— Как, значит, вы и раньше знали об этой комнате?
   — Конечно!
   — Вы там были?
   — Нет, — призналась Юнонини с оттенком неудовольствия. — Но я могу представить себе, что может там быть. Иниссо был великим волшебником — добрым, разумеется, — и его сила была сосредоточена в этой комнате. Там до сих пор могут быть всевозможные магические предметы, не предназначенные для глаз любопытных молодых особ.
   Инос подумала, что старуха, должно быть, права. Когда она сунула нос, куда не просили, и, более того, стала подслушивать чужой разговор, она явно выбрала не Добро. Так что в вечной борьбе Добра со Злом принцесса стала не на ту сторону. В таком случае волшебник вполне может быть добрым, а его гнев — направлен на Зло в ней самой. Оказаться на стороне Зла было очень обидно, и Инос вдруг захотелось плакать, но только не при матери Юнонини.
   — Теперь о шелке, — добавила священница, — скажи мне, что в нем хорошего, а что плохого.
   — Я не должна была брать его, пока не смогу заплатить, — прошептала Инос, шмыгнув носом.
   — Правильно, дитя мое, продолжай.
   — Или хотя бы пока отец не согласится купить его мне.
   — Очень хорошо! Итак, что ты должна сейчас сделать?
   — Отнести обратно? — пролепетала Инос, чувствуя, как защемило сердце.
   — О нет, думаю, что сейчас уже поздно. — Мать Юнонини шумно вздохнула, распространив вокруг запах трески, и покачала ножкой, не достающей до пола. — Тетушка Меолорна могла уже как-то распорядиться деньгами, которые ты ей обещала.
   Надежда вновь вспыхнула в Инос.
   — Так я могу его оставить? — робко промолвила она, но, увидев взгляд матери Юнонини, она опять погрузилась в отчаяние. — Нет?
   — Мы не должны искать выгоду в неправедных делах, Иносолан. Не так ли?
   Инос согласно наклонила голову.
   — Так что ты должна делать?
   Инос задумалась.
   — Отыскать наибольшее Добро?
   Женщина удовлетворенно кивнула.
   — Я уже сказала, что нам пригодилась бы новая скатерть для священного стола...
   — Прекрати запугивать ребенка! — раздался вдруг громовой голос.
   Перед столом для приношений стоял Бог, сияющий так ослепительно, что невозможно было смотреть, хотя свет его не освещал окружающее пространство. Одновременно ахнув, Инос и мать Юнонини упали на колени и склонили головы. Неизвестно, волшебник Сагорн или нет, подумала Инос, но что это Бог, не может быть никаких сомнений. Страх ее вернулся с удесятеренной силой. Принцесса пожалела, что не может зарыться в землю, чтобы защититься от божьего гнева.
   — Юнонини! Что ты знаешь о Сагорне?
   Хотя голос и оглушал, но при этом не был таким уж громким и не вызывал эха.
   Мать Юнонини издала звук, похожий на кваканье, и прошептала:
   — Его величество говорил, что он должен приехать. Это большой ученый... — Она умолкла.
   — Продолжай!
   — Это старый друг его величества. В молодости они вместе путешествовали.
   Последовала напряженная тишина. Темная холодная церковь должна была, казалось бы, нагреться от божественного огня, но этого не произошло. Камни под коленями Инос по-прежнему были холодными, шероховатыми и пахли пылью.
   — Так что... — начал Бог голосом, который был вряд ли слышен снаружи, но Инос показалось, что он может сровнять горы с землей.
   С очевидной неохотой мать Юнонини продолжала:
   — Так что я не думаю, что он волшебник, тем более злой. Я... я должна была бы объяснить ей, успокоить ее...
   — Да, ты должна была!
   Сначала Инос закрыла лицо руками. Теперь же она чуть-чуть развела пальцы и посмотрела. Она могла видеть ноги Бога. Они сверкали так ярко, что у девочки болели глаза, однако пол под ними был, как всегда, темный. Собравшись с духом, принцесса бросила взгляд на Божество.
   Он... или она... нет, они! — вспомнила Инос. Богов всегда называют «они». Они представляли собой женскую фигуру, во всяком случае, так казалось. Они не имели одежд, но Инос не чувствовала смущения от их наготы, тем более что ее глаза слезились и она не могла рассмотреть Его. Кроме того, вокруг тела Божества сиял радужный, постоянно переливающийся свет. Сквозь него Инос угадывала женское тело удивительной красоты, излучающее нежность и сострадание. Вдруг неожиданно оно приобрело мужскую силу и властность и засверкало гневом. Инос была счастлива, что не она находится на месте матери Юнонини.
   Старуха тряслась всем телом. Глаза Инос так болели, что она закрыла их и опять склонила голову. Это было все равно, что пытаться увидеть камни в воде у берега, когда солнце играет на ряби воды, но только эта рябь была волнами красоты, силы, мужественности, женственности, любви, величия, а теперь — гнева. При этом даже потрясенная божественным великолепием, принцесса не могла отделаться от ощущения чего-то очень знакомого.
   Вдруг ей показалось, что Божество напоминает ее мать. Могло ли лицо матери сиять в этом свете?
   Инос немного приободрилась Возможно, Бог не желал ей вреда, а просто не мог не выглядеть столь устрашающе.
   — Юнонини! — гремел голос, кажущийся теперь мужским, хотя он и не изменился. — Чем плоха скатерть на столе?
   — Ничем, о Боги! — всхлипнула старуха.
   — Так Добро это или Зло — запугивать девочку, чтобы выманить у нее подношение, которое ей не принадлежит и которое она не хочет делать?
   Мать Юнонини застонала еще громче.
   — Боже, я была не права! Это было скорее Зло, чем Добро!
   — Ты уверена? Вспомни, ведь Боги могут и вводить в заблуждение!
   — Уверена, Боги! Я просто вредничала!
   — Очень хорошо, — сказало Божество чуть мягче. — Покайся!
   Волны гнева утихли и сменились чем-то таким, что Инос, тронутой до глубины сердца, захотелось плакать и смеяться одновременно. После минутной тишины перепуганная Юнонини начала издавать очень странные звуки, и Инос предположила, что это рыдания.
   Затем Боги снова заговорили, и голос стал мягким и женственным:
   — Иносолан.
   Теперь была ее очередь, а ведь она тоже оказалась на стороне Зла!
   — Да, Боги! — прошептала она.
   — Ты должна побольше стараться!
   Инос услышала, как стучат ее собственные зубы.
   — Я верну шелк, Боги!
   — Этого не нужно!
   В изумлении она подняла глаза и тут же зажмурилась от невыносимого света.
   — Вы хотите сказать, что отец купит его для меня?
   Божество рассмеялось. Это был одновременно и тихий смешок, и наводящий ужас взрыв божественного веселья. Он должен был бы быть оглушительным и раскатиться эхом по маленькой церкви, но этого не случилось.
   — Он купит не только шелк, но и многое другое. Мы не говорим, что ты это заслужила. Мы просто предсказываем, что это будет. Тебя ждут тяжелые испытания, Иносолан, но ты преодолеешь их, если выберешь Добро.
   — Что я должна делать, о Боги? — спросила Инос и была поражена, осознав, что посмела задавать вопросы Богам.
   — Всегда стремись к Добру, — отвечало Божество, — и, самое главное, помни о любви. Если ты не будешь верить в любовь, все пропало!
   И Боги исчезли. Не ожидая ответа, благодарности, не требуя хвалы или молитв, они удалились.

5

   Мать Юнонини издала громкий вопль и распростерлась на полу.
   Инос подумала, не последовать ли ее примеру, но решила, что вряд ли это необходимо. Да и смотрительница, очевидно, не желала продолжения разговора. Если подумать, то старую Юнонини сейчас осадили и поставили на место самым чудесным образом! Божество явилось, чтобы защитить Инос от ее злобы.
   Чувствуя облегчение и умиротворенность, Инос поднялась и вышла из церкви, жмурясь от солнечного света, хотя его и нельзя было сравнить с божественным сиянием.
   Подумать только, она видела Богов! Большинство людей ни разу в жизни не удостаивались такой чести. Какая жалость, что она сейчас в старом платье из грубой шерсти, подумала Инос и тут же осудила себя за неподобающее тщеславие.
   Тем не менее принцесса решила вернуться к себе и переодеться. Выглядя подобающе ее сану, она найдет, как исправить отношения с Кэйд и с человеком, который-таки не был волшебником. И надо показать отцу шелк, который он ей купит. «И этот шелк, и многое другое», — сказал Бог. Крайне интересно!
   Она видела Бога! Это будет главной темой разговора за обедом.
   Инос направилась к себе в комнату, не чуя ног от радости. Как будто она ничего не весила и не шла, а парила над землей. Подойдя к лестнице, Инос стала подниматься. Когда же она добралась до верхней площадки, ее настроение полностью изменилось. Ей казалось, что теперь она весит столько же, сколько и весь замок.
   Принцесса еле дотащилась до двери и с усилием открыла ее. Войдя, она сначала увидела свое отражение в зеркале: волосы испачканы паутиной, мертвенно-бледное лицо и круглые, как у чайки, глаза. А потом она увидела отца.
   Король сидел на кровати и ждал ее. Выражение нетерпения на его лице тут же сменилось тревогой. Он вскочил и обнял дочь, прижимая к себе все крепче, а Инос начала всхлипывать, уткнувшись лицом в его мягкий бархатный воротник. Отец усадил ее на кровать, продолжая обнимать, а она рыдала и рыдала и не могла остановиться. Наконец девочке удалось найти один из льняных платков ее матери, вытереть глаза, высморкаться и даже чуть-чуть улыбнуться.
   Король глядел на дочь нахмурившись. В своем синем одеянии, с короткой темной бородкой, он выглядел величественным и внушительным, что подействовало на Инос успокаивающе. Разве что отец казался немного усталым. Его бархатный воротник был закапан ее слезами и запачкан паутиной, и она попыталась стереть ее платком, чувствуя себя глупым ребенком.
   — Ну что же, — сказал Холиндарн, — у тебя давно не было случая так хорошо выплакаться! И что же послужило причиной?
   С чего начать?
   — Я думала, он волшебник!
   — Сагорн? — Отец улыбнулся. — Нет, он весьма ученый человек, но не волшебник. Волшебник вряд ли дал бы себя подслушать. — Его улыбка погасла. — Он также очень скрытный человек, Инос. Он терпеть не может, чтобы за ним шпионили. Что ты успела услышать?
   — Ты говорил, что не выдашь меня за Калкора или Анджилки. — Она остановилась и задумалась. — Остального я не поняла, отец. Прости меня!
   — Простить? — Он грустно рассмеялся. — Ты хоть понимаешь, что чуть не спалила весь замок?
   — Боже мой, я? Но как? Этот серебряный чайник...
   — Да, чайник, — подтвердил он, — эта отвратительная, зловонная, уродливая вещь, к которой твоя тетка привязана вопреки здравому смыслу. Горящее масло залило всю комнату. Счастье еще, что молодой Кел вовремя сообразил набросить на пламя ковер. Уж постарайся больше так не делать! Да, так что же дальше? Неужели все эти слезы из-за того, что ты встретила волшебника?
   Инос вытерла глаза и подавила безумное желание засмеяться.
   — Нет, потом я встретила Бога!
   — Что? Ты это серьезно?
   Она кивнула и рассказала ему все. Отец молча слушал. Видно было, что он не усомнился в ее рассказе. Некоторое время король размышлял, озабоченно глядя в пол и теребя бородку.
   — Да, ничего удивительного, что ты была расстроена. Встреча с Богами может напугать до полусмерти. Боюсь, это означает для нас беду. Нужно обсудить это с Сагорном. Но должен сказать, что ничуть не сочувствую матери Юнонини. — Он искоса взглянул на нее со смехом в глазах. — Я тоже не выношу эту женщину. Только не говори никому об этом!
   — Ты... не выносишь? — Инос была поражена как его словами, так и заговорщицкой улыбкой.
   Король покачал головой.
   — Понимаешь, Инос, очень тяжело найти подходящего, образованного жреца, который бы согласился жить в Краснегаре.
   — И что плохого в Краснегаре? — возразила она. Холиндарн вздохнул.
   — Я, допустим, согласен с тобой. Но многие — нет. Итак, что там насчет шелка?
   Инос вскочила и принесла шелк, брошенный у зеркала. Она развернула часть отреза, накинула ткань на плечо и, не давая отцу ничего сказать, принялась поспешно объяснять, как золото подходит к ее волосам, бронза — к цвету лица, а зеленый — к цвету глаз.
   — Я надеялась, что ты купишь его мне на день рождения, — добавила она с робкой надеждой.
   Отец покачал головой и подал ей знак сесть.
   Инос уронила шелк, чувствуя, как сердце сжимает печаль. Когда она села, отец взял с кровати маленькую шкатулку, обтянутую кожей.
   — Вот что я дарю тебе на день рождения.
   Он открыл крышку, и Инос ахнула.
   — Мамины драгоценности!
   — Теперь они твои.
   В шкатулке переливались рубины, изумруды, жемчуга в оправе из золота и серебра.
   — Они, возможно, и не стоят целого состояния, — сказал король, — но все они ценны своей красотой. Некоторые очень старые. Это, например, принадлежало Оллиоле, жене Иниссо.
   Ошеломленная, Инос слушала раскрыв рот, пока отец рассказывал ей историю некоторых драгоценностей. Потом она обняла его и уже собиралась начать примерять украшения, но король закрыл шкатулку.
   — Что же касается шелка...
   — Да, отец? — пролепетала Инос, предчувствуя беду.
   — Где же ты нашла такой?
   — У тетушки Меолорны.
   — Я мог бы догадаться! — улыбнулся он. — И сколько он стоит?
   — Ну, в общем-то больше, чем я хотела бы, но...
   — Ты прямо как твоя мать. Так сколько?
   Инос прикусила губу и прошептала ужасную правду.
   — Что? — уставился на нее отец. Потом отвернулся, и она поняла, что он смеется.
   — Папа!
   Он посмотрел на нее и захохотал уже громко.
   — О Инос! Ребенок мой! О, принцесса! — стонал король между приступами смеха.
   Инос чувствовала себя обиженной и совершенно растерянной.
   — Идем, — сказал он наконец, все еще борясь с непонятным для нее весельем. — Идем, познакомишься с доктором Сагорном.
* * *
   Когда-то это была комната королевы, сейчас же ее называли кабинетом его величества. Инос редко бывала здесь последнее время, хотя зимой это было чуть ли не единственное теплое место во дворце. Знакомые стулья и диван не изменились, но они вдруг показались ей, как и мебель в спальне отца, старыми, изношенными и совсем не королевскими. С досадой увидела Инос долговязую фигуру Сагорна, который вытянулся в любимом кресле ее матери.
   Он неловко поднялся и поклонился принцессе, Инос присела в ответ. Она настояла на том, чтоб переодеться, и теперь чувствовала себя гораздо уверенней в темно-зеленом шерстяном платье. Оно было слишком теплым для такой погоды, но зато в лиф были вшиты подушечки, придававшие нужную округлость фигуре.
   Не отрывая взгляда от потертого ковра, Инос произнесла извинения. Сагорн опять поклонился.
   — Примите и мои извинения, ваше высочество. Я напугал вас.
   Она подумала, что он мог бы придать голосу побольше убедительности.
   — Мы с вашим отцом поступили неосторожно, не закрыв дверь спальни. — Голубые глаза ехидно сверкнули. — Мы слишком понадеялись на запретное заклятье. Похоже, оно за много веков утратило силу.
   — Заклятье? — повторила Инос. — Так здесь есть колдовство?
   — Она решила, что ты волшебник, — пояснил король, улыбаясь этому, как удачной шутке.
   — Увы, нет! Вы думаете, я выглядел бы столь устрашающе, если бы был волшебником? — Доктор Сагорн улыбнулся в ответ, но его лицо стало только еще более зловещим.
   Инос не могла придумать ответ, достойный знатной дамы, так что просто спросила:
   — Как вы узнали о шелке и драконах?
   — Я видел вас на дороге. Вы прижимали его к груди, как будто вся армия Империи собиралась отнять его! Вы так быстро промчались мимо меня!
   Холиндарн усмехнулся и сделал ей знак садиться.
   — Так же, как в тот раз, когда ты обманул таможню в Джал-Пассо, Сагорн?
   Сагорн захохотал и снова уселся на стул.
   — Скорее как ты с мясными пирожками!
   Ее отец рассмеялся. Очевидно, это были их давние приключения, в которые они не собирались ее посвящать.
   Король достал графин, выточенный из горного хрусталя, который Инос видела всего раз или два, и к нему три драгоценных кубка. Три! К своему изумлению, она вдруг обнаружила, что сидит на краю дивана с одним из этих кубков в руке. И Сагорн, и отец заметили ее удивление.
   — Думаю, Инос это заслужила, — пояснил король. — Пей, дорогая, тебе сейчас не помешает.
   Сагорн отпил.
   — Великолепно! Никак не ожидал подобного в Краснегаре. Вино эльфов!
   Король улыбнулся.
   — Самого Вальдокиффа! Кэйд привезла бочку этого вина из Кинвэйла. Я берегу его как зеницу ока.
   Судя по тому, как он отвечал на еще не заданный вопрос, они с Сагорном прекрасно друг друга знали. Инос приободрилась и отхлебнула. Вкус ей не особенно понравился — язык пощипывало, как от крапивы, а газ ударил в нос — но такое угощение было большой честью и, надо надеяться, знаком прощения. Теперь она чувствовала себя совсем взрослой.
   — А сейчас, Инос, — заговорил отец, устраиваясь поудобнее, — расскажи доктору Сагорну о Богах.
   — О Богах? — Гость опять сверкнул на нее орлиным взглядом.
   Инос еще раз повторила свой рассказ. Закончив, она удивилась, как обыденно все прозвучало в ее изложении.
   Последовала долгая тишина. Сагорн задумчиво почесывал подбородок, потом залпом осушил кубок. Король встал и опять наполнил его.
   — Если бы Боги не явились, Холиндарн, что бы ты сделал?
   Инос никогда не слышала, чтобы кто-то кроме матери и Кэйд звал отца по имени.
   Король пожал плечами.
   — Задал бы дочери хорошую трепку, послал бы Мео пару крон и отправил бы Юнонини обратно в Империю первым же кораблем.
   Ученый кивнул, затем насмешливо улыбнулся.
   — И шелк остался бы в церкви?
   — Я не ворую у Богов!
   — Конечно, здесь не шелк важен. Если Боги хотели, чтобы эта дама вернулась в Империю, они добились бы этого более простым путем. — Сагорн в раздумье посмотрел на Инос. — Так что важно, видимо, то, что было сказано тебе. Но Боги не вмешиваются в повседневную жизнь. Чем же объяснить их появление? Не влюблены ли вы, принцесса?
   Инос почувствовала, что краснеет.
   — Конечно нет! — заявила она довольно резко.
   — Вряд ли, — мягко возразил отец. Сагорн странно посмотрел на него.
   — Но ведь она может влюбиться! Ей предстоит сделать выбор. Ваше высочество, объяснял ли вам когда-либо отец всю важность Краснегара?
   Инос смущенно покачала головой.
   — Так вот, Краснегар — очень необычное государство. Здесь живут как импы, так и джотунны. Во всей Пандемии почти нет мест, где они уживались бы мирно. Вы когда-нибудь слышали о Безумном Волшебнике?
   Она покачала головой, удивленная сменой темы.
   — Так называли Иниссо. Не кажется ли вам странным, что человек, обладающий такой властью, выбрал себе для житья столь обособленное, глухое место, как Краснегар? Но он, как я считаю, не был так уж безумен. Маленький городок стратегически очень важен. Это единственная удобная гавань на севере.
   Почему Сагорн говорит с ней об этом? Он выглядел очень серьезным. Инос посмотрела на отца, и тот нахмурился, как бы призывая ее слушать внимательнее.
   — И Нордландия, и Империя хотели бы владеть Краснегаром. Не так ли, ваше величество?
   — Так было всегда.
   — И всегда здесь правил король, а не королева! — многозначительно произнес Сагорн. — Так что видите, ваше высочество, и северные таны, и Империя проявят большой интерес к тому, кого вы выберете в мужья. При этом и те, и другие в вас нуждаются.
   — Нуждаются во мне? — удивленно переспросила Инос. — В нас?
   Он кивнул.
   — Им нужен Краснегар. Ваш отец многому должен научить вас, если вы собираетесь править после него. Например, соль... Даже такая прозаическая вещь, как соль, может влиять на политику. Джотуннам нужна соль, чтобы запасать мясо на зиму. Соль неудобно привозить морем, так что большая часть ее привозится с юга летом по суше. Гоблины и джотунны выменивают на нее меха. Империи нужны меха. Вот так. Император не захочет, чтобы в Краснегаре правил джотунн. А в Нордландии не понравится, если вы выйдете замуж за импа.
   — Но ведь они признают меня королевой? — спросила Инос, глядя на отца.
   Она как-то пока не задумывалась о времени, когда станет королевой. Это случится только после смерти отца, и думать об этом как-то не хотелось.
   Король кивнул, правда, с некоторым сомнением.
   — Да, если ты будешь достаточно взрослая и сильная и если они одобрят твой выбор. Ты же знаешь, большинство мужей привыкло командовать.
   Инос фыркнула, не заботясь о том, что это не по-королевски.
   — Но ведь это произойдет не скоро, правда?
   Холиндарн собирался сказать что-то, но потом передумал.
   — Надеюсь, что да. Мой ученый друг имел в виду, что тебе, возможно, придется достаточно скоро выбрать мужа, может быть, в ближайшие год или два. И твое решение будет иметь значение для очень многих людей. Боги сказали, чтобы ты помнила о любви, когда будешь принимать решение. Божественный намек — так, Сагорн?
   Но Инос перебила, испуганная неожиданной догадкой:
   — Скажи, отец, ты ведь не выдашь меня за какого-нибудь ужасного старого герцога?
   Король засмеялся.
   — Нет, если только ты сама не захочешь. Кроме того, Нордландия будет против. Твое решение может вызвать войну, Инос, вот что я имею в виду.
   Ужаснувшись этой мысли, принцесса залпом осушила кубок и закашлялась. Если быть взрослой значит получать удовольствие от этого противного пойла, то ей еще предстоит повзрослеть.
   Король поднялся.
   — Я приказал подать обед сюда, Сагорн. Или ты предпочитаешь зал?
   Для Инос это было знаком уходить, а вопрос с шелком все еще не был решен.
   — Нет, я с удовольствием поем здесь, — ответил ученый, улыбаясь королю. — Вы же знаете, сир, я не особенно люблю общество.
   — Тогда вечером? Насколько я знаю, у нас гостит прекрасный менестрель. Кэйд устраивает званый ужин.
   Он слегка подтолкнул дочь к двери.
   — Отец, а как же шелк?
   Король посмотрел на нее с удивлением, затем опять громко рассмеялся.
   — Ты сказала, три с половиной империала?
   Инос кивнула с несчастным видом, и отец ласково обнял ее за плечи.
   — Инос, дорогая, на такие деньги можно купить весь магазин Мео.
   — Мео?
   Он улыбнулся и чуть покраснел.
   — Мео и я очень старые друзья, — пояснил он. — Ты, когда была маленькая, играла с детьми слуг. Я — тоже. Я знаю Мео всю мою жизнь. Одно время мне даже казалось, что я влюблен в нее. Кстати, с кем ты ходила в город утром? — спросил вдруг король.
   Пришлось признаться, что ни с кем.
   Отец вздохнул и погладил ее по плечу.
   — Пора это прекратить, Инос. Ты взрослеешь, ты уже не ребенок. Нельзя бегать где угодно одной или с мальчишками с конюшни и девчонками с кухни. Хватит лазать за птичьими гнездами и собирать ракушки на берегу. Я уделял тебе мало внимания последнее время... — Он усмехнулся. — Наверно, Мео думает, что я и о ней забыл. Я не видел ее несколько лет. А может быть, она хотела, чтобы я кое-что понял.
   — Понял?
   — Например, то, что моя красавица дочь не должна разгуливать по городу одна. Нет, Мео не рассчитывает в самом деле получить три с половиной империала!
   Это звучало уже лучше! Инос воспряла духом.
   Усмехнувшись, король продолжал:
   — Мне так и хочется послать стражника, чтоб арестовать ее за вымогательство, а затем приговорить остаться на обед, но тогда ее соседи начнут сплетничать. А есть ли у нее другие красивые ткани?
   С неожиданным волнением Инос вспомнила слова Богов.
   — У нее только еще один шелк кроме этого, отец. На нем узор из цветущих деревьев. Она говорит, что это яблони. А что, яблоки и правда растут из цветов? Но зато у нее есть бирюзовый атлас, три льняных отреза, отрез серебристого бархата...
   Король засмеялся.
   — Я собирался отправить тебя туда с теткой после обеда, но придется, видно, пойти самому. Если доктор Сагорн извинит меня, я все-таки навещу мою старую подругу Мео. Она недавно овдовела. Думаю, ей одиноко. Что касается тебя, ты получишь все эти ткани и многие другие. У тебя будут самые красивые платья, которые мы сможем сшить или купить!
   — Отец! Неужели это правда? Но почему?
   Король печально улыбнулся.
   — Я не хотел тебе говорить, но боюсь, что придется. Потому, что ты должна уехать из Краснегара.

6

 
Я любил девушку, девушку.
Я любил девушку много лет назад.
Я оставил свой дом и родных,
Я оставил все, чтобы завоевать ее сердце.
О любимая...
 
   Голос Джалона разлетался по огромному залу, словно лепестки цветов. Слушая его, Инос испытывала дрожь во всем теле. Она вспоминала Богов во всем их великолепии, представляла себе лунный свет на снегу, нитку жемчуга на своей шее и белых чаек в синем небе. Настоящая красота всегда вызывала в ней дрожь, а девочка никогда еще не слышала такого пения. Любой другой известный ей менестрель показался бы гогочущим гусем в сравнении с Джалоном. Зал был полон людьми, но не было слышно ни звука, кроме переливов арфы и необыкновенно чистого тенора, звенящего под высоким потолком.
   Лепестки цветов!
   Инос сидела с отцом и гостями за главным столом, расположенным на возвышении в конце зала. Горожане и слуги замка занимали столы по сторонам зала. Народ попроще сидел в дальнем конце, прямо на полу у больших очагов. Каменная кладка над ними была черной от вековой копоти, как и балки потолка. Как часто морозными зимними днями Инос дрожала от холода за высоким столом, с тоской глядя ни противоположный конец зала, где пылал огонь и шипели капли жира, падающие с мяса на вертелах, — принцесса, завидующая слугам.