Джонс Джеймс. Голубое поместье

- Что ты имеешь в виду?
- Бирна, в конце концов. Я видел вас вместе в саду. Я видел вас близко,
так близко...
- Ты безумен! Между нами ничего нет!
- Не лги мне, Рут, я не дурак.
- Ты смешон. Это параноидальный бред.
- Шлюха! Ты... - Он не смог договорить и, шагнув вперед, ударил ее. Не
сильно - просто отпустил резкую пощечину.
Но ковер смялся за ее ногами, и, споткнувшись, она повалилась назад на
перила, вдребезги разлетевшиеся под ее плечом. Рут упала.
Лететь было недалеко, всего лишь один этаж, но пол холла был сложен из
камня. Рут падала головой вперед, белая ночная рубашка трепетала вокруг
тела. Кейт закричала. Внизу шагнула из двери фигура... слишком поздно,
слишком поздно!
Тошнотворный шлепок, треск кости о камень, а потом гаснущий вздох. Дом
усилил этот звук, разнося по коридорам, по комнатам, чердакам и подвалам.
А потом наступила тишина. Никто не шевелился, никто не смел подумать об
этом. Потрясение словно лишило их жизни.
Первым рядом с Рут оказался Бирн. Он опустился на колени возле нее,
опытные руки его отыскивали пульс на шее. Глаза Рут были закрыты, голова
свесилась на пол. Струйка крови вытекла изо рта. Он пригнулся, прослушивая
сердцебиение.
- Вызовите скорую. Немедленно!
Какую-то секунду никто не шевелился. Потом Кейт заторопилась по
лестнице, спотыкаясь и скользя на коврах. Задыхаясь от страха, она назвала
адрес.
Бирн поглядел вверх на Саймона. Бледный, с отвисшей челюстью, он упал
на колени, вцепившись в остатки перил.
- Рут жива, - сказал Бирн. - Она ударилась головой, по-моему, сломана и
ключица, но она жива...
Тут дверь в библиотеку открылась; привлеченный общим смятением, в ней
появился Том. Ошеломленный, он застыл в дверях, приподняв руки.
Бирн сказал ему:
- Принести одеяло, лучше стеганое.
Но наверх бросилась Кейт, будто это имело какое-то значение.
Том занял место у телефона. Он набрал другой номер и что-то негромко
проговорил. Закончив, он повернулся к Бирну. Каким-то образом все поняли,
что распоряжается здесь Бирн.
- Я позвонил Алисии, - объяснил Том. - Она уже едет.


Кейт уехала в скорой, Том и Алисия последовали за ней на машине.
Перед отъездом они спросили Саймона, не хочет ли он присоединиться к
ним, но тот лишь тупо качнул головой.
- Я не могу, вы знаете это.
- Даже сейчас? - В голосе Тома слышались жестокие нотки.
Саймон пропустил их мимо ушей и остановил за руку выходившую из двери
Алисию.
- Позвони, - сказал он. - Когда вы приедете туда, когда что-нибудь
станет ясно...
- Да, конечно, - отрывисто ответила Алисия и обняла Кейт за плечи. -
Пойдем, дорогая. Нам сюда.

35

Бирн проводил взглядом огни. Саймона не было рядом. Едва скорая
отъехала, он отправился прямиком в ночлежную и включил телевизор. Коротко
глянув на него, Бирн извлек бренди, который привезла Алисия, и налил
Саймону - и себе - по изрядной дозе.
Но Саймон даже не прикоснулся к выпивке. Лицо его, освещенное серыми
мерцающими отблесками экрана, абсолютно ничего не выражало, взгляд
неподвижен. Звук был приглушен, и оркестровое сопровождение эпической
индийской пьесы звучало оловянной дешевкой. Опустившись на софу, Бирн
посмотрел и эпос, и американскую комедию, которая последовала за ним.
Спустя полчаса позвонили из госпиталя. Том сказал, что Рут находится в
критическом состоянии, врачи подозревают перелом основания черепа; они
ожидали результатов рентгеновского исследования.
Телевизор жужжал. Бирн заварил кофе и налил себе еще бренди. Саймон
ничего не пил. Потом начался ужастик, за ним последовала другая комедия.
Все это время они ждали звонка, но аппарат в кухне молчал.
Беспрерывное беспокойство охватывало каждую мысль и стирало ее в пыль.
Жива ли она, умрет ли? Бирн тупо уставился в телеэкран.
Живи. Живи, не умирай. Мысли грохотали в его ушах, и Бирну казалось,
что Саймон должен был слышать их. Он ощущал настоятельную необходимость
желать Рут жизни. Если бы этого можно было добиться одной только мыслью,
если бы могла помочь молитва...
- Не понимаю, зачем все они отправились в госпиталь? - вдруг вспыхнул
Саймон. - Зачем там нужен Том... да и все остальные?
- Не волнуйтесь, он скоро вернется.
- Да, конечно, вы правы. Он вернется. Он или Кейт, или моя мать. В доме
должны находиться трое. А мы, если вы не разучились считать, сейчас здесь
вдвоем.
- Какая разница? - Бирн не имел желания продолжать эту игру.
И в это мгновение - весьма кстати - снаружи загудела машина. Входная
дверь открылась. Не осознавая, они обнаружили себя в холле. В дверях замер
Том, опустив ладонь на ручку двери. Он казался стариком, слишком усталым,
чтобы шевельнуться. Все молчали, такси отъехало. Где-то вдали бормотал
телевизор.
Они все поняли по его лицу - по жестким линиям вокруг рта.
- Саймон, негромко сказал Том. - Я должен передать вам, что Рут
находится в коме. Мозг поврежден... кровоизлияние. Врачи говорят, что она
не поправится. Они ничего не могут сделать.
Саймон молчал, лицо его не переменилось. Он повернулся к ним спиной и
закрыл за собой дверь ночлежной. Телевизор не умолкал.


Рассвет не приходил. Тьма окутала Голубое поместье. Дом совсем притих,
темнота, угнездившаяся в сердцевине его, всасывала свет. Наверху, возле
комнаты, которую Рут делила с Саймоном, тварь царапала доски пола, кружила
и кружила, словно пытаясь улечься. Время от времени она поднимала голову,
и негромкий вой проносился по длинному коридору. Но никто не мог услышать
ее, никто не мог увидеть безумное отчаяние в красных глазах.
Внизу стены отяжелели. Все эти книги, все старые повествования как бы
вминали стены внутрь себя, стремясь обрушиться и раздавить троих мужчин.
Они пойманы здесь и понимали, что неотвратимая смерть топором висит над их
шеями.
Трепет пробежал по деревьям парка. Волна пробежала от сада к лесу, на
опушке которого неожиданно запищала лесная мелочь, и птицы вдруг взлетели
во тьму, отбросив ветви деревьев, чтобы начать свое расширяющее кружение.
Все кружило и плясало вокруг. Неслись машины по кольцу дорог, искрились
огни фар в своем бесконечном потоке. Вращалась Земля - крошечная точка в
кружащем вихре спиральной галактики.
На севере мерцало, искрилось звездное кольцо.
Но в Голубом поместье, в сердце всего, ничто не переменилось.
Наверное, прошли часы, прежде чем кто-то пошевелился. Бирн побрел через
холл из кухни, не в силах скрыть свое горе. Он открыл дверь ночлежной,
поглядел на Саймона, стоявшего там между кресел спиной к окну. Он
отодвинул занавеси.
Небо уже светлело. Снаружи скоро начнется день. Силуэт Саймона
вычерчивался на сером окне, сутулые плечи его горбились. Саймон не
шевельнулся - только заморгал от внезапного света.
Бирн сказал:
- Я был свидетелем. Вы не виновны в случившемся.
- Невиновных на свете нет. - Пустые слова, мелодраматические. Он
уставился глазами на Бирна. - Вы тоже виноваты. Вы любили ее, разве не
так? - Лишенный выразительности, его голос был едва ли не академическим и
сухим.
Бирн не мог найти слов. Шагнув вперед к стоящему перед ним мужчине, он
повторил:
- В случившемся не было вашей вины. - И положил руку на плечо Саймона.
Тот чуть вздрогнул. Бирн ощутил под пижамой его кости - хрупкие, как
стекло.
- Грехи отца да отметятся... - Саймон обратил свой взор на Бирна. -
Почему вы не оказались на месте? Это же ваша роль, или вы не поняли?
Садовник всегда все исправляет. Почему же вы _не спасли ее_? Где вы были и
почему не сумели выполнить свою работу? - Поток слов убыстрялся. - И куда
запропастилась Лягушка-брехушка, почему она не оказалась рядом, почему не
выполнила свою работу? - Саймон уже кричал. - Боже, куда подевались все
эти проклятые хранители... Листовик, тварь, садовник, и никто - ни один из
вас - не смог предотвратить несчастье.
Бирн стоял, не зная, что делать. Он видел, что Саймон дрожит. За
открытой дверью Том недвижно сидел за кухонным столом.
Время идет быстро. Каким-то образом его следовало заполнить делами и
словами.
- Вы замерзли, - сказал Бирн. - Ступайте одеваться. Я заварю чай. - Все
они явно замерзли, воздух в поместье сделался ледяным.
Снаружи солнце уже сжигало росу.


Позже на кухне, за следующим чайником, Саймон и Том завели разговор.
Бирн же обнаружил, что не в силах оставаться на месте. Он вышел в холл и
бесцельно слонялся там от книги к журналу, подбирая их и возвращая на
место.
Он видел, как Саймон делает то же самое: бродит по безжалостному дому.
Косые ранние лучи осветили вымытый кухонный стол, заставленный кружками и
стаканами. Никто не спал (чему удивляться?), но Том уже зевал.
Саймон отодвинул кресло назад, согревая руки о наполовину наполненную
кружку.
- Итак, теперь мы здесь. Нас трое. Порядок не нарушен. - В голосе
слышалось возбуждение, даже безрассудство.
- Дом бдит? Вы это хотите сказать? - устало отозвался Том.
- Нас здесь столько, сколько нужно дому. Вы должны были заметить это:
вы у нас наблюдатель, историк.
- Я не понимаю вас.
- Подумайте, в этом доме живут лишь трое людей. Вас выставили отсюда
через три ночи, правда? - Тяжелые веки прикрывали глаза, обращенные к
молодому человеку. - Это случилось потому, что вы стали четвертым. Здесь
не нужно четверых. Дом этого не любит. Ему нравится, когда здесь трое:
мать, отец и дитя, или мать, сын и кузина, или женщина, муж и любовник. -
Внезапно дрогнув, голос его умолк. А потом послышалось негромкое: - Ну, вы
знаете, как это происходит. Боже, как я ненавижу это место. Как я ненавижу
все эти правила.
- Здесь всегда было так? - Том обнаружил, что ищет листок бумаги и
карандаш, чтобы записать слова. Раз он не может уснуть, следует
воспользоваться ситуацией. Материал этот пригодится для книги.
Он осадил себя, ругая за подобные мысли, за жуткий эгоизм: ведь Рут
сейчас в больнице и умирает.
Но Кейт вместе с Алисией отправилась в отель, и повесть звала Тома. Он
нуждался в ней или в некотором откровении. Повесть объясняла причины его
пребывания в поместье, придавала ценность самому его существованию.
Саймон, похоже, ничего не заметил. Если Том хотел писать, он хотел
выговориться. Взяв бокал с бренди, Саймон отпил добрую треть его.
- О'кей. Значит, нам нужно каким-то образом скоротать эти часы. Это
самое худшее в смерти. В неотвратимой смерти. Надо дождаться ее прихода. А
потом привыкнуть к ней, Боже милосердный. Потом... всегда наступает это
"потом". На него уходят годы. Так мне сказали (в действительности это
сделала Рут) в те далекие дни, когда мы еще любили болтать. Эти бедные
ублюдки, которые ей звонят, очень горюют. А не кажется ли вам, мой
новорожденный писатель, что горевать - это почти все равно что любить?
Правда, схожие чувства? Мучает бессонница, не хочется есть, все вокруг не
так и не на месте. И как медленно тянется время!
Саймон остановился, взгляд его мельком пробежал по лицу Тома.
- Ну что ж, все знают об этом, так? А потому давайте подыщем
нейтральную тему, сухую и академическую. Не провести ли урок истории,
чтобы заполнить некоторые пробелы? У вас есть чем писать? - Он покопался
среди груды газет сбоку от себя. - Вот возьмите.
И протянул ему перо и блокнот, в котором Рут иногда записывала перечень
покупок. Рука его дрожала.
- Готовы? Будем считать, что вы интервьюер, а я знаменитость... "Мистер
Лайтоулер, когда вы впервые осознали, что этот дом отнюдь не относится к
ординарным сооружениям?" Это вы говорите. А я отвечаю: "Я просто люблю
этот дом, ребенком я обожал приезжать сюда и хочу остаться здесь
навсегда". - Крайняя искусственность покинула голос. - А теперь, похоже,
так и будет. - Саймон умолк, основательно приложившись к бренди. - Не
хотите ли? Помогает при шоке, так говорят... По-моему, это началось, когда
я вернулся сюда в 60-х годах. В Оксфорде я вел себя плохо. Виновата была
Рут, хотя говорить об этом в нынешнем положении бестактно; такие вещи не
рассказывают в милых семейных беседах. Тогда она не хотела связываться со
мной. Сказала, что слишком молода, словом, что-то в этом роде. И с меня
уже было довольно. Потом... Девушка, которую я знал в университете,
забеременела... - Он нахмурился. - Рут это тоже не понравилось. Я думал,
что Лора избавилась от ребенка. Мама сказала, что она так и поступила, но,
возможно, случилось иначе... Она не хотела брать от меня денег. В общем,
одни неприятности в Оксфорде и неудача в любви. Потом я сочувствовал
оставленной мной Лоре.
Он посмотрел на Тома.
- Мне было только двадцать. Немногим старше, чем сейчас Кейт. Я хотел
академического успеха и Рут. Но она не желала меня, и эта девушка
заполнила пробел.
- Так, значит, ее звали Лора?
Ничего не замечая, Саймон пожал плечами.
- Да, это была жуткая ошибка, первая в долгом-долгом ряду. Черная дыра
на совести, повод не спать по ночам. Пятно на карме, если хотите.
По-моему, я расплачиваюсь за нее до сих пор. Впрочем, не только занес...
- А где вы познакомились с ней?
- Не помню. В Оксфорде, но неважно... во всяком случае, я вернулся сюда
в поместье. Здесь был папаша. - Он взял бокал и пригубил бренди. - Великий
негодяй Питер Лайтоулер. Он перебрался сюда в деревню, в Красный дом, и я
был рад его обществу, был рад какой-то... защите.
- Защите? - Но ум Тома был обращен к другому. Он мчался по совсем
неожиданной тропе. Шариковая ручка выпала из его рук. Он прекратил писать.
- Этот _дом_! - прошипел Саймон. - Этот проклятый, запятнанный кровью
дом! Он напоминает бифштекс... Красный, сырой, кровоточащий. Смешанный из
событий, не пропеченных как надо... _не годный_, не подготовленный. С этой
Лягушкой-брехушкой, Листовиком и странными колесами, шелестящими по ночам,
- о, вы их тоже слыхали? Наверное, в третью же ночь. Дом выкатил всю
артиллерию. - Саймон помедлил. - Какие же выводы, Том, сделает из этого
ваша юная головушка?
Том игнорировал выпад. Даже не заметив его, он настойчиво спросил:
- А вы помните фамилию Лоры?
- Разве это существенно? Что она может вам дать? - Что-то в голосе Тома
зацепило его. - Что вы _хотите сказать_?
- Вы помните фамилию Лоры? - криком ответил он.
- Джеффри, но зачем она вам?
- О Боже! Я не могу... - Он умолк, смахнув волосы со лба, и сказал: -
Меня зовут Том Джеффри Крэбтри. Мою мать звали Лора Джеффри, прежде чем
она переменила фамилию. Я никогда не знал своего отца. - Слова торопливо
сыпались друг за другом, слишком громкие, невероятные.
Мгновение они глядели друг на друга, слушая, как Бирн расхаживает в
холле.
- Теперь ты знаешь, - сказал Саймон. Слова упали в тишину.
- Этого не может быть! Это совпадение, шансы...
- Какие шансы? - Губы Саймона искривляла пародия на улыбку, насмешка
над иронией. - Никаких совпадений, никаких как и что. Вспомни, как ты
познакомился с Кейт, как ты оказался здесь.
- Алисия... Господи, она твоя _мать_!
- Да, моя удивительная мамаша. Она была так _добра_, так помогла мне,
когда я рассказал, что связался с этой девушкой, и мы попали в передрягу.
Она обещала все уладить.
- А что, - близкий к истерике, Том почти хохотал, - она так и сделала!
В дверях кухни появился Бирн, привлеченный их голосами.
- Похоже, - проговорил Саймон медленно, - что мы с Томом родственники.
Пока они объясняли, Бирн подумал, что эта мерзкая шутка приобретает
какой-то мюзик-холльный поворот. Так кто же этот мужчина, с которым я
видел тебя прошлой ночью? Это не мужчина, это мой отец...
- Теперь ты знаешь, - сказал Саймон Тому. - Теперь ты знаешь, на что
это похоже. - На губах его заиграла улыбка, которой глаза не вторили. - Ты
унаследовал фамильного беса. Но есть одно утешение. Дом тебе не
достанется, скоро он будет принадлежать Кейт. Голубое поместье никогда не
было моим, не станет оно и твоим. А значит, нечего беспокоиться.
Голос его умолк.
Дом все еще ждал.

36

Вскоре после того Физекерли Бирн оставил дом, сказав, что ему нужно
сходить в коттедж умыться и переодеться. На деле он просто хотел убраться
из дома. Насыщенная клаустрофобией истерическая повесть со всеми
перепутанными взаимоотношениями мало что говорила ему. И его не слишком
волновало, следует ли считать негодяем Питера Лайтоулера или нет. Пустяк в
сравнении с проблемой, стоявшей перед ним.
Рут. Случившееся ярко напомнило ему смерть Кристен. Застигнутой под
перекрестным огнем - как и Рут. Под перекрестным огнем непонимания и
смятения. Бомба в Мидлхеме предназначалась ему самому, но здесь ее
заменили слова. Рут приближалась к смерти - из-за всех этих россказней,
лжи и тянущихся из прошлого обвинений. Он представил себе стопку
исписанных Томом листов, уставленную книгами библиотеку. И ущерб, который
наносят слова.
Коттедж расплющился у ворот подобно изъеденной проказой жабе. Бирн не
хотел заходить внутрь. Он мог бы направиться по дороге до А11. Можно взять
и лесом, чтобы выйти на дорогу возле Вудфорда... Эппингский лес кончался
на границе Лондона, возле Ист-Энда - вот и дорога к городу. Можно дойти
пешком, если он не попросит, чтобы его подвезли. И оставить за своей
спиной этот дом - со всеми событиями его истории и следствиями из них.
Он миновал коттедж.
Рут умирает. Следует ли ему побыть возле нее? Посидеть рядом с ней эти
последние несколько часов, какими бы долгими они не оказались?
Бирн знал, что такое больница. Он вспомнил, как сидел возле обожженного
тела Кристен, пока врачи сражались за ее жизнь. Он вспомнил, как смотрел
на ее ногу, выставившуюся из-под серебристого одеяла, и думал, что это не
она. Что эта нога не имеет никакого отношения к женщине, которую он любил.
Ее больше нет в этом обгорелом теле. Вся ее сущность находится где-то в
другом месте.
И он сидел в зале возле реанимации, листая журналы. Напротив него
молодой человек читал Пруста, ожидая смерти подружки. Произошло крушение
поезда, надеялись, что она выживет, но, увы...
Бирн просидел так, ожидая, две недели. И ни разу не подумал, что
лежавшее там тело - в повязках, трубках и лентах - имеет какое-нибудь
отношение к его жене Кристен.
Смерть приходит раньше, чем перестает дышать тело, раньше, чем мозг
прекращает свою электрическую активность. Его Кристен умерла, когда
взорвалась машина.
Рут умерла, когда головой ударилась об пол.
Он не хотел ожидать конца - окончательного и официального расставания
души и тела.
Теперь во всем этом мире не было даже малейшей причины, способной
задержать его в поместье. Скоро сюда приедет полиция; она займется
расследованием, начнет выяснять причины смерти Рут. Он знал, что должен
остаться и дать показания, но сейчас об этом не могло быть и речи.
Описание его внешности известно и военной и гражданской полиции. Начнутся
сомнения. Конечно, подозрительная картина: дезертир Физекерли Бирн
объявился на сцене другого убийства.
Однако он не был единственным свидетелем, Кейт тоже видела, как все
произошло. Он может и не потребоваться.
Он вновь прокручивал случившееся в уме... ссору наверху лестницы.
Смявшийся ковер, падение, гнилые перила, сломавшиеся под весом упавшей...
...Рут, которая теперь ждет смерти.
И мертвая тишина в доме, углы, стягивающиеся вокруг них. Он ненавидел
Голубое поместье, ненавидел его за то, что дом этот потребовал всю
жизненную энергию Рут, сломал и забрал даже ее жизнь.
Поместье требовало слишком многого. Оно заходило слишком далеко.
Вдали он слышал дорогу. По ней уже устремился поток автомобилей. Летом
рассвет приходит рано, но те, кому надо в Лондон, всегда стремятся
опередить основную волну. По мере приближения дня поток будет усиливаться,
отчаянно и тщетно стремясь попасть в город до затора. Там существовал
другой мир, другой набор приоритетов. По-прежнему ли они нужны ему?
Том и Саймон ожидают его возвращения. Проскользнула мысль сквозь
переплетенный клубок смятения и горя. Да, горя! Он уже начал влюбляться в
Рут. Он мог бы...
Нелепые мысли. Прежде, а тем более теперь. Рут жила с Саймоном и была
обвенчана с поместьем. И тут, на ходу, он вспомнил вырвавшиеся у Саймона
слова:
"_Почему вы не оказались на месте? Это же ваша роль, или вы не поняли?
Садовник всегда все исправляет. Почему же вы не спасли ее? Где вы были и
почему не сумели выполнить свою работу?_"
Слова эти громко звучали в его памяти. Моя роль? Моя работа? Что хотел
этим сказать Саймон? Бирн знал, что дом полон оживших ужасов, он знал, что
внутри его орудует такое, чего он решительно не понимает. Его выставило из
дома создание, просто не способное существовать.
Саймон понимал это, он провел здесь заложником много месяцев.
Случившееся с Рут каким-то образом было связано с историей поместья, и
Саймон считал, что он, Бирн, должен был каким-то образом спасти ее.
Это было нечестно, Бирн знал, что это нечестно. Но эта мысль витала в
воздухе вокруг него, проникала в его разум. Бирн не мог уйти из поместья.
Хотя бы потому, что Саймон увидит в этом бегство, уклонение от
ответственности. И - как ни странно - ему было важно, что подумает Саймон.
Не вызвано ли это чувством вины, потому что они с Рут успели настолько
сблизиться? Независимо от причин, Бирн не хотел сейчас бросать Саймона
Лайтоулера на растерзание Голубому поместью. Пусть даже ради этого ему
придется вернуться туда - под его крышу. Придется пережить все до конца,
понять, действительно ли он не выполнил свое предназначение.
Потом, Рут еще жива. Бирн проглотил комок. Возвратиться в поместье,
жить в его стенах. Саймон и Том уже в доме, но их всего двое. Выбора нет,
придется вернуться: им необходим третий.


Он повернул обратно. Под ранним утренним светом дом казался мирным, как
было всегда. Солнечный свет падал на водянистые черепицы, превращал их в
серебро и голубизну, проглядывавшую сквозь прорехи в зеленой листве. Было
еще рано, и свет не мог коснуться окон... вблизи они показались ему
глубокими жерлами, уходящими в прошлое.
Фантазия. Но теперь он знал, что тайны поместья скрывались в его
прошлом. Бирн решил прочитать книгу Тома. Потом придется расспросить
Саймона и расположить события в перспективе. Шаги его замедлились. Бирн
вспомнил свое появление здесь и жуткое трио.
Он смотрел на дом, но фокус сместился. Они ждали его. Обогнув угол
коттеджа и выходя на дорожку, он увидел всех троих: обеих женщин в черном
и этого мужчину, столь похожего на Питера Лайтоулера.
На мгновение понимание его углубилось и расширилось. Мужчина, стоявший
в середине, и _был_ Питером Лайтоулером. Бирн видел, как они слились на
гребне в лесу. Черный Лайтоулер, темная половина Саймона, его злой гений и
вдохновитель.
В тот же момент он понял, что видит перед собой не живых. Мужчина не
умирал. Это представление устроили, чтобы обманом отпугнуть его от
поместья.
Они стояли на дорожке, перекрывая путь.
Бирн ощущал вонь старых духов и пота. Инстинктивно наморщив нос, он
отвернулся, не желая смотреть на них. Незачем обращать внимание на новое
представление, каким бы оно ни оказалось. Он шел прямо к поместью, и они
расступились, пропуская его. Уголком глаза Бирн заметил, как они
поклонились ему с иронической любезностью. Вонь от тел наполняла летний
воздух. Его приглашали домой, в поместье, к которому он теперь
принадлежал.
Ему не понравилась эта идея... чувство сродства. Бирн не хотел
подчиняться ему. Но в доме его ждали Саймон и Том. После смерти жены он
погрузился во мрак. Бирн не намеревался более разрешать себе эту слабость.


Бирн обернулся уже у двери, ведущей на кухню.
Он не знал, что заставило его повернуться: не было ни звука, ни шороха.
Он даже не подозревал, что за его спиной происходит нечто необычное.
Позади него лес сомкнулся. Глухой подлесок выползал на дорожку,
продвигался по лужайке, охватывая террасу. Там, где он только что шел, уже
стояли папоротники, на месте клумб поднимались деревья, под высокими
буками низкорослая ольха жалась к ольхе, падуб к падубу. Плющ и дикий
виноград оплетали объемистые стволы. Белые и черные шипы сплетались в
непроходимый барьер. Лес густел перед застывшим в изумлении Бирном. Ничто,
казалось, не шевелилось, лианы и ползучие растения не крались в траве, тем
не менее стена деревьев становилась более плотной, более заплетенной
листвой и ветвями. Она приближалась.
_Листовик_, пронеслось в голове Бирна. Листовик окружает дом, замыкая
его перед последней битвой.
Он открыл дверь.


- А вот и вы. - Саймон стоял у раковины, наполняя чайник. - Я было
решил приготовить завтрак, но у нас почти ничего нет. Будете кофе или
предпочтете чай?
Выглядел он ужасно. Бирн рассчитывал увидеть его таким, но спокойный
тон Саймона потряс его.
- Пусть будет кофе, - сказал он, осторожно пододвигая кресло.
Лягушки-брехушки не было видно. - Что слышно из госпиталя?
- Никаких перемен. Вам сахара или молока? - Похоже, Саймон не хотел
разговаривать о Рут, словно Бирн не вправе был вспомнить о случившемся.
Бирн не знал, как принять эту новость. Можно было ожидать худшего,
много худшего. Но жуткая тяжесть не исчезала.
Он подумал о другом.
- А вы позвонили ей на работу, предупредили их?
- Это сделаете вы. - Саймон пододвинул ему телефонную книгу.
Пока чайник закипал, Бирн позвонил в школу. Потом спросил:
- Где Том?
- А где он может быть? Мы здесь, и можно не беспокоиться - каждый на
своем месте. Том сидит в библиотеке, как ему и положено. - Он указал на
манускрипт, лежащий на столе перед Бирном. - Так что ищите его там. Почему
же вы не прочли рукопись? Он сказал, что вы собирались.
Взяв листки, Бирн пролистал их. Страницы, полные чувств и драмы. Он
замечал слова: _прикосновение, дом, озеро_... Сделав над собой усилие, он
попытался читать, отчасти рассчитывая, что вот-вот войдет Рут, утомленная
работой в саду, и откинет такую милую каштановую прядку, свалившуюся на