Страница:
Когда Эгвейн уже начала думать, что ее голова взорвется, если не от головной боли, то от расстройства, внезапно появилась Шериам, похоже, собрав за время пути на плащ и юбки грязь со всей улицы. «Я ужасно сожалею, Мать», — сказала она, запыхавшись, и поспешно отряхиваясь от грязи, которой была забрызгана по уши. Когда она дергала юбки, вся она сухой пылью падала в проход. — «Я…, я слышала, что Совет собрался, и я знала, что Вы будете меня искать, так что я прибыла так быстро, как только могла. Я очень сожалею». Значит, Суан все еще безуспешно продолжает ее искать.
«Но теперь ты здесь», — твердо сказала Эгвейн. Женщина, должно быть, была действительно расстроена, раз извинилась в присутствии остальных, скорее для Аккарин и ее компаньонок, чем для Анайи и остальных. Даже когда люди знают вас как облупленных, они предпочитают принимать вас такими, какими вы кажетесь, поэтому никто не должен видеть Хранительницу Летописей извиняющуюся и заламывающую руки. Конечно, ей это было известно. — «Иди вперед и объяви, что я пришла».
Глубоко вдохнув, Шериам отбросила с лица капюшон, поправила свой узкий голубой палантин, и шагнула во вход. Внутри ясно прозвучал ее голос с ритуальной фразой: «Она идет, она идет…»
Эгвейн с трудом дождалась ее окончания: «… Пламя Тар Валона, Престол Амерлин», — перед тем как шагнуть в окружение жаровен и светильников, уставленных вдоль стен павильона. Светильники давали достаточно света, а жаровни, испускавшие на этот раз аромат лаванды, тепло помещению. Никто не желал терпеть холод, когда была возможность ощутить реальное тепло.
Внутреннее пространство павильона следовало древним правилам, немного измененным, чтобы учесть тот факт, что они находились не в Белой Башне, в большом круглом зале, называемом Залом Башни. В дальнем конце, наверху платформы, похожей на коробку, стояла простая, хорошо, если ошкуренная скамья, накрытая тканью из семи цветов Айя. Только эта ткань и палантин на шее Эгвейн были единственными в лагере вещами, где сохранилось упоминание о Красной Айя. Некоторые из Голубых Сестер и вовсе хотели удалить этот цвет, в ответ Элайде, сидевшей на настоящем троне, называемым Престолом Амерлин, которая перекрасила и его и свой палантин без синей полоски. Но Эгвейн не хотела брать с нее пример. Если она должна собрать все Айя и не меньше, то она соберет все Айя. Внизу, на ярких коврах, сложенных несколькими слоями и служивших полом, располагались две линии скамей, стоявших под углом к входу и разделенных на три группы. Они были накрыты поверх сидений тканью под цвет каждой Айя. Ну пусть не всех, а только шести Айя. Традиционно, две самых пожилых Восседающих могли потребовать, чтобы места ближайшие к Престолу Амерлин были предназначены для их Айя, поэтому эти места заполнили Желтые и Голубые. За ними следовали места для тех, кто пришел раньше и желал, выбирая место для своей Айя, разместиться именно здесь.
Восседающих пока было только девять, слишком мало для начала заседания Совета, но Эгвейн сразу же кое-что поразило в их размещении. Неудивительно, что Романда была уже на месте, но между нею и Салитой оставалась пустая скамья, а Лилейн, и Морайя сели на край скамьи Голубых. Романда, с седыми волосами, собранными в тугой узел на затылке ближе к шее, была самой старой из Восседающих, и почти всегда первая занимала место на заседаниях Совета. Лилейн, следующая по старшинству, несмотря на темные с блеском волосы, казалась не могла позволить другой женщине получить перед ней преимущество даже в чем-нибудь самом малом. Мужчины, которые расставляли скамьи и ожидавшие вдоль стен, пока Совет не усядется, должно быть, только что ушли через заднюю дверь, потому что Квамеза, уже усаживалась на своей скамье, будучи единственной представительницей от Серых Восседающих, а Берана, единственная из Белых, только подходила к своей. Но Майлинд из Зеленых, круглолицая кандорка с орлиными глазами, очевидно отправленная вперед, очень странно выбрала место для своей Айя — прямо возле входа. Эгвейн думала, что она выберет место поближе к Престолу Амерлин. Прямо напротив нее стояла Эскаральда возле накрытой коричневым полотном скамьи, и не спеша о чем-то спорила с Такимой. Низенькая как и Нисао, Такима была тихой, похожей на птицу, женщиной, но в то же время, когда желала, она могла быть весьма деятельной. А вперив руки в бока она становилась похожа на задиристого воробья, распушившего перья, чтобы заставить себя казаться больше. По тому, как она продолжала бросать острые взгляды на Берану, ее расстроило именно подобное размещение. Конечно, было уже слишком поздно что-нибудь менять, но, все равно, Эскаральда маячила позади Такимы, словно собиралась отстаивать свой выбор. Эгвейн поразило то, что Эскаральда оказалась на это способна. Она вела свою игру! Она, стоявшая ниже, чем даже Нисао. Это, должно быть, было чистым волевым усилием. Эскаральда никогда не отступала, когда считала, что она права. А она всегда считала себя правой. Если Морайя действительно хотела штурмовать Тар Валон, а Майлинд желала отступить, то чего хотела Эскаральда?
При всех разглагольствованиях Суан о Восседающих, которые желают чтобы их предупреждали, приход Эгвейн не вызвал особого оживления. Майлинд и прочие созвали Совет, чтобы услышать сообщение Акаррин, они не сочли вопрос слишком важным, чтобы провести заседание в присутствие одних Восседающих, поэтому небольшие группки из четырех-пяти Айз Седай присутствовали в качестве поддержки для Восседающих своих Айя, и они поприветствовали Эгвейн, пока она шла к своему месту. Восседающие просто наблюдали за ней, а кое-кто кивнул. Лилейн прохладно на нее посмотрела, возвратясь затем к слегка хмурой Морайе, которая казалась самой обычной женщиной в синем платье. Настолько обычной, что фактически, с первого взгляда можно было бы даже не обратить внимания на ее безвозрастное лицо. Она сидела, глядя прямо перед собой, поглощенная собственными мыслями. Романда была одной из тех, кто ей кинул. На Совете Престол Амерлин оставалась Престолом Амерлин, хотя и немного меньше, чем вне него. На Совете Восседающие чувствовали свою силу. В каком-то смысле, можно сказать, что здесь Амерлин была только первой, среди равных. Положим, чуть больше этого, но не на много. Суан рассказывала, что некоторые Амерлин терпели неудачу, думая, что Восседающие были полностью на их стороне, равно как и те, что думали, что разногласия между ними шире, чем было в действительности. Это походило на балансирование на узкой стене, по обе стороны которой находились злые собаки. Вы стараетесь держать равновесие и глядеть на ноги, а не на собак. Но всегда о них помните.
Отстегнув свой плащ, Эгвейн свернула его и перед тем сесть, положила его на полосатое сиденье. Скамья была жесткой, и некоторые Восседающие приносили с собой подушки, если считали, что заседание затянется. Эгвейн предпочитала так не делать. Регламент на выступления редко охлаждал прения совещающихся, по крайней мере, одна или две женщины всегда затягивали свои комментарии подробностями, и твердое сидение могло помочь оставаться бодрым, пускай даже зад заболит. Шериам заняла место Хранительницы Летописей, встав слева от Эгвейн, и больше ничего не оставалось делать, только ждать. Возможно, ей следовало принести подушку.
Другие скамьи тоже начинали заполняться, хотя и медленно. Аледрин и Саройя присоединились к Беране, причем, по сравнению с двумя остальными Аледрин была настолько полной, что те казались худыми. И конечно, вертикальные линии сбегающие вниз по юбке Саройи придавали ей стройности, в то время как, широкие белые рукава Аледрин и снежный передник только усиливал обратный эффект. Каждая из них, очевидно, пыталась узнать, что именно знали другие, что проявлялось в их суете, начиная от кивков друг другу и обмена взглядами между Голубыми, Коричневыми и Зелеными. Варилин, рыжеволосая женщина, напоминающая аиста и гораздо выше большинства мужчин, тоже заняла место возле Квамезы. Варилин, беспокойно подтягивая и поправляя шаль, переводила взгляд с Морайи на Эскаральду, на Майлинд и назад. Магла, которая плотно обернула шаль с желтой бахромой вокруг своих широких плеч, и Файзеле, доманийка с квадратным лицом и в шелках, украшенных плотной зеленой вышивкой, только входили в павильон. Каждая старательно не замечала другую, даже когда их юбки цеплялись друг за друга. Магла твердо стояла в лагере Романды, а Файзеле — у Лилэйн, и эти две группы никогда не смешивались.
Другие сестры также вливались в общий поток. Вот Нисао и Мирелле среди еще полудюжины Сестер скопились позади Маглы и Файзеле. Морврин была уже среди Коричневых позади Такимы, и Эскаральды, а Беонин стояла в секторе Серых позади Варилин и Квамезы. Такими темпами павильон вскоре будет переполнен половиной Айз Седай, находящихся в лагере.
Пока Магла еще шла к местам Желтых, Романда уже поднялась на ноги. — «Нас уже больше одиннадцати, так что мы можем начинать». У нее был удивительно высокий голос. Можно было подумать, что она красиво поет, если только можно было вообразить себе поющую Романду. Ее лицо всегда казалось более подходящим для выговоров, по крайней мере, на нем всегда было выражение неодобрения. — «Я думаю, что нам вообще не нужно проводить это заседание», — добавила она, пока вставала Квамеза. — «Я не вижу необходимости проводить заседание, но если это нужно, то надо поскорее пройти этим путем. Кое у кого из нас есть более важные вопросы, которые необходимо решить. Я уверена, что вы понимаете, Мать».
Последняя фраза была сказана с глубоким поклоном, тоном даже слишком почтительным. Не очень далеким от того, что называют сарказмом. Но она была слишком умна, чтобы зайти настолько далеко. Глупцы редко добирались до скамьи Восседающих, или задерживались на ней на долго, а Романда почти восемьдесят лет находилась в составе Совета. Этот срок у нее был второй. Эгвейн слегка склонила голову, сохранив холод во взгляде. Подтверждение, что она услышала адресованное ей и заметила тон. Сохранять равновесие.
Квамеза продолжала озираться, открыв рот, неуверенная должна ли она начинать говорить то, что всегда произносила самая молодая из Восседающих. Фраза с которой начиналось само заседание Совета. Место Романды давало последней значительное влияние и некоторую долю власти, однако другие могли и высказаться против. Многие Восседающие хмурились и заерзали на скамьях, но никто ничего не сказал.
Лирелле проскользнула в павильон, стремясь к скамьям Голубых. Высокая для кайриенки, но почти для всех остальных мест только среднего роста, она была в элегантном облегающем платье из синего шелка, шитом по лифу красным и золотым узором. Ее движения словно текли. Поговаривали, что перед прибытием послушницей в Башню она была танцовщицей. По сравнению с ней шаг Самалин из Зеленой Айя, которая была похожа на лису и которая чуть не наступала ей на пятки, больше походил на мужской. Хотя мурандийка совсем не была неуклюжей. Они обе казались удивленными, увидев Квамезу стоящей, и поспешили к своим скамьям. Варилин начала дергать Квамезу за рукав, пока арафеллка наконец не села. На лице у Квамезы застыла маска холодного спокойствия, но все же она излучала недовольство. Она придавала очень большое значение церемониям.
«Возможно причина для проведения заседания есть». — После выступления Романды голос Лилэйн казался очень низким. Поглаживая шаль, словно в ее распоряжении было все время в мире, она грациозно поднялась, умышленно не глядя в сторону Эгвейн. Будучи красивой женщиной, Лилэйн была еще и воплощением достоинства. — «Насколько я понимаю, переговоры с Элайдой были официально разрешены», — сказала она холодно. — «Я понимаю, что согласно Закону о Войне, мы не обязаны обсуждать подобные вопросы, но верю, что мы должны их обсудить, тем более, что многие из нас сталкиваются с вероятностью быть усмиренными, если Элайда сохранит власть.
Это слово, «усмирение», больше не несло того зловещего холода, как прежде, до того как Суан и Лиане, были исцелены от усмирения. Но среди Айз Седай, собравшихся позади скамей Восседающих поднялся ропот. Оказалось, что новости о переговорах распространились не так быстро, как того ожидала Эгвейн. Она не могла сказать, были Сестры возбуждены или встревожены, но только ясно, что они были удивлены. Включая даже некоторых Восседающих. Джания, которая вошла пока говорила Лилэйн, замерла в проходе, так, что другая группа Сестер чуть в нее не врезалась. Она уставилась на Голубых, а затем долгим и тяжелым взглядом в сторону Эгвейн. Романда явно тоже была не в курсе, судя по тому как она сжала губы, а выражения лиц среди самых молодых Восседающих различалось от спокойствия Бераны до изумления в секторе Самалин и явного потрясения рядом с Салитой. Шериам на мгновение покачнулась на ногах. Эгвейн надеялась, что ее не стошнит на глаза ух полного зала.
Тем не менее, куда интереснее была реакция тех, кому Делана сообщила о переговорах. Варилин сидела очень тихо и, кажется, пыталась спрятать улыбку, поскольку изучала свою юбку, а Магла нерешительно облизывала губы и бросала косые взгляды на Романду. Саройя закрыла глаза, и шевелила губами, словно молилась. Файзеле и Такима пристально глядели на Эгвейн, с одинаково хмурыми взглядами. Теперь, когда каждая заметила реакцию остальных, это дало толчок — все быстро приняли такое королевское спокойствие, словно соревновались друг с другом. А это было очень странно. Конечно, к настоящему времени Беонин известила всех, о том, что сказала Эгвейн, и все же, кроме Варилин, все казались расстроенными. Возможно, они не рассчитывали довести переговоры до конечного результата. Каждая женщина, сидящая в этом Совете рисковала быть усмиренной и казненной просто попав в Тар Валон. Если и была хоть какая-нибудь возможность вернуться без свержения Элайды, то ее нашли бы еще несколько месяцев назад, когда был выбран этот Совет. И назад пути не было.
Лилэйн казалась удовлетворенной реакцией на свои слова — довольная, почти как кошка наевшаяся сметаны — но прежде, чем она села на свое сиденье, вверх подпрыгнула Морайя. Это привлекло всеобщее внимание и вызвало еще больший ропот. Никто не называл Морайю изящной, но иллианка никогда не подпрыгивала. — «Этот вопрос действительно нуждается в обсуждении», — сказала она, — «но это должно случиться позже. Этот Совет действительно был созван тремя Восседающими, задавшими другой вопрос. И этот вопрос необходимо обсудить до обсуждения любого другого. Что нашли Акаррин и ее спутницы? Я прошу, чтобы они были приглашены, дабы сделать свое сообщение перед Советом».
Лилэйн хмуро посмотрела на свою помощницу из Голубых, а это она умела — с колючими как шило глазами — и все же закон Башни был единым для всех и известен каждому. Хотя частенько было как раз наоборот. Неуверенным голосом Шериам попросила Аледрин, самую молодую после Квамезы, пойти и сопроводить Акаррин и других на Совет. Эгвейн решила, что ей придется очень серьезно побеседовать с рыжеволосой женщиной, и так скоро, как только будет закончено заседание. Если Шериам будет продолжать в том же духе, то скоро она станет хуже, чем просто бесполезной Хранительницей.
Делана влетела в павильон последней из Восседающих, которые должны были явиться, среди группы Сестер. И когда пухлая Восседающая из Белой Айя вернулась с ожидавшими шестью Сестрами, чтобы поставить перед лицом Эгвейн, она уже устроилась на своем месте и устраивала шаль на плечах. Они, должно быть, оставили свои плащи у входа, так как были без них. Делана неуверенно посмотрела на них хмурым взглядом, опустившим ее брови вниз. Она выглядела запыхавшейся, словно, чтобы добраться досюда бежала.
Очевидно, Аледрин почувствовала, что, заседание действительно решено было начать, и что она, по крайней мере, должна продолжать с надлежащей официальностью. — «Вас призвали на Совет Башни, чтобы узнать об увиденном Вами», — произнесла она с сильным тарабонским акцентом. Сочетание ее темно-золотых волос и карих глаз было для Тарабона необычным, хотя волосы она носила остриженными до плеч, и убранными в кружевную белую сетку, а не заплетенными в косички с бусинами. — «Я призываю Вас говорить обо всем открыто и без утайки, и отвечать на все вопросы во всей полноте, ничего не пропуская. Поклянитесь, что Вы так и сделаете перед Светом и Вашей надеждой на спасение и возрождение, или будете наказаны за отказ». — Древние Сестры, которые придумали эту часть церемонии Совета, были хорошо осведомлены, сколько свободы для маневра давали Три Клятвы. Немного пропустить здесь, немного неясности там, и значение того, что Вы сказали, могло быть перевернуто с ног на голову, и, тем ни менее, Вы говорили только правду.
Акаррин заговорила уверенно громко и нетерпеливо, остальные пять повторяли тише, менее официально и осознанно. Многие Сестры целую жизнь прожили не будучи ни разу вызванными свидетельствовать перед Советом. Аледрин подождала пока последняя повторит каждое слово перед тем, как вернуться на свое место.
«Расскажите нам, что Вы видели, Акаррин», — сказала Морайя, как только Белая Восседающая повернулась. Аледрин напряглась, и когда она заняла свое место, ее лицо абсолютно ничего не выражало, но на круглых щеках красовались яркие цветные пятна. Морайе следовало подождать пока она не сядет. Но она, должно быть, очень волновалась.
По традиции… а традиций и обычаев было куда больше чем законов, а Свет знает, что законов было больше чем кто-либо мог их запомнить. Причем, за столетия часто принимались противоречащие друг другу законы, которые наслаивались один на другой. Но традиции и обычаи управляли Айз Седай столько же времени, сколько существовал закон Башни, а возможно и дольше. По традиции Акаррин адресовала свой ответ Престолу Амерлин.
«То, что мы видели, Мать, было неровной дырой в земле круглой формы», — сказала она, делая ударение кивком головы почти на каждом слове. Она, казалось, тщательно подбирала эти слова, словно удостоверяясь, что они были понятны абсолютно всем. — «Возможно, первоначально это был ровный круг, формой подобный половине шара, но в нескольких местах его стороны обрушились. Яма — приблизительно три мили в поперечнике и возможно, полторы мили в глубину». — Кто-то громко вздохнул, и Акаррин нахмурилась, словно кто-то собирался ее прервать. Однако, она продолжала без паузы. — «Мы не могли быть полностью уверены на счет глубины. Дно покрыто водой и льдом. Мы решили, что в конце концов это может превратиться в озеро. В любом случае, мы без труда смогли установить наше точное место нахождения, и мы готовы с уверенностью сказать, что яма находится на том месте, где когда-то стоял город, называемый Шадар Логотом». Она замолчала, и в течение долгой паузы единственным звуком был тревожный шелест юбок Айз Седай.
Эгвейн тоже нестерпимо захотелось пошевелиться. Свет, яма, размер которой смог бы накрыть половину Тар Валона! — «У Вас есть какую-нибудь идеи о том, как эта… яма… была создана, Акаррин?» — спросила она наконец. Она весьма гордилась тем, насколько ровным был ее голос. Шериам же фактически дрожала! Эгвейн надеялась, что больше этого никто не заметил. Действия Хранительницы Летописей всегда отражались на Амерлин. Если Хранительница показала свой страх, то многие Сестры подумают, что боится Эгвейн. А ей совсем не хотелось чтобы ее заподозрили в подобном.
«Каждая из нас была выбрана, потому что у нас есть кое-какие способности в чтении следов, Мать. Лучшие, чем у остальных, по правде говоря». Так они были выбраны не просто, потому что никто посильнее не захотел туда отправиться. Это был урок. То, что делали Айз Седай, редко было таким же простым, как это казалось с первого взгляда. Эгвейн было жаль, что она не может прекратить эту необходимость в повторном изучении тех уроков, которые, как она думала, уже ею изучены. «Нисайн — лучшая из нас, » — продолжала Акаррин. — «С вашего разрешения, Мать, я позволю продолжать ей».
Нисайн нервно огладила свои темные шерстяные юбки и прочистила горло. Неуклюжая Серая с сильным подбородком и поразительно синими глазами, она славилась знанием законов и соглашений, но, вероятно, волновалась выступать перед Советом. Она смотрела прямо на Эгвейн с видом того, кто не хотел смотреть на собравшихся Восседающих. — «Учитывая количество саидар, там использованного, Мать, было не удивительно отыскать поблизости следы и столь же ясные как снег». — Небольшой намек на мурандийский акцент ритмичным звуком цеплялся за ее язык. — «Даже спустя столько времени, я смогла бы кое-что понять из того, какие плетения там сплели, если это похоже на что-то с чем я была знакома раньше, но с таким я не сталкивалась. Я смогла проследить все плетение, Мать, и оно полностью не имело смысла. Ни какого. Фактически, оно оказалось настолько чуждым, что, возможно, оно не было…» — Она снова прочистила горло. Ее лицо слегка побледнело. — «Возможно, оно не было сделано женщиной. Мы решили, что это, конечно же, должны были быть Отрекшиеся, так что я проверила все на резонанс. Мы все проверили». — Чуть развернувшись, она указала на своих компаньонок, и поспешно повернулась обратно. Она, определенно, предпочитала видеть взгляд Эгвейн, чем Восседающих, которые уставились на нее, подавшись вперед. — «Я не могу сказать, что творилось внутри трехмильного котлована, или как это было сделано, но определенно могу сказать, что там также использовали саидин. Резонанс был настолько силен, что мы могли его обонять. Использовано было больше саидин чем саидар, и намного больше, чем при создании Горы Дракона. Вот все, что я могу сказать, Мать». Через павильон пронесся звук, звук выдоха всех Сестер, сдерживавших дыхание. Выдох Шериам показался самым громким, но, возможно, это было из-за того, что она была ближе всех.
Эгвейн постаралась не выдать волнения на лице. Отрекшиеся направляли столько силы, которая могла сравнять с землей пол Тар Валона. Если даже Майлинд предлагает бегство, то сможет ли она заставить Сестер встретить подобное лицом к лицу? Сможет ли она бросить Тар Валон, и Башню, и Свет знает, сколько десятков тысяч жизней? «У кого-нибудь есть еще вопросы?» — спросила она.
«У меня есть один», — сказала Романда сухим тоном. Ее спокойствие не треснуло ни на волос. — «Но он предназначен не этим Сестрам. Если для них больше ни у кого нет никаких вопросов, я уверена, что они хотели бы избавить себя от тяжелых взглядов Совета».
Такое предложение совершенно не вписывалось в ее обязанности, но никто не предложил ничего другого, так что Эгвейн позволила этому пройти. Больше вопросов для Акаррин или ее компаньонок не было, так что их отпустили, и Романда с удивительной теплотой поблагодарила их за предпринятые усилия. Это опять не в ходило в ее обязанности.
«Для кого предназначен ваш вопрос?» — Спросила Эгвейн когда Акаррин и пять других Сестер присоединиться к растущей толпе зрителей, стоявших среди светильников и жаровен. Они торопились, как и сказала Романда, сгинуть с глаз Совета, но они действительно хотели услышать то, что будет дальше с их делом. Эгвейн было очень трудно сохранить суровость в голосе. Романда сделала вид, что не заметила. Или возможно действительно не заметила.
«Для Морайи», — сказала она. — «Мы подозревали Отрекшихся с самого начала. Мы знали, не зная о последствиях, что был мощный выброс Силы, и он был далеко. Все, что мы узнали в действительности, так это, что Шадар Логот испарился, и все, что я могу сказать относительно этого — мир стал куда лучше без этой бездонной клоаки Тени». — Она задержала хмурый взгляд на Голубой Восседающей, которая, как и многие другие Айз Седай поежилась, словно послушница. — «Мой вопрос таков. Что изменилось для нас?»
«Как сказать», — ответила Морайя, ровно встречая пристальный взгляд другой женщины. Возможно, она и не была в Совете столько же, сколько Романда, но, теоретически, Восседающие были раны друг другу. — «Мы долго готовились на тот случай, если Отрекшиеся действительно выступят против нас. Каждая Сестра знает, как сформировать круг, если будет делать его сама или присоединиться к той, кто уже его создал, пока он не будет состоять из тринадцати. Будет использован каждый, даже послушницы, даже только что поступившие». — Лилейн резко поглядела в ее сторону, но не стала поправлять Морайю, так как они обе были из одной Айя. Они должны, по крайней мере внешне, проявлять единство. С усилием, заставив себя закрыть рот, Лелэйн поджала губы.
Романда же не была ограничена подобной связью. — «Нужно ли объяснять то, что каждый из присутствующих здесь уже знает? Мы — те кто, предпринял эти меры. Возможно, Вы об этом забыли?» — На сей раз, ее голос был острым как нож. На Совете запрещалось открытое проявление гнева, но не доведение до этого.
Если Морайя и почувствовала укол, то никак не показала этого внешне. — «Я должна объяснить все с начала, потому что мы заглядывали так далеко. Майлид, смогут ли наши круги противостоять тому, что описали Акаррин и Нисайн?»
Несмотря на жесткие глаза, полные губы Майлинд выглядели всегда готовыми улыбнуться, но когда она встала, и пристально оглядела каждую Восседающую, словно решила впечатать в них свои слова, она выглядела довольно строгой. «Не смогут. Даже если мы переформируем группы, так что самые сильные Сестры будут в круге вместе. Это означает, что они должны жить, есть и спать вместе, если им быстро понадобиться соединиться. И даже тогда, мы оказались бы мышами, встретившими кота. Достаточное количество мышей смогут победить даже большого голодного кота, но не раньше, чем многие из них погибнут. Тем не менее, если погибнет большое количество мышей, то Белая Башня рухнет». Снова та же пульсация вздохов, словно ветерок, обежала павильон.
«Но теперь ты здесь», — твердо сказала Эгвейн. Женщина, должно быть, была действительно расстроена, раз извинилась в присутствии остальных, скорее для Аккарин и ее компаньонок, чем для Анайи и остальных. Даже когда люди знают вас как облупленных, они предпочитают принимать вас такими, какими вы кажетесь, поэтому никто не должен видеть Хранительницу Летописей извиняющуюся и заламывающую руки. Конечно, ей это было известно. — «Иди вперед и объяви, что я пришла».
Глубоко вдохнув, Шериам отбросила с лица капюшон, поправила свой узкий голубой палантин, и шагнула во вход. Внутри ясно прозвучал ее голос с ритуальной фразой: «Она идет, она идет…»
Эгвейн с трудом дождалась ее окончания: «… Пламя Тар Валона, Престол Амерлин», — перед тем как шагнуть в окружение жаровен и светильников, уставленных вдоль стен павильона. Светильники давали достаточно света, а жаровни, испускавшие на этот раз аромат лаванды, тепло помещению. Никто не желал терпеть холод, когда была возможность ощутить реальное тепло.
Внутреннее пространство павильона следовало древним правилам, немного измененным, чтобы учесть тот факт, что они находились не в Белой Башне, в большом круглом зале, называемом Залом Башни. В дальнем конце, наверху платформы, похожей на коробку, стояла простая, хорошо, если ошкуренная скамья, накрытая тканью из семи цветов Айя. Только эта ткань и палантин на шее Эгвейн были единственными в лагере вещами, где сохранилось упоминание о Красной Айя. Некоторые из Голубых Сестер и вовсе хотели удалить этот цвет, в ответ Элайде, сидевшей на настоящем троне, называемым Престолом Амерлин, которая перекрасила и его и свой палантин без синей полоски. Но Эгвейн не хотела брать с нее пример. Если она должна собрать все Айя и не меньше, то она соберет все Айя. Внизу, на ярких коврах, сложенных несколькими слоями и служивших полом, располагались две линии скамей, стоявших под углом к входу и разделенных на три группы. Они были накрыты поверх сидений тканью под цвет каждой Айя. Ну пусть не всех, а только шести Айя. Традиционно, две самых пожилых Восседающих могли потребовать, чтобы места ближайшие к Престолу Амерлин были предназначены для их Айя, поэтому эти места заполнили Желтые и Голубые. За ними следовали места для тех, кто пришел раньше и желал, выбирая место для своей Айя, разместиться именно здесь.
Восседающих пока было только девять, слишком мало для начала заседания Совета, но Эгвейн сразу же кое-что поразило в их размещении. Неудивительно, что Романда была уже на месте, но между нею и Салитой оставалась пустая скамья, а Лилейн, и Морайя сели на край скамьи Голубых. Романда, с седыми волосами, собранными в тугой узел на затылке ближе к шее, была самой старой из Восседающих, и почти всегда первая занимала место на заседаниях Совета. Лилейн, следующая по старшинству, несмотря на темные с блеском волосы, казалась не могла позволить другой женщине получить перед ней преимущество даже в чем-нибудь самом малом. Мужчины, которые расставляли скамьи и ожидавшие вдоль стен, пока Совет не усядется, должно быть, только что ушли через заднюю дверь, потому что Квамеза, уже усаживалась на своей скамье, будучи единственной представительницей от Серых Восседающих, а Берана, единственная из Белых, только подходила к своей. Но Майлинд из Зеленых, круглолицая кандорка с орлиными глазами, очевидно отправленная вперед, очень странно выбрала место для своей Айя — прямо возле входа. Эгвейн думала, что она выберет место поближе к Престолу Амерлин. Прямо напротив нее стояла Эскаральда возле накрытой коричневым полотном скамьи, и не спеша о чем-то спорила с Такимой. Низенькая как и Нисао, Такима была тихой, похожей на птицу, женщиной, но в то же время, когда желала, она могла быть весьма деятельной. А вперив руки в бока она становилась похожа на задиристого воробья, распушившего перья, чтобы заставить себя казаться больше. По тому, как она продолжала бросать острые взгляды на Берану, ее расстроило именно подобное размещение. Конечно, было уже слишком поздно что-нибудь менять, но, все равно, Эскаральда маячила позади Такимы, словно собиралась отстаивать свой выбор. Эгвейн поразило то, что Эскаральда оказалась на это способна. Она вела свою игру! Она, стоявшая ниже, чем даже Нисао. Это, должно быть, было чистым волевым усилием. Эскаральда никогда не отступала, когда считала, что она права. А она всегда считала себя правой. Если Морайя действительно хотела штурмовать Тар Валон, а Майлинд желала отступить, то чего хотела Эскаральда?
При всех разглагольствованиях Суан о Восседающих, которые желают чтобы их предупреждали, приход Эгвейн не вызвал особого оживления. Майлинд и прочие созвали Совет, чтобы услышать сообщение Акаррин, они не сочли вопрос слишком важным, чтобы провести заседание в присутствие одних Восседающих, поэтому небольшие группки из четырех-пяти Айз Седай присутствовали в качестве поддержки для Восседающих своих Айя, и они поприветствовали Эгвейн, пока она шла к своему месту. Восседающие просто наблюдали за ней, а кое-кто кивнул. Лилейн прохладно на нее посмотрела, возвратясь затем к слегка хмурой Морайе, которая казалась самой обычной женщиной в синем платье. Настолько обычной, что фактически, с первого взгляда можно было бы даже не обратить внимания на ее безвозрастное лицо. Она сидела, глядя прямо перед собой, поглощенная собственными мыслями. Романда была одной из тех, кто ей кинул. На Совете Престол Амерлин оставалась Престолом Амерлин, хотя и немного меньше, чем вне него. На Совете Восседающие чувствовали свою силу. В каком-то смысле, можно сказать, что здесь Амерлин была только первой, среди равных. Положим, чуть больше этого, но не на много. Суан рассказывала, что некоторые Амерлин терпели неудачу, думая, что Восседающие были полностью на их стороне, равно как и те, что думали, что разногласия между ними шире, чем было в действительности. Это походило на балансирование на узкой стене, по обе стороны которой находились злые собаки. Вы стараетесь держать равновесие и глядеть на ноги, а не на собак. Но всегда о них помните.
Отстегнув свой плащ, Эгвейн свернула его и перед тем сесть, положила его на полосатое сиденье. Скамья была жесткой, и некоторые Восседающие приносили с собой подушки, если считали, что заседание затянется. Эгвейн предпочитала так не делать. Регламент на выступления редко охлаждал прения совещающихся, по крайней мере, одна или две женщины всегда затягивали свои комментарии подробностями, и твердое сидение могло помочь оставаться бодрым, пускай даже зад заболит. Шериам заняла место Хранительницы Летописей, встав слева от Эгвейн, и больше ничего не оставалось делать, только ждать. Возможно, ей следовало принести подушку.
Другие скамьи тоже начинали заполняться, хотя и медленно. Аледрин и Саройя присоединились к Беране, причем, по сравнению с двумя остальными Аледрин была настолько полной, что те казались худыми. И конечно, вертикальные линии сбегающие вниз по юбке Саройи придавали ей стройности, в то время как, широкие белые рукава Аледрин и снежный передник только усиливал обратный эффект. Каждая из них, очевидно, пыталась узнать, что именно знали другие, что проявлялось в их суете, начиная от кивков друг другу и обмена взглядами между Голубыми, Коричневыми и Зелеными. Варилин, рыжеволосая женщина, напоминающая аиста и гораздо выше большинства мужчин, тоже заняла место возле Квамезы. Варилин, беспокойно подтягивая и поправляя шаль, переводила взгляд с Морайи на Эскаральду, на Майлинд и назад. Магла, которая плотно обернула шаль с желтой бахромой вокруг своих широких плеч, и Файзеле, доманийка с квадратным лицом и в шелках, украшенных плотной зеленой вышивкой, только входили в павильон. Каждая старательно не замечала другую, даже когда их юбки цеплялись друг за друга. Магла твердо стояла в лагере Романды, а Файзеле — у Лилэйн, и эти две группы никогда не смешивались.
Другие сестры также вливались в общий поток. Вот Нисао и Мирелле среди еще полудюжины Сестер скопились позади Маглы и Файзеле. Морврин была уже среди Коричневых позади Такимы, и Эскаральды, а Беонин стояла в секторе Серых позади Варилин и Квамезы. Такими темпами павильон вскоре будет переполнен половиной Айз Седай, находящихся в лагере.
Пока Магла еще шла к местам Желтых, Романда уже поднялась на ноги. — «Нас уже больше одиннадцати, так что мы можем начинать». У нее был удивительно высокий голос. Можно было подумать, что она красиво поет, если только можно было вообразить себе поющую Романду. Ее лицо всегда казалось более подходящим для выговоров, по крайней мере, на нем всегда было выражение неодобрения. — «Я думаю, что нам вообще не нужно проводить это заседание», — добавила она, пока вставала Квамеза. — «Я не вижу необходимости проводить заседание, но если это нужно, то надо поскорее пройти этим путем. Кое у кого из нас есть более важные вопросы, которые необходимо решить. Я уверена, что вы понимаете, Мать».
Последняя фраза была сказана с глубоким поклоном, тоном даже слишком почтительным. Не очень далеким от того, что называют сарказмом. Но она была слишком умна, чтобы зайти настолько далеко. Глупцы редко добирались до скамьи Восседающих, или задерживались на ней на долго, а Романда почти восемьдесят лет находилась в составе Совета. Этот срок у нее был второй. Эгвейн слегка склонила голову, сохранив холод во взгляде. Подтверждение, что она услышала адресованное ей и заметила тон. Сохранять равновесие.
Квамеза продолжала озираться, открыв рот, неуверенная должна ли она начинать говорить то, что всегда произносила самая молодая из Восседающих. Фраза с которой начиналось само заседание Совета. Место Романды давало последней значительное влияние и некоторую долю власти, однако другие могли и высказаться против. Многие Восседающие хмурились и заерзали на скамьях, но никто ничего не сказал.
Лирелле проскользнула в павильон, стремясь к скамьям Голубых. Высокая для кайриенки, но почти для всех остальных мест только среднего роста, она была в элегантном облегающем платье из синего шелка, шитом по лифу красным и золотым узором. Ее движения словно текли. Поговаривали, что перед прибытием послушницей в Башню она была танцовщицей. По сравнению с ней шаг Самалин из Зеленой Айя, которая была похожа на лису и которая чуть не наступала ей на пятки, больше походил на мужской. Хотя мурандийка совсем не была неуклюжей. Они обе казались удивленными, увидев Квамезу стоящей, и поспешили к своим скамьям. Варилин начала дергать Квамезу за рукав, пока арафеллка наконец не села. На лице у Квамезы застыла маска холодного спокойствия, но все же она излучала недовольство. Она придавала очень большое значение церемониям.
«Возможно причина для проведения заседания есть». — После выступления Романды голос Лилэйн казался очень низким. Поглаживая шаль, словно в ее распоряжении было все время в мире, она грациозно поднялась, умышленно не глядя в сторону Эгвейн. Будучи красивой женщиной, Лилэйн была еще и воплощением достоинства. — «Насколько я понимаю, переговоры с Элайдой были официально разрешены», — сказала она холодно. — «Я понимаю, что согласно Закону о Войне, мы не обязаны обсуждать подобные вопросы, но верю, что мы должны их обсудить, тем более, что многие из нас сталкиваются с вероятностью быть усмиренными, если Элайда сохранит власть.
Это слово, «усмирение», больше не несло того зловещего холода, как прежде, до того как Суан и Лиане, были исцелены от усмирения. Но среди Айз Седай, собравшихся позади скамей Восседающих поднялся ропот. Оказалось, что новости о переговорах распространились не так быстро, как того ожидала Эгвейн. Она не могла сказать, были Сестры возбуждены или встревожены, но только ясно, что они были удивлены. Включая даже некоторых Восседающих. Джания, которая вошла пока говорила Лилэйн, замерла в проходе, так, что другая группа Сестер чуть в нее не врезалась. Она уставилась на Голубых, а затем долгим и тяжелым взглядом в сторону Эгвейн. Романда явно тоже была не в курсе, судя по тому как она сжала губы, а выражения лиц среди самых молодых Восседающих различалось от спокойствия Бераны до изумления в секторе Самалин и явного потрясения рядом с Салитой. Шериам на мгновение покачнулась на ногах. Эгвейн надеялась, что ее не стошнит на глаза ух полного зала.
Тем не менее, куда интереснее была реакция тех, кому Делана сообщила о переговорах. Варилин сидела очень тихо и, кажется, пыталась спрятать улыбку, поскольку изучала свою юбку, а Магла нерешительно облизывала губы и бросала косые взгляды на Романду. Саройя закрыла глаза, и шевелила губами, словно молилась. Файзеле и Такима пристально глядели на Эгвейн, с одинаково хмурыми взглядами. Теперь, когда каждая заметила реакцию остальных, это дало толчок — все быстро приняли такое королевское спокойствие, словно соревновались друг с другом. А это было очень странно. Конечно, к настоящему времени Беонин известила всех, о том, что сказала Эгвейн, и все же, кроме Варилин, все казались расстроенными. Возможно, они не рассчитывали довести переговоры до конечного результата. Каждая женщина, сидящая в этом Совете рисковала быть усмиренной и казненной просто попав в Тар Валон. Если и была хоть какая-нибудь возможность вернуться без свержения Элайды, то ее нашли бы еще несколько месяцев назад, когда был выбран этот Совет. И назад пути не было.
Лилэйн казалась удовлетворенной реакцией на свои слова — довольная, почти как кошка наевшаяся сметаны — но прежде, чем она села на свое сиденье, вверх подпрыгнула Морайя. Это привлекло всеобщее внимание и вызвало еще больший ропот. Никто не называл Морайю изящной, но иллианка никогда не подпрыгивала. — «Этот вопрос действительно нуждается в обсуждении», — сказала она, — «но это должно случиться позже. Этот Совет действительно был созван тремя Восседающими, задавшими другой вопрос. И этот вопрос необходимо обсудить до обсуждения любого другого. Что нашли Акаррин и ее спутницы? Я прошу, чтобы они были приглашены, дабы сделать свое сообщение перед Советом».
Лилэйн хмуро посмотрела на свою помощницу из Голубых, а это она умела — с колючими как шило глазами — и все же закон Башни был единым для всех и известен каждому. Хотя частенько было как раз наоборот. Неуверенным голосом Шериам попросила Аледрин, самую молодую после Квамезы, пойти и сопроводить Акаррин и других на Совет. Эгвейн решила, что ей придется очень серьезно побеседовать с рыжеволосой женщиной, и так скоро, как только будет закончено заседание. Если Шериам будет продолжать в том же духе, то скоро она станет хуже, чем просто бесполезной Хранительницей.
Делана влетела в павильон последней из Восседающих, которые должны были явиться, среди группы Сестер. И когда пухлая Восседающая из Белой Айя вернулась с ожидавшими шестью Сестрами, чтобы поставить перед лицом Эгвейн, она уже устроилась на своем месте и устраивала шаль на плечах. Они, должно быть, оставили свои плащи у входа, так как были без них. Делана неуверенно посмотрела на них хмурым взглядом, опустившим ее брови вниз. Она выглядела запыхавшейся, словно, чтобы добраться досюда бежала.
Очевидно, Аледрин почувствовала, что, заседание действительно решено было начать, и что она, по крайней мере, должна продолжать с надлежащей официальностью. — «Вас призвали на Совет Башни, чтобы узнать об увиденном Вами», — произнесла она с сильным тарабонским акцентом. Сочетание ее темно-золотых волос и карих глаз было для Тарабона необычным, хотя волосы она носила остриженными до плеч, и убранными в кружевную белую сетку, а не заплетенными в косички с бусинами. — «Я призываю Вас говорить обо всем открыто и без утайки, и отвечать на все вопросы во всей полноте, ничего не пропуская. Поклянитесь, что Вы так и сделаете перед Светом и Вашей надеждой на спасение и возрождение, или будете наказаны за отказ». — Древние Сестры, которые придумали эту часть церемонии Совета, были хорошо осведомлены, сколько свободы для маневра давали Три Клятвы. Немного пропустить здесь, немного неясности там, и значение того, что Вы сказали, могло быть перевернуто с ног на голову, и, тем ни менее, Вы говорили только правду.
Акаррин заговорила уверенно громко и нетерпеливо, остальные пять повторяли тише, менее официально и осознанно. Многие Сестры целую жизнь прожили не будучи ни разу вызванными свидетельствовать перед Советом. Аледрин подождала пока последняя повторит каждое слово перед тем, как вернуться на свое место.
«Расскажите нам, что Вы видели, Акаррин», — сказала Морайя, как только Белая Восседающая повернулась. Аледрин напряглась, и когда она заняла свое место, ее лицо абсолютно ничего не выражало, но на круглых щеках красовались яркие цветные пятна. Морайе следовало подождать пока она не сядет. Но она, должно быть, очень волновалась.
По традиции… а традиций и обычаев было куда больше чем законов, а Свет знает, что законов было больше чем кто-либо мог их запомнить. Причем, за столетия часто принимались противоречащие друг другу законы, которые наслаивались один на другой. Но традиции и обычаи управляли Айз Седай столько же времени, сколько существовал закон Башни, а возможно и дольше. По традиции Акаррин адресовала свой ответ Престолу Амерлин.
«То, что мы видели, Мать, было неровной дырой в земле круглой формы», — сказала она, делая ударение кивком головы почти на каждом слове. Она, казалось, тщательно подбирала эти слова, словно удостоверяясь, что они были понятны абсолютно всем. — «Возможно, первоначально это был ровный круг, формой подобный половине шара, но в нескольких местах его стороны обрушились. Яма — приблизительно три мили в поперечнике и возможно, полторы мили в глубину». — Кто-то громко вздохнул, и Акаррин нахмурилась, словно кто-то собирался ее прервать. Однако, она продолжала без паузы. — «Мы не могли быть полностью уверены на счет глубины. Дно покрыто водой и льдом. Мы решили, что в конце концов это может превратиться в озеро. В любом случае, мы без труда смогли установить наше точное место нахождения, и мы готовы с уверенностью сказать, что яма находится на том месте, где когда-то стоял город, называемый Шадар Логотом». Она замолчала, и в течение долгой паузы единственным звуком был тревожный шелест юбок Айз Седай.
Эгвейн тоже нестерпимо захотелось пошевелиться. Свет, яма, размер которой смог бы накрыть половину Тар Валона! — «У Вас есть какую-нибудь идеи о том, как эта… яма… была создана, Акаррин?» — спросила она наконец. Она весьма гордилась тем, насколько ровным был ее голос. Шериам же фактически дрожала! Эгвейн надеялась, что больше этого никто не заметил. Действия Хранительницы Летописей всегда отражались на Амерлин. Если Хранительница показала свой страх, то многие Сестры подумают, что боится Эгвейн. А ей совсем не хотелось чтобы ее заподозрили в подобном.
«Каждая из нас была выбрана, потому что у нас есть кое-какие способности в чтении следов, Мать. Лучшие, чем у остальных, по правде говоря». Так они были выбраны не просто, потому что никто посильнее не захотел туда отправиться. Это был урок. То, что делали Айз Седай, редко было таким же простым, как это казалось с первого взгляда. Эгвейн было жаль, что она не может прекратить эту необходимость в повторном изучении тех уроков, которые, как она думала, уже ею изучены. «Нисайн — лучшая из нас, » — продолжала Акаррин. — «С вашего разрешения, Мать, я позволю продолжать ей».
Нисайн нервно огладила свои темные шерстяные юбки и прочистила горло. Неуклюжая Серая с сильным подбородком и поразительно синими глазами, она славилась знанием законов и соглашений, но, вероятно, волновалась выступать перед Советом. Она смотрела прямо на Эгвейн с видом того, кто не хотел смотреть на собравшихся Восседающих. — «Учитывая количество саидар, там использованного, Мать, было не удивительно отыскать поблизости следы и столь же ясные как снег». — Небольшой намек на мурандийский акцент ритмичным звуком цеплялся за ее язык. — «Даже спустя столько времени, я смогла бы кое-что понять из того, какие плетения там сплели, если это похоже на что-то с чем я была знакома раньше, но с таким я не сталкивалась. Я смогла проследить все плетение, Мать, и оно полностью не имело смысла. Ни какого. Фактически, оно оказалось настолько чуждым, что, возможно, оно не было…» — Она снова прочистила горло. Ее лицо слегка побледнело. — «Возможно, оно не было сделано женщиной. Мы решили, что это, конечно же, должны были быть Отрекшиеся, так что я проверила все на резонанс. Мы все проверили». — Чуть развернувшись, она указала на своих компаньонок, и поспешно повернулась обратно. Она, определенно, предпочитала видеть взгляд Эгвейн, чем Восседающих, которые уставились на нее, подавшись вперед. — «Я не могу сказать, что творилось внутри трехмильного котлована, или как это было сделано, но определенно могу сказать, что там также использовали саидин. Резонанс был настолько силен, что мы могли его обонять. Использовано было больше саидин чем саидар, и намного больше, чем при создании Горы Дракона. Вот все, что я могу сказать, Мать». Через павильон пронесся звук, звук выдоха всех Сестер, сдерживавших дыхание. Выдох Шериам показался самым громким, но, возможно, это было из-за того, что она была ближе всех.
Эгвейн постаралась не выдать волнения на лице. Отрекшиеся направляли столько силы, которая могла сравнять с землей пол Тар Валона. Если даже Майлинд предлагает бегство, то сможет ли она заставить Сестер встретить подобное лицом к лицу? Сможет ли она бросить Тар Валон, и Башню, и Свет знает, сколько десятков тысяч жизней? «У кого-нибудь есть еще вопросы?» — спросила она.
«У меня есть один», — сказала Романда сухим тоном. Ее спокойствие не треснуло ни на волос. — «Но он предназначен не этим Сестрам. Если для них больше ни у кого нет никаких вопросов, я уверена, что они хотели бы избавить себя от тяжелых взглядов Совета».
Такое предложение совершенно не вписывалось в ее обязанности, но никто не предложил ничего другого, так что Эгвейн позволила этому пройти. Больше вопросов для Акаррин или ее компаньонок не было, так что их отпустили, и Романда с удивительной теплотой поблагодарила их за предпринятые усилия. Это опять не в ходило в ее обязанности.
«Для кого предназначен ваш вопрос?» — Спросила Эгвейн когда Акаррин и пять других Сестер присоединиться к растущей толпе зрителей, стоявших среди светильников и жаровен. Они торопились, как и сказала Романда, сгинуть с глаз Совета, но они действительно хотели услышать то, что будет дальше с их делом. Эгвейн было очень трудно сохранить суровость в голосе. Романда сделала вид, что не заметила. Или возможно действительно не заметила.
«Для Морайи», — сказала она. — «Мы подозревали Отрекшихся с самого начала. Мы знали, не зная о последствиях, что был мощный выброс Силы, и он был далеко. Все, что мы узнали в действительности, так это, что Шадар Логот испарился, и все, что я могу сказать относительно этого — мир стал куда лучше без этой бездонной клоаки Тени». — Она задержала хмурый взгляд на Голубой Восседающей, которая, как и многие другие Айз Седай поежилась, словно послушница. — «Мой вопрос таков. Что изменилось для нас?»
«Как сказать», — ответила Морайя, ровно встречая пристальный взгляд другой женщины. Возможно, она и не была в Совете столько же, сколько Романда, но, теоретически, Восседающие были раны друг другу. — «Мы долго готовились на тот случай, если Отрекшиеся действительно выступят против нас. Каждая Сестра знает, как сформировать круг, если будет делать его сама или присоединиться к той, кто уже его создал, пока он не будет состоять из тринадцати. Будет использован каждый, даже послушницы, даже только что поступившие». — Лилейн резко поглядела в ее сторону, но не стала поправлять Морайю, так как они обе были из одной Айя. Они должны, по крайней мере внешне, проявлять единство. С усилием, заставив себя закрыть рот, Лелэйн поджала губы.
Романда же не была ограничена подобной связью. — «Нужно ли объяснять то, что каждый из присутствующих здесь уже знает? Мы — те кто, предпринял эти меры. Возможно, Вы об этом забыли?» — На сей раз, ее голос был острым как нож. На Совете запрещалось открытое проявление гнева, но не доведение до этого.
Если Морайя и почувствовала укол, то никак не показала этого внешне. — «Я должна объяснить все с начала, потому что мы заглядывали так далеко. Майлид, смогут ли наши круги противостоять тому, что описали Акаррин и Нисайн?»
Несмотря на жесткие глаза, полные губы Майлинд выглядели всегда готовыми улыбнуться, но когда она встала, и пристально оглядела каждую Восседающую, словно решила впечатать в них свои слова, она выглядела довольно строгой. «Не смогут. Даже если мы переформируем группы, так что самые сильные Сестры будут в круге вместе. Это означает, что они должны жить, есть и спать вместе, если им быстро понадобиться соединиться. И даже тогда, мы оказались бы мышами, встретившими кота. Достаточное количество мышей смогут победить даже большого голодного кота, но не раньше, чем многие из них погибнут. Тем не менее, если погибнет большое количество мышей, то Белая Башня рухнет». Снова та же пульсация вздохов, словно ветерок, обежала павильон.