Страница:
Они, дураки, еще смеялись, когда Паша пригнал это чудовище. Зато теперь можно плевать на все. При таком доме и при такой тачке никто даже близко подойти не сможет.
У разграбленного ларька, громыхающего на ветру оторванными листами жести, Пасько свернул направо на бетонку. До дачи оставалось километров десять. Он сбросил скорость, сунул в рот сигарету и тихо включил радио.
Вдоль бетонки слева и справа тянулся черный лес. Летом здесь было грибное раздолье. Неподалеку находилась воинская часть, поэтому садовых участков тут не раздавали. Да и в самом лесу можно было без труда напороться на патруль или уткнуться в колючую проволоку, огораживающую участки с надписями «Запретная зона». Когда они ходили здесь, чтобы набрать грибов на супчик, их несколько раз останавливали, но Паша показывал красную книжечку, и этим все заканчивалось.
Впереди, на повороте, там, где с левой стороны лес разрубала ведущая к воинской части просека, показалась какая-то черная громада. Пасько переключил свет, слегка притормозил, вгляделся и не поверил своим глазам. На съезде с бетонки стоял танк. Пушка смотрела прямо на машину.
Перед Пасько распустился оранжево-красный цветок. Грохота выстрела он уже не услышал. Прямое попадание снаряда подхватило броневик, машина перевернулась в воздухе и, снеся несколько деревьев, отлетела в кустарник. Потом раздался взрыв. К темному осеннему небу поднялся огненный столб.
Задраенный люк танка откинулся, изнутри вылезли двое. Спрыгнули с брони.
Еще трое, с автоматами на изготовку, вышли из кустов.
— В машину, — коротко приказал один из танка. — Уходим. Проверьте быстренько, что там.
Автоматчики подошли к горящей машине. Прикрывая лица от нестерпимого жара, пошуровали рядом. Потом, закинув автоматы за спину, побежали к выехавшей на бетонку «Волге».
Газета «Московский комсомолец». Рубрика «Срочно в номер». В Подмосковье начали угонять танки.
На одну из воинских частей, расположенных в Подмосковье, было совершено дерзкое нападение. Вечером в четверг неизвестные люди, вооруженные автоматическим оружием, оказались в расположении части, захватили оружейную комнату, согнали всех солдат и офицеров в помещение казармы и заперли. Только через четыре часа прапорщику Селиверстову удалось, высадив зарешеченное окно, выбраться наружу и освободить товарищей. Каково же было удивление начальника в/ч полковника Крячкина, когда выяснилось, что нападавшие угнали с территории части танк с полным боекомплектом. Розыскные мероприятия, проведенные силами незадачливых военнослужащих, позволили довольно быстро обнаружить танк — он был брошен похитителями примерно в трех километрах от расположения части.
Неизвестные произвели из танка всего один выстрел, которым был подбит автомобиль «Гранд Чероки». Сгоревшую машину нашли в кустах неподалеку от бетонки. В ней находились два трупа, один с множественными пулевыми ранениями.
Прокуратурой Московской области по данному факту возбуждено уголовное дело.
Донос
Тревога
«Папа». Второй звонок
У разграбленного ларька, громыхающего на ветру оторванными листами жести, Пасько свернул направо на бетонку. До дачи оставалось километров десять. Он сбросил скорость, сунул в рот сигарету и тихо включил радио.
Вдоль бетонки слева и справа тянулся черный лес. Летом здесь было грибное раздолье. Неподалеку находилась воинская часть, поэтому садовых участков тут не раздавали. Да и в самом лесу можно было без труда напороться на патруль или уткнуться в колючую проволоку, огораживающую участки с надписями «Запретная зона». Когда они ходили здесь, чтобы набрать грибов на супчик, их несколько раз останавливали, но Паша показывал красную книжечку, и этим все заканчивалось.
Впереди, на повороте, там, где с левой стороны лес разрубала ведущая к воинской части просека, показалась какая-то черная громада. Пасько переключил свет, слегка притормозил, вгляделся и не поверил своим глазам. На съезде с бетонки стоял танк. Пушка смотрела прямо на машину.
Перед Пасько распустился оранжево-красный цветок. Грохота выстрела он уже не услышал. Прямое попадание снаряда подхватило броневик, машина перевернулась в воздухе и, снеся несколько деревьев, отлетела в кустарник. Потом раздался взрыв. К темному осеннему небу поднялся огненный столб.
Задраенный люк танка откинулся, изнутри вылезли двое. Спрыгнули с брони.
Еще трое, с автоматами на изготовку, вышли из кустов.
— В машину, — коротко приказал один из танка. — Уходим. Проверьте быстренько, что там.
Автоматчики подошли к горящей машине. Прикрывая лица от нестерпимого жара, пошуровали рядом. Потом, закинув автоматы за спину, побежали к выехавшей на бетонку «Волге».
Газета «Московский комсомолец». Рубрика «Срочно в номер». В Подмосковье начали угонять танки.
На одну из воинских частей, расположенных в Подмосковье, было совершено дерзкое нападение. Вечером в четверг неизвестные люди, вооруженные автоматическим оружием, оказались в расположении части, захватили оружейную комнату, согнали всех солдат и офицеров в помещение казармы и заперли. Только через четыре часа прапорщику Селиверстову удалось, высадив зарешеченное окно, выбраться наружу и освободить товарищей. Каково же было удивление начальника в/ч полковника Крячкина, когда выяснилось, что нападавшие угнали с территории части танк с полным боекомплектом. Розыскные мероприятия, проведенные силами незадачливых военнослужащих, позволили довольно быстро обнаружить танк — он был брошен похитителями примерно в трех километрах от расположения части.
Неизвестные произвели из танка всего один выстрел, которым был подбит автомобиль «Гранд Чероки». Сгоревшую машину нашли в кустах неподалеку от бетонки. В ней находились два трупа, один с множественными пулевыми ранениями.
Прокуратурой Московской области по данному факту возбуждено уголовное дело.
Донос
Полковник Василий Корецкий, старый знакомый всей инфокаровской компании, бывший заместитель директора Института по режиму и первый муж Вики, слушал умного человека Рабиновича и морщился.
— Я что, должен объяснять это своими словами? — раздраженно произнес полковник, дождавшись паузы. — Иначе вам не понятно? Без моих объяснений? Вы не уразумели, что происходит, да? Извольте, я вам растолкую. Он, — Корецкий показал пальцем вверх, — просто в ярости. Понимаете, что это значит? Всех уже подняли. Если оперативная информация подтвердит, что разборку устроила ваша шпана, мой вам совет — собирайтесь и мотайте отсюда. На историческую родину или куда хотите. Убийство Беленького «папа» никому не простит. И своим передайте.
Все, ребята! Погуляли — и хватит. Порезвились, постреляли… Я только сейчас с МВД говорил. Они уже занимаются. Главная военная прокуратура подключилась. Но разбираться с вами, чтоб уж до конца понятно было, будем мы.
Умный человек Рабинович слушал Корецкого, сокрушенно кивал головой, теребил в руках потертый портфель, но явных признаков испуга не обнаруживал.
— Василь Иннокентьич, — вклинился он наконец, когда полковник остановился, чтобы перевести дух. — Василь Иннокентьич, вы послушайте меня. Вы же меня знаете. Если что, я бы к вам никогда не пришел. Мамой клянусь, все было не так.
Ну, недоразумение. Ну, погорячились. Но ведь все понимают, с кем имеют дело. Не дураки же кругом. У всех бизнес, семьи, дети, наконец. Вы мне скажите, вы знаете такого дурака, который на вас полезет? Знаете вы такого глупого идиота?
— Знаю, — произнес Корецкий. — Это вы. И ваши костоломы. Вы мне сейчас будете объяснять, что это он сам себя застрелил? А потом танк угнал?
— Василь Иннокентьич, — проникновенно сказал Рабинович, — вы меня сколько лет знаете? Я когда-нибудь глупости делал? Или водил компанию с идиотами? Я ведь вам сам позвонил, чтобы вы здесь ошибок не наделали…
— Благодетель. — Полковник потер затылок. — О нас беспокоитесь? А я вам так скажу: ваша компания сейчас — это версия номер один. И номер два тоже.
Потому что, кроме вас, некому.
— Ошибаетесь, Василь Иннокентьич, — поправил Корепкого собеседник. — Насчет того, что некому, это вы очень даже сильно ошибаетесь.
— И вы хотите, чтобы «папа» поверил в эту чушь? — иронически спросил Корецкий. Он так рассердился, что дважды назвал своего непосредственного начальника «папой», чего при посторонних никогда себе не позволял.
— А это уж вы, Василь Иннокентьич, сами решите, — развел руками Рабинович.
— Вы поймите — у меня с собой документы есть. Они мне немалых денег стоили.
Стал бы я платить, если бы вопрос стоял менее остро?
Видно было, что платить Рабинович не стал бы.
— Ну давайте, — неохотно согласился полковник. — Показывайте ваши документы. Рабинович положил портфель на стол.
— Я их вам оставлю, Василь Иннокентьич, — сказал он. — Здесь подлинники, имейте в виду. Давайте я вам для начала словами расскажу.
Полковник кивнул.
— Есть одна фирмешка, — начал Рабинович. — Крупная довольно. А известно про эту фирмешку вот что. «Крыша» у них — чеченцы. Это раз. Их склады охраняет военная техника. Танки, между прочим. Это два. С покойным у них были дела. Это три. И они ему должны деньги, причем немалые. Это четыре. Интересно?
Полковник пожал плечами.
— Понятия не имею. Чеченскую «крышу» полстраны имеет. И все друг другу что-нибудь да должны. Это все?
— Нет, не все, — не согласился Рабинович. — Я вам еще не сказал, как фирмешка называется.
Он выдержал паузу и произнес театральным шепотом:
— «Инфокар».
Кажущееся безразличие полковника Корецкого к полученным сведениям могло обмануть кого угодно, но только не такого опытного и умного человека, как Рабинович. Прежде чем начать прикармливать его, еще в восемьдесят девятом, Рабинович собрал исчерпывающее досье И был в этом досье малосущественный пунктик — про первую жену полковника, про ее старого приятеля, возглавившего впоследствии коммерческую структуру, про конфликт на полунаучной-полуинтимной почве, про то, как полковник решил сделать приятелю своей жены пакость, а в ответ этот приятель неведомо каким образом выкинул полковника с должности.
Господин Рабинович был бы плохим психологом и знатоком жизни, если бы не понимал, что такие вещи не забывают.
Конечно, можно было бы просто вручить полковнику портфель и объявить, какую премию он, Рабинович, выплатит, если расследование пойдет по правильному пути. Ведь хоть Корецкий и выкрикивал всякие слова и грозил немыслимыми бедами, делал он это исключительно для поддержания своего офицерского гонора, что Рабинович ему снисходительно прощал. Пусть себе порезвится — бабки все равно возьмет как миленький. Но куда интереснее, если Корецкий увидит в этом деле персональный интерес. Ясно, что и в этом случае все будет не бесплатно, однако личный энтузиазм в сочетании с материальной заинтересованностью может сотворить чудеса. А чудеса в данной ситуации очень не помешали бы.
Вернувшись в свой кабинет после встречи с умным человеком, полковник Корецкий вывалил на стол бумаги из старого портфеля и начал читать. Через час картина сложилась полностью. Абсурдность и идиотизм поисков на том пути, по которому все рванулись, стали совершенно очевидными. Искать надо было в другом месте. Что же, будем искать. Будем искать…
Ну, Платон Михайлович, теперь ты увидишь небо в алмазах, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горюшка!
Я тебе напомню, сука, восьмидесятый год…
— Я что, должен объяснять это своими словами? — раздраженно произнес полковник, дождавшись паузы. — Иначе вам не понятно? Без моих объяснений? Вы не уразумели, что происходит, да? Извольте, я вам растолкую. Он, — Корецкий показал пальцем вверх, — просто в ярости. Понимаете, что это значит? Всех уже подняли. Если оперативная информация подтвердит, что разборку устроила ваша шпана, мой вам совет — собирайтесь и мотайте отсюда. На историческую родину или куда хотите. Убийство Беленького «папа» никому не простит. И своим передайте.
Все, ребята! Погуляли — и хватит. Порезвились, постреляли… Я только сейчас с МВД говорил. Они уже занимаются. Главная военная прокуратура подключилась. Но разбираться с вами, чтоб уж до конца понятно было, будем мы.
Умный человек Рабинович слушал Корецкого, сокрушенно кивал головой, теребил в руках потертый портфель, но явных признаков испуга не обнаруживал.
— Василь Иннокентьич, — вклинился он наконец, когда полковник остановился, чтобы перевести дух. — Василь Иннокентьич, вы послушайте меня. Вы же меня знаете. Если что, я бы к вам никогда не пришел. Мамой клянусь, все было не так.
Ну, недоразумение. Ну, погорячились. Но ведь все понимают, с кем имеют дело. Не дураки же кругом. У всех бизнес, семьи, дети, наконец. Вы мне скажите, вы знаете такого дурака, который на вас полезет? Знаете вы такого глупого идиота?
— Знаю, — произнес Корецкий. — Это вы. И ваши костоломы. Вы мне сейчас будете объяснять, что это он сам себя застрелил? А потом танк угнал?
— Василь Иннокентьич, — проникновенно сказал Рабинович, — вы меня сколько лет знаете? Я когда-нибудь глупости делал? Или водил компанию с идиотами? Я ведь вам сам позвонил, чтобы вы здесь ошибок не наделали…
— Благодетель. — Полковник потер затылок. — О нас беспокоитесь? А я вам так скажу: ваша компания сейчас — это версия номер один. И номер два тоже.
Потому что, кроме вас, некому.
— Ошибаетесь, Василь Иннокентьич, — поправил Корепкого собеседник. — Насчет того, что некому, это вы очень даже сильно ошибаетесь.
— И вы хотите, чтобы «папа» поверил в эту чушь? — иронически спросил Корецкий. Он так рассердился, что дважды назвал своего непосредственного начальника «папой», чего при посторонних никогда себе не позволял.
— А это уж вы, Василь Иннокентьич, сами решите, — развел руками Рабинович.
— Вы поймите — у меня с собой документы есть. Они мне немалых денег стоили.
Стал бы я платить, если бы вопрос стоял менее остро?
Видно было, что платить Рабинович не стал бы.
— Ну давайте, — неохотно согласился полковник. — Показывайте ваши документы. Рабинович положил портфель на стол.
— Я их вам оставлю, Василь Иннокентьич, — сказал он. — Здесь подлинники, имейте в виду. Давайте я вам для начала словами расскажу.
Полковник кивнул.
— Есть одна фирмешка, — начал Рабинович. — Крупная довольно. А известно про эту фирмешку вот что. «Крыша» у них — чеченцы. Это раз. Их склады охраняет военная техника. Танки, между прочим. Это два. С покойным у них были дела. Это три. И они ему должны деньги, причем немалые. Это четыре. Интересно?
Полковник пожал плечами.
— Понятия не имею. Чеченскую «крышу» полстраны имеет. И все друг другу что-нибудь да должны. Это все?
— Нет, не все, — не согласился Рабинович. — Я вам еще не сказал, как фирмешка называется.
Он выдержал паузу и произнес театральным шепотом:
— «Инфокар».
Кажущееся безразличие полковника Корецкого к полученным сведениям могло обмануть кого угодно, но только не такого опытного и умного человека, как Рабинович. Прежде чем начать прикармливать его, еще в восемьдесят девятом, Рабинович собрал исчерпывающее досье И был в этом досье малосущественный пунктик — про первую жену полковника, про ее старого приятеля, возглавившего впоследствии коммерческую структуру, про конфликт на полунаучной-полуинтимной почве, про то, как полковник решил сделать приятелю своей жены пакость, а в ответ этот приятель неведомо каким образом выкинул полковника с должности.
Господин Рабинович был бы плохим психологом и знатоком жизни, если бы не понимал, что такие вещи не забывают.
Конечно, можно было бы просто вручить полковнику портфель и объявить, какую премию он, Рабинович, выплатит, если расследование пойдет по правильному пути. Ведь хоть Корецкий и выкрикивал всякие слова и грозил немыслимыми бедами, делал он это исключительно для поддержания своего офицерского гонора, что Рабинович ему снисходительно прощал. Пусть себе порезвится — бабки все равно возьмет как миленький. Но куда интереснее, если Корецкий увидит в этом деле персональный интерес. Ясно, что и в этом случае все будет не бесплатно, однако личный энтузиазм в сочетании с материальной заинтересованностью может сотворить чудеса. А чудеса в данной ситуации очень не помешали бы.
Вернувшись в свой кабинет после встречи с умным человеком, полковник Корецкий вывалил на стол бумаги из старого портфеля и начал читать. Через час картина сложилась полностью. Абсурдность и идиотизм поисков на том пути, по которому все рванулись, стали совершенно очевидными. Искать надо было в другом месте. Что же, будем искать. Будем искать…
Ну, Платон Михайлович, теперь ты увидишь небо в алмазах, узнаешь, почем фунт лиха, хлебнешь горюшка!
Я тебе напомню, сука, восьмидесятый год…
Тревога
Виктор как-то незаметно оказался в одиночестве. Платон утратил интерес к его деятельности, целиком погрузившись в высокую политику, волны которой все сильнее захлестывали СНК. Однажды Виктор подобрался к нему с сообщением о том, что грузы задерживаются и надо бы позвонить такому-то человеку в таможне.
Платон долго смотрел на Виктора, явно пытаясь понять, о чем речь и почему к нему пристают, а потом сказал:
— Сколько там? Два автовоза? Тыщ двести? Плюнь на фиг.
И Виктор понял, что Платон ему не помощник.
С Марком тоже все было ясно. Он нависал над бизнесом с иномарками, как коршун, выжидая момент, когда можно будет нанести смертельный удар. Частенько Виктор заставал директоров, для которых он, собственно, и поставлял машины, выходящими из кабинета Цейтлина. Свою власть над документами Марк виртуозно превратил в архимедов рычаг, позволяющий ему выкачивать из каждого нужные сведения. И он знал о делах Виктора много, слишком много. Хотя и не знал главного — полковника Пашу Беленького и того, кто стоял за ним. «Папу».
Зато Ларри Теишвили, радушно улыбавшийся Виктору при каждой встрече, похоже, это главное знал. Наладить с ним отношения, как настоятельно советовал Платон, Виктору так и не удалось. Внешне все выглядело великолепно. Для любого нового человека, который повстречался бы с Теишвили, первым впечатлением — совершенно естественным и очевидным — было бы ощущение полной и всесторонней гармонии отношений между Ларри и окружающими людьми. Но Виктор знал Теишвили не один десяток лет. И улыбка Ларри — улыбка Шер-Хана-заставляла его очень аккуратно смотреть под ноги, прежде чем он делал очередной шаг. Именно в присутствии Ларри Сысоев ловил себя на том, что думает над каждым произносимым словом.
Временами Виктору казалось, что Ларри чего-то от него ждет. Их эпизодические встречи, когда в воздухе повисала пропитанная сигарным дымом тишина, будто подталкивали его к тому, чтобы сказать нечто ожидаемое собеседником. Но Виктор уже был связан негласным соглашением с Мусой, и встречи эти заканчивались дежурными объятиями и заверениями в вечной дружбе. Со временем Сысоев пришел к выводу, что Ларри, несмотря на затаенную обиду, относится к нему по-прежнему хорошо. Как к человеку. Как к старому другу, Ларри просто не принимает складывающуюся систему деловых отношений по бизнесу, потому что она ломает существующее равновесие сил. И ощущение того, что Виктор своими руками, по недомыслию, желая сделать как лучше, поломал это равновесие, не давало ему спокойно спать. Тем более что его тревожило поведение Мусы.
Нет, Муса, как и в самом начале, подписывал все, что приносил ему Виктор.
Но теперь он это делал совсем не так, как раньше. Если три месяца назад Муса вникал в каждую мелочь, немедленно отзывался на телефонные звонки Виктора, задавал вопросы по существу и проявлял живой интерес, то теперь он порой выпадал из связи на два-три дня. Потом появлялся в офисе, проводил на ходу расческой по влажным после бассейна волосам, говорил Виктору «уважаемый», не глядя, подмахивал накопившуюся кучу платежек и запирался в кабинете с очередной командой, затевающей под его руководством очередную стройку века.
Между тем два дня задержки были для проекта подобны смерти. Потому что расчеты с графьями велись в рублях, а расчеты с «Полимпексом» — в долларах.
Рубль летел вниз, как с горы на санках, и каждый день промедления увеличивал неформальную, но строго учитываемую задолженность «Инфокара». Двести тысяч, щедро сброшенные Пашей Беленьким на счета «Инфокара» в качестве гарантии от возможных потерь, ужались до неприличных размеров. Сейчас долг превысил уже полтора миллиона, и надо было либо что-то срочно предпринимать, либо идти к графьям на поклон, нести повинную голову и мямлить — извините, дескать, ребята, малость просчитались.
Виктор несколько раз пытался выяснить с Мусой отношения, потом плюнул и сел за расчеты. Получалось, что все не так страшно. Если приостановить выплату графской доли хотя бы на месяц, бросить все деньги на закупку машин и заложить в схему действий три дня задержки платежей как мировую константу, то к Новому году все закончится более или менее нормально. Показатели проекта будут чуть хуже, да и хрен бы с ними. За режим работы Мусы и сложившуюся систему отношений Виктор отвечать не может. Будут вопросы — пусть все вместе и разбираются.
Но тут грянул очередной кризис. За один день рубль ухнул вниз так, что заложило уши. К обеду Виктор разослал всем директорам категорический приказ немедленно прекратить продажу машин. Салоны закрылись. Но это мало на что повлияло. Долг перед графьями на глазах вырос вдвое.
Заметку в «Московском комсомольце» Виктор даже не читал. У него было особое отношение к этой газете. Когда-то, еще в комитете ВЛКСМ, Сысоеву довелось заниматься распространением подписки, и с тех пор при любом упоминании «Московского комсомольца» у него начиналось что-то вроде изжоги. На это не повлияли даже полное изменение имиджа издания и баснословный взлет тиража.
Виктор прекрасно понимал, что «МК» читают все. Но среди людей, мнением которых он дорожил, обсуждать прочитанное в данной газете было не принято — это считалось неприличным, как разговор о порнофильме. Поэтому когда Платон, не выходивший на связь черт знает сколько времени, вдруг позвонил ему и спросил:
«Слушай, Витя, а мы этим ребятам… ну твоим… из Ассоциации… должны что-нибудь?» — Виктор не понял ни вопроса, ни почему он был задан.
— Немного должны, — ответил он. — До Нового года рассчитаемся. А что?
В трубке наступило непонятное молчание. Потом Платон раздраженно сказал:
— Ты бы меня информировал все-таки, что происходит. Почему я должен…
Черт знает что!.. Почему я должен узнавать… неизвестно как…
И связь оборвалась.
О том, что Ассоциация содействия малому бизнесу оказалась обезглавленной, Платон узнал от Ахмета. По экспресс-почте преступного мира информация прошла мгновенно. Сначала Ахмет не придал ей особого значения, потому что даже не подозревал о связи «Инфокара» с разгромленной Ассоциацией. Но через некоторое время стали поступать тревожные сведения. Из неведомого источника начал по капельке просачиваться слух, что у «Инфокара» перед Ассоциацией большой долг. А как поступают, если есть долг, но должник не платит, — известно всем. За Ассоциацией стоят серьезные люди. Очень серьезные. Поэтому всем рекомендуется отойти. Паны дерутся — у холопов чубы трясутся.
Обо всем этом Ахмет, сосредоточенно хмурясь и важничая, сообщил Платону.
Он тут же добавил, что, конечно же, защитит «Инфокар» от всех и вся, но в данной ситуации это будет очень трудно. А чтобы ничего подобного впредь не возникало, надо обязательно привлекать его, Ахмета, ко всем коммерческим переговорам. Это недорого — процент или два. Зато все будет хорошо.
Проводив Ахмета, Платон позвонил Виктору, потом задумался. Все это чертовски неприятно. Главное, непонятно, что делать. Ахмету Платон доверял, но с оговорками. Тот вполне мог услышать где-нибудь звон и прибежать, чтобы продемонстрировать осведомленность. Но вообще-то дыма без огня не бывает.
Можно, конечно, позвонить кое-кому… Так, без повода. Прощупать в разговоре, откуда, а главное — с какой целью дует ветер. Но если в словах Ахмета есть хоть крупица правды, такой звонок может быть воспринят как прямое или косвенное свидетельство ощущаемой вины. Мол, знает кошка, где нашкодила, вот и засуетилась. И Платон решил пока ничего особенного не предпринимать, а выждать и посмотреть, как будут развиваться события. Не ко времени все это, ох как не ко времени!
Первым делом он вызвал в клуб Виктора. Платона интересовал механизм образования долга. Выяснилось, что, по большому счету, источников задолженности два. Двести тысяч полковника Беленького, сократившиеся до неприличного минимума из-за необходимости поддерживать объем поставок. И постоянно подвисающая на инфокаровском счете рублевая выручка. В сумме чуть меньше трех миллионов долларов.
Выложенную Виктором на стол папку с бумагами, в которых прослеживалось все движение денег и машин, Платон смотреть не стал. Все и так было ясно. Муса опять схватился не за свое, немножко поиграл, остыл и вернулся к более привычным и приятным для него делам. Так бывало уже не раз. А Ларри, как опять же не раз происходило в прошлом, немедленно отошел. Играть в команде — не значит гонять вдвоем один и тот же мячик. Здесь он абсолютно прав.
Что же делать со всей этой компанией? Отцы-командиры словно с ума посходили. Вроде бы у каждого свой кусок, свое дело, своя точно определенная ответственность, У Ларри — машины, у Мусы — общее руководство, у Марка — вселенский контроль. Но суммарная выручка, все финансовые потоки сосредоточены в руках Ларри, и это не дает никому спокойно спать. Каждый пытается влезть, поучаствовать, вставить своего человека. Будто им там медом намазано. Мало им питерской истории, смерти Терьяна… Просто патология какая-то.
— Ладно, — устало сказал Платон Виктору. — Поезжай. Я разберусь.
— А мне что делать? — спросил Виктор. — Дальше-то как?
— Дальше? Работай. Что ж еще? Погоди. Давай я переговорю с Ларри. Пусть он сейчас возьмет все под контроль. У тебя с ним как?
— Вроде нормально.
— Хорошо. И давай без обид. Что-то мне все это не нравится. Виктору тоже все это не нравилось. Но он не очень понимал, где была допущена ошибка. И главное — что теперь делать? Беленький и Пасько убиты. Курдюков погиб при пожаре. Зиц-председатель Горбунков еще функционирует, но ничего осмысленного насчет продолжения бизнеса сказать не в состоянии. Значит, остается около трех миллионов долга. Дело, в общем-то, обычное, С чего это Платон так заволновался?
Платон долго смотрел на Виктора, явно пытаясь понять, о чем речь и почему к нему пристают, а потом сказал:
— Сколько там? Два автовоза? Тыщ двести? Плюнь на фиг.
И Виктор понял, что Платон ему не помощник.
С Марком тоже все было ясно. Он нависал над бизнесом с иномарками, как коршун, выжидая момент, когда можно будет нанести смертельный удар. Частенько Виктор заставал директоров, для которых он, собственно, и поставлял машины, выходящими из кабинета Цейтлина. Свою власть над документами Марк виртуозно превратил в архимедов рычаг, позволяющий ему выкачивать из каждого нужные сведения. И он знал о делах Виктора много, слишком много. Хотя и не знал главного — полковника Пашу Беленького и того, кто стоял за ним. «Папу».
Зато Ларри Теишвили, радушно улыбавшийся Виктору при каждой встрече, похоже, это главное знал. Наладить с ним отношения, как настоятельно советовал Платон, Виктору так и не удалось. Внешне все выглядело великолепно. Для любого нового человека, который повстречался бы с Теишвили, первым впечатлением — совершенно естественным и очевидным — было бы ощущение полной и всесторонней гармонии отношений между Ларри и окружающими людьми. Но Виктор знал Теишвили не один десяток лет. И улыбка Ларри — улыбка Шер-Хана-заставляла его очень аккуратно смотреть под ноги, прежде чем он делал очередной шаг. Именно в присутствии Ларри Сысоев ловил себя на том, что думает над каждым произносимым словом.
Временами Виктору казалось, что Ларри чего-то от него ждет. Их эпизодические встречи, когда в воздухе повисала пропитанная сигарным дымом тишина, будто подталкивали его к тому, чтобы сказать нечто ожидаемое собеседником. Но Виктор уже был связан негласным соглашением с Мусой, и встречи эти заканчивались дежурными объятиями и заверениями в вечной дружбе. Со временем Сысоев пришел к выводу, что Ларри, несмотря на затаенную обиду, относится к нему по-прежнему хорошо. Как к человеку. Как к старому другу, Ларри просто не принимает складывающуюся систему деловых отношений по бизнесу, потому что она ломает существующее равновесие сил. И ощущение того, что Виктор своими руками, по недомыслию, желая сделать как лучше, поломал это равновесие, не давало ему спокойно спать. Тем более что его тревожило поведение Мусы.
Нет, Муса, как и в самом начале, подписывал все, что приносил ему Виктор.
Но теперь он это делал совсем не так, как раньше. Если три месяца назад Муса вникал в каждую мелочь, немедленно отзывался на телефонные звонки Виктора, задавал вопросы по существу и проявлял живой интерес, то теперь он порой выпадал из связи на два-три дня. Потом появлялся в офисе, проводил на ходу расческой по влажным после бассейна волосам, говорил Виктору «уважаемый», не глядя, подмахивал накопившуюся кучу платежек и запирался в кабинете с очередной командой, затевающей под его руководством очередную стройку века.
Между тем два дня задержки были для проекта подобны смерти. Потому что расчеты с графьями велись в рублях, а расчеты с «Полимпексом» — в долларах.
Рубль летел вниз, как с горы на санках, и каждый день промедления увеличивал неформальную, но строго учитываемую задолженность «Инфокара». Двести тысяч, щедро сброшенные Пашей Беленьким на счета «Инфокара» в качестве гарантии от возможных потерь, ужались до неприличных размеров. Сейчас долг превысил уже полтора миллиона, и надо было либо что-то срочно предпринимать, либо идти к графьям на поклон, нести повинную голову и мямлить — извините, дескать, ребята, малость просчитались.
Виктор несколько раз пытался выяснить с Мусой отношения, потом плюнул и сел за расчеты. Получалось, что все не так страшно. Если приостановить выплату графской доли хотя бы на месяц, бросить все деньги на закупку машин и заложить в схему действий три дня задержки платежей как мировую константу, то к Новому году все закончится более или менее нормально. Показатели проекта будут чуть хуже, да и хрен бы с ними. За режим работы Мусы и сложившуюся систему отношений Виктор отвечать не может. Будут вопросы — пусть все вместе и разбираются.
Но тут грянул очередной кризис. За один день рубль ухнул вниз так, что заложило уши. К обеду Виктор разослал всем директорам категорический приказ немедленно прекратить продажу машин. Салоны закрылись. Но это мало на что повлияло. Долг перед графьями на глазах вырос вдвое.
Заметку в «Московском комсомольце» Виктор даже не читал. У него было особое отношение к этой газете. Когда-то, еще в комитете ВЛКСМ, Сысоеву довелось заниматься распространением подписки, и с тех пор при любом упоминании «Московского комсомольца» у него начиналось что-то вроде изжоги. На это не повлияли даже полное изменение имиджа издания и баснословный взлет тиража.
Виктор прекрасно понимал, что «МК» читают все. Но среди людей, мнением которых он дорожил, обсуждать прочитанное в данной газете было не принято — это считалось неприличным, как разговор о порнофильме. Поэтому когда Платон, не выходивший на связь черт знает сколько времени, вдруг позвонил ему и спросил:
«Слушай, Витя, а мы этим ребятам… ну твоим… из Ассоциации… должны что-нибудь?» — Виктор не понял ни вопроса, ни почему он был задан.
— Немного должны, — ответил он. — До Нового года рассчитаемся. А что?
В трубке наступило непонятное молчание. Потом Платон раздраженно сказал:
— Ты бы меня информировал все-таки, что происходит. Почему я должен…
Черт знает что!.. Почему я должен узнавать… неизвестно как…
И связь оборвалась.
О том, что Ассоциация содействия малому бизнесу оказалась обезглавленной, Платон узнал от Ахмета. По экспресс-почте преступного мира информация прошла мгновенно. Сначала Ахмет не придал ей особого значения, потому что даже не подозревал о связи «Инфокара» с разгромленной Ассоциацией. Но через некоторое время стали поступать тревожные сведения. Из неведомого источника начал по капельке просачиваться слух, что у «Инфокара» перед Ассоциацией большой долг. А как поступают, если есть долг, но должник не платит, — известно всем. За Ассоциацией стоят серьезные люди. Очень серьезные. Поэтому всем рекомендуется отойти. Паны дерутся — у холопов чубы трясутся.
Обо всем этом Ахмет, сосредоточенно хмурясь и важничая, сообщил Платону.
Он тут же добавил, что, конечно же, защитит «Инфокар» от всех и вся, но в данной ситуации это будет очень трудно. А чтобы ничего подобного впредь не возникало, надо обязательно привлекать его, Ахмета, ко всем коммерческим переговорам. Это недорого — процент или два. Зато все будет хорошо.
Проводив Ахмета, Платон позвонил Виктору, потом задумался. Все это чертовски неприятно. Главное, непонятно, что делать. Ахмету Платон доверял, но с оговорками. Тот вполне мог услышать где-нибудь звон и прибежать, чтобы продемонстрировать осведомленность. Но вообще-то дыма без огня не бывает.
Можно, конечно, позвонить кое-кому… Так, без повода. Прощупать в разговоре, откуда, а главное — с какой целью дует ветер. Но если в словах Ахмета есть хоть крупица правды, такой звонок может быть воспринят как прямое или косвенное свидетельство ощущаемой вины. Мол, знает кошка, где нашкодила, вот и засуетилась. И Платон решил пока ничего особенного не предпринимать, а выждать и посмотреть, как будут развиваться события. Не ко времени все это, ох как не ко времени!
Первым делом он вызвал в клуб Виктора. Платона интересовал механизм образования долга. Выяснилось, что, по большому счету, источников задолженности два. Двести тысяч полковника Беленького, сократившиеся до неприличного минимума из-за необходимости поддерживать объем поставок. И постоянно подвисающая на инфокаровском счете рублевая выручка. В сумме чуть меньше трех миллионов долларов.
Выложенную Виктором на стол папку с бумагами, в которых прослеживалось все движение денег и машин, Платон смотреть не стал. Все и так было ясно. Муса опять схватился не за свое, немножко поиграл, остыл и вернулся к более привычным и приятным для него делам. Так бывало уже не раз. А Ларри, как опять же не раз происходило в прошлом, немедленно отошел. Играть в команде — не значит гонять вдвоем один и тот же мячик. Здесь он абсолютно прав.
Что же делать со всей этой компанией? Отцы-командиры словно с ума посходили. Вроде бы у каждого свой кусок, свое дело, своя точно определенная ответственность, У Ларри — машины, у Мусы — общее руководство, у Марка — вселенский контроль. Но суммарная выручка, все финансовые потоки сосредоточены в руках Ларри, и это не дает никому спокойно спать. Каждый пытается влезть, поучаствовать, вставить своего человека. Будто им там медом намазано. Мало им питерской истории, смерти Терьяна… Просто патология какая-то.
— Ладно, — устало сказал Платон Виктору. — Поезжай. Я разберусь.
— А мне что делать? — спросил Виктор. — Дальше-то как?
— Дальше? Работай. Что ж еще? Погоди. Давай я переговорю с Ларри. Пусть он сейчас возьмет все под контроль. У тебя с ним как?
— Вроде нормально.
— Хорошо. И давай без обид. Что-то мне все это не нравится. Виктору тоже все это не нравилось. Но он не очень понимал, где была допущена ошибка. И главное — что теперь делать? Беленький и Пасько убиты. Курдюков погиб при пожаре. Зиц-председатель Горбунков еще функционирует, но ничего осмысленного насчет продолжения бизнеса сказать не в состоянии. Значит, остается около трех миллионов долга. Дело, в общем-то, обычное, С чего это Платон так заволновался?
«Папа». Второй звонок
Вскоре на связь с Виктором вышел старый знакомый. По настоянию графьевувы, ныне уже покойных-Виктор установил на свой офисный телефон громоздкое приспособление. Оно состояло из экрана и пульта управления с красной кнопкой и рычажком. Когда раздавался зуммер, нужно было нажать на красную кнопку. Через секунду на экране высвечивался номер, с которого звонили. Но это был не простой определитель номера, а нечто усовершенствованное: высвечивались номера не только городских, но и любых мобильных телефонов, даже если звонили из-за границы. Рычажок имел три позиции. Нулевая-нейтральная. В позиции «I» рычажок включал запись беседы, при этом начинал подмигивать зеленый индикатор, а позиция «2» позволяла определить, записывался ли разговор на другом конце или где-то по дороге. Если записывался, экран из белого становился синим.
…Телефон зазвонил, и одновременно произошло несколько событий, никогда ранее не наблюдавшихся. Номер звонившего не высветился вовсе — на экране загорелись семь звездочек. Экран из белого стал не синим, а ярко-зеленым. Когда же Виктор, ошарашенный увиденным, включил запись беседы, индикатор, вместо зеленого подмигивания, продемонстрировал устойчивое красное свечение.
— Виктор Павлович? — прозвучал в трубке смутно знакомый голос. — Это вы?
Можно вас попросить перейти к нормальному аппарату? Очень сильные помехи, невозможно говорить. Я сейчас перезвоню.
Полковник Василий Иннокентьевич Корецкий был изысканно вежлив. Он напомнил Виктору про старое доброе академическое время, посетовал, что нет времени встретиться и просто так поговорить, упомянул про героические дни обороны Белого дома от зарвавшихся путчистов.
— Заехали бы как-нибудь, Виктор Павлович, — наконец пригласил он. — Посидим, поболтаем.
— А куда к вам заехать-то? — спросил Виктор.
— Да уж! — Можно было почувствовать, что полковник на том конце провода улыбается. — У нас адрес известный. Москва, Кремль. Не заблудитесь. Поговорим про общих знакомых. Как там Платон Михайлович? Ларри Георгиевич? Этот..
Марк… Цейтлин, кажется? Ну так как?
— Насчет сегодня… боюсь, что трудно будет. — Виктор начал тянуть время, не понимая, как реагировать на приглашение. — У меня тут деловые переговоры…
— Бросьте вы, — в голосе Корецкого прорезался металл, — какие у вас дела, какие переговоры… С кем вы там еще можете переговариваться? Давайте, давайте, собирайтесь. Я машину высылаю.
— У меня своя машина, — брякнул Виктор.
— Ха-ха! — У полковника явно улучшилось настроение. — Своя — не своя… У нас тут, понимаете ли, бюрократия. Пока я вам пропуск на машину буду выписывать, рабочий день кончится. Так что уж давайте лучше на моей.
— Ладно, — сдался Сысоев, прикидывая, сколько времени ему надо, чтобы доложиться Мусе или Ларри. — Минут за двадцать успеете доехать?
— Обижаете, Виктор Павлович, — серьезно сказал Корецкий. — За окно посмотрите. Видите черную «Волгу» у подворотни? Это за вами.
— С вещами, что ли? — попробовал пошутить Виктор, выглянув в окно.
Полковник помолчал секунду и бросил трубку.
Виктор набрал внутренний телефон Мусы. Номер не отвечал — Муса был на «переговорах» с массажисткой.
— Пола, — приказал Виктор, — срочно найди мне Ларри. Где хочешь. Или Платона. Скажи Марии, пусть быстро ищет. У меня пять минут. Максимум.
Пола, воспитанная на необременительной торговле кроссовками, встрепенулась, почувствовала неладное и набросилась на телефон. Первым обнаружился Ларри.
— Что там у тебя? — резко спросил Ларри. — Говори быстро. Виктор рассказал про звонок и про ждущую у въезда во двор машину. Ларри долго молчал.
— Я что-то не понимаю, — сказал он наконец. — Почему ты должен куда-то ехать? Ты никому ничего не должен. Так не делается. Хотят вызвать — пусть пришлют официальный документ. Пошли ты его знаешь куда. Согласен со мной?
У Виктора отлегло от сердца. Наконец-то он услышал серьезный совет серьезного человека. Каким же он был идиотом, что с самого начала пошел к Мусе, увидев в нем единственную защиту от Марка!
— А ты думаешь, это правильно? — осторожно спросил он. — Он же приглашает неофициально. Может, лучше съездить, узнать в чем дело?
Интересно все-таки, сколько нужно времени, чтобы по-настоящему узнать человека?
— Может, и лучше, — медленно сказал Ларри. — Съездишь. Узнаешь, в чем дело. Потом обсудим. Пока.
Водитель провел Виктора через пост и проводил до кабинета полковника Корецкого.
— Здравствуйте, Василий Иннокентьевич, — произнес Виктор, устраиваясь в кресле.
Полковник спохватился и протянул Виктору руку через стол.
— У меня только один вопрос, — заявил он Сысоеву. — Очень простой. Мне известно, что вы, в нарушение таможенного законодательства, ввозили на территорию Российской Федерации автомобили иностранного производства без уплаты таможенных пошлин. Это так?
— Нет, не так. Мы не ввезли ни одного автомобиля. За последние месяцы мы приобретали машины только на внутреннем рынке.
Полковник кивнул головой, раскрыл лежащую перед ним пухлую папку и углубился в чтение.
— А вас не заинтересовало, почему вы их так дешево покупали? — спросил он наконец. — Если посчитать таможню, получится чуть ли не в два раза дороже.
Виктор дернул плечом.
— Нам за столько продавали. Что мы должны были делать — просить, чтобы нам продали подороже?
— Вот именно.
— Это почему же?
— А потому, — принялся наставительно объяснять Корецкий, — что вы фактически оказались соучастником преступной сделки по ввозу и реализации товаров без уплаты установленных государством налогов. Поэтому товары подлежат изъятию и обращению в доход государства, а на вас будет наложен штраф в размере их стоимости. И еще. Поскольку сделка совершалась в особо крупных размерах, то это повлечет за собой также уголовную ответственность. Теперь понятно?
— Был президентский указ, — напомнил ему Виктор. — Могу представить ксерокопию.
— Не надо, — отмахнулся полковник. — Не надо шуточки шутить. Льготы были даны общественной организации, а не вам. Это они должны были деньги зарабатывать, для решения уставных задач.
— Так они и зарабатывали, — согласился Виктор, в душе помянув добрым словом Беленького и графьев, заставивших его гнать все деньги на счет Ассоциации. — Мы всю выручку переводили им. Себе только три процента оставляли — накладные расходы. Это очень легко проверяется. Могу показать все документы.
…Телефон зазвонил, и одновременно произошло несколько событий, никогда ранее не наблюдавшихся. Номер звонившего не высветился вовсе — на экране загорелись семь звездочек. Экран из белого стал не синим, а ярко-зеленым. Когда же Виктор, ошарашенный увиденным, включил запись беседы, индикатор, вместо зеленого подмигивания, продемонстрировал устойчивое красное свечение.
— Виктор Павлович? — прозвучал в трубке смутно знакомый голос. — Это вы?
Можно вас попросить перейти к нормальному аппарату? Очень сильные помехи, невозможно говорить. Я сейчас перезвоню.
Полковник Василий Иннокентьевич Корецкий был изысканно вежлив. Он напомнил Виктору про старое доброе академическое время, посетовал, что нет времени встретиться и просто так поговорить, упомянул про героические дни обороны Белого дома от зарвавшихся путчистов.
— Заехали бы как-нибудь, Виктор Павлович, — наконец пригласил он. — Посидим, поболтаем.
— А куда к вам заехать-то? — спросил Виктор.
— Да уж! — Можно было почувствовать, что полковник на том конце провода улыбается. — У нас адрес известный. Москва, Кремль. Не заблудитесь. Поговорим про общих знакомых. Как там Платон Михайлович? Ларри Георгиевич? Этот..
Марк… Цейтлин, кажется? Ну так как?
— Насчет сегодня… боюсь, что трудно будет. — Виктор начал тянуть время, не понимая, как реагировать на приглашение. — У меня тут деловые переговоры…
— Бросьте вы, — в голосе Корецкого прорезался металл, — какие у вас дела, какие переговоры… С кем вы там еще можете переговариваться? Давайте, давайте, собирайтесь. Я машину высылаю.
— У меня своя машина, — брякнул Виктор.
— Ха-ха! — У полковника явно улучшилось настроение. — Своя — не своя… У нас тут, понимаете ли, бюрократия. Пока я вам пропуск на машину буду выписывать, рабочий день кончится. Так что уж давайте лучше на моей.
— Ладно, — сдался Сысоев, прикидывая, сколько времени ему надо, чтобы доложиться Мусе или Ларри. — Минут за двадцать успеете доехать?
— Обижаете, Виктор Павлович, — серьезно сказал Корецкий. — За окно посмотрите. Видите черную «Волгу» у подворотни? Это за вами.
— С вещами, что ли? — попробовал пошутить Виктор, выглянув в окно.
Полковник помолчал секунду и бросил трубку.
Виктор набрал внутренний телефон Мусы. Номер не отвечал — Муса был на «переговорах» с массажисткой.
— Пола, — приказал Виктор, — срочно найди мне Ларри. Где хочешь. Или Платона. Скажи Марии, пусть быстро ищет. У меня пять минут. Максимум.
Пола, воспитанная на необременительной торговле кроссовками, встрепенулась, почувствовала неладное и набросилась на телефон. Первым обнаружился Ларри.
— Что там у тебя? — резко спросил Ларри. — Говори быстро. Виктор рассказал про звонок и про ждущую у въезда во двор машину. Ларри долго молчал.
— Я что-то не понимаю, — сказал он наконец. — Почему ты должен куда-то ехать? Ты никому ничего не должен. Так не делается. Хотят вызвать — пусть пришлют официальный документ. Пошли ты его знаешь куда. Согласен со мной?
У Виктора отлегло от сердца. Наконец-то он услышал серьезный совет серьезного человека. Каким же он был идиотом, что с самого начала пошел к Мусе, увидев в нем единственную защиту от Марка!
— А ты думаешь, это правильно? — осторожно спросил он. — Он же приглашает неофициально. Может, лучше съездить, узнать в чем дело?
Интересно все-таки, сколько нужно времени, чтобы по-настоящему узнать человека?
— Может, и лучше, — медленно сказал Ларри. — Съездишь. Узнаешь, в чем дело. Потом обсудим. Пока.
* * *
Черная машина влетела в Кремль мимо застывших в приветствии часовых.Водитель провел Виктора через пост и проводил до кабинета полковника Корецкого.
* * *
— Садитесь, коллега, — не слишком любезно сказал полковник, кивая в сторону кресла. — Поговорим.— Здравствуйте, Василий Иннокентьевич, — произнес Виктор, устраиваясь в кресле.
Полковник спохватился и протянул Виктору руку через стол.
— У меня только один вопрос, — заявил он Сысоеву. — Очень простой. Мне известно, что вы, в нарушение таможенного законодательства, ввозили на территорию Российской Федерации автомобили иностранного производства без уплаты таможенных пошлин. Это так?
— Нет, не так. Мы не ввезли ни одного автомобиля. За последние месяцы мы приобретали машины только на внутреннем рынке.
Полковник кивнул головой, раскрыл лежащую перед ним пухлую папку и углубился в чтение.
— А вас не заинтересовало, почему вы их так дешево покупали? — спросил он наконец. — Если посчитать таможню, получится чуть ли не в два раза дороже.
Виктор дернул плечом.
— Нам за столько продавали. Что мы должны были делать — просить, чтобы нам продали подороже?
— Вот именно.
— Это почему же?
— А потому, — принялся наставительно объяснять Корецкий, — что вы фактически оказались соучастником преступной сделки по ввозу и реализации товаров без уплаты установленных государством налогов. Поэтому товары подлежат изъятию и обращению в доход государства, а на вас будет наложен штраф в размере их стоимости. И еще. Поскольку сделка совершалась в особо крупных размерах, то это повлечет за собой также уголовную ответственность. Теперь понятно?
— Был президентский указ, — напомнил ему Виктор. — Могу представить ксерокопию.
— Не надо, — отмахнулся полковник. — Не надо шуточки шутить. Льготы были даны общественной организации, а не вам. Это они должны были деньги зарабатывать, для решения уставных задач.
— Так они и зарабатывали, — согласился Виктор, в душе помянув добрым словом Беленького и графьев, заставивших его гнать все деньги на счет Ассоциации. — Мы всю выручку переводили им. Себе только три процента оставляли — накладные расходы. Это очень легко проверяется. Могу показать все документы.