Страница:
Внезапно отчаянный шанс блеснул в его глазах. Он повернулся, посмотрел на Кавинанта и прошептал:
— Есть выход! Протхолл пытается вызвать Огненных Львов. Он не может этого сделать — сила Посоха закрыта, а мы не знаем, как освободить ее. Но Белое Золото может сделать это. Надо попробовать!
Кавинант отпрянул, словно Морэм предал его.
— Нет! — задыхаясь, произнес он. — Я заключил сделку…
Потом с головокружительной вспышкой внутреннего озарения он вдруг понял план Лорда Фаула, предназначенный для сведения его с ума, и понял, что делает с ним Презирающий. Это был убийственный удар, скрытый за всеми махинациями, за всеми уловками.
Адское пламя!
Именно здесь была точка столкновения двух его противоположных безумий. Если он попытается воспользоваться Дикой Магией… Если его кольцо обладает силой… — он вздрогнул от кружения и ударов черных видений… убитые… уничтоженный посох… тысячи мертвых, и вся эта кровь — на его руках.
— Нет, — хрипло воскликнул он, — не проси меня. Я обещал, что больше не буду убивать. Ты не знаешь, что я сделал… с Этиаран… с… я заключил сделку, чтобы мне больше не пришлось убивать.
Юр-вайлы и пещерники были теперь в пределах полета стрелы. Воины Дозора подняли луки наизготовку. Орды Друла замедлили ход и начали готовиться к последнему рывку.
Но Морэм не отрывал взгляда от Кавинанта.
— Если ты не сделаешь этого, то тем самым совершишь еще худшее преступление. Неужели ты считаешь, что Лорд Фаул удовлетворится нашими смертями? Никогда! Он будет убивать до тех пор, пока вся жизнь без исключения не будет уничтожена. Вся жизнь, ты слышишь? И даже эти существа, которые сейчас служат ему, не будут исключением.
— Нет! — снова простонал Кавинант. — Неужели ты не понимаешь?
Именно этого он и хочет. Посох будет разрушен… или Друл будет уничтожен… или мы… Что бы ни случилось, он выиграет. Он будет свободен. Ты делаешь как раз то, чего он хочет.
— И тем не менее, — горячо возразил Морэм, — мертвые — это мертвые…
Только живые могут надеяться противостоять Презирающему.
Проклятье! Кавинант искал ответа, как человек, не способный на собственное горе. Но ответа он не находил. Никакая сделка или компромисс не отвечали его потребности. С болью в голосе он дико выкрикнул, протестуя и умоляя:
— Морэм! Это самоубийство! Ты просишь, чтобы я сошел с ума!
Угроза в руках Морэма не дрогнула.
— Нет, Неверящий. Тебе не обязательно терять разум. Есть другие ответы — другие песни. Ты можешь найти их. Почему Страна должна быть уничтожена во имя твоей боли? Спаси — или прокляни нас! Возьми Посох!
— Проклятье! — яростно стискивая свое кольцо, прорычал Кавинант. — Сделай это сам!
Он стащил кольцо с пальца и попытался бросить его Морэму. Но он дрожал, как сумасшедший, пальцы его не слушались. Кольцо упало и откатилось в сторону.
Кавинант пополз за ним. Но у него не хватило ловкости схватить его. Оно скользнуло мимо ноги Протхолла. Кавинант снова нагнулся за ним, и, потеряв равновесие, упал, ударившись лбом о камень.
Потом смутно слышал звук летевших стрел. Битва началась. Но он не обратил никакого внимания на это. Он чувствовал, что расколол себе череп. Подняв голову, он обнаружил, что со зрением не все в порядке: в глазах у него двоилось.
Пятна на его одежде, оставленные мхом, стали расплывчатыми и неясными. Если у него когда-то и был шанс расшифровать их рисунок, то теперь он был уже утрачен. Ему уже никогда не удастся расшифровать таинственное послание Мшистого Леса. Он увидел, как Морэм с двумя лицами поднял его кольцо. Потом он увидел двух Протхоллов над ним, державших посохи и пытающихся из последних сил пробудить в них энергию, подвластную его воле. Два Баннора, оторвавшись от битвы, повернулись к Лордам. Потом Морэм сделал шаг к Кавинанту. Быстрым движением Лорд схватил его правое запястье с такой силой, что Кавинанту показалось, будто хрустнули его кости. Это заставило его руку раскрыться, и, когда два его пальца оказались беззащитными, Морэм надел на один из них кольцо. Оно застряло после первого сустава.
— Я не могу занять твое место, — проскрежетал двойной Лорд. Грубым рывком он заставил Кавинанта подняться. Приблизив лицо к Неверящему, он прошипел:
— Именем Семи! Ты боишься силы больше, чем слабости!
Да! — мысленно простонал Кавинант, чувствуя ужасную боль в запястье и в голове. Да! Потому что я хочу выжить!
Свист стрел стал непрерывным.
Воины едва успевали перезаряжать луки. Но запас стрел был не безграничен. А юр-вайлы и пещерники теперь держались поодаль, вызывая на себя огонь лучников, но неся лишь минимальные потери. Силы Друла не спешили. Сами юр-вайлы, казалось, были бы рады растянуть удовольствие расправы с отрядом.
Но Кавинанту было не до этого. Словно охваченный чем-то вроде агонии, он смотрел на Морэма. У Лорда было словно бы два рта — губы прикрывали длинные ряды зубов, — четыре глаза, все горящие повелительным огнем. Поскольку ему больше ничего не приходило в голову, он потянулся к своему поясу, достал нож Этиаран и протянул его Морэму. Сквозь зубы он произнес:
— Будет лучше, если ты убьешь меня.
Морэм медленно опустил его руку. Взгляд смягчился, огонь в глазах угас. Он вздрогнул, словно увидел нечто. Когда он снова заговорил, голос его был похож на пыль.
— Ах, Кавинант, прости меня, я забылся. Великан — тот понимал это. Я должен был прислушаться к его словам внимательнее. Неправильно просить больше, чем ты отдаешь по своей воле. Иначе мы становимся похожими на то, что мы ненавидим.
Он отпустил запястье Кавинанта и отступил назад.
— Мой друг, это не твоя ноша. Она давит на нас, и мы понесем ее до конца. Прости меня.
Кавинант не в силах был ответить. Он стоял с перекошенным лицом, словно готов был разрыдаться. Глаза болели от раздвоенности зрения. Доброта Морэма подействовала на него больше, чем любой приказ. С жалким видом он повернулся к Протхоллу. Неужели он не может найти силу для этого риска? Быть может, тропа избавления лежала именно в этом направлении, — быть может, ужас Дикой Магии и был той ценой, которую он должен был заплатить за свое освобождение? Ему не хотелось быть убитым юр-вайлами. Но когда он поднял руку, то не мог сказать, какая из двух принадлежала ему, какой из посохов настоящий.
Потом с низким гудением пролетела последняя стрела. Пещерники издали громкий вопль злобы и ликования. По команде юр-вайлов они начали приближаться. Воины вытащили мечи, приготовившись к бесполезной кончине. Стражи Крови замерли на пятках, готовые прыгнуть в любую сторону.
Дрожа, Кавинант пытался дотянуться до Посоха. Но голова кружилась, и клубящаяся тьма набрасывалась на него. Он не мог преодолеть страх, его ужасала мысль о той мести, которую могла причинить ему проказа за такую дерзость. Его рука преодолела половину расстояния и остановилась, в бессилии сжимая пустой воздух.
— Ах! — крикнул он. — Помогите!
— Мы — Стражи Крови, — голос Баннора слышался сквозь громкие вопли пещерников, — в наших руках — защита Лордов. Твердо взяв руку Кавинанта, он положил ее на Посох Закона, посередине между напряженными кулаками Протхолла.
Сила, казалось, взорвалась в груди Кавинанта. Беззвучное сотрясение, шок, не воспринимаемый слухом, потряс овраг, словно гора забилась в конвульсиях. Взрыв сбил всех членов отряда с ног, расшвыряв их среди камней, а с ними — всех юр-вайлов и пещерников. Только Высокий Лорд удержался на ногах. Голова его гордо откинулась, и энергия Посоха забилась в его руках.
На мгновение в овраге воцарилась тишина — такая напряженная, что казалось, будто взрыв оглушил всех сражающихся. И в этот миг все небо над Грейвин Френдор заполнилось непереносимым грохотом.
Потом раздался звук — какая-то глубокая нота, словно кричал сам камень горы, — сопровождаемый длинными волнами горячего, шипящего бормотания. Тучи опустились вниз, закрыв вершину горы Грома. Огромные желтые костры зажглись на скрытой тучами вершине. Некоторое время отряд и нападавшие оставались на своих местах в овраге, словно боясь пошевелиться. Все смотрели наверх, на огни и молнии. Внезапно с вершины горы начал извергаться огонь. С чудовищным ревом, словно загорелся сам воздух, огненные языки, похожие на огромных голодных зверей, устремились вниз по всему пространству горного склона. Завизжав от страха, пещерники вскочили и побежали. Некоторые с безумным видом пытались карабкаться по стенам оврага, но большинство, обтекая камень, где стоял отряд, бросились вниз, пытаясь опередить Огненных Львов. Юр-вайлы поступили иначе. В яростной спешке они понеслись наверх по оврагу, ко входу в катакомбы.
Но прежде, чем они оказались в безопасности, из расщелины над ними появился Друл. Пещерник двигался ползком, не в силах удержаться на ногах. Но в кулаке он сжимал зеленый камень, излучавший прямо сквозь его руку в черноту туч интенсивное зло. Его вопли перекрыли даже рев Львов:
— Искоренить! Искоренить!
Воспользовавшись их замешательством, отряд поспешил вниз.
Протхолл и Кавинант были слишком ослаблены, чтобы идти, поэтому их несли Стражи Крови, передавая друг другу через камни, таща по вдавленному дну оврага.
Впереди пещерники уже почти добрались до конца оврага. Некоторые из них были так ослеплены страхом, что, наткнувшись на утес, так и остались стоять на месте. Остальные рассеялись в том или ином направлении по уступу, пытаясь найти дорогу к спасению.
Но в тылу отряда юр-вайлы образовали клин и снова устремились вниз. Отряд едва успевал сохранять расстояние, отделяющее его от клина. Рев опаляемого пламенем воздуха становился все более сильным и свирепым. Сдвинутые мощью со своего места на вершине, валуны Огненных Львов сорвались со скалы. Огненные Львы катились вниз как слюна, выплюнутая из сердца Инферно. А еще дальше над оврагом удалявшееся завывание мощи, казалось, удваивалось и утраивалось с каждым новым рывком. Порыв обжигающего воздуха несся впереди них, словно герольд, возвещающий о приближении огня с его вулканическим голодом. Грейвин Френдор сотрясалась до самых корней.
Идти по оврагу стало немного легче, когда отряд приблизился к его нижней части, и Кавинант нашел в себе силы идти самостоятельно. Ориентируясь лишь с помощью поврежденного зрения и перегруженного слуха, приходя постепенно в ярость, он вырвался из рук Стражей Крови. Двигаясь на негнущихся ногах, словно кукла, он вырвался из неровной спотыкающейся шеренги, направлявшейся к утесу.
Остальные члены отряда повернули на юг вдоль уступа. Но он прошел прямо к пропасти. Когда он дошел до нее, его ноги едва нашли в себе силы остановиться. Шатаясь от слабости, он взглянул в бездну. Она уходила отвесно на две тысячи футов, а утес был по меньшей мере в половину лиги шириной. Спастись всем было невозможно. Львы настигнут отряд прежде, чем он доберется до какого-нибудь возможного спуска за утесом — намного раньше. Люди окликали его, тщетно предупреждая. Он едва слышал их сквозь рев воздуха. Он перестал обращать на них внимание. Такое бегство было совсем не тем, чего он хотел. Он не боялся падения — он не видел дна, чтобы бояться.
Ему надо было что-то делать.
На мгновение он заколебался, собирая все свое мужество. Потом подумал, что кто-нибудь из Стражей, вероятно, попытается спасти его. Он хотел выполнить свое намерение прежде, чем это могло случиться.
Ему нужен был ответ смерти. Стащив кольцо, он твердо зажал его в искалеченной руке и размахнулся, чтобы бросить его с утеса.
Когда он заносил руку назад, его глаза следили за кольцом, и внезапно он замер, пристыженный до ошеломления.
Металл был чист. Он по-прежнему видел два кольца, оба были абсолютно одинаковыми, но пятна исчезли.
Повернувшись спиной к бездне, он посмотрел вдаль, ища Друла.
Он услышал, как Морэм крикнул:
— Баннор! Это его право!
Страж Крови мчался к нему. По команде Морэма Баннор резко остановился в десяти ярдах от Кавинанта, несмотря на Клятву. Но в следующий миг, отвергнув приказ, он прыгнул к Кавинанту.
Кавинант не смог сфокусировать зрение. Краем глаза он увидел Огненных Львов, несущихся к расщелине в верхней части оврага. Но остальное заслонил клин юр-вайлов. Он был от него всего лишь в трех шагах. Мастер учения уже занес для удара палаш.
Кавинант инстинктивно попытался двинуться, но это получилось у него слишком медленно.
Он был как раз на пути у клина юр-вайлов, когда Баннор, подлетев к нему, опрокинул его, а юр-вайлы с безумным торжествующим лаем, словно бы продолжая гнаться за призраком, перехлестнули через утес. Их вопли, когда они падали в пропасть, были все такими же свирепо-ликующими.
Баннор помог Кавинанту встать и, поддерживая, повел к отряду, но Кавинант вырвался и, спотыкаясь, прошел несколько шагов вверх по склону, напряженно осматривая овраг. — Друл! Что случилось с Друлом?
Глаза его ничего не видели. Он остановился в нерешительности и яростно произнес:
— Я ничего не вижу!
Морэм поспешил к нему и Кавинант повторил свой вопрос, крикнув его прямо Лорду.
Морэм мягко ответил:
— Друл там, в расщелине. Сила, которой он не может управлять, уничтожает его. Он уже не знает, что делает. Еще мгновение — и Огненные Львы проглотят его.
Кавинант попытался овладеть голосом и прошипел:
— Нет! Просто он — еще одна жертва. Все это Фаул спланировал заранее.
Несмотря на стиснутые зубы, его голос срывался.
Морэм прикоснулся к его лицу.
— Успокойся, Неверящий. Мы сделали все, что могли. Не надо проклинать себя.
Кавинант вдруг понял, что его озлобленность прокаженного исчезла — превратилась в ничто. Он чувствовал себя разваливающимся на части и опустился на землю, словно его кости не в состоянии больше были держать его. Взгляд был рассеянным, как паруса корабля-призрака. Не сознавая того, что делает, он надел обручальное кольцо на палец.
Остальные члены отряда шли к нему. Оставив попытку к бегству, они смотрели на приближающихся Львов. Полночные тучи сверкали и переливались, словно звери из солнечного пламени. Они спрыгнули со стен в овраг, и некоторые из них повернули вверх, к расщелине.
Лорд Морэм наконец стряхнул с себя оцепенение.
— Зовите своих ранихинов, — скомандовал он Баннору. — Стражи Крови могут спастись. Возьми Посох и Второй Завет. Зовите ранихинов и спасайтесь. Баннор долго смотрел в глаза Морэму, оценивая приказ Лорда. Затем последовал твердый отказ:
— Пойдет один из нас. Чтобы доставить Посох и Завет к Твердыне Лордов. Остальные останутся.
— Почему? Мы не можем бежать. Вы должны жить и служить Лордам, которым придется продолжать эту войну.
— Возможно, — Баннор слегка пожал плечами. — Но кто знает? Высокий Лорд Кевин отослал нас, и мы повиновались. Еще раз мы этого не сделаем.
— Но ваша смерть бесполезна! — крикнул Морэм.
— Все равно, — голос Баннора был бесстрашным, как металл. Потом он добавил: — Но ты можешь позвать Хайнерил. Сделай это, Лорд.
— Нет, — вздохнул Морэм с усталой всепонимающей улыбкой. — Я не могу. Как я могу оставить умирать этих людей?
Кавинант слушал в пол-уха. Он чувствовал себя словно брошенный и блуждал среди обломков своих эмоций в поисках чего-то, стоящего спасения. Но какая-то часть его разума приняла решение. Вложив два пальца правой руки в рот, он издал короткий, пронзительный свист.
Весь отряд посмотрел на него. Кеан, казалось, подумал, что Кавинант лишился рассудка, в глазах Морэма отразилась внезапная догадка. Но гривомудрая Гибкая взметнула свой шнурок высоко в воздух и воскликнула: — Ранихины! Грива мира! Он зовет их!
— Как? — возразил Кеан. — Он же отверг их.
— Они ржали в его честь! — ответила она с торжествующим смехом. — Они придут!
Кавинант перестал слышать что-либо. Что-то происходило с ним, и он с трудом встал на ноги, чтобы встретить это достойно. Измерения его восприятия изменялись. Его затуманенному взору члены отряда представлялись все более твердыми и сплошными — словно превратились в камень. И сама гора становилась все более несокрушимой. Она казалась такой же незыблемой, как краеугольный камень мира. Он чувствовал, как покров упал с его восприятия, он увидел гору Грома во всей ее непревзойденной силе. Он тускнел рядом с ней, его плоть становилась все тоньше и прозрачнее. Воздух, густой как дым, дул сквозь него, замораживая кости. Горло сжималось в молчаливой боли.
— Что происходит со мной?
Из-за края утеса с южной стороны галопом выскочили ранихины. Как сияние надежды, они обгоняли мчащихся Львов. Хриплый крик радости вырвался у воинов. — Мы спасены! — крикнул Морэм. — Времени хватит.
Вместе с остальными членами отряда он поспешил вперед, навстречу быстро приближающимся ранихинам.
Кавинант чувствовал, что его оставили одного.
— Что со мной происходит? — повторил он едва слышно, обращаясь к могучей горе.
Но Протхолл все еще был рядом с ним. Кавинант слышал, как Высокий Лорд произнес добрым голосом, казавшимся оглушительным, как раскаты грома:
— Друл мертв. Это он вызвал тебя, и с его смертью сила вызова исчезает. Таково действие подобной силы.
Прощай, Неверящий. Будь праведным. Ты много сделал для нас. И, имея Посох Закона и Второй Завет, мы сможем противостоять злу Презирающего. Мужайся. Отчаяние и злоба — не единственные песни в этом мире.
Но Кавинант рыдал в безмолвном горе. Все вокруг него — Протхолл, и отряд, и ранихины, и Огненные Львы, и горы — стало слишком твердым. Они превысили его способность ощущать и наконец исчезли из его восприятия в сером тумане. Он шарил руками вокруг себя и ничего не чувствовал. Он не мог видеть. Страна исчезла из его поля зрения. Она была слишком велика для него, и он ее потерял.
— Есть выход! Протхолл пытается вызвать Огненных Львов. Он не может этого сделать — сила Посоха закрыта, а мы не знаем, как освободить ее. Но Белое Золото может сделать это. Надо попробовать!
Кавинант отпрянул, словно Морэм предал его.
— Нет! — задыхаясь, произнес он. — Я заключил сделку…
Потом с головокружительной вспышкой внутреннего озарения он вдруг понял план Лорда Фаула, предназначенный для сведения его с ума, и понял, что делает с ним Презирающий. Это был убийственный удар, скрытый за всеми махинациями, за всеми уловками.
Адское пламя!
Именно здесь была точка столкновения двух его противоположных безумий. Если он попытается воспользоваться Дикой Магией… Если его кольцо обладает силой… — он вздрогнул от кружения и ударов черных видений… убитые… уничтоженный посох… тысячи мертвых, и вся эта кровь — на его руках.
— Нет, — хрипло воскликнул он, — не проси меня. Я обещал, что больше не буду убивать. Ты не знаешь, что я сделал… с Этиаран… с… я заключил сделку, чтобы мне больше не пришлось убивать.
Юр-вайлы и пещерники были теперь в пределах полета стрелы. Воины Дозора подняли луки наизготовку. Орды Друла замедлили ход и начали готовиться к последнему рывку.
Но Морэм не отрывал взгляда от Кавинанта.
— Если ты не сделаешь этого, то тем самым совершишь еще худшее преступление. Неужели ты считаешь, что Лорд Фаул удовлетворится нашими смертями? Никогда! Он будет убивать до тех пор, пока вся жизнь без исключения не будет уничтожена. Вся жизнь, ты слышишь? И даже эти существа, которые сейчас служат ему, не будут исключением.
— Нет! — снова простонал Кавинант. — Неужели ты не понимаешь?
Именно этого он и хочет. Посох будет разрушен… или Друл будет уничтожен… или мы… Что бы ни случилось, он выиграет. Он будет свободен. Ты делаешь как раз то, чего он хочет.
— И тем не менее, — горячо возразил Морэм, — мертвые — это мертвые…
Только живые могут надеяться противостоять Презирающему.
Проклятье! Кавинант искал ответа, как человек, не способный на собственное горе. Но ответа он не находил. Никакая сделка или компромисс не отвечали его потребности. С болью в голосе он дико выкрикнул, протестуя и умоляя:
— Морэм! Это самоубийство! Ты просишь, чтобы я сошел с ума!
Угроза в руках Морэма не дрогнула.
— Нет, Неверящий. Тебе не обязательно терять разум. Есть другие ответы — другие песни. Ты можешь найти их. Почему Страна должна быть уничтожена во имя твоей боли? Спаси — или прокляни нас! Возьми Посох!
— Проклятье! — яростно стискивая свое кольцо, прорычал Кавинант. — Сделай это сам!
Он стащил кольцо с пальца и попытался бросить его Морэму. Но он дрожал, как сумасшедший, пальцы его не слушались. Кольцо упало и откатилось в сторону.
Кавинант пополз за ним. Но у него не хватило ловкости схватить его. Оно скользнуло мимо ноги Протхолла. Кавинант снова нагнулся за ним, и, потеряв равновесие, упал, ударившись лбом о камень.
Потом смутно слышал звук летевших стрел. Битва началась. Но он не обратил никакого внимания на это. Он чувствовал, что расколол себе череп. Подняв голову, он обнаружил, что со зрением не все в порядке: в глазах у него двоилось.
Пятна на его одежде, оставленные мхом, стали расплывчатыми и неясными. Если у него когда-то и был шанс расшифровать их рисунок, то теперь он был уже утрачен. Ему уже никогда не удастся расшифровать таинственное послание Мшистого Леса. Он увидел, как Морэм с двумя лицами поднял его кольцо. Потом он увидел двух Протхоллов над ним, державших посохи и пытающихся из последних сил пробудить в них энергию, подвластную его воле. Два Баннора, оторвавшись от битвы, повернулись к Лордам. Потом Морэм сделал шаг к Кавинанту. Быстрым движением Лорд схватил его правое запястье с такой силой, что Кавинанту показалось, будто хрустнули его кости. Это заставило его руку раскрыться, и, когда два его пальца оказались беззащитными, Морэм надел на один из них кольцо. Оно застряло после первого сустава.
— Я не могу занять твое место, — проскрежетал двойной Лорд. Грубым рывком он заставил Кавинанта подняться. Приблизив лицо к Неверящему, он прошипел:
— Именем Семи! Ты боишься силы больше, чем слабости!
Да! — мысленно простонал Кавинант, чувствуя ужасную боль в запястье и в голове. Да! Потому что я хочу выжить!
Свист стрел стал непрерывным.
Воины едва успевали перезаряжать луки. Но запас стрел был не безграничен. А юр-вайлы и пещерники теперь держались поодаль, вызывая на себя огонь лучников, но неся лишь минимальные потери. Силы Друла не спешили. Сами юр-вайлы, казалось, были бы рады растянуть удовольствие расправы с отрядом.
Но Кавинанту было не до этого. Словно охваченный чем-то вроде агонии, он смотрел на Морэма. У Лорда было словно бы два рта — губы прикрывали длинные ряды зубов, — четыре глаза, все горящие повелительным огнем. Поскольку ему больше ничего не приходило в голову, он потянулся к своему поясу, достал нож Этиаран и протянул его Морэму. Сквозь зубы он произнес:
— Будет лучше, если ты убьешь меня.
Морэм медленно опустил его руку. Взгляд смягчился, огонь в глазах угас. Он вздрогнул, словно увидел нечто. Когда он снова заговорил, голос его был похож на пыль.
— Ах, Кавинант, прости меня, я забылся. Великан — тот понимал это. Я должен был прислушаться к его словам внимательнее. Неправильно просить больше, чем ты отдаешь по своей воле. Иначе мы становимся похожими на то, что мы ненавидим.
Он отпустил запястье Кавинанта и отступил назад.
— Мой друг, это не твоя ноша. Она давит на нас, и мы понесем ее до конца. Прости меня.
Кавинант не в силах был ответить. Он стоял с перекошенным лицом, словно готов был разрыдаться. Глаза болели от раздвоенности зрения. Доброта Морэма подействовала на него больше, чем любой приказ. С жалким видом он повернулся к Протхоллу. Неужели он не может найти силу для этого риска? Быть может, тропа избавления лежала именно в этом направлении, — быть может, ужас Дикой Магии и был той ценой, которую он должен был заплатить за свое освобождение? Ему не хотелось быть убитым юр-вайлами. Но когда он поднял руку, то не мог сказать, какая из двух принадлежала ему, какой из посохов настоящий.
Потом с низким гудением пролетела последняя стрела. Пещерники издали громкий вопль злобы и ликования. По команде юр-вайлов они начали приближаться. Воины вытащили мечи, приготовившись к бесполезной кончине. Стражи Крови замерли на пятках, готовые прыгнуть в любую сторону.
Дрожа, Кавинант пытался дотянуться до Посоха. Но голова кружилась, и клубящаяся тьма набрасывалась на него. Он не мог преодолеть страх, его ужасала мысль о той мести, которую могла причинить ему проказа за такую дерзость. Его рука преодолела половину расстояния и остановилась, в бессилии сжимая пустой воздух.
— Ах! — крикнул он. — Помогите!
— Мы — Стражи Крови, — голос Баннора слышался сквозь громкие вопли пещерников, — в наших руках — защита Лордов. Твердо взяв руку Кавинанта, он положил ее на Посох Закона, посередине между напряженными кулаками Протхолла.
Сила, казалось, взорвалась в груди Кавинанта. Беззвучное сотрясение, шок, не воспринимаемый слухом, потряс овраг, словно гора забилась в конвульсиях. Взрыв сбил всех членов отряда с ног, расшвыряв их среди камней, а с ними — всех юр-вайлов и пещерников. Только Высокий Лорд удержался на ногах. Голова его гордо откинулась, и энергия Посоха забилась в его руках.
На мгновение в овраге воцарилась тишина — такая напряженная, что казалось, будто взрыв оглушил всех сражающихся. И в этот миг все небо над Грейвин Френдор заполнилось непереносимым грохотом.
Потом раздался звук — какая-то глубокая нота, словно кричал сам камень горы, — сопровождаемый длинными волнами горячего, шипящего бормотания. Тучи опустились вниз, закрыв вершину горы Грома. Огромные желтые костры зажглись на скрытой тучами вершине. Некоторое время отряд и нападавшие оставались на своих местах в овраге, словно боясь пошевелиться. Все смотрели наверх, на огни и молнии. Внезапно с вершины горы начал извергаться огонь. С чудовищным ревом, словно загорелся сам воздух, огненные языки, похожие на огромных голодных зверей, устремились вниз по всему пространству горного склона. Завизжав от страха, пещерники вскочили и побежали. Некоторые с безумным видом пытались карабкаться по стенам оврага, но большинство, обтекая камень, где стоял отряд, бросились вниз, пытаясь опередить Огненных Львов. Юр-вайлы поступили иначе. В яростной спешке они понеслись наверх по оврагу, ко входу в катакомбы.
Но прежде, чем они оказались в безопасности, из расщелины над ними появился Друл. Пещерник двигался ползком, не в силах удержаться на ногах. Но в кулаке он сжимал зеленый камень, излучавший прямо сквозь его руку в черноту туч интенсивное зло. Его вопли перекрыли даже рев Львов:
— Искоренить! Искоренить!
Воспользовавшись их замешательством, отряд поспешил вниз.
Протхолл и Кавинант были слишком ослаблены, чтобы идти, поэтому их несли Стражи Крови, передавая друг другу через камни, таща по вдавленному дну оврага.
Впереди пещерники уже почти добрались до конца оврага. Некоторые из них были так ослеплены страхом, что, наткнувшись на утес, так и остались стоять на месте. Остальные рассеялись в том или ином направлении по уступу, пытаясь найти дорогу к спасению.
Но в тылу отряда юр-вайлы образовали клин и снова устремились вниз. Отряд едва успевал сохранять расстояние, отделяющее его от клина. Рев опаляемого пламенем воздуха становился все более сильным и свирепым. Сдвинутые мощью со своего места на вершине, валуны Огненных Львов сорвались со скалы. Огненные Львы катились вниз как слюна, выплюнутая из сердца Инферно. А еще дальше над оврагом удалявшееся завывание мощи, казалось, удваивалось и утраивалось с каждым новым рывком. Порыв обжигающего воздуха несся впереди них, словно герольд, возвещающий о приближении огня с его вулканическим голодом. Грейвин Френдор сотрясалась до самых корней.
Идти по оврагу стало немного легче, когда отряд приблизился к его нижней части, и Кавинант нашел в себе силы идти самостоятельно. Ориентируясь лишь с помощью поврежденного зрения и перегруженного слуха, приходя постепенно в ярость, он вырвался из рук Стражей Крови. Двигаясь на негнущихся ногах, словно кукла, он вырвался из неровной спотыкающейся шеренги, направлявшейся к утесу.
Остальные члены отряда повернули на юг вдоль уступа. Но он прошел прямо к пропасти. Когда он дошел до нее, его ноги едва нашли в себе силы остановиться. Шатаясь от слабости, он взглянул в бездну. Она уходила отвесно на две тысячи футов, а утес был по меньшей мере в половину лиги шириной. Спастись всем было невозможно. Львы настигнут отряд прежде, чем он доберется до какого-нибудь возможного спуска за утесом — намного раньше. Люди окликали его, тщетно предупреждая. Он едва слышал их сквозь рев воздуха. Он перестал обращать на них внимание. Такое бегство было совсем не тем, чего он хотел. Он не боялся падения — он не видел дна, чтобы бояться.
Ему надо было что-то делать.
На мгновение он заколебался, собирая все свое мужество. Потом подумал, что кто-нибудь из Стражей, вероятно, попытается спасти его. Он хотел выполнить свое намерение прежде, чем это могло случиться.
Ему нужен был ответ смерти. Стащив кольцо, он твердо зажал его в искалеченной руке и размахнулся, чтобы бросить его с утеса.
Когда он заносил руку назад, его глаза следили за кольцом, и внезапно он замер, пристыженный до ошеломления.
Металл был чист. Он по-прежнему видел два кольца, оба были абсолютно одинаковыми, но пятна исчезли.
Повернувшись спиной к бездне, он посмотрел вдаль, ища Друла.
Он услышал, как Морэм крикнул:
— Баннор! Это его право!
Страж Крови мчался к нему. По команде Морэма Баннор резко остановился в десяти ярдах от Кавинанта, несмотря на Клятву. Но в следующий миг, отвергнув приказ, он прыгнул к Кавинанту.
Кавинант не смог сфокусировать зрение. Краем глаза он увидел Огненных Львов, несущихся к расщелине в верхней части оврага. Но остальное заслонил клин юр-вайлов. Он был от него всего лишь в трех шагах. Мастер учения уже занес для удара палаш.
Кавинант инстинктивно попытался двинуться, но это получилось у него слишком медленно.
Он был как раз на пути у клина юр-вайлов, когда Баннор, подлетев к нему, опрокинул его, а юр-вайлы с безумным торжествующим лаем, словно бы продолжая гнаться за призраком, перехлестнули через утес. Их вопли, когда они падали в пропасть, были все такими же свирепо-ликующими.
Баннор помог Кавинанту встать и, поддерживая, повел к отряду, но Кавинант вырвался и, спотыкаясь, прошел несколько шагов вверх по склону, напряженно осматривая овраг. — Друл! Что случилось с Друлом?
Глаза его ничего не видели. Он остановился в нерешительности и яростно произнес:
— Я ничего не вижу!
Морэм поспешил к нему и Кавинант повторил свой вопрос, крикнув его прямо Лорду.
Морэм мягко ответил:
— Друл там, в расщелине. Сила, которой он не может управлять, уничтожает его. Он уже не знает, что делает. Еще мгновение — и Огненные Львы проглотят его.
Кавинант попытался овладеть голосом и прошипел:
— Нет! Просто он — еще одна жертва. Все это Фаул спланировал заранее.
Несмотря на стиснутые зубы, его голос срывался.
Морэм прикоснулся к его лицу.
— Успокойся, Неверящий. Мы сделали все, что могли. Не надо проклинать себя.
Кавинант вдруг понял, что его озлобленность прокаженного исчезла — превратилась в ничто. Он чувствовал себя разваливающимся на части и опустился на землю, словно его кости не в состоянии больше были держать его. Взгляд был рассеянным, как паруса корабля-призрака. Не сознавая того, что делает, он надел обручальное кольцо на палец.
Остальные члены отряда шли к нему. Оставив попытку к бегству, они смотрели на приближающихся Львов. Полночные тучи сверкали и переливались, словно звери из солнечного пламени. Они спрыгнули со стен в овраг, и некоторые из них повернули вверх, к расщелине.
Лорд Морэм наконец стряхнул с себя оцепенение.
— Зовите своих ранихинов, — скомандовал он Баннору. — Стражи Крови могут спастись. Возьми Посох и Второй Завет. Зовите ранихинов и спасайтесь. Баннор долго смотрел в глаза Морэму, оценивая приказ Лорда. Затем последовал твердый отказ:
— Пойдет один из нас. Чтобы доставить Посох и Завет к Твердыне Лордов. Остальные останутся.
— Почему? Мы не можем бежать. Вы должны жить и служить Лордам, которым придется продолжать эту войну.
— Возможно, — Баннор слегка пожал плечами. — Но кто знает? Высокий Лорд Кевин отослал нас, и мы повиновались. Еще раз мы этого не сделаем.
— Но ваша смерть бесполезна! — крикнул Морэм.
— Все равно, — голос Баннора был бесстрашным, как металл. Потом он добавил: — Но ты можешь позвать Хайнерил. Сделай это, Лорд.
— Нет, — вздохнул Морэм с усталой всепонимающей улыбкой. — Я не могу. Как я могу оставить умирать этих людей?
Кавинант слушал в пол-уха. Он чувствовал себя словно брошенный и блуждал среди обломков своих эмоций в поисках чего-то, стоящего спасения. Но какая-то часть его разума приняла решение. Вложив два пальца правой руки в рот, он издал короткий, пронзительный свист.
Весь отряд посмотрел на него. Кеан, казалось, подумал, что Кавинант лишился рассудка, в глазах Морэма отразилась внезапная догадка. Но гривомудрая Гибкая взметнула свой шнурок высоко в воздух и воскликнула: — Ранихины! Грива мира! Он зовет их!
— Как? — возразил Кеан. — Он же отверг их.
— Они ржали в его честь! — ответила она с торжествующим смехом. — Они придут!
Кавинант перестал слышать что-либо. Что-то происходило с ним, и он с трудом встал на ноги, чтобы встретить это достойно. Измерения его восприятия изменялись. Его затуманенному взору члены отряда представлялись все более твердыми и сплошными — словно превратились в камень. И сама гора становилась все более несокрушимой. Она казалась такой же незыблемой, как краеугольный камень мира. Он чувствовал, как покров упал с его восприятия, он увидел гору Грома во всей ее непревзойденной силе. Он тускнел рядом с ней, его плоть становилась все тоньше и прозрачнее. Воздух, густой как дым, дул сквозь него, замораживая кости. Горло сжималось в молчаливой боли.
— Что происходит со мной?
Из-за края утеса с южной стороны галопом выскочили ранихины. Как сияние надежды, они обгоняли мчащихся Львов. Хриплый крик радости вырвался у воинов. — Мы спасены! — крикнул Морэм. — Времени хватит.
Вместе с остальными членами отряда он поспешил вперед, навстречу быстро приближающимся ранихинам.
Кавинант чувствовал, что его оставили одного.
— Что со мной происходит? — повторил он едва слышно, обращаясь к могучей горе.
Но Протхолл все еще был рядом с ним. Кавинант слышал, как Высокий Лорд произнес добрым голосом, казавшимся оглушительным, как раскаты грома:
— Друл мертв. Это он вызвал тебя, и с его смертью сила вызова исчезает. Таково действие подобной силы.
Прощай, Неверящий. Будь праведным. Ты много сделал для нас. И, имея Посох Закона и Второй Завет, мы сможем противостоять злу Презирающего. Мужайся. Отчаяние и злоба — не единственные песни в этом мире.
Но Кавинант рыдал в безмолвном горе. Все вокруг него — Протхолл, и отряд, и ранихины, и Огненные Львы, и горы — стало слишком твердым. Они превысили его способность ощущать и наконец исчезли из его восприятия в сером тумане. Он шарил руками вокруг себя и ничего не чувствовал. Он не мог видеть. Страна исчезла из его поля зрения. Она была слишком велика для него, и он ее потерял.
Глава 25
Выжившие
Серый туман клубился вокруг него в течение долгого мгновения конвульсии. Потом он начал рассеиваться и наконец совсем исчез. Перед глазами Кавинанта поплыли пятна, словно какой-то жестокий бог надавил на его глаза пальцами. Он быстро моргнул и потянулся рукой к глазам, чтобы протереть их. Но что-то мягкое остановило его руку. Зрение осталось мутным. Он просыпался, хотя чувствовал себя скорее так, будто все больше и больше хмелел.
Постепенно он смог определить, где находится.
Он лежал в постели с защитными барьерчиками по бокам. Белые простыни укрывали его до самого подбородка. Серые занавески отделяли его от других пациентов, находящихся в этой палате. Флюоресцентный свет густо лил с потолка. В воздухе слабо пахло эфиром и каким-то противобактерицидным средством. У изголовья кровати была кнопка вызова медсестры.
Все его пальцы на руках и ногах не двигались.
Нервные окончания не восстанавливаются, конечно же нет…
Это было важно — он знал, что это важно, но почему-то это не имело никакого значения. Сердце было слишком горячо от других эмоций, чтобы чувствовать этот лед.
Значение для него имело лишь то, что Протхолл, Морэм и отряд выжили. Он уцепился за это, словно в этом было доказательство здравомыслия — свидетельство того, что все случившееся с ним не было продуктом безумия, саморазрушения. Они выжили, а значит, его сделка с ранихинами не была напрасной. Они сделали точно то, что хотел от них Лорд Фаул, — но они выжили. По крайней мере он не был виновен в их смерти. Его неспособность использовать свое кольцо, поверить в свою силу не привела их к судьбе духов. В этом было его единственное утешение на фоне того, что он потерял.
Потом он различил две фигуры, стоящие у подножия кровати. Одна из них была женщиной в белом — медсестра. Когда он попытался сосредоточить на ней взгляд, она сказала:
— Доктор, он приходит в себя.
Доктор был мужчиной среднего возраста в темном костюме. Под глазами у него были мешки, словно он устал от всей человеческой боли, но губы под седеющими усами были мягки. Подойдя к изголовью, он на мгновение коснулся лба Кавинанта, потом оттянул вверх его веко и поднес к зрачкам небольшой фонарик.
С усилием Кавинант сосредоточил свой взгляд на этом огоньке.
Доктор кивнул и убрал фонарик.
— Мистер Кавинант?
Кавинант сглотнул, ощущая сухость в горле.
— Мистер Кавинант, — доктор приблизил свое лицо к Кавинанту и говорил тихо, спокойно. — Вы в госпитале. Вас привезли сюда после того, как вас сбила полицейская машина. Вы были без сознания около четырех часов. Кавинант приподнял голову и кивнул в знак того, что он понял.
— Хорошо, — сказал доктор. — Я рад, что вы начали приходить в себя. А теперь позвольте мне с вами немного побеседовать. Мистер Кавинант, офицер полиции, который вел машину, утверждает, что остановился вовремя — вы упали прямо перед машиной. Проведя осмотр, я склонен согласиться с ним. Ваши руки немного поцарапаны, на лбу тоже есть ссадина — но такое случается при падении. — Он на миг остановился, а потом спросил: — Так все же: вас ударило?
Кавинант тихо покачал головой. Вопрос казался ему неважным.
— Что же, я думаю, вы могли потерять сознание, ударившись головой об асфальт. Но почему вы упали?
Это тоже было неважно. Движением руки Кавинант словно отодвинул вопрос в сторону. Потом попытался сесть на кровати.
Это ему удалось даже без помощи доктора, он не был так слаб, как, опасался, мог бы быть. Немота его пальцев все еще была неубедительной, словно они должны были войти в норму как только в них восстановится нормальное кровообращение.
Нервные клетки не…
Спустя мгновение к нему вернулся голос, и он тихо попросил дать ему одежду.
Доктор пристально разглядывал его.
— Мистер Кавинант, — сказал он, — я позволяю вам вернуться домой, если вы этого хотите. Хотя и стоило подержать вас под наблюдением день или два. Но мне действительно не удалось найти у вас ничего серьезного. И к тому же, вы лучше знаете, как обращаться с проказой, чем я.
От внимания Кавинанта не ускользнуло выражение брезгливости, мелькнувшее на лице у няни.
— И, если быть уж совсем честным… — голос доктора внезапно стал язвительным, — мне не хотелось бы выдерживать здесь сражение со своим персоналом, чтобы за вами обеспечили должный уход. Как вы — сможете справиться самостоятельно?
В ответ Кавинант начал стаскивать немыми пальцами тоскливую белую госпитальную одежду, надетую на него. Доктор тотчас же подошел к шкафчику и вернулся с одеждой Кавинанта.
Томас тщательно осмотрел ее. Она была потертой и пыльной от падения на улице. И все же она выглядела точно так же, как когда он ее надевал в последний раз, в первые дни похода.
Так было все это или нет?
Одевшись, он подписал справку о выписке. Его рука была такой холодной, что он едва мог написать свое имя.
Но отряд выжил. По крайней мере, его сделка была не напрасной.
Потом доктор довез его в кресле-каталке до выхода. Оказавшись снаружи, доктор неожиданно начал быстро говорить, словно косвенно пытался извиниться перед Кавинантом за то, что не оставил его в госпитале.
— Должно быть, проказа — это ад, — быстро сказал он. — Я пытаюсь понять. Это как… Когда-то я учился в Гейдельберге. И во время учебы увлекался средневековым искусством. Особенно религиозным. Прокаженный напоминает мне фигурку распятия, сделанную в средние века. На кресте распят Христос, и облик его — тело, даже лицо — намечены так слабо, что фигура неузнаваема. Это может быть кто угодно — мужчина или женщина. Но раны от гвоздей в руках, от копья в боку, от тернового венца — вырезаны и даже вырисованы до мельчайших деталей, так что выглядят как настоящие. Можно подумать, что художник распял свою модель, чтобы достичь такого реализма. Должно быть, болеть проказой — похоже на это.
Кавинант ощутил симпатию доктора, но не мог ответить на нее. Он не знал, как сделать это.
Через несколько минут подъехала машина «скорой помощи» и отвезла его на Небесную Ферму.
Он выжил.
Он шел по длинной аллее к своему дому, словно тот был его единственной надеждой.
Постепенно он смог определить, где находится.
Он лежал в постели с защитными барьерчиками по бокам. Белые простыни укрывали его до самого подбородка. Серые занавески отделяли его от других пациентов, находящихся в этой палате. Флюоресцентный свет густо лил с потолка. В воздухе слабо пахло эфиром и каким-то противобактерицидным средством. У изголовья кровати была кнопка вызова медсестры.
Все его пальцы на руках и ногах не двигались.
Нервные окончания не восстанавливаются, конечно же нет…
Это было важно — он знал, что это важно, но почему-то это не имело никакого значения. Сердце было слишком горячо от других эмоций, чтобы чувствовать этот лед.
Значение для него имело лишь то, что Протхолл, Морэм и отряд выжили. Он уцепился за это, словно в этом было доказательство здравомыслия — свидетельство того, что все случившееся с ним не было продуктом безумия, саморазрушения. Они выжили, а значит, его сделка с ранихинами не была напрасной. Они сделали точно то, что хотел от них Лорд Фаул, — но они выжили. По крайней мере он не был виновен в их смерти. Его неспособность использовать свое кольцо, поверить в свою силу не привела их к судьбе духов. В этом было его единственное утешение на фоне того, что он потерял.
Потом он различил две фигуры, стоящие у подножия кровати. Одна из них была женщиной в белом — медсестра. Когда он попытался сосредоточить на ней взгляд, она сказала:
— Доктор, он приходит в себя.
Доктор был мужчиной среднего возраста в темном костюме. Под глазами у него были мешки, словно он устал от всей человеческой боли, но губы под седеющими усами были мягки. Подойдя к изголовью, он на мгновение коснулся лба Кавинанта, потом оттянул вверх его веко и поднес к зрачкам небольшой фонарик.
С усилием Кавинант сосредоточил свой взгляд на этом огоньке.
Доктор кивнул и убрал фонарик.
— Мистер Кавинант?
Кавинант сглотнул, ощущая сухость в горле.
— Мистер Кавинант, — доктор приблизил свое лицо к Кавинанту и говорил тихо, спокойно. — Вы в госпитале. Вас привезли сюда после того, как вас сбила полицейская машина. Вы были без сознания около четырех часов. Кавинант приподнял голову и кивнул в знак того, что он понял.
— Хорошо, — сказал доктор. — Я рад, что вы начали приходить в себя. А теперь позвольте мне с вами немного побеседовать. Мистер Кавинант, офицер полиции, который вел машину, утверждает, что остановился вовремя — вы упали прямо перед машиной. Проведя осмотр, я склонен согласиться с ним. Ваши руки немного поцарапаны, на лбу тоже есть ссадина — но такое случается при падении. — Он на миг остановился, а потом спросил: — Так все же: вас ударило?
Кавинант тихо покачал головой. Вопрос казался ему неважным.
— Что же, я думаю, вы могли потерять сознание, ударившись головой об асфальт. Но почему вы упали?
Это тоже было неважно. Движением руки Кавинант словно отодвинул вопрос в сторону. Потом попытался сесть на кровати.
Это ему удалось даже без помощи доктора, он не был так слаб, как, опасался, мог бы быть. Немота его пальцев все еще была неубедительной, словно они должны были войти в норму как только в них восстановится нормальное кровообращение.
Нервные клетки не…
Спустя мгновение к нему вернулся голос, и он тихо попросил дать ему одежду.
Доктор пристально разглядывал его.
— Мистер Кавинант, — сказал он, — я позволяю вам вернуться домой, если вы этого хотите. Хотя и стоило подержать вас под наблюдением день или два. Но мне действительно не удалось найти у вас ничего серьезного. И к тому же, вы лучше знаете, как обращаться с проказой, чем я.
От внимания Кавинанта не ускользнуло выражение брезгливости, мелькнувшее на лице у няни.
— И, если быть уж совсем честным… — голос доктора внезапно стал язвительным, — мне не хотелось бы выдерживать здесь сражение со своим персоналом, чтобы за вами обеспечили должный уход. Как вы — сможете справиться самостоятельно?
В ответ Кавинант начал стаскивать немыми пальцами тоскливую белую госпитальную одежду, надетую на него. Доктор тотчас же подошел к шкафчику и вернулся с одеждой Кавинанта.
Томас тщательно осмотрел ее. Она была потертой и пыльной от падения на улице. И все же она выглядела точно так же, как когда он ее надевал в последний раз, в первые дни похода.
Так было все это или нет?
Одевшись, он подписал справку о выписке. Его рука была такой холодной, что он едва мог написать свое имя.
Но отряд выжил. По крайней мере, его сделка была не напрасной.
Потом доктор довез его в кресле-каталке до выхода. Оказавшись снаружи, доктор неожиданно начал быстро говорить, словно косвенно пытался извиниться перед Кавинантом за то, что не оставил его в госпитале.
— Должно быть, проказа — это ад, — быстро сказал он. — Я пытаюсь понять. Это как… Когда-то я учился в Гейдельберге. И во время учебы увлекался средневековым искусством. Особенно религиозным. Прокаженный напоминает мне фигурку распятия, сделанную в средние века. На кресте распят Христос, и облик его — тело, даже лицо — намечены так слабо, что фигура неузнаваема. Это может быть кто угодно — мужчина или женщина. Но раны от гвоздей в руках, от копья в боку, от тернового венца — вырезаны и даже вырисованы до мельчайших деталей, так что выглядят как настоящие. Можно подумать, что художник распял свою модель, чтобы достичь такого реализма. Должно быть, болеть проказой — похоже на это.
Кавинант ощутил симпатию доктора, но не мог ответить на нее. Он не знал, как сделать это.
Через несколько минут подъехала машина «скорой помощи» и отвезла его на Небесную Ферму.
Он выжил.
Он шел по длинной аллее к своему дому, словно тот был его единственной надеждой.