Отец! Инос судорожно сжала руки, совершенно забыв об Андоре. Боже мой, отец!
   Андор посмотрел на нее, затем перевел глаза на Кэйд.
   — Я привез письмо от ученого доктора Сагорна, но он сказал мне о его содержании. Он не думает, что его величество сможет поправиться. Ему осталось жить, самое большее, несколько месяцев.
   Вынув пакет из кармана плаща, он поднялся и передал его Кэйд.
   Отец! Отец! Умирает? Нет! Нет! Нет!
   Тетушка Кэйд взяла письмо и стала читать надпись на конверте, держа его в вытянутой руке. Затем она положила его на колени, не вскрывая, и прикрыла сложенными руками. Андор вернулся на свое место.
   — Так вы думаете, что мы должны отплыть первым же весенним кораблем, сэр Андор?
   — Если печальное утверждение доктора Сагорна верно, мадам, то это может быть слишком поздно.
   В разговор вмешался Иггинги.
   — Не предлагаете ли вы, — произнес он своим обычным грубым голосом, — чтобы эти знатные дамы путешествовали сушей?
   Андор посмотрел на него долгим взглядом, никак не выдавая своих чувств.
   — Они сами должны принять решение, ваше сиятельство. Мне приходилось совершать и более трудные путешествия.
   Более трудные... Инос вспомнила все страшные рассказы, слышанные о лесах, и содрогнулась. И Андор может так спокойно говорить об этом?
   — Например? — спросил Иггинги, хмурясь на этого молодого выскочку.
   — Равнина Костей. Или пролив Ужасов. Антропофаги пугают меня гораздо больше, чем гоблины.
   — А вы встречали в лесу гоблинов?
   — Дважды. — Андор развел руками и улыбнулся. — Я предпочитаю не обсуждать их обычаи в присутствии дам, но, как видите, у меня до сих пор целы все ногти. Эти дикари похожи на детей, но довольно гостеприимны. Мне пришлось побороться с ними, но я отделался лишь небольшим растяжением связок.
   Замечательный человек!
   — Если герцогиня Кэйдолан решится на этот путь, проконсул, — вмешалась Экка, — смогли бы вы дать ей надлежащий эскорт?
   Иггинги минуту смотрел на нее в задумчивости.
   — Безусловно, у меня есть солдаты. Самые страшные морозы уже позади, но все равно это будет тяжелым испытанием даже для мужчин. Для столь высокородных дам это будет просто мучением.
   Он замолчал, ожидая ответа.
   — Это будет настоящим приключением, — бодро заметила Кэйд. — Мы с Инос должны все обсудить, когда прочитаем письмо почтенного доктора Сагорна. Спасибо за любезное предложение, ваше сиятельство.
   Инос заметила, что сидит с открытым ртом, и поскорее закрыла его. То, что ее тетка могла серьезно обсуждать такую поездку, казалось невероятным!
   — Мне ужасно любопытно, лорд Андор, — проскрипела Экка, — почему вы отправились отсюда в Краснегар, даже не предупредив мою невестку или ее племянницу об этом. Они наверняка бы захотели отправить с вами письма. — Герцогиня обнажила пожелтевшие клыки в улыбке, способной вызвать оторопь.
   Андор принял удар с едва заметным кивком.
   — Мне нечем гордиться, ваша светлость! — Какой-то момент молодой человек и старая карга смотрели друг на друга, как бы состязаясь в выдержке. Затем Андор спокойно продолжил: — Я поставил себя в глупое положение, когда слово, данное мной старому другу, которому я многим обязан, лучшему другу моего отца...
   — Я не могу припомнить имени и титула вашего отца, лорд Андор.
   — Сенатор Эндрами, мадам.
   Инос чуть не подпрыгнула от радости. Пусть получают! Сенатор Империи! Так что Андор не какой-нибудь искатель приключений, а сын сенатора.
   Герцогиня признала, что противник парировал ее удар.
   — Значит, я не забыла. Просто мне никто не говорил об этом. Вы, наверное, младший сын?
   — Восьмой! — улыбка Андора способна была очаровать даже дюжину василисков. — Самый младший сын очень старого отца. Я уважаю память моего отца, ваша светлость, но предпочитаю, чтобы меня судили по тому, что я сам сделал в жизни, а не по его заслугам.
   Еще одно очко в пользу Андора!
   — Тем не менее, — продолжал он, — доктор Сагорн — старый и дорогой мне друг, который очень помог мне в юности. Он, в свою очередь, был в долгу перед королем Краснегара Холиндарном, к которому он приезжал прошлым летом по его приглашению. Он еще тогда понял, что королю недолго осталось жить.
   Отец! Инос задохнулась от ужаса и посмотрела на Кэйд, которая избегала ее взгляда. Значит, она знала или хотя бы подозревала!
   Андор помолчал, чтобы слушатели могли обдумать его слова. Когда он продолжил, то обращался в основном к Инос:
   — Сагорн знал о лекарствах, которые могли бы уменьшить страдания вашего отца, но достать в Краснегаре необходимые составляющие было невозможно. Он вернулся в Империю, чтобы собрать все, что нужно, но тогда морской путь уже закрывался на зиму. Он попросил как о любезности, чтобы я сопровождал его в Краснегар, так как путешествие по суше тяжело для человека его возраста.
   Теперь Инос все поняла. Она улыбнулась, чтобы выразить свою благодарность.
   Андор, однако, нахмурился.
   — Вот тогда я и совершил ошибку. Сагорну нужно было время, чтобы собрать все необходимые снадобья, а он упомянул, что дочь короля приезжает в Кинвэйл. Мне захотелось встретиться с ней, чтобы поприветствовать как дочь друга моего друга. — Он бросил взгляд на герцога. — Это было простое любопытство, но я... я потерял свое сердце.
   Инос почувствовала, что краснеет, и быстро опустила глаза.
   — Вы понимаете теперь, в каком я был затруднении, — мягко сказал Андор, и эта нежность явно предназначалась ей. — Сагорн взял с меня слово держать все в секрете, ведь здоровье королей — вопрос особой важности. И я не мог рассказать, куда еду.
   Инос подняла глаза, чтобы встретить его взгляд. Ее улыбка дарила ему прощение, а глаза говорили, что она никогда не сомневалась в нем.
   Он слегка улыбнулся в ответ, как бы благодаря ее, но его глаза оставались серьезными.
   — И вот мы отправились в Краснегар. К Празднику зимы у Сагорна не осталось сомнений. Король требовал, чтобы его состояние держалось в тайне, и формально меня это не касалось. Но теперь я знал Иносолан. Я был гостем его величества и рабом его дочери, но я не обязан был подчиняться ему. Опять долг по отношению к Сагорну вступил в противоречие с долгом по отношению к Инос. Я был уверен, что она захочет знать обо всем. В наказание за мое любопытство я должен был теперь принести ей плохие вести. Я купил пару лошадей, и вот я здесь.
   Инос ахнула от ужаса, с трудом веря. В одиночку преодолеть огромный замерзший лес — и все ради нее! С такой легкостью говорить об этом! Ради нее! В одиночку!
   — Замечательный рассказ! — язвительно проговорила герцогиня. — Кэйд, мы не будем задерживать тебя в столь тяжелую минуту. Если в наших силах будет хоть как-то помочь тебе, ты только скажи.
   Это означало конец разговора. Все поднялись со своих мест. Андор первый был у двери. Он поцеловал руку Инос и поклонился ее тетке.
   — Если вы решите ехать, госпожа, — сказал он, — я покорнейше прошу вас позволить мне сопровождать вас. Это поможет хоть в малой степени искупить мою вину.
   Какую вину? Инос вышла из комнаты вслед за теткой и, несмотря на боль от известий об отце, какая-то часть ее сердца пела, словно жаворонок в небесах.

6

   Вдовствующая герцогиня Кинвэйла проследила, как закрылась дверь, и сразу же обратила на Андора свой самый грозный взгляд.
   — Вы желанный гость здесь, сэр Андор. Но скажите мне, разве благородный сенатор Эндрами не умер уже более тридцати лет назад?
   Тот и глазом не моргнул.
   — Двадцать шесть лет и три месяца, мадам. Я родился после его смерти, но уж не настолько позже!
   — Значит, леди Имаджина, вышедшая замуж за Маргрэйва Минксинока, приходится вам кузиной?
   — Это моя самая старшая сестра, ваша светлость. Она умерла, когда я был совсем маленьким. Я вообще не знал ее.
   Эндрами был далеким, даже очень далеким родичем, и то, что говорил Андор, соответствовало действительности. Так что либо это было правдой, либо он хорошо подготовился. Возможно даже, он предусмотрел часть тех ловушек, которые она сейчас расставляла ему. Земли Эндрами были далеко на юге, в Питмоте, и на то, чтобы проверить информацию, уйдут недели.
   — Каковы шансы, что девочка успеет попасть в Краснегар до смерти отца?
   Андор пожал плечами.
   — Все в руках Богов.
   — Но мы ведь должны помогать Богам делать добро, разве не так? Как отнесутся подданные короля к столь молодой королеве, да еще и незамужней?
   — Я никогда не слышал, чтобы этот вопрос обсуждался, ваша светлость. Состояние короля держалось в секрете.
   — Ну конечно. — Чувствуя себя неожиданно сбитой с толку, Экка повернулась к сыну, который сидел, уставившись на ковер и пощипывая себя за нижнюю губу — привычка, сохранившаяся еще с детства. — Анджилки, ты забыл о правилах гостеприимства. Андор, должно быть, устал с дороги.
   Герцог вздрогнул и послушно вскочил на ноги. Дверь вновь открылась и закрылась.
   Экка осталась наедине с проконсулом Иггинги, который сидел, держа на коленях шлем и равнодушно глядя на нее.
   — Это возможно? — спросила она.
   — Да.
   Ей понравилась его краткость.
   — Заключим сделку?
   — Скажите, что вам надо.
   — А что вы можете предложить?
   Он покачал коротко стриженной головой, лицо его было непроницаемо.
   — Вы сами это начали. Вы пригласили меня. Что у вас на уме?
   С каким удовольствием она разбила бы это мраморное лицо!
   — Карточные долги в основном.
   Он мрачно усмехнулся.
   — Мои или вы тоже имеете аналогичную проблему?
   Герцогиня была потрясена. Подобной наглости она еще не встречала!
   — Ваши. По слухам, вы спустили состояние вашей жены за два года.
   Он равнодушно пожал плечами.
   — За полтора. А сейчас у меня сорок две тысячи империалов долга.
   Невероятно! Это было намного больше, чем она слышала.
   — Вы в серьезной беде, проконсул!
   Он мог бы просидеть в долговой яме, пока его не сожрут крысы.
   — Я разорен.
   — Вы переживаете?
   Изгиб его губ едва ли можно было назвать улыбкой.
   — Я не испытываю угрызений совести, если вы об этом. Совсем нет. А у вас?
   К своему удивлению, она рассмеялась.
   — Никаких! В таком случае, к делу. Похоже, что в Краснегаре возник спорный вопрос о престолонаследии.
   — Или скоро возникнет. Вряд ли джотунны охотно признают власть женщины.
   — Со времени моего последнего урока истории прошло многовато времени, ваше сиятельство! Вы должны разбираться в этом гораздо лучше, чем я.
   Он усмехнулся.
   — Империя — это акула, и она рада проглотить каждую мелкую рыбешку, которую поймает.
   Для солдафона он выражался на редкость образно. Экке не надо было вспоминать школьные дни, чтобы знать, что любая сложная ситуация в других королевствах использовалась Империей для своей выгоды. Была ли то борьба за престолонаследие, гражданская война или хотя бы мелкий пограничный конфликт, легионы Империи сразу же устремлялись туда якобы для защиты одной из сторон. Какой именно — не имело значения, так как обе в конце концов неизбежно становились частью Империи. Они могли отвоевать свою свободу через многие годы, но к тому времени страна уже успевала лишиться своих богатств. И герцогине не приходилось объяснять Иггинги такие вещи.
   — Если девчонка не сможет править, тогда лучшие шансы у моего сына.
   Верзила насмешливо поднял бровь.
   — Как я понимаю, тан Калкор имеет больше шансов.
   Экка сердито стукнула тростью об пол. В ковре на этом месте уже образовалась дырка, вспомнила вдруг она. Должно быть, в последнее время это превратилось в привычку.
   — Он имеет право через свою прапрабабушку. Но если женщина не может править, она и не может передавать титул! Так что ему будет трудно что-либо доказать. Его аргумент не пройдет!
   — Аргументы джотуннов обычно очень весомы. — Иггинги скрестил ноги и вытянулся в кресле совсем не по-военному. — Допустим, что ваш сын имеет право на престол, но ваш сын — подданный императора. Император не может оспаривать право женщины, поскольку его собственная бабушка была правящей императрицей. Так что ваши аргументы также сомнительны. Любопытно!
   Она не ожидала, что Иггинги обратит на это внимание. Экке самой потребовалось несколько дней, чтобы все обдумать. Обе стороны должны были признать, что у противника не меньше прав на престол. Естественно, никто этого не сделает.
   — М-м-м, да. Но если император решит... решит выступить на стороне моей племянницы, тогда он, скорее всего, направит туда вас, ведь ваша область Пондаг граничит с Краснегаром.
   К ее удивлению, Иггинги слегка покраснел.
   — Не обязательно, но допустим, что направит. Что конкретно вы предлагаете, ваша светлость?
   — Привезите девицу обратно. Если ее отец умер. А если нет, то шок от вашего появления вполне может ускорить дело. Тогда провозгласите ее королевой, а она в срою очередь назовет вас своим вице-королем. Отправьте ее сюда, чтобы выдать за моего сына. Приятно, что мои потомки будут королями, пусть даже титул и спорный.
   Проконсул встал и начал ходить по комнате. Это была вопиющая невоспитанность, а звук шагов по дорогим коврам на редкость раздражал, но герцогиня «держала лицо», как делала это всю свою жизнь.
   — Очень умно! — сказал наконец Иггинги. — Император будет держать правителя, кто бы из них это ни был, в кулаке, а Краснегар будет посылать налоги, чтобы оплатить стоимость защиты.
   — Более того, ваши кредиторы вряд ли достанут вас там, а вы легко можете собрать там сорок две тысячи империалов, чтобы заплатить долги.
   Он остановился у камина и посмотрел на нее с улыбкой почти презрительной.
   — Это нельзя будет сделать, не вызвав голод. Как я слышал, жизнь там и так достаточно сурова.
   — В вас заговорила совесть?
   Он пожал плечами.
   — Это может привести к моему разжалованию или хотя бы замене.
   — Моя семья имеет некоторое влияние в Хабе, проконсул.
   Он усмехнулся.
   — Правда. Ваш сын не поедет в Краснегар?
   — Он скорее умрет.
   — Но зачем посылать туда девчонку? Пожените их сейчас, пока она здесь, под рукой. Она может подписать мое назначение до моего отъезда.
   Это, конечно, было самым уязвимым местом ее плана. Экка это предвидела и приготовила ответ.
   — Этот документ будет сомнительным, если она подпишет его заранее. Да и народ не поверит, если не увидит ее саму, подписывающую по своей воле.
   Иггинги опять усмехнулся.
   — А что насчет джотуннов? С гномами и гоблинами легко воевать, но война с джотуннами будет кровавой. Вы рассчитываете, что Калкор согласится с вашим блестящим планом?
   Герцогиня пожала плечами.
   — Сомневаюсь, что ему будет до этого дело. Насилие и грабежи — вот что интересует его по-настоящему. Если бы он хотел, он давно захватил бы Краснегар. А танов можно подкупить.
   — Возможно. Вы хотите, чтобы принцесса вернулась со словом!
   — С каким словом?
   Иггинги хрипло расхохотался, откинувшись назад в кресле.
   — Это же всем известно, что короли Краснегара до сих пор владеют одним из слов Иниссо. Если бы я знал слово, возможно, удача за игорным столом повернулась бы ко мне лицом.
   Экка задумчиво покрутила свою трость, рассматривая золотой набалдашник.
   — В таком случае девушка остается здесь. Иносолан в моих руках, а без нее никто не узнает слово... если оно вообще существует, конечно.
   — Хорошо, я согласен, — сказал он. — Вы даете мне Краснегар в ленное владение, от имени вашего сына, а я посылаю обратно принцессу, знающую слово. Вы оплачиваете расходы.
   — Это переходит всякие границы!
   Иггинги хмыкнул.
   — Это обязательное условие! Если называть вещи своими именами, я уже выжал из Пондага все, что можно. Мои люди несколько месяцев не получали жалованья и близки к бунту. Так что для начала мне нужна тысяча плюс принцесса, и я беру ее в Краснегар. Вы получите ее обратно и со словом, если она его узнает.
   С самого начала Экке было ясно слабое место ее плана — она должна довериться этому прожженному негодяю. Но если ему действительно так нужны были деньги, то она будет иметь над ним хоть какую-то власть.
   — Ваша жена, наверное, останется здесь. Путешествие будет слишком тяжело для нее.
   Его глаза сузились.
   — Вероятно, защита от гоблинов потребует больше людей, чем я сначала рассчитывал. Мне нужно две тысячи империалов на издержки.
   Грабеж! Впрочем, Экке было нечего терять, кроме двух тысяч империалов и — невестки. Анджилки сможет иметь сына от краснегарской принцессы, и следующий герцог Кинвэйла унаследует два слова. Это стоило риска!
   — Согласна! — ответила она.
   Держа шлем под мышкой, Иггинги поднялся и отсалютовал.
   — Значит, договорились.
   — И теперь ваша задача доставить девицу в Краснегар.
   Он усмехнулся.
   — Мадам, я доставлю ее в Краснегар, даже если для этого мне придется уничтожить каждого гоблина в Пандемии и тащить ее, рыдающую, всю дорогу.
* * *
 
И сэр Ланселот проснулся, и пошел, и взял лошадь,
и ехал весь тот день и всю ночь через лес, плача.
 
Мэлори. Смерть Артура

Часть седьмая
ВСТРЕЧЕННАЯ ДЕВА

1

   Племя Росомахи жило когда-то высоко на холмах, поросших лесом, в самой южной из гоблинских деревень, недалеко от Пондага. Но еще довольно давно селение подверглось набегу отряда импов, которые перебили жителей и деревню сожгли. Лишь один из домов избежал разрушения — когда-то он был домом мальчиков — и теперь использовался время от времени проходящими путниками.
   Рэп нашел его благодаря ясновидению, когда снег повалил хлопьями и стало ясно, что надвигается буран. Маленького Цыпленка погода не волновала, так как он мог зарыться в сугроб и сидеть там несколько дней, не выходя даже по нужде. Рэп, предпочитавший крышу над головой и тепло очага, был очень рад, когда они добрались до полуразрушенного строения.
   Теперь путники сидели у потрескивающего костра. Тени метались по бревенчатым стенам, вокруг завывал ветер, в щели задувало снег, который скапливался в углах. Но все-таки холод ощущался уже меньше, ведь они значительно продвинулись у югу, а кроме того, приближалась весна. Рэп развязал тесемки своей куртки, а гоблин разделся по пояс и сидел неподвижно, глядя в огонь и шевеля его время от времени длинной палкой. Возможно, он жалел об отсутствии медвежьего жира, которым обожал натираться. Флибэг вытянулся на грязном полу подальше от огня, его лапы подергивались во сне.
   Судя по ощущениям Рэпа, снаружи не было никакого движения. Маленький Цыпленок не мог охотиться в такой снегопад. Этого не мог даже Флибэг, иначе Рэп послал бы его на охоту. У них было пищи ровно на полтора дня.
   Какое-то время они спали. Рэп вдруг сообразил, что здесь он впервые получил возможность поговорить с Маленьким Цыпленком. До этого, на протяжении многих недель, они или бежали в масках, или были слишком измучены, чтобы разговаривать.
   — Я хочу рассказать тебе свою историю, — начал он. — Ты поймешь, почему мы идем на юг.
   Здоровенный гоблин посмотрел на него без тени интереса в раскосых глазах.
   — Падали незачем знать.
   — Но я все равно расскажу тебе, разве ты не любишь рассказы?
   Маленький Цыпленок лишь пожал плечами.
   — Ну ладно, — упрямо продолжал Рэп. — Тот человек, который привел меня, называл себя Волчьим Зубом. Так вот он — что-то вроде демона.
   Это не вызвало никакой реакции у гоблина. Ничто из рассказа не вызвало реакции. Рэп рассказал об Инос и умирающем короле Холиндарне, об Андоре и его способности очаровывать людей. Он рассказал об их путешествии из Краснегара и о необъяснимом появлении Дарада.
   Когда рассказ был закончен, Маленький Цыпленок все так же равнодушно смотрел на него, не делая никаких замечаний. Тем не менее, когда Рэп замолчал, гоблин спросил:
   — А тогда вождь отдаст тебе женщину?
   — Конечно нет! Она — дочь вождя. А я только заведую кладовой. Она должна выйти замуж за другого вождя.
   — Почему?
   На этот вопрос оказалось крайне трудно ответить, так же как и на следующий — почему же тогда Рэп идет на все эти жертвы?
   Понятия верности не существовало в языке гоблинов. Можно было бы сказать «дружба», но Маленький Цыпленок просто не поймет, что можно дружить с женщиной. Женщины приносили пользу или удовольствие. Друзьями же могли быть только мужчины.
   Друзья... Рэп с удивлением подумал, что хотел бы дружить с Маленьким Цыпленком.
   Молодой гоблин не виноват в том, что был таким жестоким. Это шло от обычаев его народа — ничему другому его не учили. Но если забыть об этом, то Маленький Цыпленок во многих отношениях вызывал восхищение — самостоятельный, уверенный, многое умеющий, прекрасно приспособленный к жизни в лесу. Его смелость была поразительной, а его странная преданность Рэпу — полной. Одним словом, он был надежным, а для Рэпа не было достоинства важнее.
   «Хорошо бежишь, городской парень». Эти первые слова за время их путешествия часто вспоминались юноше. Больше их гоблин не повторял, и все попытки Рэпа заслужить хоть какую-то похвалу оказывались бесполезными. Все его усилия и страдания вызывали лишь насмешку и презрение. Теперь он знал, что, как бы ни старался, ему никогда не превзойти Маленького Цыпленка ни в силе, ни в выносливости. Это ощущение собственной неполноценности терзало Рэпа.
   Пусть он слабее, но неужели его усилия не заслуживали уважения? Рэп дошел до пределов своих возможностей, но так и не удостоился признания. Чем больше он напрягался, тем более презрительной была реакция его спутника. Он показал свои сверхъестественные способности, и от них просто отмахнулись как от трюков, недостойных настоящего мужчины. Только одна вещь, казалось, понравилась Маленькому Цыпленку — что Рэп сжульничал во время поединка. По неизвестной причине это ужасно радовало гоблина, но Рэп не мог не стыдиться своего поступка.
   На второй день бурана Рэп пришел в отчаяние. Стоило ему подумать об Инос, об Андоре — и сердце сжимала тревога. Время бежало стремительно, и ему тоже надо было бы бежать, а не сидеть на месте. Страшный Дарад уж наверное давно перешел горы.
   К своему большому неудовольствию, Рэп обнаружил также, что ему не хватает физической нагрузки, к которой он привык за столько дней пути. Он чувствовал себя отяжелевшим и не мог расслабиться.
   Снег все шел, но это был не легкий сухой снежок, как на севере. Он падал тяжелыми влажными хлопьями, говорящими о приближении тепла. Рэп знал, что, когда снегопад кончится, они смогут путешествовать без масок, но зато сугробы сделают дорогу более трудной.
   Куда им идти? Последние деревни гоблинов остались позади. Перед ними была уже территория импов, опасная для гоблинов, и им теперь придется обходить селения. Где-то близко был Пондаг, форпост импов, охраняющий единственный путь через горы. Если бы Рэп добрался туда вместе с Андором, это означало бы конец их трудностей. Они могли бы нанять лошадей, купить еды и даже, при желании, найти спутников. На юге лежала Империя с хорошими дорогами и уютными гостиницами.
   Теперь же Пондаг означал врагов и опасность. У Рэпа не было денег. Он носил гоблинскую одежду и татуировки, и при встрече с солдатами Империи его могли застрелить без предупреждения. Прожить же на юге, постоянно скрываясь, было трудно, а то и невозможно. Он примерно представлял себе, что такое фермы и как отнесутся фермеры к вторжению на их территорию. Рэп не знал, где находится Кинвэйл. Он думал, что это что-то вроде Краснегара, но понятия не имел, как далеко до него от гор или как его найти.
   Первое серьезное испытание — незаметно перейти горы. Надо надеяться, что на той стороне они будут в большей безопасности, поскольку там гоблины не вызывали столь враждебного отношения. Рэпу надо будет найти кого-то, хотя бы священника, и объяснить ему свое положение. Если повезет, то у них будет проводник, который согласится доставить их в Кинвэйл, рассчитывая на вознаграждение от Инос.
   Тогда Рэп может опять одеться как цивилизованный человек, чтобы чувствовать себя нормально. Инос найдет ему какое-нибудь место, пока он не сможет вернуться с ней в Краснегар — по морю или по суше, как ей будет удобнее.
   Если, конечно, Андор не добрался до Кинвэйла раньше.
   А если успел, что тогда? Рэп так и не нашел ответа на этот вопрос. Он поднялся, взял еловую ветку и подмел пол вокруг костра. Гоблин сидел на полу, скрестив ноги, и молча наблюдал за ним.
   — Ладно, — сказал Рэп, снимая куртку, — дай-ка мне урок борьбы.
   Маленький Цыпленок покачал головой.
   — Ты говоришь, что принадлежишь мне? Так вот я приказываю тебе подойти и дать мне урок борьбы.
   Гоблин замотал головой еще энергичнее. Видимо, падаль сама решала, что ей делать, а что нет.
   — Почему нет?
   — Делаю тебе больно. — Слабая улыбка промелькнула на губах гоблина.
   — Несколько синяков не в счет. Я хочу научиться, а кроме того, мне нужна разминка.
   Опять отказ.
   Начавший дрожать от холода без куртки, Рэп утратил остатки гордости.
   — Ну пожалуйста, Маленький Цыпленок! Мне так все надоело! Мы хоть развлечемся!
   — Слишком большое развлечение!
   — Что ты имеешь в виду?
   Глаза Маленького Цыпленка сверкнули в свете огня.
   — Я начинаю делать тебе больно, не могу остановиться. Слишком большое развлечение!