Дорошевич Влас. Сказки и легенды

   И они принялись стараться друг перед другом, чтобы отличиться усердием и попасть в число десяти.
   - Проклятый старик! Старый дурак! Позор и бесчестье нашего рода! - кричал толстый раджапут, обливаясь холодным потом и стараясь хлестать изо всех сил.
   - Негодяй! Погубитель Джейпура! Наш погубитель! - шамкал старик, с трудом поднимая плеть.
   - Оскорбить Раму! Великого Раму! Раму - нашего бога!
   - Славного Раму!
   - Величайшего из раджей!
   - Довольно! - крикнул Рама. - Я видел ваше усердие ко мне и верю вам. Вы будете верны мне, пока я буду силен. Отпустить из них десятерых, кого хотите, - приказал он воинам, - а остальных повесить!
   Тело Субрумэни он приказал привязать на аркан за телегой и так тащить до Бенареса. Он написал тестю:
   "Ты потерял презреннейшего из своих рабов, - накорми хоть, по крайней мере, собак". И с этой запиской отправил ему тело. Так прошла эта ночь.
   Под утро солдаты, утомленные работой разрушения, убийствами и наслаждениями, уснули, и женщины в пещере, когда взошло солнце, сделались смелее и заговорили. Так начинают щебетать птицы с восходом солнца.
   - Кто ты, госпожа, прекрасная, как богиня? - обратились к Серасвати пожилые женщины, становясь перед ней на колени и целуя ее одежду. - Кто ты, спасшая наших дочерей? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли повторять твое имя, молясь богам, вместе с именами наших дочерей!
   - Кто ты, прекрасная девушка? - говорили молодые, вслед за старыми, становясь на колени и целуя одежду Серасвати.
   - Кто ты, спасшая нас от поругания и смерти? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли произносить твое имя, как имя матери, молясь богам!
   - За тебя ли надо молиться, тебе ли молиться?
   - Смертная ты или богиня?
   Серасвати улыбнулась им улыбкой, печальной, как восход солнца в туманное утро.
   - Я несчастнейшая из смертных. Меня зовут Серасвати. Я дочь того, кто был вчера еще раджей Джейпура.
   При этом имени ужас отразился на лице у всех.
   - Ты - Серасвати?
   - Принцесса, которую ищут?
   - Да, это я!
   Женщины вскочили.
   Теперь уж их лица были полны яростью. Той яростью, которую родит трусость.
   - Зачем же ты не сказала этого раньше?
   - Ты прячешься за нашими спинами!
   - Ты прячешься в толпе несчастных!
   - Как волк, в которого целит охотник, прячется в толпе овец.
   - Я прячусь за вашими спинами? Я? Которая вас спасла?
   Но в ужасе не рассуждают.
   - Моя дочь рядом с Серасвати?!
   - Какой ужас! Моя дочь вместе с Серасвати!
   Серасвати не могла не улыбнуться.
   - С принцессой Серасвати!
   - С Серасвати, которую ищут!
   - Как преступницу!
   - Чтобы наказать!
   Они спешили в безумном материнском страхе подальше оттащить своих дочерей, словно от прокаженной.
   - И моя дочь рядом с нею?!
   - Тише! Нас услышат!
   И женщины замолкли в ужасе, что их крики услышали.
   - Вон! Вон отсюда! - зашептали они.
   - Дайте же мне хоть дождаться темноты, чтоб уйти незамеченной.
   - Сейчас же, сейчас же вон!
   И их шепот показался ей похожим на шипение змей. Она с отвращением вышла из пещеры.
   - Я прячусь за их спины! Люди, как мало вы справедливы, когда бываете счастливы! Мой бедный отец! И в вас совсем умирает справедливость, когда вы несчастливы!
   Она смело пошла по разоренному саду, не боясь встречи и смерти.
   Но смерть похожа на собаку.
   Она кидается на того, кто от нее бежит. И не трогает того, кто смело идет прямо на нее. Да и несчастия Серасвати не все еще кончились. Когда что-нибудь знает кто-нибудь один, - есть уверенность, что это вскоре узнает весь мир.
   Миначчи скоро узнала, в чем состояло оскорбление, которое нанес раджа Субрумэни ее мужу. И сердце ее наполнилось ревностью.
   С женщинами это случается часто. Она ревновала, еще не успев полюбить своего мужа.
   - Прекрасно! Прекрасно! - говорила Миначчи. - На мне женятся от досады, и меня бросают из любви. Я тряпка, которой перевязывают рану в сердце, нанесенную другой. Меня он бросил, не кончив свадебных торжеств, чтоб идти завоевывать ее. И она получает теперь поцелуи, которые принадлежат мне. А, может быть, и меня он целовал, думая о ней, и я получала поцелуи, принадлежавшие ей? Меня грабят, когда не обманывают, и обманывают, когда не грабят.
   Известие, что Серасвати бежала при взятии Джейпура, наполнило Миначчи искренней радостью. Но, чтобы быть спокойной, она отдала приказ: - Тому, кто доставит принцессе Миначчи, супруге Рамы, бывшую принцессу Серасвати, живую или мертвую, - будет выдано столько серебра, сколько весит Серасвати.
   И, в ожидании поимки, наслаждалась больше, чем местью, - мечтами о мести.
   Так грезы о любви слаще самой любви. И в обладании мечты об обладании лучше самого обладания. Миначчи мечтала:
   - Я прикажу выколоть ей глаза, выдернуть все зубы и по одному выщипать каждый волос, я прикажу вырвать ей груди железными клещами и выжечь клеймо на щеках. Узнает ли мой муж свою красавицу?
   Но тут же решила иначе.
   - Нет. Зачем трудиться быть жестокой самой, когда что есть более беспощадное, чем природа?
   Она приказала собрать сто оспенных больных и запереть их в здание подальше от дворца.
   - Я посажу к ним Серасвати, когда ее приведут. А в ожидании она приказала делать каждый день жертвоприношение богине Оспы, чтобы умилостивить ее на гнев, и богу Сива, чтобы он сохранил Серасвати живой.
   Когда весть об этом дошла до Серасвати, она перевела свой изумленный взгляд с земли на небо.
   - И эти жертвоприношения будут приняты, и эти моленья исполнены? Что ж тогда боги? Они делают для людей гнусности за маленькие подарки? И так как никогда не может быть счастлив один, чтобы не был несчастлив другой, - то боги непрестанно делают людей несчастными за цветок или за молитву? Говорят, что боги создали землю по образцу неба. Можно подумать, что, наоборот, люди создали себе небо по образцу земли. И, желая создать себе слуг, создали богов!
   Выйдя из пещеры и благополучно миновав пустынные сады, Серасвати была изумлена.
   В противность обычаю, не весь Джейпур был сравнен с землей.
   Тот, кто мог заплатить за свою жизнь деньгами, - остался жив.
   После страшной ночи купцы раскладывали товары в уцелевших лавчонках.
   Награбленные ими у других, убитых, торговцев. А покупатели ходили и присматривали товары, собираясь покупать.
   На награбленные деньги покупать.
   Купцы были довольны, что у них стало меньше соперников. А покупатели радовались, что немного осталось народа, и можно все дешевле купить.
   В общем же никто особенно не запрашивал я особенно не торговался: продавали краденый товар и покупали на краденые деньги.
   Уцелело несколько домов знатнейших раджапутов. Один указал потайное место, где хранились сокровища старого раджи, - и тем заслужил расположение нового повелителя.
   Другой обещал указать, где хранится еще больше сокровищ, - и тем входил в милость.
   Садами домов, прячась и укрываясь, прошла Серасвати в жилище вельможи, ближайшего своего родственника.
   - Серасвати, ты осталась жива?! - воскликнул он с изумлением, увидев ее.
   - Да, и даже не совершив измены! - ответила Серасвати. Спокойствие этого дома говорило ей о совершенной измене. - Но не бойся! Я не стану стоять укором перед твоими глазами. Спрячь меня только в течение дня и дай возможность бежать ночью.
   - Правда, я бичевал сегодня ночью тело твоего отца, - сказал смущенно, опуская глаза, раджапут, думая, что Серасвати все известно, - но на тебя у меня не поднялась бы рука. Твои несчастья кого не тронут! И будь я один... Но у меня семья. Я должен думать о ней.
   - И, заботясь о своем сыне, ты хочешь, чтобы у него был отец негодяй?
   - Те, кому нечего терять, как тебе, называют подлостью всякое благоразумие. Не подплывай к тонущему. Скорее он тебя утопит, чем ты его вытащишь. Несчастье прилипчиво. Когда мы устраиваем пир, мы зажигаем огни так, чтобы нигде не было темного уголка. В темноте прячутся мрачные мысли. Жизнь моей дочери была сплошным пиром, я не хочу, чтобы чужое горе наложило отпечаток на ее нежную душу!
   - О, святость семейных уз! О, жизнь, полная жертв! Вы приносите детей в жертву себе и себя в жертву детям. Прощай! Желаю твоей дочери, если с ней случится несчастье, постучать в дверь к человеку не столь добродетельному.
   И сама она постучала в дверь другого родственника, другого раджапута.
   - Серасвати! О, боги! - воскликнул он.
   - В твоем голосе больше изумления, чем радости. Но мне все равно, из какого чувства ты дашь мне приют до ночи и лошадь ночью. Ты еще не успеешь придти в себя от изумления, как меня уж не будет в твоем доме.
   - Нет, Серасвати!
   Он не потупился и глядел на нее прямо.
   - Я слишком чту и боюсь богов, чтобы та, кого они преследуют, переступила порог моего дома. Вспомни все. Могущество твоего отца и его падение. Безумие, его поразившее. Его гордость и твое унижение. Разве здесь во всем не видна воля богов?
   - Кшатриа, ты говоришь как браман.
   - Я счастлив, если это так. Кто же смертный, кто дерзнет воспротивиться воле богов? Кто, безумец, подставит свою слабую грудь под разящий меч бога Сивы и, гордый, подумает, что меч бога разобьется об его жалкую грудь?
   - Воин кастою, твоя мать согрешила с браманом, когда зачинала тебя.
   - Лучше ругательства врага богов, - лишь бы не его благодарность!
   - Прощай, тигр с душою козленка! Жрец, нарядившийся воином! Отбивай хлеб у браманов, чтобы они прокляли тебя и призвали на твою голову все несчастья. Но до тех пор люди пусть станут меньше чтить и бояться богов. Иначе ты погибнешь среди богобоязненных людей, как среди диких зверей.
   - Серасвати! Ты оскорбляешь вечно радующихся!
   - Нет! Слава богам, создавшим тебя.
   Она толкнулась в третью дверь. Ужасу раджапута здесь не было пределов.
   - Серасвати! Что за безумие ты делаешь?
   - Безумие! что я бегу от позора?
   - Но Рама, наш раджа, отдал приказ отыскать тебя!
   - И я должна сделаться его наложницей? Я? Дочь раджи?
   - Раджа тот, кто раджа сегодня.
   - Если бы вчера я сделалась наложницей Рамы, - это было бы преступлением, если я сделаюсь ею сегодня, - я исполню свой долг. Раджа переменился в Джейпуре. Но, ведь, я-то осталась та же, что была и вчера. Что же? Мой долг - совершить преступление, или преступление исполнить свой долг?
   - Мы обязаны повиновением радже.
   - Если знатные ему так повинуются, то зачем Раме рабы? Желаю, чтобы те же самые мысли пришли тебе в голову, если Рама захочет сделать наложницей твою дочь. А, может быть, я угадываю твое заветное желание?
   - В тебе говорит безумие!
   Четвертый раджапут встретил Серасвати вздохом сожаления.
   - У тебя добрая душа, но способна ли она на что-нибудь, кроме вздохов? - сказала Серасвати. - Или и ты собираешься меня награждать добрыми словами на пороге, вместо того, чтобы впустить к себе в дом, и дать мне добрый совет, вместо лошади?
   Раджапут снова вздохнул.
   - Серасвати, голос отца я слышу в твоих словах.
   - Да, я приходилась дочерью моему отцу.
   - В тебе говорит гордость. Но каждому положению присуще свое чувство.
   - Мне?
   - Смирение. Несчастию к лицу смирение, как гордость - украшение власти.
   - И я смиренно должна сделаться наложницей убийцы моего отца?
   - Я тебе не советую этого. Я советую одно: покориться. Орлы борются с бурями, а раненой птице одно - лететь по ветру. Со вздохом говорю тебе это, но иного сказать не могу.
   - Смирение! Покорность! Перед тем, как говорить с несчастными, ешь благовонные травы. Тогда твои вздохи хоть усладят их ароматом.
   И, оставшись одна пред захлопнутой дверью, Серасвати сказала себе:
   - Нет! Я стану слишком святою, если буду продолжать стучаться к вельможам. Люди пускают в несчастных советами, как дети в собак камнями. Чтоб отогнать их от своего дома. Смирение! Покорность! Мы выдумали тысячи стражей, чтобы они оберегали нас от других. Всякий хотел бы, чтобы другие были честны. Тогда легче их обворовать. Добродетель - это то, что нам выгодно видеть в других. Смирение! Покорность! Боги, создавшие нас земными богами, не знают ни смирения, ни покорности. Мы сами выковали все эти цепи. Для других. О, вечно радостные боги! И вашего веселья не нарушает вид нечестивицы, нарушающей все законы неба и земли, лишенной смирения, не знающей покорности ни вам, ни родине? Семейные узы, повиновение богам, благоразумие, покорность власти, добродетели, - о, боги! - все это существует для того, чтобы я сделалась наложницей Рамы! Никогда меня столько не направляли на путь добродетели, как с той минуты, когда я сделалась несчастной! Бедняков направляют на путь добродетели, как воров сажают в тюрьму. И добродетель - это тюрьма, в которую хотели бы посадить бедняков!
   Она вышла из полуразрушенного города, по дороге, увидев труп убитого юноши, переоделась в его платье и стройным юношей, легким на ногу, бежала в горы.
   Вблизи вершин она встретила стадо овец и пастухов, которые, собравшись вокруг костра, сидели и молчали, потому что им не о чем было говорить: они не видели ничего, кроме неба, овец, гор и друг друга.
   - Привет и мир вам! - сказала Серасвати, подходя к костру.
   - Привет и тебе, путник, а мир у нас всегда! - ответил один из пастухов.
   - В долинах, однако, война. Жители Непала и Бенареса напали на жителей Джейпура, покорили страну и разрушили город.
   - А нам не все ли равно? - пожал плечами пастух. - Мы сгоним овец с гор, когда придет время стрижки, - а кто будет стричь шерсть, жители Непала, Бенареса или Джейпура, - не все ли равно нам и овцам?
   "Да, здесь мир! - подумала Серасвати. - Недаром в божественной песне рассказывается, что Кришна принял вид пастуха. Вот, люди такими, какими создала их природа".
   - Могу ли я отдохнуть у вас? Я устал. Измучен дорогой! - сказала она.
   - Посиди у костра, юноша, поешь, что осталось, и ложись, вон там, в шалаше.
   Серасвати, измученная всем, что случилось, посидела недолго у костра, ушла в шалаш и тотчас заснула. Проснулась она среди ночи вдруг от какой-то тревоги. Сквозь плетень шалаша был виден горевший костер. Пастухи не спали.
   Когда люди ночью не спят, они совершают или обдумывают что-нибудь дурное.
   И сердце Серасвасти наполнилось еще большей тревогой. Она прислушалась.
   - Говорю, я видел своими глазами, - говорил один пастух странным, дрожащим отчего-то голосом, - я зашел в шалаш и высек огонь, чтобы разыскать свою овчину. Она лежала разметавшись. Переодетая женщина!
   - Я подумал это и раньше. У юноши маленькие и нежные руки, без мозолей. У мужчины таких не бывает! - сказал другой.
   - А я почувствовал это по какой-то дрожи, которая охватывала меня всего, когда она сидела рядом! - сказал третий.
   Они замолчали. И было что-то страшное в этом молчании.
   Собака опасней, когда молчит, чем когда лает.
   - Что ж с ней делать? - хриплым голосом спросил один, словно чем-то давясь.
   - Что делают с женщиной! - ответил другой. - Я никогда не встречал женщины.
   - Я встретил раз старуху-нищенку. Ее могла принять за женщину только моя страсть.
   - Не пропускать же такой красавицы. Такой еще раз в жизни не увидишь! Это боги нам послали.
   - Не пренебрегать же их милостью!
   "Опять боги!" - подумала Серасвати.
   - Как я ее люблю! - словно чем-то захлебнулся один.
   - И я!
   - И я!
   - Кто ж такой может не любить!
   "Вот что человек, такой, каким его создала природа, называет любовью!" - с ужасом подумала Серасвати, встала и, вся дрожа, вышла из шалаша.
   - Прощайте, добрые люди. Благодарю вас, что не обидели бедного странника. Я выспался и иду в путь.
   Но пастухи преградили ей дорогу.
   У них у всех были теперь глупые лица и хриплые голоса.
   - Нет! - сказал один. - Юношу мы бы отпустили. А женщину нельзя пустить одну в горах ночью!
   Они глупо улыбались.
   - Во имя сострадания, пустите! - воскликнула Серасвати, кидаясь перед ними на колени.
   Их лица стали угрюмы.
   - Нельзя другому давать той монеты, которой сам не получал! сказал один.
   - Неужто вы захотите воспользоваться моим несчастьем?
   - Афганец, у которого я занял одну серебряную монету на похороны матери, взял с меня двадцать, и я два года работал на него. Все пользуются нашим несчастьем. Что ж нам раз в жизни не попользоваться чужим, если боги послали такой случай?
   - Слушайте же! Один миг внимания. Мои несчастия превосходят меру человеческих бедствий. Их нельзя выслушать без слез. Я принцесса, в один день потерявшая все: отца, власть, дворец, родину...
   - Велико несчастье! - расхохотался пастух. - Живем же мы без дворцов и без власти!
   - Может быть, у вас, у знатных, все это большие несчастья, сказал другой, - но мы не видели счастья. И нас разжалобить несчастиями мудрено. Ты жалуешься слепому, что видишь только на один глаз.
   - Пощадите же хоть чистоту. Я девушка!
   - Э, да что там с нею разговаривать! Ночь бежит!
   И пастухи тешились ею, пока их не охватило отвращение.
   - Что бы сделать с этой тварью? - спросил один, отворачиваясь от лежавшей без чувств Серасвати.
   - Если бы в городе, можно бы созвать народ и опозорить, как следует!
   - Посмеялись бы. Горожане любят посмеяться.
   - Кто не любит посмеяться, когда есть над чем.
   - Бросить ее в пропасть, - и все.
   - Чтобы не визжала, когда очнется!
   Пастухи взяли Серасвати за руки и за ноги, отнесли на край обрыва, раскачали и бросили в пропасть, на дне которой были острые камни.
   - И все схоронено, как будто ничего и не было! - весело сказал один. И, усталые, они пошли спать.
   Но, падая на дно пропасти, Серасвати упала на медведя, который залег на дне.
   Когда на него неожиданно что-то свалилось, медведь испугался и убежал.
   А Серасвати, упав на него, не разбилась. Боги хранили ее для новых испытаний. Она еще не знала, что такое люди.
   Очнувшись с болью во всем теле, Серасвати кое-как выбралась из пропасти, на дне которой лежала, и с трудом пошла вперед, - в страну, где не знали бы принцессы Серасвати, и где было бы все равно, что делается в Джейпуре.
   Она боялась спуститься в долину и идти по дороге, чтоб не встретить жителей Джейпура, Непала или Бенареса, знающих, что такое законы и повинующихся им, - чтоб ее не схватили. И боялась идти по горным тропинкам, чтоб не встретиться с людьми, такими, какими их создала природа.
   Как дикий зверь, она пробиралась среди камней, где не ступала еще нога человека, среди колючих кустов, шла по обрывам бездонных пропастей.
   Пробираясь так, она услышала детский смех. Словно серебряный колокольчик звенел на земле. Маленький ребенок полз по самому краю пропасти и ловил бабочку, которая перелетала с камня на камень, чтоб оборвать ей крылья.
   Серасвати забыла о боли, наполнявшей ее тело, в два прыжка была уже около ребенка и схватила его на руки в то мгновенье, когда он потянулся за бабочкой, полетевшей над пропастью. Мать живет в каждой женщине.
   Серасвати крепко прижала ребенка к своей груди и осыпала поцелуями его лицо, которое вдруг покрылось слезами. С перепуга ребенок расплакался.
   - Ты смеялся, когда шел к смерти, и плачешь, когда тебя вернули к жизни! - рассмеялась Серасвати. - Ты мудр! Хорошо или дурно я делаю, спасая тебя от смерти? Разве человек, делая что-нибудь, знает, хорошо или дурно он поступает? А пока - идем.
   В глубине, под горой, она увидела хижину.
   - Не оттуда ли ты приполз сюда?
   И она, бережно держа ребенка, спустилась с горы.
   Приближаясь, она услышала пронзительные вопли и увидела женщину, которая металась, как безумная, крича:
   - Кришна! Мой Кришна!
   - Не этот ли замарашка носит имя бога? - издали крикнула ей Серасвати.
   Женщина кинулась к ней. Всякая мать безумна, когда теряет ребенка.
   - Ты украл моего сына! - завопила она, принимая Серасвати по одежде за юношу.
   - Я украл его, но не у тебя, а у смерти! - улыбаясь, ответила Серасвати и рассказала обезумевшей теперь уже от радости женщине, как спасла ее ребенка.
   Выслушав рассказ, женщина упала на колени перед Серасвати и целовала ее одежду.
   - Прости меня за безумное слово, господин. Но сами боги создали матерей безумными. Войди в нашу хижину и отдохни с дороги. Я угощу тебя тем, чем могут угостить нищие: прохладой хижины в знойный день. Вот вернется мой муж. Пусть и он коснется устами твоей одежды.
   - За отдых благодарю. Я нуждаюсь в нем, устал и весь разбит: я сам упал в такую же пропасть, от какой спас твоего сына.
   - Благоволение богов да войдет с тобой в нашу хижину, путник!
   - Да будет так, как ты молишься! - ответила Серасвати обычным ответом на молитву.
   Вскоре вернулся из Джейпура муж бедной женщины, - и она рассказала ему все, что случилось без него.
   Когда Серасвати проснулась, Ганепати стал перед ней на колени и поцеловал край ее одежды.
   - Да будет благословен Брама, создавший и пропасти, и добрых людей. Ты спас, юноша, больше, чем мою жизнь. Жизнь моего ребенка. Мы, нищие, родя детей, обрекаем их на нищету, лишенья, страданья. Мы чувствуем себя виноватыми перед ними и, быть может, потому так любим их. Будь гостем под моим кровом и останься здесь, пока не отдохнешь от пути и не оправишься от нездоровья.
   Они сели за скудный обед, достаточный лишь для того, чтобы не мучиться голодом.
   - Что нового в Джейпуре? - спросила жена у Ганепати.
   - Много новостей. Развалины там, где были дворцы, трупы повешенных на деревьях, где были цветы. Одни повешены просто. Другие вверх ногами. Люди любят разнообразие. В казнях, как и в пище.
   - Люди искусники по природе! - заметила Серасвати. - Из всякой гнусности они сумеют сделать себе удовольствие. И всякое удовольствие превратят в гнусность.
   - Есть еще одна новость! - продолжал Ганепати. - Миначчи, супруга нового раджи, с бесчисленными служанками и телохранителями прибыла в Джейпур и объявила милость народу. Она обещает столько серебра, сколько весит принцесса Серасвати, дочь старого раджи, тому, кто укажет, где скрывается эта негодяйка, из-за которой погиб Джейпур. Об этом глашатаи объявляют на площадях, базарах и по дорогам.
   - Столько серебра! Дорого же ценят знатные себя и друг друга! воскликнула жена Ганепати, принимаясь есть теперь, когда кончили есть мужчины. - Вот, если бы в наши руки попалась эта принцесса!
   - Боги никогда не бывают так милостивы к бедным. Бедным не на что приносить им жертвы! - мрачно сказал Ганепати.
   - Разве только наш дорогой путник принесет нам с собой милость богов. Благословение богов лежит в котомке у гостя.
   - Ты отдал бы принцессу Серасвати на мученья? - спросила Серасвати.
   Ганепати взглянул на нее с изумлением:
   - А что ж? Отказываться от милости богов, когда они ее посылают?
   "Снова боги!" - подумала Серасвати, и душа ее улыбнулась так горько, что слезы выступили у нее на глазах.
   - Она же заслужила все мученья, которые сможет выдумать для нее принцесса Миначчи. Проклятая тварь, сумасбродная девчонка! Из-за нее погиб ее отец, Джейпур, тысячи людей. Из-за нее в развалинах дворцы, пусты храмы, деревья увешаны трупами. Если бы собрать все стоны, которые раздавались из-за нее, в один, этим воплем ее убило бы, как громом. Она утонула бы в крови, которая пролита из-за нее. Проклятье ей!
   Жена Ганепати кончила обед и ушла по хозяйству.
   - Ты разъяряешь свое сердце, - тихо сказала Серасвати, - как человек, который хочет убить невинного.
   - Мне нет дела ни до чего! - мрачно сказал Ганепати. - Но когда мне приходится выбирать между своим ребенком и чужой дочерью, - я думаю о счастье своего ребенка. Какой бог или смертный скажет, что я не прав?
   - Но Серасвати несчастна. И, несчастный сам, ты должен понять лучше чужое несчастье.
   - Когда зубы болят у меня и у соседа, - мне кажется, что боль соседа - пустяки в сравнении с моей.
   - Слушай же!
   Серасвати рассказала ему все, что пришлось ей претерпеть. Ганепати остался холоден.
   - История достойна слез. Но наше сердце от несчастья покрылось мозолью, как руки от труда, ноги от ходьбы. Нас не тронешь чужим несчастьем, когда много своего, - как богач не станет есть чужого хлеба, так бедняку нечего плакать чужими слезами. Слез у меня довольно своих. Вот, если бы я был раджею, я, узнав историю Серасвати, послал бы сражаться за нее и умирать своих воинов. Но заставлять из-за нее умирать с голода своего сына? Нет.
   - И ты предал бы принцессу Серасвати после всего, что знаешь об ее судьбе? - спросила Серасвати.
   - Я заработал бы деньги, посланные богами для спасения моей семьи.
   - Так предавай же. Эта одежда - ложь, как все на земле. Я Серасвати, принцесса Джейпура, дочь старого раджи Субрумэни.
   С ужасом взглянул на нее Ганепати.
   - Ты мой гость... Ты моя гостья. Священнее для меня моего сына. Спи, как будто ты спишь на груди у матери.
   Он поклонился и вышел.
   Когда наступила тьма, Серасвати увидела, что Ганепати вооружился дубиной и стал на стражу около жилища.
   - Меня он стережет, чтоб я не бежала, или свою жену, чтоб она ночью не пошла и не предала? - спросила себя Серасвати.
   На рассвете она услышала разговор.
   Жена Ганепати горячо молилась, распростершись на земле пред восходящим солнцем.
   - Смотри, чтоб дьявол не добавил к твоей молитве: "Да будет так, как ты молишься!" - сказал ей Ганепати, подходя.
   - Я молилась Ганешу! - отвечала его жена.
   - Женщины редко молятся богу мудрости! О чем же ты молила?
   - Чтоб он послал разума в твою голову. Надо помолиться еще Вишну, чтоб он послал доброты в твое сердце. Чтоб ты жалел своих не меньше, чем чужих.
   - Жена! Мы спорили с тобой всю ночь. Довольно. Я не могу сделать зла своему гостю. Вспомни, что Серасвати спасла твоего сына. И будь ей благодарна, как мать.
   - Я и чувствую себя матерью, когда говорю тебе: пойди и принеси в свой дом мешок с серебром, который валяется по дороге и который подберут другие. Неужто ж плохо то, что я желаю моему ребенку, кроме жизни, еще и счастья? Завтра я, не имея служанки, снова займусь работой, а мой сын, мой Кришна, без призора уползет, упадет в пропасть, его съест тигр, ужалит змея. А мешок серебра! Мешок серебра, сколько весит эта Серасвати, легкая, как серна!