Через десять минут светской беседы на балконе появляется Надин. Шея у нее обмотана моим шарфом.
   – А, вот из-за чего ты задержалась! – говорит Кристиан и протягивает руку к ее горлу.
   Надин судорожно сглатывает, в глазах – ужас.
   – Вроде говорила, что шарфов у тебя достаточно? – продолжает Кристиан, разглядывая мягкую бархатную ткань.
   – Да, но этот такой симпатичный, что ты просто не смогла удержаться и купила, верно, Надин? – прихожу на помощь я.
   – Д-да, – потерянно озираясь, выдавливает она.
   – Решила побаловать себя после утренней беготни по часовням вместе со Скоттом?
   – Д-д-да, – блеет Надин.
   Здорово у меня получается – даже не ожидала!
   Кристиан пожимает плечами.
   – Ладно, нам пора. Пока, Скотт. – Он поворачивается ко мне. – А тебе пора снимать пижаму, верно?
   Я багровею.
   – Да у нее наверняка под пижамой ничего нет, – фыркает Надин. – Она всегда была неряхой!
   – Так уж и ничего? – поднимает бровь Кристиан.
   Что за игру он затеял, черт побери? Сил нет! Лучше бы меня и дальше тошнило! Когда же эта «сладкая парочка» отсюда уберется? Чувствуя, как вскипают на глазах горячие слезы, я веду их к дверям. Скотт, как всегда, вовремя приходит на помощь, одной рукой успокаивающе обнимает меня за плечи, а другой распахивает дверь.
   Я вздыхаю с облегчением – но облегчение длится недолго. До первого взгляда за порог. Потому что за порогом стоит, протянув руку к кнопке звонка, широкоплечий викинг.
   И в другой руке у него – сумочка Надин.
   У меня глаза лезут на лоб. В буквальном смысле.
   Надин белеет.
   – Ты это оставила… – начинает Ларс.
   – …прошлой ночью в баре! Слава богу, ты ее нашел! Какой ты молодчина! Познакомься, это Кристиан, жених Надин, они уже уходят… – С этими словами я хватаю сумочку, швыряю ее Надин, выталкиваю их с Кристианом за дверь и втаскиваю Ларса внутрь.
   После этого последнего усилия ноги отказываются мне служить, и я без сил опускаюсь на пол у запертой двери.
   – Это кто, Рики Мартин? – доносится издалека голос Ларса. – Ух ты, классно пляшет мужик!

ГЛАВА 43

   Оставив Ларса и Скотта перед телевизором, я заползаю в ванную, включаю душ, присаживаюсь рядом, глядя, как разбивается вода о кафельный пол, и решаю почти гамлетовский вопрос: мыться или не мыться? Я потная, волосы пропахли вчерашним дымом, к тому же меня только что стошнило. Самое время принять душ. Однако не хочется смывать с себя прикосновения Крис-тиана. Я все еще чувствую на себе его теплые, нежные руки… Что, если бы зов природы не погнал меня в ванную? Быть может, он обнял бы меня? Или даже поцеловал? А я – ответила бы я ему поцелуем? Или оттолкнула бы с негодующим возгласом: «Это еще что такое? Забыл, что у тебя есть невеста, а у меня – жених?»
   Я подставляю ладонь под теплую бодрящую струю. Бесконечные «если бы»… Что, если бы не явился Скотт? Если, бы Надин осталась с Ларсом? А Кристиан – со мной? Что, если бы я расстегнула на нем рубашку в ответ? Бурное, яростное сексуальное желание охватывает меня. Только бы раз еще к нему прикоснуться! Быть может, и он сейчас чувствует то же самое…
   И утоляет свои желания с Надин. От этой мысли у меня падает сердце: я вздрагиваю и поспешно залезаю под душ.
   Выйдя из ванной в халате и с махровым тюрбаном на голове, я обнаруживаю на своей кровати мамочку.
   – Привет, дорогая! Как ты себя чувствуешь? – приподнимается она на локте.
   – Спасибо, уже почти хорошо. – Я сажусь рядом и целую ее в щечку. – А ты чем занималась с утра?
   – Спроси лучше, чем я не – занималась! Ох, устала! Не понимаю, откуда у Колина столько энергии? Они с Амандой в фотомагазине, проявляют вчерашние снимки. Как ты думаешь, мы с Томом хорошо получились? Поверить не могу – он меня поцеловал!
   Она мечтательно улыбается.
   – А я решила зайти к тебе, узнать, как ты после вчерашнего, а заодно чуточку вздремнуть.
   – Располагайся на здоровье! – отвечаю я, взбивая для нее подушку. – Только спать не стоит. Пора тебе переходить на американское время. Потерпи немного – откроется второе дыхание.
   – Какие новости от Надин?
   – Она в «Париже», целая и невредимая. Чаю хочешь? – поспешно спрашиваю я, уводя разговор по-дальше от опасной темы.
   – Попозже. Кстати, Джейми, сегодня в «Мираже» я познакомилась кое с кем из твоих друзей.
   – Правда? Наверно, с девушкой по имени Миа?
   – Нет, с молодым человеком. Его зовут Финн.
   Я кладу расческу и присаживаюсь рядом.
   – Рассказывай!
   – Аманда с Колином пошли в сувенирный магазин, а я осталась у бассейна, чтобы посмотреть на дельфинов, и увидела ныряльщика. Меня просто потрясло это зрелище – он как будто составлял с дельфинами одно целое. Такая внутренняя связь, такое понимание… словом, что-то сказочное. Когда он вышел из воды, я подошла к нему, чтобы выразить свое восхищение он сказал, что вообще-то работает в аквариуме во «Дворце Цезаря», а здесь подменяет своего друга и коллегу по имени Тодд. Спросил, нравится ли мне в Лас-Вегасе… ну, слово за слово, я рассказала, что прилетела на свадьбу дочери, и когда он услышал твое имя… – тут она улыбается.
   – И что он сказал?
   – Сказал, что ты – необыкновенный человек, и он благодарен судьбе за знакомство с тобой. Как мило, правда? Так приятно слышать, когда о тебе говорят хорошее! Потом он спросил, как подготовка к свадьбе. Я рассказала, что на тебе будет что-то старое (бабушкина цепочка), что-то новое (платье), что-то голубое (Аманда купила тебе голубые подвязки для чулок), а вот что и у кого взять взаймы, мы еще не решили. Тогда он предложил вот это…
   Мама достает из кармана и бережно разворачивает пурпурный, кружевной платочек В него завернуто кольцо с русалочкой.
   – Боюсь, тебе оно будет великовато. Можешь надеть ее на бабушкину цепочку и повесить на шею?
   – Отличная мысль, – отвечаю я, погладив работу Зейна. – Знаешь, это кольцо сделал для Финна тот самый человек, что поведет меня к алтарю.
   – Не может быть! – удивляется мама.
   – Ну да. Они лучшие друзья. Вот увидишь, и на свадьбу придут вместе.
   – Ах, нет, Финн просил передать тебе, что не сможет прийти.
   – Почему? – восклицаю я.
   – Очень извиняется, но никак не может – работа. Я тупо смотрю на кольцо с русалкой. Что за ерунда!
   Захотел бы прийти – пришел бы. Всегда можно отпроситься, поменяться с кем-нибудь… Мне-то казалось, после той ночи мы стали близки, как только могут быть близки двое. Я ведь была с ним рядом, когда у него случилось несчастье – почему же он не хочет сделать для меня то же самое?
   Странные мысли лезут мне в голову. С чего я, собственно, взяла, что свадьба – это несчастье?
   – Он прислал кольцо – значит, по крайней мере, дух его будет с тобой, – словно прочтя мои мысли, успокаивает меня мама.
   Я рассеянно надеваю русалочку на палец.
   – Только не на безымянный! – пугается мама. – Ведь здесь будет обручальное кольцо! Это дурная примета!
   Я переношу кольцо на средний палец и вытягиваюсь рядом с мамой, вертя кольцо на пальце и глядя в потолок.
   – Скажи, что ты чувствовала накануне свадьбы? – спрашиваю я.
   – Волновалась ужасно. И что самое обидное – все из-за какой-то ерунды. «Вдруг кто-нибудь из гостей не найдет дорогу к церкви?» Наша церковь была очень неудобно расположена. «Вдруг наступлю себе на подол? Вдруг пойдет дождь?»
   – Не думала, что еще не поздно дать задний ход?
   – Да нет. Мы с твоим отцом чуть не год были обручены, успели все обдумать и проверить свои чувства. Нет, таких мыслей у меня не возникало. Боялась, что от волнения не смогу заснуть и наутро буду клевать носом. Поэтому я одолжила у бабушки снотворное – и заснула в ванной, не дочистив зубов.
   – А наутро спать не хотелось?
   – Ни капельки. Должно быть, адреналин и остатки снотворного нейтрализовали друг друга – чувствовала я себя просто замечательно! Это и вправду фантастическое чувство, милая. Выглядишь как королева, вокруг собрались люди, которые тебя любят и желают тебе счастья… Такое только раз в жизни бывает. А как хорош был твой отец! Молодой, сильный, с такой торжествующей улыбкой, словно весь мир у его ног…
   – И – посмотри на него сейчас! – вздыхаю я.
   – Милая моя, люди меняются. Никто не стоит на месте, и порой, к сожалению, мы двигаемся в разные стороны. Надеюсь, что с тобой и Скоттом такого не произойдет – но ты должна знать, что такое бывает. Будут у вас светлые времена, будут и темные. Главное – помни, что за темной полосой всегда приходит светлая, и не переставай верить в себя и в него.
   – Теперь ты… не жалеешь? – спрашиваю я, прекрасно зная, что на ее месте сходила бы с ума от тоски и жалости к себе.
   – Глупое занятие – жалеть о том, чего уж нет. Мы прожили вместе тридцать славных лет, у меня есть ты и есть Надин – о чем мне жалеть?
   – Ты мечтала увидеть мир! – не унимаюсь я.
   – И, как видишь, я здесь, – мягко отвечает она.
   Я поворачиваюсь к ней лицом. Да, она здесь, со мной рядом, – и какое это счастье!
   – И рада, что приехала?
   – Зачем спрашивать? – Она улыбается и гладит меня по руке. – Благодаря тебе исполнилось мое самое заветное желание.
   – Не боишься, что папа заставит тебя за это заплатить, когда ты вернешься домой?
   – Милая моя, много лет назад я поняла одну простую вещь: никто не обидит тебя, если ты сама этого не позволишь. Впрочем, надеюсь, он не станет слишком раздражаться – при его язве это вредно.
   – Не понимаю, откуда у тебя столько терпения? – вздыхаю я. – Он ведет себя, словно невоспитанный ребенок!
   – Да, ему еще многому надо научиться, – спокойно отвечает мама.
   – Люди меняются по-разному, это верно. Ты с возрастом становишься мудрее: у тебя такой глубокий, философский взгляд на жизнь, но в то же время ты умеешь по-детски радоваться и наслаждаться каждым мгновением. А папа с годами делается только капризнее, ограниченнее и упрямее.
   – Значит, надо его пожалеть, а не сердиться. Думаешь, ему самому приятно быть таким?
   – Зачем же он так себя ведет? Он ведь и всех вокруг себя делает несчастными!
   – Только тех, кто ему позволяет.
   Я с размаху бью кулаком по подушке. Мама смеется.
   – Устала слушать прописные истины? Знаешь, когда проживешь на свете больше полувека, эти скучные истины входят в твою плоть и кровь. Когда-то Айвен был центром моего мира. Мы жили одной жизнью. А теперь… теперь центр мира вернулся на место, он снова во мне самой. У меня другие интересы. У меня свои мечты, и далеко не все из них включают твоего отца. Но это не значит, что я его больше не люблю и хочу бросить. Просто он перестал быть такой важной частью моей жизни, как раньше. Может быть, когда-нибудь это чувство вернется. Видишь ли, никто не может переделать человека – только он сам. Вот и я не пытаюсь перекроить Айвена по своей мерке, не квохчу над ним, как наседка, не твержу, что он загубил мою молодость – просто живу своей жизнью. Но, когда он почувствует в себе силы протянуть мне руку, я буду рядом.
   – Мама, я тобой восхищаюсь! – говорю я и сажусь, чтобы получше ее разглядеть. Всю жизнь мне казалось, что мама просто безропотно подчиняется судьбе – но, оказывается, это совершенно не так. У нее свой, необычный и во многом непонятный мне взгляд на вещи.
   – А я тобой! – смеется она. – Не прошло и месяца, как ты заявила, что хочешь начать новую жизнь – и что же? Валяешься на роскошной кровати в шикарном лас-вегасском отеле и готовишься к свадьбе с парнем своей мечты!
   При этих словах на лице моем отражается грусть, которую я не умею – и уже не хочу – скрывать.
   – Что же не так? – мягко спрашивает мама. – У меня такое впечатление, что тебе все еще чего-то не хватает. Вроде все хорошо, но сердце не на месте.
   – Да, именно! – отвечаю я и прижимаю к себе подушку.
   – Как будто головоломку складываю: все, что нужно для сказочной жизни, у меня есть, а счастья не получается! – Знаешь, чему тебе предстоит научиться? – улыбается мама.
   – Чему?
   – Положиться на-судьбу и не суетиться попусту. Пусть все идет, как идет.
   Я тяжело вздыхаю. Если бы все было так просто!
   – Какая там судьба, если в прошлом у меня сплошные неудачи? – Я вскакиваю и начинаю мерить спальню шагами. – Я и хотела бы довериться судьбе, но это невыносимо – сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего! А когда я вспоминаю, что человек сам кузнец своего счастья, и пытаюсь что-то сделать, то все кончается пшиком, и мне твердят, что я перестаралась…
   – Как ты переживаешь! – вздыхает мама. – Думается мне, все твои неудачи – из-за этого. Знаешь, как бывает, когда пытаешься вспомнить чье-то имя: думаешь-думаешь, в затылке чешешь, лоб морщишь, по комнате бегаешь, места себе не находишь – нет, вылетело из памяти, и все тут! А успокоишься, займешься чем-нибудь другим – и то, что забыла, само к тебе придет. Вот так же и со счастьем. Жизнь – река, доченька, и все, что от нас требуется, – не мутить воду.
   – А когда я пытаюсь плыть против течения… – лепечу я.
   – Поднимаются волны. Может быть, даже нешуточная буря. Но со временем все становится на свои места. Не мешай жизни, детка. Пусть все само станет на свои места.
   – С одной стороны – твои советы, с другой – психоанализ Скотта! Куда мне податься? – слабо улыбаюсь я.
   – Тебе сейчас нелегко, – успокаивает меня мама. – Но я чувствую: ты на пороге перелома, и перелома благотворного. Еще немного – и придет ясность, и ты поймешь, что ради этого стоило метаться и страдать.
   – Ты правда так думаешь? – шепчу я.
   Мама кивает.
   – Помнишь, у Честертона? «Стоит потеряться, чтобы, вернуться домой». Помни эти слова, детка, – и все будет хорошо.
   Мы лежим, обнявшись, и болтаем обо всем на свете, пока в спальню не врываются Колин и Аманда – усталые, запыхавшиеся и совершенно счастливые.
   – У нас для тебя свадебный подарок! – первым делом сообщают они.
   Отгоняя угрызения совести, я устремляю взгляд на объемистые пакеты друзей.
   – Нет, нет, не здесь! – хохочет Колин. – Ну что, скажем ей?
   Разумеется, скажут. Чтобы Аманда – и вдруг сохранила секрет…
   – Ночь в номере для новобрачных в отеле «Венеция»!
   Я визжу и прыгаю на кровати содрогаясь от собственного хладнокровного притворства.
   – Вы ведь сами ничего не подготовили, а мы подумали, что первую ночь вы захотите провести как-то по-особенному! – объясняет Аманда.
   – Ты бы видела, какая там кровать!
   – Молчи, молчи!
   – Ладно, больше не скажу ни слова. Только одно: эту ночь вы надолго запомните! – подмигивает Колин.
   Интересно, думаю я, как пройдет наша со Скоттом брачная ночь? Вероятнее всего, закажем в номер пиццу и возьмем в прокате пару-тройку видеокассет.
   После обеда мы отправляемся на поиски приключений. Колин твердо намерен не пропустить ни одного казино, а я с удивлением обнаруживаю, что на моей карте Лас-Вегаса полно белых пятен. Такие места, как «Хэррэхс», «Варварский берег» и «Боллиз», мне совершенно незнакомы. Можно прожить здесь много лет и все же не узнать город до конца. В этом суть Лас-Вегаса и главная его прелесть – для меня, по крайней мере. Колин главную прелесть видит в том, что пестро раскрашенные автоматы щедро одаряют его жетонами. Мы отправляемся в бар, чтобы отпраздновать выигрыш, и не без удивления видим, что три бокала шампанского в Вегасе стоят дешевле, чем обед на одного в нашей девонской забегаловке.
   Колин в восторге.
   – Здесь я хочу навеки поселиться! – твердит он и требует, чтобы мы сфотографировали его на фоне сверкающей горки выигранных четвертаков.
   – Что делаешь вечером?
   – Сегодня прилетает из Флориды мама Скотта. Мы устраиваем ранний ужин, где-то около семи. Будем очень рады, если и вы к нам присоединитесь.
   – Мне кажется, мы там будем лишними, – замечает Колин. – И потом, у нас с Амандой свои планы. Аманда встречается в «Хард-рок кафе» со своим душкой-трубачом, а я наведаюсь в гей-клуб под названием «Цыган», о котором Скотт говорил. По чистой случайности я захватил с собой танцевальные туфли…
   – Только смотри, к одиннадцати утра будь в отеле! Иззи выходит замуж в двенадцать, – предупреждаю я.
   – Нет проблем!
   – А мне вот никогда еще не хотелось замуж, – вздымает Аманда. – Как это, наверно, здорово – влюбиться так, чтобы хотелось прожить с человеком всю жизнь!

ГЛАВА 44

   – Как ты думаешь, какой цвет подойдет?
   Перед Иззи – подставка-вертушка с двумя десятками образцов лака для ногтей.
   – Лучше всего – серебристый или серо-стальной, – советую я.
   – Как, я тебе еще не говорила?
   – Смотря что.
   – «Пятый элемент» я на свадьбу не надену.
   – Только не говори, что раскопала в секс-шопе «шестой элемент»! Тебя же арестуют за непотребный вид!
   – Да нет! – смеется она. – Стыдно признаться, но Надин, когда болтала об Элвисе и Присцилле, подала мне интересную идею. А Синди познакомила меня с одной сценической костюмершей, так что…
   – Молчи, молчи! Пусть это будет сюрприз! А «пятый элемент» вернешь Синди?
   – Зачем? Приберегу для брачной ночи!
   – Твой жених тебя не заслужил! – хихикаю я и подставляю свежеокрашенные ногти под мини-фен. – Но теперь тебе, наверно, понадобится букет.
   – Не букет, а веник, чтобы Надин сдохла от злости!
   – Винного цвета, в стиле шестидесятых – примерно вот такого, – и я указываю на темно-розовую бутыль «Мэри Куант».
   – Точно. А ты какой цвет выберешь?
   – Думаю, золотистый, под цвет шитья на корсаже.
   – Смотри-ка, как легко и приятно принимать решения! Я совершенно спокойна, а ты?
   – Я тоже. Только, по-моему, это не спокойствие, а легкий кайф от паров ацетона.
   Выбрав лак, Иззи усаживается со мной рядом. Я раздумываю, не спросить ли о Дейве, но решаю, что не стоит бередить свежую рану. Не зря же Иззи не заговаривала о нем со дня Великого Рёва в Шкафу.
   – Как тебе мама Скотта? – спрашивает она.
   – Знаешь, замечательно. Я-то ожидала увидеть этакую динозавриху с прической, как у Нэнси Рейган, и брошкой-камеей на воротничке. Кажется, и Скотт ждал чего-то подобного. А оказалось совсем наоборот – очень приятная женщина, моложавая, модно одетая и даже в платье с глубоким вырезом. Потрясающе! Скотт клянется, что не видел ее декольте с тех пор, как она кормила его грудью!
   – Наверно, завела дружка?
   – Скорее уж дружков. Похоже, половина вдовцов у них в кондоминиуме от нее без ума!
   – Что же с ней стряслось? Выкладывай, не тяни!
   – Вскоре после отъезда Скотта у нее появилась новая соседка по имени Шелли – этакая разбитная вдовушка. Она, как видно, скучала и от нечего делать задалась целью вывести Мириам из депрессии. Энергично взялась за дело – и своего добилась. Теперь Мириам и Шелли водой не разлить. Они вдвоем да еще одна бодрая пенсионерка по имени Салли-Сью, или как-то в этом роде, всюду ходят вместе, флиртуют с симпатичными старичками, словом, тусуются вовсю!
   – Клуб веселых старушек! – хихикает Иззи.
   – Ну да, – подтверждаю я. – А Скотт – он по привычке и собственную мать анализирует – говорит, что Мириам нашла в себе силы отказаться от невротического выигрыша, который давала ей роль мученицы, и вернуться к полнокровной жизни.
   – Видишь, права народная мудрость – никогда не поздно взяться за ум!
   – Здорово, правда? За ужином она разговаривала в основном с мамой – они обе из Девона, так что им было что вспомнить. Пожалуй, это и к лучшему: на нас со Скоттом мамочки особого внимания не обращали, и можно было не опасаться неприятных вопросов.
   – А что обо всем этом думает твой суженый?
   – Он совершенно счастлив. Говорит, с тех пор, как мы объявили о помолвке, ему стало гораздо легче общаться с матерью. Я рада, что они снова сблизились.
   – И все благодаря тебе!
   – Да, теперь я не сомневаюсь, что поступаю правильно.
   – Но, признайся, в глубине души колеблешься?
   – Иззи, ты меня знаешь! Стой я перед алтарем с Бандерасом, я бы и тогда колебалась!
   Проведя полчаса в маникюрном кабинете и еще час в парикмахерской (к концу этого часа я думала, что возненавижу шампуни и фены на всю жизнь!), возвращаемся в отель. Мама с Амандой ахают над нашими завивками: Иззи превратилась в этакую кудрявую сексапильную кошечку в духе шестидесятых, у меня же все зачесано наверх и взбито в ультрасовременном стиле, как у моей любимой Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани» (по крайней мере, так мне сказала парикмахерша). Колин при виде моей прически выражает бурный восторг и заявляет, что я напоминаю ему одного «чертовски симпатичного» победителя на конкурсе бальных танцев. Дабы развеять это ложное впечатление, я поспешно переодеваюсь в белый брючный костюм и влезаю в туфли на шпильках.
   Иззи уходит к себе переодеваться – и пропадает. Чтобы выманить ее из берлоги, Колин звучно раскупоривает бутылку шампанского.
   – Подождите! – вопит Иззи из спальни. – Подождите, не пейте без меня!
   Через несколько секунд, она появляется в проеме, залитая солнечным светом. На ней белоснежное мини-платье без рукавов, сплошь усеянное блестками и жемчужинками. На загорелых ногах – кожаные белые сапожки на высоких каблуках. Диадема вместо традиционной вуали украшена белым плюмажем танцовщицы; на глазах – пятисантиметровые фальшивые ресницы. Потрясающее зрелище!
   – Я попросила портних создать нечто среднее между Присциллой и куклой Барби! – объясняет она, кружась перед нами.
   – Не могу взять в толк, ты у нас Присцилла Пресли или Присцилла, королева пустыни? – поддразнивает Колин.
   – Иззи, ты сногсшибательна! – восклицает мама.
   – Спасибо. Анна, вы… вы не согласитесь сегодня побыть и моей мамой?
   – Разумеется, солнышко! – И мама крепко обнимает «приемную дочь».
   – А теперь тост! – кричит Колин. Мы поднимаем бокалы, и Колин провозглашает торжественно:
   – Вива Лас-Вегас!
   – Вива Лас-Вегас! – хором отвечаем мы.
   Десять минут спустя наша компания, пузырящаяся весельем и «Боллинджером», загружается в лимузин. Аманда без остановки хихикает. Колин раздувается от гордости – ему доверено вести Иззи к венцу. Мама увлеченно предается своим новым обязанностям – поправляет «суррогатной дочери» прическу и поглаживает по плечу. Только самой Иззи невесело – она бледнеет, молчит и смотрит в одну точку.
   Когда мы въезжаем на автостоянку при часовне, Иззи хватает меня за руку и шепчет:
   – Джейми, сходи посмотри, там ли он!
   – Там, конечно, где ему еще быть! – успокаивает ее Колин.
   – Джейми, я тебя умоляю!
   – Ладно. Сейчас вернусь.
   Я выхожу из лимузина и иду к парадному входу – но не успеваю открыть дверь, как оттуда высовывается лапа хищника и втаскивает меня внутрь.
   – Джейми! Слава богу! – задыхается Рид. – Послушай, ты можешь как-нибудь ее задержать?
   – Задержать? Зачем?
   – Я подготовил сюрприз, но он еще не готов. Если вы войдете раньше времени, все погибнет. Ради бога, скажи шоферу, пусть объедет разок вокруг квартала. Что угодно – только не торчите здесь!
   – Как и постоять возле часовни нельзя? Что ты такое затеял?
   – Увидишь! – гордо пыхтит он. – Ладно. Сколько тебе нужно времени?
   – Пяти минут хватит.
   – Иззи это не понравится, – бормочу я себе под нос, бегом возвращаясь к лимузину.
   – Священник задерживается, – сообщаю я новобрачной. – Невесту просят объехать разок вокруг квартала.
   – Что? А почему нельзя ждать здесь?
   – Понятия не имею, у них такие правила. Я вас здесь подожду. Колин, держи ее за ручку, говори ласковые слова и привези обратно в целости и сохранности через пять минут.
   – Что, если священник не приедет? – паникует Иззи. – Что, если…
   Я захлопываю дверцу и даю шоферу знак отправляться, благодаря бога, что Иззи обошлась без гудящего роя родственников. Гостей всего четверо (мама, Аманда, Синди и Лейла), и эти пять минут они спокойно проведут в задушевных разговорах о достоинствах и недостатках различных кремов для эпиляции.
   Я возвращаюсь в часовню и обнаруживаю рядом с Ридом низкорослого японца.
   – Это мистер Сакамото, мой деловой партнер, – объясняет Рид, не сводя глаз с входной двери. – Он любезно согласился стать моим шафером.
   – Добрый день! Я Джейми.
   Я протягиваю руку; мистер Сакамото несколько раз быстро наклоняет голову.
   – По-английски не говорит, но кольцо ему можно доверить. – Хорошо… э-э… Рид, у тебя все в порядке?
   – Ну наконец-то! – восклицает он.
   Дверь распахивается: перед нами – Элвис Пресли в полосатой черно-белой тенниске и декоративных наручниках.
   – Элвис, «Тюремный рок», – представляется он.
   – Следом за ним входит Элвис в армейской форме и с фуражкой в руке.
   – Элвис, рядовой армии США.
   – «Шестьдесят Восьмой особый»
   – Элвис, затянутый в черную кожу, пожимает руку Риду.
   – Куда нам встать?
   – На места для гостей, пожалуйста. – Рид вводит их в церковь.
   – «Голубые Гавайи», – перед нами появляется новый двойник.
   – «Плюшевый Мишка», – еще один.
   В немом-изумлении я наблюдаю, как церковь заполняется воплощениями Элвиса. Здесь и «Парень из Акапулько», «Малыш Галахад», и «Король Креол, и гонщик из «Вива Лас-Вегас» – словом, Элвис во всех возможных костюмах, видах и возрастах, от подростка с невинной мордочкой до обрюзгшего, помятого временем и славой Короля в конце жизни.
   – И последний штрих! – И Рид гордо указывает на свое кресло, где висит потрясающий золотой смокинг.