный инстинктивно дернулся назад, пытаясь спастись от ужасающего жара, но путы не позволили ему сдвинуться и на дюйм. Кожа, показавшаяся через дыру в прожженных брюках, быстро покрывалась волдырями…
Бетт бросил ему на колени одеяло, и огонь погас.
Но боль не прошла.
А в глазах убийцы застыло обещание еще большей боли.
Со стыдом Дедушка осознал, что его мочевой пузырь опорожнился. Пот градом катился по его лицу. Рубашка прилипла к спине. Страх проник во все члены старика, прибавляя к нестерпимому жару обжигающий холод, и Дедушка невольно задрожал, отчаянно моргая, чтобы смахнуть предательские слезы.
Стремительно продолжал нарастать страх — и за себя, и особенно за Джейни. На что еще был способен этот безумец?
Ведь он придет за ней. Независимо от того, что случится сегодня здесь, он все равно придет за ней!
Этой мысли Дедушка вынести не мог. Если он умрет прежде, чем девочка успеет позвонить в полицию…
— Я же сказал: у нас нет того, что вы ищете, — повторил он Бетту.
Тот пожал плечами:
— Возможно. Но тебе наверняка известно, где оно.
— Оно…
Дедушка умолк, когда Бетт плеснул ему в лицо бензином. Горючая жидкость больно обожгла глаза. Дедушка закашлялся от удушливого запаха и с трудом подавил сильнейший приступ тошноты.
Бетт швырнул пустую канистру на пол, взял другую и вдруг настороженно прислушался: со стороны дороги, соединяющей Ньюлин и Маусхол, до карьера донесся отдаленный вой сирен. Бетт внимательно посмотрел на Дедушку и покачал головой:
— Кто-то совершил серьезную ошибку.
— Что вы… имеете в виду?
Дедушка едва мог скрыть облегчение: этот звук означал, что Джейни находится в безопасности.
— Я же предупреждал: никакой полиции, — процедил Бетт. — Но люди никогда не слушают, что им говорят, да? Они как ты, старик. Я дал тебе шанс, а разве ты меня послушался?
— Я…
— Знаешь, к какому выводу я пришел? Что тебе просто не терпится сгореть заживо!
„Что ж, — подумал Дедушка. — Если мне суждено умереть такой страшной смертью, то я обязан прихватить это чудовище с собой“.
Он напрягся изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки были слишком крепкими.
Бетт расхохотался и одним махом выплеснул на него вторую канистру.
— Пожалуй, ты уже достаточно пропитался соком. Пора начинать готовить.