Деверо Джуд. Рыцарь

   Дальнейшие события произошли слишком уж быстро. Рядом с ними остановился автобус, из которого вывалилось сразу с полсотни японских туристов, и все они защелкали своими камерами. Обнажив шпагу, Николас двинулся на них. Туристка-американка завизжала, японцы же только сгрудились потеснее, и их камеры застрекотали, будто цикады жаркой летней ночью!
   Дуглесс тогда сделала то, что, как ей было известно, наверняка сработает: рывком бросилась к своему спутнику в доспехах, но острие его шпаги, распоров рукав блузки, до крови оцарапало ей руку. Испугавшись внезапной боли, Дуглесс споткнулась и чуть не упала, но рыцарь подхватил ее на руки и отнес назад, на тротуар. Позади них камеры японцев все продолжали стрекотать, а американцы зааплодировали.
   — Здорово, да, пап?! — воскликнул маленький американец. — Это получше даже, чем было в замке Варвик!
   — Но в справочнике для туристов об этом ни слова не говорится, да, Джордж?! — возмущенно воскликнула американка. — На мой взгляд, о такого рода фокусах им следовало бы упоминать в турсправочниках, а то, чего доброго, кто-нибудь вообразит, будто они все это проделывают по-настоящему!
   Николас поставил женщину на ноги. По-видимому, он каким-то образом — непонятно только, как именно! — ухитрился сделать из себя посмешище! А может, время теперь настало такое, что простонародью дозволено насмехаться над людьми благородными?! И что за оружие представляют собой эти странные черные машинки? И что за людишки карликового роста вертят их в руках?
   Но вопросов он задавать не стал: похоже, они вызывают раздражение у женщины-ведьмы!
   — Вы ранены, сударыня, — проговорил он.
   — Пустяки, это — всего лишь телесная рана, — отозвалась она, пародируя стиль телевизионных вестернов. Незнакомец однако не улыбнулся ее шутке и казался смущенным. — Чепуха! — повторила Дуглесс, обозревая кровавое пятно; расползавшееся у нее по предплечью. Она достала из кармана бумажную салфетку и прижала к руке. — Лавка, где скупают монеты, вон там! — показала она.
   Стоило Дуглесс опять войти в лавчонку, хозяин встретил ее приветливой улыбкой.
   — Я все надеялся вновь увидеться с вами. И я… — начал было он и осекся при виде Николаса. Затем, не произнося более ни слова, хозяин медленно приблизился к Николасу и принялся внимательно изучать его одежду. При этом в одном глазу его была зажата ювелирная лупа, и он вновь и вновь разглядывал доспехи, что-то непрестанно бормоча и хмыкая. Он рассмотрел драгоценные камни, украшавшие эфес шпаги Николаса, потом оглядел перстни на руке, покоившейся на эфесе, затем кинжал на поясе. Его Дуглесс как-то прежде и не замечала. Наконец торговец опустился на колени и внимательно обозрел вышивку на подвязке под коленом у Николаса, разглядел тип вязки на его чулках и закончил тем, что внимательно исследовал его туфли из мягкой кожи.
   Выпрямившись, торговец пристально уставился на Николаса, рассматривая его бородку и волосы.
   Все это время Николас стоял смирно, с плохо скрываемым отвращением терпя назойливость лавочника.
   Наконец, отойдя в сторону, торговец проговорил:
   — Потрясающе! В жизни никогда ничего подобного не видывал! Я должен позвать ювелира из соседней лавки, чтобы он тоже мог полюбоваться этим зрелищем!
   — С вашего дозволения, я не разрешаю вам предпринимать что-либо подобное! — сердито воскликнул Николас. — Думаете, я тут целый день буду красоваться перед вами, будто хряк, которого привезли на ярмарку?! Вы готовы совершить сделку пли я пойду в другое место?!
   Да, сэр, конечно, к вашим услугам, сэр, — пробормотал лавочник И шмыгнул назад, за свой прилавок.
   Швыряя поверх прилавка кожаный мешочек с монетами, Николас спросил:
   — Ну, так что же ты мне дашь за это? И помни, муж, я умею посчитаться с теми, кто вздумал бы обмануть меня!
   Дуглесс внутренне вся сжалась: этот мужчина в доспехах имеет привычку командовать всеми, он может до смерти запугать торговца и сорвать сделку. Бросив мешочек на прилавок, рыцарь отошел в сторонку и стал у окна, а лавочник дрожащими пальцами принялся мешочек развязывать.
   Подойдя к торговцу поближе, Дуглесс шепнула:
   — Расскажите же, что вы там увидели в ходе осмотра? Бросив взгляд на Николаса, стоявшего к нему спиной, торговец ответил:
   — Доспехи на нем точно серебряные, чеканка по ним — золотая. Изумруды, которыми украшен эфес его шпаги, стоят целого состояния, то же можно сказать о рубинах и бриллиантах на перстнях! — Затем, переводя взгляд на Дуглесс, добавил:
   — Кто бы ни изготовил для него все эти наряды, потратил на это кругленькую сумму! Ой, Бог ты мой! — воскликнул он, выуживая из кошелька монету. — Вот и она!
   — С королевой и кораблем, да? — спросила Дуглесс.
   — Именно! — ответил торговец, нежно оглаживая монетку. — Покупателя я вам найти смогу, но для этого понадобится несколько дней, — пропел он, и речь его была похожа на любовный лепет.
   Дуглесс забрала у него монетку и, оставив на прилавке только одну, прочие засунула обратно в мешочек: прежде чем продавать остальные, она хотела навести справки и сопоставить цены.
   — Кажется, вы сказали, что готовы дать мне за эту монету пятьсот фунтов, верно?
   — А как насчет других монет?
   — Я… ну, в общем, мы подумаем.
   Торговец прошел на зады лавки и через несколько секунд выложил перед нею на прилавок пять сотен фунтов большими и красивыми английскими купюрами.
   — Если только вы передумаете, я буду здесь, — сказал торговец вслед Николасу и Дуглесс, выходившим из магазина.
   На улице Дуглесс остановилась и вручила Николасу мешочек с монетами и пачку современных ассигнаций.
   — Я продала одну из монеток за пять сотен фунтов, а остальные стоят, должно быть, целого состояния! По правде говоря, и все, что нас вас надето, стоит чуть ли не королевских денег! — отчиталась она.
   — Я — только граф, а не король, — несколько озадаченно сказал Николас, с интересом рассматривая бумажные деньги. Внимательно оглядев доспехи на нем, она спросила:
   — А это — и впрямь серебро, да? А желтый металл что, настоящее золото?
   — Но я же не нищий, сударыня! — отозвался Николас.
   — Да, не похоже! — произнесла она, отходя от него на полшага. — Ладно, насколько я понимаю, мне самое время уйти. — Дуглесс только сейчас вдруг поняла, что большую часть дня потратила на возню с этим странным мужчиной, тогда как у самой-то у нее пока ни денег, ни какого-либо пристанища! А Роберт со своей дочурой выехали из одной гостиницы и аннулировали заказ на номер в другой!
   — Так вы поможете мне выбрать? — бормотал между тем мужчина.
   — Прошу прощения, — сказала Дуглесс, — но я не расслышала, что вы сказали.
   Ощущение было такое, будто мужчина хочет что-то сказать, но никак не решается. Сглотнув слюну с таким видом, как если б речи его были чем-то ядовитым, он наконец выдавил из себя:
   — Вы поможете мне подобрать для себя одежду и подыскать кров на ночь? Я вам за ваши услуги заплачу. Дуглесс как-то не сразу поняла, чего он хочет.
   — Так вы работу мне предлагаете, что ли? — спросила она.
   — Ну да, службу.
   — Нет, работа мне не требуется, мне нужно только… — Запнувшись, она отвернулась от него. Казалось, будто ее слезные канальцы соединены протоками прямо с Ниагарским водопадом.
   — Деньги вам нужны? — предположил он.
   — Да! — шмыгнула она носом. — Впрочем, нет! Ну да, насколько я понимаю, мне требуются деньги! А еще мне нужно найти Роберта и объясниться!
   — Я заплачу вам, если только вы мне поможете. Повернувшись, Дуглесс посмотрела ему прямо в глаза. Что-то в них было такое, какое-то одиночество и заброшенность, что побудило ее чуть качнуться к нему. Нет-нет, мысленно повторяла она при этом себе, нет, ты не можешь вцепиться в мужчину, тем более чокнутого! Уж в этом-то сомнений быть не может! Он, конечно же, богат, но невменяем! Скорее всего, это — богатый и эксцентричный тип, заказавший себе соответствующий наряд и теперь разгуливающий в нем из деревни в деревню и пристающий к одиноким женщинам! Но ведь что-то же было особенное в его глазах! А может, он и впрямь потерял память? Ну, и потом, какая еще альтернатива существует в ее-то случае? Она уже и сейчас отчетливо представляет себе, каким ехидным смехом зальется ее сестрица Элизабет, если Дуглесс снова позвонит ей и попросит выслать деньги! Уж Элизабет-то, разумеется, и думать бы не стала, принимать ли предложение о работе от мужчины, одетого в доспехи! Элизабет всегда доподлинно знает, что именно нужно делать, как делать и когда делать! И вообще, Элизабет — само совершенство! И Кэтрин, и Энн тоже! Получается, в общем-то, что все Монтгомери — абсолютные совершенства! А исключение — одна она, Дуглесс! И неспроста ей так часто приходило на ум, что, быть может, в родильном доме ее по ошибке положили не в ту кроватку.
   — Ну, хорошо, — резко произнесла она. — Ладно. Видно, придется мне и остаток дня потерять впустую! Я помогу вам купить кое-что из вещей, найду место, где вы сможете остановиться, но уж потом — мое почтение! Все это я исполню, скажем, за полсотни долларов! — Этой суммы должно хватить на номер в гостинице, а завтра утром она как-нибудь соберется с духом и вновь отважится позвонить Элизабет!
   Сдержав поднимающийся в нем гнев, Николас ответил женщине коротким кивком согласия. Он воспринял общий смысл того, что она сказала, хотя всех ее слов не мог понять. Но ясно, что ему удалось получить ее согласие побыть с ним еще несколько часов! Наверное, ему придется потом выдумывать что-то еще, чтобы удержать ее при себе, пока он не узнает, как можно вернуться в его собственную эпоху! А после того, как он выяснит все, что следует, он с радостью расстанется с этой женщиной!
   — Да, одежду, — говорила она между тем. — Мы сейчас пойдем и купим вам одежду, а затем как раз подойдет время выпить чаю.
   — Чаю? — переспросил он. — А что такое — «чай»? Дуглесс так и застыла на месте: что ж это за англичанин такой, который даже о чае не слышал?! Нет, он просто невыносим, терпеть его — это выше ее сил. Ладно, она поможет ему поселиться в какой-нибудь гостинице, но после этого будет счастлива избавиться от него!

Глава 3

   Они молча шли по широкому тротуару, и по пути мужчина удивленно рассматривал решительно все. На его красивом лице застыло выражение столь искреннего изумления, что Дуглесс уже почти готова была поверить, будто он никогда прежде не видывал ничего из современной действительности. Вопросов он никаких не задавал, но нередко застывал на месте, уставившись на машины или на женщин в коротких юбках.
   До небольшого магазинчика готовой мужской одежды им потребовалось пройти всего лишь квартал.
   — Ну вот, — сказала она, — здесь мы наверняка сможем купить для вас кое-что из одежды, что-нибудь не очень вызывающее.
   — А, понятно: портной! — отозвался он, заглядывая через дверь внутрь и недовольно хмурясь, как если б там чего-то не хватало.
   — Нет, — ответила она, — портных тут никаких нет, просто торгуют одеждой.
   Войдя в магазинчик, он принялся разглядывать одежду, развешанную на плечиках.
   — А эти костюмы, видно, уже сшили, — прокомментировал он.
   Обращаясь к продавцу, поспешившему им навстречу, Дуглесс сказала:
   — Нам нужно кое-что из одежды — верхней и нижней. И еще с него придется снять мерку.
   Если Николас и помнит свой размер, он наверняка сделает вид, что забыл!
   Усевшись в кресло, Дуглесс ожидала, пока продавец обмерит ее спутника в доспехах. Она делала вид, что просматривает журнал, но украдкой наблюдала за «рыцарем». Тот поднял руки кверху, чтобы продавец расстегнул доспехи. Под ними оказалась холщовая сорочка с длинными рукавами, насквозь промокшая от пота и прилипшая к телу.
   Продавец предложил несколько рубашек на выбор, но «графу» ни одна не понравилась, и в конечном итоге продавец призвал на помощь Дуглесс.
   — Ну, что же вам тут не нравится? — спросила она.
   — В этих одеждах нет никакого изыска, — насупясь отвечал Николас. — И цвет неподходящий, и украшений нет, и вышивка отсутствует! Конечно, если бы кто-то из женщин поработал над этим иголкой, тогда…
   — Современные женщины сами не вышивают, — смеясь сказала Дуглесс. — По крайней мере ничего подобного не вышивают! — добавила она, касаясь обшлага его сорочки, небрежно наброшенной на вешалку для одежды. По всему обшлагу ее черной шелковой нитью был вышит узор с цветочками и птичками, а по самой кромке шла, тоже черная, дивной красоты ажурная строчка.
   Дуглесс почувствовала, что сама себе противоречит: ну, конечно, и в наше время есть где-то женщины, которые сами шьют и вышивают нечто подобное, сотворила же какая-то из них эту сорочку!
   Из вороха отвергнутых сорочек она вытащила одну — очень красивую, сшитую из хлопчатки. Эти англичане совсем не похожи на американцев, которым каждые пять минут требуется что-нибудь новое! Большая часть готовой одежды, продающейся в Англии, действительно предполагает наилучшее качество, и шьется так, чтобы годами не знать износа. Если вы способны выложить за вещь кругленькую сумму, то качество, несомненно, будет стоить этих денег!
   — Вот, примерьте-ка эту еще разок! — сказала она, чувствуя, что пытается подольститься к нему. Да есть ли вообще на свете женщина, — спрашивала она себя, — которой не доводилось бывать с мужчиной в магазинах и изо всех сил стараться уговорить его выбрать хоть что-то понравившееся ей?! — Взгляните-ка на ткань, она такая мягкая!
   Не слишком охотно он разделся до пояса, и Дуглесс помогла ему, придерживая рубашку, которую перед примеркой он приложил к себе. Спина у него была широкая, и под загорелой кожей перекатывались мускулы.
   — Ну вот, а теперь подойдите-ка к зеркалу и взгляните на себя!
   Его реакция на трюмо с зеркалами в человеческий рост показалась ей странной: вглядываясь в зеркала, он стал ощупывать их рукой.
   — Это что — стекло? — шепотом спросил он.
   — Ну, разумеется. А из чего же, по-вашему, делаются зеркала? — отозвалась Дуглесс.
   Не отвечая, он извлек из своих коротких штанов небольшой круглый деревянный предмет и подал ей. С обратной стороны в круглой рамке было укреплено металлическое зеркальце. Посмотревшись в него, Дуглесс обнаружила, что оно совершенно искажает все пропорции.
   Подняв глаза, она увидела, что мужчина внимательно изучает в зеркале собственное отражение. Интересно, неужели он впервые видит себя в полный рост? Да нет, конечно же! — разуверяла она себя. — Просто-напросто он не помнит, когда такое случалось с ним в последний раз!
   Она глянула и на свое отражение в зеркале. Ну что за чучело! Краска для ресниц размазалась — и все из-за того, что она плакала! Порванная на рукаве блузка вылезла из-под пояса, а колготки цвета морской волны обвисли на лодыжках. Что же до волос — спутанных и свисающих унылыми прядями, — то на них просто невозможно было смотреть!
   Отвернувшись от зеркала, она вышла из примерочной, пробормотав только:
   — А теперь — брюки! — Пока продавец вновь снимал с него мерку, потом выскакивал из примерочной, чтобы принести туда несколько пар брюк, все было тихо. Но вот дверь примерочной приоткрылась, и оттуда высунулась голова Николаса. Дуглесс подошла к нему.
   — Я не в состоянии справиться с этим, — смущенно произнес он и открыл дверь пошире, чтобы она могла войти внутрь. — Как эта штука застегивается?
   Дуглесс приложила все усилия, чтобы не слишком-то размышлять над этой, достаточно щекотливой, ситуацией. Теперь вот она оказалась втиснутой в примерочную вместе с этим странноватым мужчиной, который, видите ли, не может понять, как устроен механизм «молнии» на брюках!
   — Вот, смотрите, нужно вот так… — Жестами она попыталась объяснить ему, как работает застежка на брюках, а потом сняла с вешалки другие брюки и показала ему, как обращаться с «молнией» и с замочком на ней. Постояв там еще некоторое время и посмотрев на то, как он, словно ребенок, без конца расстегивал и застегивал «молнию» и вновь и вновь щелкал замочком, она решила удалиться.
   — Постойте! А из какого потрясающего материала сделано вот это? — спросил он, протягивая к ней трусы и играя резиновым пояском на них.
   — Это — синтетика, — ответила она и, увидев, как прояснилось его лицо при этом открытии, не могла не почувствовать удовлетворения. — Погодите-ка, вы ведь еще не видели «велкро»! — воскликнула она, улыбаясь и выскальзывая из примерочной. — Если вам еще понадобится помощь, позовите меня!
   Прикрыв за собою дверь примерочной, она продолжала улыбаться. Потом окинула взглядом развешанную вокруг магазинную одежду. И впрямь, каким простецким все это должно было показаться тому, кто привык носить серебряные доспехи! Кстати, доспехи вместе со шпагой и кинжалом услужливый продавец поместил в большой прочный пластиковый мешок для покупок и поставил его слева от входа в примерочную. Дуглесс с трудом удалось приподнять мешок.
   Вскоре ее знакомец вышел из примерочной. Теперь на нем была мягкая белая хлопчатобумажная рубашка и узкие серые брюки, тоже из хлопчатки. Рубашка с многочисленными рюшами соответствовала современной избыточной моде, а брюки довольно плотно облегали ноги. Выглядел он божественно!
   Она заметила, что, подойдя к зеркалу, он любуется своим отражением.
   — Эти… как там их? — сказал он, дотрагиваясь до свободных складок на брюках.
   — Это — брюки. Ну, штаны, — подсказала она.
   — Да. Так вот: они мне не подходят — в них не видно моих ног, а они у меня стройные! Дуглесс расхохоталась:
   — В наше время мужчины, знаете ли, чулок не носят, но вы все равно выглядите великолепно!
   — Я в этом совсем не уверен, — откликнулся он. — Может, еще цепь купить?
   — Никаких цепей! — решительно возразила она. — Уж поверьте мне: никаких цепей!
   Она сама подобрала для него брючный ремень и носки.
   — За туфлями придется пойти в другой магазин, — сказала она.
   Они подошли к кассе, где продавец подсчитал общую сумму по ярлыкам приобретенных ими вещей, и Дуглесс очень испугалась, когда Николас опять сделал движение, как бы хватаясь за шпагу. К счастью, шпага теперь была в мешке для покупок, и не так-то легко было до нее добраться!
   — Да он просто вознамерился ограбить меня! — заорал Николас. — На сумму, куда меньшую, чем он хочет за эти одежды без всяких украшений, я мог бы нанять себе дюжину слуг!
   Продавец отскочил от них куда-то к противоположной стене, а Дуглесс решительно встала между Николасом и прилавком.
   — Ну-ка, давайте сюда деньги! — твердо заявила она. — В наши дни все стоит много дороже, чем когда-то! Я хотела сказать: вы вскоре и сами это поймете! Давайте же мне деньги!
   Все еще сердясь, он вручил Дуглесс свой кожаный мешочек с монетами, затем они вдвоем стали рыться в мешке для покупок, а потом он принялся шарить по карманам, пока наконец не нашлись бумажные деньги.
   — Так, стало быть, он примет бумагу в обмен на одежды? — шепотом удивился Николас, а затем с улыбкой проговорил:
   — Ладно, я отдам ему всю эту бумагу, раз уж он так хочет! Но он — полный болван!
   — Это — не бумага, а бумажные деньги, и они обеспечены золотом, — объяснила ему Дуглесс, как только они вышли из магазина. — Эти бумажные ассигнации можно обменять на золото.
   — И что, — спросил он, — неужто найдется кто-то, готовый отдать мне золото за эту бумагу?!
   — Ну, разумеется, — ответила она, — это может сделать любой банк!
   — А что такое банк? — поинтересовался он.
   — Ну, банк. — это такое место, в котором хранятся ваши деньги. Точнее, деньги, которыми вы в данный момент не пользуетесь. А вы где храните свои деньги? — спросила Дуглесс.
   — У себя в домах, — несколько растерянно ответил он.
   — А, понятно, — протянула она, улыбаясь. — Ну, конечно же: роете, должно быть, яму и прячете все туда! А в наше время парод кладет деньги в банк, и они приносят проценты.
   — А что это — «проценты»? — спросил он.
   — Ой, хватит! — со стоном выдохнула Дуглесс. — Вон перед нами кафе. Вы не голодны?
   — Голоден, — отозвался он и распахнул перед нею дверь.
   Английский обычай пить чай в послеполуденное время Дуглесс приняла с готовностью: право же, райское наслаждение приземлиться где-нибудь в четыре часа дня и посидеть, попивая ароматный горячий чаек с шотландскими лепешками-"сконами" или с овсяным печеньем! Можно слопать сразу и пять порций «сконов», как это обычно проделывала Глория!
   И, стоило Дуглесс только подумать о Глории, руки ее непроизвольно сжались в кулаки. Интересно, знал ли Роберт, что Глория утащила ее сумочку? И понимал ли он, что они оба бросили ее, Дуглесс, без всяких средств к существованию да еще отдали во власть безумца?! — думала она.
   Она поверить не могла, что Роберт не знал о сумочке. Вообще-то, он был неплохим человеком. В другое время он не стал бы выказывать такую любовь к своей дочуре! Дуглесс знала, что на душе у Роберта кошки скребли, потому что после развода он совершенно забросил дочь, а теперь вот пожелал сделать для нее что-то хорошее и потому прихватил с собой на каникулы! А со стороны Глории, конечно, было естественно сражаться за любовь отца, так что ревность девчонки к Дуглесс — в порядке вещей!
   Сейчас Дуглесс понимала, что, войди в данный момент в кафе Роберт, она бы рухнула перед ним на колени и стала молить о прощении!
   — Что вам угодно? — спросила женщина за стойкой.
   — Пару чая и две порции «сконов», пожалуйста, — распорядилась Дуглесс.
   — У нас еще есть клубника со взбитыми сливками, — предложила женщина.
   Дуглесс согласно кивнула, и через пару минут женщина протянула ей через стойку поднос. Дуглесс расплатилась, взяла в руки поднос и посмотрела на Николаса.
   — Может, пройдем на воздух? — спросила она.
   Он проследовал за ней в маленький садик с кирпичной оградой, увитой виноградом. Поставив поднос на столик, она принялась разливать чай. Еще в первый день прилета в Англию она ознакомилась с английской привычкой добавлять в чай немного молока и нашла ее восхитительной!
   Николас тем временем обошел крохотный садик, внимательно разглядывая ограду и растения. Она позвала его к раскладному, как на пикниках, столику и передала чашку с чаем и «скон».
   Он с любопытством посмотрел на чай, затем осторожно отхлебнул. Сделав еще пару глотков, он взглянул на Дуглесс с таким нескрываемым наслаждением, написанным у него на лице, что та не могла не рассмеяться. Он же мигом опорожнил свою чашку. Дуглесс налила еще и подала «скон».
   Взяв лепешку в руку, Николас внимательно поглядел на нее.
   По виду «скон» очень напоминал южноамериканское печенье, но в тесто обязательно добавлялся сахар, а эти «сконы» были к тому же «фруктовыми», с начинкой из изюма.
   Забрав у него «скон», Дуглесс разломила его пополам и, обмакнув половинку во взбитые сливки, подала ему. Он сунул «скон» в рот и принялся жевать с видом человека, влюбившегося с первого взгляда. В мгновение ока Николас покончил со всем, и Дуглесс пришлось опять пройти в кафе и принести новую порцию чая и «сконов».
   Когда она вернулась и села за столик, он спросил, глядя на нее:
   — Так что же побудило вас рыдать в церкви?
   — Я… я, право же, вполне уверена в том, что это совершенно вас не касается! — отозвалась она.
   — Коль скоро я собираюсь вернуться — а я просто обязан вернуться! — мне все же хотелось бы понять, из-за чего именно я очутился здесь, — сказал Николас.
   — Надеюсь, вы не собираетесь начинать все сначала?! — воскликнула Дуглесс, кладя на тарелку надкушенный «скон». — Хотите знать, что я об этом думаю, да? Так вот: я полагаю, что вы закончили курс в университете, специализируясь в области истории елизаветинской эпохи, может даже, писали диссертацию, ну, и вас несколько «занесло» из-за этих изысканий! Мне отец рассказывал, что и с ним нередко случалось такое — например, начитавшись всяких средневековых текстов с их особой графикой, он потом был совершенно не в состоянии разбирать что-нибудь современное, если это было написано от руки.
   Николас с отвращением поглядел на нее. Вспоминая о чудесах, увиденных на протяжении одного этого дня — о всех этих колесницах, великолепных зеркалах из стекла, чистых улицах и изобилии товаров, — он не мог не поражаться тому, сколь малым потенциалом веры в тайну и магию мироздания обладает эта особа!
   — Я-то знаю, откуда явился сюда, а вот вы, ведьма… — начал он спокойным тоном.
   Дуглесс бросилась вон из садика, но прежде чем она добежала до двери во внутреннее помещение кафе, он преградил ей путь, крепко ухватив за руки.
   — Так почему же вы все-таки плакали?! — настойчиво спросил он.
   С трудом высвободив руки, она сердито ответила:
   — А потому, что меня тогда только что бросили! — И, к своему стыду, вновь залилась слезами.
   Тогда он, нежно взяв ее за руку, повел обратно к столику, сел рядом, налил в красивую фарфоровую чашечку чая, не забыв добавить молока, и протянул ей.
   — Ну хорошо, сударыня, — сказал он, — что же все-таки столь сильно мучает вас, что слезы так и текут из глаз настоящим водопадом?
   В общем-то Дуглесс не собиралась решительно никому рассказывать о случившемся с нею, но, к своему ужасу, вдруг осознала, что сидит и рассказывает обо всем именно этому странного вида мужчине!
   — Стало быть, он вас бросил одну? Бросил на милость проходимцев и воров, да? — спросил Николас.
   Сморкаясь в бумажную салфетку, Дуглесс утвердительно кивнула, а потом добавила: