Страница:
Это совсем не было похоже на осторожные финты Романды. Здесь удар шел за ударом, и клинок появлялся из ниоткуда. Знала ли Лилейн о Мирелле и Лане? Отправляла ли она кого-нибудь в Кеймлин, и если так, как много она узнала? Эгвейн стало интересно, почувствовала ли Романда что-то подобное, когда ее выбили из равновесия, и удивилась.
«Думаешь, смерти Кайрен будет достаточно, чтобы остановить соглашение?» — спросила она. — «Судя по тому, что об этом известно, это может быть Логайн, который вернулся, чтобы свершить какую-нибудь безумную месть», — почему, во имя Света, она это сказала? Ей следует надеть на свой язык узду, и держать свои мысли при себе. — «Или, что более вероятно, какой-нибудь несчастный дурачок с окрестных ферм, или предместья». — Улыбка Лилейн стала шире, и в ней уже было не веселье, а насмешка. Свет, эта женщина месяцами не выказывала такого неуважения.
«Если бы Логайн хотел отомстить, Мать, он направился бы в Белую Башню и попытался бы перебить Красных», — несмотря на улыбку ее голос был ровным и спокойным. Смущающий контраст. Возможно, этого она и добивалась. — «Возможно, жаль, что он этого не делает. Он помог бы сбросить Элайду. Но это было бы проще, чем она того заслуживает. Нет, Кайрен не остановит соглашение, не больше, чем Анайя, но вместе эти два случая могут заставить Сестер больше волноваться о предосторожностях и возбудят скептическое отношение к соглашению. Возможно, на нужны эти мужчины, но мы должны быть уверены, что у нас все под контролем. Полностью».
Эгвейн кивнула. Слегка. Она согласилась, но…
«Могут возникнуть трудности с тем, чтобы заставить их это принять», — сказала она. Трудности. Сегодня у нее открылся талант к преуменьшению.
«Узы Стража можно слегка изменить», — сказала Майган. — «сейчас вы можете заставить мужчину сделать то, что вам угодно, слегка подтолкнув, но необходимость в толчке можно убрать очень просто».
«Звучит очень похоже на Принуждение», — отрезала Эгвейн. Она научилась этому плетению от Могидин, но только чтобы научиться, как против него бороться. Штука была мерзкой, это была кража воли другого человека, или даже всей его сущности. Тот, кого Принудили, делал все, что вы приказывали. Все. И верил, что это был их собственный выбор. Даже подумав об этом, она почувствовала себя грязной.
Майган встретила ее взгляд так же ровно, как и Лилейн, однако, и ее голос был таким же ровным, как и ее лицо. Она не думала о мерзости.
«В Кайриэне на Сестер было оказано Принуждение. Теперь это кажется бесспорным. Но я говорила об узах, это совершенно другое».
«Думаешь, Аша’манов можно уговорить, чтобы они приняли узы?» — Эгвейн не могла сдержать недоверия в голосе. — «Кроме того, кто сможет осуществить это связывание? Если даже каждая Сестра, у которой нет Стража, возьмет по Аша’ману, а каждая Зеленая возьмет по два или по три, у нас не хватит Сестер. И это, если ты отыщешь Сестер, которые согласятся быть связанными с мужчинами, которые вот-вот сойдут с ума».
Майган кивала на каждую фразу, словно соглашаясь. И разглаживала юбки так, словно не вполне слушая.
«Если узы можно изменить в одну сторону», — сказала она, когда Эгвейн закончила, — «то их можно изменить и по-другому. Может быть, есть способ убрать разделение части сознания. Тогда, возможно, сумасшествие не будет проблемой. Это будет другой вид уз, совсем не такой как узы Стражей. Я уверена, все согласятся, что это совсем не то, что иметь Стража. Любая Сестра сможет связать столько Аша’манов, сколько потребуется».
Внезапно, Эгвейн поняла что происходит. Лилейн сидела спокойно, уставившись в чашку, но при этом она изучала Эгвейн сквозь ресницы. И использовала Майган как разведчика. Смирив гнев, Эгвейн даже не пришлось придавать холодности голосу. Он и так был ледяным.
«А вот это звучит именно как Принуждение, Лилейн. Это и есть Принуждение, и никакая игра слов не сделает его чем-то другим. Я буду указывать на это всякому, кто попытается предложить что-либо подобное. И я прикажу высечь всякого, кто попытается пойти дальше слов. Принуждение запрещено, и оно останется запрещенным».
«Как скажете», — ответила Лилейн, хотя это могло означать все что угодно. То, что она сказала дальше, было более понятным. — «Белая Башня иногда совершает ошибки. Невозможно жить или двигаться, не совершая ошибок. Но мы живем и продолжаем жить. И если иногда нам приходится прятать свои ошибки, тогда при возможности, мы их исправляем. Даже когда это болезненно». — Поставив чашку обратно на поднос, она удалилась, сопровождаемая Майган. Майган обняла Источник перед тем, как покинуть палатку. Лилейн этого не сделала.
Некоторое время Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно. Она представила реку, удерживаемую берегами. Лилейн не сказала прямо, что выбор Эгвейн ал’Вир в качестве Амерлин было ошибкой, которую следует исправить, но была очень близка к этому.
К полудню Чеза на еще одном подносе принесла Эгвейн поесть теплый хлеб с хрустящей корочкой, в котором было всего одно или два подозрительных темных вкрапления и рагу из чечевицы, с ломтиками жесткой репы, совершенно деревянной морковью и кусочками чего-то, что когда-то могло быть козлятиной. Эгвейн смогла проглотить всего лишь ложку. Ее беспокоила не Лилейн. Лилейн грозила ей и раньше, чуть ли не с тех пор, как она дала понять, что она Амерлин, и не марионетка. Вместо еды она уставилась на донесение Тианы, которое лежало на краю стола. Николь могла и не получить шаль, несмотря на свой потенциал, но у Башни был большой опыт по части превращения упрямых, исполненных непокорности женщин в самоуверенных Айз Седай. У Ларин впереди было яркое будущее, но она должна была научиться подчиняться правилам прежде, чем начать понимать, какое можно нарушить и когда. Белая Башня прекрасно учила и тому, и другому, но первое всегда следовало в первую очередь. Будущее Боде может стать блистательным. Ее потенциал почти равнялся потенциалу Эгвейн. Но вне зависимости от того кто ты — Айз Седай, Принятая или послушница — Башня требовала, чтобы ты делала то, что нужно для Башни. Айз Седай, Принятая, Послушница или Амерлин.
Чеза, когда вернулась, разочарованно высказала ей все, что она думает по поводу практически нетронутой еды на подносе, особенно учитывая то, что завтрак тоже остался практически нетронутым. Эгвейн сослалась на расстройство желудка и отказалась от еды. После того, как чай Чезы облегчил ее головную боль, по крайней мере, несколько дней они не возвращались, после чего стали еще сильнее и приходили каждую ночь, оказалось, что пухленькая служанка собрала целую коллекцию трав от всех болезней, которые она покупала у каждого шарлатана с бойким языком. И каждое новое средство с еще более отвратительным вкусом, чем предыдущее. Она выглядела настолько убитой горем, если Эгвейн отказывалась пить ее жуткие микстуры, что та глотала их, лишь бы Чеза не волновалась. Иногда, совсем неожиданно, они помогали. Но они никогда не были такими, которые Эгвейн захотелось пить по своей воле. Она отослала Чезу, пообещав поесть позже. Без сомнения, Чеза приготовит такой ужин, чтобы накормить ее как гусыню на убой.
Она улыбнулась своим мыслям, представив, как Чеза будет стоять рядом, потирая руки, и следить, чтобы она съела все до последнего кусочка, но ее глаза снова упали на донесение Тианы. Николь, Ларин и Боде. Белая Башня была суровой надсмотрщицей. До тех пор, пока Башня не находится в состоянии войны с согласия Совета, Амерлин не должна… Но Башня уже в состоянии войны.
Она не знала, как долго она просидела, уставившись на листок бумаги с единственным именем на нем, но когда Суан вернулась, она уже решилась. Суровая надсмотрщица, у которой не было любимчиков.
«Лиане и Боде уже уехали?» — спросила она.
«Самое малое два часа назад, Мать. Лиане должна была вызвать Боде, а затем отправиться верхом вниз по течению».
Эгвейн кивнула.
«Пожалуйста, прикажи оседлать Дайшара… Нет». Кое-кто уже узнавал лошадь Амерлин. Слишком многие. Нет времени на споры и объяснения. Нет времени утверждать свой авторитет и укреплять его. — «Оседлай Белу и встречай меня на углу, через две улицы к северу». — Белу тоже знали почти все. Но они знали, что это лошадь Суан.
«Что вы задумали, Мать?» — беспокойно спросила она.
«Хочу проехаться верхом. И, Суан, никому не говори». — она встретилась с Суан глазами, и некоторое время удерживала ее взгляд своим. Суан тоже была Амерлин, и могла переглядеть камень. Но теперь Амерлин была Эгвейн. — «Никому, Суан. Теперь иди. Иди. И поторопись», — все еще морща лоб, Суан заторопилась.
Оставшись одна, Эгвейн сняла с шеи палантин, осторожно свернула, и убрала в сумочку на поясе. Ее плащ был из хорошей шерсти, и достаточно прочным, но и довольно простым. Без палантина, высовывающегося из-под капюшона, она могла сойти за кого угодно.
Тротуар перед палаткой, конечно, был пуст, но как только она пересекла замерзшую улицу, ей пришлось прокладывать себе путь через обычную белую реку Послушниц. Часто попадались Принятые, и иногда — Айз Седай. Послушницы склонялись перед ней не замедляя движения, а Принятые делали реверансы, когда она проходила, как только видели, что под плащом не белые юбки или с полосатой каймой, а Айз Седай скользили мимо, скрыв лица капюшонами. Если кто и ее заметил, что ее не сопровождает Страж, что ж, у некоторых Сестер не было Стражей. И не все были окружены сиянием саидар. Просто большинство.
Через две улицы от ее кабинета она остановилась у края деревянного тротуара, отвернувшись от потока торопящихся женщин. Она пыталась не волноваться. Солнце уже прошло полпути к горизонту на западе, золотой шарик, пронзенный изломанным пиком Драконовой Горы. Тень Горы уже протянулась через весь лагерь, погрузив палатки в вечернюю мглу.
Наконец верхом на Беле появилась Суан. Косматая маленькая кобылка уверено ступала по скользкой улице, но Суан цеплялась за поводья и сидела так, словно боялась упасть. Может, и в самом деле боялась. Суан была одной из худших наездниц, которых когда-либо видела Эгвейн. Когда она сползла с седла, в вихре юбок и ворчливых проклятий, она выглядела так, словно избавилась от смертельной опасности. Бела заржала, узнав Эгвейн. Натянув свой съехавший капюшон на место, Суан тоже открыла рот, но Эгвейн предупреждающе подняла руку, прежде чем она заговорила. Она увидела слово «Мать», которое уже готово было сорваться с губ Суан. И очень похоже, что оно было бы достаточно громким, чтобы его было слышно на пятьдесят шагов вокруг.
«Никому не говори». — мягко сказала Эгвейн. — «И никаких записок и намеков, тоже». — Это должно было исключить все. — «Составь Чезе компанию, пока я не вернусь. Я не хочу, чтобы она волновалась».
Суан неохотно кивнула. Она выглядела сердитой. Эгвейн подумала, что поступила мудро, включив в запрет «записки» и «намеки». Оставив бывшую Престол Амерлин, выглядевшую как надутая девчонка, она ловко забралась в седло Белы.
Из-за замерзших борозд грязи на улицах лагеря, сначала ей пришлось пустить косматую кобылку шагом. И еще из-за того, что все удивились бы, увидев Суан, ехавшую на Беле быстрее, чем обычно. Она постаралась ехать как Суан, неуверенно качаясь, цепляясь за высокую переднюю луку седла одной рукой, иногда даже двумя. От этого она почувствовала себя так, словно тоже готова упасть. Бела повернула голову и посмотрела на нее. Она знала, кто был у нее на спине, и знала, что Эгвейн может ездить гораздо лучше. Но Эгвейн продолжала изображать Суан, и старалась не думать о том, где находится солнце. И так всю дорогу от лагеря, за ряды фургонов, до тех пор, пока первые деревья не скрыли ее от палаток и фургонов.
Затем она перегнулась через луку седла и прижалась лицом к гриве Белы.
«Ты вывезла меня из Двуречья», — прошептала она. — «Ты можешь скакать так же быстро сейчас»? — выпрямившись, она вонзила пятки ей в бока.
Бела не могла скакать галопом, как Дайшар, но ее крепкие ноги легко месили снег. Она была когда-то ломовой лошадью, не рысаком или боевым конем, но она выкладывалась как могла, вытягивая шею так же храбро, как и Дайшар. Бела скакала, а солнце спускалось все ниже и ниже, словно небо внезапно намазали маслом. Эгвейн пригнулась в седле и погоняла лошадь. Это была гонка с солнцем, которую, Эгвейн знала точно, ей не выиграть. Но даже если ей и не суждено обогнать солнце, у нее еще было время. Под стук копыт она подгоняла Белу пятками, и Бела бежала.
Вокруг сгустились сумерки, а потом и тьма, прежде чем Эгвейн различила луну, отражающуюся в водах Эринин. Время еще есть. Это было почти то самое место, где она стояла с Гаретом, глядя как корабли плывут к Тар Валону. Сдерживая Белу, она прислушалась.
Тишина. А потом послышалось приглушенное проклятье. Тихое кряхтение и вздохи людей, несущих тяжелую ношу по снегу и старающихся не нарушать тишину. Она развернула Белу между деревьев навстречу звукам. Тени зашевелились, и она услышала шорох стали, вытаскиваемой из ножен.
Потом на расстоянии вздоха от нее какой-то человек пробормотал:
«Я знаю этого пони. Это одна из Сестер. Та, которая, как они говорят, раньше была Амерлин. На мой взгляд, не похожа. Не старше чем та, которая, как они говорят, сейчас у них Амерлин».
«Бела — не пони», — решительно сказала Эгвейн. — «Отведите меня к Боде Коутон».
От ночных теней среди деревьев отделились дюжина человек, окружая ее и Белу. Казалось, все они приняли ее за Суан, но это было нормально. Для них Айз Седай была Айз Седай, и они проводили ее туда, где на лошади чуть выше Белы сидела Боде, закутавшись в темный плащ. Ее платье тоже было темным. Белое сегодня слишком бы выделялось.
Боде тоже узнала Белу, и с удовольствием потянулась почесать кобылу, когда Эгвейн подъехала к ней.
«Ты остаешься на берегу», — тихо сказала Эгвейн. — «Ты сможешь вернуться со мной, когда все будет сделано».
Боде, словно ужаленная, отдернула руку при звуке голоса Эгвейн.
«Почему?» — спросила она, не очень требовательно. По крайней мере, этому она научилась. — «Я могу это сделать. Лиане Седай все мне объяснила, и я справлюсь».
«Я знаю, что ты справишься. Но не так хорошо, как я. Пока еще нет». — Это прозвучало очень похоже на критику, которой та не заслуживала. — «Я Престол Амерлин, Боде. Некоторые решения могу принимать только я. И я не могу просить сделать некоторые вещи Послушницу, если сама могу сделать это лучше». — Возможно, это прозвучало ненамного мягче, но она не могла объяснить ей про Ларин и Николь, или про цену, которую Белая Башня требует от всех своих дочерей. Амерлин не могла объяснить этого Послушнице, а Послушница была не готова понять остальное.
Даже ночью по очертаниям плеч Боде было видно, что она ничего не поняла, но она уже научилась не спорить с Айз Седай. Также как научилась тому, что Эгвейн была Айз Седай. Остальному она еще научится. У Башни было достаточно времени, чтобы ее научить.
Спешившись, Эгвейн передала поводья Белы одному из солдат и подобрала юбки, чтобы пройти по снегу туда, откуда доносились звуки перемещения чего-то тяжелого. Это была большая весельная шлюпка, которую тащили по снегу как сани. Пузатые сани, которые приходилось протаскивать между деревьев, хотя и с меньшим количеством проклятий, когда мужчины, которые толкали лодку, поняли, что она идет за ними. Большинство мужчин в присутствии Айз Седай следили за своими языками, и даже если они не видели ее лица в темноте и под капюшоном, кто еще мог быть здесь у реки? Если они и знали, что она была не той женщиной, которая должна была к ним присоединиться с самого начала, кто станет интересоваться у Айз Седай?
Они спустили шлюпку на воду, осторожно, чтобы избежать всплесков, и шесть человек забрались внутрь вставить весла в уключины, обвязанные тряпками. Мужчины были босыми, чтобы избежать стука каблуков о дно лодки. В этих водах курсировали и более мелкие лодки, но сегодня им придется грести против течения. Один из мужчин на берегу подал ей руку, чтобы помочь забраться в лодку, и она заняла свое место на носу, плотно запахнувшись в плащ. Лодка отчалила от берега тихо, если не считать негромкого плеска воды вокруг весел.
Эгвейн посмотрела вперед, на юг, на Тар Валон. Белые стены слабо светились в ночи, отражая свет полной бледной луны, и освещенные окна придавали городу дополнительное свечение, словно сам остров обнимал саидар. Белая Башня выделялась даже в темноте, ее окна были освещены, и она вся светилась под луной. Что-то пролетело, закрыв луну, и она затаила дыхание. На мгновение она подумала, что это был Драгкар, дурной знак, предвещающий несчастье этой ночью. «Но это была всего лишь летучая мышь», — решила она. Весна уже достаточно близко, что летучие мыши могли уже вылететь на охоту. Поплотнее запахнув плащ, она стала вглядываться в город, становившийся все ближе. Ближе.
Когда высокая стена Северной Гавани замаячила перед лодкой, гребцы убрали весла, и лодка чуть не коснулась бортом стены прямо рядом со входом в гавань. Эгвейн уже протянула руку, чтобы оттолкнуться от бледного камня прежде, чем лодка врежется в стену. Шум точно бы услышали солдаты из охраны. Весла издали слабый шум, когда их опустили назад, и лодка остановилась прямо там, где Эгвейн могла дотянуться до массивной железной цепи, проходившей через всю гавань. Ее большие звенья блестели из-под покрывающей их смазки.
Впрочем, дотрагиваться не было необходимости. И медлить тоже. Обнимая саидар, она едва осознавала захватывающую прелесть жизни, наполнявшей ее, пока не помести потоки на места. Земля, Огонь и Воздух окружив ими цепь. Земля и Огонь — прикасаясь до нее. И черный метал полыхнул белым через всю гавань.
Она едва успела понять, что недалеко от нее чуть выше, на стене, кто-то коснулся Источника, затем что-то ударило по лодке, ударило по ней, и она ощутила холодную воду, охватившую ее, заливающуюся ей в нос и в рот. Затем темнота.
Эгвейн почувствовала, что лежит на чем-то твердом. Она услышала женские голоса. Взволнованные голоса.
— Вы знаете, кто это?
— Так, так. Мы определенно получили кое-что получше, чем нам сегодня было обещано.
Что-то прижалось к ее губам и в рот тонкой струйкой потекла теплая жидкость, едва отдававшая мятой. Она конвульсивно сглотнула, внезапно осознав, как она замерзла, и задрожала. Ее глаза заморгали и остановились на лице женщины, которая придерживала ее голову и чашку. Фонари в руках солдат, толпящихся вокруг, давали достаточно света, чтобы она смогла разглядеть это лицо. Лицо без возраста. Она была на берегу. На берегу Северной Гавани.
«Вот так, девочка», — ободряюще сказала Айз Седай. — «Выпей все до дна. Сильная доза, для начала».
Эгвейн попыталась оттолкнуть чашку, пытаясь обнять саидар, но уже чувствовала, что соскальзывает в темноту. Они ждали ее. Ее предали. Но кто?
Эпилог. Ответ
«Думаешь, смерти Кайрен будет достаточно, чтобы остановить соглашение?» — спросила она. — «Судя по тому, что об этом известно, это может быть Логайн, который вернулся, чтобы свершить какую-нибудь безумную месть», — почему, во имя Света, она это сказала? Ей следует надеть на свой язык узду, и держать свои мысли при себе. — «Или, что более вероятно, какой-нибудь несчастный дурачок с окрестных ферм, или предместья». — Улыбка Лилейн стала шире, и в ней уже было не веселье, а насмешка. Свет, эта женщина месяцами не выказывала такого неуважения.
«Если бы Логайн хотел отомстить, Мать, он направился бы в Белую Башню и попытался бы перебить Красных», — несмотря на улыбку ее голос был ровным и спокойным. Смущающий контраст. Возможно, этого она и добивалась. — «Возможно, жаль, что он этого не делает. Он помог бы сбросить Элайду. Но это было бы проще, чем она того заслуживает. Нет, Кайрен не остановит соглашение, не больше, чем Анайя, но вместе эти два случая могут заставить Сестер больше волноваться о предосторожностях и возбудят скептическое отношение к соглашению. Возможно, на нужны эти мужчины, но мы должны быть уверены, что у нас все под контролем. Полностью».
Эгвейн кивнула. Слегка. Она согласилась, но…
«Могут возникнуть трудности с тем, чтобы заставить их это принять», — сказала она. Трудности. Сегодня у нее открылся талант к преуменьшению.
«Узы Стража можно слегка изменить», — сказала Майган. — «сейчас вы можете заставить мужчину сделать то, что вам угодно, слегка подтолкнув, но необходимость в толчке можно убрать очень просто».
«Звучит очень похоже на Принуждение», — отрезала Эгвейн. Она научилась этому плетению от Могидин, но только чтобы научиться, как против него бороться. Штука была мерзкой, это была кража воли другого человека, или даже всей его сущности. Тот, кого Принудили, делал все, что вы приказывали. Все. И верил, что это был их собственный выбор. Даже подумав об этом, она почувствовала себя грязной.
Майган встретила ее взгляд так же ровно, как и Лилейн, однако, и ее голос был таким же ровным, как и ее лицо. Она не думала о мерзости.
«В Кайриэне на Сестер было оказано Принуждение. Теперь это кажется бесспорным. Но я говорила об узах, это совершенно другое».
«Думаешь, Аша’манов можно уговорить, чтобы они приняли узы?» — Эгвейн не могла сдержать недоверия в голосе. — «Кроме того, кто сможет осуществить это связывание? Если даже каждая Сестра, у которой нет Стража, возьмет по Аша’ману, а каждая Зеленая возьмет по два или по три, у нас не хватит Сестер. И это, если ты отыщешь Сестер, которые согласятся быть связанными с мужчинами, которые вот-вот сойдут с ума».
Майган кивала на каждую фразу, словно соглашаясь. И разглаживала юбки так, словно не вполне слушая.
«Если узы можно изменить в одну сторону», — сказала она, когда Эгвейн закончила, — «то их можно изменить и по-другому. Может быть, есть способ убрать разделение части сознания. Тогда, возможно, сумасшествие не будет проблемой. Это будет другой вид уз, совсем не такой как узы Стражей. Я уверена, все согласятся, что это совсем не то, что иметь Стража. Любая Сестра сможет связать столько Аша’манов, сколько потребуется».
Внезапно, Эгвейн поняла что происходит. Лилейн сидела спокойно, уставившись в чашку, но при этом она изучала Эгвейн сквозь ресницы. И использовала Майган как разведчика. Смирив гнев, Эгвейн даже не пришлось придавать холодности голосу. Он и так был ледяным.
«А вот это звучит именно как Принуждение, Лилейн. Это и есть Принуждение, и никакая игра слов не сделает его чем-то другим. Я буду указывать на это всякому, кто попытается предложить что-либо подобное. И я прикажу высечь всякого, кто попытается пойти дальше слов. Принуждение запрещено, и оно останется запрещенным».
«Как скажете», — ответила Лилейн, хотя это могло означать все что угодно. То, что она сказала дальше, было более понятным. — «Белая Башня иногда совершает ошибки. Невозможно жить или двигаться, не совершая ошибок. Но мы живем и продолжаем жить. И если иногда нам приходится прятать свои ошибки, тогда при возможности, мы их исправляем. Даже когда это болезненно». — Поставив чашку обратно на поднос, она удалилась, сопровождаемая Майган. Майган обняла Источник перед тем, как покинуть палатку. Лилейн этого не сделала.
Некоторое время Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно. Она представила реку, удерживаемую берегами. Лилейн не сказала прямо, что выбор Эгвейн ал’Вир в качестве Амерлин было ошибкой, которую следует исправить, но была очень близка к этому.
К полудню Чеза на еще одном подносе принесла Эгвейн поесть теплый хлеб с хрустящей корочкой, в котором было всего одно или два подозрительных темных вкрапления и рагу из чечевицы, с ломтиками жесткой репы, совершенно деревянной морковью и кусочками чего-то, что когда-то могло быть козлятиной. Эгвейн смогла проглотить всего лишь ложку. Ее беспокоила не Лилейн. Лилейн грозила ей и раньше, чуть ли не с тех пор, как она дала понять, что она Амерлин, и не марионетка. Вместо еды она уставилась на донесение Тианы, которое лежало на краю стола. Николь могла и не получить шаль, несмотря на свой потенциал, но у Башни был большой опыт по части превращения упрямых, исполненных непокорности женщин в самоуверенных Айз Седай. У Ларин впереди было яркое будущее, но она должна была научиться подчиняться правилам прежде, чем начать понимать, какое можно нарушить и когда. Белая Башня прекрасно учила и тому, и другому, но первое всегда следовало в первую очередь. Будущее Боде может стать блистательным. Ее потенциал почти равнялся потенциалу Эгвейн. Но вне зависимости от того кто ты — Айз Седай, Принятая или послушница — Башня требовала, чтобы ты делала то, что нужно для Башни. Айз Седай, Принятая, Послушница или Амерлин.
Чеза, когда вернулась, разочарованно высказала ей все, что она думает по поводу практически нетронутой еды на подносе, особенно учитывая то, что завтрак тоже остался практически нетронутым. Эгвейн сослалась на расстройство желудка и отказалась от еды. После того, как чай Чезы облегчил ее головную боль, по крайней мере, несколько дней они не возвращались, после чего стали еще сильнее и приходили каждую ночь, оказалось, что пухленькая служанка собрала целую коллекцию трав от всех болезней, которые она покупала у каждого шарлатана с бойким языком. И каждое новое средство с еще более отвратительным вкусом, чем предыдущее. Она выглядела настолько убитой горем, если Эгвейн отказывалась пить ее жуткие микстуры, что та глотала их, лишь бы Чеза не волновалась. Иногда, совсем неожиданно, они помогали. Но они никогда не были такими, которые Эгвейн захотелось пить по своей воле. Она отослала Чезу, пообещав поесть позже. Без сомнения, Чеза приготовит такой ужин, чтобы накормить ее как гусыню на убой.
Она улыбнулась своим мыслям, представив, как Чеза будет стоять рядом, потирая руки, и следить, чтобы она съела все до последнего кусочка, но ее глаза снова упали на донесение Тианы. Николь, Ларин и Боде. Белая Башня была суровой надсмотрщицей. До тех пор, пока Башня не находится в состоянии войны с согласия Совета, Амерлин не должна… Но Башня уже в состоянии войны.
Она не знала, как долго она просидела, уставившись на листок бумаги с единственным именем на нем, но когда Суан вернулась, она уже решилась. Суровая надсмотрщица, у которой не было любимчиков.
«Лиане и Боде уже уехали?» — спросила она.
«Самое малое два часа назад, Мать. Лиане должна была вызвать Боде, а затем отправиться верхом вниз по течению».
Эгвейн кивнула.
«Пожалуйста, прикажи оседлать Дайшара… Нет». Кое-кто уже узнавал лошадь Амерлин. Слишком многие. Нет времени на споры и объяснения. Нет времени утверждать свой авторитет и укреплять его. — «Оседлай Белу и встречай меня на углу, через две улицы к северу». — Белу тоже знали почти все. Но они знали, что это лошадь Суан.
«Что вы задумали, Мать?» — беспокойно спросила она.
«Хочу проехаться верхом. И, Суан, никому не говори». — она встретилась с Суан глазами, и некоторое время удерживала ее взгляд своим. Суан тоже была Амерлин, и могла переглядеть камень. Но теперь Амерлин была Эгвейн. — «Никому, Суан. Теперь иди. Иди. И поторопись», — все еще морща лоб, Суан заторопилась.
Оставшись одна, Эгвейн сняла с шеи палантин, осторожно свернула, и убрала в сумочку на поясе. Ее плащ был из хорошей шерсти, и достаточно прочным, но и довольно простым. Без палантина, высовывающегося из-под капюшона, она могла сойти за кого угодно.
Тротуар перед палаткой, конечно, был пуст, но как только она пересекла замерзшую улицу, ей пришлось прокладывать себе путь через обычную белую реку Послушниц. Часто попадались Принятые, и иногда — Айз Седай. Послушницы склонялись перед ней не замедляя движения, а Принятые делали реверансы, когда она проходила, как только видели, что под плащом не белые юбки или с полосатой каймой, а Айз Седай скользили мимо, скрыв лица капюшонами. Если кто и ее заметил, что ее не сопровождает Страж, что ж, у некоторых Сестер не было Стражей. И не все были окружены сиянием саидар. Просто большинство.
Через две улицы от ее кабинета она остановилась у края деревянного тротуара, отвернувшись от потока торопящихся женщин. Она пыталась не волноваться. Солнце уже прошло полпути к горизонту на западе, золотой шарик, пронзенный изломанным пиком Драконовой Горы. Тень Горы уже протянулась через весь лагерь, погрузив палатки в вечернюю мглу.
Наконец верхом на Беле появилась Суан. Косматая маленькая кобылка уверено ступала по скользкой улице, но Суан цеплялась за поводья и сидела так, словно боялась упасть. Может, и в самом деле боялась. Суан была одной из худших наездниц, которых когда-либо видела Эгвейн. Когда она сползла с седла, в вихре юбок и ворчливых проклятий, она выглядела так, словно избавилась от смертельной опасности. Бела заржала, узнав Эгвейн. Натянув свой съехавший капюшон на место, Суан тоже открыла рот, но Эгвейн предупреждающе подняла руку, прежде чем она заговорила. Она увидела слово «Мать», которое уже готово было сорваться с губ Суан. И очень похоже, что оно было бы достаточно громким, чтобы его было слышно на пятьдесят шагов вокруг.
«Никому не говори». — мягко сказала Эгвейн. — «И никаких записок и намеков, тоже». — Это должно было исключить все. — «Составь Чезе компанию, пока я не вернусь. Я не хочу, чтобы она волновалась».
Суан неохотно кивнула. Она выглядела сердитой. Эгвейн подумала, что поступила мудро, включив в запрет «записки» и «намеки». Оставив бывшую Престол Амерлин, выглядевшую как надутая девчонка, она ловко забралась в седло Белы.
Из-за замерзших борозд грязи на улицах лагеря, сначала ей пришлось пустить косматую кобылку шагом. И еще из-за того, что все удивились бы, увидев Суан, ехавшую на Беле быстрее, чем обычно. Она постаралась ехать как Суан, неуверенно качаясь, цепляясь за высокую переднюю луку седла одной рукой, иногда даже двумя. От этого она почувствовала себя так, словно тоже готова упасть. Бела повернула голову и посмотрела на нее. Она знала, кто был у нее на спине, и знала, что Эгвейн может ездить гораздо лучше. Но Эгвейн продолжала изображать Суан, и старалась не думать о том, где находится солнце. И так всю дорогу от лагеря, за ряды фургонов, до тех пор, пока первые деревья не скрыли ее от палаток и фургонов.
Затем она перегнулась через луку седла и прижалась лицом к гриве Белы.
«Ты вывезла меня из Двуречья», — прошептала она. — «Ты можешь скакать так же быстро сейчас»? — выпрямившись, она вонзила пятки ей в бока.
Бела не могла скакать галопом, как Дайшар, но ее крепкие ноги легко месили снег. Она была когда-то ломовой лошадью, не рысаком или боевым конем, но она выкладывалась как могла, вытягивая шею так же храбро, как и Дайшар. Бела скакала, а солнце спускалось все ниже и ниже, словно небо внезапно намазали маслом. Эгвейн пригнулась в седле и погоняла лошадь. Это была гонка с солнцем, которую, Эгвейн знала точно, ей не выиграть. Но даже если ей и не суждено обогнать солнце, у нее еще было время. Под стук копыт она подгоняла Белу пятками, и Бела бежала.
Вокруг сгустились сумерки, а потом и тьма, прежде чем Эгвейн различила луну, отражающуюся в водах Эринин. Время еще есть. Это было почти то самое место, где она стояла с Гаретом, глядя как корабли плывут к Тар Валону. Сдерживая Белу, она прислушалась.
Тишина. А потом послышалось приглушенное проклятье. Тихое кряхтение и вздохи людей, несущих тяжелую ношу по снегу и старающихся не нарушать тишину. Она развернула Белу между деревьев навстречу звукам. Тени зашевелились, и она услышала шорох стали, вытаскиваемой из ножен.
Потом на расстоянии вздоха от нее какой-то человек пробормотал:
«Я знаю этого пони. Это одна из Сестер. Та, которая, как они говорят, раньше была Амерлин. На мой взгляд, не похожа. Не старше чем та, которая, как они говорят, сейчас у них Амерлин».
«Бела — не пони», — решительно сказала Эгвейн. — «Отведите меня к Боде Коутон».
От ночных теней среди деревьев отделились дюжина человек, окружая ее и Белу. Казалось, все они приняли ее за Суан, но это было нормально. Для них Айз Седай была Айз Седай, и они проводили ее туда, где на лошади чуть выше Белы сидела Боде, закутавшись в темный плащ. Ее платье тоже было темным. Белое сегодня слишком бы выделялось.
Боде тоже узнала Белу, и с удовольствием потянулась почесать кобылу, когда Эгвейн подъехала к ней.
«Ты остаешься на берегу», — тихо сказала Эгвейн. — «Ты сможешь вернуться со мной, когда все будет сделано».
Боде, словно ужаленная, отдернула руку при звуке голоса Эгвейн.
«Почему?» — спросила она, не очень требовательно. По крайней мере, этому она научилась. — «Я могу это сделать. Лиане Седай все мне объяснила, и я справлюсь».
«Я знаю, что ты справишься. Но не так хорошо, как я. Пока еще нет». — Это прозвучало очень похоже на критику, которой та не заслуживала. — «Я Престол Амерлин, Боде. Некоторые решения могу принимать только я. И я не могу просить сделать некоторые вещи Послушницу, если сама могу сделать это лучше». — Возможно, это прозвучало ненамного мягче, но она не могла объяснить ей про Ларин и Николь, или про цену, которую Белая Башня требует от всех своих дочерей. Амерлин не могла объяснить этого Послушнице, а Послушница была не готова понять остальное.
Даже ночью по очертаниям плеч Боде было видно, что она ничего не поняла, но она уже научилась не спорить с Айз Седай. Также как научилась тому, что Эгвейн была Айз Седай. Остальному она еще научится. У Башни было достаточно времени, чтобы ее научить.
Спешившись, Эгвейн передала поводья Белы одному из солдат и подобрала юбки, чтобы пройти по снегу туда, откуда доносились звуки перемещения чего-то тяжелого. Это была большая весельная шлюпка, которую тащили по снегу как сани. Пузатые сани, которые приходилось протаскивать между деревьев, хотя и с меньшим количеством проклятий, когда мужчины, которые толкали лодку, поняли, что она идет за ними. Большинство мужчин в присутствии Айз Седай следили за своими языками, и даже если они не видели ее лица в темноте и под капюшоном, кто еще мог быть здесь у реки? Если они и знали, что она была не той женщиной, которая должна была к ним присоединиться с самого начала, кто станет интересоваться у Айз Седай?
Они спустили шлюпку на воду, осторожно, чтобы избежать всплесков, и шесть человек забрались внутрь вставить весла в уключины, обвязанные тряпками. Мужчины были босыми, чтобы избежать стука каблуков о дно лодки. В этих водах курсировали и более мелкие лодки, но сегодня им придется грести против течения. Один из мужчин на берегу подал ей руку, чтобы помочь забраться в лодку, и она заняла свое место на носу, плотно запахнувшись в плащ. Лодка отчалила от берега тихо, если не считать негромкого плеска воды вокруг весел.
Эгвейн посмотрела вперед, на юг, на Тар Валон. Белые стены слабо светились в ночи, отражая свет полной бледной луны, и освещенные окна придавали городу дополнительное свечение, словно сам остров обнимал саидар. Белая Башня выделялась даже в темноте, ее окна были освещены, и она вся светилась под луной. Что-то пролетело, закрыв луну, и она затаила дыхание. На мгновение она подумала, что это был Драгкар, дурной знак, предвещающий несчастье этой ночью. «Но это была всего лишь летучая мышь», — решила она. Весна уже достаточно близко, что летучие мыши могли уже вылететь на охоту. Поплотнее запахнув плащ, она стала вглядываться в город, становившийся все ближе. Ближе.
Когда высокая стена Северной Гавани замаячила перед лодкой, гребцы убрали весла, и лодка чуть не коснулась бортом стены прямо рядом со входом в гавань. Эгвейн уже протянула руку, чтобы оттолкнуться от бледного камня прежде, чем лодка врежется в стену. Шум точно бы услышали солдаты из охраны. Весла издали слабый шум, когда их опустили назад, и лодка остановилась прямо там, где Эгвейн могла дотянуться до массивной железной цепи, проходившей через всю гавань. Ее большие звенья блестели из-под покрывающей их смазки.
Впрочем, дотрагиваться не было необходимости. И медлить тоже. Обнимая саидар, она едва осознавала захватывающую прелесть жизни, наполнявшей ее, пока не помести потоки на места. Земля, Огонь и Воздух окружив ими цепь. Земля и Огонь — прикасаясь до нее. И черный метал полыхнул белым через всю гавань.
Она едва успела понять, что недалеко от нее чуть выше, на стене, кто-то коснулся Источника, затем что-то ударило по лодке, ударило по ней, и она ощутила холодную воду, охватившую ее, заливающуюся ей в нос и в рот. Затем темнота.
Эгвейн почувствовала, что лежит на чем-то твердом. Она услышала женские голоса. Взволнованные голоса.
— Вы знаете, кто это?
— Так, так. Мы определенно получили кое-что получше, чем нам сегодня было обещано.
Что-то прижалось к ее губам и в рот тонкой струйкой потекла теплая жидкость, едва отдававшая мятой. Она конвульсивно сглотнула, внезапно осознав, как она замерзла, и задрожала. Ее глаза заморгали и остановились на лице женщины, которая придерживала ее голову и чашку. Фонари в руках солдат, толпящихся вокруг, давали достаточно света, чтобы она смогла разглядеть это лицо. Лицо без возраста. Она была на берегу. На берегу Северной Гавани.
«Вот так, девочка», — ободряюще сказала Айз Седай. — «Выпей все до дна. Сильная доза, для начала».
Эгвейн попыталась оттолкнуть чашку, пытаясь обнять саидар, но уже чувствовала, что соскальзывает в темноту. Они ждали ее. Ее предали. Но кто?
Эпилог. Ответ
Ранд глядел в окно на бесконечный дождь, льющийся с серого неба. Еще одна буря пришла с Хребта Мира. Стены Дракона. Он подумал, что скоро уже должна придти весна. Весна всегда приходит, несмотря ни на что. Здесь в Тире должно быть даже раньше, чем дома, хотя пока это трудно определить. Ветвистый серебряно-синий росчерк молнии сверкнул через все небо, и через некоторое время ударил гром. Молнии были далеко. Раны на его боку опять ныли. Свет, даже цапли, выжженные на его ладонях, болели снова, спустя столько времени.
Иногда, боль — это все, что дает тебе ощущение, что ты еще жив. — прошептал Льюс Тэрин, но Ранд проигнорировал его голос.
Позади него заскрипела открываясь дверь, и он оглянулся через плечо на человека, который вошел в гостиную. На Башире был надет короткий, шелковый кафтан серого цвета, с дорогой вышивкой. При нем был жезл Маршал-Генерала Салдэи, вырезанный из кости, с золотой головой волка, который был заткнут за пояс рядом с его мечом без ножен. Его сапоги с отвернутыми вниз ботфортами были начищены до блеска. Ранд постарался не выдать своего облегчения. Они успели уйти достаточно далеко.
«Ну?» — он сказал.
«Шончан поддаются, » — ответил Башир. — «Они безумны как зайцы, но поддаются. Но они требуют встречи с тобой лично. Маршал-Генерал Салдэи — это не Дракон Возрожденный».
«С этой Леди Сюрот?»
Башир покачал головой. — «Очевидно прибыл член их королевского семейства. Сюрот желает, чтобы ты встретился с кем-то, кого зовут Дочерью Девяти Лун».
Вслед за далекой молнией снова прогремел гром.
Иногда, боль — это все, что дает тебе ощущение, что ты еще жив. — прошептал Льюс Тэрин, но Ранд проигнорировал его голос.
Позади него заскрипела открываясь дверь, и он оглянулся через плечо на человека, который вошел в гостиную. На Башире был надет короткий, шелковый кафтан серого цвета, с дорогой вышивкой. При нем был жезл Маршал-Генерала Салдэи, вырезанный из кости, с золотой головой волка, который был заткнут за пояс рядом с его мечом без ножен. Его сапоги с отвернутыми вниз ботфортами были начищены до блеска. Ранд постарался не выдать своего облегчения. Они успели уйти достаточно далеко.
«Ну?» — он сказал.
«Шончан поддаются, » — ответил Башир. — «Они безумны как зайцы, но поддаются. Но они требуют встречи с тобой лично. Маршал-Генерал Салдэи — это не Дракон Возрожденный».
«С этой Леди Сюрот?»
Башир покачал головой. — «Очевидно прибыл член их королевского семейства. Сюрот желает, чтобы ты встретился с кем-то, кого зовут Дочерью Девяти Лун».
Вслед за далекой молнией снова прогремел гром.
Мы седлали ветра наступавшей зари,
Мы шагали навстречу последней войны.
Танцевали средь блеска молний клинков
Разрывали на части оковы миров.