Джонс Белинда. Летим в Лас-Вегас!

   – Ну, это не так уж часто случается…
   – Подумай. Припомни.
   – Ну… был один случай. Странный такой парень: все девчонки его обожали, а он почему-то начал ухаживать за мной.
   – Хотел бы я знать, что в этом странного!
   – Он работал поваром в ресторане. Когда я сказала, что вегетарианка, он пригласил меня к себе и пообещал накормить потрясающим ужином: суп из сладкого картофеля, свекольные равиоли в укропном соусе, салат из помидоров с кориандром и «Амаретти» с фруктами на десерт.
   – Звучит аппетитно!
   – Точно. Но я не пошла.
   – Почему?
   – М-м… – Я хмурюсь, вспоминая. – Иззи начала плакаться, что в субботний вечер все ее бросают…
   – И ты почувствовала себя виноватой, – договаривает за меня Скотт. – Но ведь можно было договориться на другой вечер.
   – Иззи еще сказала, что видела его в городе под ручку с какой-то девицей…
   – И ты приказала себе о нем забыть. Ясно. А теперь вспомни ваш первый вечер в Вегасе. Как думаешь, зачем она потащила тебя на ужин с совершенно ненужными и неинтересными тебе «пиджаками»? Для Иззи ты – серенький фон, выгодно оттеняющий ее яркую личность. И самое печальное, что она не так уж виновата. Ты сама позволяешь так с собой обращаться. Неудивительно, что, когда она милостиво позволяет тебе порезвиться на травке, ты валишься с ног от первого же ветерка.
   Я уничтожена, Раздавлена. Лежу во прахе.
   – Ненавижу себя! – рыдаю я. Скотт расплывается в улыбке:
   – Значит, сеанс удался!

ГЛАВА 32

   Когда Скотт привез меня в «Белладжо», был уже час ночи. А в семь утра – подъем, пора на работу. Нехорошо в первый же день опаздывать.
   Я со стоном вытаскиваю себя из постели. Что снилось – не помню, но что-то мерзкое. В голове мечутся-обрывки вчерашнего разговора. Неужели все, что Скотт говорил об Иззи, – правда? Должно быть, так же чувствует себя герой боевика, когда узнает, что один из его людей – предатель. И так же, как я, думает только об одном: что же теперь делать?
   Что делать, я не знаю, поэтому бросаю об этом думать и перехожу к следующему проклятому вопросу: что надеть? В конце концов останавливаю свой выбор на монашеской юбке до щиколоток.
   Однако лазить на лестницу сегодня не приходится. Мало того – Сэма я вообще почти не вижу: он с самого утра куда-то исчезает, поручив продавщице по имени Никки приветить меня и ввести в курс дела. Никки делится со мной секретами торгового искусства: где что найти, как работать с кассой, а главное – как бездельничать с таким занятым видом, чтобы никто не посмел упрекнуть тебя в безделье. Остаток дня мы сидим за прилавком и в унисон жуем жвачку. Пожалуй, такая работа мне по душе. Тихо, спокойно – сидишь себе и жуешь, как корова на лугу.
   В половине седьмого возвращаюсь в отель. Иззи не видать. Звонит Зейн и предлагает поужинать сегодня вечером с ним и с Миа, но я отвечаю, что вечер у меня занят (даже врать не приходится – ведь сегодня я и вправду встречаюсь со Скоттом.). Поначалу я запинаюсь и дрожу; но Зейн держится так, словно не подозревает о моем позоре, и я с облегчением понимаю, что Финн не проговорился.
   Мы болтаем еще минут пять: Зейн рассказывает о новом танцевальном номере (теперь он изображает казака), я – о том, как нашла свое призвание за прилавком. Я вешаю трубку в отличном настроении. Пусть Зейн не для меня – но он классный парень, и приятно знать, что он дорожит моей дружбой. Странно: в Англии я никогда не пользовалась таким спросом. Может быть, отеческая нежность к иностранцам у всех американцев в крови? Вот, кстати, и еще один добрый самаритянин – в дверь звонит Скотт…
   Мы отправляемся на экскурсию по центру города. Все здесь, сверкает, мигает и переливается: ярче всех – знаменитый неоновый ковбой по прозвищу «Победитель» и бар с хлюпающим названием «Глянцевая Глотка». На площади у «Казино Четырех Королев» Скотт останавливает меня и говорит:
   – А теперь ложись на землю лицом вверх!
   Я изумленно озираюсь. Площадь полна народу, и некоторые уже впечатались спинами в асфальт. Не успеваю я лечь, как белый балдахин над нашими головами, что простирается кварталов на пять, взрывается ярчайшими красками. Гремит музыка, и в вышине над восхищенными зрителями одна за другой проплывают достопримечательности Вегаса, созданные из двух миллионов неоновых трубок.
   – Классно! – восхищаюсь я. – Лучше всего, что я здесь видела, не считая фонтанов в «Белладжо»!
   Скотт помогает мне встать на ноги, отряхивает спину, снимает с локтя приклеившуюся жвачку и объявляет:
   – Кто в Лас-Вегасе не играл, тот Лас-Вегаса не видал!
   И мы отправляемся в казино «Голд Спайк». Целый час кормим монетами дешевые автоматы, ставим по десять центов на рулетке – словом, наслаждаемся жизнью, но в пределах разумного. Мне вспоминается сцена из «Каникул в Вегасе», где проигравшийся Чеви Чейз таскается по низкопробным казиношкам И ставит по центу в «камень-ножницы-бумага», надеясь отыграть свое состояние. Потом выпиваем по коктейлю и слушаем ресторанный оркестр. Я не могу нарадоваться на Скотта. Какой он молодчина, что так непринужденно взял на себя роль моего спутника! Отличный парень, хоть и чересчур увлекается своей психотерапией.
   Несколько часов назад, когда я пожаловалась ему, что за Иззи мужики толпой бегают, а я вечно одна, он ответил:
   – Она не привлекательнее тебя. Просто вы очень разные и привлекаете разных мужчин. Парень, которому понравится Иззи, просто подойдет, представится и предложит ей выпить, а парень, которому нравишься ты, будет сидеть в уголке, любоваться на тебя украдкой, придумывать, как бы с тобой познакомиться, – и в результате так ничего и не придумает.
   – Даже если так, – ответила я, какой прок от молчаливых обожателей? Где найти человека, который не побоится со мной заговорить? Что, если я так и останусь одна?
   – Глупости. Ты умная, добрая, веселая, искренняя. Ты любишь жизнь. Ты светлый человек, Джейми…
   На этом пункте я закатываю глаза к потолку.
   – Правда-правда. Ты чувствительная…
   – Ну, это в прошлом.
   – Нет! Просто теперь ты боишься собственных чувств.
   – От этих чувств одни неприятности! – жалуюсь я. – Хотелось бы мне научиться выключать все чувства и наслаждаться покоем.
   – Тебе не удастся от них избавиться. Пойми, ты – необычный человек. Тебе дано то, о чем многие из нас только мечтают. Знаешь, сколько людей на свете страдают оттого, что живут словно во сне, что жизнь скользит мимо них, не задевая ни сердца, ни воображения, что из всех чувств единственно реальным для них остается скука? Если бы ты и поменялась местами с каким-нибудь сонным флегматиком, скоро поняла бы, что такая жизнь не для тебя.
   – Не может быть!
   – Может. Поверь мне.
   По дороге в «Белладжо» я размышляю о том, что все в мире относительно. Как я восхищалась Стрипом! А по сравнению с центром Вегаса он – словно захудалый магазинчик на окраине рядом с универмагом «Маркс и Спенсер».
   День второй в «Экстравагантных товарах» прошел без приключений – если не считать маленького мальчика, умудрившегося поджечь себе челку сувенирной свечой. В обеденный перерыв заходили Синди с Лейлой, но я побоялась знакомить их с Сэмом и выпроводила, обещав поужинать с ними в «Священной Корове» после работы. За ужином выложила последние новости от Иззи и Рида, а потом долго убеждала девчонок, что я незнакома с королевой. Кажется, они так и не поверили. Не успели мы оглянуться, как стемнело. Синди и Лейла, распрощавшись, отправились к себе в клуб; я поболтала немного с барменом, а потом появился Скотт и предложил самую, на мой взгляд; идеальную терапию – поехать потанцевать!
   Уже почти одиннадцать: мы сворачиваем со Стрипа, несколько минут блуждаем в переплетении улочек и паркуемся у ночного клуба под названием «Цыган». Не успевает Скотт заглушить мотор, как в окно водителя просовывается голова с прической, как у феи Динь-Динь, но тем не менее несомненно мужская, и звучно чмокает моего кавалера в губы.
   – Ты где пропадал, дрянной мальчишка? Совсем нас позабыл?
   – Джимми, познакомься, это Джейми!
   – Ух ты, какая красотка! Так вот на кого ты меня променял!
   – Джимми – танцор с туристического лайнера. Если хорошенько попросишь, он покажет, как садятся на шпагат, – улыбается Скотт.
   Клуб небольшой, полутемный. Мускулистые молодые люди сверкают голыми торсами: свернутые майки торчат у них из задних карманов, словно тряпки для мытья окон. Я прохожу мимо них к бару, заказываю коктейль у красавца-бармена с проколотыми сосками, и уже половину выпиваю, как вдруг до меня доходит, что в клубе нет женщин. Совсем. Я единственная.
   Не понимаю, как мне раньше не пришло в голову, что Скотт голубой! Не так уж трудно было догадаться. Крашеные волосы и все такое… Да я уже и привыкла, что добрая половина мужчин, которые мне нравятся, рано или поздно оказываются геями. Должно быть, меня сбили со следа его докторские замашки. Так или иначе, я не разочарована – напротив, рада, что не успела преисполниться надеждами и испортить нашу зарождающуюся дружбу.
   Джимми вытаскивает нас на танцплощадку… и следующие два часа проходят в вихре бешеной пляски. Устоять невозможно. Жаль, что здесь нет Колина, – вот кто обожает хорошие дискотеки! Наконец, энергия танца высасывает из нас все силы: мы с Джимми падаем на свободные стулья, а Скотт, шатаясь, исчезает в буфете.
   – Небось заанализировал тебя до смерти? – спрашивает Джимми, кивая в сторону уходящего друга.
   – Ага! Не могу больше! – смеюсь я.
   – В теории-то все это хорошо… – раздумчиво говорит Джимми. – Проблема в другом. Кто виноват и что делать, большинство людей понимает и без психоаналитика. Вопрос лишь в том, как это сделать. Как воплотить, так сказать, теорию в жизнь…
   Возвращается Скотт: в каждой руке – по бутылке воды. Мы опрокидываем их одним духом и счастливо улыбаемся, утолив жажду. Затем Джимми объявляет, что потанцует еще.
   – Ни за что! – визжу я, когда он пытается и меня поднять на ноги.
   Мы со Скоттом остаемся на своих местах и любуемся танцующими, подпевая в лад певцу: «Я тот, кто я есть».
   – Когда ты узнал, что «ты – тот, кто ты есть»? – спрашиваю я.
   Скотт задумывается:
   – Знаешь… знал, наверно, с детства. Однако еще в колледже у меня были подружки. Только недавно я смирился и принял себя таким, как есть.
   – Недавно – это когда?
   – Я – открытый гей с тех пор, как живу в Вегасе.
   – Твои родители, наверно, разозлились… или как?
   – Или как. Это долгая история.
   – Дорогой, мне спешить некуда! – улыбаюсь я.
   – Теперь ты поработаешь психоаналитиком?
   – Конечно. Сначала ты меня выслушал, теперь я тебя. Все по справедливости.
   Грохот музыки и безудержное веселье ночного клуба мало подходит для полночных откровений. Мы перемещаемся в «Париж» (отель, естественно!), и там, в кафе, вертя в руках ломтик торта, Скотт признается:
   – Родители так и не знают, что я гей.
   На мое «почему?» он объясняет своим спокойным, мягким, «докторским» голосом, что восемь лет назад его отец ушел из семьи. К мужчине.
   – Он все объяснил, но мать умоляла его остаться. Она не могла ни понять, ни принять этого. И не приняла до сих пор. С каждым годом она все сильнее замыкается в своей горечи и обиде. Знаешь, это страшно. Я уж и не помню, когда она в последний раз смеялась. Порвала со всеми знакомыми – говорит, что ей стыдно смотреть людям в глаза. Почти не выходит на улицу. Не выносит никаких упоминаний о гомосексуальности. Она очень любила ток-шоу Эллен Де Женерес, но, когда Эллен «открылась», мама бросила смотреть ее передачу. Как отрезала.
   – Но с отцом-то ты можешь поговорить?
   – Я не знаю, где он. Мама потребовала, чтобы он убрался из нашей жизни. Боялась, что он на меня дурно повлияет. С тех мы ничего о нем не слышали.
   – Боже мой!
   – Знаю. Что мне оставалось делать? В конце концов я уехал – не мог больше врать матери о том, чем я занимаюсь и с кем. Она вечно расспрашивает меня о девушках, и в голосе у нее – отчаянная надежда. С тех пор, как уехал, я с ней почти не разговариваю. Что толку? Все равно не могу сказать то единственное, что ее обрадует.
   – То есть…
   – Что женюсь.
   – Может быть, лучше все-таки сказать правду? Сначала ей будет очень тяжело, но постепенно… Ты же ее сын, тебя она не вычеркнет из жизни. И потом, ты психолог и знаешь, как сообщать дурные новости.
   Скотт качает головой.
   – Не: могу рисковать. Понимаешь, я ведь поздний ребенок Ей уже под семьдесят, и здоровье не ахти. Жизнь ее никогда не баловала, и теперь она говорит, что живет только ради меня.
   – А ты, значит, единственный ребенок?
   – Ну да. – Он слабо улыбается. – Кстати, по китайскому гороскопу она Бык – упрямая и консервативная, как все Быки.
   – Я знаю, что тебе делать! – говорю я вдруг.
   – Что?
   – Жениться на мне!
   Скотт улыбается.
   – Я написала маме, что выхожу за парня по имени Скотт – и тут же появляешься ты. Что это, если не знак судьбы?
   Скотт подцепляет вилкой крем, сползающий с моего эклера.
   – Представляешь, какой мы закатим свадебный пир! – улыбается он.
   – Я опережу Надин и выполню давнее обещание, данное Иззи!
   – Ого, Эта идея, высказанная в шутку, начинает всерьез мне нравиться.
   – Пожалуй, в психологическом плане это будет для тебя полезно. Ты преодолеешь иррациональную зацикленность на замужестве и сможешь спокойно жить дальше.
   – Моя мама тебя сразу полюбит!
   – А, моя – тебя. Представляю себе ее лицо… – Улыбка его пропадает. – Так и вижу, как она стоит в церкви, сияя от счастья, утирает глаза кружевным платочком… Боже мой! Она будет не просто счастлива – она вернется к жизни!
   Он обрывает себя на полуслове и долго молчит. Затем спрашивает:
   – Джейми, ты серьезно?
   – Почти, – отвечаю я. – А ты?

ГЛАВА 33

   Сегодня за обедом перемывали косточки Сэму. Оказывается, он приставал и к Никки, однако она сумела вежливо, но твердо его отшить.
   – Сексуальный маньяк какой-то, – замечаю я, покачав головой.
   – Мне кажется, ему просто одиноко.
   – Он тебя не раздражает?
   – У меня пять младших братьев, – пожимает плечами Никки: – Меня нелегко вывести из себя.
   Вернувшись в магазин, Никки запихивает в рот новую порцию жвачки; извлекает из-под прилавка колоду сувенирных карт и начинает обучать меня карточным фокусам. Мы обе трудимся не покладая рук, как вдруг…
   – Ух ты, чем это так здорово пахнет? – говорю я.
   – Ф-фу, чем это несет? – говорит Никки. Я поднимаю глаза.
   – Джейми! Вот так сюрприз!
   – Зейн! Что…
   Почему же сюрприз? Я два дня назад ему рассказала, что теперь работаю в «Экстравагантных товарах».
   – Финн, ты посмотри, кого я нашел! – продолжает Зейн все с тем же наигранным удивлением в голосе.
   Из-за его спины выходит Финн. Судя по всему, его эта встреча не радует.
   – Привет.
   – Привет, – не менее сдержанно отвечаю я.
   – Не хочешь представить своих друзей? – интересуется Никки, яростно работая челюстями.
   – Привет, я Зейн. Мой друг Финн ищет фигурку на приборную доску для автомобиля. Ему нужна девушка с хулахупом. У вас найдется?
   – Конечно, конечно! – кивает она. – Меня зовут Никки. У нас есть несколько образцов на выбор, сейчас принесу.
   Я смотрю и удивляюсь: из лентяйки, в грош не ставящей покупателей, Никки в мгновение ока преобразилась в «продавщицу года»!
   Финн придвигается ближе, почесывает стриженую макушку.
   – Слушай, извини, что я так быстро убежал тогда…
   – Да ничего страшного! – отвечаю я, краснея до корней волос. – Потрясающее было представление, правда? Эти ныряльщики…
   – Да, ныряльщики классные, – отвечает он. Я смотрю на свои руки и обнаруживаю, что верчу игральную кость шестеркой вверх.
   – Зачем ты сюда устроилась? – спрашивает он.
   – Лишние деньги не помешают. Хозяин магазина – мне почти что родственник.
   – Ясно. И как тебе здесь?
   – Нормально. Спокойное местечко.
   – Пишешь еще что-нибудь?
   Я не осмеливаюсь поднять глаза.
   – Отослала несколько новых материалов, теперь жду, что скажут в журнале…
   – Хотел бы я как-нибудь почитать твои статьи.
   Я корчу гримасу.
   – Я серьезно, – тихо говорит он.
   Сама не зная как, я все-таки подняла взгляд и теперь смотрю прямо в его чудные синие глаза. Они успокаивают, умиротворяют, словно таинственное свечение аквариума…
   – Хочешь эту девушку? – слышу я голос Зейна.
   – Что?! – вскрикиваю я.
   – Вот эту, с цветочной гирляндой, – повторяет Зейн. – Или ту, что в юбочке из пальмовых листьев и в съемном лифчике?
   – Джейми, о чем ты только думаешь! – хихикает Никки.
   Я прячусь за прилавком, притворяясь, что ищу оберточную бумагу. Когда же кончится эта пытка!
   – Так, что у нас еще на сегодня намечено? – Зейн сверяется со списком. – Ах да! Проявить пленку.
   – Фотомагазин от нас через дом, – подсказывает Никки, пожирая взглядом его бронзовые плечи.
   Зейн заглядывает в фотоаппарат.
   – Остался еще один снимок. Эй, Финн, прыгай-ка за прилавок – снимем тебя вместе с Джейми.
   Финн бросает на друга мрачный взгляд. Бедняга! Как он, должно быть, устал от этого назойливого сватовства.
   – Давай-давай, это быстро. Так. Ближе, ближе… Обними Джейми за плечи… То, что надо!
   Ослепленная вспышкой, я опираюсь о прилавок и нечаянно нажимаю кнопку кассового аппарата. С грохотом выдвигается ящик, бьет меня в живот и толкает в объятия Финна.
   – С тобой все в порядке? – спрашивает Финн. Но мне слышатся совсем другие слова. Те, что он сказал мне в Красном Каньоне.
   «Я не дам тебе упасть».
   Я прижимаюсь к его теплому боку и чувствую биение сердца.
   – Что здесь происходит? – раздается вдруг громовой голос. – Эй, ты, ты что делаешь возле кассы?
   Сэм вышел на тропу войны.
   – Ой, мистер Джонсон! Он только… мы только… – запинается Никки.
   – У вас работают замечательные любезные девушки, – вступает Зейн. – Моему другу захотелось с ними сфотографироваться. Надеюсь, вы не против?
   – Ладно, ладно, а теперь пошел вон из-за прилавка! – ворчит, смягчаясь, Сэм.
   – Слушаюсь, сэр!
   – Вас футболки не интересуют? – спрашивает Сэм, окинув друзей внимательным взглядом. – У нас огромный выбор…
   – Нет, нет! – вмешиваюсь я, совсем позабыв о своих обязанностях, – они уже купили то, что хотели, и теперь уходят.
   – Ну, может, в другой раз… – разочарованно вздыхает Сэм.
   – Рад был с вами познакомиться, сэр. – Зейн пожимает Сэму руку. – А теперь мы, пожалуй, пойдем.
   Я смотрю на Финна. Он открывает рот, хочет что-то сказать… и отворачивается.
   – Спасибо за помощь, милочка! – Зейн подмигивает Никки.
   – Всегда пожалуйста, – отвечает та и выдувает изо рта неприлично огромный резиновый пузырь.
   Мужчины выходят на улицу. Через витрину Зейн делает мне знак: «Позвони». Я киваю, машу ему рукой и ищу глазами Финна – но Финн уже в машине.
   – Что у тебя с этим парнем? – спрашивает Никки, перехватив мой отчаянный взгляд.
   – Сама не знаю, – вздыхаю я.
   – Похоже, ты еще не раз его увидишь, – замечает она, ставит отвергнутую девушку с хулахупом на полку и уходит на кухню, чтобы сварить кофе нам обеим.
   – Все страдаешь по своему ненаглядному? – удивляется она десять минут спустя, ставя передо мной чашку с надписью: «Кончились чипсы? Запей!»
   – Это ты о ком? – Ее голос возвращает меня из Финн-ляндии; я делаю глоток обжигающей жидкости и поспешно перевожу разговор на другое: – А тебе, кажется, приглянулся Зейн?
   – Зейн? Ну нет! По мне, он прилизанный какой-то.
   – Это Зейн-то прилизанный?! – Я не верю своим ушам.
   – Ага. Сладенький красавчик. Волосы, тело, загар – ни дать ни взять один из этих… как их… «Золотых Парней»!
   – А может быть, он и есть один из «Золотых Парней», – загадочно улыбаюсь я.
   – Да нет; быть не может!
   – Это почему?
   – Потому что они там все голубые, – с великолепной уверенностью отвечает Никки.
   – Да неужели?
   – Точно тебе говорю. Ладно, вернемся к нашим фокусам!

ГЛАВА 34

   Давненько моя кровать не превращалась в батут!
   В данный момент на ней прыгает Иззи. Скачет, как сумасшедшая, совершенно забыв, что здесь вообще-то спят. Хорошо хоть, потолки в «Белладжо» высокие.
   Помню, как однажды в ночном клубе, зажигаясь под Ван Халена, мы чересчур буквально восприняли его призыв «прыгнуть вверх как можно выше/». Я не одолела силу притяжения – а вот Иззи взлетела ракетой, стукнулась головой о потолочную балку и без чувств грохнулась на пол. А я то надеялась, после этого случая она поумнеет.
   – В чем дело?! – рявкаю я, когда она приземляется в опасной близости от моей ноги.
   Иззи, тяжело дыша, валится рядом со мной.
   – Он сделал мне предложение! Теперь я буду миссис Рид Махони! БОГАТОЙ-ПРЕБОГАТОЙ! – последнее она шепчет, безумно округляя глаза. – Джейми, он меня любит! Он говорит, что все для меня сделает! Купит все, что я захочу!
   Я дотягиваюсь до ночника и включаю свет.
   – И ты согласилась?
   – Ну разумеется! А как же! Джейми, это была лучшая неделя в моей жизни! Я хочу еще! И получу еще! Сегодня мы присматривали себе домик в Вегасе. Джейми, ты бы видела, что это за «домики»! Бассейны – с фонтанами! Лестницы – как во дворцах! Ванные – с минеральной водой! Огромные гардеробы, подставки-карусели для обуви…
   Она падает на спину – и тут же вскакивает, визжа от восторга.
   – А посредине – я в атласной пижаме, представляешь?
   К этому моменту я окончательно просыпаюсь.
   – Боже мой! Ты выходишь замуж!
   – Ага! Я!! Выхожу!!! Замуж!!!!
   Я крепко обнимаю ее, силясь разобраться в собственных чувствах. Пожалуй, сильнее всего – обида. Опять я тащусь в хвосте. Предложение Скотта с предложением Рида и сравнивать нельзя.
   – Извини, не хочу портить тебе праздник – но как же Дейв?
   Иззи бросает на меня заговорщический взгляд.
   – У меня шикарный план! Если умело разыграю карты, удержу при себе обоих!
   – Как?! – Я уверена, что ослышалась.
   – А вот слушай. Я скажу Риду, что хочу три месяца жить с ним, а другие три – в Девоне. Чтобы не расставаться с семьей, с друзьями и так далее. Ему-то что, он все равно вечно в разъездах!
   – А Дейву ты как объяснишь свои трехмесячные отлучки?
   – Ну, что-нибудь придумаю. Изобрету какую-нибудь сверхвыгодную работу по гибкому графику. Дейв допытываться не станет – ты же его знаешь.
   – Иззи, не могу поверить, что ты это серьезно!
   – Почему бы и нет? По-моему, классно придумано. За двумя зайцами погонишься – обоих поймаешь!
   Еще несколько дней назад я пропустила бы болтовню Иззи мимо ушей. Может, даже посмеялась бы над тем, как ловко она обведет «этих болванов» вокруг пальца. Но разговор со Скоттом оживил мои чувства, словно нюхательная соль. Я глубоко вздыхаю и говорю твердо:
   – Иззи, так нельзя.
   Она бросает на меня раздраженный взгляд.
   – Я серьезно, Иззи. Это подло.
   – Ну, знаешь!.. Жизнь вообще подлая штука. Каждый за себя.
   – Зачем тебе Дейв? С тех пор, как мы сюда приехали, ты о нем и не вспоминала!
   – Потому что занята была! Это же не значит, что я по нему не скучаю. Так приятно знать, что где-то далеко меня ждет Дейв… Что бы там ни врали моралисты, а человек – животное полигамное.
   – При чем тут полигамия? Обыкновенная жадность, по-моему.
   Она смотрит на меня ледяными глазами.
   – Ты никогда меня не осуждала. Я думала, ты меня понимаешь. Я живу, как хочу, ни перед кем не оправдываюсь и не извиняюсь. Принимай меня такой, как есть, – или катись к чертям!
   Ее слова повисают в воздухе, словно ультиматум.
   – Значит, или по-твоему, или никак? – вздыхаю я. Мне страшно с ней ссориться, но вслед за страхом приходит гнев. Вспоминаются слова Скотта: «Знаешь, почему люди вроде Иззи плюют на всех? Я тебе скажу: потому что люди вроде тебя боятся дать им отпор!» Эти слова больно задели меня и до сих пор не дают покоя.
   – Это подло, Иззи, и я не позволю тебе так поступить.
   – Ты не позволишь? Да кто ты такая, чтобы мне указывать? – шипит Иззи.
   – Кто я такая? – Я отшатываюсь. – Если ты забыла, последние двадцать лет я была твоей лучшей подругой! И дело не в том, кто кому указывает; просто ты потеряла всякое понятие о том, что можно делать, а чего нельзя!
   – И это мне говорит невеста гея!
   Я молча вылупляюсь на нее, не зная, что ответить. Если до такого дошло… Плохо дело. Совсем плохо.
   Иззи вздыхает, всем своим видом показывая, как устала от моих придирок.
   – Сделай одолжение, просто порадуйся за меня, и на этом закончим.
   – Я рада, что Рид сделал тебе предложение; но если ты начнешь его обманывать, то скоро сама не обрадуешься, – твердо отвечаю я.
   – Почему? Карму себе испорчу? – презрительно усмехается она.
   – Не в карме дело. Ты запутаешься во лжи и рано или поздно станешь сама себе противна. Почему бы просто не оставить Дейва в покое?
   – Он – мой остров в бурном море! К кому еще я побегу, если все обломается?
   – Ни к кому. Если все обломается, ты встретишь поражение, как все нормальные люди. Или так боишься упасть, что готова всю жизнь стелить перед собой соломку?
   Иззи трясет от ярости, но она еще надеется меня убедить.
   – Он меня любит. Если я его брошу, он с ума сойдет от горя. А так останется счастлив. Кому от этого вред?
   – И тебе, и ему. Потому что он получит тебя только наполовину.