Джонс Джеймс. Голубое поместье

струей.
Алисия ненадолго умолкла, пока сын ее подносил бокал к губам, ровными
глотками опорожняя его.
- У нас немного времени, - заметила она почти праздным голосом.
- Почему вы оставили Рут, почему вы увели от нее Кейт? Кто сейчас возле
нее? - спросил Бирн.
Все это время, разговаривая, он представлял себе Рут в бинтах и
повязках на одной из этих узких коек, подсоединенную к машинам и
капельницам. Если бы он знал, что это может помочь ей, то сейчас был бы
там. Но он отвечал и за людей, которых любила Рут. За Саймона и за Кейт.
Она бы отослала его сюда, а в госпитале он все равно ничего не мог
сделать... Бирн даже не знал, сумеет ли выйти из поместья, пропустит ли
его Листовик.
- Я ничего не могла сделать, - сказала Алисия. - А Кейт переутомилась.
Рут без сознания, врачи говорят, что она не очнется. Зачем же сидеть возле
нее?
Действительно. Но Бирн знал, что остался бы, что бы ни говорили логика
и рассудок.
- Почему он так ведет себя? - Том со страхом посмотрел на ветку плюща,
уже тянувшуюся по полу прямо к ним. Никто не видел, чтобы она шевелилась,
но она уже наполовину одолела каменный пол. Еще один клочок зелени уже
пробивался из-под закрытой двери.
Рано или поздно, понял Бирн, дверь сдастся, слетит с петель под
тяжестью растения.
- Почему Листовик так хочет ворваться сюда? - спросил он.
Алисия едва взглянула на ветвь.
- Дом кончает свое существование на земле, - сказала она деловым тоном.
- К концу этого года он исчезнет. Листовик разрушит его. - Она встретила
возмущенный взгляд своего бывшего мужа. - И все твои замыслы, все твои
тонкие схемы пойдут прахом, Питер. Листовик, Лягушка-брехушка и сама
великая ведьма переберутся в другое место, а здесь останется только груда
щебня.
- Ты говоришь чушь, моя дорогая. Как было всегда. - Питер Лайтоулер
деликатно приложился к бокалу.
- Подумай сам, - ответила она, пожав плечами. - Помнишь звезды? Питер,
ты все еще держишь у себя дома телескоп, направленный в сторону севера? Ты
тоже чувствуешь это, правда? Северная Корона... Звездный свет пронизывает
этот дом, он даже отражается в вашем мерзком илистом озере. Звезды
напустили хворь на поместье... северные звезды, которые принадлежат не нам
- тебе, Кейт, мне, а кому-то другому.
На какое-то мгновение ее глубокий взгляд остановился на Томе.
- Помнишь "Белую богиню" Грейвса? Этот кружок звезд за спиной северного
ветра в легендах всегда был обителью Арианрод. Там держали в заточении
поэтов, ожидая, пока они обретут вдохновение.
- Как романтично и возвышенно! - проговорил Питер Лайтоулер.
Не обращая на него внимания, Алисия обратилась к Тому:
- А теперь подумай о прочтенных здесь словах; подумай об этой
библиотеке, лопающейся от слов, которые здесь даже висят на стене вместо
картин. - Она указала на французское стихотворение в рамке над дверью. -
Потом, поместье - это еще и нечто вроде тюрьмы; поэтому Саймон не может
оставить его, поэтому здесь всегда есть садовник, поэтому Том не может
уехать отсюда, хотя дом гонит его.
Наступила тишина, которую нарушил скрежет в длинном коридоре над
головой, словно по полу проволокли что-то усаженное шипами.
- А Листовик... - Алисия выдыхалась. - Почему вы не замечаете этого?
Деревья всегда сопутствуют богине, на древе она вешает своего сына и
любовника. Рядом с ней всегда находится огромный пес... Вот вам и Листовик
вместе с Лягушкой-брехушкой, кем же еще они могут быть?
- Так где же она? Сама богиня? - Питер Лайтоулер приподнял бровь. - Где
сейчас это божество во всем своем мрачном величии? Или ты считаешь себя ее
воплощением? Прежде подобной мегаломании за тобой не водилось.
Алисия ничуть не смутилась.
- Это сам дом, - ответила она. - Его материя, очертания, существование.
Дом - это живой организм, и наши действия являются его сердцебиением,
причиной, объясняющей его существование.
- А что, Алисия, прекрасно сшито. Ты всегда превосходно умела подмечать
связи. Я всегда удивлялся, почему ты ничего не пишешь, обладая столь
широким восприятием событий. - Лайтоулер блеснул на нее древним глазом.
Бирн обнаружил, что отвлекся. Разговор Ал и сии с Лайтоулером, искрясь,
будоражил мрачную комнату. Бирн ощущал всю тяжесть дома - его крыш, балок
и арок, мертвым бременем повисших над головой. Он подумал, если не
выбираться отсюда сейчас, потом этого сделать не удастся...
Саймон вновь пил, глядя прямо в бокал, подчеркнуто не замечая обоих
своих родителей. Бирн подумал, что он, наверное, не впервые слышит все
это.
Лайтоулер все еще говорил.
- Откуда такая спешка? Откуда этот неотвратимый рок, ощущение близкого
конца поместья, яркие поэтические конструкции? Я бы с восторгом узнал,
какие сентиментальные теории ты успела возвести на основе этой поэтической
выдумки.
- Скоро будет затмение, но дело, вероятно, не в нем. Третье тысячелетие
на пороге, но об этом помнят лишь христиане. Скоро летнее солнцестояние.
Все сейчас в Стонхендже и Гластонбери, масс-медиа дают бал. Воздух полон
волнения... Но это личное дело: мое и твое, Питер. Ты стар и близок к
концу. И если вращающийся круг звезд вступит в другую фазу и этот дом,
замок Арианрод, - зови его как хочешь - перенесет присущие ему функции
чистилища в другое место, какая для тебя разница? Здесь твоя история и
твоя судьба, а посему время - существенно. Тебя ждет смерть, Питер
Лайтоулер. Принимай ее как реальное. И не думай, что сумеешь спастись.
- Но как насчет Рут? Как насчет всего, что случилось здесь? - Саймон
едва слушал. Взгляд его поднялся к обломавшимся перилам, - Почему она
должна _умирать_? - выкрикнул он внезапно. - Вы оба сидите здесь...
спорите, вздорите, развлекаетесь мерзкими старинными историями, а _Рут_
умирает. Быть может, она уже умерла, а мы сидим здесь, и это никого не
тревожит.
Отец посмотрел на него.
- Я не слишком хорошо знаком с ней, - проговорил он медленно. - Хотя
она, возможно, является моей дочерью, я никогда не знал ее.
- Твоей _дочерью_? - Голос Саймона раздался словно из какой-то далекой
пустыни, тем не менее казалось, что разум его обострился, возвысился. - О
нет! Это уже лишний поворот; еще один нож в спину, попавший не туда куда
надо. Я не верю тебе, отец.
- Рут - дочь Эллы. Я соблазнил Эллу примерно за девять месяцев до
рождения Рут. - Питер пожал плечами, явно не замечая ужаса, написанного на
лице Саймона. Театральная пауза.
Именно в этот миг Бирн решил, без всякой тени сомнения, что Питер
Лайтоулер являет собой воплощение зла. Ему не нужны были сомнительные
свидетельства книги Тома или дикие теории Алисии. Он просто видел Питера
Лайтоулера, наслаждавшегося мгновением и возмущением сына.
- Это, наверное, хотела бы сказать твоя мать. Все к тому. Привычное
обвинение. И знакомое. И неужели ты еще удивляешься моему возмущению? Ее
россказни, старушечья болтовня замарали мою старость. Это просто
скандальный слух! И все потому, что твоя мать не может смириться с тем,
что ее брак распался, а ее сын стал пьяницей!
Он нагнулся через стол в сторону Саймона.
- Впрочем, я не осуждаю тебя, - сказал он мягче. - Ее общество
нестерпимо.
Саймон обернулся к стоящей Алисии.
- Значит, и ты считаешь, что это случилось? И я жил здесь, разделяя
постель и занимаясь любовью со своей _сестрой_? И ты позволяла _этому_
продолжаться?
Алисия с трудом ответила:
- Я... я не знала. Наверняка. Я ничего не знала об этом. Причину нужно
искать в странностях дома и странных смертях, которые здесь происходят.
- Каких смертях? Кто умер здесь? Насколько мне известно, один только
Джон Дауни, - заметил Питер Лайтоулер.
- Рут, - негромко предположил Бирн.
- Пока еще нет, она жива, - ответил Лайтоулер.
- А что произошло с Элизабет? - спросил Том. - И с Эллой?
- Элизабет еще жива, - ответила Алисия.
- Что? - Том вскочил на ноги, глядя на нее. Бокал, выпав из рук
Саймона, со звоном разбился об пол.
- Да. Ей девяносто пять лет, она живет в Вудфорде в пансионате. Но
Элизабет ничего не скажет вам. - Алисия качнула головой. - С ней случился
удар, уже сорок лет назад, и с тех пор она не открывала рта. Я время от
времени посещаю ее, но положение не меняется.
- Но она... она знает, верна ли моя книга!
- Какая теперь разница, Том? Ты сжег рукопись и отказал дому в праве на
собственный голос. Но Элизабет все равно не поняла бы ни одного твоего
слова, - негромко заметила Алисия. - Она ничего не понимает и ничего не
говорит.
- Но... где ключи от машины? Мне надо съездить и повидать ее... как
называется это место?
- _Том_, - произнес Питер Лайтоулер с ударением, - не будь смешным. У
тебя ничего не получится, нельзя же разговаривать с доской.
- Я попытаюсь. Разве вы не понимаете? Я должен попробовать! - И
выхватив ключи от машины из чаши, стоявшей в зале, он метнулся в
потемневшие окна и, хромая, исчез в густых кустах.

38

Саймон изучал его сложным, но в первую очередь все же ироническим
взглядом, так что Бирн ощущал на себе его тяжесть. Останься, безмолвно
говорил он. Не оставляй меня с ними. Бирн понимал, что пора идти. Сам он
желал оказаться только в единственном месте. Бирн крикнул Тому: "Подожди
меня!" и последовал за ним в сад.
Листва оказалась не столь плотной, и Бирн скоро нагнал Тома. Живая
изгородь деревьев расступалась перед ними обоими, образуя покрытый пятнами
тени сводчатый зеленый тоннель, окруживший поместье. Полосу деревьев и
кустов яркими лучами пронзал солнечный свет. Сквозь листву они видели
окрестности, тихо дремлющие под полуденным солнцем. Выйдя, они сразу
направились к гаражу.
- Теперь по-новому понимаешь смысл словосочетания "зеленый пояс", -
сказал Том с претензией на остроумие. - Интересно, пропустит ли он машину?
Бирн не стал отвечать. Он не сомневался в том, что если Листовик
выпустил их из дома, то позволит им оставить и поместье.
- Вы едете со мной к Элизабет? - спросил Том.
- Нет, я сразу в Эппинг, в госпиталь.
Том вздохнул.
- Напрасная трата времени. Зачем это вам, Бирн? Рут не выживет. И вы
ничем не сможете помочь ей. Вы лучше бы остались здесь, чтобы они не
вцепились друг другу в горло.
- По-моему, это лежит за пределами и моих и ваших возможностей. Кроме
того, кто-то все-таки должен быть рядом с Рут.
- Она не заметит вашего присутствия, вы понимаете это?
- Это не важно.
- О'кей. - Том открыл дверцу "эскорта" и сел. Бирн дождался, пока он
выедет задним ходом из гаража. Потом Том перегнулся и открыл дверцу для
пассажира. - Садитесь. Я завезу вас в госпиталь.
Бирн покачал головой. Ему хотелось пройтись по лесу, прийти в себя под
чистым небом.
- В такое время, по-моему, лучше пройтись. Эппингское шоссе будет
забито.
- Вы уверены в этом?
- Желаю вам удачи с Элизабет.
- А вы вернетесь? - встревожился Том. - Когда... вы вернетесь в
поместье?
Бирн медлил с ответом. Возвратиться в поместье? Когда Рут умрет? И то и
другое было немыслимо.
- Надеюсь на это. Может быть.
Пока Том разворачивал машину, Бирн заметил, что Листовик шевельнулся
снова. Теперь в изгороди появилось отверстие, достаточное для того, чтобы
сквозь него мог проехать "эскорт" Рут, Бирн проводил взглядом машину,
исчезнувшую на дорожке. Он надеялся, что столь же непринужденно сумеет
оставить поместье.
Бирн отправился дальше, мимо гаража в сторону озера. Листья
раздвигались перед ним, так что он ступал по лужайке, которую косил вчера
днем. Ворота в изгороди лежали к северу от озера. Бирн ощутил огромное
облегчение, оказавшись за пределами поместья. Даже без помощи Листовика он
знал, что поступает абсолютно правильно, направляясь к Рут. Если она все
еще существовала, если по-прежнему обитала в своем теле, лежавшем в
реанимационной палате, уход ее не должен был свершиться в одиночестве.
Он не знал, почему кроме него никто этого не ощущает, однако ответ
найти было несложно. Эти люди, замкнутые во времени узники поместья, были
слишком поглощены своим прошлым.
Он попрощается за них с Рут.


Сквозь листья просвечивало бледно-серебристое озеро. Он намеревался
обогнуть его, но тропа в изгороди привела его прямиком к берегу.
Там есть кто-то... такая знакомая фигурка. Он ощутил прилив счастья,
облегчения, восторга... и, не рассуждая, не ожидая, выпалил:
- Рут? Рут? Что вы делаете здесь?
Но фигура поворачивается, и он видит с сокрушительным разочарованием,
что девушка эта не Рут. Она заметно моложе, у нее те же ласковые глаза и
вьющиеся легкие каштановые волосы. Да, эта девушка моложе, много моложе, и
ей не свойственны ни застенчивость, ни колебания.
- Привет, - говорит она, направляясь к нему. - Заблудились?
Нет, почти произносит он, я хочу пройти через лес в Эппинг, но
почему-то слова выходят другими.
- Я... я искал миссис Банньер, - слышит он как бы собственные слова, но
тон не знаком ему, это вовсе не его голос. Не понятно. Голос его сделался
тоньше, с легким акцентом, высокий и певучий... Уэльский? Потрясенный тем,
что он говорит с уэльским акцентом, он едва слышит себя. - Я слыхал, что
она ищет садовника?
- Значит, вы ищите работу, так? - Девушка подходит к нему, ее короткие
волосы прыгают вокруг лица. Пышную юбку, расшитую маками, удерживает на
талии узкий кожаный пояс. Юбка скачет у загорелых ног, и он замечает, что
ступни ее мокры и слегка испачканы грязью.
Девушка останавливается и, следуя его взгляду, поясняет с улыбкой:
- День такой жаркий. А вам не хочется походить по воде?
Она юна и мила, и он вдруг ощущает насколько ему жарко. Солнечные лучи
отражаются от озера и ослепляют его рассудок.
Он теряет ощущение реальности. Она великолепна, ноги чуть испачканы, и
отцовский костюм-тройка сделался вдруг невероятно колючим.
Воротник слишком туг и ботинки жмут.
- По-моему, мне нужно отыскать миссис Банньер, - говорит он, стараясь
оторваться от нее. Опрятная, свежая и невинная как маргаритка, но
шаловливые глаза готовы вспыхнуть и поглотить его...
Он уже успел понять, что просто должен поступить сюда на работу.
- Мама отправилась в город. Она вернется через час или около того. А
вам жарко. Так что почему бы вам не снять пиджак? Можно закатать брюки и
побродить по воде.
Он нагибается и неуверенными пальцами развязывает шнурки.
- Меня зовут Джеймс Уэзералл, - говорит он. - А вы...
- Элла. - Она морщит нос. - Наделе я Элен, но никто не пользуется этим
именем. Элла Банньер. А ваша будущая работодательница - это моя мать.
- Мне сказали, что, если миссис Банньер возьмет меня, я смогу занять
коттедж у ворот. - Говоря, он ступал по воде между тростниками. Вода
восхитительно, благодатно прохладна.
Сев на берегу, она наблюдает за ним.
- Значит, вы можете жить здесь? А где ваши вещи?
- У "Быка", багажа у меня немного.
- Учтите, там далеко до роскоши, я надеюсь, что вы не разочаруетесь.
Увы, старина Шэдуэлл устроил в коттедже нечто вроде свинарника.
- Шэдуэлл?
- Наш последний садовник. Он одряхлел и отправился жить к своей сестре
в Чингфорд. - Она задумчиво смотрит на него. - А как насчет вашей семьи?
Откуда вы родом?
- Из Суонси, - говорит он, подчеркивая акцент. Она хихикает. - Родители
мои там и остались.
- А почему вы занялись садовым делом?
- Нам выделили участок во время войны. Я любил помогать моему отцу. Они
накопили денег и послали меня в агрономический колледж. Если меня возьмут,
это будет моя первая постоянная работа.
- А почему вы хотите сюда?
- Из-за деревьев. - Он разглядывает высокие буки. Он слышит легкий
шелест листвы, хотя возле озера не ощущается даже легкого намека на ветер.
- Деревья - моя симпатия, а в вашем саду попадаются самые удивительные.
Мне хотелось бы поработать у вас.
- Да, лес у нас замечательный.
Он кивает.
- Я особенно интересуюсь грабами. И стрижеными деревьями. А вы знаете,
что, если их не начать немедленно стричь, подлесок умрет, потому что тень
сделается слишком густой?
Девушка улыбается ему - чуть насмешливо. Он отвечает кроткой улыбкой.
- Простите, это у меня навязчивая идея. - Он выходит из воды, садится
возле нее на берегу и тянется к ботинкам.
Где-то в кустах рододендрона за озером трещит сучок, словно под чьей-то
ногой. Из бреши в изгороди выходит мужчина - средних лет, белокурый, в
свежем светлом костюме. Издали Джейми кажется, что мужчина сердится, но
когда пришелец подходит ближе, он замечает на его лице лишь радушную
улыбку.
- Привет, Элла, - говорит он. - Не хочешь ли ты представить меня своему
другу?
- Пити! Откуда ты взялся? Я думала, что ты за границей. Неужели
лягушатники выкинули тебя? - Девушка вскакивает на ноги, бежит и, встав на
носки, целует пришедшего в щеку. Старший обнимает ее за талию.
Джейми встает. Солнце разом достало его.
Девушка все трещит.
- Это Джеймс Уэзералл, он собирается поступить к нам садовником.
- В самом деле? А я думал, что твоя мать и Маргарет прекрасно
справляются с делом. - Глаза мужчины рассматривают Джейми, и нос его
морщится, словно ему не нравится увиденное.
- Ну что ты понимаешь в подобных вещах? - Она хохочет. - Мистер
Уэзералл, это мой кузен Питер, черная овца в нашем семействе. Впрочем, он
не кусается и достаточно безвредный.
- Здравствуйте, - произносит Джейми и, шагнув вперед, протягивает руку.
Кузен Питер, смотрит лишь на Эллу и каким-то образом не замечает его
жест.
- Ну, Элла-Белла, а я было собирался пригласить тебя в цыганскую
чайную. Тем более ты сегодня одета в цыганском стиле. - Он смотрит на ее
босые ноги. - И день такой хороший... Или ты будешь паинькой,
приоденешься, и я отвезу тебя в Гринстедскую церковь. Так куда едем?
- В цыганскую чайную, - уверенно отвечает она. Надев сандалии, она как
раз собирается уйти в лес с кузеном, когда вспоминает про Джейми. - Мистер
Уэзералл, если вы пройдете к дому, то где-нибудь возле него обнаружите мою
тетю Маргарет. Она приглядит за вами, пока мама не вернется.
Оторвавшись от бледного человека, она протягивает ему руку. Мягкое,
прохладное прикосновение.
- Надеюсь, что вас возьмут, - говорит она, и взгляды их встречаются.
- Я тоже. - Джейми, затаив дыхание, провожает ее взглядом. Он
нагибается за пиджаком, а когда поворачивается, уже не видит их.


От озера его отделяла густая изгородь, закрывавшая путь вперед. Часть
его все еще участвовала в сценке, напоминая, что пора теперь отыскать
миссис Банньер, спрашивая, почему он понравился ей и зачем ей проводить
время с этим жутким человеком.
Но эти мысли тают как сон. Он уже не может понять, что делает здесь и
почему снял пиджак.
И тут его осеняет: он шел к Рут - в госпиталь в Эппинг... Физекерли
Бирн шагает вперед, и забор ощетинивается листьями и шипами прямо на его
глазах.
Листовик не хочет пропускать его.
Бирн вздохнул с невольной дрожью, протянул руку и взял ветвь.
Изогнувшаяся в его пальцах, сильная и новая поросль не ломалась. Тогда он
решил перелезть и уже приступил к этому делу, однако ветви, которые
казались прочными, начали ломаться под его ногами. Бирн очутился на земле.
Рана на руке открылась, оставляя пятна крови на листьях. В отчаянии он
бросился на изгородь, и ветки ударили по лицу, чуть не задев глаза.
Он побежал вдоль изгороди и увидел, что она тянется вокруг всего
поместья. Тоннель, через который только что выехал Том, затянулся.
Ему не выйти.
Там сзади поместье подмаргивало в солнечном свете, окутанное мантией
ползучих растений. Бирн, волоча ноги, нерешительно побрел вперед.
Что с ним случилось у озера? Видение еще не рассеялось. Воспоминания о
происшедшем смешивалось в его уме с первой встречей с Рут, когда он
попросил у нее работы.
Бирн был в гневе. Личность его похитил, украл молодой уэльский
садовник. Но Джеймс Уэзералл не знал, что здесь происходит, он был такой
же жертвой, как и Бирн. Словно время затянул какой-то вращающийся
водоворот, стягивавший вместе события, людей и эмоции.
Или же здесь возникла замкнутая петля, нечто повторяющееся снова и
снова. Слишком уж много аналогий - он _тоже_ садовник, он любит Рут...
Ох, Рут. И никого рядом с ней в последние мгновения. Невыносимая мысль.
Думая о Рут, Бирн не заметил, как зеленый занавес открыл перед ним входную
дверь.
Он оказался в холле, даже не осознав этого.
Там никого не было.

39

Крик Бирна - "Саймон, где вы?" - поглотила мертвая тишина дома.
Мгновение он оставался на месте, прислушиваясь.
Листовик тихо скребся в окно под ним. Наверху угадывалось какое-то
движение, негромко хлопала дверь. Ритмичные удары повиновались дуновению
ветра... ни далекого топота, ни воя. Бирн мог только предполагать, где
находится Лягушка-брехушка, - смущало, что она могла притаиться где
угодно.
Повсюду стояли книги, сложенные на буфетах неровным-и стопками, но так,
словно никто не читал их.
Бирн попытался представить, где могут находиться все остальные. Стол
был заставлен остатками трапезы. Он взял бокал и выпил немного вина.
Тут снова раздался звук. Наверху по-прежнему хлопала дверь, доносился
далекий, негромкий говор. Неужели они там? Взяв биту для крикета из стойки
для зонтиков, Бирн отправился наверх. Боже мой, подумал он. С крикетной
битой? Что же он _делает_!
Все двери на площадке были закрыты. Он вновь закричал:
- Эй, Саймон? Вы здесь?
Ответа опять не последовало. Стараясь держаться подальше от лифта, Бирн
обошел вокруг площадки, стуча в каждую дверь. Ответа не было.
Длинный коридор ожидал его. Ноги гулко стучали по голым доскам. Где-то
в конце его все хлопала дверь, под порывами ветра, которого он не мог
заметить. Бирн был рад тому, что бита у него в руках. Здесь он тоже стучал
в каждую из запертых дверей: ему весьма не хотелось открывать любую из
них.
Хлопавшая дверь оказалась в самом конце. Бирн придержал ее. За дверью
была лестница, ведущая на чердак. Зажженные на стенах свечи освещали ему
дорогу. Наверху, посреди всякого хлама и ветхих вещей, он обнаружил
Саймона - тот сидел в шезлонге и мирно курил.
Возле него находилась игрушечная собачка - старинная, мех на ее шкурке
вытерся, красные глаза были сделаны из стекла.
- В последний раз я был здесь, наверное, век назад, - негромко заметил
Саймон, увидев Бирна. - Впрочем, я не любил сюда ходить. Во-первых, из-за
сырости, во-вторых, из-за всей мишуры.
С битой в руке Бирн показался себе смешным. Увидев, что Саймон смотрит
на него с похожим на удивление выражением, он опустил биту.
- Где остальные?
- Мои возлюбленные родители? Где-нибудь внизу. Сражаются в кухне,
дерутся в библиотеке... Кто знает, да и какая разница? Я ушел сюда, чтобы
не путаться под ногами. А где были вы? Откуда такое внезапное возвращение?
- Я попытался убраться отсюда. Я... - Разве можно сказать Саймону, куда
он хотел попасть? - Но Листовик не пропустил меня, хотя Том уехал.
- Понятно. Видок у вас еще тот. - Саймон встал и ткнул сигаретой в
блюдце, стоявшее на одном из столов; с подчеркнутой осторожностью он снял
листок с отворота пиджака Бирна. - Вы еще не бывали здесь?
- Нет. Я никогда не поднимался наверх.
- Здесь самое скверное место, - тихо проговорил Саймон. - Тут и
происходит самое худшее. Лифт связывает все. Даже поднимается, смотрите! -
Он показал на железную клетку в уголке чердака. - Лягушка-брехушка всегда
приходит отсюда.
Бирн вновь поглядел на игрушечную собачку у шезлонга, однако она не
пошевелилась, и в ней не было ничего странного.
- А здесь кресло-коляска, - сказал Саймон.
Он отправился в другой конец чердака к занавесу и отдернул его. Кресло
со сделанной из плечиков фигурой опутывала паутина, словно оно провело
здесь годы и годы. Оба они помолчали мгновение, рассматривая его. Тут Бирн
понял, что листва не мешает дневному свету проникать сюда.
- Что случилось? Листовик отступает?
- Это следует спрашивать у вас: ведь вы только что воевали с ним. -
Саймон встал возле Бирна и указал на окно. - Нет, он все еще здесь. -
Пальцы плюща бахромой цеплялись за подоконник.
Бирн ощущал испарения алкоголя в дыхании Саймона. Он повернулся.
- Саймон, чего вы хотите от меня?
- Ничего. Теперь ничего. Вы упустили свой шанс.
- Я не помешал Рут упасть?
- Правильно. Значит, вы собирались к ней, правда? Чтобы находиться
рядом?
- Жаль будет, если она умрет одна.
- Со временем она, наверное, даже полюбила бы вас, - ответил ровным
голосом Саймон. И, не желая глядеть Бирну в глаза, он ненадолго занялся
исследованием своих ногтей.
Бирн покачал головой. Какой смысл говорить от том, что могло быть?
- Едва ли. Рут замужем за домом - в первую и главную очередь. И с ее
точки зрения, вы составляете весьма существенную часть его.
- Но дом виноват в ее смерти.
- Мы еще не слышали, что она мертва.
- Они всегда умирают. Все женщины, которые владеют поместьем.
- Но Элизабет жива, и Кейт тоже, - сказал Бирн. - Их судьба не всегда
ужасна. Неужели вы с таким доверием относитесь к этим россказням: теориям
своей матери, книге Тома и оправданиям вашего отца?
- Это все туман, напущенный домом, чтобы скрыть свою истинную суть.
- И какова же она, на ваш взгляд?
- О, дом любит шалить, преувеличивать и искажать. Он играет с людьми,
идеями и прошлым и заставляет всех губить друг друга.
- Почему?
- Ну, не надо! Неужели вы хотите, чтобы я выступил еще с одним набором
теорий в отношении дома? Наверное, во всех них есть доля правды, а может,
этот дом - место очищения или суда. Лягушка-брехушка и Листовик могут
сопутствовать какой-то свихнувшейся версии Великой Матери, иначе они
просто реликвии, оставшиеся от дочери Элизабет. Я знаю лишь, что они
существуют, что они обитают здесь вместе с нами, что они причиняют боль,
оставляют шрамы... уничтожают, заточают и убивают!
- Мы выберемся отсюда, - сказал Бирн. - Я не оставлю вас здесь.
- Какая доброта. - В глазах Саймона вспыхнула насмешка, на мгновение он