Страница:
За домом находилось еще с полдюжины каких-то строений, и Дуглесс направила стопы к тому, что более всего смахивало внешне на конюшню. Она уже почти добралась до него, когда вдруг прямо на нее откуда-то выскочила лошадь с наездницей. С виду лошадь была такой же здоровенной и коварной, как жеребец Николаса, а на ней восседала всадница совершенно потрясающей наружности. Она идеально соответствовала тому воображаемому образу женщины, который служит эталоном красоты для любой девчонки, мечтающей о взрослости: высокая, стройная в бедрах, ноги длинные-предлинные, аристократическое лицо, большие груди, идеально прямая фигура, способная вызвать чувство зависти у стального клинка. На ней были типично английские бриджи для верховой езды, достойные кисти художника, а ее темные волосы собраны в довольно строгий пучок, но эта прическа лишь дополняла ее необыкновенную внешность.
Всадница остановила лошадь и, развернув ее, воскликнула:
— А это еще чья лошадь?! — Голос ее, исполненный повелительных ноток, служил неизменной приманкой для мужчин: низкий, с горловыми переливами, хрипловатый и властный. Дуглесс была в этом уверена. Ну-ка, сейчас сообразим! — подумала она. — Конечно же: это — наверняка прапрапра… и так далее, короче, правнучка той самой Арабеллы Настольной! Вот так удача!
— Это — лошадь Николаса Стэффорда, — ответила Дуглесс. Женщина побледнела, и бледность щек еще более оттенила алость ее губ и темноту глаз.
— Это что, шутка такая, да? — спросила она, пристально глядя на Дуглесс.
— Он — потомок того Николаса Стэффорда! — ответила Дуглесс, попутно пытаясь представить себе, какова была бы реакция представителей какого-нибудь семейства американцев, в присутствии которых кто-нибудь вздумал бы упомянуть имя их предка эпохи королевы Елизаветы! Разумеется, они бы даже не поняли, о ком, собственно, речь! Но здесь люди ведут себя так, как если б Николаса не стало лишь каких-нибудь пару лет тому назад!
Женщина между тем грациозно соскочила с лошади и, вручая поводья Дуглесс, распорядилась:
— Оботрите его хорошенько! — а сама поспешила к дому.
— Так мне, конечно же, и вздохнуть будет некогда! — пробормотала себе под нос Дуглесс. Теперь в руках у нее были поводья от трех лошадей разом, и у двух из них был такой вид, как если б им нравилось перед завтраком растаптывать женщин небольшого росточка! Дуглесс даже не осмелилась более глядеть на лошадей, просто побрела с ними дальше, в сторону предполагаемых конюшен.
Какой-то старик, гревшийся на солнышке и одновременно пивший чай из кружки и читавший газету, при виде Дуглесс с лошадьми вздрогнул и чуть не подпрыгнул.
— Только спокойнее, мисс! — произнес он, тихонько и с осторожностью вставая с места. — Просто стойте себе и не двигайтесь, а я сейчас приму их обоих от вас!
Дуглесс и сама не осмеливалась шевельнуться, пока мужчина приближался к лошадям примерно тем шагом, каким приближаются к раненому тигру. Не желая подходить к ним вплотную, он протянул руку и намотал на нее поводья одного из жеребцов, затем, не спеша, повел лошадь прочь, в один из загонов. Через несколько минут он проделал то же с жеребцом Николаса, отведя и того в стойло.
Возвратившись к Дуглесс, мужчина стащил с головы шапку и, обтирая вспотевшие лоб и брови, спросил:
— И как это вас угораздило объединить лошадь леди Арабеллы и Шугара?!
— Шугара?!
— Ну да, племенного жеребца из конюшен Деннисона, — пояснил мужчина.
— А, так стало быть, его кличут «Шугар», «Сахарок», да? Недурная шуточка! Вообще-то, его следовало бы прозвать «Врагом Народа»! А та дама, значит, леди Арабелла? — И, повернувшись лицом к дому, она спросила:
— А как мне войти туда? Предполагалось, что я буду… помогать…
Мужчина внимательно оглядел Дуглесс с головы до пят, и она догадалась, что ее американского типа одежда и акцент произвели на него вдвойне отрицательное впечатление.
— Вон там, видите, да? Это — дверь на кухню, — ответил он. Поблагодарив его, Дуглесс направилась к дому, на ходу бормоча себе под нос:
— Ну, разумеется, «дверь на кухню»! А может, мне еще и перед кухаркой сделать книксен и спросить, не требуется ли им в услужение судомойка?! Ладно, доберусь я только до Николаса! С ним-то мы тотчас уладим кое-какие из этих небольших Проблем! Я ведь — вовсе не его конюший!
На ее стук дверь открыл какой-то мужчина и, когда она осведомилась о Николасе, впустил ее в кухню. Это было огромное помещение со всяческими новейшими приспособлениями для жарки-варки, но в центре ее располагался гигантских размеров стол, выглядевший так, как если б его поставили туда еще во времена прибытия в Англию Вильгельма Завоевателя. Все, кто были в этот момент на кухне, бросили свои дела и вытаращились на Дуглесс.
— Я просто пройду через кухню, — промямлила она. — Мой, гм… мой наниматель, он, видите ли, нуждается во мне… — лепетала она, робко улыбаясь. Все идет так скверно, что я просто убить его готова! — думала при этом она, а потом переключилась на размышления о том, какую лекцию о равенстве полов — в соответствии с современными представлениями! — она закатит при встрече Николасу!
Между тем мужчина — так и не произнесший ни единого слова — повел ее в глубь дома через какие-то примыкавшие к кухне кладовые, причем все, кого они встречали по пути, тотчас бросали свои дела, таращась на Дуглесс. «Николасу придется-таки поторопиться на собственную казнь, когда я разберусь с ним», — решила Дуглесс.
Ее провожатый, однако, нигде не задерживался, пока они не дошли до вестибюля, представлявшего собой большую, закругленной формы залу, с портретами на стенах и величественными лестницами справа и слева, ведущими наверх. В зале стояли группкой лорд Хэарвуд, Николас и эффектно смотревшаяся леди Арабелла, и вид у них всех был такой, как если б они были закадычными друзьями. Арабелла, если только такое возможно, показалась Дуглесс еще более красивой, чем в тот момент, когда они увиделись впервые, и она прямо-таки пожирала Николаса своими прекрасными глазами!
— А, вот вы наконец-то тоже с нами! — воскликнул при виде Дуглесс Николас так, как если бы она попросту выходила подышать свежим воздухом. — Это — моя секретарша, и она должна находиться при мне, — добавил он.
— При вас?! — переспросила Арабелла, смерив Дуглесс презрительным взглядом, и та сразу представила себе, что чувствует виноградинка, когда ее превращают в изюминку!
— Да, ей нужно предоставить помещение, — улыбаясь, пояснил Николас.
— Полагаю, комната у нас найдется, — отреагировала на это Арабелла.
— Интересно, где именно, — пробормотала себе под нос Дуглесс. — Не иначе, как в машинке для переработки мусора! До боли сжав ее руку повыше локтя, Николас произнес:
— Американка! — таким тоном, как если б это абсолютно все объясняло. — Ну, хорошо, мы вернемся к чаю! — добавил он и, прежде чем Дуглесс успела вымолвить хоть словечко, практически вытолкнул ее через парадную дверь на улицу и последовал за нею. Похоже, он прекрасно знал, где именно находятся конюшни, потому что направился прямо к ним.
Дуглесс пришлось поторапливаться, чтобы поспевать за ним, большими шагами мерившим пространство. Конечно, когда ты всего пять футов и три дюйма ростом, это может причинить некоторые неудобства!
— Что это вы только что там натворили? — спросила она, — Мы что, у них тут на уик-энд остаемся, что ли? Надеюсь, вы не сообщали им, что явились сюда прямехонько из шестнадцатого века, или уже сообщили? И как вы осмелились говорить обо мне в подобном тоне и называть «американкой»?!
На секундочку остановившись на посыпанной гравием дорожке, Николас осведомился:
— А у вас есть во что одеться к обеду? Они тут к обеду переодеваются.
— Что, разве я плохо одета?! — спросила она в ответ, самодовольно улыбаясь.
Николас отвернулся и зашагал дальше.
— Наверное, вы полагаете, что Арабелла станет переодеваться, да? — продолжала, не меняя темы Дуглесс. — Бьюсь об заклад, она напялит на себя что-нибудь этакое, со шлейфом до пола!
Не оборачиваясь к ней, Николас с улыбкой спросил:
— Слушайте, а что это еще за машинка для… ну, как ее там?
— Машинка для переработки мусора? — подхватила она и принялась объяснять ему, но, заметив, что он улыбается, отвернулась.
В конюшне, когда Николас седлал Шугара, конюх предпочел отойти от них подальше.
— Будь у меня столь трусливый конюший, я непременно побил бы его! — пробормотал Николас.
На обратном пути, пока они скакали к конюшням, где брали напрокат лошадей, Николас не сказал ей ни слова. Путь от конюшен до гостиницы они проделали в два раза быстрее, чем утром. Уже начался ленч, и Николас, весь в поту, прошел прямо в столовую и распорядился, чтобы им подали сразу по три блюда и бутылку вина.
Лишь после того, как вино было разлито по бокалам, он наконец-то заговорил:
— Ну, — спросил он, веки его чуть подрагивали, — так чего же вы от меня хотели, а?!
— Кто — я?! Как это? В чем дело?! Когда именно?! — восклицала в ответ Дуглесс, сама понимая, что любопытство сильнее ее досады на его обращение с нею там!
— Да никто, просто одна женщина, лишенная коварства! — расхохотался Николас.
И он принялся повествовать о том, что Дики Хэарвуд ничуточки не изменился и остался как был недотепой, только и думающим что об охоте да о том, как бы повозиться у себя в саду.
— А сад его и в сравнение не может идти с моим! — заявил Николас.
— Ой, кончайте же хвастаться и лучше поешьте! — отозвалась она, принимаясь за ростбиф. Мясо по-английски можно назвать одним из чудес света: нежное, сочное и приготовлено безупречно!
— Два месяца тому назад, — продолжил свой рассказ Николас, — плотники чинили крышу в Гошок-холле, и, похоже, от стука молотков обрушилась часть стены. В ваше время и строить-то не умеют как должно! — заметил по этому поводу Николас. — Вот в моих домах…
Он не договорил, ибо Дуглесс выразительно на него посмотрела. После некоторой паузы он сообщил, что в стене нашли целый сундук с какими-то бумагами и, тщательно обследовав их, пришли к выводу, что это — письма леди Маргарет Стэффорд.
— Вот здорово! — воскликнула, откидываясь на своем стуле, Дуглесс. — Стало быть, теперь, когда мы получили приглашение посетить их дом, мы с вами сможем их прочитать! Ой, Колин, вы просто чудо!
Услышав от нее «Колин», Николас широко раскрыл глаза, но воздержался от каких-либо комментариев.
— Есть, правда, кое-какие проблемы… — начал он.
— Какие еще проблемы?! — воскликнула Дуглесс. — Впрочем, не говорите: попробую сама догадаться! Ну да, должно быть, леди Арабелла жаждет, чтобы каждое утро вместе со стаканом апельсинового сока ей на блюде подавали бы и вас!
Николас при этих словах поперхнулся.
— Сударыня, — произнес он, напуская на себя строгий вид, выбирайте-ка выражения!
— Так я права или нет?
— Нет, это не так: просто леди Арабелла пишет книгу о…. — Не договорив, он отвернулся от нее, и Дуглесс показалось, что лицо его несколько порозовело.
— О вас, что ли? — задыхаясь от волнения, спросила она. Снова повернувшись к ней, но глядя в тарелку, он ответил:
— Ну да — о том человеке, которого она считает моим предком. Она, гм, ну, в общем, она слышала все эти рассказы о…
— О вас с нею на том самом столе, да? — переспросила Дуглесс и скорчила гримаску — Замечательно! Теперь, стало быть, она вознамерилась повторить этот исторический эпизод! Ну, а документы-то она вам разрешит посмотреть?
— Нет, она не может этого сделать. Дело в том, что она подписала контракт с неким врачом.
Дуглесс не сразу распутала эту головоломку: какой еще врач?! Она больна, что ли? А, ну, конечно же: с доктором!
— Уж не с тем ли доктором, который напечатал статью в журнале? Как бишь его зовут? Не помню как. Кажется, доктор… Гамильтон, что ли? С ним, да?
— Да, он только вчера приехал, — кивнул Николас. — И он надеется, если удастся, обелить меня и кое-что заработать на этом. Однако, по словам Арабеллы, на создание книги потребуются годы. Только вряд ли я выдержу здесь так долго. Ваш мир, знаете ли, какой-то очень уж дорогостоящий!
Дуглесс, хорошо знакомая с научной карьерой собственного родителя, прекрасно знала, насколько важна публикация в академической среде. Любому постороннему, не принадлежащему к этому мирку, могло показаться совершенно несущественным, удалось или нет кому-то раскрыть тайну времен королевы Елизаветы, но для ученого, в особенности начинающего, наличие публикации, содержащей новую информацию, весьма значимо. Особенно для получения постоянной должности в университете вместо временной работы или места преподавателя в каком-нибудь большом и хорошо обеспеченном материально институте, а не в крохотном колледже, финансируемом из местного бюджета!
— Ну, понятно, — проговорила она. — Стало быть, доктор Как-его-там уже явился и взял с вашей Арабеллы клятвенное обещание хранить все в тайне и не подпускать вас к этим документам! Впрочем, нас с вами все-таки пригласили в дом, пусть в качестве гостей — неважно!
Улыбаясь ей поверх своего бокала с вином, Николас ответил:
— Я сумел убедить Арабеллу рассказать мне все, что ей известно обо мне. И надеюсь уговорить ее поведать все остальное! А вы, — тут он пристально поглядел на Дуглесс, — вы тем временем должны побеседовать с этим врачом!
— Он вовсе не врач, а доктор наук! — воскликнула Дуглесс. — И, кроме того… Да что же это такое?! Постойте-ка, хотите знать, что я о вас думаю?! Должна вам сообщить, что во всей этой безумной истории я вовсе не собираюсь, ни при каких обстоятельствах, подыгрывать вам даже при всем желании помочь! Мы с вами договорились, что я буду вашей секретаршей, а вовсе не… Послушайте, да что же это вы такое творите?!
Николас между тем захватил обеими лапищами ее руку и принялся покрывать поцелуями кончики пальцев — один за другим!
— Да прекратите же! Вон, люди смотрят! — вскричала Дуглесс, и почему-то при этом с ног ее соскользнули обе туфельки. Губы Николаса, однако, устремились вверх по ее руке, пока не добрались до одного маленького, но очень чувствительного местечка под локтем. Дуглесс не смогла устоять и покорно сникла на стуле.
— Ну, хорошо, хорошо! — воскликнула она, — Вы победили! Только остановитесь же!
— Так вы поможете мне? — спросил он, глядя на нее из-под своих дивных ресниц.
— Да, да! — ответила она, и он вновь принялся целовать ее руку.
— И прекрасно! — отозвался он, вдруг столь резко вскочив, что ее освобожденная рука со стуком упала на пустую тарелку. — Ну, а теперь мы с вами должны укладываться!
Потирая руку, Дуглесс со страдальческой миной на лице поспешила за Николасом.
— Так вы именно таким способом намерены убеждать Арабеллу?! — крикнула она ему вслед, но вовремя остановилась, заметив, что все взгляды собравшихся устремлены на нее. Дуглесс, как бы извиняясь, улыбнулась — хотя улыбка получилась несколько кривой! — и выскочила из комнаты.
Тот Николас, которого она увидела в их номере-люкс, выглядел уже совершенно другим человеком: он был чрезвычайно озабочен тем, что не имеет соответствующего гардероба. Крутя в руках свою великолепную льняную сорочку, он посетовал:
— Хотелось бы, чтобы на ней был плюмаж! Глянув на собственный, весьма скромный гардероб, Дуглесс едва-едва удержалась от слез. Им предстоит провести уик-энд в поместье английского лорда, где заведено переодеваться к обеду, а у нее — ничего приличного, разве что чемодан с шерстяными вещами, пригодными лишь для повседневного употребления! Она пожалела, что у нее нет с собой белого платья матери — того, украшенного жемчугом, или же красного…
Прервав свои размышления, Дуглесс улыбнулась и кинулась к телефону — уже через минуту трубку в Мэне сняла ее сестра Элизабет:
— Что?! Ты хочешь, чтобы я переслала тебе пару лучших материнских нарядов? Да она нас обеих убьет на месте!
— Ну, Элизабет! — молящим голосом произнесла Дуглесс. Это под полную мою ответственность! Только вышли их тотчас же! Скоростной почтой! У тебя карандаш под рукой? — И она продиктовала Элизабет точный адрес Гошок-холла.
— Послушай, Дуглесс, что это с тобой происходит? То меня достает твой какой-то абсолютно безумный звонок и ты не желаешь сообщать мне никаких подробностей, а сейчас ты требуешь от меня совершить налет на мамашин гардероб!
— Да ничего особенного тут со мною не происходит, — ответила Дуглесс. — А как там движется твоя статья?
— Ой, статья меня с ума сведет! — отозвалась Элизабет. — Все и так идет паршиво, а тут еще у меня водосборник засорился — сегодня слесарь должен прийти. А ты, Дуглесс, уверена, что у тебя все в порядке?
— Ну, да-да, я — в полном! Пока! Желаю удачи и со статьей, и со слесарем! — распрощалась Дуглесс.
Она упаковала свои вещи, а также чемодан Николаса — это было одно из тех дел, за которые Николас сам ни за что не взялся бы, — а затем вызвала по телефону такси. Вместительного чемодана для доспехов Николаса в их распоряжении не было, а потому их пришлось засунуть в самый большой из магазинных пакетов.
Когда они вновь появились в Гошок-холле, Арабелла в прямом смысле слова встретила Николаса с распростертыми объятиями.
— Входите же, проходите сюда, дорогой! — щебетала она. — У меня такое чувство, будто мы уже сто лет знаем друг друга! Ведь наши с вами предки находились в очень и очень дружеских отношениях! Так почему бы нам не последовать их примеру? — пропела она и повлекла Николаса в дом, оставив Дуглесс примерно с полудюжиной — или около того — чемоданов, стоявших возле ее ног.
— Да, так почему бы нам не последовать их примеру? — передразнила ее Дуглесс насмешливым фальцетом, расплачиваясь с водителем такси.
Ей не потребовалось и пяти минут пребывания в доме, чтобы понять: здесь ее считают не гостьей, а всего лишь служанкой, да и то не очень желательной. Какой-то слуга — Дуглесс сама при этом тащила свой чемодан! — проводил ее буквально в каморку — маленькую, с голыми стенами, холодную комнату рядом с кухней. Ощущая себя этакой гувернанткой из какого-нибудь «готического» романа, которая вроде бы и не служанка, но и не член семейства, — Дуглесс распаковала свои вещи и повесила в довольно грязный небольшой шкаф. Оглядывая маленькую уродливую клетушку, она почувствовала себя великомученицей: подумать только, она торчит тут, помогая какому-то мужчине спасти жизнь и семейную честь, а потом нельзя даже будет никому рассказать об этом!
Она прошла на кухню и обнаружила, что в этом огромном помещении никого нет, но на одном конце длинного рабочего стола накрыт чай для двоих.
— А, вот и вы наконец! — воскликнула пышная женщина с седыми волосами.
Через пару Минут Дуглесс уже восседала за столом и пила чай в Компании новой знакомой. Миссис Андерсон оказалась местной кухаркой, а в придачу еще и потрясающей сплетницей — Дуглесс подобных ей никогда не встречала! Казалось, не было ничего на свете, о чем бы эта дама не ведала или не была бы готова поведать. Она жаждала узнать, зачем тут оказалась Дуглесс и кто такой лорд Стэффорд, а в ответ на откровенность обещала рассказать Дуглесс решительно все! Дуглесс пришлось выткать искуснейшую паутину лжи и пообещать собеседнице все вспомнить.
Часом позже на кухне вновь стали появляться слуги, и, насколько Дуглесс могла понять по их лицам, они просто не могли дождаться, когда же она уйдет из кухни и миссис Андерсон сможет поделиться с ними самыми свежими новостями.
Покинув кухню, Дуглесс отправилась на поиски Николаса и через некоторое время обнаружила его сидящим рядышком с Арабеллой в увитой виноградом беседке. Они выглядели словно голубки, воркующие при совместном строительстве гнездышка.
— Лорд Стэффорд, — громко сказала Дуглесс, — вы ведь, кажется, хотели продиктовать мне какие-то письма?!
— В данный момент лорд Стэффорд занят, — ответила за него Арабелла, устремляя на Дуглесс выразительный взгляд. — Делами он займется в понедельник. А в библиотеке лежат мои записки, вы можете их перепечатать.
— Лорд Стэффорд… — начала было она, намереваясь закончить фразу словами: «мой наниматель, а не вы!» — но Николас предупредил ее.
— Верно, мисс Монтгомери, — произнес он, — быть может, вы помогли бы леди Арабелле?
Дуглесс подарила ему соответствующий взгляд и чуть было не сказала вслух, что именно она о нем думает, но он так жалобно смотрел на нее, прямо-таки умоляя глазами быть послушной, что она, вместо того, чтобы поступить так, как ей казалось в данной ситуации подходящим и сказать им обоим в лицо, что она о них думает, молча повернулась и пошла назад, к дому. Ладно, — решила она, — в конце-то концов, меня это никак не касается! Да, ей абсолютно безразлично, чем именно он занимается с другими женщинами! Ну, разумеется, она могла бы сейчас напомнить ему, что из-за его глупого поведения в прошлом с Арабеллой потом будущие целые поколения людей только и делали, что смеялись над ним, а теперь он вроде бы намерен начать все с начала! Да, надо будет ей, Дуглесс, решиться и все это высказать ему в лицо! Ну, и потом: раз уж он столь безумно любит свою супругу, тогда как же он позволяет себе тискать эту сверходаренную Арабеллу?!
Ей потребовалось некоторое время, чтобы отыскать библиотеку, которая оказалась точно такой, какой она и представляла себе библиотеку в старинном величественном особняке: книги в кожаных переплетах, обтянутые кожей кресла, темно-зеленые стены, дубовые двери. Оглядевшись, Дуглесс не сразу заметила блондина, который стоял у одного из шкафов, погруженный в изучение какой-то книги. Он стоял, склонившись над книгой, но Дуглесс сумела разглядеть, что он очень хорош собой, и, хотя не может сравниться с божественным Николасом, он смотрится вполне пристойно и, вероятно, смог бы заставить биться сильнее не одно женское сердце! Она не преминула отметить про себя, что ростом незнакомец был приблизительно пять футов и шесть дюймов, а по собственному опыту Дуглесс знала, что все красивые, но небольшого роста мужчины самовлюбленны, будто бантамские низкорослые петушки, и постоянно влюбляются в таких же невысоких хорошеньких женщин, как Дуглесс!
— Привет, — сказала она.
Мужчина оторвал глаза от книги, поглядел себе под ноги, потом устремил взор вверх и наконец с неприкрытым интересом уставился на Дуглесс. Отложив книгу в сторону, он пошел ей навстречу, протягивая руку.
— Приветик! Я — Гамильтон Нолман, — сообщил он. Дуглесс ответила на его рукопожатие. Глаза — голубые, зубы — безупречные, право же, загляденье, а не мужчина!
— Я — Дуглесс Монтгомери, — представилась она, — а вы, должно быть, американец?
— Точно, — откликнулся он, — есть такой грех! — И между ними тотчас же, сами собой возникли некие узы доверия. Чуть придвигаясь к ней, он спросил:
— Скажите, а вы чувствуете себя уверенно здесь? — И он обвел глазами комнату.
— Ничуть! — отозвалась она. — Ни здесь, ни с этими людьми! Леди Арабелла отправила меня сюда, чтобы я тут печатала на машинке, но не она мой работодатель!
— О, очень скоро она вообще заставит вас мыть туалеты! — засмеялся Гамильтон. — Она и близко не подпускает сюда хорошеньких женщин. И все горничные, что здесь служат, — сущие мегеры!
— Пока я этого не успела заметить, — сказала Дуглесс и, поглядев на него, спросила:
— Уж не тот ли вы доктор, что должен обрабатывать документы семейства Стэффорд? Ну, те самые, которые вывалились из стены?
— Да, это именно я, — ответил он.
— О, это, должно быть, невероятно увлекательное занятие! — произнесла Дуглесс, округлив глаза и вообще стараясь выглядеть юной, невинной и несколько туповатой, конечно, насколько ей это удавалось. — Я слышала, доктор Нолман, документы эти содержат что-то очень секретное. Это так?
Снисходительно фыркнув, он отеческим тоном ответил:
— Пожалуйста, зовите меня просто Ли. Да, занятие это довольно увлекательное! Впрочем, я лишь начинаю по-настоящему разбираться в бумагах.
— Это, кажется, касается одного мужчины, которого должны были обезглавить, да? — спросила Дуглесс. — Впрочем, я… — тут она потупила глаза и понизила голос, — я не уверена, что вы станете мне об этом что-то рассказывать…
Она с удовлетворением отметила, как он выпятил грудь, едва не лопнув от гордости, и через несколько минут они уже сидели рядышком, и он читал ей что-то вроде лекции, как настоящий профессор. Несмотря на то, что он был несколько напыщен, она не могла не признаться себе, что он ей нравится. Интересно, — думала она, — а мог бы отец не полюбить такого вот зятя, узнай он, что зять интересуется историей средних веков?! Минуточку! — остановила себя Дуглесс. — Надеюсь, ты не забыла, что должна отшивать всех мужиков подряд? — Поглощенная разговором, она не заметила, как в комнату вошел Николас.
— Мисс Монтгомери! — воскликнул Николас столь решительно и громко, что Дуглесс от неожиданности чуть не свалилась с кресла на пол, — Как там мои письма? Перепечатаны?
— Перепечатаны? — переспросила она. — Нет, я не… Лорд Стэффорд, познакомьтесь, пожалуйста, это — доктор Гамильтон Нолман, и он…
Однако Николас, не обращая ни малейшего внимания на протянутую для приветствия руку доктора Нолмана, прошел мимо него к окну.
— Оставьте нас вдвоем! — грубо потребовал он. Ли удивленно поднял брови, поглядел на Дуглесс, затем собрал свои книги и вышел из библиотеки, хлопнув тяжелой дверью.
Всадница остановила лошадь и, развернув ее, воскликнула:
— А это еще чья лошадь?! — Голос ее, исполненный повелительных ноток, служил неизменной приманкой для мужчин: низкий, с горловыми переливами, хрипловатый и властный. Дуглесс была в этом уверена. Ну-ка, сейчас сообразим! — подумала она. — Конечно же: это — наверняка прапрапра… и так далее, короче, правнучка той самой Арабеллы Настольной! Вот так удача!
— Это — лошадь Николаса Стэффорда, — ответила Дуглесс. Женщина побледнела, и бледность щек еще более оттенила алость ее губ и темноту глаз.
— Это что, шутка такая, да? — спросила она, пристально глядя на Дуглесс.
— Он — потомок того Николаса Стэффорда! — ответила Дуглесс, попутно пытаясь представить себе, какова была бы реакция представителей какого-нибудь семейства американцев, в присутствии которых кто-нибудь вздумал бы упомянуть имя их предка эпохи королевы Елизаветы! Разумеется, они бы даже не поняли, о ком, собственно, речь! Но здесь люди ведут себя так, как если б Николаса не стало лишь каких-нибудь пару лет тому назад!
Женщина между тем грациозно соскочила с лошади и, вручая поводья Дуглесс, распорядилась:
— Оботрите его хорошенько! — а сама поспешила к дому.
— Так мне, конечно же, и вздохнуть будет некогда! — пробормотала себе под нос Дуглесс. Теперь в руках у нее были поводья от трех лошадей разом, и у двух из них был такой вид, как если б им нравилось перед завтраком растаптывать женщин небольшого росточка! Дуглесс даже не осмелилась более глядеть на лошадей, просто побрела с ними дальше, в сторону предполагаемых конюшен.
Какой-то старик, гревшийся на солнышке и одновременно пивший чай из кружки и читавший газету, при виде Дуглесс с лошадьми вздрогнул и чуть не подпрыгнул.
— Только спокойнее, мисс! — произнес он, тихонько и с осторожностью вставая с места. — Просто стойте себе и не двигайтесь, а я сейчас приму их обоих от вас!
Дуглесс и сама не осмеливалась шевельнуться, пока мужчина приближался к лошадям примерно тем шагом, каким приближаются к раненому тигру. Не желая подходить к ним вплотную, он протянул руку и намотал на нее поводья одного из жеребцов, затем, не спеша, повел лошадь прочь, в один из загонов. Через несколько минут он проделал то же с жеребцом Николаса, отведя и того в стойло.
Возвратившись к Дуглесс, мужчина стащил с головы шапку и, обтирая вспотевшие лоб и брови, спросил:
— И как это вас угораздило объединить лошадь леди Арабеллы и Шугара?!
— Шугара?!
— Ну да, племенного жеребца из конюшен Деннисона, — пояснил мужчина.
— А, так стало быть, его кличут «Шугар», «Сахарок», да? Недурная шуточка! Вообще-то, его следовало бы прозвать «Врагом Народа»! А та дама, значит, леди Арабелла? — И, повернувшись лицом к дому, она спросила:
— А как мне войти туда? Предполагалось, что я буду… помогать…
Мужчина внимательно оглядел Дуглесс с головы до пят, и она догадалась, что ее американского типа одежда и акцент произвели на него вдвойне отрицательное впечатление.
— Вон там, видите, да? Это — дверь на кухню, — ответил он. Поблагодарив его, Дуглесс направилась к дому, на ходу бормоча себе под нос:
— Ну, разумеется, «дверь на кухню»! А может, мне еще и перед кухаркой сделать книксен и спросить, не требуется ли им в услужение судомойка?! Ладно, доберусь я только до Николаса! С ним-то мы тотчас уладим кое-какие из этих небольших Проблем! Я ведь — вовсе не его конюший!
На ее стук дверь открыл какой-то мужчина и, когда она осведомилась о Николасе, впустил ее в кухню. Это было огромное помещение со всяческими новейшими приспособлениями для жарки-варки, но в центре ее располагался гигантских размеров стол, выглядевший так, как если б его поставили туда еще во времена прибытия в Англию Вильгельма Завоевателя. Все, кто были в этот момент на кухне, бросили свои дела и вытаращились на Дуглесс.
— Я просто пройду через кухню, — промямлила она. — Мой, гм… мой наниматель, он, видите ли, нуждается во мне… — лепетала она, робко улыбаясь. Все идет так скверно, что я просто убить его готова! — думала при этом она, а потом переключилась на размышления о том, какую лекцию о равенстве полов — в соответствии с современными представлениями! — она закатит при встрече Николасу!
Между тем мужчина — так и не произнесший ни единого слова — повел ее в глубь дома через какие-то примыкавшие к кухне кладовые, причем все, кого они встречали по пути, тотчас бросали свои дела, таращась на Дуглесс. «Николасу придется-таки поторопиться на собственную казнь, когда я разберусь с ним», — решила Дуглесс.
Ее провожатый, однако, нигде не задерживался, пока они не дошли до вестибюля, представлявшего собой большую, закругленной формы залу, с портретами на стенах и величественными лестницами справа и слева, ведущими наверх. В зале стояли группкой лорд Хэарвуд, Николас и эффектно смотревшаяся леди Арабелла, и вид у них всех был такой, как если б они были закадычными друзьями. Арабелла, если только такое возможно, показалась Дуглесс еще более красивой, чем в тот момент, когда они увиделись впервые, и она прямо-таки пожирала Николаса своими прекрасными глазами!
— А, вот вы наконец-то тоже с нами! — воскликнул при виде Дуглесс Николас так, как если бы она попросту выходила подышать свежим воздухом. — Это — моя секретарша, и она должна находиться при мне, — добавил он.
— При вас?! — переспросила Арабелла, смерив Дуглесс презрительным взглядом, и та сразу представила себе, что чувствует виноградинка, когда ее превращают в изюминку!
— Да, ей нужно предоставить помещение, — улыбаясь, пояснил Николас.
— Полагаю, комната у нас найдется, — отреагировала на это Арабелла.
— Интересно, где именно, — пробормотала себе под нос Дуглесс. — Не иначе, как в машинке для переработки мусора! До боли сжав ее руку повыше локтя, Николас произнес:
— Американка! — таким тоном, как если б это абсолютно все объясняло. — Ну, хорошо, мы вернемся к чаю! — добавил он и, прежде чем Дуглесс успела вымолвить хоть словечко, практически вытолкнул ее через парадную дверь на улицу и последовал за нею. Похоже, он прекрасно знал, где именно находятся конюшни, потому что направился прямо к ним.
Дуглесс пришлось поторапливаться, чтобы поспевать за ним, большими шагами мерившим пространство. Конечно, когда ты всего пять футов и три дюйма ростом, это может причинить некоторые неудобства!
— Что это вы только что там натворили? — спросила она, — Мы что, у них тут на уик-энд остаемся, что ли? Надеюсь, вы не сообщали им, что явились сюда прямехонько из шестнадцатого века, или уже сообщили? И как вы осмелились говорить обо мне в подобном тоне и называть «американкой»?!
На секундочку остановившись на посыпанной гравием дорожке, Николас осведомился:
— А у вас есть во что одеться к обеду? Они тут к обеду переодеваются.
— Что, разве я плохо одета?! — спросила она в ответ, самодовольно улыбаясь.
Николас отвернулся и зашагал дальше.
— Наверное, вы полагаете, что Арабелла станет переодеваться, да? — продолжала, не меняя темы Дуглесс. — Бьюсь об заклад, она напялит на себя что-нибудь этакое, со шлейфом до пола!
Не оборачиваясь к ней, Николас с улыбкой спросил:
— Слушайте, а что это еще за машинка для… ну, как ее там?
— Машинка для переработки мусора? — подхватила она и принялась объяснять ему, но, заметив, что он улыбается, отвернулась.
В конюшне, когда Николас седлал Шугара, конюх предпочел отойти от них подальше.
— Будь у меня столь трусливый конюший, я непременно побил бы его! — пробормотал Николас.
На обратном пути, пока они скакали к конюшням, где брали напрокат лошадей, Николас не сказал ей ни слова. Путь от конюшен до гостиницы они проделали в два раза быстрее, чем утром. Уже начался ленч, и Николас, весь в поту, прошел прямо в столовую и распорядился, чтобы им подали сразу по три блюда и бутылку вина.
Лишь после того, как вино было разлито по бокалам, он наконец-то заговорил:
— Ну, — спросил он, веки его чуть подрагивали, — так чего же вы от меня хотели, а?!
— Кто — я?! Как это? В чем дело?! Когда именно?! — восклицала в ответ Дуглесс, сама понимая, что любопытство сильнее ее досады на его обращение с нею там!
— Да никто, просто одна женщина, лишенная коварства! — расхохотался Николас.
И он принялся повествовать о том, что Дики Хэарвуд ничуточки не изменился и остался как был недотепой, только и думающим что об охоте да о том, как бы повозиться у себя в саду.
— А сад его и в сравнение не может идти с моим! — заявил Николас.
— Ой, кончайте же хвастаться и лучше поешьте! — отозвалась она, принимаясь за ростбиф. Мясо по-английски можно назвать одним из чудес света: нежное, сочное и приготовлено безупречно!
— Два месяца тому назад, — продолжил свой рассказ Николас, — плотники чинили крышу в Гошок-холле, и, похоже, от стука молотков обрушилась часть стены. В ваше время и строить-то не умеют как должно! — заметил по этому поводу Николас. — Вот в моих домах…
Он не договорил, ибо Дуглесс выразительно на него посмотрела. После некоторой паузы он сообщил, что в стене нашли целый сундук с какими-то бумагами и, тщательно обследовав их, пришли к выводу, что это — письма леди Маргарет Стэффорд.
— Вот здорово! — воскликнула, откидываясь на своем стуле, Дуглесс. — Стало быть, теперь, когда мы получили приглашение посетить их дом, мы с вами сможем их прочитать! Ой, Колин, вы просто чудо!
Услышав от нее «Колин», Николас широко раскрыл глаза, но воздержался от каких-либо комментариев.
— Есть, правда, кое-какие проблемы… — начал он.
— Какие еще проблемы?! — воскликнула Дуглесс. — Впрочем, не говорите: попробую сама догадаться! Ну да, должно быть, леди Арабелла жаждет, чтобы каждое утро вместе со стаканом апельсинового сока ей на блюде подавали бы и вас!
Николас при этих словах поперхнулся.
— Сударыня, — произнес он, напуская на себя строгий вид, выбирайте-ка выражения!
— Так я права или нет?
— Нет, это не так: просто леди Арабелла пишет книгу о…. — Не договорив, он отвернулся от нее, и Дуглесс показалось, что лицо его несколько порозовело.
— О вас, что ли? — задыхаясь от волнения, спросила она. Снова повернувшись к ней, но глядя в тарелку, он ответил:
— Ну да — о том человеке, которого она считает моим предком. Она, гм, ну, в общем, она слышала все эти рассказы о…
— О вас с нею на том самом столе, да? — переспросила Дуглесс и скорчила гримаску — Замечательно! Теперь, стало быть, она вознамерилась повторить этот исторический эпизод! Ну, а документы-то она вам разрешит посмотреть?
— Нет, она не может этого сделать. Дело в том, что она подписала контракт с неким врачом.
Дуглесс не сразу распутала эту головоломку: какой еще врач?! Она больна, что ли? А, ну, конечно же: с доктором!
— Уж не с тем ли доктором, который напечатал статью в журнале? Как бишь его зовут? Не помню как. Кажется, доктор… Гамильтон, что ли? С ним, да?
— Да, он только вчера приехал, — кивнул Николас. — И он надеется, если удастся, обелить меня и кое-что заработать на этом. Однако, по словам Арабеллы, на создание книги потребуются годы. Только вряд ли я выдержу здесь так долго. Ваш мир, знаете ли, какой-то очень уж дорогостоящий!
Дуглесс, хорошо знакомая с научной карьерой собственного родителя, прекрасно знала, насколько важна публикация в академической среде. Любому постороннему, не принадлежащему к этому мирку, могло показаться совершенно несущественным, удалось или нет кому-то раскрыть тайну времен королевы Елизаветы, но для ученого, в особенности начинающего, наличие публикации, содержащей новую информацию, весьма значимо. Особенно для получения постоянной должности в университете вместо временной работы или места преподавателя в каком-нибудь большом и хорошо обеспеченном материально институте, а не в крохотном колледже, финансируемом из местного бюджета!
— Ну, понятно, — проговорила она. — Стало быть, доктор Как-его-там уже явился и взял с вашей Арабеллы клятвенное обещание хранить все в тайне и не подпускать вас к этим документам! Впрочем, нас с вами все-таки пригласили в дом, пусть в качестве гостей — неважно!
Улыбаясь ей поверх своего бокала с вином, Николас ответил:
— Я сумел убедить Арабеллу рассказать мне все, что ей известно обо мне. И надеюсь уговорить ее поведать все остальное! А вы, — тут он пристально поглядел на Дуглесс, — вы тем временем должны побеседовать с этим врачом!
— Он вовсе не врач, а доктор наук! — воскликнула Дуглесс. — И, кроме того… Да что же это такое?! Постойте-ка, хотите знать, что я о вас думаю?! Должна вам сообщить, что во всей этой безумной истории я вовсе не собираюсь, ни при каких обстоятельствах, подыгрывать вам даже при всем желании помочь! Мы с вами договорились, что я буду вашей секретаршей, а вовсе не… Послушайте, да что же это вы такое творите?!
Николас между тем захватил обеими лапищами ее руку и принялся покрывать поцелуями кончики пальцев — один за другим!
— Да прекратите же! Вон, люди смотрят! — вскричала Дуглесс, и почему-то при этом с ног ее соскользнули обе туфельки. Губы Николаса, однако, устремились вверх по ее руке, пока не добрались до одного маленького, но очень чувствительного местечка под локтем. Дуглесс не смогла устоять и покорно сникла на стуле.
— Ну, хорошо, хорошо! — воскликнула она, — Вы победили! Только остановитесь же!
— Так вы поможете мне? — спросил он, глядя на нее из-под своих дивных ресниц.
— Да, да! — ответила она, и он вновь принялся целовать ее руку.
— И прекрасно! — отозвался он, вдруг столь резко вскочив, что ее освобожденная рука со стуком упала на пустую тарелку. — Ну, а теперь мы с вами должны укладываться!
Потирая руку, Дуглесс со страдальческой миной на лице поспешила за Николасом.
— Так вы именно таким способом намерены убеждать Арабеллу?! — крикнула она ему вслед, но вовремя остановилась, заметив, что все взгляды собравшихся устремлены на нее. Дуглесс, как бы извиняясь, улыбнулась — хотя улыбка получилась несколько кривой! — и выскочила из комнаты.
Тот Николас, которого она увидела в их номере-люкс, выглядел уже совершенно другим человеком: он был чрезвычайно озабочен тем, что не имеет соответствующего гардероба. Крутя в руках свою великолепную льняную сорочку, он посетовал:
— Хотелось бы, чтобы на ней был плюмаж! Глянув на собственный, весьма скромный гардероб, Дуглесс едва-едва удержалась от слез. Им предстоит провести уик-энд в поместье английского лорда, где заведено переодеваться к обеду, а у нее — ничего приличного, разве что чемодан с шерстяными вещами, пригодными лишь для повседневного употребления! Она пожалела, что у нее нет с собой белого платья матери — того, украшенного жемчугом, или же красного…
Прервав свои размышления, Дуглесс улыбнулась и кинулась к телефону — уже через минуту трубку в Мэне сняла ее сестра Элизабет:
— Что?! Ты хочешь, чтобы я переслала тебе пару лучших материнских нарядов? Да она нас обеих убьет на месте!
— Ну, Элизабет! — молящим голосом произнесла Дуглесс. Это под полную мою ответственность! Только вышли их тотчас же! Скоростной почтой! У тебя карандаш под рукой? — И она продиктовала Элизабет точный адрес Гошок-холла.
— Послушай, Дуглесс, что это с тобой происходит? То меня достает твой какой-то абсолютно безумный звонок и ты не желаешь сообщать мне никаких подробностей, а сейчас ты требуешь от меня совершить налет на мамашин гардероб!
— Да ничего особенного тут со мною не происходит, — ответила Дуглесс. — А как там движется твоя статья?
— Ой, статья меня с ума сведет! — отозвалась Элизабет. — Все и так идет паршиво, а тут еще у меня водосборник засорился — сегодня слесарь должен прийти. А ты, Дуглесс, уверена, что у тебя все в порядке?
— Ну, да-да, я — в полном! Пока! Желаю удачи и со статьей, и со слесарем! — распрощалась Дуглесс.
Она упаковала свои вещи, а также чемодан Николаса — это было одно из тех дел, за которые Николас сам ни за что не взялся бы, — а затем вызвала по телефону такси. Вместительного чемодана для доспехов Николаса в их распоряжении не было, а потому их пришлось засунуть в самый большой из магазинных пакетов.
Когда они вновь появились в Гошок-холле, Арабелла в прямом смысле слова встретила Николаса с распростертыми объятиями.
— Входите же, проходите сюда, дорогой! — щебетала она. — У меня такое чувство, будто мы уже сто лет знаем друг друга! Ведь наши с вами предки находились в очень и очень дружеских отношениях! Так почему бы нам не последовать их примеру? — пропела она и повлекла Николаса в дом, оставив Дуглесс примерно с полудюжиной — или около того — чемоданов, стоявших возле ее ног.
— Да, так почему бы нам не последовать их примеру? — передразнила ее Дуглесс насмешливым фальцетом, расплачиваясь с водителем такси.
Ей не потребовалось и пяти минут пребывания в доме, чтобы понять: здесь ее считают не гостьей, а всего лишь служанкой, да и то не очень желательной. Какой-то слуга — Дуглесс сама при этом тащила свой чемодан! — проводил ее буквально в каморку — маленькую, с голыми стенами, холодную комнату рядом с кухней. Ощущая себя этакой гувернанткой из какого-нибудь «готического» романа, которая вроде бы и не служанка, но и не член семейства, — Дуглесс распаковала свои вещи и повесила в довольно грязный небольшой шкаф. Оглядывая маленькую уродливую клетушку, она почувствовала себя великомученицей: подумать только, она торчит тут, помогая какому-то мужчине спасти жизнь и семейную честь, а потом нельзя даже будет никому рассказать об этом!
Она прошла на кухню и обнаружила, что в этом огромном помещении никого нет, но на одном конце длинного рабочего стола накрыт чай для двоих.
— А, вот и вы наконец! — воскликнула пышная женщина с седыми волосами.
Через пару Минут Дуглесс уже восседала за столом и пила чай в Компании новой знакомой. Миссис Андерсон оказалась местной кухаркой, а в придачу еще и потрясающей сплетницей — Дуглесс подобных ей никогда не встречала! Казалось, не было ничего на свете, о чем бы эта дама не ведала или не была бы готова поведать. Она жаждала узнать, зачем тут оказалась Дуглесс и кто такой лорд Стэффорд, а в ответ на откровенность обещала рассказать Дуглесс решительно все! Дуглесс пришлось выткать искуснейшую паутину лжи и пообещать собеседнице все вспомнить.
Часом позже на кухне вновь стали появляться слуги, и, насколько Дуглесс могла понять по их лицам, они просто не могли дождаться, когда же она уйдет из кухни и миссис Андерсон сможет поделиться с ними самыми свежими новостями.
Покинув кухню, Дуглесс отправилась на поиски Николаса и через некоторое время обнаружила его сидящим рядышком с Арабеллой в увитой виноградом беседке. Они выглядели словно голубки, воркующие при совместном строительстве гнездышка.
— Лорд Стэффорд, — громко сказала Дуглесс, — вы ведь, кажется, хотели продиктовать мне какие-то письма?!
— В данный момент лорд Стэффорд занят, — ответила за него Арабелла, устремляя на Дуглесс выразительный взгляд. — Делами он займется в понедельник. А в библиотеке лежат мои записки, вы можете их перепечатать.
— Лорд Стэффорд… — начала было она, намереваясь закончить фразу словами: «мой наниматель, а не вы!» — но Николас предупредил ее.
— Верно, мисс Монтгомери, — произнес он, — быть может, вы помогли бы леди Арабелле?
Дуглесс подарила ему соответствующий взгляд и чуть было не сказала вслух, что именно она о нем думает, но он так жалобно смотрел на нее, прямо-таки умоляя глазами быть послушной, что она, вместо того, чтобы поступить так, как ей казалось в данной ситуации подходящим и сказать им обоим в лицо, что она о них думает, молча повернулась и пошла назад, к дому. Ладно, — решила она, — в конце-то концов, меня это никак не касается! Да, ей абсолютно безразлично, чем именно он занимается с другими женщинами! Ну, разумеется, она могла бы сейчас напомнить ему, что из-за его глупого поведения в прошлом с Арабеллой потом будущие целые поколения людей только и делали, что смеялись над ним, а теперь он вроде бы намерен начать все с начала! Да, надо будет ей, Дуглесс, решиться и все это высказать ему в лицо! Ну, и потом: раз уж он столь безумно любит свою супругу, тогда как же он позволяет себе тискать эту сверходаренную Арабеллу?!
Ей потребовалось некоторое время, чтобы отыскать библиотеку, которая оказалась точно такой, какой она и представляла себе библиотеку в старинном величественном особняке: книги в кожаных переплетах, обтянутые кожей кресла, темно-зеленые стены, дубовые двери. Оглядевшись, Дуглесс не сразу заметила блондина, который стоял у одного из шкафов, погруженный в изучение какой-то книги. Он стоял, склонившись над книгой, но Дуглесс сумела разглядеть, что он очень хорош собой, и, хотя не может сравниться с божественным Николасом, он смотрится вполне пристойно и, вероятно, смог бы заставить биться сильнее не одно женское сердце! Она не преминула отметить про себя, что ростом незнакомец был приблизительно пять футов и шесть дюймов, а по собственному опыту Дуглесс знала, что все красивые, но небольшого роста мужчины самовлюбленны, будто бантамские низкорослые петушки, и постоянно влюбляются в таких же невысоких хорошеньких женщин, как Дуглесс!
— Привет, — сказала она.
Мужчина оторвал глаза от книги, поглядел себе под ноги, потом устремил взор вверх и наконец с неприкрытым интересом уставился на Дуглесс. Отложив книгу в сторону, он пошел ей навстречу, протягивая руку.
— Приветик! Я — Гамильтон Нолман, — сообщил он. Дуглесс ответила на его рукопожатие. Глаза — голубые, зубы — безупречные, право же, загляденье, а не мужчина!
— Я — Дуглесс Монтгомери, — представилась она, — а вы, должно быть, американец?
— Точно, — откликнулся он, — есть такой грех! — И между ними тотчас же, сами собой возникли некие узы доверия. Чуть придвигаясь к ней, он спросил:
— Скажите, а вы чувствуете себя уверенно здесь? — И он обвел глазами комнату.
— Ничуть! — отозвалась она. — Ни здесь, ни с этими людьми! Леди Арабелла отправила меня сюда, чтобы я тут печатала на машинке, но не она мой работодатель!
— О, очень скоро она вообще заставит вас мыть туалеты! — засмеялся Гамильтон. — Она и близко не подпускает сюда хорошеньких женщин. И все горничные, что здесь служат, — сущие мегеры!
— Пока я этого не успела заметить, — сказала Дуглесс и, поглядев на него, спросила:
— Уж не тот ли вы доктор, что должен обрабатывать документы семейства Стэффорд? Ну, те самые, которые вывалились из стены?
— Да, это именно я, — ответил он.
— О, это, должно быть, невероятно увлекательное занятие! — произнесла Дуглесс, округлив глаза и вообще стараясь выглядеть юной, невинной и несколько туповатой, конечно, насколько ей это удавалось. — Я слышала, доктор Нолман, документы эти содержат что-то очень секретное. Это так?
Снисходительно фыркнув, он отеческим тоном ответил:
— Пожалуйста, зовите меня просто Ли. Да, занятие это довольно увлекательное! Впрочем, я лишь начинаю по-настоящему разбираться в бумагах.
— Это, кажется, касается одного мужчины, которого должны были обезглавить, да? — спросила Дуглесс. — Впрочем, я… — тут она потупила глаза и понизила голос, — я не уверена, что вы станете мне об этом что-то рассказывать…
Она с удовлетворением отметила, как он выпятил грудь, едва не лопнув от гордости, и через несколько минут они уже сидели рядышком, и он читал ей что-то вроде лекции, как настоящий профессор. Несмотря на то, что он был несколько напыщен, она не могла не признаться себе, что он ей нравится. Интересно, — думала она, — а мог бы отец не полюбить такого вот зятя, узнай он, что зять интересуется историей средних веков?! Минуточку! — остановила себя Дуглесс. — Надеюсь, ты не забыла, что должна отшивать всех мужиков подряд? — Поглощенная разговором, она не заметила, как в комнату вошел Николас.
— Мисс Монтгомери! — воскликнул Николас столь решительно и громко, что Дуглесс от неожиданности чуть не свалилась с кресла на пол, — Как там мои письма? Перепечатаны?
— Перепечатаны? — переспросила она. — Нет, я не… Лорд Стэффорд, познакомьтесь, пожалуйста, это — доктор Гамильтон Нолман, и он…
Однако Николас, не обращая ни малейшего внимания на протянутую для приветствия руку доктора Нолмана, прошел мимо него к окну.
— Оставьте нас вдвоем! — грубо потребовал он. Ли удивленно поднял брови, поглядел на Дуглесс, затем собрал свои книги и вышел из библиотеки, хлопнув тяжелой дверью.