Джонс Джеймс. Голубое поместье

сделался отвратительно похожим на собственного отца. - А каким образом?
- Минутку. - Бирн помедлил, не зная, как сказать. - Много ли все это
значит для вас? Истинный облик вашего отца? Насколько вы связываете себя с
ним, насколько он _важен_ для вас?
- Значит, устраиваетесь в качестве советника, так? Работа в саду
духовном, посадка здоровья в тело и дух, выпалывание сорняков из
прошлого...
- Боже мой, Саймон, если бы вы только слышали себя! Зачем эти слова?
Сразу все перепутали.
- Конечно, вы из сильных и неразговорчивых мужчин, и такие
фривольности, как собственное мнение, не для вас. Промолчать легко, но это
лишь способ уклониться от вопроса.
Кристен некогда так и сказала: "Разговаривать - это не значит проявлять
слабость. Почему ты никогда ничего не рассказываешь мне?"
Он не стал спорить.
- Нет, послушайте. Дом держит вас в заточении по какой-то причине, и
мне кажется, что он кричит нам все время, что прошлое необходимо каким-то
образом исправить. Дом воспользовался книгой Тома и этими призраками,
чтобы напомнить нам о прошлом. Дом не выпустит нас, пока вопрос не будет
улажен.
- И что мучиться тем, кого он трахнет при этом?
- Что может быть хуже того, что случилось за последние 24 часа? Что
может быть хуже, чем смерть Рут? - Бирн знал, что голос его дрожит, но его
это не смущало. - Давайте извлечем из этого хоть _что-нибудь_!
- По-моему, Том все правильно понял, - сказал негромко Саймон. -
Необходимо вернуться к источнику, к самому началу.
Элизабет.


Дом переменился. Спустившись вместе с чердака, они едва узнали его.
Сделалось очень холодно. Двери в коридоре распахнулись, и холод истекал
из каждой комнаты. И внезапный этот мороз приносил с собой слабый звук -
столь тонкий, что он даже казался Бирну воображаемым.
Сперва был самый тихий из смешков, потом зазвучала речь, но слишком
невнятно, чтобы можно было разобрать слова. Пара тактов популярной
мелодии. Какой же? Коул Портер, Джером Керн? А потом будто прибавили
громкость, и звук стал слышен.
В коридоре сделалось шумно, люди засмеялись и заговорили. Первый
музыкальный отрывок превратился в симфонию звуков. Пианино, регтайм, Фрэнк
Синатра, опера носились по воздуху, словно вырываясь из скверно
настроенного приемника. Звякали бокалы, смеялись женщины, ледяными клубами
поднимался сигарный дым.
Но лишь тьма выползала из открытых комнат. Вокруг не было никого. В
сумраке они с сомнением оглядели друг друга. Саймон пожал плечами и с
болезненной улыбкой на лице спросил:
- А вы не забыли на чердаке свою биту?
Бирн покачал головой. Холодная атмосфера извлекала энергию из его тела.
Бирн заметил, что оба они дрожат.
Между местом, где они располагались, и площадкой стояли открытыми
четыре двери.
Они медленно отправились к первой. Тут женский голос позвал: "Джейми!
Наконец!" - и Бирн обнаружил себя в теплых объятиях, прядка волос щекотала
его щеку, хлопковая юбка коснулась ноги.
- Где ты была? - спрашивает он, но не собственным голосом, а более
высоким, звучащим совсем иначе, и снова с этим уэльским акцентом. Ему
страшно, он хочет сохранить свою личность, но она смеется, и ему хочется
одного - обнять ее, обнять покрепче.
- Ну, ты всегда такой перекорщик! - Женщина в его руках припадает к
нему, выдыхает сладкое тепло и увлекает его в одну из комнат - на дневной
свет. Полуденное солнце светит в окно, жаворонок поет где-то над садом,
которого он не может узнать. Поверх ее головы, мягких каштановых волос,
таких же, как у Рут, он смотрит в окно.
Перед ним парадный сад поместья, но опрятный, с клумбами, засаженными
алиссумом и лобелией. Бровки подстрижены, траву косили аккуратными
полосами. На краю лужайки тачка, по траве разбросаны вилы, лопаты, лейки.
На дорожке стоит машина, древний "народный форд", только на удивление
новый. Но какими-то старомодными кажутся и залитый солнцем сад, и комната,
в которой он оказался, и духи женщины, которую он обнимает.
Стены спальни оклеены красивыми полосатыми обоями, усыпанными розами.
Постель покрыта сшитым из лоскутов покрывалом, на туалетном столике чаша с
ароматической смесью.
- Ты опять ездила к нему? - произносит его странный внутренний голос. -
Я ждал тебя. Но неужели ты не могла оставить мне записку или что-нибудь в
этом роде? Разве это так трудно сделать?
- Ш-ш-ш! Не будь дурачком. - Она подходит к окну, и у него
перехватывает дыхание, когда ветерок принимается теребить ее волосы, такие
знакомые, такие родные...
Яркий свет заставляет его закрыть глаза. Он знает, кто перед ним. Та
девушка, которую он встретил у озера. _Элла_, подсказывает рассудок.
- Элла, - говорит странный голос. - Ты прекрасно знаешь, что от него
нечего ждать хорошего. Он... он плохой человек.
- А ты слишком чопорный и смешной! Нечего удивляться тому, что моя мать
обожает тебя!
Она берет его за руку и притягивает к себе на постель. Он ощущает на
своих губах ее мягкие губы, ее язык. Она крепко прижимается к нему, он с
пылом обнимает ее. С закрытыми глазами он знает, что она здесь,
действительно рядом с ним, рука ее тянется между его ног и потом к пряжке
пояса.
Своими собственными руками он охватывает ее груди и припадает ко рту.
Мысли эти принадлежат не ему: почему она ездит к Лайтоулеру, откуда у
этого старика такая власть над нею? И тут она говорит - негромко, на ухо:
- А знаешь, я отшила его.
- Что?
- Кузена Питера. Он попробовал перейти к серьезным действиям. Распустил
руки. Ух! А мне этого не надо, я его не хочу! Я велела ему поискать
какую-нибудь ровесницу.
Он отодвинулся от нее с восторгом и облегчением.
- Элла, мартышка! Как ты посмела!
- Ну! - Она хохочет, дразнит его, извивается под его руками. - Он же
просто старый кузен, вот и все.
- Он немногим старше тебя.
- На двадцать лет. Древний старик. И еще мне не нравится это липучее
трио, которое повсюду сопровождает его. Алисия - дело другое. Но с меня
довольно, давай переменим тему. Иди сюда, Джейми! Дорогой мой, иди ко
мне...
И садовник Джеймс Уэзералл - или же Физекерли Бирн - занимается любовью
с тенью Эллы Банньер, и не впервые... Да, он знает, что не впервые. Плотью
они привыкли друг к другу, к знакам, движениям и тайнам этого акта.
Элла любила Джейми и никогда не спала с Питером Лайтоулером. И отцом ее
дочери Рут был Джеймс Уэзералл.

40

Вновь оказавшись в коридоре, Бирн обнаружил Саймона. Тот улыбался.
- Вот, - сказал он. - Все в порядке, все будет теперь в порядке,
правда? Рут мне не родственница, ее папашей был тот сельский парнишка из
долин.
- Что вы видели? - Бирн не знал, откуда это могло быть известно
Саймону. Там его не было с ними.
Саймон непринужденно припал к притолоке.
- Я вошел в следующую дверь и видел там, как тетя Элла признается
матери в своей беременности, - произнес он кротко. - И она обещала ей
_выйти замуж_ за Джейми Уэзералла, сказала, что они любят друг друга, и
все будет _отлично_!
- Но они ведь не поженились? - спросил Бирн.
- _Записей_, конечно, не осталось. - Саймон отодвинулся от стены и
наморщил лоб. - Тетя Элла сохранила фамилию Банньер, как и все женщины в
семье, но, клянусь, они были женаты. Рут была... словом, Рут есть законная
дочь садовника.
Смущало то, что Бирн все прекрасно помнил: запах волос Эллы, мягкую
плоть ее бедер, тихие звуки, сопровождавшие их совместное движение.
И все же в глубине души он знал, что занимался любовью с Рут, а не с
Эллой. Как здесь перепутано время, подумал он. И мы захвачены им и не
можем вырваться. Просто ведьмин котел, в котором все перемешано.
Бирн проговорил:
- Проклятый дом. Надо убираться отсюда.
Саймон все еще улыбался.
- Это всего лишь одна из проблем. Существуют и другие. Здесь можно
найти многое.
Он показал на соседнюю дверь.
- Забудьте про всю эту чушь о вращающемся замке Арианрод. Теперь мы
попали в руки Синей Бороды. Что откроет нам следующая палата? Тела
обезглавленных женщин? Мне войти первым, или вы хотите сделать это?
- Я хочу оказаться вне дома!
- Нет-нет, это моя мечта, а не ваша. - Как ни странно, Саймон
рассмеялся, словно правда о происхождении Рут освободила его от заботы.
- Пойдемте, - сказал он непринужденно. - Надеюсь, вы...
Саймон уже собирался войти в следующую комнату, когда они услышали
шаги.


Старик медленно поднимался по лестнице. Он опирался на перила, не
считаясь с их хрупкостью. Бесплотное создание, подумал Бирн. Будто годы
лишили его всей живости и энергии, оставив бледную и сушеную скорлупу. Он
с опасением смотрел на приближающегося Питера Лайтоулера.
- Ну-ну, - проговорил старик, слегка задыхаясь наверху лестницы. - Так
вы оба здесь. А мы-то начали удивляться.
Саймон сказал:
- Зачем ты поднялся сюда? В этом не было необходимости.
- И что же вы выяснили, мистер Бирн? - Питер Лайтоулер не обратил
внимания на слова своего сына. - Неужели дом открыл вам новый интересный
секрет?
- Не исключено. - Поспорив с самим собой, Бирн решил все-таки сказать
это. - Похоже, что отцом Рут был Джейми Уэзералл.
Абсурдная откровенность. Взгляд Питера Лайтоулера метнулся в глубь
коридора позади них. От старика кисло пахнуло потом. Неужели он испуган
или рассержен?
Наконец тонкие губы Лайтоулера сложились в улыбку.
- Все произошло в одной из этих комнат, так? Вы вошли в спальню и
вступили в другой мир? О, я люблю это место! Здесь так много сюрпризов!
- По крайней мере теперь ты ушел с крючка, - заметил Саймон.
- А что я говорил тебе? - спросил у него Лайтоулер. - Неужели ты
действительно считаешь меня каким-то чудовищем? - Линялые глаза пристально
изучали лицо сына, и Бирн видел, что старик все еще взведен и не
испытывает ни малейшего облегчения.
- О Боже, нет! - Саймон опустил ладони на плечи отца. Бирн видел, что
он готов обнять его. - Женщины! - бросил Саймон. - У них головы всегда в
облаках!
- А ноги в грязи.
- Но что случилось с ними? - спросил Бирн. - С Эллой и Джейми?
- Они погибли, - медленно проговорил Лайтоулер. - Незадолго до свадьбы.
В аварии на шоссе. Элле повезло, она успела родить. Так появилась на свет
Рут.
Рут. Имя ее повисло в воздухе, и Саймон разом утратил всю свою живость
и поверхностное облегчение.
- Она ненавидит тебя, - сказал он.
- Рут воспитана моей драгоценной женой. - Питер Лайтоулер пожал
плечами. - Ты ведь знаешь, что это такое.
- Но _почему_? Почему Алисия воспитала дитя Эллы?
- Давайте спросим ее сами. - Бирн шагнул в сторону лестницы.
- В этом нет нужды, - непринужденно ответил Лайтоулер. - Они были
лучшими подругами еще со школы, они поклялись быть подружками другу друга
на свадьбах, хотя до этого так и не дошло.
Холодок наверху лестницы сгущался.
- Мне бы хотелось услышать версию Алисии, - упрямо проговорил Бирн.
- По-моему, она вышла на улицу. Решила прогуляться.
- _Прогуляться_? - Снаружи дом охватывали настоящие джунгли, чаща шипов
и листьев.
Вдали в коридоре хлопнула дверь. Она была открыта, но вдруг качнулась и
ударила в раму с такой силой, что мужчины услышали треск.
Они повернули к третьей комнате.
И вновь послышались голоса; скользя по воздуху, звуки со злобой
проникали в рассудок. Дверь теперь чуть раскачивалась - тихо и деликатно.
Саймон шагнул вперед.
Холод резал ножом. Он мешал Бирну дышать, колол легкие, толкая его
прочь отсюда. Против воли он обнаружил, что поворачивается.
Старик остался наверху лестницы. Он теперь был не один. Их было трое:
две женщины и один мужчина - явно знакомый и принадлежащий семье.
- Что вы делаете здесь? - спросил Бирн. Но дверь позади него вновь
хлопнула, и, обернувшись, он увидел, что Саймон входит в третью комнату.
В смятении, испытывая еще больший страх перед тем, что ожидало его
наверху лестницы, Физекерли Бирн нырнул следом за ним.


Сперва он подумал, что Листовик все-таки прорвался в дом. Повсюду были
листья, огромные ветви свисали перед лицом. Какие-то шипы цеплялись за его
джинсы. Время близилось к ночи, лучи неяркой луны пробивались сквозь
древесный полог. В ее неровном свете он заметил Саймона, пробиравшегося
между деревьев к другому источнику света.
И тут Бирн внезапно понял, куда попал. На дорогу. Чудовищную дорогу,
что окружает поместье, на которой визжат машины в своем непристойном
полете. Что-то крича, Саймон нырнул в кусты.
За шумом он не разбирает слов. Саймон кричит, машины ревут, а проклятые
листья закрывают глаза, мешая смотреть.
Холод не отступает. Трава под ногой заледенела от мороза, лед
поблескивает на лужицах возле дороги.
И машины, рыча, проносятся мимо, рокот моторов мешает ему думать. Он
кричит Саймону, но голос его растворяется в шуме.
И тут он видит. Видит, как Саймон выбегает на дорогу, и машина
дергается, внезапно быстро поворачиваясь. Черный лед, подсказывает ум.
Водитель жмет на тормоз, шины скользят по льду... Машина несется поперек
дороги и ударяется в одно из деревьев. Звук лопающихся шин, звон стекла,
скрежет металла. Саймон еще бежит, а вокруг сигналят машины; замедляя ход,
они гневно поблескивают фарами, объезжая разбитый автомобиль.
Но все торопятся в город, выезжают на обочину и, объехав, продолжают
движение, словно ничего важного здесь не случилось.
Машина ударилась в ствол дерева, передние колеса оторвались от земли,
лобовое стекло разбито: пробив его головой, кто-то вывалился на капот,
испачкав металл кровью...
Никаких пристяжных поясов, отмечает Бирн. Почему они не
пристегнулись?.. И вдруг понимает, что это за машина: "зефир" выпуска 50-х
годов. Обтекаемые странные плавники, черные с красным сиденья...
Саймон рвет дверь.
Это _не_ Саймон! Не тот унылый кислолицый мужчина, которого знает Бирн.
Человек с желтыми волосами, коротко и аккуратно постриженный. Длинные руки
его дергают застрявшую дверь, срывая ее с петель.
Она выпадает из его рук.
Элизабет/Элла/Рут/Кейт. Охваченные руками Родди/Питера/Саймона/Тома.
Бирн уже не способен думать. Он утратил четкое представление о прошлом
и будущем. Он не может более отыскать нужный путь в меняющемся сценарии.
Он чувствует, как скользит, падает, ощущает прикосновение листьев к
лицу... Тело лежит на капоте, окрашенный алой кровью мужчина шевелится.
Бирну знакомы признаки муки, застывший взгляд, дергающийся нос и рот.
Острые боли искажают его лицо, грудь и торс. Он шевелится на облупившейся
черной краске, руки его прикованы к бедрам осколками стекла. Ему не
встать.
Так вот как это происходит, думает он. Шэдуэлл/Уэзералл/Я. И чем же все
окончится на этот раз?
Он хочет схватить за плечи Лайтоулера, оторвать его от женщины. Но он
скован стеклом, его удерживают злобные когти.
Он кричит:
- Нет! Не надо, убирайся от нее! - Но без успеха. Слышен ли его голос?
Ощущения его искажены болью. Он видит, как желтоволосый мужчина извлекает
из кармана узкий и острый предмет. (Нож? Неужели это нож?) Рука его
решительно проходит над животом женщины.
Вопли его смолкли. Мужчина поднимается, глядя на него.
Этот холодный, бесстрастный взгляд!
- Нет...
Он подходит ближе, не отводя глаз.
- О Джейми, в каком ты состоянии. Нет-нет, не пытайся подняться.
Сильная рука берет его за подбородок, так что они смотрят друг другу в
глаза.
- Полагаю, что тебя уж я могу предоставить попечению природы. - Он
улыбается. - Не могу сказать, чтобы мне было приятно наше знакомство, но
какая разница в конце концов?
Поддерживавшая рука исчезает, и голова падает тяжелым камнем, по шее
текут струйки крови.


Свет зажегся.
Саймон застыл с поднятой рукой, будто только что отвел ее от шеи Бирна.
Лицо его подернула масляная серость, рот в ужасе открылся. Не думая, Бирн
отшатнулся назад, и плечи его наткнулись на стену.
По ней ползла черная жижа, словно кровь, запятнавшая его спину.
В дверях появился Питер Лайтоулер.
- Вы убили Эллу! - закричал Бирн. - Вот что вы сделали!
Саймон медленно поворачивался лицом к отцу.
- Итак, дело в убийстве? И по этой причине ты изгнан, предан анафеме,
назван злодеем...
- Но дом вполне способен солгать. - Невозмутимый тон Питера Лайтоулера,
наблюдающие глаза. - И почему вы решили, что новая сценка представляет
нечто большее, чем новый образец его фантазии? Кстати говоря, как и
предыдущая. Просто вы предпочитаете видеть одно, а не другое... Вам
спокойнее считать, что отцом Рут был Джейми. Но вас расстраивает то, что я
убил Эллу. Как вы можете верить чему-либо происходящему здесь?
- Правильно! - вставил Саймон. - И я был там. И я тоже ударил ее!
Только ты ножом, а я словом! Какая, в конце концов, разница? Я убил Рут...
Ах, не надо смотреть на меня такими глазами!
Это было сказано Бирну, тот оставался у стены, в ужасе наблюдая за
ними. Было трудно разделить изображения, изгнать из памяти запечатлевшуюся
боль, мысли об убийстве. Он попытался сконцентрироваться на Саймоне и его
словах. Важно все понять.
- Нет, - сказал он. - Это сделали не вы, Саймон. В случившемся с Рут не
было вашей вины, так уж вышло.
- Однако это случилось здесь в доме, - рассудительным тоном заметил
Питер Лайтоулер. - Это злой дом, и он всех направляет ко злу.
- Но вы убили Эллу, - сказал с уверенностью Бирн. - Подстроили ту
аварию.
- Да, я был там. - Питер вступил глубже в комнату. - И думаю, что вы
правы: действительно именно я убил Эллу. А как, по-вашему, мне удалось
спасти младенца? С беднягой Джейми было все ясно, Элла истекала кровью, я
воспользовался возможностью и рискнул. Я сделал ей кесарево сечение. И
почему вы сочли это скверным поступком? - Глаза его не отрывались от лица
сына. - Иначе погибли бы и мать, и ребенок. Разве вы не понимаете?
- Не верьте ему. - Бирн встал рядом с Саймоном. Он знал, что это ложь;
он сам ощущал своим подбородком, как эти тонкие пальцы скрутили ему
голову. Он подбирал слова. - Ну а что вы делали там? В лесу, да так
поздно?
Старик как будто смутился.
- Я возвращался из деревни... от приятеля.
- Это вы устроили столкновение, - сказал Бирн. - Вы побежали через
дорогу.
- Это ночью-то? На неосвещенной дороге? И как я мог узнать их машину?
- Тем не менее вы ее ждали. - С Бирна было довольно. Он видел, как
разрывается перед ним Саймон, сколь велико смятение, пожирающее его
рассудок. Взяв за руку, Бирн потянул его к двери мимо старика.
На площадке никого не было, лишь холод, как и прежде, стоял повсюду.
Бирн вновь подтолкнул Саймона к лестнице.
Послышался рев машин.

41

Но облегчения не было. Стоя на площадке, круглой платформе, нависшей
над холлом, они вслушивались в звуки моторов: легковые автомобили,
грузовики и фургоны приближались с огромной скоростью. На какое-то
безумное мгновение Бирну показалось, что это полиция вместе с пожарными
машинами и скорой помощью. Он буквально видел, как они мчатся по дорожке к
дому, чтобы разрубить Листовика и освободить их.
Но он знал, что этого быть не может. Они слышали звуки большого
движения - машин, движущихся по шоссе в обоих направлениях. Точно такой же
звук сопровождал вспышку воспоминаний в третьей комнате.
И когда он понял, что это такое, стены куда-то исчезли. Как-то вдруг и
сразу они растаяли в темноте. Пространство разверзлось вокруг, все
признаки дома - потолок, стены и крыша - пропали. Глубокая пустота
открылась во все стороны, позволяя ощутить движение - кружение, вращение
вокруг срединного костра.
А вокруг все ревели машины.
- Что происходит? - Саймон оказался рядом. - Не понимаю. Где дом, _что
происходит_?
Виды изменились. Огонь полыхал на севере, пока звезды летели по небу.
Мимо проносились созвездия, галактики струились под ногами. Горели солнца,
сияли луны.
Они стояли на звездах, и небеса поворачивались, кружили вокруг с
великим грохотом.
Разве можно сравнить "Голубой Дунай" ["На прекрасном голубом Дунае" -
вальс И.Штрауса], пронеслась в голове Бирна безумная мысль, с музыкой
сфер, с вальсовым ритмом света и времени?
Узор света и звука прошил реальность, возвращая ее к порядку.
- Это дорога! - проговорил Бирн. - Мы снова в лесу, и это дорога.
И тут они сразу поняли, что приняли за звездный поток огоньки фар,
мерцающие среди деревьев, а холод сочится из заледеневших лужиц и
хрустящего инея под ногами. Расставшиеся с листвой деревья очерчивал лед.
Мертвые репейники цеплялись за ноги, липли к одежде, но во всем этом не
было ничего необычного. Никаких признаков существования Листовика,
Лягушки-брехушки или кого-то еще.
Только монотонное гудение машин окружало лес кольцом света.
- Та же авария. - Бирн почувствовал дурноту. Он видел эту сцену там за
деревьями, освещенную огнями несущихся машин.
- Боже мой, что теперь? - с отчаянием проговорил Саймон.
- По-моему, нам собираются предложить повтор, - хмуро сказал Бирн. -
Надеюсь, что на этот раз нам не достанутся ведущие роли.


Саймон идет через лес. Под ногами похрустывают замерзшие листья. И
Саймон ли это? Он слегка рассеян, словно огоньки дороги отсоединили его от
реальности.
Лайтоулер хмурится, не зная, что делать дальше. В руках он несет
крошечный сверток. И держит его осторожно - впрочем, не слишком. Сверток
шевелится, размахивает крошечными пухлыми кулачками, измазанными кровью.
Слабое мяуканье подобно галочьему крику.
Огоньки приближаются по шоссе. Он оставляет укрытие среди деревьев и
выходит на обочину дороги. Щурясь, он глядит в огни фар, хотя ему незачем
доверять зрению. Он узнает тон "морриса" и решает рискнуть.
Прижимая сверток к груди, он выходит на дорогу, преграждая путь
автомобилю. Машина опасно поворачивает в сторону, едва уклонившись от
"ровера", ехавшего по встречной стороне.
Она не хочет останавливаться, не хочет свести машину с дороги. Он
видит, как она сражается с ручкой, а потом выпрыгивает на дорогу, оставив
дверь распахнутой. Она бежит к нему.
- Что ты делаешь? Что это? Где Элла?
Элизабет кричит на него.
Питер Лайтоулер сохраняет спокойствие.
- Моя дорогая...
- Я не твоя дорогая... Где моя дочь? _Что ты делаешь здесь_? - Она
подступает ближе, пытаясь взглянуть на сверток.
- Элизабет, произошел несчастный случай. Соболезную. Жаль, что мне
выпало принести тебе эту весть.
- Что ты хочешь сказать? - Она все еще кричит, все еще волнуется. Он
видит, как вздымается и опадает ее грудь, как побелели ее губы.
Он делает паузу. Опасно говорить такие вещи в глуши, где некому
предложить горячего чая или утешения.
Поэтому-то он и произносит:
- Элла погибла. Несчастный случай. Ее выбросило из машины, она
ударилась головой о дерево. Она мертва, Элизабет.
Он видит, что она пошатнулась, чуточку переступила.
- Элизабет, она мертва, Джейми тоже. Он вылетел сквозь ветровое стекло.
Я покажу тебе, если хочешь...
- Нет! Нет-нет, ах... - Руки ее прижимаются ко рту.
Он хватает ее за руку и тянет за собой вдоль дороги. На сгибе его локтя
шевелится младенец, неслышно мяукающий свою песенку.
Элизабет останавливается.
- Ребенок? - Голос ее заполняет все вокруг, то громкий, то тихий. - Ты
привез сюда ребенка?
Он ничего не говорит, заставляя ее двигаться. Ряд темных деревьев
отделяет их от дороги. Она навалилась на его руку, но ему все равно.
- Понимаешь, Элизабет... Видишь, что случилось. - Врезавшаяся в дерево
машина. Залитый кровью мужчина, торчащий из ветрового стекла. А возле - на
земле, среди грязи, листьев и сучьев - изломанное тело ее дочери со
вспоротым животом. Горло ее запрокинуто назад, глаза закрыты.
Он видит, как беззвучно открывается рот Элизабет, как падает она на
тело дочери, на палую листву и больше не шевелится. На мгновение он
наклоняется над ней.
Опустив ребенка на землю, он пытается найти пульс. Элизабет жива, но
долго она не протянет. Что-то вроде удара, решает он. Встает и берет
ребенка под мышку. Пусть кто-нибудь другой вызывает сюда скорую, а он
отправляется домой.
В Голубое поместье.


Алисия открывает дверь.
- Питер! Боже милосердный, что ты делаешь здесь? Что случилось?
- Алисия, какой очаровательный сюрприз! - Но глаза его насторожены. Он
не рассчитывал обнаружить в Голубом поместье свою бывшую жену. - Я имею
право спросить то же самое у тебя.
- Я приехала составить компанию Маргарет. Элла отправилась в больницу с
Джейми, Элизабет собралась следом за ними. А что это у тебя в руках? - Она
пытается разглядеть сверток, протискивается мимо него. - Питер, тебя здесь
не ждут. Убирайся. - Но Алисия не смотрит на него, внимание ее обращено
куда-то за спину, на дорожку. - Ты видел машину на пути сюда? А Элизабет?
- И тут ее глаза останавливаются на том, что он держит, и на мгновение она
замирает как вкопанная. - Боже мой, Питер, что ты наделал?
Он держит ребенка, ибо знает, что она не предпримет ничего
неожиданного, пока дитя в его руках.
- Произошел несчастный случай, - говорит он. - Элла и Джейми погибли.
Это дитя Эллы.
- Что? Элла мертва? - Алисия сразу потеряла все краски, всю живость.
Челюсть отвисла.
- Да, Алисия, - повторяет он торопливо. - Элла и Джейми погибли, а это
ребенок Эллы.
Алисия немедленно приступает к действиям, желая отобрать младенца, но
он снова уворачивается.
- О нет, моя дорогая, ни в коем случае.
- Они мертвы. Питер, о чем ты думаешь? Вызови полицию, скорую помощь.
Дитя следует отправить в больницу.
Он качает головой.
- Для скорой помощи слишком поздно, моя дорогая. Много шума из ничего.
С ребенком тоже все в порядке. Откуда такое горе, Алисия. Будет и подружка
Саймону, маленькая приятельница. Ну а что касается того, что я делаю
здесь, куда же еще можно было отвезти дитя Эллы? Она, безусловно, должна
находиться там, где должна быть... Да, кстати. А ты привезла сюда моего
восхитительного сына? Ты такая преданная, такая самоотверженная мать!
Почему бы тебе не сходить за Саймоном, чтобы он мог познакомиться со своей
новой... кем же считать? Дай-ка подумать. Она внучка Элизабет, а значит,