Страница:
К четырем часам вечера весь сысоевский скарб, включая классную доску, был перенесен из десятиметрового чулана, в котором ютилась его группа, в просторную тридцатиметровую комнату, составлявшую часть неприкосновенного запаса ВП.
Помимо киевского гостя, на семинар пришел сам ВП, пять членов Ученого совета, заинтересовавшиеся непонятной суетой, и, наконец, человек пятнадцать из молодежи, которые не могли упустить возможность посмотреть на ВП вблизи.
Последним прибежал Платон. Он скромно сел сзади, достал блокнот и авторучку.
Виктор любил и умел выступать, и свое сообщение сделал с блеском.
Киевлянина удалось серьезно зацепить. Когда доклад закончился, он задал Виктору серию вопросов, построенных по одной и той же схеме: «Правильно ли я понял, коллега, что вот эту проблему удалось решить?». На вопросы Виктор отвечал по-солдатски четко — да, нет, частично. Директор наклонился к ВП и стал что-то шептать ему на ухо. Виктор молча стоял у доски, аудитория тоже молчала.
Киевлянин закончил шептать, ВП немного подумал, после чего сказал;
— Спасибо, Виктор Павлович, сообщение ваше интересное, и результаты весомые. Надо будет послушать вас на большом совете. Товарищи, всем спасибо.
Семинар закончен. — И, взяв киевлянина под руку, увел его из аудитории.
А дальше все покатилось само собой. Около восьми вечера ВП и киевский директор вышли из лабораторного корпуса, подошли к машине гостя, о чем-то переговорили, после чего киевлянин сел в машину, а ВП вернулся обратно. Через пятнадцать минут на столе у Виктора зазвонил местный телефон.
— Что у вас там за история со стенгазетой? — спросил ВП, когда Виктор вошел к нему в кабинет и воспользовался разрешением сесть.
— Честно говоря, Владимир Пименович, — начал Виктор со всей возможной искренностью и серьезностью общественного деятеля, — мы с ребятами, конечно, зарвались. Хорошо, что Дмитрий Петрович вовремя отреагировал, а то могли бы здорово подставить Институт. Тут ведь самое главное, когда все понимают, что мы делаем одно дело. Конечно, ребята молодые, у них такого чувства ответственности еще нет, но мы с Дмитрием Петровичем…
Виктор плохо понимал, что он несет, но точно следовал указанию Платона — через слово должен упоминаться Дмитрий Петрович Осовский в чрезвычайно почтительном смысле.
ВП достаточно повидал в своей жизни, чтобы придать значение произносимым Виктором словам. Он даже не слушал, что тот говорит. Для него вопрос был ясен.
Киевский коллега, похоже, всерьез заинтересовался этим мальчишкой. И сделал серьезные предложения. Так что надо просто дождаться окончания покаянной речи, а затем объявить о решении. Конечно, Осовский будет возражать. Но с этим будем разбираться потом. Так что там?
— Но свою ответственность, — закруглялся Виктор, — я, конечно, осознаю полностью. Я, Владимир Пименович, должен был все это контролировать. Атак-чуть не подвел вас, Владимир Пименович, и Дмитрия Петровича тоже. Конечно, я не собираюсь уходить от ответственности, Владимир Пименович. Я, Владимир Пименович, написал заявление по собственному желанию. Потому что Дмитрий Петрович выразил мне недоверие. И правильно поступил. Вот. — И Сысоев протянул ВП заявление.
ВП немного помолчал.
— Это преждевременно, — сказал он наконец. — Впредь попрошу заниматься клоунадами за пределами Института. Заявление, впрочем, оставьте, я посмотрю. А сейчас давайте вот что обсудим. Анатолию Сергеевичу ваш доклад понравился. Он как-то в ключе их тематики в Киеве. Мы с ним завтра хотим попасть на прием к вице-президенту, обсудить вместе перспективы сотрудничества. Может быть, сделаем совместную лабораторию.
— В Киеве? — осторожно спросил Виктор, поглядывая на свое заявление.
ВП посмотрел на него и ничего не ответил. Помолчал. Потом сказал:
— Вы ведь у меня на приеме впервые? Прошу впредь усвоить — перебивать меня не следует, вы здесь не на семинаре. И приходить надо с бумагой и карандашом. Я второй раз никому ничего не повторяю, а на память рассчитывать не советую. Вот, возьмите чистый лист, ручку и пишите. Завтра оформляйтесь на пару дней в командировку в Киев. Предварительно позвоните, — он заглянул в блокнот, — Рядовичу вот по этому телефону. С ним обсудите содержательные вопросы. Когда вернетесь, составите подробный — подчеркиваю, подробный — план работы на ближайшие полгода. Согласуете с Рядовичем, покажете нашему ученому секретарю и дадите мне на утверждение. Дайте предложения по ставкам, оборудованию — рассмотрим. Есть вопросы? Нет? Ну тогда до свидания.
Когда Виктор уже подходил к двери, ВП остановил его:
— Виктор Павлович, у вас домашний телефон есть? Продиктуйте, пожалуйста. А как зовут жену? Ну хорошо, все.
Так закончилась эта история. Через месяц Виктор был назначен исполняющим обязанности заведующего лабораторией, разместившейся в комнате, где проходил тот самый семинар, и получил в свое распоряжение две свободные инженерные ставки. Пришло время платить по счетам.
— Витя, — сказал Платон, — напиши ВП заявку вот на этого человечка. — Он протянул Виктору листок бумаги На листке были написаны анкетные данные Вики, которая уже месяц трудилась в подмосковном филиале.
— Тоша, — развел руками Виктор, — ее же туда лично Осовский загнал. Ты понимаешь, что это невозможно?
И тут Платон — вероятно, впервые — произнес фразу, которую впоследствии, спустя годы, довелось слышать многим.
— Витя, — сказал Платон, — давай раз и навсегда условимся: слово «нет» ты мне никогда не говоришь. Я ей обещал, что она будет в Институте.
Окончательный расчет состоялся, когда Вика уже была оформлена инженером в лабораторию Виктора.
— Витюша, — проникновенно заговорил Платон, — когда был твой семинар, ну помнишь, тот самый, с киевским гостем, я очень внимательно слушал, кое-что записал, и, знаешь, у меня родилась одна мысль. Я занимаюсь сейчас одной штукой, связанной с оптимальной организацией вычислений при большом потоке задач. Там есть своя арифметика, но с ней все в порядке. Мы это делали с Сережкой Терьяном — помнишь, мы были вместе в Звенигороде? На нашей сегодняшней технике это не реализовать. По понятным причинам. На западной наверняка можно, но мне это неинтересно. А интересно вот что — чтобы эта моя задачка была встроена в машины завтрашнего дня, как раз в те, которыми ты занимаешься. Если у тебя будет хоть одно, пусть самое маленькое, возражение по существу, считай, что разговора не было. Предлагаю вот что. Собираем рабочий семинар, без начальников, только из своих ребят. Мы с Серегой рассказываем задачу. Если она годится для твоих дел, мы доводим ее до финальной стадии, а ты обеспечиваешь мне бумагу от Рядовича, что наша работа принята в качестве одной из компонент твоей машины будущего. По рукам?
Так Платон получил акт внедрения для своей кандидатской диссертации, до защиты которой оставалось четыре месяца.
Как жить будем…
Помимо киевского гостя, на семинар пришел сам ВП, пять членов Ученого совета, заинтересовавшиеся непонятной суетой, и, наконец, человек пятнадцать из молодежи, которые не могли упустить возможность посмотреть на ВП вблизи.
Последним прибежал Платон. Он скромно сел сзади, достал блокнот и авторучку.
Виктор любил и умел выступать, и свое сообщение сделал с блеском.
Киевлянина удалось серьезно зацепить. Когда доклад закончился, он задал Виктору серию вопросов, построенных по одной и той же схеме: «Правильно ли я понял, коллега, что вот эту проблему удалось решить?». На вопросы Виктор отвечал по-солдатски четко — да, нет, частично. Директор наклонился к ВП и стал что-то шептать ему на ухо. Виктор молча стоял у доски, аудитория тоже молчала.
Киевлянин закончил шептать, ВП немного подумал, после чего сказал;
— Спасибо, Виктор Павлович, сообщение ваше интересное, и результаты весомые. Надо будет послушать вас на большом совете. Товарищи, всем спасибо.
Семинар закончен. — И, взяв киевлянина под руку, увел его из аудитории.
А дальше все покатилось само собой. Около восьми вечера ВП и киевский директор вышли из лабораторного корпуса, подошли к машине гостя, о чем-то переговорили, после чего киевлянин сел в машину, а ВП вернулся обратно. Через пятнадцать минут на столе у Виктора зазвонил местный телефон.
— Что у вас там за история со стенгазетой? — спросил ВП, когда Виктор вошел к нему в кабинет и воспользовался разрешением сесть.
— Честно говоря, Владимир Пименович, — начал Виктор со всей возможной искренностью и серьезностью общественного деятеля, — мы с ребятами, конечно, зарвались. Хорошо, что Дмитрий Петрович вовремя отреагировал, а то могли бы здорово подставить Институт. Тут ведь самое главное, когда все понимают, что мы делаем одно дело. Конечно, ребята молодые, у них такого чувства ответственности еще нет, но мы с Дмитрием Петровичем…
Виктор плохо понимал, что он несет, но точно следовал указанию Платона — через слово должен упоминаться Дмитрий Петрович Осовский в чрезвычайно почтительном смысле.
ВП достаточно повидал в своей жизни, чтобы придать значение произносимым Виктором словам. Он даже не слушал, что тот говорит. Для него вопрос был ясен.
Киевский коллега, похоже, всерьез заинтересовался этим мальчишкой. И сделал серьезные предложения. Так что надо просто дождаться окончания покаянной речи, а затем объявить о решении. Конечно, Осовский будет возражать. Но с этим будем разбираться потом. Так что там?
— Но свою ответственность, — закруглялся Виктор, — я, конечно, осознаю полностью. Я, Владимир Пименович, должен был все это контролировать. Атак-чуть не подвел вас, Владимир Пименович, и Дмитрия Петровича тоже. Конечно, я не собираюсь уходить от ответственности, Владимир Пименович. Я, Владимир Пименович, написал заявление по собственному желанию. Потому что Дмитрий Петрович выразил мне недоверие. И правильно поступил. Вот. — И Сысоев протянул ВП заявление.
ВП немного помолчал.
— Это преждевременно, — сказал он наконец. — Впредь попрошу заниматься клоунадами за пределами Института. Заявление, впрочем, оставьте, я посмотрю. А сейчас давайте вот что обсудим. Анатолию Сергеевичу ваш доклад понравился. Он как-то в ключе их тематики в Киеве. Мы с ним завтра хотим попасть на прием к вице-президенту, обсудить вместе перспективы сотрудничества. Может быть, сделаем совместную лабораторию.
— В Киеве? — осторожно спросил Виктор, поглядывая на свое заявление.
ВП посмотрел на него и ничего не ответил. Помолчал. Потом сказал:
— Вы ведь у меня на приеме впервые? Прошу впредь усвоить — перебивать меня не следует, вы здесь не на семинаре. И приходить надо с бумагой и карандашом. Я второй раз никому ничего не повторяю, а на память рассчитывать не советую. Вот, возьмите чистый лист, ручку и пишите. Завтра оформляйтесь на пару дней в командировку в Киев. Предварительно позвоните, — он заглянул в блокнот, — Рядовичу вот по этому телефону. С ним обсудите содержательные вопросы. Когда вернетесь, составите подробный — подчеркиваю, подробный — план работы на ближайшие полгода. Согласуете с Рядовичем, покажете нашему ученому секретарю и дадите мне на утверждение. Дайте предложения по ставкам, оборудованию — рассмотрим. Есть вопросы? Нет? Ну тогда до свидания.
Когда Виктор уже подходил к двери, ВП остановил его:
— Виктор Павлович, у вас домашний телефон есть? Продиктуйте, пожалуйста. А как зовут жену? Ну хорошо, все.
Так закончилась эта история. Через месяц Виктор был назначен исполняющим обязанности заведующего лабораторией, разместившейся в комнате, где проходил тот самый семинар, и получил в свое распоряжение две свободные инженерные ставки. Пришло время платить по счетам.
— Витя, — сказал Платон, — напиши ВП заявку вот на этого человечка. — Он протянул Виктору листок бумаги На листке были написаны анкетные данные Вики, которая уже месяц трудилась в подмосковном филиале.
— Тоша, — развел руками Виктор, — ее же туда лично Осовский загнал. Ты понимаешь, что это невозможно?
И тут Платон — вероятно, впервые — произнес фразу, которую впоследствии, спустя годы, довелось слышать многим.
— Витя, — сказал Платон, — давай раз и навсегда условимся: слово «нет» ты мне никогда не говоришь. Я ей обещал, что она будет в Институте.
Окончательный расчет состоялся, когда Вика уже была оформлена инженером в лабораторию Виктора.
— Витюша, — проникновенно заговорил Платон, — когда был твой семинар, ну помнишь, тот самый, с киевским гостем, я очень внимательно слушал, кое-что записал, и, знаешь, у меня родилась одна мысль. Я занимаюсь сейчас одной штукой, связанной с оптимальной организацией вычислений при большом потоке задач. Там есть своя арифметика, но с ней все в порядке. Мы это делали с Сережкой Терьяном — помнишь, мы были вместе в Звенигороде? На нашей сегодняшней технике это не реализовать. По понятным причинам. На западной наверняка можно, но мне это неинтересно. А интересно вот что — чтобы эта моя задачка была встроена в машины завтрашнего дня, как раз в те, которыми ты занимаешься. Если у тебя будет хоть одно, пусть самое маленькое, возражение по существу, считай, что разговора не было. Предлагаю вот что. Собираем рабочий семинар, без начальников, только из своих ребят. Мы с Серегой рассказываем задачу. Если она годится для твоих дел, мы доводим ее до финальной стадии, а ты обеспечиваешь мне бумагу от Рядовича, что наша работа принята в качестве одной из компонент твоей машины будущего. По рукам?
Так Платон получил акт внедрения для своей кандидатской диссертации, до защиты которой оставалось четыре месяца.
Как жить будем…
…В восьмидесятом году Сысоев вернулся из Прибалтики загорелым, похудевшим и полным творческих планов. Правда, загар он приобрел в Крыму, куда ездил с Анютой и Верочкой. Отдых в Алуште не сложился, потому что Верочка заболела, и им пришлось срочно возвращаться в столицу. Но зато позвонили старые друзья из Шяуляя и пригласили приехать недели на две — погулять по лесам, пополос-каться в озерах и вообще отдохнуть. Виктор быстро посоветовался с Анютой, сделал вид, что слышит все ее возражения, принял решение и тут же отзвонил в Шяуляй — встречайте.
Попасть в Шяуляй можно было либо самолетом, либо поездом. Поезд приходил в два ночи, а до хутора, где жил Павел, — час езды. Павел был человеком трудящимся, вставать ему приходилось рано, и не хотелось заставлять его встречать поезд без особой необходимости. Самолет был предпочтительнее, но и здесь возникала проблема: между Москвой и Шяуляем прямые рейсы отсутствовали.
Можно было купить билет от Москвы до Риги, а потом, уже в Риге, купить билет до Шяуляя. Однако получить в Москве какие-либо гарантии, что это удастся сделать, не представлялось возможным. И, конечно, Анюта никак не хотела лететь с четырехлетней дочкой без точного понимания — где они будут завтракать, обедать, переодеваться и ночевать.
Виктор пошел к начальнику аэровокзала, и, на удивление, тот принял его как родного.
— Вы, наверное, не знаете, — сказал начальник, убирая в ящик стола принесенный Виктором коньяк, — но мы к Олимпиаде, то есть не мы, конечно, а Аэрофлот, разработали и внедрили новый вид услуг. Это раньше нельзя было купить в Москве билет от Риги до Шяуляя. А теперь — можно. Вам надо только обратиться в седьмую кассу, я никаких проблем.
Зачарованный воркованием начальника, Виктор пошел в седьмую кассу, где действительно без всякой очереди купил билеты от Москвы до Риги и на тот же день билеты от Риги до Шяуляя. Девушка в окошке, любезно улыбаясь, взяла деньги, выдала билеты и объяснила, что в Ригу они прилетят в 14 15, а самолет до Шяуляя отправляется в 18.45. И они никуда не должны спешить, потому что багаж перегрузят без их участия. Московская регистрация действительна.
Единственное неудобство заключается в том, что разница между рейсами — более четырех часов, зато они будут в Шяуляе в восемь вечера, что намного лучше, чем при поездке по железной дороге. А как провести четыре часа в Риге, вы не хуже меня знаете, правда?
Виктор знал. В Риге ему приходилось бывать неоднократно, но без Анюты, и он очень хотел показать ей город. Кроме того, в эти четыре часа можно было уместить обед в ресторане «Вей, ветерок». С улицы туда не очень-то пускали, но Виктор был знаком с директором. И он точно представлял себе меню — малосольная форель с тонкими колечками репчатого лука и не виданными в Москве маслинами, роскошный мясной бульон, который нельзя ни солить, ни перчить, чтобы не обидеть шеф-повара, бараньи котлетки, творожный пирог. И по рюмке коньяка. А Верочке подадут тот же бульон, но в маленькой чашке, вместо творожного пирога — оладьи с медом и еще апельсиновый сок. В Москве так не кормят нигде. Потом можно будет взять такси — вызовет официант, там это делается быстро, — вернуться в аэропорт и улететь в Шяуляй.
Анюта сдалась.
Получив ее согласие, Виктор позвонил Павлу и сказал, что встречать их надо в восемь вечера в аэропорту, пусть готовит баню А Анюта стала собирать разобранные было чемоданы.
В субботу, в день вылета, Виктор, Анюта и Верочка выгрузились у здания Московского аэровокзала Виктор побежал выяснять, откуда в положенное время отходит автобус в Шереметьево-1. Все окошки в аэровокзале были закрыты, единственный попавшийся под руку милиционер был совершенно не в курсе дела.
Начальника, в связи с выходным днем, на месте не оказалось, так же как и его замов. Из всех касс по продаже авиабилетов была открыта только одна, и сидевшая в ней откровенно скучавшая женщина сказала:
— Вы что, гражданин, газет не читаете? Сегодня же олимпийский огонь по трассе несут. Какие автобусы? Все движение перекрыто.
Виктор понял, что влип. Против олимпийского огня, особенно с учетом международной обстановки, обострившейся вследствие братской помощи Афганистану, возражать было совершенно немыслимо. Выглянув в окно, Виктор увидел, что на Ленинградском проспекте, уже совсем рядом с аэровокзалом, начинают выстраиваться милицейские кордоны. Да и само здание аэровокзала было симптоматично пустым. Однако вернуться к Анюте и объяснить, что поездка в Шяуляй откладывается, Виктор, конечно, не мог. Тем более что видимая невозможность перенестись отсюда в Шереметьево вовсе не означала, будто самолеты прекратили летать.
Отвернувшись от кассы, Виктор потер подбородок, думая, как лучше поступить, и встретился глазами с малозаметным человеком в белой сетчатой футболке.
— Куда надо? — спросил человек.
— В Шереметьево-1, — ответил Виктор.
— За полтинник довезу.
— Ты с ума сошел? — искренне возмутился Виктор. — Туда хоть днем, хоть ночью никогда больше десятки не было.
— Тогда пойди и найди, кто тебя за десятку повезет, — посоветовал человек.
— Ты понял, что трасса перекрыта? Я — довезу. Но это денег стоит. Хочешь, ищи другого.
Виктор попробовал поторговаться, но уперся в железную стену непонимания и в конце концов согласился. Человек загрузил в потертые «Жигули» чемоданы, вежливо спросил у Анюты, не мешает ли ей музыка по радио, и рванул куда-то перпендикулярно Ленинградскому проспекту.
Судя по всему, чрезвычайные меры, предпринятые руководством в связи с доставкой в столицу олимпийского огня, не застали московских леваков врасплох.
Проселочная дорога, по которой со скоростью под девяносто летели «Жигули» с Виктором и его семьей, интенсивностью движения напоминала Садовое кольцо в вечерний час пик. Когда машина свернула в лес, Виктор хотел было поинтересоваться, не сбились ли они случайно с пути, но, успокоенный стабильным потоком машин в обе стороны, промолчал. Наконец гонка кончилась.
— Все, командир, — сказал человек, принимая от Виктора две четвертные. — Бери свой багаж и топай вон туда, вдоль забора. Метров двести — и ты у аэропорта. Извини, довезти не могу. Там посты. Ловят нашего брата.
Анюта взяла Верочку на руки, Виктор подхватил чемоданы, и они влились в ручеек пассажиров, текущий вдоль бетонного забора. В аэропорту оказалось, что рейс задерживается. Пока что на час. Виктор прикинул, что на «Вей, ветерок» времени все равно хватит, пристроил Анюту и Верочку посидеть и потащил чемоданы к стойке регистрации.
— К Олимпиаде Аэрофлот разработал и внедрил комплекс дополнительных услуг, — сообщила приветливая девушка за стойкой, когда Виктор спросил, как будет происходить передача багажа в Риге с одного самолета на другой. — Вам ни о чем не придется тревожиться. Вот видите, я приклеиваю на ваши чемоданы дополнительные транзитные бирки — здесь указан номер вашего рейса на Шяуляй.
Пока будете гулять по Риге, ваш багаж выгрузят и погрузят без вашего участия.
Так что ни о чем не беспокойтесь. Только не опоздайте на посадку.
Когда Виктор выразил беспокойство в связи с задержкой рейса, девушка его успокоила:
— Через двадцать минут объявят посадку. Просто из-за олимпийского огня движение перекрыли, и наши службы не успели подтянуться.
Верочка, замученная непривычной суетой и к тому же не совсем оправившаяся после болезни, уснула еще до того, как самолет вырулил на взлетную полосу.
Улыбающаяся стюардесса, говорящая с чуть заметным прибалтийским акцентом, понесла по салону поднос, на котором стояли стаканчики с минералкой, пепси-колой и еще каким-то желтым пузырящимся напитком.
— Это что? — спросил Виктор, недоверчиво глядя на стаканчик с желтым.
— «Фанта», — любезно ответила стюардесса. — Новый напиток, мы стали предлагать его нашим пассажирам в олимпийском году. Попробуйте, пожалуйста.
Виктор взял два стаканчика с «Фантой», попробовал и, когда стюардесса пошла обратно, спросил у нее:
— Скажите, девушка, сколько ехать от аэропорта до Риги?
— От того, в котором мы сядем, — с готовностью объяснила стюардесса, — примерно полчаса на машине до самого центра.
— А сколько в Риге аэропортов? — на всякий случай поинтересовался Виктор, допивая «Фанту».
— Два, — ответила стюардесса.
— Погодите, погодите, — вдруг забеспокоился Виктор, — а мне еще надо лететь от Риги до Шяуляя. Это тот же самый аэропорт, где мы садимся?
— Нет, — сказала стюардесса, — до Шяуляя — из другого аэропорта. Он на противоположном конце города, и туда из центра можно добраться за сорок минут.
— Подождите, — окончательно расстроился Виктор, сообразив, что разработанный Аэрофлотом новый вид услуг отъел от запланированного обеда еще час, — у меня вот какая ситуация…
Он рассказал стюардессе про наклеенные на его чемоданы бирки, все еще надеясь, что какой-нибудь добрый ангел из наземных служб извлечет эти чемоданы из общей кучи багажа, погрузит их на скоростное транспортное средство и отправит во второй аэропорт, где их поднимут на борт самолета, вылетающего в Шяуляй. Причем все это должно произойти без участия Виктора, потому что если надо получать багаж самому, то не только обед накроется медным тазом, но и на самолет вполне можно будет не успеть.
Стюардесса, однако же, его разочаровала.
— Может быть, где-нибудь так и бывает, но у нас в Риге подобных услуг не оказывают, — сказала она, изящно пожимая плечами. — Впрочем, я не уверена. В любом случае я бы вам посоветовала, — стюардесса осторожно оглянулась, — получить багаж самому. Всякое бывает, знаете ли. Вы ведь в отпуск едете? Лучше самому.
Виктор покосился на жену. Анюта смотрела в иллюминатор, но было понятно, что разговор она слышит. И ей все это не очень нравится. Ясно — как только стюардесса удалится на приличное расстояние, Анюта скажет Виктору все, что она думает о его организаторских способностях.
— Скажите, — тихо спросил Виктор, начиная заводиться, — если мне в Москве говорят одно, а здесь все оказывается по-другому, я, по-видимому, имею право высказать, что я думаю по этому поводу? С той минуты, как мы сели в самолет, за все отвечает экипаж. Пригласите кого-нибудь.
Стюардесса явно не ожидала, что в голосе этого приветливого, интеллигентного молодого мужчины могут звучать такие металлические нотки. Она почему-то обиделась, но постаралась этого не показать.
— Минуточку, — сказала она, — сейчас приглашу… — и, не закончив фразу, быстро пошла в сторону кабины. Минут через десять вернулась.
— К Олимпийским играм, — сказала стюардесса, ослепительно улыбаясь, — Аэрофлот разработал и внедрил совершенно новый вид услуг. Вы можете заказать такси прямо с борта самолета. В результате вы, не потеряв ни минуты, сможете быстро и комфортно прибыть в пункт назначения. То есть туда, куда вам надо.
— А что для этого нужно? — спросил Виктор, жалея, что рядом нет Марка Цейтлина. Уж он показал бы им всем олимпийскую козью морду.
— Вам следует заполнить анкету-заявку, — стюардесса протянула Виктору огромную желтую «простыню». — Услуга платная, стоит три рубля.
Анкета-заявка, как выяснилось при внимательном изучении, состояла из трех совершенно одинаковых частей Каждая из них содержала стандартный набор вопросов: фамилия, имя, отчество, адрес, серия и номер паспорта, почему-то национальность, цель приезда в Ригу и многое другое. От обычной анкеты отдела кадров эту бумагу отличало отсутствие вопроса о родственниках, находившихся в плену или на оккупированной территории. Виктор закончил трудиться над заполнением бумаги минут за двадцать до посадки и, вызвав стюардессу, спросил, что делать дальше.
Стюардесса аккуратно оторвала одну треть, убрала ее в сумочку, а оставшиеся две трети вернула Виктору.
— В аэропорту после посадки вы подойдете к кассе разных сборов, — объяснила она. — Там поставят печати на обе копии, одну оставят у себя, а вторую дадут вам. В ней будет указан номер машины. Когда получите багаж, пройдете на стоянку такси, сядете в вашу машину и поедете. Желаю вам всего наилучшего.
— Ты в это веришь? — спросила Анюта, поправляя косынку на головке продолжающей спать Верочки.
— А что мне еще остается? — пожал плечами Виктор. — Вроде здесь сбоя быть не должно. Все равно мы ничего толком сделать не можем. Вернемся в Москву, я этого так не оставлю. А сейчас будем надеяться на лучшее.
Багаж удалось получить за какие-нибудь полтора часа. Виктор оставил Анюту и Верочку охранять чемоданы, а сам побежал искать кассу разных сборов. С самой минуты посадки его не покидала мысль, что касса будет закрыта и вся затея с заказом такси прямо из самолета окажется очередным олимпийским мыльным пузырем.
Поэтому, когда он увидел открытое окошко, то приятно удивился.
— Мне сказали, вы должны поставить печать и сказать номер машины, — сказал Виктор, протягивая в окошко желтую анкету-заявку.
Сидевший за окошком мужчина неторопливо шлепнул штампом по обеим половинкам анкеты, оторвал одну из них, убрал в сейф и нажал на кнопку селектора.
— Эдик, — сказал он в микрофон, — дай номер.
Из динамика вырвался пронзительный свист, который сменился хрипом и неразборчивым шипением. По-видимому, эти звуки несли какую-то информацию, потому что мужчина послушал, кивнул и протянул Виктору его часть анкеты-заявки.
Когда Виктор с семьей и чемоданами оказался на стоянке, ни одной машины там не было. Был только с трудом держащийся на ногах диспетчер и еще человек двадцать пассажиров. У каждого в руках была знакомая желтая бумажка, — Так, — сказала тихая Анюта, у которой явно лопалось терпение. — С меня хватит. Ты не забыл, что мы с ребенком? Сделай что-нибудь.
Виктор совершил единственно верный поступок — он поймал частника и сторговался с ним за десятку. Проснувшаяся Верочка, которая с утра ничего не ела, стала подхныкивать. Виктор взял девочку на руки. До аэропорта доехали за сорок минут — к шести вечера. Водитель, посматривавший на Виктора с явным сочувствием, помог внести чемоданы в здание аэропорта, взял десятку, вежливо попрощался и исчез. Виктор подошел к справочному бюро.
— Скажите, когда посадка на рейс шестьдесят семь-двенадцать до Шяуляя? — спросил он, мечтая от всей души как можно скорее оказаться на месте, чтобы весь этот кошмар с олимпийской символикой наконец закончился.
— Нет такого рейса, — ответила ему девушка из окошка. Виктора прошиб холодный пот.
— Как нет? У меня билеты на сегодня, на восемнадцать сорок пять. И я уже зарегистрировался. Вы что, издеваетесь?
— Покажите билеты, — потребовала девушка, явно не доверяя Виктору.
Виктор протянул ей билеты. Чем внимательнее девушка их изучала, тем отчетливее проступало возмущение на ее лице.
— Пойдемте со мной, — наконец сказала она и, выйдя из справочной, решительно зашагала в сторону служебных помещений.
Оказавшись в комнате дежурного диспетчера, Виктор узнал много интересного.
В частности, что все в Москве посходили с ума. Действительно, когда-то были два рейса на Шяуляй — номер 6712 по вторникам, четвергам, субботам и воскресеньям и номер 6714 по понедельникам, средам и пятницам. Но рейсы улетали незагруженными и, по согласованию с руководством, рейс 6712 отменили. Примерно год назад, а может, и раньше. И в Москве про это прекрасно знают. Когда из столицы прислали первого пассажира с билетом на несуществующий рейс, рижане сразу сигнализировали в Москву, — был большой скандал. Виктор с его билетами — это уже второй случай. Диспетчер ему очень сочувствует, но сделать ничего не может.
Разве что переделать билеты на понедельник, и то — вряд ли, потому что после отмены злополучного 6712-го оставшийся рейс улетает набитый пассажирами под завязку, и на понедельник мест нет. Брони тоже нет. И деньги вернуть не могут, потому что билет зарегистрирован, а рейса в расписании нет, следовательно, возвращать деньги могут только в Москве. Вот на среду можно что-нибудь придумать. Правда, есть проблема с ночлегом.
— Сезон, — диспетчер развел руками. — Все гостиницы битком. И в Риге, и на взморье. Наша гостиница — тоже полная. Транзитники в коридорах спят. Может быть, в комнату матери и ребенка? Только вас. товарищ, туда не пустят.
Перспектива поселить Анюту с Верочкой на несколько дней в комнату матери и ребенка, а самому остаться на улице Виктора никак не привлекала, о чем он честно сказал дежурному диспетчеру.
— А вы поездом не хотите попробовать? — осторожно поинтересовался диспетчер. — Три часа, и вы на месте.
Виктор сказал, что, соблазнившись олимпийским набором услуг Аэрофлота, он как раз и хотел уйти от идеи поезда, но, видно, не судьба.
— Вообще-то мы этого не делаем, — вдруг сказал диспетчер, — но тут уж трудно не войти в положение. — И он решительно снял телефонную трубку.
Из трубки ответили, что с поездом на Шяуляй все в порядке, в расписании он стоит, и билеты есть.
— Поезжайте, молодой человек, на вокзал, — сердечно посоветовал диспетчер.
— Там, в Москве, потом разберетесь. А сейчас не портьте себе нервы. Счастливого пути.
Замученный пожеланиями счастливого пути, которых он выслушал за этот день не меньше десятка, Виктор попросил разрешения позвонить в Шяуляй и разрешение получил. Павел как раз вернулся домой и собирался ужинать, прежде чем ехать встречать Виктора. Сообщение об изменении планов его ничуть не смутило.
— Нормально, Витя. Завтра же все равно воскресенье, так что я в два буду на вокзале, и все путем. Баня топится, ничего не потеряно. Как там Анька?
Анька восприняла новости с виду спокойно. Только потребовала скачала покормить ребенка, а уж потом выбираться из аэропорта. Перекусили в буфете.
Верочка успокоилась, грызла купленное Виктором яблоко и крепко сжимала в левой ручке уже начавшую таять шоколадку. Виктор поймал такси. Загрузились, поехали на вокзал. По прибытии Виктор побежал в кассу.
— Нет билетов, — сообщила ему кассирша, слушая по транзистору репортаж об открытии Олимпиады.
— Как нет?! — рассвирепел Виктор, чувствуя — еще несколько минут, и он начнет разносить все в труху. — Из аэропорта звонили вашему начальнику, он сказал, что билеты есть.
Попасть в Шяуляй можно было либо самолетом, либо поездом. Поезд приходил в два ночи, а до хутора, где жил Павел, — час езды. Павел был человеком трудящимся, вставать ему приходилось рано, и не хотелось заставлять его встречать поезд без особой необходимости. Самолет был предпочтительнее, но и здесь возникала проблема: между Москвой и Шяуляем прямые рейсы отсутствовали.
Можно было купить билет от Москвы до Риги, а потом, уже в Риге, купить билет до Шяуляя. Однако получить в Москве какие-либо гарантии, что это удастся сделать, не представлялось возможным. И, конечно, Анюта никак не хотела лететь с четырехлетней дочкой без точного понимания — где они будут завтракать, обедать, переодеваться и ночевать.
Виктор пошел к начальнику аэровокзала, и, на удивление, тот принял его как родного.
— Вы, наверное, не знаете, — сказал начальник, убирая в ящик стола принесенный Виктором коньяк, — но мы к Олимпиаде, то есть не мы, конечно, а Аэрофлот, разработали и внедрили новый вид услуг. Это раньше нельзя было купить в Москве билет от Риги до Шяуляя. А теперь — можно. Вам надо только обратиться в седьмую кассу, я никаких проблем.
Зачарованный воркованием начальника, Виктор пошел в седьмую кассу, где действительно без всякой очереди купил билеты от Москвы до Риги и на тот же день билеты от Риги до Шяуляя. Девушка в окошке, любезно улыбаясь, взяла деньги, выдала билеты и объяснила, что в Ригу они прилетят в 14 15, а самолет до Шяуляя отправляется в 18.45. И они никуда не должны спешить, потому что багаж перегрузят без их участия. Московская регистрация действительна.
Единственное неудобство заключается в том, что разница между рейсами — более четырех часов, зато они будут в Шяуляе в восемь вечера, что намного лучше, чем при поездке по железной дороге. А как провести четыре часа в Риге, вы не хуже меня знаете, правда?
Виктор знал. В Риге ему приходилось бывать неоднократно, но без Анюты, и он очень хотел показать ей город. Кроме того, в эти четыре часа можно было уместить обед в ресторане «Вей, ветерок». С улицы туда не очень-то пускали, но Виктор был знаком с директором. И он точно представлял себе меню — малосольная форель с тонкими колечками репчатого лука и не виданными в Москве маслинами, роскошный мясной бульон, который нельзя ни солить, ни перчить, чтобы не обидеть шеф-повара, бараньи котлетки, творожный пирог. И по рюмке коньяка. А Верочке подадут тот же бульон, но в маленькой чашке, вместо творожного пирога — оладьи с медом и еще апельсиновый сок. В Москве так не кормят нигде. Потом можно будет взять такси — вызовет официант, там это делается быстро, — вернуться в аэропорт и улететь в Шяуляй.
Анюта сдалась.
Получив ее согласие, Виктор позвонил Павлу и сказал, что встречать их надо в восемь вечера в аэропорту, пусть готовит баню А Анюта стала собирать разобранные было чемоданы.
В субботу, в день вылета, Виктор, Анюта и Верочка выгрузились у здания Московского аэровокзала Виктор побежал выяснять, откуда в положенное время отходит автобус в Шереметьево-1. Все окошки в аэровокзале были закрыты, единственный попавшийся под руку милиционер был совершенно не в курсе дела.
Начальника, в связи с выходным днем, на месте не оказалось, так же как и его замов. Из всех касс по продаже авиабилетов была открыта только одна, и сидевшая в ней откровенно скучавшая женщина сказала:
— Вы что, гражданин, газет не читаете? Сегодня же олимпийский огонь по трассе несут. Какие автобусы? Все движение перекрыто.
Виктор понял, что влип. Против олимпийского огня, особенно с учетом международной обстановки, обострившейся вследствие братской помощи Афганистану, возражать было совершенно немыслимо. Выглянув в окно, Виктор увидел, что на Ленинградском проспекте, уже совсем рядом с аэровокзалом, начинают выстраиваться милицейские кордоны. Да и само здание аэровокзала было симптоматично пустым. Однако вернуться к Анюте и объяснить, что поездка в Шяуляй откладывается, Виктор, конечно, не мог. Тем более что видимая невозможность перенестись отсюда в Шереметьево вовсе не означала, будто самолеты прекратили летать.
Отвернувшись от кассы, Виктор потер подбородок, думая, как лучше поступить, и встретился глазами с малозаметным человеком в белой сетчатой футболке.
— Куда надо? — спросил человек.
— В Шереметьево-1, — ответил Виктор.
— За полтинник довезу.
— Ты с ума сошел? — искренне возмутился Виктор. — Туда хоть днем, хоть ночью никогда больше десятки не было.
— Тогда пойди и найди, кто тебя за десятку повезет, — посоветовал человек.
— Ты понял, что трасса перекрыта? Я — довезу. Но это денег стоит. Хочешь, ищи другого.
Виктор попробовал поторговаться, но уперся в железную стену непонимания и в конце концов согласился. Человек загрузил в потертые «Жигули» чемоданы, вежливо спросил у Анюты, не мешает ли ей музыка по радио, и рванул куда-то перпендикулярно Ленинградскому проспекту.
Судя по всему, чрезвычайные меры, предпринятые руководством в связи с доставкой в столицу олимпийского огня, не застали московских леваков врасплох.
Проселочная дорога, по которой со скоростью под девяносто летели «Жигули» с Виктором и его семьей, интенсивностью движения напоминала Садовое кольцо в вечерний час пик. Когда машина свернула в лес, Виктор хотел было поинтересоваться, не сбились ли они случайно с пути, но, успокоенный стабильным потоком машин в обе стороны, промолчал. Наконец гонка кончилась.
— Все, командир, — сказал человек, принимая от Виктора две четвертные. — Бери свой багаж и топай вон туда, вдоль забора. Метров двести — и ты у аэропорта. Извини, довезти не могу. Там посты. Ловят нашего брата.
Анюта взяла Верочку на руки, Виктор подхватил чемоданы, и они влились в ручеек пассажиров, текущий вдоль бетонного забора. В аэропорту оказалось, что рейс задерживается. Пока что на час. Виктор прикинул, что на «Вей, ветерок» времени все равно хватит, пристроил Анюту и Верочку посидеть и потащил чемоданы к стойке регистрации.
— К Олимпиаде Аэрофлот разработал и внедрил комплекс дополнительных услуг, — сообщила приветливая девушка за стойкой, когда Виктор спросил, как будет происходить передача багажа в Риге с одного самолета на другой. — Вам ни о чем не придется тревожиться. Вот видите, я приклеиваю на ваши чемоданы дополнительные транзитные бирки — здесь указан номер вашего рейса на Шяуляй.
Пока будете гулять по Риге, ваш багаж выгрузят и погрузят без вашего участия.
Так что ни о чем не беспокойтесь. Только не опоздайте на посадку.
Когда Виктор выразил беспокойство в связи с задержкой рейса, девушка его успокоила:
— Через двадцать минут объявят посадку. Просто из-за олимпийского огня движение перекрыли, и наши службы не успели подтянуться.
Верочка, замученная непривычной суетой и к тому же не совсем оправившаяся после болезни, уснула еще до того, как самолет вырулил на взлетную полосу.
Улыбающаяся стюардесса, говорящая с чуть заметным прибалтийским акцентом, понесла по салону поднос, на котором стояли стаканчики с минералкой, пепси-колой и еще каким-то желтым пузырящимся напитком.
— Это что? — спросил Виктор, недоверчиво глядя на стаканчик с желтым.
— «Фанта», — любезно ответила стюардесса. — Новый напиток, мы стали предлагать его нашим пассажирам в олимпийском году. Попробуйте, пожалуйста.
Виктор взял два стаканчика с «Фантой», попробовал и, когда стюардесса пошла обратно, спросил у нее:
— Скажите, девушка, сколько ехать от аэропорта до Риги?
— От того, в котором мы сядем, — с готовностью объяснила стюардесса, — примерно полчаса на машине до самого центра.
— А сколько в Риге аэропортов? — на всякий случай поинтересовался Виктор, допивая «Фанту».
— Два, — ответила стюардесса.
— Погодите, погодите, — вдруг забеспокоился Виктор, — а мне еще надо лететь от Риги до Шяуляя. Это тот же самый аэропорт, где мы садимся?
— Нет, — сказала стюардесса, — до Шяуляя — из другого аэропорта. Он на противоположном конце города, и туда из центра можно добраться за сорок минут.
— Подождите, — окончательно расстроился Виктор, сообразив, что разработанный Аэрофлотом новый вид услуг отъел от запланированного обеда еще час, — у меня вот какая ситуация…
Он рассказал стюардессе про наклеенные на его чемоданы бирки, все еще надеясь, что какой-нибудь добрый ангел из наземных служб извлечет эти чемоданы из общей кучи багажа, погрузит их на скоростное транспортное средство и отправит во второй аэропорт, где их поднимут на борт самолета, вылетающего в Шяуляй. Причем все это должно произойти без участия Виктора, потому что если надо получать багаж самому, то не только обед накроется медным тазом, но и на самолет вполне можно будет не успеть.
Стюардесса, однако же, его разочаровала.
— Может быть, где-нибудь так и бывает, но у нас в Риге подобных услуг не оказывают, — сказала она, изящно пожимая плечами. — Впрочем, я не уверена. В любом случае я бы вам посоветовала, — стюардесса осторожно оглянулась, — получить багаж самому. Всякое бывает, знаете ли. Вы ведь в отпуск едете? Лучше самому.
Виктор покосился на жену. Анюта смотрела в иллюминатор, но было понятно, что разговор она слышит. И ей все это не очень нравится. Ясно — как только стюардесса удалится на приличное расстояние, Анюта скажет Виктору все, что она думает о его организаторских способностях.
— Скажите, — тихо спросил Виктор, начиная заводиться, — если мне в Москве говорят одно, а здесь все оказывается по-другому, я, по-видимому, имею право высказать, что я думаю по этому поводу? С той минуты, как мы сели в самолет, за все отвечает экипаж. Пригласите кого-нибудь.
Стюардесса явно не ожидала, что в голосе этого приветливого, интеллигентного молодого мужчины могут звучать такие металлические нотки. Она почему-то обиделась, но постаралась этого не показать.
— Минуточку, — сказала она, — сейчас приглашу… — и, не закончив фразу, быстро пошла в сторону кабины. Минут через десять вернулась.
— К Олимпийским играм, — сказала стюардесса, ослепительно улыбаясь, — Аэрофлот разработал и внедрил совершенно новый вид услуг. Вы можете заказать такси прямо с борта самолета. В результате вы, не потеряв ни минуты, сможете быстро и комфортно прибыть в пункт назначения. То есть туда, куда вам надо.
— А что для этого нужно? — спросил Виктор, жалея, что рядом нет Марка Цейтлина. Уж он показал бы им всем олимпийскую козью морду.
— Вам следует заполнить анкету-заявку, — стюардесса протянула Виктору огромную желтую «простыню». — Услуга платная, стоит три рубля.
Анкета-заявка, как выяснилось при внимательном изучении, состояла из трех совершенно одинаковых частей Каждая из них содержала стандартный набор вопросов: фамилия, имя, отчество, адрес, серия и номер паспорта, почему-то национальность, цель приезда в Ригу и многое другое. От обычной анкеты отдела кадров эту бумагу отличало отсутствие вопроса о родственниках, находившихся в плену или на оккупированной территории. Виктор закончил трудиться над заполнением бумаги минут за двадцать до посадки и, вызвав стюардессу, спросил, что делать дальше.
Стюардесса аккуратно оторвала одну треть, убрала ее в сумочку, а оставшиеся две трети вернула Виктору.
— В аэропорту после посадки вы подойдете к кассе разных сборов, — объяснила она. — Там поставят печати на обе копии, одну оставят у себя, а вторую дадут вам. В ней будет указан номер машины. Когда получите багаж, пройдете на стоянку такси, сядете в вашу машину и поедете. Желаю вам всего наилучшего.
— Ты в это веришь? — спросила Анюта, поправляя косынку на головке продолжающей спать Верочки.
— А что мне еще остается? — пожал плечами Виктор. — Вроде здесь сбоя быть не должно. Все равно мы ничего толком сделать не можем. Вернемся в Москву, я этого так не оставлю. А сейчас будем надеяться на лучшее.
Багаж удалось получить за какие-нибудь полтора часа. Виктор оставил Анюту и Верочку охранять чемоданы, а сам побежал искать кассу разных сборов. С самой минуты посадки его не покидала мысль, что касса будет закрыта и вся затея с заказом такси прямо из самолета окажется очередным олимпийским мыльным пузырем.
Поэтому, когда он увидел открытое окошко, то приятно удивился.
— Мне сказали, вы должны поставить печать и сказать номер машины, — сказал Виктор, протягивая в окошко желтую анкету-заявку.
Сидевший за окошком мужчина неторопливо шлепнул штампом по обеим половинкам анкеты, оторвал одну из них, убрал в сейф и нажал на кнопку селектора.
— Эдик, — сказал он в микрофон, — дай номер.
Из динамика вырвался пронзительный свист, который сменился хрипом и неразборчивым шипением. По-видимому, эти звуки несли какую-то информацию, потому что мужчина послушал, кивнул и протянул Виктору его часть анкеты-заявки.
* * *
— Выйдете на стоянку и сядете в первую же машину, — сказал он. — Номер писать не буду, покажете квиток диспетчеру и — счастливого пути.Когда Виктор с семьей и чемоданами оказался на стоянке, ни одной машины там не было. Был только с трудом держащийся на ногах диспетчер и еще человек двадцать пассажиров. У каждого в руках была знакомая желтая бумажка, — Так, — сказала тихая Анюта, у которой явно лопалось терпение. — С меня хватит. Ты не забыл, что мы с ребенком? Сделай что-нибудь.
Виктор совершил единственно верный поступок — он поймал частника и сторговался с ним за десятку. Проснувшаяся Верочка, которая с утра ничего не ела, стала подхныкивать. Виктор взял девочку на руки. До аэропорта доехали за сорок минут — к шести вечера. Водитель, посматривавший на Виктора с явным сочувствием, помог внести чемоданы в здание аэропорта, взял десятку, вежливо попрощался и исчез. Виктор подошел к справочному бюро.
— Скажите, когда посадка на рейс шестьдесят семь-двенадцать до Шяуляя? — спросил он, мечтая от всей души как можно скорее оказаться на месте, чтобы весь этот кошмар с олимпийской символикой наконец закончился.
— Нет такого рейса, — ответила ему девушка из окошка. Виктора прошиб холодный пот.
— Как нет? У меня билеты на сегодня, на восемнадцать сорок пять. И я уже зарегистрировался. Вы что, издеваетесь?
— Покажите билеты, — потребовала девушка, явно не доверяя Виктору.
Виктор протянул ей билеты. Чем внимательнее девушка их изучала, тем отчетливее проступало возмущение на ее лице.
— Пойдемте со мной, — наконец сказала она и, выйдя из справочной, решительно зашагала в сторону служебных помещений.
Оказавшись в комнате дежурного диспетчера, Виктор узнал много интересного.
В частности, что все в Москве посходили с ума. Действительно, когда-то были два рейса на Шяуляй — номер 6712 по вторникам, четвергам, субботам и воскресеньям и номер 6714 по понедельникам, средам и пятницам. Но рейсы улетали незагруженными и, по согласованию с руководством, рейс 6712 отменили. Примерно год назад, а может, и раньше. И в Москве про это прекрасно знают. Когда из столицы прислали первого пассажира с билетом на несуществующий рейс, рижане сразу сигнализировали в Москву, — был большой скандал. Виктор с его билетами — это уже второй случай. Диспетчер ему очень сочувствует, но сделать ничего не может.
Разве что переделать билеты на понедельник, и то — вряд ли, потому что после отмены злополучного 6712-го оставшийся рейс улетает набитый пассажирами под завязку, и на понедельник мест нет. Брони тоже нет. И деньги вернуть не могут, потому что билет зарегистрирован, а рейса в расписании нет, следовательно, возвращать деньги могут только в Москве. Вот на среду можно что-нибудь придумать. Правда, есть проблема с ночлегом.
— Сезон, — диспетчер развел руками. — Все гостиницы битком. И в Риге, и на взморье. Наша гостиница — тоже полная. Транзитники в коридорах спят. Может быть, в комнату матери и ребенка? Только вас. товарищ, туда не пустят.
Перспектива поселить Анюту с Верочкой на несколько дней в комнату матери и ребенка, а самому остаться на улице Виктора никак не привлекала, о чем он честно сказал дежурному диспетчеру.
— А вы поездом не хотите попробовать? — осторожно поинтересовался диспетчер. — Три часа, и вы на месте.
Виктор сказал, что, соблазнившись олимпийским набором услуг Аэрофлота, он как раз и хотел уйти от идеи поезда, но, видно, не судьба.
— Вообще-то мы этого не делаем, — вдруг сказал диспетчер, — но тут уж трудно не войти в положение. — И он решительно снял телефонную трубку.
Из трубки ответили, что с поездом на Шяуляй все в порядке, в расписании он стоит, и билеты есть.
— Поезжайте, молодой человек, на вокзал, — сердечно посоветовал диспетчер.
— Там, в Москве, потом разберетесь. А сейчас не портьте себе нервы. Счастливого пути.
Замученный пожеланиями счастливого пути, которых он выслушал за этот день не меньше десятка, Виктор попросил разрешения позвонить в Шяуляй и разрешение получил. Павел как раз вернулся домой и собирался ужинать, прежде чем ехать встречать Виктора. Сообщение об изменении планов его ничуть не смутило.
— Нормально, Витя. Завтра же все равно воскресенье, так что я в два буду на вокзале, и все путем. Баня топится, ничего не потеряно. Как там Анька?
Анька восприняла новости с виду спокойно. Только потребовала скачала покормить ребенка, а уж потом выбираться из аэропорта. Перекусили в буфете.
Верочка успокоилась, грызла купленное Виктором яблоко и крепко сжимала в левой ручке уже начавшую таять шоколадку. Виктор поймал такси. Загрузились, поехали на вокзал. По прибытии Виктор побежал в кассу.
— Нет билетов, — сообщила ему кассирша, слушая по транзистору репортаж об открытии Олимпиады.
— Как нет?! — рассвирепел Виктор, чувствуя — еще несколько минут, и он начнет разносить все в труху. — Из аэропорта звонили вашему начальнику, он сказал, что билеты есть.