Страница:
Ни один из подвешенных вниз головой не издал ни звука, когда кинжал Хельги разрезал их горла, выпуская на свободу фонтаны алой крови, которая лилась вниз, заполняя дно жертвенного котла. Когда подвешенные тела перестали биться в конвульсиях, а бурный поток крови сменился слабеньким ручейком, неторопливо капающим с голов на дно котла, Вульф, который до этого заворожено смотрел на льющуюся влагу, отступил в сторону и вернул кинжал Хельги. Сглотнув комок в горле, Вульф прошептал:
— Прими мой дар, могучий Всеотец! Благодарю тебя за все.
Никто не услышал этих слов кроме того, кому они были адресованы. С сияющих вершин далекого Асгарта взирал Отец Ратей на своего потомка, который принес ему очередную жертву и пополнил его бессмертное воинство новыми героями и героинями. Он смотрел, как славный отпрыск Хрейтмара молится святому духу своего клана — Древнейшему из Волков; как роет землю у столба, на котором скалил пасть Первопредок, чтобы опустить в яму урну с прахом юноши, который погиб, приняв на себя удар, предназначавшийся для Вульфа; он смотрел, как Вульф льет жертвенную кровь, чтобы окропить ею пепел своего брата; он смотрел, как все ильвинги и их родичи встали на правое колено, моля великий дух своего клана приютить душу павшего Хродгара. Все эти образы неслись перед взором Одноглазого Чародея, погрузившегося в тягостное раздумье на священном престоле Хлидскъяльв, что возвышался на вершине великой горы Асгарта, выше всех облаков у самого края синего неба.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Прими мой дар, могучий Всеотец! Благодарю тебя за все.
Никто не услышал этих слов кроме того, кому они были адресованы. С сияющих вершин далекого Асгарта взирал Отец Ратей на своего потомка, который принес ему очередную жертву и пополнил его бессмертное воинство новыми героями и героинями. Он смотрел, как славный отпрыск Хрейтмара молится святому духу своего клана — Древнейшему из Волков; как роет землю у столба, на котором скалил пасть Первопредок, чтобы опустить в яму урну с прахом юноши, который погиб, приняв на себя удар, предназначавшийся для Вульфа; он смотрел, как Вульф льет жертвенную кровь, чтобы окропить ею пепел своего брата; он смотрел, как все ильвинги и их родичи встали на правое колено, моля великий дух своего клана приютить душу павшего Хродгара. Все эти образы неслись перед взором Одноглазого Чародея, погрузившегося в тягостное раздумье на священном престоле Хлидскъяльв, что возвышался на вершине великой горы Асгарта, выше всех облаков у самого края синего неба.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда Вульф и его родня покинули капище, было уже темно. Приближалась полночь, и на площади собралось много народа. Ночное небо заволокли тучи, задул северный ветер. На горизонте мелькали зарницы, и мелкие капли дождя мочили головы людей, вставших вокруг воздвигнутого в центре столба. Хельги, его ученики и Сигни сошлись во мнении, что приближающаяся гроза была добрым знаком на Сомарблот.
— Могучий Тонараз на пути в Мидгарт, чтобы освятить людскую землю и одарить ее животворящей влагой, плодородием и процветанием. Взмах божественного Молота принесет ранние всходы и защитит людей в предстоящем сражении со злом, — этими словами Хельги возвестил о начале праздника.
Он стоял под моросящим дождем, воздев руки к небу и читая молитву богам и богиням. Собравшиеся вокруг люди затихли, прислушиваясь к хриплому голосу ирмин-вардлока, и некоторые из них шепотом повторяли имена священных Асов и Ванов. Ветер крепчал, а грохот деревянных колес колесницы Тонараза звучал раскатами грома, доходившим до слуха людей и заставляя их сердца сжиматься в благоговении. Хельги воздал хвалу богам за их помощь и расположение, восславил великое светило, которое было на вершине своей мощи в этот день, а после этого к столбу были подведены три жертвенных животных. Вепрь, конь и бык стояли смирно, ожидая своей участи. Три жрицы находились рядом, держа их за узды или веревку, и казалось, не замечали проливного дождя, который мочил их одежды и волосы. Гроза была уже рядом. Дождь и ветер затушили факелы в руках людей и все поняли, что большого костра в этот раз не получится. Черное небо освещалось сполохами молний, а гром грохотал над головами людей.
Хельги подал знак, и жрица подвела коня к столбу. Хельги вытащил кинжал и подошел к животному, позволив девушке отступить в сторону.
— О, светлейшая дочь Мундильфёри! [*]Мы славим твое имя и твой благодатный свет, которым ты озаряешь на нашу землю, оживляя ее и вливая соки жизни в семена, которые мы в нее заложили. Прими наш дар и пусть не ослабнет свет твой во веки веков!
Конская кровь закапала на мокрую землю, смешиваясь с каплями дождя, невидимая в ночной темноте. Конь повалился на землю и остался лежать у ног колдуна. Другая жрица подвела вепря и сама отошла в сторону, наблюдая за тем, как ирмин-вардлок садится сверху на зверя и прикладывает лезвие кинжала к его горлу.
— Славный Ингваз! Мы — твои дети, и мы собрались в эту ночь — самую короткую ночь в году, чтобы приветствовать тебя и твою сестру Хольду и принести вам в жертву этого могучего вепря, как знак нашей благодарности и нашей веры. Хвала Ингвазу и Хольде!
Вепрь дернулся несколько раз, а потом замер и упал без движения рядом с тушей мертвого коня.
Гроза разбушевалась в полную силу. Ветер гнул деревья, ливень хлестал по лицам, вспышки молний то и дело озаряли заполненную людьми площадь. Вульф стоял среди своих родных, весь мокрый до нитки, и смотрел на творящего обряд Хельги. Сверкавшие на ночном небе молнии рисовали ему образы двух огромных козлов, запряженных в широкую колесницу, которой правил могучий рыжебородый Громовержец. Колесница неслась по небу, колеса ее гремели, а наездник вращал гигантским Молотом, разбрасывая молнии вокруг себя. Его дикий хохот звучал громом по всем девяти мирам, а из глаз сыпались искры. Вульф поднял глаза к небу и ему показалось, что он видит мчащегося в колеснице Тонараза. Могучий сын Земли метал молнии, размахивая Мьёлльниром, и смотрел вниз на Мидгарт. Вульф встретил пронзительный взгляд грозных глаз бога, глядящих на него из под густых рыжих бровей, и почувствовал, что его дыхание перехватило. Присутствие божественной силы сжало его горло железными тисками, полностью парализуя способность двигаться. Тонараз посмотрел на застывшего, словно изваяние, воина, засмеялся и взмахнул в очередной раз Молотом. Сорвавшаяся молния ударила прямо в возвышающийся посреди площади столб, расколов его на две части, которые вспыхнули синим огнем, неподвластным ни дождю, ни ветру. Как раз в это же самое мгновение Хельги заколол быка, принеся его в жертву великому Тонаразу. Колдун смотрел, разинув рот, на горящее дерево, и не верил своим глазам. Расколотый надвое столб упал на землю, к счастью не задев никого из людей, которые попятились в сторону от полыхающего огня. Все заворожено глядели на чудо, сознавая, что великий Страж Мидгарта принял дар людей, наградив их взамен волшебным огнем, который горел под дождем и ветром, освещая мокрые лица людей своим призрачным сиянием.
Вульф опомнился первым и, задрав голову к небу, прокричал вслед удаляющейся колеснице:
— Хвала Тонаразу-у-у-у!!
Истошный вопль Вульфа привел в чувство всех стоящих тут людей, которые стали удивленно переговариваться, кивая на горевшее дерево.
— Что ж, великий Недруг Турсов даровал нам огонь! — воскликнул Хельги, — Мы продолжим наш праздник так, как делали это прежде.
Так они и сделали. Не обращая внимания на дождь, мужчины, женщины и дети достали заранее сплетенные венки из цветов, водрузили их себе на головы и принялись водить хоровод вокруг незатухающего голубого пламени. Громкий хор голосов завел песню, которая зазвучала в унисон с шумом дождя и грома. Люди положили руки друг другу на плечи, прыгали и смеялись, не замечая непогоды. Когда пляска закончилась, Хельги велел принести Солнечное Колесо, сделанное из соломы, и возложить его на все еще полыхающее волшебное пламя. Соломенная фигура вспыхнула синим огнем и сгорела за считанные мгновения под радостные крики людей. После этого люди стали расходиться небольшими группами, чтобы продолжать веселиться. Хотя еды в гарте оставалось немного, пива было хоть отбавляй.
Погода слегка поутихла, дождь моросил мелкими каплями, гроза ушла на юг, где продолжала сверкать молниями, а ветер совсем ослаб. Вульф увидел Альфину и Сигурда, которые о чем-то беседовали, направляясь к выходу из гарта. Неподалеку от них шла Хильдрун. Ее белая туника казалось голубоватой в свете волшебного огня, разожженного ударом Мьёлльнира. Мокрая ткань прилипла к телу, позволяя рассмотреть округлые бедра и узкую талию девушки. Капельки воды искрились на ее золотых, слипшихся от дождя волосах, словно сотни мельчайших бусинок, разбросанных по золотистому прибрежному песку. Она шла медленно, но уверенно, к своему дому, фасадная сторона которого выходила на площадь. Хильдрун шагала по мокрой земле, обходя лужи стороной, и не замечала того, кто стоял за углом дома, прячась в темноте ночи с секирой в руках. Когда Хильдрун вошла в дом, Сигрун отступила назад и обошла дом с другой стороны, чтобы войти через заднюю дверь. Ее жилистая рука сжимала короткую, отполированную многочисленными прикосновениями рукоять секиры, а лицо девушки скрывал железный шлем.
Гаутка тихонько распахнула дверь и вошла внутрь. Как она и ожидала, дом оказался пуст. Фолькхари и его родня были сейчас на площади, празднуя Сомарблот. А его дочь вернулась в дом, чтобы сменить мокрую одежду и расчесать волосы. Для чего? На Сомарблот мужчины и женщины часто предавались любовным утехам, порой забывая о своих мужьях и женах. «Распутная девка! — сказала про себя Сигрун, глядя сквозь щель приоткрытой двери на раздевающуюся Хильдрун. — Стремишься быть желанной и заманить чужого супруга в объятия свои? Не выйдет, хордлингская шлюха!» Сигрун сжала крепче свою секиру, собираясь распахнуть дверь в спальные хоромы и застать соперницу врасплох. Хильдрун стояла к ней спиной и расчесывала мокрые волосы, не подозревая, что за дверью притаилась ее смерть. Сигрун положила руку на железную скобку двери, готовясь раскрыть ее и ворваться внутрь.
— Ненавижу, — прошептала Сигрун, с завистью рассматривая белоснежную кожу Хильдрун, ее пышные налитые ягодицы, длинные стройные ноги. Масляная лампа давала достаточно света, чтобы разглядеть каждую деталь ее молодого тела, бросавшего дрожащую тень на деревянную стену. — Ненавижу, — повторила она и подумала: — «Вот так ты соблазняешь мужиков, стерва, своим телом холеным, да похотливым языком. Ты знаешь, до чего они падки. У тебя это есть. А я? Разве нет этого у меня? Не уж то не смогла бы я заставить мужчину желать меня так, чтобы он позабыл всех остальных женщин на свете? Ну, нет, ведьма, не удастся тебе победить меня!»
Внезапно Сигрун почувствовала неприятный холодок в животе, и понимание начало медленно, шаг за шагом вкрадываться в ее разум, заставляя опустить занесенную для удара секиру. Сигрун с пугающей неожиданностью поняла, что, убив Хильдрун, она проиграет полностью и бесповоротно. Неважно, мертва ее соперница или нет, сердце Вульфа будет с Хильдрун. Победа над Хильдрун была возможна лишь только одним способом…
— Я убью тебя, тварь, — еле слышно проговорила Сигрун, а после добавила, — но твоим оружием!
С этими словами Сигрун резко повернулась и с воинственной решимостью направилась к задней двери дома.
— Ты кого-то ждешь, Вульф? — спросила Вальхтеов.
Вульф смущенно покачал головой.
— Уж не свою ли милую женушку? — с ироничной усмешкой предположил Хигелак.
— Вот и она, кстати, — Вальхтеов указала пальцем на приближающуюся угловатую фигуру, — Легка на помине.
— Между прочим, Сигрун великолепный боец, — заметил Вульф брату, — и не раз спасала мне жизнь.
Хигелак понял, что ему не стоило делать последнего замечания, но промолчал, так как Сигрун уже подошла и села рядом с Вульфом на скамью.
— Что ты так не весел, ирмин-конунг? — задала она вопрос своему супругу, всматриваясь в его бледно-серые глаза, — Народ гуляет и пирует. Кто в чертогах, кто в ближайшем лесочке.
— Мне нечего делать одному ни в чертогах, ни в лесу, — ответил Вульф, отмечая сарказм в ее голосе. — А с тобой я бы отправился на вершину какой-нибудь неприступной высокой горы, чтобы мы могли остаться там наедине.
Сигрун смерила его строгим взглядом и сказала:
— В этих краях нет гор, Вульф. Я думаю, нам и твоем чертоге было бы неплохо.
Хигелак и Вальхтеов удивленно переглянулись, а Вульф встал со скамьи и взял жену за руку.
— Чертог так чертог, — произнес он, глядя в маленькие, горевшие странным огнем глаза Сигрун.
Она встала и, продолжая держать его за руку, пошла за ним. Хигелак и Вальхтеов смотрели им вслед, пока они не скрылись за дверьми чертога, а потом рыжеволосая девушка сказала:
— Странная она какая-то, знаешь ли. Чует мое сердце, не принесет она нам добра.
Хигелак лишь пожал плечами в ответ, в душе соглашаясь с мнением своей сестры.
Вульф запер дверь в спальню на засов и снял висевший на спине меч. Он положил его стол рядом со шлемом и посмотрел на Сигрун, которая также снимала с себя оружие. Он был немного удивлен необычным поведением своей жены. Только сейчас он вспомнил, что занимался любовью с Сигрун лишь раз, в первую ночь после свадьбы. После этого он пробовал пару раз подступиться к ней, но она была тверда в своем нежелании. Все это время он постоянно напоминал себе, что женился на Сигрун лишь из соображений дипломатии. Хотя за последнее время он успел проникнуться к ней неким чувством, похожим на дружескую привязанность, сейчас он был немного шокирован ее поведением.
Сигрун сняла свои одежды и подошла к Вульфу. Она распустила косу и длинные светло-каштановые волосы легли на ее узкие плечи. Сигрун также чувствовала себя немного неуютно, даже неловко. Глаза Вульфа осматривали ее тело, и ей показалось, что он видит сейчас не ее, а Хильдрун. Вместо ее маленькой и некрасивой груди — пышную белоснежную грудь Хильдрун, вместо ее узких угловатых бедер — округлые, гладкие бока Хильдрун, вместо ее жилистых и кривоватых ног — стройные, белые ноги Хильдрун. А когда он поднял свой взор к ее лицу, Сигрун показалось, что вместо ее худощявого, узкого лица Вульф смотрит на красивое, с большими ярко-синими глазами лицо Хильдрун, обрамленное золотыми локонами.
Сигрун остановилась в двух шагах от Вульфа, и посмотрела ему в глаза. «Я ему противна!» — пронеслось у нее в голове. Ей вдруг ужасно захотелось исчезнуть из этой комнаты, провалиться под землю, раствориться в воздухе или просто убежать. Но гордость и достоинство не позволили ей отступить назад. «Дура, проклятая дура! — отчаянно ругала она себя, — Ты сражалась впереди всей дружины, не страшась ни людей, ни колдунов, ни великанов, ни чудищ утгартских. Ты не смеешь отступать, ты не смеешь бояться! Это такая же битва, как и все те, где ты сражалась, с одной лишь разницей: в этот раз оружие другое. А в битвах ты привыкла побеждать, Сиги, ПОБЕЖДАТЬ!»
Сигрун обвила руки вокруг шеи Вульфа и припала губами к его губам. Через некоторое время она отпустила его, прошла к столу и погасила все горевшие масляные лампы. В комнате воцарилась кромешная тьма, что заставило Сигрун почувствовать себя немного уютнее. Она ощутила теплые ладони Вульф на своих плечах и прижалась к нему всем телом. Могучая твердь его естества уткнулась в нижнюю часть ее живота, вызывая волну сладострастной истомы, которая прошлась по ее телу от ног до макушки. У нее перехватило дыхание от обилия непривычных ощущений. «Итак, Сиги, твой час пробил, — сказала она сама себе, — Вперед и до победного конца!» Это была последняя мысль перед тем, как ее разум покорился безумной волне страсти, и она, едва сознавая, что делает, схватила Вульфа за плечи, крепко прижала к себе и поцеловала в губы. Затем она развернула его и толкнула на кровать. Она помогла ему развязать штаны и несколькими резкими движениями сорвала их с него. Когда ее пальцы обвились вокруг устремленного ввысь крепкого столба мужской плоти, она уже задыхалась от возбуждения. Сигрун контролировала себя все меньше и меньше. Словно обезумевший берсеркер, она хрипела и сопела, покрывая поцелуями широкую мускулистую грудь Вульфа, и наслаждаясь прикосновениями его горячих рук. Повинуясь дикому инстинкту, Сигрун взобралась верхом на Вульфа и издала страстный стон, когда горячий ствол проник в ее лоно.
Сигрун не могла сказать, как долго длилась последовавшая за этим безумная скачка, но все это закончилось чрезвычайно сильным всплеском чувств и волнами сладострастия, которые разбежались теплыми волнами по ее дрожащему от возбуждения телу. Тяжело дыша, она повалилась на Вульфа, уткнувшись лицом ему в шею. Ее тело все еще содрогалось в приятных конвульсиях. Вульф нежно гладил ее по голове, и что-то нашептывал на ухо, но она не разбирала слов. Пролежав так некоторое время, Сигрун легла на спину рядом с Вульфом. Она взяла его руку в свою и прошептала:
— О, великий Ингваз, что это было?
Вульф улыбнулся, но девушка не увидела этого в кромешной темноте. Он прошептал ей в ответ:
— Скальды называют это «мигом наивысшего блаженства».
— Воистину, они правы. Это и в самом деле наивысшее… Ты знаешь, Вульф… я никогда… ну, никогда раньше…
— Забудь о прошлом, Сигрун. Каждая река имеет свой исток.
Сигрун промолчала в ответ и подумала о том, что, испытав эти необычные, неизведанные прежде чувства, она может считать себя победительницей в этом сражении. Но войны редко выигрываются одним единственным сражением. Путь к окончательной победе был труден и нелегок. Она это понимала, потому что четко сознавала, какого результата собирается добиться. Вульф должен забыть Хильдрун. Она заставит его сделать это — так, или иначе.
Сигрун повернулась к мужу и погладила его по груди.
— Знаешь ли, Вульф, мне это понравилось, даже очень…
— Мне тоже, — ответил он.
— Ты говоришь правду?
— А ты как думаешь?
— Вот это я сейчас и проверю.
С этими словами Сигрун повернула его лицо к себе и поцеловала в губы. Ее рука поползла вниз по его груди, минуя живот к тому, что доставило ей столько удовольствия несколько мгновений назад. Твердь горячей плоти в ее руке вызвало в ней новую волну страсти, которая вновь превратилась в бушующий ураган, когда нежные пальцы Вульфа коснулись ее тела и начали путешествие по тайникам, дрожащим от небывалого возбуждения…
Вульф потянулся, разминая заспанные мышцы, и вернулся в дом. Там он нашел бочонок с водой и черпак. Напившись вдоволь, он заглянул в спальню. Сигрун еще спала, утомленная ночными утехами. Вульф смотрел на нее и удивлялся неожиданной перемене, произошедшей с обычно холодной и неприступной гауткой, которая свое главное предназначение видела в том, чтобы сражаться и убивать врагов, стяжая себе славу жестокой и хладнокровной героини. Теперь она решила показать себя в иной ипостаси — буйной и страстной женщины, умеющей получать и доставлять удовольствие на брачном ложе. Познав ее такой, Вульф чувствовал себя не в своей тарелке. То, какой он увидел Сигрун этой ночью, никак не вязалось с тем, как он воспринимал ее раньше. Такая резкая перемена вызвала в нем целую гамму необъяснимых чувств, одно из которых был интерес. Или, скорее, любопытство, ибо он не понимал, чем была вызвана столь резкая перемена. В конце концов, он не ожидал, что Сигрун могла оказаться настолько любвеобильной. Четыре раза за одну ночь — это было из ряда вон даже для него самого, не говоря уж об обычно холодной Сигрун.
Теряясь в догадках, Вульф задвинул занавес из шкур, который отделял спальню от остальных хором, и покинул чертог. Он решил походить по гарту, чтобы посмотреть, как расселились гауты. Надо было увидеться с Сиггейрером, узнать, как его самочувствие, а также проведать раненых воинов, которые пострадали во время того, как они переходили из Темного Альфхейма в Мидгарт. Он пошел через площадь к месту, где поселились гауты. Шагая среди домов, он встретил Сигурда, который шел ему навстречу. Он был один и вид у него был измученный. Он вяло поприветствовал брата.
— Здорово, Сигурд! — ответил ему Вульф, — Что-то неважно ты выглядишь. Случилось чего?
Сигурд покачал головой и тяжко вздохнул.
— О, Вульф, такого у меня не было еще ни с одной земной женщиной… — мечтательно проговорил он.
— Неужели? — улыбнулся Вульф. — Как я понимаю, ты говоришь об Альфине?
— Ты удивительно догадлив, братец. — Сигурд улыбнулся в ответ и хлопнул Вульфа по плечу, — О красавице из Светлого Альфхейма! Ты знаешь, это что-то необыкновенное. Подобных чувств я не испытывал никогда. И к тому же этого было так… м-м… так много, что сейчас я совсем без сил.
— Я тебя понимаю как нельзя лучше, — сказал Вульф, — Воистину, ночь Сомарблота священна. В эту ночь со мной произошло нечто похожее.
— Ну, что и говорить, Хильдрун — девушка славная, пригожая, так что я вовсе не удивляюсь.
Вульф хотел было возразить, но Сигурд сказал:
— Ладно, Вульф, мне поспать ой как охота после этой дикой ночки.
Сказав так, Сигурд побрел дальше, с трудом передвигая ноги от усталости.
Вульф растерянно посмотрел ему вслед, а потом решил, что сейчас не самый подходящий момент объяснять что-либо Сигурду. Он решил продолжить путь, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно повернулся вправо и увидел стоящую возле дерева Хильдрун.
Она стояла, небрежно облокотившись плечом о ствол сосны, и вращала ромашку меж пальцев. Пронзительный взгляд ее ярких синих глаз был устремлен на Вульфа. Голубое платье до пят очень подходило к ее глазам, как отметил Вульф, а расписной платок аккуратно лежал на плечах. Кольца на запястьях сияли золотом, на груди висело роскошное ожерелье из драгоценных камней.
Хильдрун шагнула вперед и неторопливо подошла к Вульфу.
— Здравствуй, — поприветствовал ее Вульф, безошибочно заметив укор в ее глазах.
— Здравствуй, — ответила девушка ровным голосом. — Я ждала тебя этой ночью.
Вульф положил руки ей на плечи и прижал к себе. Хильдрун легонько отстранилась от него.
— Прости, — промолвил Вульф, неохотно отпуская ее. — Этой ночью… я…, — Вульф замялся, не зная, как объяснить то, что он совершенно забыл о ней вчера вечером.
— Израсходовал все силы? — закончила Хильдрун за него.
— Ты подслушивала?
Хильдрун ничего не ответила на это. Она опустила глаза, а потом повернулась и пошла прочь. Она успела сделать лишь несколько шагов, прежде чем Вульф догнал ее и развернул к себе. Он обнял ее и прижал к груди, заметив блеск в ее глазах. Поглаживая девушку по волосам, Вульф ощутил волнение, почувствовав молодое, упругое тело в своих объятиях. Он прижал ее к себе еще сильнее, но девушка отстранилась опять и проговорила:
— Будь осторожнее, Вульф.
— Не беспокойся, — ответил ей Вульф, — Большинство людей еще спит. Нас никто здесь не увидит.
— Я не о том. — Хильдрун многозначительно посмотрела на него.
Вульф глядел некоторое время в синие глаза, а потом смысл ее слов дошел до него.
— Хильдрун, ты давно знаешь об этом?
Она кивнула и сказала:
— Уже около двух лун прошли с тех пор, как… Одним словом, это точно.
Вульф никак не ожидал этого. Он был изумлен новостью, а потом удивился собственной глупости. Быть изумленным столь естественным исходом общения мужчины и женщины — разве это не глупо?
Вульф поцеловал Хильдрун и сказал:
— Это самые добрые вести, которые я слышал за последние месяцы. Почему же ты не рассказала об этом раньше?
Хильдрун пожала плечами.
— Я бы не рассказала об этом и сейчас, если бы не твои медвежьи объятия. Уж больно занят ты своею женою. Мне думается, тебе нет не до чего боле дела.
— Перестань, Хильдрун. Ты знаешь, что у меня не было иного выхода. В любом другом случае я был бы с тобой вчера.
Хильдрун промолчала. Вульф продолжал:
— Это просто замечательные вести! Значит, ты принесешь нам дитя на Йоль [*]или около того. Знаешь ли ты, что дети, рожденные в этот самый священный праздник бывают часто наделены великой силой? Наверное, это будет мальчик. Точно, это будет именно мальчик, я чувствую. Мне нужен наследник. Ведь когда мы победим великана Трюма, мы не станем сидеть на месте. Я буду делать все возможное, чтобы множить силу и богатство моего королевства, я присоединю к нам больше племен, да нет, все племена всего Северного Предела! И тогда мне нужен будет наследник, который укрепит мою власть и продолжит то, что я сделал…
— Могучий Тонараз на пути в Мидгарт, чтобы освятить людскую землю и одарить ее животворящей влагой, плодородием и процветанием. Взмах божественного Молота принесет ранние всходы и защитит людей в предстоящем сражении со злом, — этими словами Хельги возвестил о начале праздника.
Он стоял под моросящим дождем, воздев руки к небу и читая молитву богам и богиням. Собравшиеся вокруг люди затихли, прислушиваясь к хриплому голосу ирмин-вардлока, и некоторые из них шепотом повторяли имена священных Асов и Ванов. Ветер крепчал, а грохот деревянных колес колесницы Тонараза звучал раскатами грома, доходившим до слуха людей и заставляя их сердца сжиматься в благоговении. Хельги воздал хвалу богам за их помощь и расположение, восславил великое светило, которое было на вершине своей мощи в этот день, а после этого к столбу были подведены три жертвенных животных. Вепрь, конь и бык стояли смирно, ожидая своей участи. Три жрицы находились рядом, держа их за узды или веревку, и казалось, не замечали проливного дождя, который мочил их одежды и волосы. Гроза была уже рядом. Дождь и ветер затушили факелы в руках людей и все поняли, что большого костра в этот раз не получится. Черное небо освещалось сполохами молний, а гром грохотал над головами людей.
Хельги подал знак, и жрица подвела коня к столбу. Хельги вытащил кинжал и подошел к животному, позволив девушке отступить в сторону.
— О, светлейшая дочь Мундильфёри! [*]Мы славим твое имя и твой благодатный свет, которым ты озаряешь на нашу землю, оживляя ее и вливая соки жизни в семена, которые мы в нее заложили. Прими наш дар и пусть не ослабнет свет твой во веки веков!
Конская кровь закапала на мокрую землю, смешиваясь с каплями дождя, невидимая в ночной темноте. Конь повалился на землю и остался лежать у ног колдуна. Другая жрица подвела вепря и сама отошла в сторону, наблюдая за тем, как ирмин-вардлок садится сверху на зверя и прикладывает лезвие кинжала к его горлу.
— Славный Ингваз! Мы — твои дети, и мы собрались в эту ночь — самую короткую ночь в году, чтобы приветствовать тебя и твою сестру Хольду и принести вам в жертву этого могучего вепря, как знак нашей благодарности и нашей веры. Хвала Ингвазу и Хольде!
Вепрь дернулся несколько раз, а потом замер и упал без движения рядом с тушей мертвого коня.
Гроза разбушевалась в полную силу. Ветер гнул деревья, ливень хлестал по лицам, вспышки молний то и дело озаряли заполненную людьми площадь. Вульф стоял среди своих родных, весь мокрый до нитки, и смотрел на творящего обряд Хельги. Сверкавшие на ночном небе молнии рисовали ему образы двух огромных козлов, запряженных в широкую колесницу, которой правил могучий рыжебородый Громовержец. Колесница неслась по небу, колеса ее гремели, а наездник вращал гигантским Молотом, разбрасывая молнии вокруг себя. Его дикий хохот звучал громом по всем девяти мирам, а из глаз сыпались искры. Вульф поднял глаза к небу и ему показалось, что он видит мчащегося в колеснице Тонараза. Могучий сын Земли метал молнии, размахивая Мьёлльниром, и смотрел вниз на Мидгарт. Вульф встретил пронзительный взгляд грозных глаз бога, глядящих на него из под густых рыжих бровей, и почувствовал, что его дыхание перехватило. Присутствие божественной силы сжало его горло железными тисками, полностью парализуя способность двигаться. Тонараз посмотрел на застывшего, словно изваяние, воина, засмеялся и взмахнул в очередной раз Молотом. Сорвавшаяся молния ударила прямо в возвышающийся посреди площади столб, расколов его на две части, которые вспыхнули синим огнем, неподвластным ни дождю, ни ветру. Как раз в это же самое мгновение Хельги заколол быка, принеся его в жертву великому Тонаразу. Колдун смотрел, разинув рот, на горящее дерево, и не верил своим глазам. Расколотый надвое столб упал на землю, к счастью не задев никого из людей, которые попятились в сторону от полыхающего огня. Все заворожено глядели на чудо, сознавая, что великий Страж Мидгарта принял дар людей, наградив их взамен волшебным огнем, который горел под дождем и ветром, освещая мокрые лица людей своим призрачным сиянием.
Вульф опомнился первым и, задрав голову к небу, прокричал вслед удаляющейся колеснице:
— Хвала Тонаразу-у-у-у!!
Истошный вопль Вульфа привел в чувство всех стоящих тут людей, которые стали удивленно переговариваться, кивая на горевшее дерево.
— Что ж, великий Недруг Турсов даровал нам огонь! — воскликнул Хельги, — Мы продолжим наш праздник так, как делали это прежде.
Так они и сделали. Не обращая внимания на дождь, мужчины, женщины и дети достали заранее сплетенные венки из цветов, водрузили их себе на головы и принялись водить хоровод вокруг незатухающего голубого пламени. Громкий хор голосов завел песню, которая зазвучала в унисон с шумом дождя и грома. Люди положили руки друг другу на плечи, прыгали и смеялись, не замечая непогоды. Когда пляска закончилась, Хельги велел принести Солнечное Колесо, сделанное из соломы, и возложить его на все еще полыхающее волшебное пламя. Соломенная фигура вспыхнула синим огнем и сгорела за считанные мгновения под радостные крики людей. После этого люди стали расходиться небольшими группами, чтобы продолжать веселиться. Хотя еды в гарте оставалось немного, пива было хоть отбавляй.
Погода слегка поутихла, дождь моросил мелкими каплями, гроза ушла на юг, где продолжала сверкать молниями, а ветер совсем ослаб. Вульф увидел Альфину и Сигурда, которые о чем-то беседовали, направляясь к выходу из гарта. Неподалеку от них шла Хильдрун. Ее белая туника казалось голубоватой в свете волшебного огня, разожженного ударом Мьёлльнира. Мокрая ткань прилипла к телу, позволяя рассмотреть округлые бедра и узкую талию девушки. Капельки воды искрились на ее золотых, слипшихся от дождя волосах, словно сотни мельчайших бусинок, разбросанных по золотистому прибрежному песку. Она шла медленно, но уверенно, к своему дому, фасадная сторона которого выходила на площадь. Хильдрун шагала по мокрой земле, обходя лужи стороной, и не замечала того, кто стоял за углом дома, прячась в темноте ночи с секирой в руках. Когда Хильдрун вошла в дом, Сигрун отступила назад и обошла дом с другой стороны, чтобы войти через заднюю дверь. Ее жилистая рука сжимала короткую, отполированную многочисленными прикосновениями рукоять секиры, а лицо девушки скрывал железный шлем.
Гаутка тихонько распахнула дверь и вошла внутрь. Как она и ожидала, дом оказался пуст. Фолькхари и его родня были сейчас на площади, празднуя Сомарблот. А его дочь вернулась в дом, чтобы сменить мокрую одежду и расчесать волосы. Для чего? На Сомарблот мужчины и женщины часто предавались любовным утехам, порой забывая о своих мужьях и женах. «Распутная девка! — сказала про себя Сигрун, глядя сквозь щель приоткрытой двери на раздевающуюся Хильдрун. — Стремишься быть желанной и заманить чужого супруга в объятия свои? Не выйдет, хордлингская шлюха!» Сигрун сжала крепче свою секиру, собираясь распахнуть дверь в спальные хоромы и застать соперницу врасплох. Хильдрун стояла к ней спиной и расчесывала мокрые волосы, не подозревая, что за дверью притаилась ее смерть. Сигрун положила руку на железную скобку двери, готовясь раскрыть ее и ворваться внутрь.
— Ненавижу, — прошептала Сигрун, с завистью рассматривая белоснежную кожу Хильдрун, ее пышные налитые ягодицы, длинные стройные ноги. Масляная лампа давала достаточно света, чтобы разглядеть каждую деталь ее молодого тела, бросавшего дрожащую тень на деревянную стену. — Ненавижу, — повторила она и подумала: — «Вот так ты соблазняешь мужиков, стерва, своим телом холеным, да похотливым языком. Ты знаешь, до чего они падки. У тебя это есть. А я? Разве нет этого у меня? Не уж то не смогла бы я заставить мужчину желать меня так, чтобы он позабыл всех остальных женщин на свете? Ну, нет, ведьма, не удастся тебе победить меня!»
Внезапно Сигрун почувствовала неприятный холодок в животе, и понимание начало медленно, шаг за шагом вкрадываться в ее разум, заставляя опустить занесенную для удара секиру. Сигрун с пугающей неожиданностью поняла, что, убив Хильдрун, она проиграет полностью и бесповоротно. Неважно, мертва ее соперница или нет, сердце Вульфа будет с Хильдрун. Победа над Хильдрун была возможна лишь только одним способом…
— Я убью тебя, тварь, — еле слышно проговорила Сигрун, а после добавила, — но твоим оружием!
С этими словами Сигрун резко повернулась и с воинственной решимостью направилась к задней двери дома.
* * *
Дождь перестал, а грозовые облака постепенно расходились, открывая усыпанное звездами летнее небо. Вульф, Хигелак и Вальхтеов сидели на скамье возле своего дома, который, как и все дома вождей, выходил фасадом на центральную площадь, и пили пиво. Вульф рассказывал о своих приключениях в Гаутланде и о схватках с херулийцами. Его брат и сестра с удовольствием внимали его словам, радуясь за него и похваливая всякий раз, как он рассказывал об очередном своем геройстве. Вульф говорил, но сам то и дело оглядывался по сторонам, надеясь увидеть Хильдрун среди гуляющих и распевающих песни людей. Но ее нигде не было видно.— Ты кого-то ждешь, Вульф? — спросила Вальхтеов.
Вульф смущенно покачал головой.
— Уж не свою ли милую женушку? — с ироничной усмешкой предположил Хигелак.
— Вот и она, кстати, — Вальхтеов указала пальцем на приближающуюся угловатую фигуру, — Легка на помине.
— Между прочим, Сигрун великолепный боец, — заметил Вульф брату, — и не раз спасала мне жизнь.
Хигелак понял, что ему не стоило делать последнего замечания, но промолчал, так как Сигрун уже подошла и села рядом с Вульфом на скамью.
— Что ты так не весел, ирмин-конунг? — задала она вопрос своему супругу, всматриваясь в его бледно-серые глаза, — Народ гуляет и пирует. Кто в чертогах, кто в ближайшем лесочке.
— Мне нечего делать одному ни в чертогах, ни в лесу, — ответил Вульф, отмечая сарказм в ее голосе. — А с тобой я бы отправился на вершину какой-нибудь неприступной высокой горы, чтобы мы могли остаться там наедине.
Сигрун смерила его строгим взглядом и сказала:
— В этих краях нет гор, Вульф. Я думаю, нам и твоем чертоге было бы неплохо.
Хигелак и Вальхтеов удивленно переглянулись, а Вульф встал со скамьи и взял жену за руку.
— Чертог так чертог, — произнес он, глядя в маленькие, горевшие странным огнем глаза Сигрун.
Она встала и, продолжая держать его за руку, пошла за ним. Хигелак и Вальхтеов смотрели им вслед, пока они не скрылись за дверьми чертога, а потом рыжеволосая девушка сказала:
— Странная она какая-то, знаешь ли. Чует мое сердце, не принесет она нам добра.
Хигелак лишь пожал плечами в ответ, в душе соглашаясь с мнением своей сестры.
Вульф запер дверь в спальню на засов и снял висевший на спине меч. Он положил его стол рядом со шлемом и посмотрел на Сигрун, которая также снимала с себя оружие. Он был немного удивлен необычным поведением своей жены. Только сейчас он вспомнил, что занимался любовью с Сигрун лишь раз, в первую ночь после свадьбы. После этого он пробовал пару раз подступиться к ней, но она была тверда в своем нежелании. Все это время он постоянно напоминал себе, что женился на Сигрун лишь из соображений дипломатии. Хотя за последнее время он успел проникнуться к ней неким чувством, похожим на дружескую привязанность, сейчас он был немного шокирован ее поведением.
Сигрун сняла свои одежды и подошла к Вульфу. Она распустила косу и длинные светло-каштановые волосы легли на ее узкие плечи. Сигрун также чувствовала себя немного неуютно, даже неловко. Глаза Вульфа осматривали ее тело, и ей показалось, что он видит сейчас не ее, а Хильдрун. Вместо ее маленькой и некрасивой груди — пышную белоснежную грудь Хильдрун, вместо ее узких угловатых бедер — округлые, гладкие бока Хильдрун, вместо ее жилистых и кривоватых ног — стройные, белые ноги Хильдрун. А когда он поднял свой взор к ее лицу, Сигрун показалось, что вместо ее худощявого, узкого лица Вульф смотрит на красивое, с большими ярко-синими глазами лицо Хильдрун, обрамленное золотыми локонами.
Сигрун остановилась в двух шагах от Вульфа, и посмотрела ему в глаза. «Я ему противна!» — пронеслось у нее в голове. Ей вдруг ужасно захотелось исчезнуть из этой комнаты, провалиться под землю, раствориться в воздухе или просто убежать. Но гордость и достоинство не позволили ей отступить назад. «Дура, проклятая дура! — отчаянно ругала она себя, — Ты сражалась впереди всей дружины, не страшась ни людей, ни колдунов, ни великанов, ни чудищ утгартских. Ты не смеешь отступать, ты не смеешь бояться! Это такая же битва, как и все те, где ты сражалась, с одной лишь разницей: в этот раз оружие другое. А в битвах ты привыкла побеждать, Сиги, ПОБЕЖДАТЬ!»
Сигрун обвила руки вокруг шеи Вульфа и припала губами к его губам. Через некоторое время она отпустила его, прошла к столу и погасила все горевшие масляные лампы. В комнате воцарилась кромешная тьма, что заставило Сигрун почувствовать себя немного уютнее. Она ощутила теплые ладони Вульф на своих плечах и прижалась к нему всем телом. Могучая твердь его естества уткнулась в нижнюю часть ее живота, вызывая волну сладострастной истомы, которая прошлась по ее телу от ног до макушки. У нее перехватило дыхание от обилия непривычных ощущений. «Итак, Сиги, твой час пробил, — сказала она сама себе, — Вперед и до победного конца!» Это была последняя мысль перед тем, как ее разум покорился безумной волне страсти, и она, едва сознавая, что делает, схватила Вульфа за плечи, крепко прижала к себе и поцеловала в губы. Затем она развернула его и толкнула на кровать. Она помогла ему развязать штаны и несколькими резкими движениями сорвала их с него. Когда ее пальцы обвились вокруг устремленного ввысь крепкого столба мужской плоти, она уже задыхалась от возбуждения. Сигрун контролировала себя все меньше и меньше. Словно обезумевший берсеркер, она хрипела и сопела, покрывая поцелуями широкую мускулистую грудь Вульфа, и наслаждаясь прикосновениями его горячих рук. Повинуясь дикому инстинкту, Сигрун взобралась верхом на Вульфа и издала страстный стон, когда горячий ствол проник в ее лоно.
Сигрун не могла сказать, как долго длилась последовавшая за этим безумная скачка, но все это закончилось чрезвычайно сильным всплеском чувств и волнами сладострастия, которые разбежались теплыми волнами по ее дрожащему от возбуждения телу. Тяжело дыша, она повалилась на Вульфа, уткнувшись лицом ему в шею. Ее тело все еще содрогалось в приятных конвульсиях. Вульф нежно гладил ее по голове, и что-то нашептывал на ухо, но она не разбирала слов. Пролежав так некоторое время, Сигрун легла на спину рядом с Вульфом. Она взяла его руку в свою и прошептала:
— О, великий Ингваз, что это было?
Вульф улыбнулся, но девушка не увидела этого в кромешной темноте. Он прошептал ей в ответ:
— Скальды называют это «мигом наивысшего блаженства».
— Воистину, они правы. Это и в самом деле наивысшее… Ты знаешь, Вульф… я никогда… ну, никогда раньше…
— Забудь о прошлом, Сигрун. Каждая река имеет свой исток.
Сигрун промолчала в ответ и подумала о том, что, испытав эти необычные, неизведанные прежде чувства, она может считать себя победительницей в этом сражении. Но войны редко выигрываются одним единственным сражением. Путь к окончательной победе был труден и нелегок. Она это понимала, потому что четко сознавала, какого результата собирается добиться. Вульф должен забыть Хильдрун. Она заставит его сделать это — так, или иначе.
Сигрун повернулась к мужу и погладила его по груди.
— Знаешь ли, Вульф, мне это понравилось, даже очень…
— Мне тоже, — ответил он.
— Ты говоришь правду?
— А ты как думаешь?
— Вот это я сейчас и проверю.
С этими словами Сигрун повернула его лицо к себе и поцеловала в губы. Ее рука поползла вниз по его груди, минуя живот к тому, что доставило ей столько удовольствия несколько мгновений назад. Твердь горячей плоти в ее руке вызвало в ней новую волну страсти, которая вновь превратилась в бушующий ураган, когда нежные пальцы Вульфа коснулись ее тела и начали путешествие по тайникам, дрожащим от небывалого возбуждения…
* * *
Утро следующего дня было снова пасмурно. Вульф проснулся вскоре после того, как взошло солнце, и вышел из дома. Волшебный огонь Тонараза погас, от обугленной древесины вился дымок, уносимый в сторону восточным ветром. На площади было не много людей. Большинство еще отсыпались после вчерашнего празднества.Вульф потянулся, разминая заспанные мышцы, и вернулся в дом. Там он нашел бочонок с водой и черпак. Напившись вдоволь, он заглянул в спальню. Сигрун еще спала, утомленная ночными утехами. Вульф смотрел на нее и удивлялся неожиданной перемене, произошедшей с обычно холодной и неприступной гауткой, которая свое главное предназначение видела в том, чтобы сражаться и убивать врагов, стяжая себе славу жестокой и хладнокровной героини. Теперь она решила показать себя в иной ипостаси — буйной и страстной женщины, умеющей получать и доставлять удовольствие на брачном ложе. Познав ее такой, Вульф чувствовал себя не в своей тарелке. То, какой он увидел Сигрун этой ночью, никак не вязалось с тем, как он воспринимал ее раньше. Такая резкая перемена вызвала в нем целую гамму необъяснимых чувств, одно из которых был интерес. Или, скорее, любопытство, ибо он не понимал, чем была вызвана столь резкая перемена. В конце концов, он не ожидал, что Сигрун могла оказаться настолько любвеобильной. Четыре раза за одну ночь — это было из ряда вон даже для него самого, не говоря уж об обычно холодной Сигрун.
Теряясь в догадках, Вульф задвинул занавес из шкур, который отделял спальню от остальных хором, и покинул чертог. Он решил походить по гарту, чтобы посмотреть, как расселились гауты. Надо было увидеться с Сиггейрером, узнать, как его самочувствие, а также проведать раненых воинов, которые пострадали во время того, как они переходили из Темного Альфхейма в Мидгарт. Он пошел через площадь к месту, где поселились гауты. Шагая среди домов, он встретил Сигурда, который шел ему навстречу. Он был один и вид у него был измученный. Он вяло поприветствовал брата.
— Здорово, Сигурд! — ответил ему Вульф, — Что-то неважно ты выглядишь. Случилось чего?
Сигурд покачал головой и тяжко вздохнул.
— О, Вульф, такого у меня не было еще ни с одной земной женщиной… — мечтательно проговорил он.
— Неужели? — улыбнулся Вульф. — Как я понимаю, ты говоришь об Альфине?
— Ты удивительно догадлив, братец. — Сигурд улыбнулся в ответ и хлопнул Вульфа по плечу, — О красавице из Светлого Альфхейма! Ты знаешь, это что-то необыкновенное. Подобных чувств я не испытывал никогда. И к тому же этого было так… м-м… так много, что сейчас я совсем без сил.
— Я тебя понимаю как нельзя лучше, — сказал Вульф, — Воистину, ночь Сомарблота священна. В эту ночь со мной произошло нечто похожее.
— Ну, что и говорить, Хильдрун — девушка славная, пригожая, так что я вовсе не удивляюсь.
Вульф хотел было возразить, но Сигурд сказал:
— Ладно, Вульф, мне поспать ой как охота после этой дикой ночки.
Сказав так, Сигурд побрел дальше, с трудом передвигая ноги от усталости.
Вульф растерянно посмотрел ему вслед, а потом решил, что сейчас не самый подходящий момент объяснять что-либо Сигурду. Он решил продолжить путь, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно повернулся вправо и увидел стоящую возле дерева Хильдрун.
Она стояла, небрежно облокотившись плечом о ствол сосны, и вращала ромашку меж пальцев. Пронзительный взгляд ее ярких синих глаз был устремлен на Вульфа. Голубое платье до пят очень подходило к ее глазам, как отметил Вульф, а расписной платок аккуратно лежал на плечах. Кольца на запястьях сияли золотом, на груди висело роскошное ожерелье из драгоценных камней.
Хильдрун шагнула вперед и неторопливо подошла к Вульфу.
— Здравствуй, — поприветствовал ее Вульф, безошибочно заметив укор в ее глазах.
— Здравствуй, — ответила девушка ровным голосом. — Я ждала тебя этой ночью.
Вульф положил руки ей на плечи и прижал к себе. Хильдрун легонько отстранилась от него.
— Прости, — промолвил Вульф, неохотно отпуская ее. — Этой ночью… я…, — Вульф замялся, не зная, как объяснить то, что он совершенно забыл о ней вчера вечером.
— Израсходовал все силы? — закончила Хильдрун за него.
— Ты подслушивала?
Хильдрун ничего не ответила на это. Она опустила глаза, а потом повернулась и пошла прочь. Она успела сделать лишь несколько шагов, прежде чем Вульф догнал ее и развернул к себе. Он обнял ее и прижал к груди, заметив блеск в ее глазах. Поглаживая девушку по волосам, Вульф ощутил волнение, почувствовав молодое, упругое тело в своих объятиях. Он прижал ее к себе еще сильнее, но девушка отстранилась опять и проговорила:
— Будь осторожнее, Вульф.
— Не беспокойся, — ответил ей Вульф, — Большинство людей еще спит. Нас никто здесь не увидит.
— Я не о том. — Хильдрун многозначительно посмотрела на него.
Вульф глядел некоторое время в синие глаза, а потом смысл ее слов дошел до него.
— Хильдрун, ты давно знаешь об этом?
Она кивнула и сказала:
— Уже около двух лун прошли с тех пор, как… Одним словом, это точно.
Вульф никак не ожидал этого. Он был изумлен новостью, а потом удивился собственной глупости. Быть изумленным столь естественным исходом общения мужчины и женщины — разве это не глупо?
Вульф поцеловал Хильдрун и сказал:
— Это самые добрые вести, которые я слышал за последние месяцы. Почему же ты не рассказала об этом раньше?
Хильдрун пожала плечами.
— Я бы не рассказала об этом и сейчас, если бы не твои медвежьи объятия. Уж больно занят ты своею женою. Мне думается, тебе нет не до чего боле дела.
— Перестань, Хильдрун. Ты знаешь, что у меня не было иного выхода. В любом другом случае я был бы с тобой вчера.
Хильдрун промолчала. Вульф продолжал:
— Это просто замечательные вести! Значит, ты принесешь нам дитя на Йоль [*]или около того. Знаешь ли ты, что дети, рожденные в этот самый священный праздник бывают часто наделены великой силой? Наверное, это будет мальчик. Точно, это будет именно мальчик, я чувствую. Мне нужен наследник. Ведь когда мы победим великана Трюма, мы не станем сидеть на месте. Я буду делать все возможное, чтобы множить силу и богатство моего королевства, я присоединю к нам больше племен, да нет, все племена всего Северного Предела! И тогда мне нужен будет наследник, который укрепит мою власть и продолжит то, что я сделал…