Другие сны оказались ни то, ни се.
   Мэт, стоя посреди деревни, играл в шары. Здания, крытые соломой, были нечеткими, как обычно бывает во сне — иногда крыши были из черепицы, иногда дома казались каменными, иногда деревянными, но он был четким и ясным. Одет в прекрасную зеленую куртку и широкополую черную шляпу, туже, в которой он был, когда приехал в Салидар. Вокруг в поле зрения не было ни души. Потерев шар, он разбегался и небрежно бросал его через траву. Все девять кегель упали, словно их пнули. Мэт подошёл и поднял другой шар, все кегли снова стояли. Нет, это был новый набор. Старые все еще лежали там же, куда упали. Он лениво из-за спины швырнул шар снова. И Эгвейн захотелось закричать. Кегли были из древесины. Они были людьми, стоявшими и глядевшими как катится к ним шар. Но никто не двигался, пока шар в них не попал. Мэт снова пошел за другим шаром, и снова появились кегли — люди, стоявшие ровными, организованными шеренгами среди лежавших на земле, словно мертвых. Нет, они и были мертвы. Беззаботный Мэт снова бросил шар.
   Это был истинный сон, она это знала, за долго до его завершения. Проблески будущего, которое могло прийти. Предупреждение, за чем необходимо наблюдать. Истинные сны всегда могли сбыться, но это не обязательно, она часто должна было напоминать себе об этом. Сновидение не Предсказывало — но вероятность, что что-то подобное произойдет — была огромная. Каждая из тех человеческих кегель представляла собой тысячи людей. В этом она была уверена. И частью этого был Иллюминатор. Мэт однажды встретил Иллюминатора, но это было давно. А тут происходит что-то новое. Иллюминаторы же были рассеяны, их гильдия распалась. Теперь каждый бродил сам по себе и показывал своё ремесло. Илэйн и Найнив путешествовали какое-то время с одним таким. Мэт мог тоже где-нибудь найти Иллюминатора. Однако, это было только возможное будущее. Суровое и запачканное кровью, но только возможное. Она уже видела подобное во сне, по крайней мере, дважды. Сны не были одинаковыми, но всегда имели одно значение. Становилось ли от этого событие более вероятным? Она должна была попросить, чтобы Хранительницы помогли это выяснить. Но она все время откладывала этот шаг. Каждый заданный вопрос, открыл бы им что-то из ее целей. Чтобы спасти Айил они могли дать Белой Башне исчезнуть с лица земли. Ей же нужно думать больше, чем об одном человеке или народе.
   Еще сны.
   Она карабкалась по узкой, скалистой тропинке вдоль высокого утеса. Ее окружили облака, скрывая землю внизу и вершину на верху, но она знала, что и то и другое очень далеко. Она вынуждена была идти очень осторожно. Тропинка шла неровным выступом, шириной ровно столько, чтобы только стоять, одним плечом упираясь в скалу. Повсюду тропинка была усыпана камнями размером с кулак, которые могли подвернуться под ногу и незамедлительно отправить ее вниз. Сначала казалось, что это один из снов про затаскивание жернова на гору или телеги, но с другой стороны она знала, что это тоже был истинный сон.
   Внезапно, под её ногами тропинка провалилась с грохотом падающих камней, и она отчаянно попыталась уцепиться срывающимися пальцами за скалу, пытаясь удержаться. Кончики её пальцев зацепились за крошечную щель, и ее падение остановилось с рывком, от которого ее руки чуть не оторвались. Ноги, повисли среди облаков, и она слушала как падают камни, до тех пор пока звук не пропал. Смутно, она смогла разглядеть изломанный выступ слева от неё. Он находился на расстоянии десяти футов, но с тем же успехом он мог быть и в миле — так было мало шансов до него добраться. С другого бока туман скрыл то, что осталось от тропинки, но она думала, что она по прежнему где-то там. Руки стали слабеть. Она не могла подтянуться, оставалось только висеть на кончиках пальцев, ожидая пока не упадёт. Край скалы под ее пальцами казался острым как нож.
   Внезапно, из тумана появилась женщина, выйдя из-за скрытой стороны утеса. Она шла так ловко, как будто по лестнице. У неё был меч, привязанный за спиной. Ее лицо было тяжело различить так как оно постоянно менялось, но меч казался непоколебимым как камень. Женщина добралась до Эгвейн и предложила руку. «Мы можем добраться до вершины вместе», — сказала она со знакомым тегучим акцентом.
   Эгвейн отбросила сон, словно это была гадюка. Она чувствовала, как вздрогнуло ее тело, услышала свой стон, но не могла ничего сделать. Она и прежде видела сны о Шончан, о Шончанке как-то связанной с ней, но теперь он был о Шончанке, которая ее спасет. Нет! Они одели на нее ошейник, превратили ее в дамани. Она скорее умрёт, чем примет спасение от Шончан! Прошло много времени прежде, чем она смогла заставить успокоиться свое спящее тело. Или, возможно, ей только показалось, что прошло много временем. Нет! Только не Шончан, никогда в жизни!
   Медленно, сны вернулись.
   Она снова поднималась на утес, окутанный облаками, но другой дорогой. Это была широкой трассой, гладко выложенной белым камнем, и под ногами не было никаких осколков. Сам утес был белее мела и такой гладкий, словно отполированный. Несмотря на облака, камень сверкал. Она быстро поднималась и скоро поняла, что дорога вилась спиралью вокруг скалы. Скорее это был шпиль. Она поняла это не раньше, чем оказалась на его вершине в виде полированного диска, окруженная стеной тумана. Однако, площадка не была абсолютно плоской. Посредине был Маленький белый постамент, который поддерживал лампу, сделанную из прозрачного стекла. Пламя в лампе горело ярко и устойчиво, без мерцания. И оно тоже было абсолютно белым.
   Внезапно, из тумана, появилось пара птиц — два ворона черных как ночь. Проносясь через вершину шпиля, они ударили лампу и сразу улетели. Лампа зашаталась и закрутилась, танцуя на краю постамента, разбрызгивая капельки масла. Некоторые из капель загорелись в воздухе и исчезли. Другие упали вокруг постамента, из каждой зажглось крошечное, мерцающее белое пламя. А лампа продолжала шататься на грани падения.
   Резко Эгвейн в темноте. Она знала. Впервые она знала точно, что означает сон. Но почему сначала она увидела сон о спасающей её Шончанке, а затем о Шончанском нападение на Белую Башню? Нападение, которое до основания поколебало бы Айз Седай, и угрожало самой Башне. Конечно, это была только вероятность. Но события, увиденные в истинных снах, были более вероятны, чем остальные.
   Она решила, что это необходимо спокойно обдумать, но услышала грубый шорох холста откидных створок входа, она быстро охватила Истинный Источник. Торопливо, она проделала упражнения для послушниц — вода текущая по гладким камням, ветер, дующий сквозь высокую траву. Свет, она очень испугана. Потребовалось два вида упражнений, чтобы как-то успокоиться. Она открыла рот, чтобы спросить, кто там.
   «Спите?» — мягко произнес голос Халимы. Он прозвучал слишком напряженно, почти возбужденно. — «Хорошо, я сама не возражала бы хорошенько выспаться».
   Слушая как она раздевается в темноте, Эгвейн лежала очень тихо. Если бы она дала ей понять, что проснулась, то должна была бы с нею заговорить, а сейчас это было бы непросто. Она была уверена, что Халима нашла для себя компанию, пусть и не на всю ночь. Халима, конечно, могла делать всё, что пожелает, но Эгвейн была разочарована. Пожелав, себе уснуть, она снова скользнула в сон, и на сей раз, не пыталась остановиться на полпути. Она запомнила все сны, которые увидела, и теперь нуждалась в некотором сне.
   Чеза пришла рано, чтобы принести на подносе ее завтрак и помочь одеться. Было действитель6но рано и еще не рассвело. Едва стало светать, и что бы хоть что-то разглядеть был необходим свет ламп. Угольки в жаровне за ночь погасли, и в воздухе чувствовался холод. Возможно сегодня будет снег. Халима, извиваясь, влезла в свое шелковое платье, и, смеясь, пошутила, что ей хотелось бы иметь собственную горничную, пока Чеза застегивала ряды пуговиц на платье Эгвейн. У пухлой женщины было абсолютно невозмутимое лицо, и она словно не замечала Халиму. Эгвейн ни чего не сказала. Причем, решительно ничего. Халима не была ее служанкой. Поэтому у Эгвейн не было права установить правила для женщины.
   Как только Чеза закончила с последней пуговицей, в палатку, впустив с собой волну холодного воздуха, проскользнула Нисао. Короткий проблеск в створках входа показывал, что на улице всё серо. Определенно, будет снег.
   «Я должна поговорить с Матерью наедине», — сказала она, закутавшись в плащ, словно снег уже пошел. Такой решительный тон был несвойственен для этой маленькой женщины.
   Эгвейн кивнула Чезе, которая, выходя из палатки, пробормотала предостерегая, — «Не дайте вашему завтраку снова остыть».
   Халима сделала паузу, уставившись на Нисао и Эгвейн, перед тем как достать свой плащ из неопрятной кучи возле её кровати. — «Я полагаю, что у Деланы есть для меня работа», — сказала она, показавшись Эгвейн раздраженной.
   Нисао, нахмурившись глядела ей вслед, пока она шла, но ничего не сказала. Затем она охватила саидар и сплела стража от подслушивания. Не спрашивая разрешение. — «Анайя и ее Страж мертвы», сказала она. — «Кто-то из рабочих, носящих мешки с углем, вчера вечером услышал шум, словно кто-то бьется в конвульсиях, и удившись, они все побежали, чтобы посмотреть, что это было. Они нашли Анайю и Сетагана в снегу мертвыми».
   Эгвейн медленно села на стул, который не показался ей сейчас удобным. Анайя мертва. Кроме улыбки в ней не было ничего привлекательного. Но когда она улыбалась, она согревала все вокруг себя. Женщина с простым лицом, которой нравились расшитые платья. Эгвейн знала, что должна была почувствовать печаль и за Сетагана, но он был всего лишь Страж. Если бы он пережил Анайю, то мало вероятно, что прожил бы долго. — «Как?» — спросила она. Нисао не сплела бы стража только для того, чтобы сообщить, что Анайя мертва.
   Лицо Нисао напряглось, и, несмотря на стража, она оглянулась, словно опасалась, что кто-то мог подслушать у входа. — «Рабочие решили, что они отравились грибами. Некоторые крестьяне небрежны при сборе того, что они намереваются продать, и кое-какие ядовитые грибы могут парализовать легкие или горло так опухнет, что вы умрёте задохнувшись». — Эгвейн нетерпеливо кивнула. Она же выросла в сельской местности. — «Все, кажется, с этим согласились», — продолжила Нисао, но не спешила. Кутаясь в плащ, она словно пыталась себя защитить. — «Не было никаких ран, и видимых повреждений. Ничего, чтобы заподозрить иное, кроме жадного фермера, продавшего плохие грибы. Но…» — Она вздохнула, снова оглянувшись, и понизила свой голос. — «Я полагаю, что это случилось из-за сегодняшнего разговора о Черной Башне в Совете. Я проверила резонанс. Они были убиты саидин». На ее лице появилась гримаса отвращения. — «Я думаю, что кто-то сплёл вокруг них плотные потоки воздуха и позволил им задохнуться». — Задрожав, она сильнее закуталась в плащ.
   Эгвейн тоже хотелось задрожать. Она удивилась, что еще не задрожала. Анайя мертва. Задушена. Преднамеренно жестокий способ убийства, используемый кем-то, кто не хотел оставлять следов. — «Ты рассказала кому-то ещё?»
   «Конечно нет», — с негодованием сказала Нисао. — «Я сразу пошла к вам, как только узнала, что вы проснулись».
   «Жаль. Придется объяснять, почему ты задержалась. Мы не сможем сохранить эту тайну». — Да, Амерлин хранили тайны похуже, для пользы Башни, если они считали, что так лучше. — «Если среди нас есть мужчина, способный направлять, тогда Сестры должны быть осторожны. — „Мужчина, способный направлять, прячется среди рабочих или, что мало вероятно, среди солдат. Но еще менее вероятно, что он прибыл сюда только для того, чтобы убить одну единственную Сестру и ее Стража. Возникал другой вопрос: «Почему Анайя? Она оказалась в неподходящем месте в неподходящее время, Нисао? Где они умерли?“
   «Возле фургонов на южном краю лагеря. Я не знаю, почему они там оказались в это время. Если только Анайя не шла к себе, и Сетагана думал, что она даже там нуждается в охране «.
   «Тогда ты должна выяснять это для меня, Нисао. Что делали Анайя и Сетагана, когда все ещё спали? Почему их убили? Вот это, ты должна будешь хранить в тайне. Пока не выяснишь причины, никто, кроме нас двоих, не должен знать, что ты что-то ищешь.»
   Рот Нисао открылся и закрылся. — «Если я должна, , то я должна», — пробормотала она еле слышно. Она и вправду не подходила для сохранения страшных тайн, и она знала это. Последний раз, когда она была вынуждена хранить тайну, ей пришлось поклясться в преданности лично Эгвейн. — «Это повлияет на тон разговоров о соглашении с Черной Башней?»
   «Сомневаюсь», — сказала Эгвейн устало. Свет, как она могла успеть устать? Солнце же еще не взошло. — «В любом случае, думаю, что сегодня будет еще один очень длинный день». — И лучшее, на что она могла надеяться это еще одна ночь без головной боли.

Глава 21. Метка

   Алвиарин шагнула сквозь врата, позволив им в исчезающей яркой бело-голубой вспышке закрыться за спиной, и почти сразу чихнула от пыли, поднятой ее туфлями. Сразу же она чихнула еще раз и еще, так, что на глазах выступили слезы. Освещенные светом единственного святящегося шарика, подвешенного возле ее плеча, стены помещения, высеченного в камне глубоко под землей на три уровня ниже Библиотеки Башни, были абсолютно пусты, не считая слоя столетней пыли. Она предпочла бы вернуться сразу в свои комнаты, но всегда был шанс наткнуться на прислугу, убирающуюся в комнате. Потом придется думать куда деть тело, и беспокоиться о том, что кто-то мог припомнить, что в последний раз пропавшего видели рядом с ее комнатой. Приказ Месаны был однозначен — держаться скрытно, не возбуждая и тени подозрения. Это казалось слишком робким шагом теперь, когда о Черных Сестрах впервые с момента основания Башни заговорили открыто, но когда приказывает Избранный только дурак станет ему противоречить. Особенно, когда есть шанс быть разоблаченной.
   Раздраженно, Алвиарин направила, выбивая пыль из воздуха и прибивая ее к каменному полу с такой силой, что, кажется, он должен был задрожать. Ей не пришлось бы делать так всякий раз, если бы она один раз смела всю пыль в сторону, чем оставлять ее лежать как ни в чем не бывало. Все равно долгие годы никто не забирался настолько глубоко в хранилища Библиотеки. Никто не заметит, если в одной из кладовок пол будет чисто выметен. Но иногда кто-нибудь обязательно делает то, чего никак не ждешь. Она часто сама так поступала, и не хотела, чтобы ее поймали не такой глупой оплошности. Однако, она все еще недовольно бурчала себе под нос, пока стряхивала красноватую пыль с обуви, подола юбки и плаща. Казалось невероятным, чтобы кто-либо мог опознать ее происхождение с крупнейшего из островов Морского Народа — Тремалкинга, но кого-нибудь могло заинтересовать, где это она ухитрилась так испачкаться посреди зимы. Все земли вокруг Башни были погребены под сугробами, а то, что оставалось — представляло собой смерзшуюся грязь. Все еще бормоча себе под нос, она еще раз направила Силу, чтобы приглушить скрип давно не смазывавшихся петель, когда открывала грубую деревянную дверь. Был способ направлять потоки их, скрывая, так чтобы ей не приходилось каждый раз заглушать скрип — наверняка был — но Месана отказывалась ее учить.
   Месана — вот кто был реальным источником ее раздражения. Избранная учила только тому, чему сама желала и ничему больше, намекая на разные чудеса, но тщательно их скрывая. И Месана использовала ее словно какую-нибудь девчонку на побегушках. Она заседала во главе Высшего Совета и знала по именам каждую Черную Сестру в каждой ячейке, куда больше, чем могла бы назвать Месана. Женщину мало интересовали проблемы — кто будет выполнять ее распоряжения, пока они исполнялись, и до последней запятой. Слишком часто ей хотелось чтобы их исполняла лично Алвиарин, заставляя общаться с мужчинами и женщинами, считавшими себя ровней ей только потому, что они тоже служат Великому Повелителю. Слишком многие Друзья ровняли себя с Айз Седай, или даже считали себя гораздо более значимыми персонами. Но что хуже всего, Месана запретила преподать им даже единственный наглядный урок. Они все были мелкими, отталкивающими грызунами, неспособными направлять, а Алвиарин приходилось сдерживать себя при общении только потому, что они могли служить другому Избранному! Было странно, что Месана сама толком не была уверенна. Она была одной из Избранных, и ее неуверенность заставила Алвиарин улыбнуться, несмотря на пыль.
   Шарик бледного света полетел впереди, освещая ей путь. Алвиарин скользнула в коридор с грубо отесанными стенами, разглаживая пыль позади себя легкими касаниями Воздуха, так что поверхность казалась нетронутой, и репетируя кое-что из того, что ей хотелось высказать прямо в лицо Месане. Конечно она ничего такого не скажет, но это несколько успокоило ее раздражение. Критиковать одного из Избранных, даже в мягкой форме, было прямой дорогой к боли, а, возможно, и к смерти. А, скорее всего, и так и так. С Избранными единственными способами выжить были унижение и повиновение. И первое было гораздо важнее второго. Награда в виде бессмертия стоила небольшого унижения. Получив его, она сможет получить себе всю власть, какую она желает, и куда большую, чем когда-либо находилась в руках Амерлин. Но сперва необходимо выжить.
   Едва она добралась до верха первой лестницы как перестала скрывать свои следы. Здесь было не так много пыли как внизу, и она была отмечена следами колес от ручных тележек и ног. Еще один безымянный след никого не удивит. Однако, она по-прежнему шла быстро. Обычно, только мысли о вечной жизни грели ее сердце, о власти, достающейся ей благодаря Месане, и теперь — Элайде. Что, в общем, почти одно и тоже. Желание довести Месану до положения Элайды было слишком амбициозным, но она могла бы тихонько накинуть на женщину узду так, что та думала бы, что сама ее возвысила. Сегодня, ее мысли постоянно возвращались к тому факту, что она пробыла за пределами Башни почти месяц. Месана не потрудилась держать Элайду под контролем этот месяц, но, случись что, безусловно, Избранная всю вину свалит на Алвиарин. Конечно, в прошлый раз Элайда была хорошенько запугана. Женщина молила о прекращении частных епитимий у Госпожи Послушниц. Да. Она была слишком напугана, чтобы отступить хоть на шаг в сторону. Алвиарин подальше отбросила мысли об Элайде, но не замедлила шаг.
   Следующая лестница подняла ее на верхний уровень подземелья, где она позволила шарику исчезнуть и отпустила саидар. Тени здесь во многих местах были разорваны озерками мягкого света, которые почти соприкасались друг с другом. Свет лился из ламп в железных обручах, свисавших со стен на протяжении почти всего пути. Никого не было, кроме крысы, которая промчалась мимо с негромким стуком маленьких коготков по камням пола. Это почти вызвало улыбку. Почти. Глаза Великого Повелителя теперь пронизывали Башню, но, кажется, никто не заметил, что защита ослабла. Но она не думала, что этого добилась Месана. Стражи просто больше не работали так, как должны. В них появились… пропуски. Она, конечно, не волновалась, что животное ее заметило, и сообщит кому-нибудь о том, что видело. Но все равно ускорила шаг и оказалась на узкой круглой лестничной площадке. На этом уровне можно встретить людей, а им нельзя доверять — не то, что крысам.
   Возможно, думала она пока взбиралась наверх, она могла бы попробовать спросить Месану о той невероятной вспышке Силы, пока сможет сохранять… деликатность. Избранная может подумать, что она что-то скрывает, если она никогда даже не упомянет об этом. Каждую способную направлять женщину в мире должно интересовать, что случилось. Ей только следует сохранять осторожность, чтобы не проскользнуло что-нибудь о том, что она побывала на том месте. Конечно, гораздо позже после того как свечение пропало — она же дура чтобы соваться в такое — но Месана похоже считала, что Алвиарин должна делать за нее всю черную работу, не оставляя ни минуты для себя. Эта женщина на самом деле полагала, что ей больше нечем заняться? Лучше всего было вести себя так, словно так оно и было. На данный момент, по крайней мере.
   В тени на верху лестницы она остановилась перед маленькой простой дверцей, грубо отделанной с этой стороны, чтобы привести себя в порядок она свернула плащ и повесила на руку. Месана была одной из Избранных, но оставалась обычным человеком. Она делала ошибки. И Месана не задумываясь ее убьет, если она ошибется. Унижение, подчинение и выживание. И всегда — осторожность. Она знала это задолго до того как повстречала одного из Избранных. Достав белый палантин Хранительницы из кармашка на поясе, она поместила его вокруг шеи и толкнула дверцу, внимательно прислушавшись. Как и ожидалось — вокруг тишина. Она шагнула в Девятое Хранилище и прикрыла за собой дверцу. Внутри дверца оставалась простой, но была отполирована до блеска.
   Библиотека Башни была разделена на двенадцать хранилищ, по крайней мере, так было известно всем, и Девятое было самым маленьким, содержащим всевозможные тексты по арифметике, но оно все равно было огромной, овальной формы помещением с гладким куполом потолка, заполненное множеством деревянных стеллажей и полок, каждый из которых окружали узкие карнизы в четыре шагах, над выложенным семицветной плиткой полом. Возле стеллажей стояли высокие лестницы, имеющие для легкости перемещения колесики с двух сторон и на карнизе и на полу, и массивные зеркальные светильники, настолько тяжелые, что для того чтобы их сдвинуть потребовались бы усилия четырех человек. Огонь был постоянной опасностью в Библиотеке. Все лампы ярко горели, готовые осветить путь для любой Сестры, пожелавшей найти книгу или рукопись, но прямо посреди прохода в корзинке по-прежнему находились отложенные кем-то три толстых тома, как она помнила по прошлому своему приходу. Она никак не могла понять, кому могли понадобиться разные варианты книг по арифметике или почему о ней было только написано, и Башня гордилась своим величайшем в мире собранием сочинений по каждой теме, но, похоже, многие Сестры с нею бы согласились. Она ни разу не встретила в Девятом Хранилище другую Сестру, и именно по этому она и выбрала именно это помещение для прохода. В широких заманчиво приоткрытых арочных дверях, она прислушивалась, пока не убедилась, что коридор пуст. После чего выскользнула наружу. Ее внезапно проснувшаяся тяга к подобным книгам могла показаться странной.
   Промчавшись по основным коридорам, выложенным повторяющимися рядами семицветной плитки цветов Айя, до нее дошло, что Библиотека куда пустыннее обычного, даже учитывая то, насколько мало сейчас в Башне Айз Седай. Здесь всегда можно было встретить пару Сестер, хотя бы библиотекарей — некоторые Коричневые специально селились в комнатах первого уровня, примыкающих к хранилищам, в дополнение к их комнатам в самой Башне — но сейчас похоже единственными обитателями Библиотеки стали огромные фигуры людей в странной одежде и причудливых животных, некоторые были с десятью ногами, вырезанные в стенах коридоров. Сквозняки заставляли резную путаницу колес ламп, возвышающихся в десяти шагах сверху, тонко скрипеть на своих цепях. Ее шаги казались нереально громкими, создавая мягкое эхо, отбрасываемое от потолка.
   «Могу я помочь вам?» — мягко спросил женский голос прямо за спиной.
   Пораженная Алвиарин развернулась, чуть не выронив плащ, прежде чем справилась с собой.
   «Просто хотелось пройтись по Библиотеке, Земайлла», — сказала она и немедленно почувствовала укол раздражения. Если она готова подпрыгивать от неожиданности и объясняться с библиотекарями, значит ей на самом деле надо взять себя в руки, прежде чем отчитываться перед Месаной. Она чуть было не выпалила Земайлле о том, что обнаружила на Тремалкинге, только затем, чтобы увидеть, как содрогнется женщина. Мягкое выражение на темном лице Коричневой Сестры не изменилось, но в ее голосе можно было заметить оттенок какой-то непонятной эмоции. Высокая и очень худая Земайлла всегда сохраняла на лице маску спокойствия и отстраненности, но Алвиарин подозревала, что она куда менее застенчива, чем притворяется и неприятна в общении.
   «Это вполне понятно. Библиотека дает отдых. Для всех нас наступили печальные времена. Тебе, безусловно, сейчас тяжелее всех».
   «Безусловно», — повторила Алвиарин, словно запоминая. Печальные времена? А ей тяжелее всех? Она подумала не оттащить ли женщину в какой-нибудь неприметный уголок, где хорошенько допросить, но обнаружила другую Коричневую, полную женщину с лицом даже темнее чем у Земайллы, которая наблюдала за ними из глубины зала. Эйден и Земайлла были слабы в Силе, но справиться с двумя сразу будет делом сложным, если вообще осуществимым. Что они забыли тут на нижнем этаже? Эту пару вообще редко видели, они обычно бывали на верхних уровнях, где делили комнату с Нийен, третьей Сестрой из Морского Народа, в так называемом Тринадцатом Хранилище, где хранились секретные записи. Все трое в нем же и работали, охотно подставляя свои шеи под любой труд. Она развернулась и продолжила путь, уверяя себя, что зря разволновалась, но ее не оставляло ощущение занозы, засевшей где-то между лопаток.