В полдень Протхолл остановился в глубоком овраге, проходившем вдоль склона горы словно разрез. Здесь отряд отдохнул и подкрепился. При каждой остановке барабаны становились слышны отчетливее, а холодный ветер, казалось, с новой силой бросался на них со скал. Они сидели в прямых лучах солнца и не могли унять дрожи — кто от холода, кто от звуков барабанов. Во время привала Морэм подошел к Кавинанту и предложил вместе подняться немного вверх по оврагу. Кавинант кивнул, будучи рад хоть чем-то заняться. Он последовал за Лордом вверх по кривому дну оврага, и вскоре они оказались у пролома в его западной стене. Морэм вошел в пролом, и когда Кавинант присоединился к Лорду, перед ними открылся широкий, неожиданный вид на Анделейн.
   С высоты пролома, между каменными стенами, ему показалось, что смотрит на Анделейн из окна в горе Грома. Вдоль всего западного горизонта лежали горы, и от их красоты у него перехватило дыхание. Он жадно смотрел туда с таким чувством, словно на миг прикоснулся к вечности. Буйное, чистое здоровье Анделейна сияло словно страна звезд, несмотря на серые небеса и монотонный воинственный рокот. Он ощутил странное желание не прерывать это состояние транса, но мгновение спустя его легкие потребовали воздуха. — Вот она, Страна, — прошептал Морэм. — Мрачная, могущественная гора Грома над нами, самые темные яды и тайны земли находятся в катакомбах у нас под ногами. Позади — поле битв. Внизу — Сарангрейвская Зыбь. А там — бесценный Анделейн, красота жизни. Да, это сердце Страны. Он стоял в благоговении, словно ощущал присутствие здесь Вечности. Кавинант смотрел на него.
   — Значит, ты привел меня сюда, чтобы убедить, что за это стоит сражаться, — его рот искривился от горького привкуса стыда. — Ты что-то хочешь от меня — какой-то декларации преданности, прежде чем нам придется встретиться лицом к лицу с Друлом.
   Убитые им пещерники отягощали его память чем-то тяжелым и холодным.
   — Конечно, — ответил Лорд. — Но это не я, а сама Страна просит тебя о преданности.
   Потом он с силой прибавил:
   — Смотри, Томас Кавинант. Смотри. Смотри и слушай барабаны. И слушай меня. Это сердце Страны. Это не дом Презирающего. Ему не место здесь. О, он жаждет власти над этим, но дом его в Яслях Фаула — не здесь. У него нет ни глубины, ни твердости, ни красоты, чтобы иметь право на это место, и когда ему надо что-то сделать здесь, он это делает через юр-вайлов или пещерников. Понимаешь?
   — Понимаю, — Кавинант посмотрел в глаза Лорду. — Я уже заключил сделку — принял свою «клятву Мира», если так вам больше нравится. Я не собираюсь больше убивать.
   — Свою «клятву Мира»? — эхом отозвался Морэм, выразив в этом вопросе целую гамму чувств. Постепенно в его голосе возникла угроза. — Что ж, тогда ты должен простить меня. Во времена несчастий иногда Лорды ведут себя странно.
   Он прошел мимо Кавинанта и начал спускаться по оврагу вниз.
   Кавинант еще некоторое время оставался у пролома, глядя вслед Морэму. Он заметил косвенный намек Лорда на Кевина, но терялся в догадках, какую связь видел Морэм между ним и Расточителем Страны. Неужели Лорд считал, что он способен на такую степень отчаяния? Бормоча себе под нос, Кавинант вернулся к отряду. Он видел оценивающие взгляды воинов. Они пытались догадаться, что произошло между ним и Лордом Морэмом. Но ему было безразлично, какие предзнаменования они видели в нем. Когда отряд двинулся дальше, он повел Дьюру вверх по оврагу, не замечая сползающих камешков, то и дело падающих ему на руки и колени и оставляющих на них опасные царапины. Он думал о праздновании весны, о битве у настволья Парящее, о Ллауре, Пьеттене, Этиаран и безымянном Освободившемся, о Лене, Триоке и женщине-воине, погибшей, защищая его. Думая, он пытался внушить себе, что его сделка была чем-то неприкосновенным. Он был недостаточно зол, чтобы снова рисковать и вступить в битву.
   К полудню отряд все еще с трудом продвигался по тяжелому пути, медленно поднимаясь вверх в западном направлении. Пункта их назначения еще не было видно. Даже когда солнце было уже совсем низко, а рев воды стал ясно различимым аккомпанементом к подземному бою барабанов, ущелья все еще не было видно. Но потом они вошли в отвесную скрытую лощину в склоне горы. Отсюда в скалу под углом уходила щель, слишком узкая для лошадей, через которую был слышен ворчащий поток. В лощине всадники оставили лошадей под присмотр шнуроносящих. Дальше они пошли пешком вдоль трещины, поворачивавшей в гору и вскоре обрывавшейся на скале не более чем в ста футах прямо над Ущельем Предателя.
   Барабанов больше не было слышно, шум реки заглушал все остальные звуки, так что им приходилось почти кричать. Стены пропасти были высокими и гладкими и заслоняли горизонт с обеих сторон. Но сквозь водяную пыль, накрывавшую их, словно туман, они могли видеть само ущелье — тесный каменный канал, стиснувший реку так, что она, казалось, готова была закричать, и дикую, белую с огненными барашками воду, бурлившую так, словно она боролась против своего же собственного бега. На расстоянии примерно одной лиги к западу река корчилась, вливалась в ущелье, а затем уходила в недра горы, словно всасываемая в бездну. Заходящее солнце висело у горизонта над ущельем словно кровавый шар в свинцовом небе, и в его свете возникали огненные тени, отбрасываемые несколькими отважными деревьями, прилепившимися на краю пропасти, как будто они пустили корни по какому-то принуждению или по обязанности. Но в самом Ущелье Предателя не росло ничего, здесь была только водяная пыль, гладкие каменные стены и терзаемая вода.
   Ее рев оглушил Кавинанта, а мокрый от брызг камень, казалось, готов был выскользнуть из-под ног. На мгновение скалы закружились у него перед глазами, он почувствовал, что утроба горы Грома с жадностью смотрит на него. Он отшатнулся от края и, прижавшись спиной к камню, с трудом перевел дыхание.
   Вокруг него все пришло в движение. Он услышал удивленные и испуганные крики воинов у края ущелья, приглушенное завывание великана.
   Но он не двигался. Прижавшись к стене, он ждал, пока у него перестанут дрожать колени и пройдет ощущение того, что опора выскальзывает из-под ног. Лишь после этого он пошел выяснить, что все-таки вызвало волнение. При этом он одной рукой держался за стену, а другой — за плечи своих товарищей. Между Кавинантом и скалой бушевал великан. Двое Стражей Крови повисли у него на руках, а он колотил их о стены щели, хищно вопя: — Отпустите меня! Отпустите… Я хочу их! — словно хотел прыгнуть вниз, в ущелье.
   — Нет! — Протхолл внезапно встал перед великаном. Восковые лучи солнца затенили его лицо, обрисовав его силуэт на фоне сияния. Он стоял, широко раскинув руки и зажав в одной из них посох. Он был стар и в три раза меньше великана. Но оранжево-красное пламя, казалось, увеличило его фигуру, сделало выше, величественнее.
   — Горбрат! Возьми себя в руки! Именем Семи! Ты бредишь?
   Услышав это, Морестранственник отбросил Стражей Крови. Он схватил Протхолла за одежду, поднял Высокого Лорда в воздух и прижал его к стене. Задыхаясь, словно от ярости, он кричал прямо в лицо Протхоллу:
   — Я брежу? Ты что, обвиняешь меня?
   Стражи Крови прыгнули к великану. Но крик Морэма остановил их.
   Протхолл висел, распятый на камне, словно пригоршня старых тряпок, но не отводил взгляда от великана. Он повторил:
   — Ты бредишь?
   Какой-то ужасный миг всем казалось, что Морестранственник размозжит голову Высокого Лорда одним ударом своего могучего кулака. Кавинант попытался придумать что-то, какой-то способ вмешаться, но не мог, потому что не понимал, что же случилось с великаном.
   Потом за спиной у Кавинанта первый знак Тьювор отчетливо произнес:
   — Опустошитель? В одном из великанов Прибрежья? Это невозможно!
   Словно отрезвленный утверждением Тьювора, великан разразился конвульсивным кашлем. При этом он отпустил Протхолла, потом завалился набок, с глухим стуком ударившись о противоположную стену. Постепенно его пароксизм перешел в низкое хихиканье, похожее на истеричное веселье. Кавинант почувствовал, как он весь покрывается мурашками, словно после липкого прикосновения. Он не мог вынести этого и, движимый желанием узнать, что же вызвало такую бурную реакцию великана, он двинулся вперед, чтобы посмотреть в ущелье.
   Там он и увидел, настроив себя против головокружения и оглушительного рева реки, то, что возбудило Морестранственника.
   — Ах, великан! — простонал он. Снова убивать…
   Под ним, едва ли в двадцати футах над уровнем реки, проходила неширокая дорога, похожая на выступ в южной стене ущелья. И по этой дороге под бой невидимых барабанов маршировала армия пещерников, выходившая из горы Грома. Возглавляемые клином юр-вайлов, шеренга за шеренгой, эти мерзкие существа выползали из горы и топали по выступу с блеском вожделения в глазах цвета лавы. Тысячи уже вышли из своего пещернятника, а сзади шли все новые шеренги, словно гора Грома выплевывала все орды населявших ее паразитов на беззащитную землю.
   Морестранственник!
   Мгновение сердце Кавинанта билось в ритме с болью великана. Ему невыносима была мысль, что Морестранственник и его народ могут потерять надежду найти Дом из-за подобных тварей.
   Неужели убийство — единственное решение?
   Молча, почти ничего не различая в водяном тумане, он попытался представить себе, каким образом великан намеревался добраться до выступа пещерников. Оказалось, что это не так уж сложно для любого, кто не боится высоты. В скале, в южной ее стене, была вырублена грубая скользкая лестница, которая вела от щели до дороги. Напротив виднелись ее ступени, поднимавшиеся от щели вверх, к вершине ущелья. Они были такими же серыми, изъеденными водяной пылью и древними, как и все камни вокруг. Лорд Морэм подошел сзади к Кавинанту. Его голос глухо пробился через рев:
   — Это древняя смотровая Ущелья Предателя. Та часть Первого Завета, которая рассказывает об этом месте, легка для понимания. Смотровая была создана для наблюдения и для того, чтобы скрывать здесь предателей. Лорд Фаул Презирающий открыл здесь свою истинную сущность Лорду Кевину.
   Здесь был нанесен первый удар в войне, которая окончилась Ритуалом Осквернения.
   Еще до этого Кевин сомневался в Лорде Фауле, хотя сам не знал почему, ибо Презирающий не делал такого зла, которое мог бы обнаружить Кевин, и он доверял Лорду Фаулу, словно стыдясь своих сомнений. Потом, по замыслу Фаула, в совет Лордов пришло послание от Демонмглы в горе Грома. В этом послании Лорды приглашались в мастерские Демонмглы — в гроты, где плодились отродья, называемые юр-вайлами, — чтобы встретиться там с мастерами их учения, якобы владеющими великой силой.
   Ясно, что Лорд Фаул надеялся, что Кевин сам пойдет в гору Грома. Но Высокого Лорда охватили сомнения, и он не пошел. Но поскольку ему было стыдно за свои сомнения, он послал вместо себя нескольких лучших друзей и сильнейших союзников. Так высокая делегация Старых Лордов отправилась к горе Грома, а затем из катакомб вышла армия, подобная этой, и Страна, не успев подготовиться, вынуждена была вступить в войну.
   Этот страшный поединок продолжался долго, унося сотни тысяч смертей, и не видно было никакой надежды на его окончание. Высокий Лорд Кевин храбро сражался. Но ведь он сам отправил своих друзей в засаду — и вскоре начались его полночные встречи с отчаянием, и не было никакой надежды.
   Соблазнительность, головокружительность бега реки постепенно слабела по мере сопротивления Кавинанта. Брызги стекали по его лицу словно капли пота.
   Великан хотел сделать то же самое — прыгнуть в клокочущую приманку ущелья, напасть на пещерников из засады.
   С усилием, заставившим его застонать сквозь стиснутые зубы, Кавинант отошел со смотровой. Изо всех сил прижимаясь к стене, он спросил нарочито бесстрастно:
   — Он все еще смеется?
   — Нет, теперь он сидит и тихо поет песню Бездомных, и не выказывает никаких признаков безумия.
   «Морестранственник!» — подумал Кавинант, а вслух сказал:
   — Почему ты остановил Стражей Крови? Он мог повредить Протхоллу.
   Лорд повернулся спиной к Ущелью Предателя, чтобы посмотреть на Кавинанта:
   — Великан — мой друг, я просто не мог не вмешаться.
   Спустя миг он добавил:
   — Высокий Лорд не беззащитен!
   Кавинант настаивал:
   — Может быть, Опустошитель…
   — Нет, — в голосе Морэма чувствовалось, что в этом не может быть сомнений. — Тьювор сказал правду. Ни один Опустошитель не обладает достаточным могуществом, чтобы победить великана.
   — Но что-то… — Кавинант запнулся, — что-то гложет его. Он не верит в эти предсказания. Он думает… Друл или еще что-то хочет помешать великанам вернуться домой.
   Ответ Морэма был таким тихим, что Кавинант смог прочесть его лишь по губам Лорда:
   — Этого же хочу и я.
   Морестранственник!
   Взгляд Кавинанта обратился к великану. Морестранственник сидел, похожий на кучу гальки, насыпанной у стены, тихо напевая и рассматривая невидимые картины на камне перед собой. Это зрелище вызвало у Кавинанта волну сострадательного гнева, но он подавил его, вспомнив о своей сделке. Стены ущелья были для него словно удушающими страхом, словно бьющими темными крыльями. Взгляд Кавинанта метнулся оттуда мимо великана в долину.
   Вскоре весь отряд собрался там на ужин. Они ели при свете одного тусклого факела лиллианрилл. И когда с трапезой было покончено, они попытались немного поспать. Кавинант чувствовал, что отдых был невозможен, перед его глазами стояла армия пещерников, выкатывающаяся, словно клубок разрушения, разматываясь на ходу, чтобы сплести смерть Страны. Но нескончаемый рев реки убаюкал его, и наконец он расслабился, улегшись на земле. Он немного вздремнул под рокот барабанов войны, доносившейся из скалы под ним.
   Позднее он как-то резко вскочил. Красная луна перевалила за гребень горы Грома и теперь светила прямо в лощину. Кавинант понял, что минула ночь. Сначала он подумал, что это свет луны разбудил его, но потом догадался: вибрация, вызываемая барабанной дробью, прекратилась. Он осмотрел лагерь и увидел, как Тьювор шепчется с Лордом Протхоллом. В следующий момент Тьювор начал будить спящих.
   Вскоре воины были готовы. Кавинант проверил, на месте ли его нож, и крепче сжал в руках посох. Биринайр держал прут с мерцающим на его конце слабым огоньком, и в этом неверном свете Морэм и Протхолл стали держать совет вместе с гривомудрой Гибкой, вохафтом Кеаном и первым знаком Тьювором. Смутные тени мелькали, словно страх и решимость, на лице Протхолла. Голос его звучал слабо, старчески, когда он сказал:
   — Сейчас мы проводим свой последний час под открытым небом.
   Выход армии Друла завершился. Те из нас, кто захочет, должны войти в катакомбы горы Грома. Мы должны использовать этот шанс, пока внимание Друла все еще занято армией и прежде чем он сможет понять, что мы находимся не там, где он полагает.
   Теперь настало время для тех, кто хочет воспользоваться законом этого похода. В пещернятнике не может быть ни отступления, ни бегства после поражения. До сих пор все проявили себя в походе наилучшим образом. Никто из присутствующих здесь не может стыдиться.
   Кеан осторожно спросил:
   — Ты поворачиваешь назад, Высокий Лорд?
   — О, нет! — вздохнул Протхолл. — Рука этих времен лежит на мне. Я не имею права колебаться.
   Тогда Кеан ответил:
   — А разве Дозор Боевой Стражи Твердыни Лордов может повернуть назад, когда его ведет Высокий Лорд? Никогда!
   И весь Дозор эхом повторил:
   — Никогда!
   Кавинант подумал о том, где сейчас может быть великан и как он поступит. Что касалось его самого, то он интуитивно чувствовал, что у него нет выбора, что сон освободит его только посредством Посоха Закона или смерти.
   В следующий миг к Протхоллу обратилась гривомудрая Гибкая.
   Голова ее была откинута назад, словно она готова была взорваться. — Я дала слово. О ваших лошадях позаботятся. Шнуроносящие будут беречь их в надежде на ваше возвращение. Но я… — она тряхнула связанными волосами. — Я пойду с вами. Под землю.
   Протест Протхолла она остановила резким жестом.
   — Вы дали пример, которому я должна следовать. Как я могла бы предстать перед ранихинами, если бы они узнали, что я забралась так далеко лишь затем, чтобы повернуть назад, когда угроза стала слишком велика? И, к тому же, мои чувства острее. Ранихийцы знают небо, открытую землю. Мы знаем воздух и траву. Мы не сбиваемся с пути во тьме. Ранихины научили наши ноги не оступаться. Я чувствую, что смогу найти путь наверх. Вам, возможно, понадобится эта моя способность, хотя я далека от Равнин Ра — и от себя самой.
   Тени превратили лицо Протхолла в гримасу, но он спокойно ответил:
   — Я благодарен тебе, гривомудрая. Ранихийцы — храбрые друзья земли.
   Скользнув взглядом по отряду, он сказал:
   — Тогда в путь, нас ждет исход нашей битвы. Что бы ни случилось с нами — пока есть в Стране люди, умеющие петь, они будут петь о том, что в этот темный час Страна не осталась без защиты. Храните ей верность до конца!
   Не дожидаясь ответа, он вошел из кровавого лунного света во тьму щели.
   Воины пропустили Кавинанта следом за двумя Лордами, словно предоставив ему возможность занять наиболее уважаемое положение. Протхолл и Морэм шли рядом; когда они приблизились к смотровой, Кавинант увидел великана, стоящего на краю скалы. Ладонями рук Морестранственник упирался в противоположные стены. Он стоял спиной к Лордам и всматривался в мрачный, окрашенный кровавым светом круговорот реки. Его огромная фигура темнела на фоне ярко-красного неба.
   Когда Лорды приблизились к нему, он сказал, словно обращаясь к ним из ущелья:
   — Я остаюсь, здесь будет мой пост. Я буду охранять вас. Армия Друла не захлопнет ловушку горы Грома, пока я жив. Мгновение спустя он добавил, словно обратив взгляд внутрь:
   — И к тому же, отсюда я не услышу запаха пещернятника, — и в этой его фразе послышался юмор великанов. — Ты правильно решил, — пробормотал Протхолл. — Нам нужна твоя защита. Но не оставайся здесь после полнолуния. Если мы не вернемся к этому времени, значит, с нами все кончено, и ты должен отправиться предупредить свой народ.
   Великан ответил, словно реагируя на внутренний голос:
   — Не забывайте клятву Мира. В лабиринте, в который вы идете, она будет вашей путеводной нитью. Она будет хранить вас от намерений Губителя Душ, тайных и жестоких. Помните клятву. Надежда, быть может, вводит в заблуждение. Но ненависть — разлагает. Я слишком поторопился с ненавистью. Я стал сам похож на то, что ненавижу.
   — Прояви хотя бы долю уважения к правде, — огрызнулся Морэм.
   Внезапная резкость его тона ошеломила Кавинанта. — Ты — Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, великан Прибрежья, горбрат людей Страны. Это имя не может быть отнято у тебя.
   Но Кавинант не слышал в словах великана никакой жалости к себе только печаль. Морестранственник больше ничего не сказал. Он стоял так же неподвижно, как стены, о которые он опирался, стоял словно статуя, высеченная на смотровой.
   Лорды больше не стали терять времени. Ночь уже шла на убыль, а они хотели войти в гору до наступления дня.
   Члены отряда заняли свои места. Протхолл, Биринайр и двое Стражей Крови шли за первым знаком Тьювором. Затем следовали Морэм, Гибкая, Баннор, Кавинант и Корик. За ними шел вохафт Кеан, его четырнадцать воинов, и замыкали колонну четверо последних Стражей Крови.
   Их было двадцать девять против всей неизвестной мощи Друла Камневого Червя.
   От Тьювора до последнего Стража Крови протянули полоску клинго. В таком порядке они начали спуск по скользкой лестнице в Ущелье Предателя.


Глава 22

Катакомбы горы Грома


   Луна Друла отравляла вокруг них ночь, словно бы изливала желчь на все окружающее. В ее кровавом свете река билась и ревела в Ущелье Предателя, будто в агонии. Водяная пыль и скользкий мокрый мох делали лестницу, ведущую вниз со смотровой, такой же предательской, как болото. Кавинанта бил озноб. Сначала, когда подошла его очередь спускаться, ужас парализовал его. Но когда Баннор предложил понести его, он нашел в себе достаточно гордости, чтобы заставить себя двигаться. В дополнение к веревке из клинго Баннор и Корик несли его посох, за который он мог держаться как за перила, при каждом шаге пытаясь словно приклеиться ногами к камню.
   Лестница постепенно переходила со скалы в стену ущелья. Вскоре отряд уже вползал в ревущую бездну, ведомый только светом факела Биринайра. Красная рана реки, казалось, прыгала вверх, пытаясь достать их, словно изголодавшаяся собака, когда они стали приближаться к дороге. Каждая следующая ступенька была более скользкой, чем предыдущая. Позади Кавинант услышал вскрик одного из поскользнувшихся воинов. Этот негромкий звук нес в себе ужас, леденящий кровь. Но Стражи Крови крепко держали веревку из клинго, воин быстро восстановил равновесие.
   Спуск продолжался. Икры Кавинанта начали болеть от все возрастающего напряжения. Он пытался представить себе, что его ноги — часть камня, что они вросли в скалу. И он с такой силой сжимал посох, что ладони его стали скользкими от пота, и дерево, казалось, стало вырываться из них. К тому же начали дрожать колени.
   Но Баннор и Корик поддерживали его. Расстояние до дороги мало-помалу сокращалось. После нескольких долгих мучительных минут угроза паники уменьшилась.
   Потом они добрались до сравнительно безопасного выступа. Он стоял в середине отряда, между стеной ущелья и каналом реки. Над ними полоса неба начала сереть, но приближавшийся рассвет лишь подчеркивал темноту ущелья. Одинокий факел Биринайра мерцал, словно затерявшийся в пустыне. Членам отряда приходилось кричать, чтобы услышать друг друга сквозь рев течения. Кеан отдал отряду короткую команду построиться. Воины проверили оружие. Несколькими жестами Тьювор отдал последние распоряжения Стражам Крови. Кавинант сжал посох и убедился в том, что его нож — нож Этиаран — на месте. У него было смутное ощущение, будто он что-то забыл. Но прежде чем он вспомнил, его отвлекли крики.
   Старый Биринайр кричал на Высокого Лорда Протхолла. Впервые хатфрол, казалось, забыл о своем грубоватом достоинстве. Приблизив к Протхоллу морщинистое дрожащее лицо, он рявкнул, перекрывая шум реки:
   — Нет! Это риск! Ты не должен!
   Протхолл отрицательно покачал головой.
   — Ты не можешь! Позвольте мне!
   Протхолл снова ответил молчаливым отказом.
   — Конечно же я могу! — кричал Биринайр, пытаясь выразить всю решимость вопреки грохоту воды. — Ты не должен! А я могу! Я знаю дорогу! Разумеется, разве только ты изучал учение достаточно, чтобы знать? Я знаю старые карты. Я не шучу, ты же знаешь. Если я выгляжу старым и… — он на мгновение запнулся, — и беспомощным, то тогда тем более ты должен разрешить мне!
   Протхолл пытался ответить ему без гнева.
   — Времени мало! Нам нельзя медлить, Биринайр, старый дружище, я не могу возложить опасность похода на кого-то другого. Это мое место!
   — Глупец! — огрызнулся Биринайр, не заботясь о том, что его грубость граничит с наглостью. — Ты же ничего не увидишь!
   — Увижу?
   — Конечно! — Хатфрол дрожал от охватившего его сарказма. — Ты пойдешь впереди?! Рискнешь всеми? Освещая путь огнем Лордов? Глупец!
   Друл увидит тебя прежде, чем ты доберешься до Моста Пещерников!
   Протхолл наконец понял.
   — Ах! Это правда! — он обмяк, словно мысль об этом причинила ему боль. — Твой огонь не такой яркий. Друл обязательно почувствует наше приближение, если я воспользуюсь посохом.
   Рассерженный, он резко повернулся и скомандовал:
   — Тьювор! Хатфрол Биринайр пойдет впереди! Он вместо меня будет освещать нам путь. Охраняй его как следует, Тьювор! Не допусти, чтобы угрозы, предназначенные мне, заставили страдать моего старого друга! Биринайр подтянулся, обретя прежнее величие. Загасив прут лиллианрилл, он отдал его одному из воинов, чтобы тот связал его вместе с другими. Затем, ударив по наконечнику своего посоха, он вызвал пламя. Резким движением он поднял его вверх и пошел по дороге ко входу в гору Грома.
   Террель и Корик тотчас обогнали хайербренда и стали продвигаться в двадцати ярдах впереди него. Двое других Стражей Крови расположились сразу следом за ним, потом шли вместе Протхолл и Морэм, потом еще двое Стражей Крови, сопровождаемые цепочкой из гривомудрой Гибкой, Кавинанта и Биринайра. Следующими шеренгой по трое шагали Кеан и его Дозор, и замыкали колонну двое последних Стражей Крови. В таком порядке отряд двинулся ко входу в катакомбы.
   Кавинант бросил короткий взгляд вверх, пытаясь в последний раз увидеть великана на смотровой. Но он ничего не разглядел: ущелье было слишком заполнено темнотой. А дорога требовала постоянного внимания. Теперь он вспомнил, что ушел от великана не простившись и даже не помахав ему на прощание.