Дункан Дэйв. Волшебное окно

   — Огненный Дракон! — закричал он. — Перестань сейчас же! Иди назад! Назад!
   Подействует ли это? Обычно жеребец прекрасно слушался Рэпа. Юноша затаил дыхание. Но вот Огненный Дракон остановился. Постояв минуту, он повернул обратно, топая копытами в бессильной ярости. Через несколько минут жеребец, по-видимому, успокоился и порысил в сторону табуна. Больше он не делал попытки прорваться за холм. Лошади оглянулись на него и опять принялись щипать траву. Синий Бутылек и Солнечный Луч наблюдали за происходящим. Поняв, что самое интересное позади, они тоже вернулись к еде. Рэп потер шею, горло у него болело. Он сел на свое место и заметил, что Джалон не отрываясь смотрит на него, забыв про обед.
   — Такая работа только жажду вызывает, — мрачно сказал Рэп, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом. — Могу я попросить еще глоток этого вина?
   — Выпей хоть всю бутылку! — ответил Джалон. Он продолжал молча смотреть на юношу еще какое-то время, потом спросил: — Почему ты тратил силы на крик? Ты ведь не мог не знать, что на таком расстоянии они не могут тебя услышать.
   Рэп задумался над вопросом, попивая вино. Не поняв его смысла, он решил не отвечать.
   — Спасибо! — Он поставил бутылку на землю и принялся за еду.
   После долгого молчания менестрель заговорил тихим шепотом, несмотря на то что, насколько хватал глаз, холмы были совершенно пустынны:
   — Мастер Рэп, не согласитесь ли вы поделиться со мной?
   — Чем поделиться?
   Джалон взглянул на него с удивлением.
   — Вашим секретом. Что же еще позволяет вам делать такие вещи или проезжать по дамбе, когда никто другой даже думать об этом не посмел бы? Мое пение имеет такую же природу.
   Рэп подумал, не является ли размягчение мозгов необходимым свойством музыкантов. Он никак не мог увидеть связи между пением и ездой по дамбе или подзыванием лошадей. Безусловно, Джалон был хорошим певцом, но у того, кто упустил свою лошадь в этом пустынном краю, должно быть, не хватает винтиков в голове. Возможно, все было еще серьезней. Менестрель мог быть и совсем ненормальным.
   — Я зову лошадей по имени, сэр, — попытался он объяснить. — Они все знают меня и доверяют мне. А с жеребцом мне, конечно, повезло, я и сам не был уверен, что все обойдется. Он вообще-то любит меня. Что же касается поездки по дамбе, то тут просто многое преувеличили. Прилив уже начинался, но опасности еще не было.
   — Так ты можешь увести кобыл от жеребца? — Джалон иронически кивнул. — Ты можешь проехать там, где другие не могут. Короли получают выволочку, если не так обращаются с тобой. Принцессам нравится, когда ты держишь их за руку. — На лице его вдруг проступило отчаяние. — Есть ли у меня хоть что-то, что я мог бы предложить тебе, чтобы убедить тебя поделиться со мной? У меня гораздо больше возможностей, чем это кажется на первый взгляд!
   — Прошу прощения? — Рэп никак не мог взять в толк, о чем идет речь.
   Менестрель пожал плечами.
   — Ну конечно нет! И правда, почему ты должен мне доверять? Не будешь ли так любезен позвать мою лошадь? Мне надо проехать большое расстояние до темноты.
   Рэпу не хотелось, чтобы менестрель опять садился на лошадь. Он наверняка покалечит ее. Но это не зависело от Рэпа. Юноша подозвал Солнечного Луча, подтянул подпруги и пристегнул сумку к седлу.
   — Благодарю вас за угощение, менестрель! — сказал он. — Да будут с вами Боги!
   Джалон все еще смотрел на него со странным выражением.
   — Дарад! — произнес он.
   — Что? — не понял Рэп.
   — Дарад, — повторил менестрель. — Человек по имени Дарад. Запомни это имя. Он очень опасен, и рано или поздно он узнает о тебе.
   — Спасибо за предупреждение, — вежливо произнес Рэп. Похоже, что у парня не просто не хватало винтиков — он был вообще с приветом!

3

   Все вещи состоят как из Добра, так и из Зла.
   Инос повторяла священный текст сотни раз, но все равно никак не могла найти хоть каплю добра в морской болезни. Это сплошное зло! Ей хотелось умереть.
   Каюта была тесная и противная. К тому же вонючая, грязная и темная. Она поднималась. Она опускалась. Она качалась.
   Два дня Инос лежала пластом и ужасно страдала. Тетушка Кэйд была возмутительно невосприимчива к морской болезни, что отнюдь не помогало Инос. Не помогали ей и простодушные попытки родственницы подбодрить ее.
   «Вначале не было ничего». Принцесса попыталась найти утешение в религии, поскольку не надеялась на земное утешение — разве что они потерпят кораблекрушение и быстро утонут. «Добро отделилось от Зла, а Зло отделилось от Добра». Точно так же, как от нее только что отделилась ложка супа, которого ее уговорили попробовать! «Мир был создан в результате их вечной борьбы». Такая же вечная борьба происходила сейчас в желудке Инос.
   На третий день ей иногда становилось лучше, но ненадолго. Малейшее изменение курса корабля — и принцесса опять погружалась в абсолютное Зло.
   Но какая-то ничтожная доля Добра все же должна была в этом присутствовать, раз так утверждал священный текст. Возможно, это было чувство смирения. Толстая, суетливая тетушка Кэйд оказалась гораздо лучшим моряком, чем Инос. Вот и задумайся об этом!
   Боги сказали, что ее ждут тяжелые испытания, но она и предположить не могла, что они будут настолько тяжелыми. «Только мы имеем свободу воли. Только человек может выбирать Добро и отвергать Зло». За какой, интересно, выбор Инос расплачивается, попав сюда?
   «Только мы, стремясь к большему Добру, можем увеличить общее количество Добра в мире и уменьшить количество Зла». Для начала нужно отменить морскую болезнь!
   Понемногу жизнь опять становилась терпимой. Инос даже начинала размышлять о своей будущей жизни в Кинвэйле. Ее отец побывал там только раз, в молодости. Он уверял, что ей там понравится, — круглый год можно кататься верхом и ходить в гости. Даже Джалон хвалил жизнь в Империи, хотя сам никогда не был в Кинвэйле. Должно быть, это будет хотя бы сносно, думала Инос. Так или иначе, это ведь всего на год!
   На четвертое утро она проснулась страшно голодная. Тетушки Кэйд в каюте не было. Натянув толстый свитер и брюки, Инос готова была опять увидеть мир. Теперь она допускала, что в морской болезни была и доля Добра — когда она кончалась, это было так чудесно! Очень довольная, что религия оказалась права, Инос направилась на палубу. То, что она там увидела, ошеломило ее. Мир представлял собой сплошную серость. Здесь не было ни неба, ни земли, только зеленовато-серые волны, заполняющие все пространство вокруг и сливающиеся с туманом вдали. Корабль казался отчаянно хрупким и тесным, словно деревянная коробочка под нагромождением канатов и полотнищ грязного холста, ныряющая то вверх, то вниз по этим свинцовым волнам. Ветер был ледяным, жестоким и оставлял на губах соленый привкус. Не видно было ни одной чайки.
   Два моряка разговаривали, стоя на корме. Кроме их, никого не было видно. Наверное, остальные где-нибудь поблизости, как и тетушка Кэйд. Инос направилась к двум морякам и обнаружила, что ходить по палубе в качку совсем не так уж просто. Ветер трепал ее волосы, глаза слезились, но она наконец добралась до них, схватилась за поручень и вытерла слезы с глаз.
   Высокий моряк держал штурвал. Он посмотрел на нее с интересом. Его обветренное лицо было почти скрыто под усами и бакенбардами. Второй был совсем низенький, полный и выглядел очень странно в штанах и меховой куртке... Голова была не покрыта, серебристые волосы развевались на ветру, щеки горели, как красные яблоки, голубые глаза сияли от счастья.
   — Инос, дорогая! Я так рада, что ты опять на ногах!
   Пораженная Инос не могла вымолвить ни слова.
   — Тебе нужна куртка, дорогая, — щебетала тетка. — Ветер сейчас довольно холодный!
   Холодный? Ледяной! Кэйд лучилась уверенностью.
   — Мы прекрасно проведем время — капитан говорит, через четыре дня будет Северный Коготь. Когда мы попадем в Западное море, воздух будет намного теплее.
   Зубы Инос начали стучать.
   — Я хотела бы позавтракать. — Она обняла себя руками, чтобы спастись от холода. — Я думаю, в кухне что-нибудь найдется?
   — На камбузе, дорогая. Ты, наверное, умираешь с голоду! Давай пойдем и посмотрим.
   — Тебе незачем идти, — возразила Инос. — Ведь тебе здесь нравится.
   — Я обязательно пойду.
   — Обязательно?
   Тетушка Кэйд постаралась придать лицу как можно более строгое выражение.
   — Мы уже не в Краснегаре, Иносолан. Я отвечаю за тебя, и я должна о тебе заботиться.
   Страшное подозрение закралось в душу Инос.
   — Ты хочешь сказать, что с этих пор ты меня с глаз не спустишь?
   — Да, дорогая. А сейчас пойдем узнаем насчет завтрака.
   Корабль продолжал плыть, но сердце Инос упало... на самое дно Зимнего океана. Оказывается, ее ждали вещи пострашнее морской болезни.

* * *

 
Холмы смотрят в сторону юга,
Море видит сны о юге,
А вслед за морским ветерком
Приходят невинность — и она.
 

Фрэнсис Томпсон. Маргаритка

Часть третья
ЯСНЫЙ ЗОВ

1

   — Ну почему тут ничего не происходит? — громким шепотом спрашивала Инос.
   — А почему что-то должно происходить? — отвечала тетушка Кэйд.
   Инос заскрипела зубами, с ненавистью глядя на вышивку. Они сидели в ивовой роще в Кинвэйле в обществе знатных дам. Все они вышивали, вязали или просто болтали под солнцем. Стоял жаркий летний полдень, и еще не случилось ничего интересного. Похоже, что в Кинвэйле никогда ничего не происходило. И не произойдет, судя по всему.
   — Кроме того, — продолжала ее тетка с безмятежным видом, — кое-что вчера все-таки случилось. Ты потеряла брошь!
   Это была горькая правда. Тетушка Кэйд редко позволяла себе откровенные упреки. Ее неунывающий характер очень раздражал Инос, и она постоянно старалась вывести тетку из себя, но сейчас напоминание о собственном промахе по-настоящему расстроило ее. Потерять одно из украшений, доставшихся ей в наследство от матери, было гораздо хуже, чем намазать один зуб сажей и постоянно улыбаться за обедом.
   Вышивание было слишком большой нагрузкой для глаз тетушки Кэйд. Она вязала какое-то никому не нужное одеяние, которое будет наверняка сразу же отдано кому-то из слуг. Важен был сам процесс, а не результат. Инос же безуспешно пыталась вышить букетик цветов в углу льняной косынки и изнывала от скуки. Они жили в Кинвэйле уже месяц. Она проведет здесь еще девять или десять месяцев, но ничего так и не случится! Кроме того немногого, что принцесса сумела сделать сама.
   Инос готова была признать, что Кинвэйл действительно красив, — огромное поместье, раскинувшееся на холмах, покрытых пышной растительностью. Она и не представляла, что природа может быть такой роскошной! Поместье располагалось к северо-востоку от залива Пэмдо, около крупного порта Шалдокана, который она так и не видела, но достаточно далеко от моря, так что жители могли не бояться набегов джотуннов даже в те далекие времена, когда Империя была еще слабой. Она мало бывала в соседних имениях и деревушках, но успела убедиться, что все они старые, спокойные и скучные. Как-то они ездили в находящийся поблизости город Кинфорд, и он тоже оказался старым, процветающим и откровенно скучным. Огромное же поместье герцога было древним, роскошным, но сводило ее с ума.
   Ивовая роща, где Инос изнывала от скуки, поражала красотой. Она находилась на берегу озера, поверхность которого оживляли водяные лилии и грациозные лебеди. Среди зелени прятались беседки и мраморные статуи. Позади озера находился парк, за которым ухаживало множество слуг. Они убирали с дорожек олений помет, подстригали кусты самшита, чтобы придать им причудливую форму. Для девушки, которая за всю свою жизнь видела всего шесть деревьев, Инос пресытилась деревьями удивительно скоро. Зеленые холмы, фермы и виноградники произвели на нее большее впечатление, но принцесса видела их только издали — знатным дамам не подобало бродить по деревенской грязи, и ее попытки поближе познакомиться с этой стороной жизни были очень быстро пресечены.
   Теперь Инос каждое утро проводила за уроками танцев, словесности и игры на лютне. После обеда она сидела с шитьем и беседовала с тетушкой Кэйд и другими матронами. Вечерами были танцы или музыкальные концерты. И все. Несколько раз ей разрешили поехать кататься верхом с другими знатными девушками, но ездить можно было только по специальной дорожке, идущей по парку, лошади были старыми клячами, и всадницы не лучше — хорошо воспитанные девицы, чьи мозги, видно, еще при рождении спрятали подальше за ненадобностью. Инос разрешалось читать книги, хотя и не слишком много. Она могла прогуливаться по террасе, но при условии не выходить из поля зрения тетушки Кэйд и не заговаривать с незнакомыми мужчинами. Она могла также изнывать над вышиванием, раздумывая, что будет, если она сорвет с себя платье и пройдется по бальному залу колесом.
   Среди всей этой роскоши и великолепия Инос ужасно скучала по своему старому, заброшенному Краснегару. Среди людей знатнейшего происхождения она тосковала по обществу отца, Лина, Идо... Сойдет даже глупый Рэп!
   Принцесса должна была постоянно находиться под присмотром тетушки Кэйд, если только какая-нибудь другая почтенная дама не брала на себя труд последить за ней. Это было унизительно! Уж не думают ли они, что Инос легкомысленна? Что ей нельзя доверять?
   Конечно же, ей доверяют, терпеливо объясняла тетушка Кэйд. Это всего только правила приличия, которые нужно соблюдать. И не стоит вылезать на подоконник или кататься по перилам!
   Откуда-то возник вышколенный лакей, чтобы предложить блюдо сладостей сначала тетушке Кэйд, которая отказалась, потом Инос.
   — Спасибо, Юрни! — сказала Инос и указала на маленькое пирожное. — Вот это, пожалуйста. Это Алопа пекла?
   Блюдо опасно дрогнуло в руках юноши. Малиновый румянец разлился по его лицу от тугого воротничка до напудренных волос.
   — Прошу прощения, мадам? — пробормотал он, заикаясь.
   — Я просто поинтересовалась! — Инос одарила его милостивой, но торжествующей улыбкой. — Мне пришло в голову, что ты, вероятно, пробрался в кухню прошлой ночью именно ради ее стряпни.
   Юрни чуть не уронил выбранное ею пирожное. Блюдо опять угрожающе накренилось. Он судорожно сглотнул.
   — Нет, госпожа, — еле выдавил он, — я хочу сказать... Нет, госпожа.
   Инос тихо хихикнула и ничего не сказала, позволив ему поспешно удалиться. Молодой Юрни был совершенно неотразим, когда он был не на службе, — так, во всяком случае, говорили горничные.
   Инос уже собиралась отправить в рот первый кусочек пирожного, когда тетушка Кэйд сказала со вздохом:
   — Ты не должна никогда так говорить со слугами, дорогая.
   — Да? — Инос положила вилку, чтобы преодолеть искушение швырнуть все на землю. — Тебя расстраивает, что все эти старухи увидят, что я не способна жить по их правилам и разыгрывать из себя надменную мумию? Ты хочешь, чтобы я вела себя как мраморная статуя? Что плохого в том, чтобы обращаться со слугой как с человеком?
   Кэйд закончила ряд и перевернула вязание.
   — Совершенно ничего плохого, к нему и надо относиться как к человеку.
   — Не думаю, что поняла тебя.
   — Ты ведь не обращалась с ним сейчас по-человечески. Ты с ним обращалась как с загнанным в угол медведем.
   — Я... — Инос не договорила, застыв с раскрытым ртом.
   — Они ведь не могут тебе ответить, дорогая моя. Они-то как раз предпочли бы иметь дело с мраморными статуями, уверяю тебя. — Казалось, Кэйд вообще не поднимает глаз от вязания, но неожиданно она добавила: — А вот и герцог.
   На террасу вышел герцог Анджилки вдвоем с каким-то человеком. Это должно считаться развлечением, с горечью подумала Инос. Раньше она ожидала, что человек, уморивший двух жен, окажется чудовищем, теперь же она не сомневалась, что они умерли от скуки. Анджилки был самым скучным из всех известных ей людей. Высокий и полный, с дряблым красным лицом и отвисшей нижней губой, он напоминал рослого, но недалекого ребенка. Его мать, вдовствующая герцогиня, полностью подчинила его себе, и единственное, чем он увлекался, — это отделка интерьеров. Он расширял Кинвэйл во всех направлениях, но архитектура для него была только средством. Ни строительство, ни конечная цель не были по-настоящему важны для него. Важен был сам процесс работы. Герцог проводил целые дни среди художников и декораторов, с наслаждением обсуждая планы, наброски и образцы. Его художественный вкус был безупречен, а результаты деятельности внушительны. Кинвэйл действительно был красив.
   Но что толку в этой красоте, донимала Инос свою тетку, если тут ничего не происходит? Правда, она больше могла не беспокоиться, что герцог Анджилки станет добиваться ее руки, желая стать королем Краснегара. Краснегар наверняка понравился бы ему еще меньше, чем Кинвэйл нравился Инос. Кроме того, герцог не проявлял интереса к женщинам. Вот будь она рулоном обивочного ситца или образцом обоев, тогда бы она могла привлечь его внимание и даже вызвать румянец на его щеках.
   Оживленное перешептывание дам показало, что герцог и его спутник направляются к ним через лужайку. Небось хочет попросить у мамочки разрешения принять ванну, решила Инос, но быстрый взгляд вокруг сказал ей, что вдовствующей герцогини не было поблизости. То, что с герцогом шел мужчина, тоже было странно. В Кинвэйле появлялось множество гостей — друзей и родственников, вплоть до самых дальних, но, как правило, это были женщины.
   Куда подевались все мужчины? Кто-то, наверное, был в армии, кто-то, возможно, погиб в сражениях. Те немногие мужчины, которые появлялись на банкетах и балах, почти все были слишком старыми, чтобы представлять какой-то интерес, и были к тому же ужасно скучными. Казалось, что их основное времяпрепровождение — благовоспитанное ничегонеделание, а единственное развлечение — убийство птиц и животных. Очень немногие занимались чем-то полезным — к примеру, управляли поместьем. Один или два даже признались, что имеют отношение к торговле. Встречались здесь и путешественники, и солдаты, и чиновники, и священники. Но неужели во всей Империи не было интересных молодых людей?
   В конце концов Кинвэйл стал казаться Инос неким зверинцем, где содержались женщины, пока мужчины где-то вдали вершили судьбы мира. Этот образ ужасно расстроил ее. Морской путь в Краснегар вот-вот закроется на зиму, и ей придется провести здесь все эти долгие тоскливые месяцы!
   Тем временем герцог Анджилки достиг края рощи и представлял дамам своего спутника. Его туалет всегда был безупречен — ослепительно белый камзол и ярко-алые панталоны. Костюм дополнял темно-зеленый плащ, отделанный горностаем. Слишком жарко для лета, подумала Инос, но зато плотный материал гораздо лучше маскировал недостатки фигуры. У него явно был великолепный портной. Герцог перешел к очередной группе дам, и Инос впервые смогла рассмотреть его спутника.
   М-м, совсем неплохо!
   Незнакомец был сравнительно молод, что само по себе редкость. Инос практически не встречала в Кинвэйле юношей своего возраста. Должно быть, их еще не считали достаточно зрелыми и держали подальше от светского общества, поэтому она готова была согласиться и на тех, кто старше двадцати. Этот вполне мог подойти. Незнакомец был так же высок, как герцог, хорошо сложен и темноволос. Его темно-синий камзол и белые панталоны затмевали даже костюм герцога. Он не носил плаща, что подчеркивало его молодость. Его движения были полны грации. Да! Немного старше, чем хотелось бы, но совсем-совсем неплохо!
   — Не надо так пялиться на них, дорогая, — прошептала тетушка Кэйд, держа вязание в вытянутой руке и напряженно рассматривая его. — Они не могут идти быстрее.
   — Что? То есть прошу прощения?
   — Мне кажется, они направляются к нам, — сказала Кэйд, уткнувшись в вязание. — Но вполне естественно, что сначала они хотят засвидетельствовать свое почтение всем остальным.
   — Так вот что они называют молодым человеком, правда? Помнится, у нас в Краснегаре водились такие!
   — Сарказм не подобает даме, — мягко заметила тетушка. — Постарайся не наговорить чепухи. Кстати, он был вчера на балу.
   — Я его не видела!
   — А он тебя заметил, — сказала тетушка Кэйд с удовлетворенной улыбкой.
   Рассерженная Инос попыталась сделать вид, что поглощена своим вышиванием. Слова о прошлом вечере напомнили ей о ее трагедии — она потеряла рубиновую брошь матери! Она не могла простить себе такую небрежность. Инос была уверена, что брошь была на ней, когда она вернулась к себе, и что она сняла ее и положила на туалетный столик. Но утром броши там не оказалось. Конечно, дверь ее комнаты была заперта — тетушка Кэйд всегда настаивала на этом. Они подумали даже о воровстве, но от подобного объяснения пришлось отказаться. Даже команда цирковых кошек не смогла бы залезть в окно снаружи. Из всех украшений, доставшихся ей в наследство от матери, Инос больше всего любила именно эту брошь, а вот теперь она была так неосторожна, так глупа, так неблагодарна, что...
   Герцог! Она поспешно вскочила на ноги.
   — Лорд Андор, — представил незнакомца герцог Анджилки. — Герцогиня Кэйдолан Краснегарская.
   Молодой человек склонился над рукой тетушки Кэйд. Да, он действительно неплох! Конечно, он был импом, а Инос больше всего хотелось сейчас увидеть высокую светловолосую фигуру, просто для разнообразия, но он не был маленьким и смуглым. Волосы его, правда, были черными, но кожа была покрыта ровным золотистым загаром, и только подбородок немного отливал синевой, что не позволяло идеально правильным чертам казаться женственными. Очень привлекателен! Затем он выпрямился, повернулся к ней, и она увидела улыбающиеся темные глаза и ровные белые зубы. Да он не просто привлекателен!
   — И принцесса Иносолан, — продолжал их дородный хозяин. — Могу ли я представить вашему высочеству моего друга лорда Андора? Лорд Андор, это племянница принцессы Кэйдолан.
   — Я навсегда запомню этот день, — сказал Андор, — когда действительность превзошла все мои понятия о красоте и изяществе, когда все другие дамы померкли в моих глазах, когда все мои заветнейшие мечты и надежды лишились всякого смысла при одном взгляде на женское совершенство, воплощенное в божественном облике принцессы Иносолан!
   Он остановился, чтобы прикоснуться губами к ее руке. Инос пыталась придумать столь же цветистый ответ, но глаза их опять встретились, и она вдруг поняла, что он смеется. Она так удивилась, что сама не слышала, что ответила, но, по-видимому, что-то приемлемое.
   — Так вы только что прибыли в Кинвэйл, лорд Андор? — спросила тетушка Кэйд.
   — Два дня назад, мадам.
   — Я пытался уговорить его погостить у нас подольше, — пожаловался герцог, — но он уверяет, что дела не ждут.
   — Я останусь на месяц! — сказал Андор. — У меня очень ответственные дела, призывающие меня уехать, хотя я уже знаю, что сердце мое останется здесь. Даже присутствие такой небесной красоты не может удержать меня.
   Инос опять села, слушая последовавший за этим обмен цветистыми фразами. Герцог и тетушка Кэйд произносили их вполне серьезно, что касается Андора, Инос была уверена, что он воспринимает это как чепуху и нелепицу и предлагает ей посмеяться. Как чудесно было убедиться, что она не единственный нормальный человек в мире. Затем герцог извинился и двинулся дальше, иногда останавливаясь, чтобы поприветствовать знакомых. Чувство откровенного неодобрения витало над обществом — было ясно, что великолепный молодой Андор был приглашен сюда специально для встречи с Инос, и все сочли это вопиющей несправедливостью.
   Тетушка Кэйд почувствовала это и пригласила его сесть. Молодой человек сел, глядя на нее с выражением удивления.
   — Ведь это ваш портрет висит здесь в галерее, — сказал он. — Я сразу его заметил. Он может посрамить всех остальных так называемых красавиц, но даже он не передает всей вашей красоты.
   Тетушка Кэйд кокетливо поправила волосы.
   — Он был написан много лет назад, — скромно проговорила она.
   — Но серебряная оправа только подчеркивает красоту драгоценных камней, а ведь это единственное, что изменилось. Ваш цвет лица...
   Инос слышала немало беззастенчивой лести в последнее время, но ничто не могло сравниться с тем, что последовало за этим. Очень быстро Андор вогнал тетушку Кэйд в багровый румянец. Матрона расплылась в глупой улыбке. Столь преувеличенные славословия не могли, казалось бы, восприниматься всерьез, но, умело преподнесенные, они оказались вполне действенными.
   Затем он переключил внимание на Инос. Она ждала, до каких же высот лицемерия дойдет он сейчас, но в глазах его опять зажегся циничный огонек, и Андор еще раз удивил ее.
   — Что касается вас, леди... По зрелом размышлении я нахожу вашу внешность совсем неудовлетворительной!
   Инос готовилась скромно улыбнуться. Застигнутая врасплох, она разинула рот. Тетушка Кэйд собиралась было возразить, но передумала.
   — Быть настолько близкой к совершенству и не достичь его — это преступление перед искусством! — продолжал Андор, склонив голову набок, как бы изучая Инос. — Это оскорбляет чувства! Менее яркая красота, ограниченная в своих возможностях, не будет нести в себе такого ощущения неудачи, нереализованных стремлений. — Он откинулся назад, чтобы получше рассмотреть ее. — Чего здесь не хватает, это... да... что здесь просто необходимо, это вспышка пламени. Тогда мы увидим божество!