Дорошевич Влас. Сказки и легенды

   - Благодарю тебя! - отвечал Хазир. - Но я отправился затем, чтобы видеть ее своими глазами.
   - Эге! - сказал предводитель. - Да мы, брат, не мудрецы тебе, не муллы и не дервиши! Мы разговаривать много не умеем. Слезай-ка с коня, живо, без разговоров!
   И предводитель взялся за саблю. Воины тоже понаклонили копья. Конь испуганно насторожил уши, захрапел и попятился.
   Но Хазир вонзил ему шпоры в бока, пригнулся в луке и, засвистав над головой кривою саблей, крикнул:
   - Прочь с дороги, кому жизнь еще мила!
   За ним только раздались крики и вой. Хазир уже летел сквозь густую чащу.
   А вершины деревьев все плотней и плотней смыкались над головой. Скоро стало так темно, - что и днем царила в лесу ночь. Колючие кустарники плотной стеной преграждали дорогу.
   Обессилевший и измученный благородный конь уж терпеливо выносил удары плетки и, наконец, пал. Хазир пошел пешком пробираться через лес. Колючий кустарник рвал и драл на нем одежду. Среди тьмы дремучего леса он слышал рев и грохот водопадов, переплывал бурные реки и выбивался из сил в борьбе с лесными потоками, холодными, как лед, бешеными, как звери.
   Не зная, когда кончался день, когда начиналась ночь, - он брел и, засыпая на мокрой и холодной земле, истерзанный и окровавленный, - он слышал кругом в лесной чаще вой шакалов, гиен и рев тигров.
   Так неделю брел он по лесу, - и вдруг зашатался: ему показалось, что молния ослепила его.
   Прямо из темной, непроходимой чащи он вышел на поляну, залитую ослепительным солнечным светом.
   Сзади черной стеной стоял дремучий бор, а посреди поляны, покрытой цветами, стоял дворец, словно сделанный из небесной лазури. Ступени к нему сверкали, как сверкает снег на вершинах гор. Солнечный свет обвил лазурь и, как паутиной, одел ее тонкими золотыми черточками дивных стихов из корана.
   Платье лохмотьями висело на Хазире. Только оружие с золотой насечкой было все цело. Полуобнаженный, могучий, с бронзовым телом, увешанный оружием, - он был еще красивее.
   Хазир, шатаясь, дошел до белоснежных ступеней и, как пелось в песнях, измученный и без сил упал на землю.
   Но роса, которая брильянтами покрывала благоухающие цветы, освежила его.
   Он поднялся, снова полный сил, он не чувствовал более боли от ссадин и ран, не чувствовал усталости ни в руках, ни в ногах. Хазир запел:
   - Я пришел к тебе чрез дремучий лес, чрез густую чащу, чрез высокие горы, чрез широкие реки. И в непроглядной тьме дремучего бора мне светло было, как днем. Сплетавшиеся верхушки деревьев казались мне ласковым небом, и звезды горели для меня в их ветвях. Рев водопадов казался мне журчаньем ручейков, и вой шакалов песнью звучал в моих ушах. В проклятиях врагов я слышал добрые голоса друзей, и острые кустарники казались мне мягким, нежным пухом. Ведь я думал о тебе! Я шел к тебе! Выйди же, выйди, царица снов моей души!
   И, услыхав тихий звук медленных шагов, Хазир даже зажмурился: он боялся, что ослепнет от вида чудной красавицы.
   Он стоял с сильно бьющимся сердцем, и когда набрался смелости и открыл глаза, - перед ним была голая старуха. Кожа ее, коричневая и покрытая морщинами, висела складками. Седые волосы свалялись в космы. Глаза слезились. Сгорбленная, она едва держалась, опираясь на клюку. Хазир с отвращением отшатнулся.
   - Я - Истина! - сказала она.
   И так как остолбеневший Хазир не мог пошевелить языком, - она печально улыбнулась беззубым ртом и сказала:
   - А ты думал найти красавицу? Да, я была такой! В первый день создания мира. Сам аллах только раз видел такую красоту! Но, ведь, с тех пор века веков промчались за веками. Я стара, как мир, я много страдала, а от этого не делаются прекраснее, мой витязь! Не делаются!
   Хазир чувствовал, что он сходит с ума.
   - О, эти песни про златокудрую, про чернокудрую красавицу! простонал он. - Что я скажу теперь, когда вернусь? Все знают, что я ушел, чтоб видеть красавицу! Все знают Хазира, - Хазир не вернется живой, не исполнив своего слова! У меня спросят, - спросят: "Какие у нее кудри, - золотые, как спелая пшеница, или темные, как ночь? Как васильки или как молнии горят ее глаза?" А я! Я отвечу: "Ее седые волосы, как свалявшиеся комья шерсти, ее красные глаза слезятся"...
   - Да, да, да! - прервала его Истина. - Ты скажешь все это! Ты скажешь, что коричневая кожа складками висит на искривленных костях, что глубоко провалился черный, беззубый рот! - И все с отвращением отвернутся от этой безобразной Истины. Никто уж больше никогда не будет любить меня! Грезить чудной красавицей! Ни в чьих жилах не загорится кровь при мысли обо мне. Весь мир, - весь мир отвернется от меня.
   Хазир стоял перед нею, с безумным взглядом, схватившись за голову:
   - Что ж мне сказать? Что ж мне сказать?
   Истина упала перед ним на колени и, протягивая к нему руки, сказала умоляющим голосом:
   - Солги!
   БЕЗ АЛЛАХА
   (Арабская сказка)
   Однажды Аллаху надоело быть Аллахом. Он покинул свой трон и чертоги, спустился на землю и сделался самым обыкновенным человеком. Купался в реке, спал на траве, собирал ягоды и питался ими.
   Засыпал вместе с жаворонками и просыпался, когда солнце щекотало ему ресницы.
   Каждый день солнце всходило и заходило. В ненастные дни шел дождик. Птицы пели, рыба плескалась в воде. Как будто ничего и ле случилось! Аллах с улыбкой глядел кругом и думал: - Мир, как камушек с горы. Толкнул его, он сам собой и катится.
   И захотелось Аллаху посмотреть:
   - Как-то живут без меня люди? Птицы, - те глупы. И рыбы тоже глупы. А вот, как-то без аллаха живут умные люди? Лучше или хуже?
   Подумал, оставил поля, луга и рощи и отправился в Багдад.
   - Стоит ли уж и город-то на месте? - думал Аллах. А город стоял на своем месте. Ослы кричат, верблюды кричат, и люди кричат. Ослы работают, верблюды работают, и люди работают. Все, как было и раньше!
   - Только моего имени уж никто не поминает! - подумал Аллах.
   Захотелось ему узнать, о чем люди разговаривают. Пошел Аллах на базар.
   Входит на базар и видит: торговец продает лошадь молодому парню.
   - Клянусь аллахом, - кричит торговец, - конь совсем молодой! Три года всего, как от матери отняли. Ах, какой конь! Сядешь на него, витязем будешь. Клянусь аллахом, что витязем! И без пороков конь! Вот тебе аллах, ни одного порока! Ни самого маленького!
   А парень смотрит на коня:
   - Ой, так ли?
   Торговец даже руками всплеснул и за чалму схватился:
   - Ой, какой глупый! Ой, какой глупый человек! Таких глупых я еще и не видывал! Как же не так, если я тебе аллахом клянусь? Что же мне, по-твоему, своей души не жалко! Парень взял коня и заплатил чистым золотом. Аллах дал им кончить дело и подошел к торговцу. - Как же так, добрый человек? Ты аллахом клянешься, а ведь аллаха-то и нет больше!
   Торговец в это время прятал золото в кошель. Тряхнул кошелем, послушал звон и усмехнулся.
   - А хоть бы и так? Да разве, спрашивается, иначе-то он купил бы у меня коня? Ведь конь-то старый, да и копыто у него треснувшее! Улыбнулся Аллах и пошел дальше.
   А навстречу ему носильщик Гуссейн. Куль такой несет, - вдвое больше, чем он сам. А за носильщиком Гуссейном - купец Ибрагим.
   У Гуссейна под кулем ноги подкашиваются. Пот градом льет. Глаза на лоб вылезли. А Ибрагим идет следом и приговаривает: - Аллаха ты не боишься, Гуссейн! Взялся куль нести, а несешь тихо! Этак мы в день и трех кулей не перенесем. Нехорошо, Гуссейн! Нехорошо! Ты бы хоть о душе подумал! Ведь аллах-то все видит, как ты лениво работаешь! Аллах тебя накажет, Гуссейн.
   Аллах взял Ибрагима за руку и отвел его в сторону. - Чего ты все аллаха на каждом шагу поминаешь? Ведь, аллаха-то нету! Ибрагим почесал шею.
   - Слышал я об этом! Да ведь что ж ты поделаешь? Как иначе Гуссейна заставить кули поскорее таскать? Кули-то тяжелы. Денег ему за это прибавить, - убыток. Отколотить, - так Гуссейн поздоровее меня, самого еще отколотит. К вали его отвести, - так Гуссейн по дороге сбежит. А аллах-то и всех сильнее, и от аллаха никуда не сбежишь, вот я его аллахом и пугаю!
   Покачал головою Аллах и пошел дальше. И везде, куда только Аллах ни заглядывал, только и слышал, что: - Аллах! аллах! да аллах! А день уж склонился к вечеру.
   Побежали от домов длинные тени, пожаром запылали небеса, - и с минарета понеслась протяжная, протяжная песнь муэдзина:
   - Ля илль аго илль алла... (Нет бога, кроме аллаха... (араб.).)
   Остановился Аллах около мечети, поклонился мулле и сказал:
   - Чего же ты народ в мечеть собираешь? Ведь аллаха больше нет!
   Мулла даже вскочил в испуге.
   - Тише ты! Помалкивай! Накричишь, услышат. Нечего сказать, хорош мне тогда почет будет! Кто ж ко мне и пойдет, коли узнают, что аллаха нет!
   Аллах нахмурил брови и огненным столбом взвился к небесам на глазах онемевшего и грохнувшегося на землю муллы.
   Аллах вернулся в свои чертоги и сел на свой трон. И не с улыбкой уж, как прежде, глядел на землю, которая была у его ног.
   Когда первая же душа правоверного предстала пред Аллахом, робкая и трепещущая, Аллах посмотрел на нее испытующим оком и спросил:
   - Ну, а что хорошего сделал ты, человек, в жизни?
   - Имя твое не сходило у меня с уст! - отвечала душа.
   Аллах покачал головой:
   - Ну, дальше?
   - Что б я ни предпринимал, что бы ни делал, - все с именем аллаха.
   - Хорошо! Хорошо! - перебил Аллах. - Дальше-то, что ты делал хорошего в жизни?
   - А я и другим внушал, чтоб помнили аллаха! - отвечала душа. - Не только сам помнил! Другим, на каждом шагу, с кем только имел дело, всем напоминал про аллаха.
   - Экий усердный какой! - усмехнулся Аллах. - Ну, а нажил при этом ты много?
   Душа задрожала.
   - То-то! - сказал Аллах и отвернулся.
   А к душе ползком, ползком подобрался Шайтан, схватил ее за ноги и поволок. Так прогневался на землю Аллах.
   СУДЬЯ НА НЕБЕ
   (Восточная сказка)
   Азраил, ангел смерти, летая над землей, коснулся своим крылом мудрого кади Османа.
   Судья умер, и бессмертная душа его предстала пред пророком. Это было у самого входа в рай.
   Из-за деревьев, покрытых, словно розовым снегом, цветами, доносился звон бубнов и пение божественных гурий, призывавшее к неземным наслаждениям.
   А издали, из дремучих лесов, неслись звуки рогов, звонкий топот коней и лихие клики охотников. Храбрые на белоснежных арабских скакунах носились за быстроногими сернами, свирепыми вепрями.
   - Пусти меня в рай! - сказал судья Осман. - Хорошо! - отвечал пророк.
   - Но сначала ты должен сказать, чем его заслужил. Таков у нас закон на небе.
   - Закон?
   Судья глубоко поклонился и приложил руку к челу и к сердцу, в знак величайшего почтения.
   - Это хорошо, что у вас есть законы, и вы их исполняете. Это я в вас хвалю. Закон должен быть везде и должен исполняться. Это у вас хорошо устроено.
   - Итак, чем же ты заслужил рай? - спросил великий пророк.
   - На мне не может быть греха! - отвечал судья. - Я всю жизнь только и делал, что осуждал грех. Я был судьею там, на земле. Я судил, и судил очень строго!
   - Вероятно, ты сам блистал какими-нибудь особенными добродетелями, если судил других? Да еще судил строго! - спросил пророк. Судья нахмурился.
   - Насчет добродетелей... не скажу! Я был такой же, как и все люди. Но я судил потому, что получал за это жалованье!
   - Невелика еще добродетель! - улыбнулся пророк. - Получать жалованье! Я не знаю ни одного порочного человека, который бы от этого отказался. Выходит так: ты осуждал людей за то, что у них нет тех добродетелей, каких нет и у тебя. И за это еще получал жалованье! Те, кто получает жалованье, судят тех, кто жалованья не получает. Судья может судить простого смертного. А простой смертный не может судить судьи, хотя бы судья и был явно виноват. Мудрено что-то! Чело судьи хмурилось все больше и больше.
   - Я судил по законам! - сухо сказал он. - Я знал их все и по ним судил.
   - Ну, а те, кого ты судил, - полюбопытствовал пророк, - знали законы?
   - О, нет! - с гордостью ответил судья. - Куда им! Это дается не каждому!
   - Значит, ты судил их за неисполнение законов, которых они даже и не знали?! - воскликнул пророк. - Ну, что же ты? Старался о том, чтоб все знали законы? Старался просвещать неанающих?
   - Я судил! - с твердостью ответил судья. - Видя, что законы нарушаются, - старался ли ты сделать так, чтоб людям не нужно было нарушать законов? - Я получал жалованье за то, чтоб судить! Судья мрачно и подозрительно посмотрел на пророка. Чело судьи наморщилось, глаза были гневны. - Ты говоришь неподходящие вещи, пророк, должен я тебе заметить! - строго сказал он. - Опасные вещи! Ты рассуждаешь слишком вольно, пророк! По твоим рассуждениям я подозреваю, - не шиит ли ты, пророк? Суннит так не должен рассуждать, пророк! Твои слова предусмотрены книгами Сунн!
   Судья подумал.
   - А потому, на основании четвертой книги Сунн, страница сто двадцать третья, четвертая строка сверху, читать со второй половины, и руководствуясь разъяснениями мудрых старцев, наших святых мулл, я обвиняю тебя, пророк... Тут пророк не выдержал и рассмеялся.
   - Иди назад, на землю, судья! - сказал он. - Ты слишком строг для нас. Тут у нас, на небе, гораздо добрее!
   И он отослал премудрого судью обратно на землю.
   - Но как же это сделать, когда я умер? - воскликнул судья. - Как оформить?
   - Прошу считать твою смерть недействительной! - улыбнулся пророк.
   - А! Так хорошо! Раз так оформлено, я согласен! И судья вернулся на землю.
   ЧЕЛОВЕК
   (Восточная сказка)
   Однажды Аллах спустился на землю, принял вид самого, самого простого человека, зашел в первую попавшуюся деревню и постучался в самый бедный дом, к Али.
   - Я устал, умираю с голода! - сказал Аллах с низким поклоном. Впустите путника.
   Бедняк Али отворил ему дверь и сказал:
   - Усталый путник - благословение дому. Войди.
   Аллах вошел.
   Семья Али сидела и ужинала.
   - Садись! - сказал Али. Аллах сел.
   Все отняли у себя по куску и дали ему. Когда кончили ужинать, вся семья встала на молитву. Один гость сидел и не молился. Али посмотрел на него с удивлением. - Разве ты не хочешь молиться аллаху? - спросил Али. Аллах улыбнулся.
   - А знаешь ли ты, кто у тебя в гостях? - задал он вопрос. Али пожал плечами.
   - Ты мне сказал свое имя - путник. К чему мне знать еще другое?
   - Ну, так знай же, кто зашел в твой дом, - сказал путник, - я Аллах!
   И весь он засверкал, как молния.
   Али повалился в ноги Аллаху и со слезами воскликнул:
   - За что мне оказана такая милость? Разве мало на свете людей богатых и знатных? Есть у нас в деревне мулла, есть старшина Керим, есть богач-купец Мегемет. А ты выбрал самого бедного, самого нищего, Али! Благодарю тебя.
   Али поцеловал след ноги Аллаха. Так как было уж поздно, все улеглись спать. Но не спалось Али. Всю ночь он проворочался с бока на бок, все о чем-то думал. Следующий день весь тоже все о чем-то думал. Задумчивый сидел и за ужином и ничего не ел.
   А когда ужин кончился, Али не выдержал и обратился к Аллаху:
   - Не разгневайся на меня, Аллах, - что я задам тебе вопрос!
   Аллах кивнул головой и разрешил: - Спрашивай!
   - Дивлюсь я! - сказал Али. - Дивлюсь и никак понять не могу! Есть у нас в деревне мулла, человек ученый и знатный, - все при встрече ему в пояс кланяются. Есть старшина Керим, важный человек, - у него сам вали останавливается, когда ездит через нашу деревню. Есть купец Мегемет - богач такой, каких, я думаю, по свету не много. Уж он бы сумел угостить тебя и уложил бы спать на чистом пухе. А ты взял да и зашел к Али, бедняку, к нищему! Должно быть, я угоден тебе, Аллах? А?
   Аллах улыбнулся и ответил:
   - Угоден!
   Али даже рассмеялся от радости:
   - Вот я рад, что тебе угоден! Вот рад!
   Отлично спал в ту ночь Али. Весело пошел он на работу. Веселым вернулся домой, сел за ужин и весело сказал Аллаху:
   - А мне, Аллах, после ужина надо с тобой поговорить!
   - Поговорим после ужина! - весело ответил Аллах.
   Когда ужин кончился и жена убрала посуду, Али весело обратился к Аллаху:
   - А должно быть, я очень угоден тебе, Аллах, если ты взял да ко мне и зашел?! А?
   - Да! - отвечал с улыбкой Аллах.
   - А? - продолжал Али со смехом. - Есть в деревне мулла, которому все кланяются, есть старшина, у которого сам вали останавливается, есть Мегемет-богач, который наворотил бы подушек до самого потолка и десяток баранов к ужину рад был бы зарезать. А ты взял и пошел ко мне, к бедняку! Должно быть, уж очень я тебе угоден? Скажи, очень?
   - Да! Да! - ответил, улыбаясь, Аллах.
   - Нет, ты скажи, действительно, я очень угоден тебе? - приставал Али. - Что ты все "да, да". Ты расскажи мне, как я угоден тебе?
   - Да, да, да! Очень, очень, очень ты мне угоден! - со смехом отвечал Аллах.
   - Так очень?
   - Очень!
   - Ну, ладно. Идем, Аллах, спать.
   На следующее утро Али проснулся в еще лучшем расположении духа.
   Весь день ходил, улыбаясь, думал что-то веселое и радостное. За ужином ел за троих и после ужина похлопал по коленке Аллаха.
   - А я думаю, ты, Аллах, ужасно как должен радоваться, что я так тебе угоден? А? Скажи-ка по душе? Очень радуешься, Аллах?
   - Очень! Очень! - улыбаясь, ответил Аллах.
   - Я думаю! - сказал Али. - Я ведь, брат Аллах, по себе знаю. Мне даже, если собака какая угодна, так и то удовольствие доставляет ее видеть. Так, ведь, то собака, а то я! То я, а то ты, Аллах! Воображаю, как ты должен радоваться, на меня глядючи! Видишь перед собой такого угодного для тебя человека! Сердце-то, небось, играет?
   - Играет, играет! Идем спать! - сказал Аллах.
   - Ну, идем, пожалуй, и спать! - ответил Али.
   - Изволь!
   Следующий день Али ходил задумчивый, за ужином вздыхал, посматривал на Аллаха, и Аллах заметил, что Али раз даже незаметно смахнул слезу.
   - Чего ты, Али, такой грустный? - спросил Аллах, когда кончили ужинать. Али вздохнул.
   - Да вот о тебе, Аллах, задумался! Что бы с тобой было, если бы меня не было?
   - Это как так? - удивился Аллах.
   - Что бы ты стал без меня делать, Аллах? Посмотри-ка, на дворе какой ветер и холод, и дождь словно плетьми хлещет. Что было бы, если бы такого угодного тебе человека, как я, не было? Куда бы ты пошел? Замерз бы ты на холоду, на ветру, на дожде. Нитки бы на тебе сухой не было! А теперь сидишь ты в тепле, в сухости. Светло, и поел ты. А все почему? Потому что есть такой угодный тебе человек, к которому ты мог зайти! Погиб бы ты, Аллах, если б меня на свете не было. Счастливец ты, Аллах, что я на свете существую. Право, счастливец!
   Тут Аллах уж не выдержал, звонко расхохотался и исчез из вида.
   Только на скамье, где он сидел, лежала груда больших червонцев, в две тысячи штук.
   - Батюшки! Какое богатство! - всплеснула руками жена Али. - Да что ж это такое? Да разве на свете бывает столько денег? Да я помешаюсь!
   Но Али отстранил ее рукою от денег, пересчитал золотые и сказал:
   - Н-немного!
   СТАТИСТИКА (Индийская легенда)
   Гремели громы.
   Магадзва был страшен в праведном гневе своем. Молнии его взоров прожигали небеса, и в прожженных небесах вспыхивали новые звезды, зловеще глядевшие на землю.
   - Чудовищный мир обманов и лжи! - гремел Магадэва. И был голос его, как рев вод всемирного потопа. - Комок грязи! Моя ошибка!.. Ложь, как смрад, поднимается от тебя к небесам. И я не знаю правды, что делается там, на этой презренной земле.
   В ярости ударил Магадэва жезлом по своим небесам. И из разверстого неба робкая, трепещущая и прекрасная предстала пред Магадэвой новая богиня. Ее звали - Статистика.
   - Чего хочет бог богов, повелитель неба и земли? - преклоняя колени спросила она.
   - Боги задобрены жертвами! - воскликнул Магадэва. - Ты не испорчена! Я только что создал тебя! Иди же на землю. Изучи все. И явись ко мне, чтобы сказать, что делается там, - там, на этой земле!
   Богиня скользнула по облакам и по радуге сошла на землю. Она спустилась в священный город Кэнди.
   - А на земле очень недурно! - сказала богиня, оглядываясь кругом, и улыбнулась.
   На ее веселую улыбку ответил мрачной улыбкой шедший навстречу молодой человек.
   Это был факир, занимавшийся умерщвлением плоти и возвышеннейшими мыслями о вещах, помещавшихся не ниже девятого неба.
   Он был довольно космат, - но в общем ничего тебе. Богине он понравился, и богиня пошла за ним.
   - Ну-с, будем заниматься возвышенными мыслями вместе! - сказал факир, когда богиня зашла за ним в его хижину. И они много говорили о том, что находится на девятом небе. Так много говорили, что сами занеслись на девятое небо и очутились там.
   Когда же настало время обеда, - факир достал из маленького-маленького мешочка восемь зерен риса, - четыре положил перед богиней, четыре - перед собой и сказал:
   - Ну-с, пообедаем!
   "Эге!- подумала богиня. - А я-то сильно проголодалась!" И так как она была Статистика, - то и принялась за вычисления.
   - Сколько зерен риса у тебя на день, мой тростник?
   - Восемь, моя пальма.
   Богиня попробовала разделить восемь на три. Ничего не вышло.
   - Плохо дело! - сказала себе богиня. - Если этак, все путешествуя на девятое небо, мы окажемся со временем втроем... Плохая арифметика!
   И так как богиня была женщиной, - она решила: - Нет, надо задать стрекача от этого лохматого факира! На восемь зерен не разгуляешься!
   Богиня съела четыре зерна и, когда факир лег спать, пошла по улицам, думая: "Где бы пообедать?"
   Перед ней вдруг, словно из-под земли, вырос молодой человек с необыкновенно белым лицом.
   - Такая хорошенькая мисс, - и одна! - улыбнулся он, совсем не так мрачно, как лохматый факир.
   - Я не мисс, а богиня! Белый молодой человек весело рассмеялся:
   - Будьте моей богиней! Я ничего не имею против! - Меня зовут Статистикой!
   - А меня Джоном. Зовите меня просто Джо. Милый Джо! Душка Джо! Как вам будет угодно! Я английский чиновник, прислан управлять этой землей, начальство. Но для вас я подчиненнейший из подчиненных. Позвольте предложить вам имбирного пива и пару-другую сандвичей!
   И очень ловко изогнув руку, он предложил ее голодной богине.
   Богине это очень понравилось, потому что было похоже на крендель.
   В ресторане богиня поела сандвичей и думала: "А отот белобрысый куда лучше, чем лохматые факиры!" Богиня сказала:
   - Мне хотелось бы с вами ходить в это прекрасное место почаще!
   - Да хоть каждый день!
   И Джо ее чмокнул так, что у богини зазвенело в ушах.
   - Ну, Джо! Молодчина! - говорили Джону товарищи по службе. - С какой красоткой познакомился!
   Джо был малый веселый и добрый.
   - Хотите, познакомлю?
   - Ее зовут?
   - У этих индианок всегда странные имена! Вообразите, Статистикой!
   В тот же вечер он явился в ресторан с компанией товарищей по службе:
   - Богиня! Все английские чиновники! Делают тебе честь!
   Статистика насчитала их восемь. Было выпито 30 бутылок имбирного пива.
   - Мой друг! - сказала богиня Джону, который тянул шестую бутылку. - Мне кажется, ты пьешь слишком много?
   - Вот, вздор! Тридцать бутылок, десять человек. По три бутылки на человека. Подать еще!
   Богиня нашла, что это очень весело. На следующий вечер ужинали снова. И Джо, выпивший один восемь бутылок, сказал:
   - Тридцать бутылок, десять человек. По три на брата. Подать еще!
   Ужины шли каждый вечер.
   - Статистика! - кричал Джо, осушая пятую бутылку. - Сколько я выпил?
   Она смеялась звонким, веселым смехом, словно сотни птиц пели взапуски, и считала:
   - Двадцать бутылок, десять человек. Значит, ты выпил две!
   Так весело они проводили время, и Статистика выучилась чрезвычайно быстро считать. Но вот, однажды, в полночь, когда весь мир заснул, и на него загляделись звезды, - богиня услышала голос Магадэвы. Голос призывал ее.
   Богиня предстала пред Магадэвой прикрашенная, подрумяненная, приодетая.
   - А ты похорошела там, на земле! - с удовольствием сказал Магадэва.
   - На земле хорошо! - с поклоном отвечала богиня.
   - Изучила ли ты землю, как я повелел?
   - Да, повелитель!
   - Сейчас мы узнаем это! - сказал Магадэва и указал ей на землю:
   - Видишь ту движущуюся точку?
   - Да, это дженерикша, тащит в колясочке загулявшего до поздней ночи джентльмена!
   - Бедняга дженерикша! Я хочу знать, как ему живется и что у него есть!
   - Сию минуту! - отвечала Статистика и про себя сосчитала: "У джентльмена осталось в кармане после кутежа сто фунтов. Да у дженерикши есть два пенса. Итого, у двоих сто фунтов и два пенса. Значит, на каждого приходится..." - Готово, отец богов.
   - Ну?
   - На дженерикшу приходится пятьдесят фунтов и один пенс!
   - Ого! - воскликнул с удовольствием Магадэва. - У них в городах даже бедные люди живут недурно! Посмотрим, как в деревнях... Вот среди пальмового леса, на берегу заснувшего озера, стоит залитая лунным светом деревня. Я хотел бы знать, сколько рабочих слонов приходится на каждого жителя?
   Богиня сосчитала в уме:
   "Сто жителей. У одного есть сто двадцать слонов. Он скупил все стадо по дешевой цене, когда все страшно нуждались. А теперь отдает их в работу по дорогой цене. Итого: сто двадцать слонов и сто жителей. Если разделить, это будет... это будет..."
   - На каждого человека приходится больше чем по слону! воскликнула Статистика.
   - Клянусь нирваной! - воскликнул Магадэва. - Да это больше, чем хорошо! Чего же жители этой планеты все жалуются? Не понимаю!
   И он ласково потрепал по щеке похорошевшую на земле богиню:
   - Скажи, однако, как ты выучилась так скоро и так точно считать?
   - Меня выучили этому английские чиновники! - ответила Статистика.
   - Молодцы английские чиновники! - сказал Магадэва. Богиня сияла.
   ДАР СЛОВА (Индийская легенда)
   Брама творил.
   Полный радости, полный веселья, - он мыслил и грезил. И лишь только мысль родилась в его божественной голове, - она сейчас же воплощалась на земле.