Страница:
Когда до ворот оставалось не так уж далеко, Кеан крикнул часовому:
— Эй, первый знак Тьювор! Почему же только Стража Крови встречает наших гостей?
Главный среди часовых ответил на языке, казавшемся чужим, неуклюжим, словно говоривший привык говорить на наречии, абсолютно чуждом языку Страны.
— Твердыня приветствует великана-посланника.
— Ну что же, Стража Крови, — отозвался Кеан уже дружелюбным тоном, — исполняйте свои обязанности. Великан — это Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, посланник из Прибрежья в Совет Лордов. А этот человек — тоже посланник, Томас Кавинант Неверящий и чужеземец в Стране. Готовы ли для них места?
— Распоряжения отданы. Баннор и Корик ждут.
Кеан сделал знак рукой, что он все понял, и вместе со своими воинами въехал в каменные ворота Твердыни Лордов.
— Эй, первый знак Тьювор! Почему же только Стража Крови встречает наших гостей?
Главный среди часовых ответил на языке, казавшемся чужим, неуклюжим, словно говоривший привык говорить на наречии, абсолютно чуждом языку Страны.
— Твердыня приветствует великана-посланника.
— Ну что же, Стража Крови, — отозвался Кеан уже дружелюбным тоном, — исполняйте свои обязанности. Великан — это Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, посланник из Прибрежья в Совет Лордов. А этот человек — тоже посланник, Томас Кавинант Неверящий и чужеземец в Стране. Готовы ли для них места?
— Распоряжения отданы. Баннор и Корик ждут.
Кеан сделал знак рукой, что он все понял, и вместе со своими воинами въехал в каменные ворота Твердыни Лордов.
Глава 13
Вечерняя служба
Оказавшись между каменными челюстями, Кавинант покрепче сжал в левой руке свой посох. Вход представлял собой туннель, проложенный под башней и выводящий на открытый двор между башней и главной частью Твердыни, и туннель освещался только тусклым отраженным солнечным светом с двух сторон. В камне не было ни окон, ни дверей. Единственными отверстиями служили бойницы прямо над головой, проделанные, видимо, для каких-то оборонительных целей. Стук лошадиных копыт эхом отдавался от гладких каменных стен, наполняя туннель словно отголоском войны, и даже легкое постукивание посоха Кавинанта звенело вокруг, словно его собственные тени следовали за ним по пятам вдоль горла Твердыни, отстав на шаг. Затем Дозор выехал на залитый солнцем двор. Здесь природный камень был выдолблен до уровня входа так, что между двумя высокими отвесными стенами образовалось пространство шириной почти с башню. Двор был плоским и вымощен плитами, но в центре его находился широкий участок земли, из которого рос старый золотень, а по бокам этого седого дерева сверкали два маленьких фонтана. С противоположной стороны были еще несколько каменных ворот, подобных тем, которые находились в основании башни, и они тоже были открытыми. Это был единственный вход в Твердыню на уровне земли, но над двором через равные интервалы деревянные мостки опоясывали открытое пространство от башни до зубчатых выступов на внутренней поверхности Твердыни. Вдобавок две двери с каждой стороны туннеля обеспечивали доступ к башне.
Кавинант взглянул вверх — туда, куда уходили стены главной части Твердыни. Тени лежали на южной и восточной стенах двора, но верхняя их часть сверкала в полном блеске полуденного солнца, и с того места, где стоял Кавинант, Ревлстон казался достаточно высоким, чтобы служить опорой для небес. На мгновение благоговение, охватившее Кавинанта, заставило его пожалеть, что он подобно Морестранственнику, наследнику создателей Твердыни Лордов, не может каким-то образом претендовать на причастность к великолепию этого сооружения. Ему хотелось быть принадлежностью этого места. Но как только первоначальный удар, нанесенный ему Ревлстоном, миновал, Кавинант начал сопротивляться возникшему желанию. Это был всего лишь еще один соблазн, а он уже и так утратил слишком большую долю своей хрупкой, столь необходимой независимости. Он подавил свое благоговение, нахмурившись еще сильнее, и прижал рукой свое кольцо. То, что оно теперь было спрятано, придавало ему уверенность.
Была всего лишь одна надежда, которую он мог себе представить, единственное решение его парадоксальной дилеммы. Пока он держал свое кольцо спрятанным, он мог доставить свое послание к Лордам, удовлетворить насущную потребность в беспрерывном движении и избежать опасных неожиданностей, требований силы, которой он обладал. Морестранственник — и Этиаран тоже, быть может, непроизвольно — дали ему определенную свободу выбора. Теперь он, возможно, сможет сохранить себя — если ему удастся избежать дальнейших соблазнов и если великан раскрыл его секреты.
— Морестранственник, — начал было он, но потом остановился. К нему и великану приближались двое мужчин из главной части Твердыни. Люди были похожи на часовых над воротами. По их плоским, непроницаемым лицам невозможно было определить их возраст, словно их отношения со временем были в некоторой степени двоякими, и от них исходило такое ощущение твердости — на взгляд Кавинанта, — что его внимание отвлеклось от великана. Они пересекли двор с таким спокойствием, словно были воплощениями скалы. Один из них приветствовал Морестранственника, а другой направился к Кавинанту.
Подойдя к нему, он сделал полупоклон и сказал:
— Я Баннор из Стражи Крови. Мне поручено опекать вас. Я провожу вас в приготовленные для вас покои. — Речь его тоже была неловкой, словно язык не мог приспособиться к диалекту Страны, но в его тоне Кавинант уловил некоторую резкость, прозвучавшую как недоверие.
Это обстоятельство, а также суровая внушительная внешность Стража Крови сразу заставили Кавинанта почувствовать себя не в своей тарелке. Он посмотрел в сторону великана и увидел, как тот отдает Стражу Крови салют, полный уважения и старой дружбы.
— Привет, Корик! — сказал Морестранственник. — Отдав честь Стражу Крови, я передаю ему заверения преданности от великанов Прибрежья. В эти трудные времена мы горды назвать Стражу Крови в числе своих друзей.
Корик бесстрастно ответил:
— Мы — всего лишь Стража Крови. Покои для вас уже готовы, чтобы вы могли отдохнуть. Идемте.
Морестранственник улыбнулся.
— Хорошо. Я очень устал, друг мой.
С этими словами он вместе с Кориком направился к воротам. Кавинант пошел было за ним, но Баннор преградил ему путь своей сильной рукой.
— Вы пойдете со мной, — сказал он прежним голосом.
— Морестранственник! — неуверенно позвал Кавинант. — Морестранственник, может, мне лучше пойти с тобой?
Великан ответил через плечо:
— Иди с Баннором. Не беспокойся.
Казалось, он не замечал испуга Кавинанта, голос его выражал только благодарное облегчение, словно мысли его были заняты лишь отдыхом и Ревлстоном.
— Мы снова встретимся завтра.
Двигаясь так, словно он безоговорочно доверял Стражу Крови, великан удалился вместе с Кориком в главную часть Твердыни. — Ваши покои в башне, — сказал Баннор.
— В башне? Почему?
Страж Крови пожал плечами.
— Если вы задаете такой вопрос, то придется дать вам ответ. Но сейчас вы должны следовать за мной.
На мгновение взгляд Кавинанта встретился со взглядом Баннора, и Кавинант прочел в нем компетентность Стража Крови, его желание и способность настоять на своем. Это еще более усилило беспокойство Кавинанта. Даже в глазах Саронала и Барадакаса, когда они сначала взяли его в плен, полагая, что он Опустошитель, не было столько спокойствия и способности выполнить обещаемое принуждение или насилие. Жители настволий были нарочито грубы в силу своей природной мягкости, но во взгляде Баннора не было ни малейшего намека ни на какую клятву Мира. Кавинант испуганно отвел взгляд. Когда Баннор направился к одной из дверей башни, он в неуверенности и смятении последовал за ним.
Как только они приблизились, дверь открылась и закрылась сразу же после того, как впустила их, хотя Кавинант не заметил, кто или что привело ее в движение. Теперь они оказались на спиральной лестнице в полой середине башни, по которой Баннор начал подниматься, пока наконец через сотню или более футов ступени не привели их к другой двери. Войдя в нее, Кавинант оказался в беспорядочном лабиринте коридоров, лестниц и дверей, так что вскоре абсолютно утратил всякое чувство направления. Баннор через неправильные интервалы вел его то одним путем, то другим вниз и вверх по бесчисленным ступенькам, по широким, а затем по узким коридорам, так что Кавинант начал бояться, что не сможет отыскать обратную дорогу без провожатого. Время от времени он мельком замечал других людей, в основном Стражей Крови и воинов, но никто из них не попался непосредственно ему навстречу. Наконец Баннор все же остановился в центре чего-то, напоминавшего пустой коридор. Резким жестом он распахнул потайную дверь. Кавинант следом за ним вошел в большую жилую комнату с балконом в дальней стене.
Баннор подождал, пока Кавинант бегло осмотрит помещение, а затем сказал:
— Если вам что-то понадобится, позовите. — И вышел, захлопнув за собой дверь.
Несколько мгновений Кавинант еще осматривался; он мысленно зафиксировал положение всех предметов, чтобы знать все опасные углы, выступы и края. В комнате находились кровать, ванна, стол, уставленный едой, стулья, на одном из которых висела разнообразная одежда, и ковер на одной из стен. Но ничего из этого не несло в себе очевидной угрозы, и вскоре взгляд Кавинанта вернулся к двери.
На ней не было ни ручки, ни щеколды, ни задвижки — ничего, за что он мог бы ее открыть.
Какого дьявола?..
Он толкнул ее плечом, попытался ухватиться за ее край и потянуть, однако тяжелый камень даже не шевельнулся.
— Баннор! — его нарастающий страх мгновенно превратился в гнев. — Проклятье! Баннор! Открой дверь!
Почти немедленно каменная плита качнулась внутрь. В проеме бесстрастно стоял Баннор. Взгляд его ничего не выражал.
— Я не могу открыть дверь, — резко сказал Кавинант. — В чем дело? Это что — разновидность тюрьмы?
Плечи Баннора слегка приподнялись.
— Называйте это, как хотите. Вы должны будете пробыть здесь до тех пор, пока Лорды не будут готовы послать за вами.
— «Пока Лорды не будут готовы»? А что я должен делать тем временем? Просто сидеть здесь и думать?
— Ешьте. Отдыхайте. Делайте, что хотите.
— Тогда я скажу, чего я хочу. Я не останусь здесь, чтобы сойти с ума, ожидая, пока ваши прекрасные Лорды соизволят меня принять. Я прошел сюда весь путь от Смотровой Кевина чтобы поговорить с ними. Я рисковал своей… Он заставил себя остановиться, поскольку понял, что эти его бурные излияния не производят на Стража Крови ни малейшего впечатления. Изо всех сил сдерживая гнев, он глухо произнес:
— Почему я нахожусь здесь на положении пленника?
— Посланники могут быть и друзьями, и врагами, — ответил Баннор. — Может быть, вы — слуга Порчи. Нам поручена забота о безопасности Лордов. Стража Крови не позволит вам подвергать их риску. Прежде чем разрешить вам свободу передвижения, мы должны быть уверены в вас.
«Проклятье! — подумал Кавинант. — А мне как раз самому именно этого и не хватает».
Комната позади него казалась наполненной темными хищными мыслями, от которых он так старался убежать. Как он сможет защититься от них, если его лишили возможности двигаться? Но и стоять так, выставив на обозрение Баннору все свои страхи, он тоже не мог. И он заставил себя отвернуться от двери.
— Передай им, что мне не хочется ждать.
Дрожа, он подошел к столу и взял с него керамическую бутыль с вином. Услышав, что дверь закрылась, он сделал большой глоток, как жест неповиновения. Затем, все еще ощущая во рту чудесный аромат вина, он вновь осмотрел комнату, словно ожидая, что темные призраки сейчас появятся из своего укрытия и нападут на него.
На этот раз его внимание привлек ковер. Он был соткан из толстой разноцветной пряжи, в которой преобладали ярко-красные и небесно-голубые тона, и через несколько мгновений Кавинант понял, что рисунок, вытканный на ковре, изображает легенду о Береке Полуруком.
Прямо в центре находилась фигура Берека в стилизованной позе, выражавшей одновременно и страдание, и блаженство. А вокруг, по всему остальному полотну, были изображены сцены, отражавшие историю Лорда-Основателя — его верность своей королеве, алчность короля и его жажду власти, отречение королевы от своего мужа, героическую борьбу самого Берека, рассечение его руки, его отчаяние на горе Грома, победу Огненных Львов. Все вместе производило впечатление спасения, возрождения, достигнутого на самом краю гибели с помощью честности, словно сама земля вмешалась, и можно было доверить ей это вмешательство, чтобы выправить нарушенное в войне глобальное равновесие сил.
— О, проклятье! — простонал Кавинант. — Неужели я должен буду смириться с этим?
Зажав в руке керамическую бутыль, словно она была единственной в комнате надежной вещью, он направился к балкону.
Остановившись в проеме, он оперся о камень. За перилами балкона была пропасть глубиной в три или четыре сотни футов, уходившая к подножью гор. Он не отважился подойти к перилам; при одной мысли об этом в желудке похолодело, а голова закружилась. Но он заставил себя как следует рассмотреть окрестность, чтобы определить свое местонахождение.
Балкон находился на восточной стороне башни, и с него открывался вид на широкие равнины. Лучи полуденного солнца отбрасывали тень от мыса на восток подобно какому-то защитному средству, и в мягком свете позади тени равнины выглядели красочными и разнообразными. Голубоватые водоемы, вспаханные коричневые поля и первая зелень посевов перемешались друг с другом на огромном пространстве, а между ними на юг и на восток бежали, серебрясь на солнце, нитки ручейков. На полях выделялись скученные пятна деревень, образуя тонкую паутинку жилья; пурпурный вереск и серый папоротник орляк широкими полосами уходили на север. Справа виднелась река Белая, извивающаяся в направлении Тротгарда.
Этот вид напомнил ему о том, как он попал сюда — о Морестранственнике, об Этиаран, о духах, о Барадакасе и об убитом вейнхиме… Головокружительные воспоминания, вращаясь спиралью, поднимались к нему от подножий гор. Этиаран обвинила его в причастности к убийству духов. И все же она отреклась от своего справедливого желания возмездия, от своей справедливой ярости. Он принес ей столько горя… Кавинант вернулся в комнату и, обессиленно, сел за стол. Руки его задрожали так сильно, что он не мог отпить из бутылки. Он опустил ее на стол, стиснул кулаки и прижал костяшками пальцев твердое кольцо, спрятанное над сердцем.
— Я не стану думать об этом.
Тяжелые морщины, словно от искривленного черепа, собрали его лоб в глубокие складки.
— Я не Берек!
Он сидел так до тех пор, пока биение в воздухе крыльев тревоги не стало затихать, а холод в желудке — постепенно таять. Тогда он развел онемевшие пальцы. Не обращая внимания на их невозможную чувствительность, он принялся есть.
На столе он нашел в изобилии холодное мясо, разнообразные сыры, фрукты и черный хлеб. Ел он неторопливо и осторожно, словно кукла, выполняющая команды помимо своей воли, пока не насытился. Затем он снял одежду и стал мыться, тщательно натираясь и внимательно рассматривая свое тело, чтобы убедиться, что на нем нет никаких повреждений. Разобрав приготовленную для него одежду, он наконец облачился в бледно-голубой халат, но перед тем, как запахнуть его, убедился, что кольцо спрятано надежно. Затем с помощью ножа Этиаран он осторожно побрился. После этого, все так же механически, выстирал в ванне свою одежду и развесил ее на спинках стульев, чтобы она просохла. Все это время его мысли двигались в одном и том же ритме:
Я не буду…
Я не являюсь…
Пока он занимался всем этим, над Ревлстоном к западу поплыл вечер, и, когда с делами было покончено, Кавинант поставил стул в проем балконной двери так, чтобы он мог сидеть и смотреть на сумерки, не видя высоты своего нахождения. Но тьма, казалось, изливалась из неосвещенной комнаты позади него в широкий мир, словно его покои были источником ночи. Вскоре пустое пространство за его спиной, казалось, заполнилось до отказа пожирателями падали.
Кавинант в глубине сердца чувствовал, что превращается в безумца, чтобы избежать своего сна.
Стук в дверь, словно пружина, подбросил его в воздух, и он рванулся к двери сквозь тьму, чтобы ответить на него.
— Войдите… Входите!
В мгновенном замешательстве он начал искать ручку, которой здесь не было. Затем дверь отворилась и яркий свет ворвался в комнату, ослепив Кавинанта.
Сначала все, что он видел, было три фигуры: одна у противоположной стены коридора, а две — прямо в дверном проеме. Один из пришельцев держал в обеих руках по горящей лучине, другой — чаши с гравием. Этот ослепительный свет превратил обычное освещение коридора в полутень, откуда и надвигались на Кавинанта эти две огромные фигуры. Он отступил назад, часто мигая.
Словно приняв его отступление за приглашение, двое вошли в комнату. Из-за них раздался голос, до странного одновременно грубый и мягкий:
— Можно войти? Я — Лорд Морэм…
— Конечно же можно, — перебил его более высокий из двоих мужчин голосом, ослабевшим и надтреснутым от старости. — Ему нужен свет, не так ли? Тьма иссушает сердце. А как он получит свет, если мы не войдем? Конечно, если бы он знал что-нибудь, он мог бы позаботиться о себе сам. Разумеется. А ему не слишком часто придется с нами встречаться. Чересчур много дел. Надо еще уделить внимание вечерней службе. У Высокого Лорда, возможно, будут еще указания. Мы и так опоздали. Потому что он ничего не знает. Разумеется. Но мы быстры. Тьма иссушает сердце. Обратите внимание, молодой человек.
Мы не можем позволить себе вернуться только для того, чтобы избавить вас от мрака.
Пока этот человек говорил, выталкивая слова, словно ленивых слуг, из своей груди, глаза Кавинанта привыкли к свету. Стоящий перед ним более высокий человек превратился в прямого, но древнего старца с узким лицом и бородой, висевшей наподобие изорванного в клочья флага почти до самого пояса. Одет он был в плащ жителя настволья, а его голову украшал венок из листьев. Его спутник был почти мальчиком. Юноша был одет в коричневый наряд жителей подкаменья, а на плечах у него красовалось вытканное голубыми нитками некое подобие эполет. Его чистое, веселое лицо, обращенное к старцу, улыбалось, и эта улыбка выражала и веселье, и любовь. Пока Кавинант разглядывал эту пару, человек сзади них тоном увещевания произнес:
— Он гость, Биринайр.
Старик замолчал, словно вспоминая правила хорошего тона, и Кавинант посмотрел на Лорда Морэма. Лорд был худощавым мужчиной ростом приблизительно с Кавинанта. Одет он был в длинный хитон глубокого голубого цвета, подвязанный черным как смоль поясом, и в правой руке он держал длинный посох.
Затем старик откашлялся:
— Ну, что же, хорошо, — засуетился он. — Но на все это нужно время, а мы опаздываем. Пора уже готовиться к вечерней службе. И приготовления для Совета. Разумеется. Вы — гость. Я — Биринайр, хайербренд учения лиллианрилл и хатфрол Твердыни Лордов. Этот ухмыляющийся щенок Торм, гравлингас радхамаэрля и тоже хатфрол Твердыни Лордов. Теперь слушайте.
Походкой, исполненной достоинства, он направился к кровати. Над нею к стене была прикреплена подставка для втыкания факела.
Биринайр сказал:
— Это сделано для таких же несведущих молодых людей, как вы, — и сунул в подставку горящий конец одной из лучин. Пламя потухло, но едва он вытащил лучину, оно тотчас вспыхнуло вновь. Он установил в подставке лучину незажженным концом и, пройдя через комнату, установил на противоположной стене вторую лучину.
Пока хайербренд занимался этим делом, Торм поставил одну из чаш с гравием на стол, а другую — на подставку возле раковины.
— Когда захотите спать, накройте их, — сказал он чистым голосом.
Покончив со своим занятием, Биринайр сказал:
— Тьма иссушает сердце. Берегись этого, гость.
— Но учтивость подобна глотку из горного потока, — пробормотал Торм, улыбаясь словно бы какой-то скрытой шутке.
— Это так, — Биринайр повернулся и вышел из комнаты. Торм задержался, подмигнул Кавинанту и прошептал:
— Он не так уж строг, как вам могло показаться.
Затем он тоже исчез, оставив Кавинанта наедине с Лордом Морэмом.
Морэм закрыл за ними дверь, и Кавинант мог теперь как следует разглядеть одного из Лордов. У Морэма были изогнутые чувственные губы, на которых сейчас играла улыбка симпатии к хатфролам. Но эффект, порождаемый улыбкой, уравнивался взглядом глаз. Это были опасные глаза — серо-голубые с золотистыми крапинками, которые, казалось, проникали сквозь любое лицо до самого мозга преднамеренности, — глаза, которые как бы сами скрывали нечто значительное и неведомое, будто Морэм был способен застать врасплох саму судьбу, если бы он оказался у последней черты. А его прямоугольный нос, расположенный между опасными глазами, был подобен рулю, направляющему его мысли.
Затем Кавинант заметил посох Морэма. Он был окован металлом, как Посох Закона, который Кавинант мельком видел в лопатообразных пальцах Друла, но резьбы на нем не было. Морэм держал его в левой руке, правой отдавая Кавинанту приветственный салют. Затем он скрестил руки на груди, зажав посох на сгибе локтя.
Губы его изогнулись, выражая сложную комбинацию из усмешки, робости и настороженности.
— Позвольте мне начать снова, — сказал он. — Я — Лорд Морэм, сын Вариоля. Добро пожаловать в Ревлстон, Томас Кавинант Неверящий и посланец. Биринайр — это хатфрол и глава учения лиллианрилл в Твердыне Лордов, но, тем не менее, до вечерней службы еще есть время. Итак, я пришел по нескольким причинам. Первое — чтобы поприветствовать вас, второе чтобы ответить на вопросы чужестранца, оказавшегося в Стране, и третье — чтобы осведомиться о причинах, которые привели вас в Совет. Простите, если я кажусь чересчур официальным. Вы — чужестранец, и я не знаю, как у вас принято приветствовать гостей.
Кавинант хотел ответить. Но он все еще чувствовал замешательство, в которое привела его темнота; ему требовалось время, чтобы голова его прояснилась. Некоторое время он, мигая, смотрел на Лорда, затем, чувствуя необходимость нарушить молчание, сказал:
— Этот ваш Страж Крови мне не доверяет.
Морэм криво усмехнулся:
— Баннор говорил мне о том, что вы считаете, будто вас держат в заключении. Это еще одна из причин, побудивших меня побеседовать с вами этим вечером. Не в наших обычаях проверять гостей прежде, чем они отдохнут. Однако я должен рассказать вам кое-что относительно Стражи Крови. Может быть, присядем?
Он взял стул и, поставив его напротив Кавинанта, сел, положив посох на колени таким естественным жестом, словно это была часть его самого. Кавинант сел возле стола, не отрывая взгляда от Морэма. Когда он сел, Лорд продолжал:
— Томас Кавинант, я говорю вам открыто: до тех пор, пока вы не проверены, я допускаю, что вы друг или, по крайней мере, не враг. Вы гость, по отношению к которому должна быть проявлена учтивость. Кроме того, мы давали клятву Мира. Но вы такой же чужак для нас, как мы — для вас. А Стража Крови приносила присягу, которая ни в малейшей степени не сравнима с нашей клятвой. Они присягали служить Лордам и Ревлстону — охранять нас от любой угрозы с помощью силы своей верности.
Он тихо вздохнул.
— Ах, это унизительно, когда тебе так служат — невзирая на время и на смерть. Но оставим это. Я должен сказать вам две вещи. Верные своей присяге, Стражи Крови уничтожили бы вас немедленно, стоило бы вам поднять руку на кого-нибудь из Лордов, да и на любого обитателя Ревлстона. Но Совет Лордов отдал приказ о взятии вас под свое покровительство. Так вот, Стражи Крови — Баннор или любой другой — скорее отдадут свои жизни, защищая вас, нежели позволят себе нарушить этот приказ или допустить, чтобы вам был нанесен какой-то вред.
Видимо, заметив на лице Кавинанта сомнение, Лорд добавил:
— Уверяю вас: это так. Быть может, для вас было бы нелишним расспросить Баннора обо всем, что касается Стражи Крови. Пусть его недоверие не огорчает вас — быть может, когда-нибудь вы поймете причину. По происхождению он — харучай. Это племя живет высоко в Западных Горах, за расщелиной, которую мы теперь называем Ущельем Стражей. Они пришли в Страну в первые годы правления Кевина, Высокого Лорда, сына Лорика, пришли и остались, принеся присягу, которая по своей нерушимости достойна даже богов. На мгновение он, казалось, погрузился в размышления о Страже Крови.
— Это были люди с горячей кровью, сильные и плодовитые, прирожденные воины и бойцы — а теперь, благодаря своей обещанной верности, они превратились в племя аскетов, старое и лишенное женщин. Говорю вам, Томас Кавинант, за их преданность была заплачена такая непредвиденная цена… Это нелегко им дается, и единственной наградой им служит их нерушимая, истая служба. И будущая горечь сомнений…
Морэм снова вздохнул, затем как-то застенчиво улыбнулся.
— Спросите у Баннора. Я слишком молод, чтобы рассказывать все так, как было.
«Слишком молод? — с удивлением подумал Кавинант. — Сколько же ему лет?» Но он не стал задавать этот вопрос, опасаясь, что ответ будет столь же опасным соблазном, каким был рассказ Морестранственника о Бездомных.
Затем, с усилием отогнав от себя эти мысли, он сказал:
— Мне надо поговорить с Советом.
Морэм в упор взглянул на него.
— Лорды соберутся завтра, чтобы выслушать и вас, и великана. Вы хотите говорить сейчас? — Глаза Лорда с золотыми крапинками, казалось, вспыхнули от сосредоточенности. Неожиданно он спросил: — Вы — враг, Неверящий?
Кавинант внутренне вздрогнул. Он чувствовал на себе испытующий взгляд Морэма, и ему казалось, что пламя этого взгляда прожигает его мозг. Но он был готов к сопротивлению и глухо огрызнулся:
Кавинант взглянул вверх — туда, куда уходили стены главной части Твердыни. Тени лежали на южной и восточной стенах двора, но верхняя их часть сверкала в полном блеске полуденного солнца, и с того места, где стоял Кавинант, Ревлстон казался достаточно высоким, чтобы служить опорой для небес. На мгновение благоговение, охватившее Кавинанта, заставило его пожалеть, что он подобно Морестранственнику, наследнику создателей Твердыни Лордов, не может каким-то образом претендовать на причастность к великолепию этого сооружения. Ему хотелось быть принадлежностью этого места. Но как только первоначальный удар, нанесенный ему Ревлстоном, миновал, Кавинант начал сопротивляться возникшему желанию. Это был всего лишь еще один соблазн, а он уже и так утратил слишком большую долю своей хрупкой, столь необходимой независимости. Он подавил свое благоговение, нахмурившись еще сильнее, и прижал рукой свое кольцо. То, что оно теперь было спрятано, придавало ему уверенность.
Была всего лишь одна надежда, которую он мог себе представить, единственное решение его парадоксальной дилеммы. Пока он держал свое кольцо спрятанным, он мог доставить свое послание к Лордам, удовлетворить насущную потребность в беспрерывном движении и избежать опасных неожиданностей, требований силы, которой он обладал. Морестранственник — и Этиаран тоже, быть может, непроизвольно — дали ему определенную свободу выбора. Теперь он, возможно, сможет сохранить себя — если ему удастся избежать дальнейших соблазнов и если великан раскрыл его секреты.
— Морестранственник, — начал было он, но потом остановился. К нему и великану приближались двое мужчин из главной части Твердыни. Люди были похожи на часовых над воротами. По их плоским, непроницаемым лицам невозможно было определить их возраст, словно их отношения со временем были в некоторой степени двоякими, и от них исходило такое ощущение твердости — на взгляд Кавинанта, — что его внимание отвлеклось от великана. Они пересекли двор с таким спокойствием, словно были воплощениями скалы. Один из них приветствовал Морестранственника, а другой направился к Кавинанту.
Подойдя к нему, он сделал полупоклон и сказал:
— Я Баннор из Стражи Крови. Мне поручено опекать вас. Я провожу вас в приготовленные для вас покои. — Речь его тоже была неловкой, словно язык не мог приспособиться к диалекту Страны, но в его тоне Кавинант уловил некоторую резкость, прозвучавшую как недоверие.
Это обстоятельство, а также суровая внушительная внешность Стража Крови сразу заставили Кавинанта почувствовать себя не в своей тарелке. Он посмотрел в сторону великана и увидел, как тот отдает Стражу Крови салют, полный уважения и старой дружбы.
— Привет, Корик! — сказал Морестранственник. — Отдав честь Стражу Крови, я передаю ему заверения преданности от великанов Прибрежья. В эти трудные времена мы горды назвать Стражу Крови в числе своих друзей.
Корик бесстрастно ответил:
— Мы — всего лишь Стража Крови. Покои для вас уже готовы, чтобы вы могли отдохнуть. Идемте.
Морестранственник улыбнулся.
— Хорошо. Я очень устал, друг мой.
С этими словами он вместе с Кориком направился к воротам. Кавинант пошел было за ним, но Баннор преградил ему путь своей сильной рукой.
— Вы пойдете со мной, — сказал он прежним голосом.
— Морестранственник! — неуверенно позвал Кавинант. — Морестранственник, может, мне лучше пойти с тобой?
Великан ответил через плечо:
— Иди с Баннором. Не беспокойся.
Казалось, он не замечал испуга Кавинанта, голос его выражал только благодарное облегчение, словно мысли его были заняты лишь отдыхом и Ревлстоном.
— Мы снова встретимся завтра.
Двигаясь так, словно он безоговорочно доверял Стражу Крови, великан удалился вместе с Кориком в главную часть Твердыни. — Ваши покои в башне, — сказал Баннор.
— В башне? Почему?
Страж Крови пожал плечами.
— Если вы задаете такой вопрос, то придется дать вам ответ. Но сейчас вы должны следовать за мной.
На мгновение взгляд Кавинанта встретился со взглядом Баннора, и Кавинант прочел в нем компетентность Стража Крови, его желание и способность настоять на своем. Это еще более усилило беспокойство Кавинанта. Даже в глазах Саронала и Барадакаса, когда они сначала взяли его в плен, полагая, что он Опустошитель, не было столько спокойствия и способности выполнить обещаемое принуждение или насилие. Жители настволий были нарочито грубы в силу своей природной мягкости, но во взгляде Баннора не было ни малейшего намека ни на какую клятву Мира. Кавинант испуганно отвел взгляд. Когда Баннор направился к одной из дверей башни, он в неуверенности и смятении последовал за ним.
Как только они приблизились, дверь открылась и закрылась сразу же после того, как впустила их, хотя Кавинант не заметил, кто или что привело ее в движение. Теперь они оказались на спиральной лестнице в полой середине башни, по которой Баннор начал подниматься, пока наконец через сотню или более футов ступени не привели их к другой двери. Войдя в нее, Кавинант оказался в беспорядочном лабиринте коридоров, лестниц и дверей, так что вскоре абсолютно утратил всякое чувство направления. Баннор через неправильные интервалы вел его то одним путем, то другим вниз и вверх по бесчисленным ступенькам, по широким, а затем по узким коридорам, так что Кавинант начал бояться, что не сможет отыскать обратную дорогу без провожатого. Время от времени он мельком замечал других людей, в основном Стражей Крови и воинов, но никто из них не попался непосредственно ему навстречу. Наконец Баннор все же остановился в центре чего-то, напоминавшего пустой коридор. Резким жестом он распахнул потайную дверь. Кавинант следом за ним вошел в большую жилую комнату с балконом в дальней стене.
Баннор подождал, пока Кавинант бегло осмотрит помещение, а затем сказал:
— Если вам что-то понадобится, позовите. — И вышел, захлопнув за собой дверь.
Несколько мгновений Кавинант еще осматривался; он мысленно зафиксировал положение всех предметов, чтобы знать все опасные углы, выступы и края. В комнате находились кровать, ванна, стол, уставленный едой, стулья, на одном из которых висела разнообразная одежда, и ковер на одной из стен. Но ничего из этого не несло в себе очевидной угрозы, и вскоре взгляд Кавинанта вернулся к двери.
На ней не было ни ручки, ни щеколды, ни задвижки — ничего, за что он мог бы ее открыть.
Какого дьявола?..
Он толкнул ее плечом, попытался ухватиться за ее край и потянуть, однако тяжелый камень даже не шевельнулся.
— Баннор! — его нарастающий страх мгновенно превратился в гнев. — Проклятье! Баннор! Открой дверь!
Почти немедленно каменная плита качнулась внутрь. В проеме бесстрастно стоял Баннор. Взгляд его ничего не выражал.
— Я не могу открыть дверь, — резко сказал Кавинант. — В чем дело? Это что — разновидность тюрьмы?
Плечи Баннора слегка приподнялись.
— Называйте это, как хотите. Вы должны будете пробыть здесь до тех пор, пока Лорды не будут готовы послать за вами.
— «Пока Лорды не будут готовы»? А что я должен делать тем временем? Просто сидеть здесь и думать?
— Ешьте. Отдыхайте. Делайте, что хотите.
— Тогда я скажу, чего я хочу. Я не останусь здесь, чтобы сойти с ума, ожидая, пока ваши прекрасные Лорды соизволят меня принять. Я прошел сюда весь путь от Смотровой Кевина чтобы поговорить с ними. Я рисковал своей… Он заставил себя остановиться, поскольку понял, что эти его бурные излияния не производят на Стража Крови ни малейшего впечатления. Изо всех сил сдерживая гнев, он глухо произнес:
— Почему я нахожусь здесь на положении пленника?
— Посланники могут быть и друзьями, и врагами, — ответил Баннор. — Может быть, вы — слуга Порчи. Нам поручена забота о безопасности Лордов. Стража Крови не позволит вам подвергать их риску. Прежде чем разрешить вам свободу передвижения, мы должны быть уверены в вас.
«Проклятье! — подумал Кавинант. — А мне как раз самому именно этого и не хватает».
Комната позади него казалась наполненной темными хищными мыслями, от которых он так старался убежать. Как он сможет защититься от них, если его лишили возможности двигаться? Но и стоять так, выставив на обозрение Баннору все свои страхи, он тоже не мог. И он заставил себя отвернуться от двери.
— Передай им, что мне не хочется ждать.
Дрожа, он подошел к столу и взял с него керамическую бутыль с вином. Услышав, что дверь закрылась, он сделал большой глоток, как жест неповиновения. Затем, все еще ощущая во рту чудесный аромат вина, он вновь осмотрел комнату, словно ожидая, что темные призраки сейчас появятся из своего укрытия и нападут на него.
На этот раз его внимание привлек ковер. Он был соткан из толстой разноцветной пряжи, в которой преобладали ярко-красные и небесно-голубые тона, и через несколько мгновений Кавинант понял, что рисунок, вытканный на ковре, изображает легенду о Береке Полуруком.
Прямо в центре находилась фигура Берека в стилизованной позе, выражавшей одновременно и страдание, и блаженство. А вокруг, по всему остальному полотну, были изображены сцены, отражавшие историю Лорда-Основателя — его верность своей королеве, алчность короля и его жажду власти, отречение королевы от своего мужа, героическую борьбу самого Берека, рассечение его руки, его отчаяние на горе Грома, победу Огненных Львов. Все вместе производило впечатление спасения, возрождения, достигнутого на самом краю гибели с помощью честности, словно сама земля вмешалась, и можно было доверить ей это вмешательство, чтобы выправить нарушенное в войне глобальное равновесие сил.
— О, проклятье! — простонал Кавинант. — Неужели я должен буду смириться с этим?
Зажав в руке керамическую бутыль, словно она была единственной в комнате надежной вещью, он направился к балкону.
Остановившись в проеме, он оперся о камень. За перилами балкона была пропасть глубиной в три или четыре сотни футов, уходившая к подножью гор. Он не отважился подойти к перилам; при одной мысли об этом в желудке похолодело, а голова закружилась. Но он заставил себя как следует рассмотреть окрестность, чтобы определить свое местонахождение.
Балкон находился на восточной стороне башни, и с него открывался вид на широкие равнины. Лучи полуденного солнца отбрасывали тень от мыса на восток подобно какому-то защитному средству, и в мягком свете позади тени равнины выглядели красочными и разнообразными. Голубоватые водоемы, вспаханные коричневые поля и первая зелень посевов перемешались друг с другом на огромном пространстве, а между ними на юг и на восток бежали, серебрясь на солнце, нитки ручейков. На полях выделялись скученные пятна деревень, образуя тонкую паутинку жилья; пурпурный вереск и серый папоротник орляк широкими полосами уходили на север. Справа виднелась река Белая, извивающаяся в направлении Тротгарда.
Этот вид напомнил ему о том, как он попал сюда — о Морестранственнике, об Этиаран, о духах, о Барадакасе и об убитом вейнхиме… Головокружительные воспоминания, вращаясь спиралью, поднимались к нему от подножий гор. Этиаран обвинила его в причастности к убийству духов. И все же она отреклась от своего справедливого желания возмездия, от своей справедливой ярости. Он принес ей столько горя… Кавинант вернулся в комнату и, обессиленно, сел за стол. Руки его задрожали так сильно, что он не мог отпить из бутылки. Он опустил ее на стол, стиснул кулаки и прижал костяшками пальцев твердое кольцо, спрятанное над сердцем.
— Я не стану думать об этом.
Тяжелые морщины, словно от искривленного черепа, собрали его лоб в глубокие складки.
— Я не Берек!
Он сидел так до тех пор, пока биение в воздухе крыльев тревоги не стало затихать, а холод в желудке — постепенно таять. Тогда он развел онемевшие пальцы. Не обращая внимания на их невозможную чувствительность, он принялся есть.
На столе он нашел в изобилии холодное мясо, разнообразные сыры, фрукты и черный хлеб. Ел он неторопливо и осторожно, словно кукла, выполняющая команды помимо своей воли, пока не насытился. Затем он снял одежду и стал мыться, тщательно натираясь и внимательно рассматривая свое тело, чтобы убедиться, что на нем нет никаких повреждений. Разобрав приготовленную для него одежду, он наконец облачился в бледно-голубой халат, но перед тем, как запахнуть его, убедился, что кольцо спрятано надежно. Затем с помощью ножа Этиаран он осторожно побрился. После этого, все так же механически, выстирал в ванне свою одежду и развесил ее на спинках стульев, чтобы она просохла. Все это время его мысли двигались в одном и том же ритме:
Я не буду…
Я не являюсь…
Пока он занимался всем этим, над Ревлстоном к западу поплыл вечер, и, когда с делами было покончено, Кавинант поставил стул в проем балконной двери так, чтобы он мог сидеть и смотреть на сумерки, не видя высоты своего нахождения. Но тьма, казалось, изливалась из неосвещенной комнаты позади него в широкий мир, словно его покои были источником ночи. Вскоре пустое пространство за его спиной, казалось, заполнилось до отказа пожирателями падали.
Кавинант в глубине сердца чувствовал, что превращается в безумца, чтобы избежать своего сна.
Стук в дверь, словно пружина, подбросил его в воздух, и он рванулся к двери сквозь тьму, чтобы ответить на него.
— Войдите… Входите!
В мгновенном замешательстве он начал искать ручку, которой здесь не было. Затем дверь отворилась и яркий свет ворвался в комнату, ослепив Кавинанта.
Сначала все, что он видел, было три фигуры: одна у противоположной стены коридора, а две — прямо в дверном проеме. Один из пришельцев держал в обеих руках по горящей лучине, другой — чаши с гравием. Этот ослепительный свет превратил обычное освещение коридора в полутень, откуда и надвигались на Кавинанта эти две огромные фигуры. Он отступил назад, часто мигая.
Словно приняв его отступление за приглашение, двое вошли в комнату. Из-за них раздался голос, до странного одновременно грубый и мягкий:
— Можно войти? Я — Лорд Морэм…
— Конечно же можно, — перебил его более высокий из двоих мужчин голосом, ослабевшим и надтреснутым от старости. — Ему нужен свет, не так ли? Тьма иссушает сердце. А как он получит свет, если мы не войдем? Конечно, если бы он знал что-нибудь, он мог бы позаботиться о себе сам. Разумеется. А ему не слишком часто придется с нами встречаться. Чересчур много дел. Надо еще уделить внимание вечерней службе. У Высокого Лорда, возможно, будут еще указания. Мы и так опоздали. Потому что он ничего не знает. Разумеется. Но мы быстры. Тьма иссушает сердце. Обратите внимание, молодой человек.
Мы не можем позволить себе вернуться только для того, чтобы избавить вас от мрака.
Пока этот человек говорил, выталкивая слова, словно ленивых слуг, из своей груди, глаза Кавинанта привыкли к свету. Стоящий перед ним более высокий человек превратился в прямого, но древнего старца с узким лицом и бородой, висевшей наподобие изорванного в клочья флага почти до самого пояса. Одет он был в плащ жителя настволья, а его голову украшал венок из листьев. Его спутник был почти мальчиком. Юноша был одет в коричневый наряд жителей подкаменья, а на плечах у него красовалось вытканное голубыми нитками некое подобие эполет. Его чистое, веселое лицо, обращенное к старцу, улыбалось, и эта улыбка выражала и веселье, и любовь. Пока Кавинант разглядывал эту пару, человек сзади них тоном увещевания произнес:
— Он гость, Биринайр.
Старик замолчал, словно вспоминая правила хорошего тона, и Кавинант посмотрел на Лорда Морэма. Лорд был худощавым мужчиной ростом приблизительно с Кавинанта. Одет он был в длинный хитон глубокого голубого цвета, подвязанный черным как смоль поясом, и в правой руке он держал длинный посох.
Затем старик откашлялся:
— Ну, что же, хорошо, — засуетился он. — Но на все это нужно время, а мы опаздываем. Пора уже готовиться к вечерней службе. И приготовления для Совета. Разумеется. Вы — гость. Я — Биринайр, хайербренд учения лиллианрилл и хатфрол Твердыни Лордов. Этот ухмыляющийся щенок Торм, гравлингас радхамаэрля и тоже хатфрол Твердыни Лордов. Теперь слушайте.
Походкой, исполненной достоинства, он направился к кровати. Над нею к стене была прикреплена подставка для втыкания факела.
Биринайр сказал:
— Это сделано для таких же несведущих молодых людей, как вы, — и сунул в подставку горящий конец одной из лучин. Пламя потухло, но едва он вытащил лучину, оно тотчас вспыхнуло вновь. Он установил в подставке лучину незажженным концом и, пройдя через комнату, установил на противоположной стене вторую лучину.
Пока хайербренд занимался этим делом, Торм поставил одну из чаш с гравием на стол, а другую — на подставку возле раковины.
— Когда захотите спать, накройте их, — сказал он чистым голосом.
Покончив со своим занятием, Биринайр сказал:
— Тьма иссушает сердце. Берегись этого, гость.
— Но учтивость подобна глотку из горного потока, — пробормотал Торм, улыбаясь словно бы какой-то скрытой шутке.
— Это так, — Биринайр повернулся и вышел из комнаты. Торм задержался, подмигнул Кавинанту и прошептал:
— Он не так уж строг, как вам могло показаться.
Затем он тоже исчез, оставив Кавинанта наедине с Лордом Морэмом.
Морэм закрыл за ними дверь, и Кавинант мог теперь как следует разглядеть одного из Лордов. У Морэма были изогнутые чувственные губы, на которых сейчас играла улыбка симпатии к хатфролам. Но эффект, порождаемый улыбкой, уравнивался взглядом глаз. Это были опасные глаза — серо-голубые с золотистыми крапинками, которые, казалось, проникали сквозь любое лицо до самого мозга преднамеренности, — глаза, которые как бы сами скрывали нечто значительное и неведомое, будто Морэм был способен застать врасплох саму судьбу, если бы он оказался у последней черты. А его прямоугольный нос, расположенный между опасными глазами, был подобен рулю, направляющему его мысли.
Затем Кавинант заметил посох Морэма. Он был окован металлом, как Посох Закона, который Кавинант мельком видел в лопатообразных пальцах Друла, но резьбы на нем не было. Морэм держал его в левой руке, правой отдавая Кавинанту приветственный салют. Затем он скрестил руки на груди, зажав посох на сгибе локтя.
Губы его изогнулись, выражая сложную комбинацию из усмешки, робости и настороженности.
— Позвольте мне начать снова, — сказал он. — Я — Лорд Морэм, сын Вариоля. Добро пожаловать в Ревлстон, Томас Кавинант Неверящий и посланец. Биринайр — это хатфрол и глава учения лиллианрилл в Твердыне Лордов, но, тем не менее, до вечерней службы еще есть время. Итак, я пришел по нескольким причинам. Первое — чтобы поприветствовать вас, второе чтобы ответить на вопросы чужестранца, оказавшегося в Стране, и третье — чтобы осведомиться о причинах, которые привели вас в Совет. Простите, если я кажусь чересчур официальным. Вы — чужестранец, и я не знаю, как у вас принято приветствовать гостей.
Кавинант хотел ответить. Но он все еще чувствовал замешательство, в которое привела его темнота; ему требовалось время, чтобы голова его прояснилась. Некоторое время он, мигая, смотрел на Лорда, затем, чувствуя необходимость нарушить молчание, сказал:
— Этот ваш Страж Крови мне не доверяет.
Морэм криво усмехнулся:
— Баннор говорил мне о том, что вы считаете, будто вас держат в заключении. Это еще одна из причин, побудивших меня побеседовать с вами этим вечером. Не в наших обычаях проверять гостей прежде, чем они отдохнут. Однако я должен рассказать вам кое-что относительно Стражи Крови. Может быть, присядем?
Он взял стул и, поставив его напротив Кавинанта, сел, положив посох на колени таким естественным жестом, словно это была часть его самого. Кавинант сел возле стола, не отрывая взгляда от Морэма. Когда он сел, Лорд продолжал:
— Томас Кавинант, я говорю вам открыто: до тех пор, пока вы не проверены, я допускаю, что вы друг или, по крайней мере, не враг. Вы гость, по отношению к которому должна быть проявлена учтивость. Кроме того, мы давали клятву Мира. Но вы такой же чужак для нас, как мы — для вас. А Стража Крови приносила присягу, которая ни в малейшей степени не сравнима с нашей клятвой. Они присягали служить Лордам и Ревлстону — охранять нас от любой угрозы с помощью силы своей верности.
Он тихо вздохнул.
— Ах, это унизительно, когда тебе так служат — невзирая на время и на смерть. Но оставим это. Я должен сказать вам две вещи. Верные своей присяге, Стражи Крови уничтожили бы вас немедленно, стоило бы вам поднять руку на кого-нибудь из Лордов, да и на любого обитателя Ревлстона. Но Совет Лордов отдал приказ о взятии вас под свое покровительство. Так вот, Стражи Крови — Баннор или любой другой — скорее отдадут свои жизни, защищая вас, нежели позволят себе нарушить этот приказ или допустить, чтобы вам был нанесен какой-то вред.
Видимо, заметив на лице Кавинанта сомнение, Лорд добавил:
— Уверяю вас: это так. Быть может, для вас было бы нелишним расспросить Баннора обо всем, что касается Стражи Крови. Пусть его недоверие не огорчает вас — быть может, когда-нибудь вы поймете причину. По происхождению он — харучай. Это племя живет высоко в Западных Горах, за расщелиной, которую мы теперь называем Ущельем Стражей. Они пришли в Страну в первые годы правления Кевина, Высокого Лорда, сына Лорика, пришли и остались, принеся присягу, которая по своей нерушимости достойна даже богов. На мгновение он, казалось, погрузился в размышления о Страже Крови.
— Это были люди с горячей кровью, сильные и плодовитые, прирожденные воины и бойцы — а теперь, благодаря своей обещанной верности, они превратились в племя аскетов, старое и лишенное женщин. Говорю вам, Томас Кавинант, за их преданность была заплачена такая непредвиденная цена… Это нелегко им дается, и единственной наградой им служит их нерушимая, истая служба. И будущая горечь сомнений…
Морэм снова вздохнул, затем как-то застенчиво улыбнулся.
— Спросите у Баннора. Я слишком молод, чтобы рассказывать все так, как было.
«Слишком молод? — с удивлением подумал Кавинант. — Сколько же ему лет?» Но он не стал задавать этот вопрос, опасаясь, что ответ будет столь же опасным соблазном, каким был рассказ Морестранственника о Бездомных.
Затем, с усилием отогнав от себя эти мысли, он сказал:
— Мне надо поговорить с Советом.
Морэм в упор взглянул на него.
— Лорды соберутся завтра, чтобы выслушать и вас, и великана. Вы хотите говорить сейчас? — Глаза Лорда с золотыми крапинками, казалось, вспыхнули от сосредоточенности. Неожиданно он спросил: — Вы — враг, Неверящий?
Кавинант внутренне вздрогнул. Он чувствовал на себе испытующий взгляд Морэма, и ему казалось, что пламя этого взгляда прожигает его мозг. Но он был готов к сопротивлению и глухо огрызнулся: