Страница:
Он чувствовал, что может услышать испуганное бормотание деревьев, раздающееся при виде его обручального кольца. Это пульсирующее красное сияние ужасало и его самого.
Пальцы мха скользили по его лицу влажными проверяющими прикосновениями. Он сцепил руки под сердцем, пытаясь сжаться, уменьшиться в размерах и проехать незамеченным, словно бы он затаил под одеждой топор и страшился, как бы деревья этого не обнаружили.
Этот длинный переход был подобен боли от нанесенной раны.
Отдельные световые пятна наконец слились, и отряд вновь очутился среди сумерек дня. Кавинанта передернуло от озноба. Поглядев внутрь себя, он увидел нечто, заставившее его оцепенеть. Он почувствовал, что вместилище его ярости полно тьмой.
Он был пойман в сети безысходности. Тьма была чашей, которую он не мог ни выпить, ни выплеснуть.
И он дрожал от голода.
Он едва мог удержаться от того, чтобы не нанести ответный удар мокрым клочьям мха.
Тем временем отряд все так же продвигался сквозь сумерки Мшистого Леса. Все молчали, задыхаясь в окружении ветвей, и в этом клубящемся безмолвии Кавинант чувствовал себя таким потерянным, словно сбился с дороги в старом лесу, который покрывал когда-то всю Страну. Со смутной яростью он наклонился, избегая прикосновения мха. Время шло, и внутри него все росло желание закричать.
Потом Биринайр наконец взмахнул над головой посохом и тихо крикнул. Лошади поняли и, спотыкаясь, перешли на усталый бег следом за сильным шагом ранихинов. На мгновение деревья, казалось, отступили назад, словно отпрянув от безумия отряда. Потом всадники вырвались на солнечный свет. Они оказались под полуденным небом на склоне, постепенно понижающемся к реке, преградившей им путь. Биринайр и Марни безошибочно вывели их прямо к броду через Камышовый Проток. С хриплым криком облегчения воины ударили пятками по бокам скакунов, и отряд бодрым галопом помчался вниз по склону. Вскоре лошади погрузились в поток, обдавая себя и своих счастливых седоков холодной водой Камышового Протока. На южном берегу Протхолл объявил привал. Переход через Мшистый Лес закончился.
Только остановившись, отряд осознал всю сложность перехода.
Постоянное движение и вынужденный пост ослабили всадников. А лошади были в еще более плохом состоянии, они дрожали от изнеможения. Как только отряд остановился, их шеи и спины поникли, и у них едва хватило сил, чтобы напиться. Несмотря на бодрый призыв ранихинов, два мустанга из Дозора легли на траву, а остальные стояли вокруг на подгибающихся ногах.
— Отдыхать, отдыхать, — напевно и заботливо произнес Протхолл. — Сегодня мы больше не сдвинемся с места.
Он ходил среди лошадей, прикасаясь к ним старческими руками и тихо напевая поддерживающую силы песню. Только в ранихинах и Стражах Крови не было заметно усталости. Великан опустил Пьеттена на руки Ллауры и утомленно лег на спину в жесткую траву. С тех пор как отряд покинул настволье Парящее, он был непривычно молчалив. Он избегал разговоров, словно боялся, что его собственный голос предаст его. Теперь, без поддержки своих рассказов и смеха, он, казалось, ощутил все тяготы этого путешествия. Кавинант с сомнением подумал, доведется ли ему еще хоть раз услышать смех великана.
Протянув руку, чтобы достать с седла Дьюры свой посох, он впервые заметил, что сделал Мшистый Лес с его белой одеждой. Она вся была покрыта темно-зелеными пятнами — следами от прикосновений мха.
Эти пятна оскорбили его. С перекосившей лицо ухмылкой он оглядел других членов отряда. На других всадниках не было никаких пятен. Единственным исключением был Лорд Морэм, на обоих плечах которого виднелись темные полосы, словно знаки отличия.
Кавинант попробовал стереть пятна рукой. Но они впитались в ткань и уже высохли. Тьма бормотала у него в ушах, словно далекий отзвук снежной лавины. Плечи его сгорбились, как у обреченного. Он отвернулся от своих попутчиков и снова вошел в реку. Ожесточенно царапая пальцами ткань, он попытался смыть пятна, оставленные лесом.
Но они стали частью ткани, неотъемлемой ее принадлежностью, они разметили его словно карту неизвестной земли. В приступе ярости обманутого ожидания он ударил кулаком по поверхности воды. Но течение смыло образовавшуюся рябь, точно ее никогда и не было.
Он стоял в потоке, изнуренный и промокший. Сердце бешено стучало в груди. На мгновение он почувствовал, что его ярость либо перельется через край, либо разорвет его сердце.
Но ни того, ни другого не случилось.
Ничего этого нет, это всего лишь сон, мысленно повторял он. Но я не могу это выносить.
Потом он услышал тихий возглас удивления со стороны отряда.
Мгновение спустя Морэм спокойно приказал:
— Кавинант, подойди сюда.
Чертыхаясь и проклиная такое количество вещей сразу, что невозможно было их перечислить, он повернулся. Все члены отряда смотрели в противоположную от него сторону. Их внимание привлекло что-то, чего он не мог увидеть из-за воды, застилавшей глаза.
Морэм повторил:
— Подойди!
Кавинант вытер глаза, выбрался на берег и пошел мимо воинов к Морэму и Протхоллу.
Перед ними стояла странная женщина. Она была изящной и хрупкой не выше плеча Кавинанта — и одета в темно-коричневое легкое платье без рукавов. Кожа ее была покрыта таким темным загаром, что он почти сравнялся по цвету с землей. Темные длинные волосы были стянуты на затылке крепким шнурком. Весь ее облик был достаточно суровым, но смягчался маленьким ожерельем из желтых цветов. Несмотря на свой рост, она стояла в гордой позе, скрестив руки и слегка расставив ноги, словно могла запретить отряду ступить на Равнины Ра, если вдруг ей это вздумается. На приближающегося Кавинанта она смотрела так, словно ждала его давно.
Когда он остановился рядом с Морэмом и Протхоллом, она подняла руку и каким-то неловким жестом отдала ему приветственный салют, так, будто это было для нее непривычно.
— Приветствую тебя, Кольценосец, — произнесла она чистым звонким голосом. — Белое Золото известно нам. Мы почитаем его и служим ему. Добро пожаловать.
Он тряхнул головой, рассыпая вокруг брызги воды, и уставился на нее.
Она приветствовала остальных.
— Приветствую тебя, Высокий Лорд Протхолл, и тебя, Лорд Морэм.
Привет, Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник. Привет, первый знак Тьювор. Привет, вохафт Кеан.
В свою очередь они отдали ей мрачный салют, словно узнали в ней властителя.
Потом она сказала:
— Я — гривомудрая Гибкая. Мы видели вас. Говорите, с чем вы пришли. Равнины Ра открыты не для всех.
Протхолл выступил вперед. Подняв посох, он обеими руками приблизил его ко лбу, и в таком положении низко поклонился. Увидев это, женщина слегка улыбнулась. Подняв ладони к голове, она поклонилась в ответ. На этот раз ее движение было естественным и привычным.
— Вы знаете нас, — сказала она. — Вы пришли издалека, но вы знаете.
Протхолл ответил:
— Мы знаем, что гривомудрые — лучшие друзья и первые хранители ранихинов. Среди ранихийцев вы пользуетесь особым уважением. И вы знаете нас.
Теперь он стоял вплотную к ней и его сутулая от старости фигура нависала над ней. Ее смуглая кожа и его голубая мантия оттеняли друг друга, словно земля и небо. Но все же она сохраняла свою неприветливость.
— Нет, — ответила она. — Не знаем. Вы пришли издалека. Неизвестные.
— Тем не менее вы назвали наши имена.
Она пожала плечами.
— Мы осторожны. Мы следили за вами с тех пор, как вы покинули Мшистый Лес. Мы слушали, как вы разговариваете.
— Мы? — Кавинант почувствовал смутное удивление.
Ее глаза медленно обвели всех членов отряда.
— Мы знаем бессонных — Стражей Крови. — Казалось, ей не очень приятно было видеть их. — Они часто подвергают ранихинов опасности. Но мы служим. Мы приветствуем их. — Потом ее взгляд остановился на двух мустангах, лежащих на траве, и ее ноздри затрепетали.
— Вы спешите? — требовательно спросила она, но ее тон подразумевал, что вряд ли она сможет считать это уважительной причиной для такого состояния лошадей. При этом Кавинант понял, почему она помедлила приветствовать Лордов, хотя они были известны ей, по крайней мере, по слухам или легендам. Она не хотела, чтобы кто-либо, плохо обращавшийся с лошадьми, вступал на Равнины Ра.
Высокий Лорд авторитетно ответил: — Да. Ядовитый Клык-Терзатель жив. На мгновение самообладание изменило Гибкой. Когда ее глаза обратились к Кавинанту, он увидел в них искры затаенного страха. — Ядовитый Клык, — взволнованно проговорила она. — Враг Страны и ранихинов. Да. Белое Золото говорит о том же. Клык-Терзатель снова здесь. Внезапно ее голос стал твердым.
— Надо спасти ранихинов от гибели!
Она посмотрела на Кавинанта, словно требуя от него обещания.
Ему нечего было ей сказать. Он стоял, злобно истекая водой, слишком уставший от голода, чтобы ответить положительно или отрицательно. Вскоре она отступила и спросила у Протхолла:
— Кто он? Что это за человек?
Улыбнувшись, он ответил:
— Это Юр-Лорд Томас Кавинант Неверящий и Носящий Белое Золото.
Он чужак в Стране. Не сомневайся в нем. Он повернул ход битвы в нашу сторону, когда нас осаждали слуги Терзателя — пещерники и юр-вайлы, а также грифон, исчадие какой-то неизвестной нам бездны зла.
Гривомудрая Гибкая уклончиво кивнула, словно не поняла всех его слов. Но потом она сказала:
— Это — неотложное дело. Нападение на Терзателя должно быть ускорено. Были уже и другие знаки. Хищные звери пытались пересечь Равнины Ра. Высокий Лорд Протхолл, добро пожаловать на Равнины Ра. Торопитесь в Обитель, нам надо созвать Совет.
— Ваше радушие делает нам честь, — ответил Протхолл. — Мы же в ответ окажем вам честь, приняв приглашение. Мы будем в Обители на второй день после сегодняшнего — если лошади останутся живы.
Его осторожная речь вызвала у Гибкой легкий смех.
— Вы будете отдыхать у гостеприимных ранихийцев прежде, чем солнце зайдет во второй раз с этого момента. Мы с самого начала не были невежественны в служении ранихинам. Шнуроносящие! Сюда! Вот вам испытание для посвящения в гривомудрые.
Тотчас же появились четыре человека. Они неожиданно поднялись прямо из травы, образовав вокруг отряда свободный полукруг, словно вышли из самой земли. Эти четверо — трое мужчин и одна женщина — были такими же миниатюрными, как и гривомудрая Гибкая, и одеты подобно ей в коричневое платье поверх загорелой кожи. На них не было цветов, зато талии были подпоясаны короткими шнурками.
— Подойдите ближе, шнуроносящие, — сказала Гибкая. — Не нужно больше следить за этими всадниками. Вы слышали, как я приветствовала их. Теперь займитесь их лошадьми и их безопасностью. Они должны добраться до Обители прежде, чем наступит ночь следующего дня.
Четверо ранихийцев шагнули вперед, и Гибкая сказала Протхоллу:
— Это мои шнуроносящие — Фью, Хон, Грейс и Руста. Они охотники.
Изучая дороги ранихинов и знания гривомудрых, они защищают равнины от опасных зверей. Я провела с ними много часов — они смогут позаботиться о ваших скакунах.
Учтиво поприветствовав членов отряда, шнуроносящие направились прямо к лошадям и стали их осматривать.
— Теперь, — продолжила Гибкая, — я должна уйти. Новость о вашем появлении должна облететь все равнины. Обитель должна приготовиться к встрече. Следуйте за Рустой. Он ближе всех стоит к своему посвящению в гривомудрые. Эй, Лорды! Вечером нового дня мы будем ужинать вместе!
Не дожидаясь ответа, гривомудрая повернулась на юг и умчалась. Она бежала с поразительной скоростью. Через несколько секунд она уже достигла гребня холма и скрылась из виду.
Глядя ей вслед, Морэм сказал Кавинанту:
— Говорят, гривомудрые могут бегать со скоростью ранихинов — в течение короткого времени.
Позади них шнуроносящий Хон сказал:
— Так говорят — и это правда.
Морэм посмотрел на шнуроносящего. Тот стоял словно в ожидании когда можно будет заговорить. Внешностью он очень походил на Гибкую, хотя волосы были короче, а черты лица — более мужественными. Обращаясь к Морэму, он сказал:
— Я должен оставить вас, чтобы найти траву, которая вылечит лошадей.
Лорд осторожно ответил:
— Вам лучше знать. Делайте то, что считаете нужным.
Глаза Хона расширились, словно он не ожидал таких мягких слов от людей, плохо обращавшихся с лошадьми. Потом в некотором замешательстве он отсалютовал Морэму в манере Лордов. Морэм в ответ поклонился, как это делали ранихийцы. Хон улыбнулся и готов был уже умчаться, когда Кавинант коротко спросил:
— Почему вы передвигаетесь на своих ногах? У вас ведь есть ранихины.
Морэм сделал быстрое движение, пытаясь удержать Кавинанта. Но вред уже был нанесен. Хон посмотрел на него так, словно услышал богохульство, и его сильные пальцы схватились за шнурок, подпоясывающий одежду, зажав его в кулаке.
— Мы не ездим верхом.
— Осторожнее, Хон, — мягко сказал шнуроносящий Руста. — Гривомудрая приветствовала их.
Хон посмотрел на своего товарища, потом быстро обвязал шнурок вокруг талии. Бросившись прочь от людей, он вскоре исчез из виду, словно провалился сквозь землю.
Стиснув руку Кавинанта, Морэм сурово сказал:
— Ранихийцы служат ранихинам. В этом для них — цель всей жизни.
Не оскорбляй их, Неверящий. Они очень быстро вспыхивают. И при этом они — лучшие охотники в Стране. В пределах досягаемости моего голоса их может быть не меньше сотни, но мы этого так и не заметим. Если они решат убить тебя, то ты даже не заметишь, как станешь мертвецом.
Кавинант почувствовал всю силу этого предупреждения. Окружающая трава как будто наполнилась глазами, которые с гибельным вниманием смотрели на него. Он почувствовал себя незащищенным, словно его одежда в зеленых пятнах была путеводителем для смертоносных намерений, спрятанных в земле.
Пока Хон отсутствовал, остальные шнуроносящие занимались лошадьми — ласкали, заманивали их в воду и уговаривали поесть. Изнеможенные мустанги крепли на глазах под их добрыми руками. Удовлетворенные тем, что их скакуны находятся в хороших руках, Лорды с Кеаном и Тьювором удалились посовещаться. Воины тем временем занялись приготовлением пищи.
Кавинант проклинал исходящий от еды аромат. Он лег на жесткую траву и попытался успокоить сосущую пустоту внутри, глядя в небо. Усталость овладела им, и он некоторое время дремал. Но вскоре был разбужен новым запахом, который с новой силой всколыхнул терзающий внутренности голод.
Он исходил от пучков роскошных, похожих на папоротник цветов, которые жевали лошади, — лечебной травы, собранной для них шнуроносящим Хоном. Теперь все лошади были уже на ногах, и сила, казалось, прямо на глазах вливалась в них, пока они ели траву. Пикантный аромат цветов заставил Кавинанта на мгновение представить, как он стоит на четвереньках и жует, подобно лошадям. С трудом подавив ярость, он сказал:
— Однако пища лошадей пахнет гораздо приятнее, чем людская.
Шнуроносящий Руста улыбнулся странной улыбкой и сказал:
— Это растение для людей ядовито. Это аманибхавам, цветок здоровья и безумия. Лошадей он лечит, но мужчин и женщин… Ах, они для него чересчур мелки.
Кавинант ответил ему пристальным взглядом и попытался подавить в себе стон голода. Он чувствовал упрямое желание попробовать траву, все его чувства говорили ему, что это деликатес. И все же мысль о том, что он пал так низко, была горька, и вместо пищи он смаковал эту горечь.
Растения эти сотворили с лошадьми настоящие чудеса. Вскоре они нормально ели и пили — и выглядели достаточно окрепшими, чтобы продолжать путь. Отряд покончил с едой, и воины убрали остатки пищи в мешки. Шнуроносящие объявили, что лошади готовы отправиться в путь. Вскоре всадники уже ехали на юг через невысокие холмы Ра, сопровождаемые ранихийцами, легко бежавшими трусцой рядом с лошадьми.
Под копытами лошадей травянистые поля переливались словно мягкие волны, создавая для отряда впечатление скорости. Они ехали по густой траве вверх и вниз, по невысоким пологим склонам, вдоль неглубоких долин, между рощицами и небольшими лесами, мимо узких потоков, через широкие поля.
Это была довольно суровая земля. Кроме вездесущей алианты пейзаж не оживлялся ни фруктовыми деревьями, ни культурными насаждениями, ни цветами, за исключением аманибхавам. И все же равнины казались полными стихийной жизни, словно низкие, пологие холмы были образованы пульсацией почвы, а жесткая трава была достаточно питательна, чтобы прокормить любого, чей желудок окажется достаточно крепок, чтобы переносить такую пищу. Когда солнце начало клониться к закату, вереск на склонах холмов стал красным. Стадо антилоп вышло из леса, чтобы напиться из источников, а вороны крикливо начали слетаться на широкие ветви каштанов, усеянные их гнездами.
Но больше всего внимание всадников привлекали встречавшиеся на пути ранихины. Мчались ли они галопом, словно триумфальные знамена, или резвились вместе на вечерних играх — огромные лошади были окружены каким-то ореолом величественности, словно сама земля, по которой они гордо ступали, гордилась их созданием. В буйной радости они звали к себе скакунов Стражей Крови, и те исполняли танец копытами, словно не в состоянии были сдерживать радостное возбуждение от того, что снова дома. Потом свободные ранихины уносились прочь, полные веселой крови и неукротимой энергии, извещая всех о своем приближении веселым ржанием. Эти звуки заставляли воздух звенеть от перенасыщенности жизнью.
Вскоре солнце зашло, попрощавшись с равнинами оранжевым пламенем. Кавинант смотрел на закат с каким-то странным удовлетворением.
Он устал от лошадей, устал от ранихинов, и от ранихийцев, и от Стражей Крови, и от Лордов, и от Дозора, устал от этой бесконечной круговерти. Ему хотелось темноты и сна, несмотря на кровавый свет от его кольца, приближение луны и крыльев ужаса, похожих на крылья стервятников. Но когда солнце исчезло, Руста сказал Протхоллу, что отряду лучше не останавливаться.
— Есть опасность, — сказал он. — Другими ранихийцами в траве были оставлены предупредительные знаки.
Отряду следовало двигаться до тех пор, пока он не окажется в безопасности — еще несколько лиг. Поэтому они продолжили движение. Позже взошла луна, и ее оскверненный серп превратил ночной мрак в кровь, вызвав мрачный отсвет у кольца Кавинанта и его голодной души.
Потом Руста сделал всадникам знак придержать лошадей и соблюдать тишину. Они осторожно поднялись по южной стороне холма и остановились неподалеку от гребня. Всадники спешились, оставили несколько Стражей Крови присматривать за лошадьми и следом за шнуроносящими поднялись на вершину холма.
Низкая плоская земля лежала к северу от холма. Шнуроносящие некоторое время всматривались, потом указали на какую-то точку. Кавинант поборол сонливость, застилавшую глаза, и сквозь красную тьму увидел темное пятно, двигающееся по равнинам на юг. — Креш, — прошептал Хон. — Желтые волки — порождение Терзателя.
Они пересекли Камышовый Проток.
— Ждите нас здесь, — сказал Руста. — Опасность вам не грозит.
Он и все шнуроносящие растворились во тьме.
Члены отряда инстинктивно придвинулись ближе друг к другу и до боли в глазах начали всматриваться в жидкий красный свет, который, казалось, сочился, подобно поту, из клубящейся тьмы равнин. В беспокойном ожидании они стояли молча, едва дыша.
Пьеттен сидел на руках у Ллауры, совсем проснувшись с наступлением темноты.
Позже Кавинант узнал, что стая насчитывала пятнадцать огромных желтых волков. Их плечи были на уровне пояса человека, у них были массивные челюсти с кривыми острыми клыками и желтые голодные глаза. Они шли по следу ранихина-жеребенка, единственной защитой которого была его мать. В легендах ранихийцев говорилось, что дыхание крешей было достаточно горячим, чтобы опалять землю, и везде, где они прошли, оставались следы страдающей травы. Но единственное, что видел Кавинант сейчас, — приближающаяся темнота, которая с каждой минутой становилась все гуще.
Потом ему показалось, что в хвосте стаи произошло короткое замешательство, а после того, как волки двинулись дальше, на земле как будто осталось что-то едва различимое — две или три неподвижные точки.
Стая снова завертелась. На этот раз тишину нарушило несколько коротких завываний удивления и страха. Раздавшееся затем резкое рычание внезапно замолкло. В следующий миг стая ринулась прямо в сторону отряда, оставив позади еще пять точек. Но теперь Кавинант был уверен, что эти точки — мертвые волки.
Еще три креша упали на землю. Теперь он уже мог рассмотреть три фигуры, отскочившие от мертвых и бросившиеся вдогонку остальным.
Они исчезли в тени у подножия холма. Из тьмы донеслись звуки борьбы — яростное рычание, лязг челюстей, упустивших добычу, и треск костей.
Потом вновь наступила тишина. Из тьмы не раздавалось ни звука.
Чувства людей обострились, поскольку они ничего не видели — тень достигала почти до самого гребня холма, на котором они стояли.
Внезапно они услышали звук неистового бега. Он приближался прямо к ним.
Протхолл прыгнул вперед. Он поднял посох и голубое пламя рванулось из его наконечника. Внезапный свет озарил одинокого волка, бросившегося на него с ненавистью в глазах.
Тьювор очутился рядом с Протхоллом на миг раньше, чем великан. Но Морестранственник вышел вперед, чтобы ответить на вызов волка.
Потом, неожиданно для всех, шнуроносящая Грейс выросла прямо перед мордой креша. Ее движения были такими точными, словно она исполняла танец. Быстрым рывком она сняла с талии шнурок, не двигаясь с места. Когда креш прыгнул на нее, она захлестнула петлю вокруг его шеи и аккуратно отошла в сторону, развернувшись, чтобы тверже стоять на ногах. Сила волчьего прыжка, затянувшая петлю, сломала ему шею. Рывок сбил Грейс с ног, но она легко перекатилась на бок, удерживая натяжение шнурка, и встала в такую позу, чтобы сразу прикончить креша, если тот проявит признаки жизни.
Дозор встретил ее действия низким гулом восхищенных голосов. Она посмотрела на них и робко улыбнулась. Потом она повернулась, чтобы приветствовать других шнуроносящих, выскочивших из тени холма. Они были целы и невредимы. Все волки были мертвы.
Опустив посох, Протхолл отвесил шнуроносящим поклон на манер ранихийцев. — Неплохо сработано, — сказал он.
Они поклонились в ответ.
Когда он погасил пламя посоха, вершина холма вновь погрузилась в красную тьму. В кровавом свете всадники начали возвращаться к лошадям. Но Баннор подошел к мертвому волку и снял с его шеи шнурок Грейс. Взяв за концы и натянув его своими сильными руками, он сказал:
— Хорошее оружие.
Голос его был как всегда до странного бесстрастным.
— С его помощью ранихийцы совершали великие дела в те дни, когда Высокий Лорд Кевин в открытую боролся с Порчей.
Что-то в голосе напомнило Кавинанту, что Стражи Крови были живыми людьми, которые более чем два тысячелетия не знали женщин.
Затем, под влиянием странного порыва, Баннор напряг мышцы, и шнурок порвался. Слегка пожав плечами, он бросил обрывки на мертвого креша. Его движение несло в себе законченность порицания. Не взглянув на шнуроносящую Грейс, он сошел с гребня холма, чтобы сесть верхом на ранихина, избравшего его.
Пальцы мха скользили по его лицу влажными проверяющими прикосновениями. Он сцепил руки под сердцем, пытаясь сжаться, уменьшиться в размерах и проехать незамеченным, словно бы он затаил под одеждой топор и страшился, как бы деревья этого не обнаружили.
Этот длинный переход был подобен боли от нанесенной раны.
Отдельные световые пятна наконец слились, и отряд вновь очутился среди сумерек дня. Кавинанта передернуло от озноба. Поглядев внутрь себя, он увидел нечто, заставившее его оцепенеть. Он почувствовал, что вместилище его ярости полно тьмой.
Он был пойман в сети безысходности. Тьма была чашей, которую он не мог ни выпить, ни выплеснуть.
И он дрожал от голода.
Он едва мог удержаться от того, чтобы не нанести ответный удар мокрым клочьям мха.
Тем временем отряд все так же продвигался сквозь сумерки Мшистого Леса. Все молчали, задыхаясь в окружении ветвей, и в этом клубящемся безмолвии Кавинант чувствовал себя таким потерянным, словно сбился с дороги в старом лесу, который покрывал когда-то всю Страну. Со смутной яростью он наклонился, избегая прикосновения мха. Время шло, и внутри него все росло желание закричать.
Потом Биринайр наконец взмахнул над головой посохом и тихо крикнул. Лошади поняли и, спотыкаясь, перешли на усталый бег следом за сильным шагом ранихинов. На мгновение деревья, казалось, отступили назад, словно отпрянув от безумия отряда. Потом всадники вырвались на солнечный свет. Они оказались под полуденным небом на склоне, постепенно понижающемся к реке, преградившей им путь. Биринайр и Марни безошибочно вывели их прямо к броду через Камышовый Проток. С хриплым криком облегчения воины ударили пятками по бокам скакунов, и отряд бодрым галопом помчался вниз по склону. Вскоре лошади погрузились в поток, обдавая себя и своих счастливых седоков холодной водой Камышового Протока. На южном берегу Протхолл объявил привал. Переход через Мшистый Лес закончился.
Только остановившись, отряд осознал всю сложность перехода.
Постоянное движение и вынужденный пост ослабили всадников. А лошади были в еще более плохом состоянии, они дрожали от изнеможения. Как только отряд остановился, их шеи и спины поникли, и у них едва хватило сил, чтобы напиться. Несмотря на бодрый призыв ранихинов, два мустанга из Дозора легли на траву, а остальные стояли вокруг на подгибающихся ногах.
— Отдыхать, отдыхать, — напевно и заботливо произнес Протхолл. — Сегодня мы больше не сдвинемся с места.
Он ходил среди лошадей, прикасаясь к ним старческими руками и тихо напевая поддерживающую силы песню. Только в ранихинах и Стражах Крови не было заметно усталости. Великан опустил Пьеттена на руки Ллауры и утомленно лег на спину в жесткую траву. С тех пор как отряд покинул настволье Парящее, он был непривычно молчалив. Он избегал разговоров, словно боялся, что его собственный голос предаст его. Теперь, без поддержки своих рассказов и смеха, он, казалось, ощутил все тяготы этого путешествия. Кавинант с сомнением подумал, доведется ли ему еще хоть раз услышать смех великана.
Протянув руку, чтобы достать с седла Дьюры свой посох, он впервые заметил, что сделал Мшистый Лес с его белой одеждой. Она вся была покрыта темно-зелеными пятнами — следами от прикосновений мха.
Эти пятна оскорбили его. С перекосившей лицо ухмылкой он оглядел других членов отряда. На других всадниках не было никаких пятен. Единственным исключением был Лорд Морэм, на обоих плечах которого виднелись темные полосы, словно знаки отличия.
Кавинант попробовал стереть пятна рукой. Но они впитались в ткань и уже высохли. Тьма бормотала у него в ушах, словно далекий отзвук снежной лавины. Плечи его сгорбились, как у обреченного. Он отвернулся от своих попутчиков и снова вошел в реку. Ожесточенно царапая пальцами ткань, он попытался смыть пятна, оставленные лесом.
Но они стали частью ткани, неотъемлемой ее принадлежностью, они разметили его словно карту неизвестной земли. В приступе ярости обманутого ожидания он ударил кулаком по поверхности воды. Но течение смыло образовавшуюся рябь, точно ее никогда и не было.
Он стоял в потоке, изнуренный и промокший. Сердце бешено стучало в груди. На мгновение он почувствовал, что его ярость либо перельется через край, либо разорвет его сердце.
Но ни того, ни другого не случилось.
Ничего этого нет, это всего лишь сон, мысленно повторял он. Но я не могу это выносить.
Потом он услышал тихий возглас удивления со стороны отряда.
Мгновение спустя Морэм спокойно приказал:
— Кавинант, подойди сюда.
Чертыхаясь и проклиная такое количество вещей сразу, что невозможно было их перечислить, он повернулся. Все члены отряда смотрели в противоположную от него сторону. Их внимание привлекло что-то, чего он не мог увидеть из-за воды, застилавшей глаза.
Морэм повторил:
— Подойди!
Кавинант вытер глаза, выбрался на берег и пошел мимо воинов к Морэму и Протхоллу.
Перед ними стояла странная женщина. Она была изящной и хрупкой не выше плеча Кавинанта — и одета в темно-коричневое легкое платье без рукавов. Кожа ее была покрыта таким темным загаром, что он почти сравнялся по цвету с землей. Темные длинные волосы были стянуты на затылке крепким шнурком. Весь ее облик был достаточно суровым, но смягчался маленьким ожерельем из желтых цветов. Несмотря на свой рост, она стояла в гордой позе, скрестив руки и слегка расставив ноги, словно могла запретить отряду ступить на Равнины Ра, если вдруг ей это вздумается. На приближающегося Кавинанта она смотрела так, словно ждала его давно.
Когда он остановился рядом с Морэмом и Протхоллом, она подняла руку и каким-то неловким жестом отдала ему приветственный салют, так, будто это было для нее непривычно.
— Приветствую тебя, Кольценосец, — произнесла она чистым звонким голосом. — Белое Золото известно нам. Мы почитаем его и служим ему. Добро пожаловать.
Он тряхнул головой, рассыпая вокруг брызги воды, и уставился на нее.
Она приветствовала остальных.
— Приветствую тебя, Высокий Лорд Протхолл, и тебя, Лорд Морэм.
Привет, Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник. Привет, первый знак Тьювор. Привет, вохафт Кеан.
В свою очередь они отдали ей мрачный салют, словно узнали в ней властителя.
Потом она сказала:
— Я — гривомудрая Гибкая. Мы видели вас. Говорите, с чем вы пришли. Равнины Ра открыты не для всех.
Протхолл выступил вперед. Подняв посох, он обеими руками приблизил его ко лбу, и в таком положении низко поклонился. Увидев это, женщина слегка улыбнулась. Подняв ладони к голове, она поклонилась в ответ. На этот раз ее движение было естественным и привычным.
— Вы знаете нас, — сказала она. — Вы пришли издалека, но вы знаете.
Протхолл ответил:
— Мы знаем, что гривомудрые — лучшие друзья и первые хранители ранихинов. Среди ранихийцев вы пользуетесь особым уважением. И вы знаете нас.
Теперь он стоял вплотную к ней и его сутулая от старости фигура нависала над ней. Ее смуглая кожа и его голубая мантия оттеняли друг друга, словно земля и небо. Но все же она сохраняла свою неприветливость.
— Нет, — ответила она. — Не знаем. Вы пришли издалека. Неизвестные.
— Тем не менее вы назвали наши имена.
Она пожала плечами.
— Мы осторожны. Мы следили за вами с тех пор, как вы покинули Мшистый Лес. Мы слушали, как вы разговариваете.
— Мы? — Кавинант почувствовал смутное удивление.
Ее глаза медленно обвели всех членов отряда.
— Мы знаем бессонных — Стражей Крови. — Казалось, ей не очень приятно было видеть их. — Они часто подвергают ранихинов опасности. Но мы служим. Мы приветствуем их. — Потом ее взгляд остановился на двух мустангах, лежащих на траве, и ее ноздри затрепетали.
— Вы спешите? — требовательно спросила она, но ее тон подразумевал, что вряд ли она сможет считать это уважительной причиной для такого состояния лошадей. При этом Кавинант понял, почему она помедлила приветствовать Лордов, хотя они были известны ей, по крайней мере, по слухам или легендам. Она не хотела, чтобы кто-либо, плохо обращавшийся с лошадьми, вступал на Равнины Ра.
Высокий Лорд авторитетно ответил: — Да. Ядовитый Клык-Терзатель жив. На мгновение самообладание изменило Гибкой. Когда ее глаза обратились к Кавинанту, он увидел в них искры затаенного страха. — Ядовитый Клык, — взволнованно проговорила она. — Враг Страны и ранихинов. Да. Белое Золото говорит о том же. Клык-Терзатель снова здесь. Внезапно ее голос стал твердым.
— Надо спасти ранихинов от гибели!
Она посмотрела на Кавинанта, словно требуя от него обещания.
Ему нечего было ей сказать. Он стоял, злобно истекая водой, слишком уставший от голода, чтобы ответить положительно или отрицательно. Вскоре она отступила и спросила у Протхолла:
— Кто он? Что это за человек?
Улыбнувшись, он ответил:
— Это Юр-Лорд Томас Кавинант Неверящий и Носящий Белое Золото.
Он чужак в Стране. Не сомневайся в нем. Он повернул ход битвы в нашу сторону, когда нас осаждали слуги Терзателя — пещерники и юр-вайлы, а также грифон, исчадие какой-то неизвестной нам бездны зла.
Гривомудрая Гибкая уклончиво кивнула, словно не поняла всех его слов. Но потом она сказала:
— Это — неотложное дело. Нападение на Терзателя должно быть ускорено. Были уже и другие знаки. Хищные звери пытались пересечь Равнины Ра. Высокий Лорд Протхолл, добро пожаловать на Равнины Ра. Торопитесь в Обитель, нам надо созвать Совет.
— Ваше радушие делает нам честь, — ответил Протхолл. — Мы же в ответ окажем вам честь, приняв приглашение. Мы будем в Обители на второй день после сегодняшнего — если лошади останутся живы.
Его осторожная речь вызвала у Гибкой легкий смех.
— Вы будете отдыхать у гостеприимных ранихийцев прежде, чем солнце зайдет во второй раз с этого момента. Мы с самого начала не были невежественны в служении ранихинам. Шнуроносящие! Сюда! Вот вам испытание для посвящения в гривомудрые.
Тотчас же появились четыре человека. Они неожиданно поднялись прямо из травы, образовав вокруг отряда свободный полукруг, словно вышли из самой земли. Эти четверо — трое мужчин и одна женщина — были такими же миниатюрными, как и гривомудрая Гибкая, и одеты подобно ей в коричневое платье поверх загорелой кожи. На них не было цветов, зато талии были подпоясаны короткими шнурками.
— Подойдите ближе, шнуроносящие, — сказала Гибкая. — Не нужно больше следить за этими всадниками. Вы слышали, как я приветствовала их. Теперь займитесь их лошадьми и их безопасностью. Они должны добраться до Обители прежде, чем наступит ночь следующего дня.
Четверо ранихийцев шагнули вперед, и Гибкая сказала Протхоллу:
— Это мои шнуроносящие — Фью, Хон, Грейс и Руста. Они охотники.
Изучая дороги ранихинов и знания гривомудрых, они защищают равнины от опасных зверей. Я провела с ними много часов — они смогут позаботиться о ваших скакунах.
Учтиво поприветствовав членов отряда, шнуроносящие направились прямо к лошадям и стали их осматривать.
— Теперь, — продолжила Гибкая, — я должна уйти. Новость о вашем появлении должна облететь все равнины. Обитель должна приготовиться к встрече. Следуйте за Рустой. Он ближе всех стоит к своему посвящению в гривомудрые. Эй, Лорды! Вечером нового дня мы будем ужинать вместе!
Не дожидаясь ответа, гривомудрая повернулась на юг и умчалась. Она бежала с поразительной скоростью. Через несколько секунд она уже достигла гребня холма и скрылась из виду.
Глядя ей вслед, Морэм сказал Кавинанту:
— Говорят, гривомудрые могут бегать со скоростью ранихинов — в течение короткого времени.
Позади них шнуроносящий Хон сказал:
— Так говорят — и это правда.
Морэм посмотрел на шнуроносящего. Тот стоял словно в ожидании когда можно будет заговорить. Внешностью он очень походил на Гибкую, хотя волосы были короче, а черты лица — более мужественными. Обращаясь к Морэму, он сказал:
— Я должен оставить вас, чтобы найти траву, которая вылечит лошадей.
Лорд осторожно ответил:
— Вам лучше знать. Делайте то, что считаете нужным.
Глаза Хона расширились, словно он не ожидал таких мягких слов от людей, плохо обращавшихся с лошадьми. Потом в некотором замешательстве он отсалютовал Морэму в манере Лордов. Морэм в ответ поклонился, как это делали ранихийцы. Хон улыбнулся и готов был уже умчаться, когда Кавинант коротко спросил:
— Почему вы передвигаетесь на своих ногах? У вас ведь есть ранихины.
Морэм сделал быстрое движение, пытаясь удержать Кавинанта. Но вред уже был нанесен. Хон посмотрел на него так, словно услышал богохульство, и его сильные пальцы схватились за шнурок, подпоясывающий одежду, зажав его в кулаке.
— Мы не ездим верхом.
— Осторожнее, Хон, — мягко сказал шнуроносящий Руста. — Гривомудрая приветствовала их.
Хон посмотрел на своего товарища, потом быстро обвязал шнурок вокруг талии. Бросившись прочь от людей, он вскоре исчез из виду, словно провалился сквозь землю.
Стиснув руку Кавинанта, Морэм сурово сказал:
— Ранихийцы служат ранихинам. В этом для них — цель всей жизни.
Не оскорбляй их, Неверящий. Они очень быстро вспыхивают. И при этом они — лучшие охотники в Стране. В пределах досягаемости моего голоса их может быть не меньше сотни, но мы этого так и не заметим. Если они решат убить тебя, то ты даже не заметишь, как станешь мертвецом.
Кавинант почувствовал всю силу этого предупреждения. Окружающая трава как будто наполнилась глазами, которые с гибельным вниманием смотрели на него. Он почувствовал себя незащищенным, словно его одежда в зеленых пятнах была путеводителем для смертоносных намерений, спрятанных в земле.
Пока Хон отсутствовал, остальные шнуроносящие занимались лошадьми — ласкали, заманивали их в воду и уговаривали поесть. Изнеможенные мустанги крепли на глазах под их добрыми руками. Удовлетворенные тем, что их скакуны находятся в хороших руках, Лорды с Кеаном и Тьювором удалились посовещаться. Воины тем временем занялись приготовлением пищи.
Кавинант проклинал исходящий от еды аромат. Он лег на жесткую траву и попытался успокоить сосущую пустоту внутри, глядя в небо. Усталость овладела им, и он некоторое время дремал. Но вскоре был разбужен новым запахом, который с новой силой всколыхнул терзающий внутренности голод.
Он исходил от пучков роскошных, похожих на папоротник цветов, которые жевали лошади, — лечебной травы, собранной для них шнуроносящим Хоном. Теперь все лошади были уже на ногах, и сила, казалось, прямо на глазах вливалась в них, пока они ели траву. Пикантный аромат цветов заставил Кавинанта на мгновение представить, как он стоит на четвереньках и жует, подобно лошадям. С трудом подавив ярость, он сказал:
— Однако пища лошадей пахнет гораздо приятнее, чем людская.
Шнуроносящий Руста улыбнулся странной улыбкой и сказал:
— Это растение для людей ядовито. Это аманибхавам, цветок здоровья и безумия. Лошадей он лечит, но мужчин и женщин… Ах, они для него чересчур мелки.
Кавинант ответил ему пристальным взглядом и попытался подавить в себе стон голода. Он чувствовал упрямое желание попробовать траву, все его чувства говорили ему, что это деликатес. И все же мысль о том, что он пал так низко, была горька, и вместо пищи он смаковал эту горечь.
Растения эти сотворили с лошадьми настоящие чудеса. Вскоре они нормально ели и пили — и выглядели достаточно окрепшими, чтобы продолжать путь. Отряд покончил с едой, и воины убрали остатки пищи в мешки. Шнуроносящие объявили, что лошади готовы отправиться в путь. Вскоре всадники уже ехали на юг через невысокие холмы Ра, сопровождаемые ранихийцами, легко бежавшими трусцой рядом с лошадьми.
Под копытами лошадей травянистые поля переливались словно мягкие волны, создавая для отряда впечатление скорости. Они ехали по густой траве вверх и вниз, по невысоким пологим склонам, вдоль неглубоких долин, между рощицами и небольшими лесами, мимо узких потоков, через широкие поля.
Это была довольно суровая земля. Кроме вездесущей алианты пейзаж не оживлялся ни фруктовыми деревьями, ни культурными насаждениями, ни цветами, за исключением аманибхавам. И все же равнины казались полными стихийной жизни, словно низкие, пологие холмы были образованы пульсацией почвы, а жесткая трава была достаточно питательна, чтобы прокормить любого, чей желудок окажется достаточно крепок, чтобы переносить такую пищу. Когда солнце начало клониться к закату, вереск на склонах холмов стал красным. Стадо антилоп вышло из леса, чтобы напиться из источников, а вороны крикливо начали слетаться на широкие ветви каштанов, усеянные их гнездами.
Но больше всего внимание всадников привлекали встречавшиеся на пути ранихины. Мчались ли они галопом, словно триумфальные знамена, или резвились вместе на вечерних играх — огромные лошади были окружены каким-то ореолом величественности, словно сама земля, по которой они гордо ступали, гордилась их созданием. В буйной радости они звали к себе скакунов Стражей Крови, и те исполняли танец копытами, словно не в состоянии были сдерживать радостное возбуждение от того, что снова дома. Потом свободные ранихины уносились прочь, полные веселой крови и неукротимой энергии, извещая всех о своем приближении веселым ржанием. Эти звуки заставляли воздух звенеть от перенасыщенности жизнью.
Вскоре солнце зашло, попрощавшись с равнинами оранжевым пламенем. Кавинант смотрел на закат с каким-то странным удовлетворением.
Он устал от лошадей, устал от ранихинов, и от ранихийцев, и от Стражей Крови, и от Лордов, и от Дозора, устал от этой бесконечной круговерти. Ему хотелось темноты и сна, несмотря на кровавый свет от его кольца, приближение луны и крыльев ужаса, похожих на крылья стервятников. Но когда солнце исчезло, Руста сказал Протхоллу, что отряду лучше не останавливаться.
— Есть опасность, — сказал он. — Другими ранихийцами в траве были оставлены предупредительные знаки.
Отряду следовало двигаться до тех пор, пока он не окажется в безопасности — еще несколько лиг. Поэтому они продолжили движение. Позже взошла луна, и ее оскверненный серп превратил ночной мрак в кровь, вызвав мрачный отсвет у кольца Кавинанта и его голодной души.
Потом Руста сделал всадникам знак придержать лошадей и соблюдать тишину. Они осторожно поднялись по южной стороне холма и остановились неподалеку от гребня. Всадники спешились, оставили несколько Стражей Крови присматривать за лошадьми и следом за шнуроносящими поднялись на вершину холма.
Низкая плоская земля лежала к северу от холма. Шнуроносящие некоторое время всматривались, потом указали на какую-то точку. Кавинант поборол сонливость, застилавшую глаза, и сквозь красную тьму увидел темное пятно, двигающееся по равнинам на юг. — Креш, — прошептал Хон. — Желтые волки — порождение Терзателя.
Они пересекли Камышовый Проток.
— Ждите нас здесь, — сказал Руста. — Опасность вам не грозит.
Он и все шнуроносящие растворились во тьме.
Члены отряда инстинктивно придвинулись ближе друг к другу и до боли в глазах начали всматриваться в жидкий красный свет, который, казалось, сочился, подобно поту, из клубящейся тьмы равнин. В беспокойном ожидании они стояли молча, едва дыша.
Пьеттен сидел на руках у Ллауры, совсем проснувшись с наступлением темноты.
Позже Кавинант узнал, что стая насчитывала пятнадцать огромных желтых волков. Их плечи были на уровне пояса человека, у них были массивные челюсти с кривыми острыми клыками и желтые голодные глаза. Они шли по следу ранихина-жеребенка, единственной защитой которого была его мать. В легендах ранихийцев говорилось, что дыхание крешей было достаточно горячим, чтобы опалять землю, и везде, где они прошли, оставались следы страдающей травы. Но единственное, что видел Кавинант сейчас, — приближающаяся темнота, которая с каждой минутой становилась все гуще.
Потом ему показалось, что в хвосте стаи произошло короткое замешательство, а после того, как волки двинулись дальше, на земле как будто осталось что-то едва различимое — две или три неподвижные точки.
Стая снова завертелась. На этот раз тишину нарушило несколько коротких завываний удивления и страха. Раздавшееся затем резкое рычание внезапно замолкло. В следующий миг стая ринулась прямо в сторону отряда, оставив позади еще пять точек. Но теперь Кавинант был уверен, что эти точки — мертвые волки.
Еще три креша упали на землю. Теперь он уже мог рассмотреть три фигуры, отскочившие от мертвых и бросившиеся вдогонку остальным.
Они исчезли в тени у подножия холма. Из тьмы донеслись звуки борьбы — яростное рычание, лязг челюстей, упустивших добычу, и треск костей.
Потом вновь наступила тишина. Из тьмы не раздавалось ни звука.
Чувства людей обострились, поскольку они ничего не видели — тень достигала почти до самого гребня холма, на котором они стояли.
Внезапно они услышали звук неистового бега. Он приближался прямо к ним.
Протхолл прыгнул вперед. Он поднял посох и голубое пламя рванулось из его наконечника. Внезапный свет озарил одинокого волка, бросившегося на него с ненавистью в глазах.
Тьювор очутился рядом с Протхоллом на миг раньше, чем великан. Но Морестранственник вышел вперед, чтобы ответить на вызов волка.
Потом, неожиданно для всех, шнуроносящая Грейс выросла прямо перед мордой креша. Ее движения были такими точными, словно она исполняла танец. Быстрым рывком она сняла с талии шнурок, не двигаясь с места. Когда креш прыгнул на нее, она захлестнула петлю вокруг его шеи и аккуратно отошла в сторону, развернувшись, чтобы тверже стоять на ногах. Сила волчьего прыжка, затянувшая петлю, сломала ему шею. Рывок сбил Грейс с ног, но она легко перекатилась на бок, удерживая натяжение шнурка, и встала в такую позу, чтобы сразу прикончить креша, если тот проявит признаки жизни.
Дозор встретил ее действия низким гулом восхищенных голосов. Она посмотрела на них и робко улыбнулась. Потом она повернулась, чтобы приветствовать других шнуроносящих, выскочивших из тени холма. Они были целы и невредимы. Все волки были мертвы.
Опустив посох, Протхолл отвесил шнуроносящим поклон на манер ранихийцев. — Неплохо сработано, — сказал он.
Они поклонились в ответ.
Когда он погасил пламя посоха, вершина холма вновь погрузилась в красную тьму. В кровавом свете всадники начали возвращаться к лошадям. Но Баннор подошел к мертвому волку и снял с его шеи шнурок Грейс. Взяв за концы и натянув его своими сильными руками, он сказал:
— Хорошее оружие.
Голос его был как всегда до странного бесстрастным.
— С его помощью ранихийцы совершали великие дела в те дни, когда Высокий Лорд Кевин в открытую боролся с Порчей.
Что-то в голосе напомнило Кавинанту, что Стражи Крови были живыми людьми, которые более чем два тысячелетия не знали женщин.
Затем, под влиянием странного порыва, Баннор напряг мышцы, и шнурок порвался. Слегка пожав плечами, он бросил обрывки на мертвого креша. Его движение несло в себе законченность порицания. Не взглянув на шнуроносящую Грейс, он сошел с гребня холма, чтобы сесть верхом на ранихина, избравшего его.
Глава 19
Выбор Кольценосца
Шнуроносящий Руста известил Протхолла о том, что, согласно традиции ранихийцев, убитые преследователи ранихинов оставлены стервятникам. Ранихийцы не желали оказывать честь крешам или оскорблять землю, закапывая их, а сжечь трупы означало подвергнуть равнины угрозе степного пожара. Поэтому всадники смогут отдыхать, как только лошади окажутся вне досягаемости запаха смерти. Шнуроносящий повел отряд снова на юг и, пройдя примерно лигу, остановился, убедившись, что ночной ветер не донесет тревожного запаха до животных. Отряд разбил лагерь.
Кавинант спал беспокойно, просыпаясь то и дело с таким ощущением, будто ему в живот упирается наконечник копья. И когда наступил рассвет, он ощутил внутри такую пустоту, словно провел всю ночь в попытках нанести ответный удар голоду. И когда его нос снова почувствовал притягательный запах ядовитой аманибхавам, глаза наполнились слезами, словно его ударили. Он сомневался, что сможет еще долго оставаться на ногах. Но ответа, которого он ждал, он так и не получил. Он не находил в себе никакого озарения, и зеленый узор Мшистого Леса на его платье казался непонятным. Верный инстинкт подсказывал ему, что он сможет найти то, чего ему не хватало, лишь только если останется голоден. Когда его попутчики поели и были готовы к походу, он по инерции забрался на Дьюру и двинулся вперед вместе со всеми. Время от времени по щекам у него текли слезы, но он не плакал.
Он чувствовал себя переполненным страстью, но не мог выплеснуть ее. Проказа не позволяла ему сделать это.
Словно в противоположность холодному пеплу его настроения, день был приветливый, полный яркого, безоблачного солнца и теплого южного ветра, глубокого неба и невысоких холмов. Вскоре отряд полностью подчинился чарам равнин — величественных и суровых, украшенных гордыми стадами ранихинов. Время от времени могучие лошади проносились мимо рысью или галопом, посматривая на всадников со смешинками в глазах и окликая их звучными криками. Их вид прибавлял скорости бегу шнуроносящих, и, когда утро закончилось, Грейс и Фью вместе запели:
Кавинант спал беспокойно, просыпаясь то и дело с таким ощущением, будто ему в живот упирается наконечник копья. И когда наступил рассвет, он ощутил внутри такую пустоту, словно провел всю ночь в попытках нанести ответный удар голоду. И когда его нос снова почувствовал притягательный запах ядовитой аманибхавам, глаза наполнились слезами, словно его ударили. Он сомневался, что сможет еще долго оставаться на ногах. Но ответа, которого он ждал, он так и не получил. Он не находил в себе никакого озарения, и зеленый узор Мшистого Леса на его платье казался непонятным. Верный инстинкт подсказывал ему, что он сможет найти то, чего ему не хватало, лишь только если останется голоден. Когда его попутчики поели и были готовы к походу, он по инерции забрался на Дьюру и двинулся вперед вместе со всеми. Время от времени по щекам у него текли слезы, но он не плакал.
Он чувствовал себя переполненным страстью, но не мог выплеснуть ее. Проказа не позволяла ему сделать это.
Словно в противоположность холодному пеплу его настроения, день был приветливый, полный яркого, безоблачного солнца и теплого южного ветра, глубокого неба и невысоких холмов. Вскоре отряд полностью подчинился чарам равнин — величественных и суровых, украшенных гордыми стадами ранихинов. Время от времени могучие лошади проносились мимо рысью или галопом, посматривая на всадников со смешинками в глазах и окликая их звучными криками. Их вид прибавлял скорости бегу шнуроносящих, и, когда утро закончилось, Грейс и Фью вместе запели: