Страница:
Брови Кадсуане начали подниматься вверх прежде, чем она смогла взять над собой контроль. Мериса просит совета об одном из своих Стражей? Конечно, Кадсуане сама намекала при каждом удобном случае, что знает о мужчинах все, но такая степень доверительности казалась… Невозможной? Ха!» — Я уверена — какое бы решение ты не приняла, оно будет правильным».
Бросив последний взгляд на Найнив, она покинула Мерису, продолжавшую поглаживать большим пальцем эмаль значка и хмуро поглядывать вниз, на внутренний двор. Лан только что снова победил Джахара, но молодой человек изготовился к бою, требуя еще одной схватки. Независимо от того, что решит Мериса, Кадсуане уже узнала одну вещь, которая не пришлась ей по вкусу. Границы в иерархии взаимоотношений между Айз Седай и их Стражами пролегали четко — Айз Седай командовали, а Стражи повиновались. Но если из-за раскрашенного значка в замешательство приходила Мериса… которая, твердой рукой управлявшая своими Стражами, и от которой менее всего приходилось ожидать чего-то подобного — тогда необходимо установить новые границы, по крайней мере, для Стражей, умеющих направлять. Казалось маловероятным, что связывать Аша’манов узами перестанут. Белдейн служила тому доказательством. Люди никогда по-настоящему не меняются, а вот мир — да, и с пугающим постоянством. Ты просто должна жить с этим или, по крайней мере, жить, не смотря на это. Иногда, если повезет, сможешь повлиять на перемены. Но даже если что-то удастся остановить, придет в движение другое.
Как она и предвидела, дверь в комнату юного ал’Тора не оставалась без присмотра. Естественно — Аливия была на своем посту. Сложив руки на коленях, она сидела на скамье с одной стороны от двери. Светловолосая шончанка сама себя назначила кем-то вроде телохранителя. Аливия поверила в мальчика с момента освобождения от ошейника дамани, но в ее поведении скрывалось нечто большее. С одной стороны, Мин она не нравилась, и это не было обычной ревностью. Аливия, казалось, едва догадывалась о том, чем мужчины и женщины занимаются друг с другом. Но какая-то связь между нею и мальчиком существовала. Связь, просвечивающая во взглядах, несущих: с ее стороны — решимость, а с его — надежду, как не трудно было в это поверить. До тех пор, пока Кадсуане не разобралась, что за всем этим стоит, она не собиралась ничего предпринимать, чтобы их разлучить. Острые голубые глаза Аливии посмотрели на Кадсуане с уважительным опасением, но врага в ней не увидели. С теми, кого Аливия считала врагами юного ал’Тора, разговор у нее короткий.
Вторая женщина, находившаяся на страже, во многом была одного поля ягода с шончанкой. И при этом нельзя было представить себе двух более разных людей. Не только по обличью, хотя карие глаза и гладкие, безвозрастные черты Элзы контрастировали с искусно подведенными уголками глаз и едва заметными седыми прядями Аливии. Элза вскочила на ноги сразу, едва только заметила Кадсуане, и, плотно завернувшись в шаль, загородила собою дверь. — «Он — не один», — произнесла она. От холода ее голоса слова словно покрылись инеем.
«Ты хочешь преградить мне путь?», — спросила Кадсуане также холодно. Теперь андорка должна отойти в сторону. Элза стояла во владении Единой Силой настолько ниже ее, что этого должно хватить, чтобы исключить все сомнения и промедления при исполнении приказа. Однако, как ни странно, Зеленая Сестра крепко расставила ноги, а ее пристальный взгляд стал наливаться гневом.
Положение стало затруднительным. Как пятеро остальных Сестер в усадьбе, принесших мальчику клятву верности, так и те, кто сохранял лояльность Элайде, все они — смотрели на Кадсуане так, словно не доверяли ее намерениям по отношению к нему. Что, естественно, порождало вопрос, почему также не поступала Верин. Но только Элза пыталась удержать Кадсуане от него подальше. От поступков этой женщины сильно пахло ревностью, в которой не было смысла. Элза не могла всерьез полагать, что лучше подходит на роль его советницы. А будь хоть намек на то, что она домогается мальчика, как мужчину или Стража, Мин бы уже зарычала. В этом отношении интуиция у девочки работает превосходно. Принадлежи Кадсуане к подобным женщинам, она бы заскрипела зубами.
В момент, когда Кадсуане начала думать, что ей придется прямо приказать Элзе подвинуться, Аливия наклонилась вперед. — «Он посылал за ней, Элза», — растягивая слова, произнесла шончанка. — «Он огорчится, если мы ее не впустим. Огорчится из-за нас, не из-за нее. Дай ей войти».
Элза искоса взглянула на шончанку и ее губа презрительно искривилась. Аливия стояла выше нее во владении Силой — в этом отношении, Аливия стояла много выше и Кадсуане — но, с точки зрения Элзы, оставалась дичком и лгуньей. Темноволосая женщина, казалось, едва мирилась с тем фактом, что Аливия была дамани. Гораздо меньше, чем с остальной частью ее истории. Все же, Элза кинула взгляд на Кадсуане, затем на дверь позади себя, и поправила шаль. Очевидно — она не хотела, чтобы мальчик огорчался. Из-за нее.
«Я посмотрю, готов ли он принять тебя», — почти сердито пробурчала Элза. — «Держи ее здесь», — более резко добавила она Аливии, перед тем, как повернуться и тихонько постучать в дверь. С другой стороны отозвался мужской голос, и она, отворив створку на ширину, достаточную чтобы проскользнуть внутрь самой, тут же захлопнула ее за собой.
«Вы должны извинить ее», — сказала Аливия со своим раздражающе тягучим, мягким акцентом Шончан. — «Я думаю, это из-за того, что она слишком серьезно относится к своей присяге. Она не привыкла служить кому-либо».
«Айз Седай держат свое слово», — сухо ответила Кадсуане. Общение с этой женщиной требовало такой изворотливости и сообразительности, что чувствуешь себя разговаривающей с кайриэнцем! — «Мы должны».
«Думаю — так оно и есть. Только вы должны знать, что и я держу данное слово. Я послужу ему всем, что он захочет от меня».
Очаровательное замечание. И брешь в защите. Но прежде, чем Кадсуане смогла использовать ее к своей выгоде, вошла Элза. Следом за ней появился Алгарин. Его белая борода была аккуратно пострижена. С улыбкой, углубившей морщины на его лице, он отвесил Кадсуане поклон. Простая, темной шерсти куртка, пошитая в молодые годы, теперь висела свободно. Остатки волос едва прикрывали голову. Нет ни малейшего шанса выяснить, зачем он приходил к юному ал'Тору.
«Он хочет видеть тебя немедленно», — резко сказала Элза.
Кадсуане едва удержалась чтобы не заскрипеть зубами. Аливия подождет. Как и Алгарин.
Когда она вошла, мальчик был на ногах. Почти такой же высокий и широкоплечий как Лан. Одет в черную куртку, с золотой вышивкой на рукавах и высоком воротнике. Слишком уж сильно похоже на мундир Аша'манов. Только, по ее настоянию, была добавлена вышивка. Однако, Кадсуане ничего не сказала. Он отвесил учтивый поклон, сопровождая ее к креслу перед камином, на котором лежала подушка с кисточками. Затем спросил, не хочется ли ей вина. То, что было в кувшине, стоящем на краю стола рядом с двумя кубками уже остыло, но он может послать за другим. Она достаточно потрудилась, чтобы заставить его быть вежливым. Он может носить куртку, какую захочет. Есть более важные вещи, в которых его нужно направлять. Или подталкивать, или тащить в нужную сторону. Она не собиралась тратить время впустую, как и обсуждать, во что он одет.
Учтиво наклонив голову, она отказалась от вина. Наполненный кубок предоставлял массу возможностей — сделать глоток, когда нуждаешься в мгновении на размышление, опустить в него взгляд, когда хочешь скрыть выражение глаз — но этого юношу лучше иметь постоянно под наблюдением. Его лицо выдавало также мало, как лицо Айз Седай. Темные рыжеватые волосы и серо-голубые глаза могли подойти какому-нибудь айильцу, но мало кто из Айил имел столь же холодный и непреклонный взгляд. Взгляд, заставивший Кадсуане вспомнить утреннее небо, на которое она недавно смотрела. Оно казалось теплее. Выражение глаз стало холоднее, чем до Шадар Логота. И, к сожалению, упрямее. И еще в них проглядывала… усталость.
«У Алгарина был брат, который мог направлять», — бросил он, поворачиваясь к обтянутому тканью креслу. И, на полуобороте, запнулся. С лающим смехом задел подлокотник кресла, притворяясь, что споткнулся о собственные сапоги. И не схватил саидин — она видела, как он заколебался на грани — иначе украшения в прическе ее бы предупредили. Кореле говорила, что, для того чтобы оправиться от Шадар Логота, ему достачно только спать немного побольше. Свет, ей нужно сохранить мальчика живым, или все будет напрасно!
«Я знаю», — ответила она. И, так как имелась вероятность, что Алгарин мог рассказать ему все, добавила, « я та, кто захватил Эмарина и доставил его в Тар Валон». — То, что Алгарин благодарен ей за это, кое-кому показалось бы странным, но его младший брат спокойно жил в течение почти десяти лет после того, как она помогла ему смириться с произошедшим. Братья были неразлучны.
У устроившегося, наконец, в своем кресле мальчика дернулись брови. Он не знал. — «Алгарин хочет пройти испытание», — сказал он.
Она встретила его пристальный взгляд твердо и невозмутимо, и придержала язык. Дети Алгарина женаты. Те из них, кто оставался в живых. Возможно, что он готов передать этот клочок земли своим потомкам. В любом случае, станет ли больше-меньше еще одним мужчиной, умеющим направлять — вряд ли это сильно изменит положение вещей. Конечно, если этим мужчиной не будет тот мальчик, что сейчас всматривается в нее.
Выждав паузу, его подбородок дрогнул в одобрительном кивке. Он ее проверял?
«Не стоит бояться, мальчик, что когда ты того заслужишь, я позабуду назвать тебя дураком». — Большинству людей хватало одной встречи с Кадсуане, чтобы запомнить ее острый язык. Этому же юноше, время от времени, приходилось его показывать. Он хмыкнул. Это мог быть смешок. Это мог быть стон. Она напомнила себе — он хотел, чтобы она его чему-то научила. Хотя при этом, кажется, не знал — чему. Не имеет значения. У нее имелся на выбор целый список, а она только начала.
По его лицу не возможно было прочесть его чувства, словно оно было высечено из камня. Однако, он вскочил с кресла и стал ходить по комнате взад и вперед: от камина к двери, и обратно. Закинутые за спину руки сжимались в кулаках. — «Я разговаривал с Аливией. О Шончан», — начал он. — «У них есть основания называть свою армию Непобедимой. Она никогда не проигрывала войну. Сражения — да, но никогда войну. Когда они терпят поражение, Шончан садятся и разбирают, что они делали не так, и что враг делал правильно. После чего изменяют то, что нуждается в переменах для того, чтобы победить».
«Мудрый подход», — заметила она, когда поток слов на мгновения прервался. Очевидно, он ждал комментария. — «Я знаю людей, которые поступают так же. Даврам Башир, например. Гарет Брин, Родэл Итуралде, Агельмар Джарад. Даже Пейдрон Найол, когда был жив. Их всех считают великими полководцами».
«Да», — ответил он, продолжая ходить. Он не смотрел на нее, возможно даже не видел, но он ее слушал. Как ни странно, можно надеяться, что и слышал. «Только пять человек, и все великие полководцы. А у Шончан каждый поступит также. И подобным образом они действовали в течение тысячи лет. Они изменяют то, что нуждается в перемене, но не отступают и не сдаются «.
«Ты начинаешь думать, что их нельзя победить?», — спросила она невозмутимо. Пока не знаешь фактов, невозмутимость всегда выручает. Да и после того, как узнаешь, обычно тоже.
Мальчик повернулся к ней, упрямый, с ледяными глазами. — «Я смогу, в конце концов, нанести им поражение», — произнес он, сделав над собой усилие, чтобы говорить вежливо. Очень хорошо. Чем реже придется доказывать, что она способна наказать, и обязательно накажет нарушителя установленных ею правил, тем лучше. «Но..», — он с рычанием прервался, когда через дверь проникли звуки перепалки в прихожей.
Мгновением позже она распахнулась, и в комнату, спиной вперед, ввалилась Элза, продолжая громко спорить, и старалась расставленными руками сдержать появление двух других Сестер. Эриан, ее бледное лицо стало пунцовым, с силой пихала вперед свою напарницу по Зеленой Айя. Сарен, женщина столь красивая, что Эриан на ее фоне выглядела почти простушкой, имела более спокойное выражение лица, как и следовало ожидать от Белой. Но при этом, в раздражении, так сильно трясла головой, что цветные бусинки, заплетенные в ее тонких косах, с треском бились друг о друга. Характер у Сарен имелся, хотя обычно она держала его за семью замками.
«Приближаются Бартол и Рашан», — громко доложила Эриан. Волнение подчеркнуло в ее речи иллианский акцент. Речь шла о двух ее Стражах, оставленных в Кайриэне. — «Я не посылала за ними, но кто-то их сюда переместил. Час назад я внезапно почувствовала, как они направляются ко мне, а только что оказались еще ближе. Скоро они объявятся здесь».
«Мой Витальен тоже приближается», — добавила Сарен. — «Он прибудет сюда, я думаю, в течение нескольких часов».
Элза дала своим рукам опуститься, хотя, судя по неподвижности спины, все еще сверлила Сестер взглядом. — «Мой Ферил также вскоре появится», — пробормотала она. Он был ее единственным Стражем. Говорят — они женаты, а Зеленые сестры, выходя замуж, редко брали себе еще одного Стража. Кадсуане задалась вопросом, не придется ли, если не решатся другие, заговорить ей самой.
«Я не предполагал, что это произойдет так скоро», — мягко сказал мальчик. Но под этой мягкостью чувствовалась сталь. «Но я не должен рассчитывать, что события станут меня дожидаться. Не должен, Кадсуане?»
«События никогда никого не ждут», — ответила она, вставая. Эриан вздрогнула, словно заметив ее только сейчас. Кадсуане знала — ее лицо оставалось столь же невозмутимым, как и у мальчика. Хотя, возможно, и столь же непреклонным. То, с чем прибыли Стражи из Кайриэна и те, кто переместился вместе с ними, само по себе могло доставить достаточно хлопот. А тут еще она, по-видимому, получила от мальчика новый ответ и оказалась перед необходимостью тщательно обдумать, что ему советовать дальше. Иные ответы заковыристее вопросов.
Глава 24. Крепчающий шторм
Бросив последний взгляд на Найнив, она покинула Мерису, продолжавшую поглаживать большим пальцем эмаль значка и хмуро поглядывать вниз, на внутренний двор. Лан только что снова победил Джахара, но молодой человек изготовился к бою, требуя еще одной схватки. Независимо от того, что решит Мериса, Кадсуане уже узнала одну вещь, которая не пришлась ей по вкусу. Границы в иерархии взаимоотношений между Айз Седай и их Стражами пролегали четко — Айз Седай командовали, а Стражи повиновались. Но если из-за раскрашенного значка в замешательство приходила Мериса… которая, твердой рукой управлявшая своими Стражами, и от которой менее всего приходилось ожидать чего-то подобного — тогда необходимо установить новые границы, по крайней мере, для Стражей, умеющих направлять. Казалось маловероятным, что связывать Аша’манов узами перестанут. Белдейн служила тому доказательством. Люди никогда по-настоящему не меняются, а вот мир — да, и с пугающим постоянством. Ты просто должна жить с этим или, по крайней мере, жить, не смотря на это. Иногда, если повезет, сможешь повлиять на перемены. Но даже если что-то удастся остановить, придет в движение другое.
Как она и предвидела, дверь в комнату юного ал’Тора не оставалась без присмотра. Естественно — Аливия была на своем посту. Сложив руки на коленях, она сидела на скамье с одной стороны от двери. Светловолосая шончанка сама себя назначила кем-то вроде телохранителя. Аливия поверила в мальчика с момента освобождения от ошейника дамани, но в ее поведении скрывалось нечто большее. С одной стороны, Мин она не нравилась, и это не было обычной ревностью. Аливия, казалось, едва догадывалась о том, чем мужчины и женщины занимаются друг с другом. Но какая-то связь между нею и мальчиком существовала. Связь, просвечивающая во взглядах, несущих: с ее стороны — решимость, а с его — надежду, как не трудно было в это поверить. До тех пор, пока Кадсуане не разобралась, что за всем этим стоит, она не собиралась ничего предпринимать, чтобы их разлучить. Острые голубые глаза Аливии посмотрели на Кадсуане с уважительным опасением, но врага в ней не увидели. С теми, кого Аливия считала врагами юного ал’Тора, разговор у нее короткий.
Вторая женщина, находившаяся на страже, во многом была одного поля ягода с шончанкой. И при этом нельзя было представить себе двух более разных людей. Не только по обличью, хотя карие глаза и гладкие, безвозрастные черты Элзы контрастировали с искусно подведенными уголками глаз и едва заметными седыми прядями Аливии. Элза вскочила на ноги сразу, едва только заметила Кадсуане, и, плотно завернувшись в шаль, загородила собою дверь. — «Он — не один», — произнесла она. От холода ее голоса слова словно покрылись инеем.
«Ты хочешь преградить мне путь?», — спросила Кадсуане также холодно. Теперь андорка должна отойти в сторону. Элза стояла во владении Единой Силой настолько ниже ее, что этого должно хватить, чтобы исключить все сомнения и промедления при исполнении приказа. Однако, как ни странно, Зеленая Сестра крепко расставила ноги, а ее пристальный взгляд стал наливаться гневом.
Положение стало затруднительным. Как пятеро остальных Сестер в усадьбе, принесших мальчику клятву верности, так и те, кто сохранял лояльность Элайде, все они — смотрели на Кадсуане так, словно не доверяли ее намерениям по отношению к нему. Что, естественно, порождало вопрос, почему также не поступала Верин. Но только Элза пыталась удержать Кадсуане от него подальше. От поступков этой женщины сильно пахло ревностью, в которой не было смысла. Элза не могла всерьез полагать, что лучше подходит на роль его советницы. А будь хоть намек на то, что она домогается мальчика, как мужчину или Стража, Мин бы уже зарычала. В этом отношении интуиция у девочки работает превосходно. Принадлежи Кадсуане к подобным женщинам, она бы заскрипела зубами.
В момент, когда Кадсуане начала думать, что ей придется прямо приказать Элзе подвинуться, Аливия наклонилась вперед. — «Он посылал за ней, Элза», — растягивая слова, произнесла шончанка. — «Он огорчится, если мы ее не впустим. Огорчится из-за нас, не из-за нее. Дай ей войти».
Элза искоса взглянула на шончанку и ее губа презрительно искривилась. Аливия стояла выше нее во владении Силой — в этом отношении, Аливия стояла много выше и Кадсуане — но, с точки зрения Элзы, оставалась дичком и лгуньей. Темноволосая женщина, казалось, едва мирилась с тем фактом, что Аливия была дамани. Гораздо меньше, чем с остальной частью ее истории. Все же, Элза кинула взгляд на Кадсуане, затем на дверь позади себя, и поправила шаль. Очевидно — она не хотела, чтобы мальчик огорчался. Из-за нее.
«Я посмотрю, готов ли он принять тебя», — почти сердито пробурчала Элза. — «Держи ее здесь», — более резко добавила она Аливии, перед тем, как повернуться и тихонько постучать в дверь. С другой стороны отозвался мужской голос, и она, отворив створку на ширину, достаточную чтобы проскользнуть внутрь самой, тут же захлопнула ее за собой.
«Вы должны извинить ее», — сказала Аливия со своим раздражающе тягучим, мягким акцентом Шончан. — «Я думаю, это из-за того, что она слишком серьезно относится к своей присяге. Она не привыкла служить кому-либо».
«Айз Седай держат свое слово», — сухо ответила Кадсуане. Общение с этой женщиной требовало такой изворотливости и сообразительности, что чувствуешь себя разговаривающей с кайриэнцем! — «Мы должны».
«Думаю — так оно и есть. Только вы должны знать, что и я держу данное слово. Я послужу ему всем, что он захочет от меня».
Очаровательное замечание. И брешь в защите. Но прежде, чем Кадсуане смогла использовать ее к своей выгоде, вошла Элза. Следом за ней появился Алгарин. Его белая борода была аккуратно пострижена. С улыбкой, углубившей морщины на его лице, он отвесил Кадсуане поклон. Простая, темной шерсти куртка, пошитая в молодые годы, теперь висела свободно. Остатки волос едва прикрывали голову. Нет ни малейшего шанса выяснить, зачем он приходил к юному ал'Тору.
«Он хочет видеть тебя немедленно», — резко сказала Элза.
Кадсуане едва удержалась чтобы не заскрипеть зубами. Аливия подождет. Как и Алгарин.
Когда она вошла, мальчик был на ногах. Почти такой же высокий и широкоплечий как Лан. Одет в черную куртку, с золотой вышивкой на рукавах и высоком воротнике. Слишком уж сильно похоже на мундир Аша'манов. Только, по ее настоянию, была добавлена вышивка. Однако, Кадсуане ничего не сказала. Он отвесил учтивый поклон, сопровождая ее к креслу перед камином, на котором лежала подушка с кисточками. Затем спросил, не хочется ли ей вина. То, что было в кувшине, стоящем на краю стола рядом с двумя кубками уже остыло, но он может послать за другим. Она достаточно потрудилась, чтобы заставить его быть вежливым. Он может носить куртку, какую захочет. Есть более важные вещи, в которых его нужно направлять. Или подталкивать, или тащить в нужную сторону. Она не собиралась тратить время впустую, как и обсуждать, во что он одет.
Учтиво наклонив голову, она отказалась от вина. Наполненный кубок предоставлял массу возможностей — сделать глоток, когда нуждаешься в мгновении на размышление, опустить в него взгляд, когда хочешь скрыть выражение глаз — но этого юношу лучше иметь постоянно под наблюдением. Его лицо выдавало также мало, как лицо Айз Седай. Темные рыжеватые волосы и серо-голубые глаза могли подойти какому-нибудь айильцу, но мало кто из Айил имел столь же холодный и непреклонный взгляд. Взгляд, заставивший Кадсуане вспомнить утреннее небо, на которое она недавно смотрела. Оно казалось теплее. Выражение глаз стало холоднее, чем до Шадар Логота. И, к сожалению, упрямее. И еще в них проглядывала… усталость.
«У Алгарина был брат, который мог направлять», — бросил он, поворачиваясь к обтянутому тканью креслу. И, на полуобороте, запнулся. С лающим смехом задел подлокотник кресла, притворяясь, что споткнулся о собственные сапоги. И не схватил саидин — она видела, как он заколебался на грани — иначе украшения в прическе ее бы предупредили. Кореле говорила, что, для того чтобы оправиться от Шадар Логота, ему достачно только спать немного побольше. Свет, ей нужно сохранить мальчика живым, или все будет напрасно!
«Я знаю», — ответила она. И, так как имелась вероятность, что Алгарин мог рассказать ему все, добавила, « я та, кто захватил Эмарина и доставил его в Тар Валон». — То, что Алгарин благодарен ей за это, кое-кому показалось бы странным, но его младший брат спокойно жил в течение почти десяти лет после того, как она помогла ему смириться с произошедшим. Братья были неразлучны.
У устроившегося, наконец, в своем кресле мальчика дернулись брови. Он не знал. — «Алгарин хочет пройти испытание», — сказал он.
Она встретила его пристальный взгляд твердо и невозмутимо, и придержала язык. Дети Алгарина женаты. Те из них, кто оставался в живых. Возможно, что он готов передать этот клочок земли своим потомкам. В любом случае, станет ли больше-меньше еще одним мужчиной, умеющим направлять — вряд ли это сильно изменит положение вещей. Конечно, если этим мужчиной не будет тот мальчик, что сейчас всматривается в нее.
Выждав паузу, его подбородок дрогнул в одобрительном кивке. Он ее проверял?
«Не стоит бояться, мальчик, что когда ты того заслужишь, я позабуду назвать тебя дураком». — Большинству людей хватало одной встречи с Кадсуане, чтобы запомнить ее острый язык. Этому же юноше, время от времени, приходилось его показывать. Он хмыкнул. Это мог быть смешок. Это мог быть стон. Она напомнила себе — он хотел, чтобы она его чему-то научила. Хотя при этом, кажется, не знал — чему. Не имеет значения. У нее имелся на выбор целый список, а она только начала.
По его лицу не возможно было прочесть его чувства, словно оно было высечено из камня. Однако, он вскочил с кресла и стал ходить по комнате взад и вперед: от камина к двери, и обратно. Закинутые за спину руки сжимались в кулаках. — «Я разговаривал с Аливией. О Шончан», — начал он. — «У них есть основания называть свою армию Непобедимой. Она никогда не проигрывала войну. Сражения — да, но никогда войну. Когда они терпят поражение, Шончан садятся и разбирают, что они делали не так, и что враг делал правильно. После чего изменяют то, что нуждается в переменах для того, чтобы победить».
«Мудрый подход», — заметила она, когда поток слов на мгновения прервался. Очевидно, он ждал комментария. — «Я знаю людей, которые поступают так же. Даврам Башир, например. Гарет Брин, Родэл Итуралде, Агельмар Джарад. Даже Пейдрон Найол, когда был жив. Их всех считают великими полководцами».
«Да», — ответил он, продолжая ходить. Он не смотрел на нее, возможно даже не видел, но он ее слушал. Как ни странно, можно надеяться, что и слышал. «Только пять человек, и все великие полководцы. А у Шончан каждый поступит также. И подобным образом они действовали в течение тысячи лет. Они изменяют то, что нуждается в перемене, но не отступают и не сдаются «.
«Ты начинаешь думать, что их нельзя победить?», — спросила она невозмутимо. Пока не знаешь фактов, невозмутимость всегда выручает. Да и после того, как узнаешь, обычно тоже.
Мальчик повернулся к ней, упрямый, с ледяными глазами. — «Я смогу, в конце концов, нанести им поражение», — произнес он, сделав над собой усилие, чтобы говорить вежливо. Очень хорошо. Чем реже придется доказывать, что она способна наказать, и обязательно накажет нарушителя установленных ею правил, тем лучше. «Но..», — он с рычанием прервался, когда через дверь проникли звуки перепалки в прихожей.
Мгновением позже она распахнулась, и в комнату, спиной вперед, ввалилась Элза, продолжая громко спорить, и старалась расставленными руками сдержать появление двух других Сестер. Эриан, ее бледное лицо стало пунцовым, с силой пихала вперед свою напарницу по Зеленой Айя. Сарен, женщина столь красивая, что Эриан на ее фоне выглядела почти простушкой, имела более спокойное выражение лица, как и следовало ожидать от Белой. Но при этом, в раздражении, так сильно трясла головой, что цветные бусинки, заплетенные в ее тонких косах, с треском бились друг о друга. Характер у Сарен имелся, хотя обычно она держала его за семью замками.
«Приближаются Бартол и Рашан», — громко доложила Эриан. Волнение подчеркнуло в ее речи иллианский акцент. Речь шла о двух ее Стражах, оставленных в Кайриэне. — «Я не посылала за ними, но кто-то их сюда переместил. Час назад я внезапно почувствовала, как они направляются ко мне, а только что оказались еще ближе. Скоро они объявятся здесь».
«Мой Витальен тоже приближается», — добавила Сарен. — «Он прибудет сюда, я думаю, в течение нескольких часов».
Элза дала своим рукам опуститься, хотя, судя по неподвижности спины, все еще сверлила Сестер взглядом. — «Мой Ферил также вскоре появится», — пробормотала она. Он был ее единственным Стражем. Говорят — они женаты, а Зеленые сестры, выходя замуж, редко брали себе еще одного Стража. Кадсуане задалась вопросом, не придется ли, если не решатся другие, заговорить ей самой.
«Я не предполагал, что это произойдет так скоро», — мягко сказал мальчик. Но под этой мягкостью чувствовалась сталь. «Но я не должен рассчитывать, что события станут меня дожидаться. Не должен, Кадсуане?»
«События никогда никого не ждут», — ответила она, вставая. Эриан вздрогнула, словно заметив ее только сейчас. Кадсуане знала — ее лицо оставалось столь же невозмутимым, как и у мальчика. Хотя, возможно, и столь же непреклонным. То, с чем прибыли Стражи из Кайриэна и те, кто переместился вместе с ними, само по себе могло доставить достаточно хлопот. А тут еще она, по-видимому, получила от мальчика новый ответ и оказалась перед необходимостью тщательно обдумать, что ему советовать дальше. Иные ответы заковыристее вопросов.
Глава 24. Крепчающий шторм
Лучи полуденного солнца должны были проникать сквозь окна спальни Ранда, но снаружи лило, как из ведра, и все светильники горели, в попытке сдержать сгущающийся сумрак. Стекла в оконных переплетах дрожали от раскатов грома. Из-за Стены Дракона быстрее скаковой лошади примчалась яростная буря. Она принесла с собой такой сильный холод, что впору было выпасть снегу. По крыше барабанил дождь, замерзающий на лету в снежную кашицу, и, несмотря на ярко горящие в очаге поленья, в комнате было холодно.
Лежа на кровати поверх покрывала, не разувшись и положив ногу на ногу, он смотрел на балдахин и пытался привести свои мысли в порядок. Бушующая за окнами гроза не мешала этому занятию, но Мин, свернувшаяся калачиком рядышком — это совсем другое дело. Она не пробовала отвлечь его — она просто отвлекала без всяких там «попробовать». Что же делать с ней? И как насчет Илэйн и Авиенды? На таком расстоянии от Кэймлина, они обе были всего лишь смутным ощущением в его голове. По крайней мере, он предполагал, что они все еще оставались в Кэймлине. Хотя, когда дело касалось этой парочки, любые предположения были рискованными. Все что он знал о них сейчас — это общее направление и то, что они живы. Мин прильнула к нему — узы несли такие яркие ощущения, словно она была внутри его головы во плоти. Не слишком ли поздно заботится о безопасности Мин, безопасности Илэйн и Авиенды?
«С чего ты решил, что можешь обеспечить чью-то безопасность?» — зашептал Льюс Тэрин в голове Ранда. Умерший безумец был теперь старым другом. — «Мы все приближаемся к смерти. Просто надейся, что не ты их убьешь». Хотя и не очень желанным другом — просто таким, от которого нельзя избавиться. Он больше не боялся совершить убийство Мин или Илэйн или Авиенды, впрочем, как и впасть в безумие. По крайней мере, стать безумнее, чем теперь — с мертвецом в голове и появляющимся время от времени смутным лицом, которое он не мог распознать. Может ему стоит решиться и расспросить Кадсуане о ком-либо из них?
«Не верь никому», — пробормотал Льюс Тэрин и добавил, криво усмехнувшись, — «и мне тоже».
Без предупреждения Мин ударила его кулаком по ребрам с такой силой, что он даже хрюкнул от боли. — «Ты впадаешь в уныние, овечий пастух», — прорычала она — «Если ты опять переживаешь из-за меня, то клянусь, я…» — Да уж, способов выразить свое неудовольствие у Мин было много, причем каждому соответствовало свое ощущение, доносимое узами. Порой было легкое раздражение, исходившее от нее и сейчас, и приправленное беспокойством. А, иногда, и едва сдерживаемым острым желанием снять его голову с плеч. Иногда — рычание, почти заставившее его смеяться от ощущения веселья в ее голове. Ну, или достаточно близко к тому, чтобы рассмеяться, чего с ним не случалось уже очень давно. И было гортанное рычание, которое горячило его кровь даже без действия уз.
«Только не сейчас», — предостерегающе сказала она, прежде чем его рука, лежащая на ее спине, двинулась — она спрыгнула с кровати, потянув за собой свою украшенную вышивкой куртку, и наградив его испепеляющим взглядом, полным укора. С тех пор как они связали его узами, Мин стала еще лучше читать его мысли, хотя и раньше она делала это прекрасно. — «Что ты собираешься делать, Ранд? Что предпримет Кадсуане?» — Яркая вспышка молнии затмила свет ламп, и за оконным стеклом прогремели раскаты грома.
«Я и раньше не мог предсказать, что она предпримет, Мин. Почему сегодня должно быть иначе?»
Толстая перина прогнулась под ним, когда он свесил ноги с одной стороны и повернулся лицом к ней. Машинально он едва не приложил руку к застарелым ранам в боку, затем поймал себя на этом и, изменив направление руки, застегнул свою куртку. Полу зажившие и неизлечимые, после Шадар Логота эти две накладывающиеся раны постоянно ныли. Или, может быть, он просто лучше ощущал их пульсацию, лихорадочный жар, заключенный в области размером чуть меньше его ладони. Он надеялся, что, по крайней мере, одна из них заживет после гибели Шадар Логота. Хотя, возможно, прошло еще слишком мало времени, чтобы он почувствовал какие-нибудь изменения. Мин ударила не в этот бок — она всегда очень нежно обходилась с этой частью его тела, не то что с его другими — но он считал, что должен хранить свою боль в тайне от неё. Не было никакого смысла в том, чтобы дать ей еще один повод для беспокойства. Беспокойство, читавшееся в ее глазах и перетекающее по узам, должно быть о Кадсуане. Или об остальных.
Главное здание поместья и все прилегающие постройки сейчас были переполнены. Само собой, рано или поздно кто-либо использовал бы Стражей, оставшихся в Кайриэне — их Айз Седай, конечно же, не трубили на каждом углу, что покидают город, чтобы найти Возрожденного Дракона, но и не особенно это скрывали. Но и в этом случае он никак не ожидал встретить тех, кто прибыл вместе со Стражами. Даврам Башир с сотней своей салдэйской легкой конницы, спешившийся под проливным дождем и ветром, и костеривший изношенные седла. Более полудюжины Аша’манов, одетых в черное и почему-то не оградивших себя от ливня. Они прискакали вместе с Баширом, но выглядело все так, словно прибыли две разных партии: между ними всегда сохранялось небольшое расстояние и витал дух предельной настороженности. И одним из Аша’манов был Логайн Аблар. Логайн! Теперь он Аша’ман, со знаками Меча и Дракона на воротнике! Оба — и Башир, и Логайн — жаждали поговорить с ним, без свидетелей, и в особенности другого. Хотя и нежданные, они не были самыми удивительными гостями. На его взгляд, восемь Айз Седай, скорее всего, должны были быть подругами Кадсуане, хотя он мог поклясться, что она не меньше его удивлена встрече с ними. Более того, все, за исключением одной, Айз Седай были в сопровождении Аша’манов. И не в качестве пленников, естественно, или охранников, но Логайн не собирался объяснять что-либо в присутствии Башира, а Башир, в свою очередь, не собирался давать Логайну шанс первым поговорить с Рандом наедине. Теперь они сушились и устраивались по комнатам, дав ему возможность попытаться привести в порядок мысли. В той мере, в какой это было возможно в обществе Мин. Что же предпримет Кадсуане? Что ж он попробовал получить ее совет. Вот только оба знали, что события развиваются быстрее. Решение было принято независимо от мнения Кадсуане. Окна озарила вспышка молнии. У Кадсуане и молнии имелись кое-какие общие черты. Нельзя было предугадать, куда они ударят.
«Аливия справилась бы с ней», — забубнил Льюс Тэрин. — «Раз она поможет нам умереть, то могла бы по твоей просьбе помочь с Кадсуане».
«Я не хочу убивать её», — мысленно обратился к мертвецу Ранд. — «Я не могу позволить себе дать ей умереть». Льюс Тэрин это прекрасно знал, но для него понятия «ворчать» и «жить» — были неотделимыми. Временами после Шадар Логота он казался меньше затронутым безумием. Или Ранд стал более тронутым. В конце концов, ежедневно разговаривать с мертвецом в собственной голове и воспринимать это как должное, вряд ли можно считать признаком нормальности.
«Ты должен сделать еще кое-что» — тихо сказала Мин с нотками тревоги в голосе, сложив руки на груди. — «Аура Логайна продолжает возвещать о славе сильнее, чем когда-либо. Может быть, он все еще думает, что он настоящий Возрожденный Дракон. И есть еще кое-что… неясное… в образах, которые я видела вокруг лорда Даврама. Либо он выступит против тебя, либо погибнет… Я слышала, как один из солдат сказал, что лорд Добрэйн, возможно, мертв. Потеря даже одного из них будет для тебя серьезной неприятностью. Потеряешь всех троих, и для того, чтобы оправиться, тебе понадобятся годы».
«Если ты это видела, то так тому и быть. Я должен делать то, что в моих силах, Мин, и не беспокоится о том, что я сделать не могу». — Взгляд, которым она его одарила, напоминал взгляд ярмарочной торговки, предназначенный собравшемуся затеять спор покупателю.
Царапанье в дверь заставило его повернуть голову, а Мин резко сменить позу. Он подозревал, что из ее рукава выскользнул метательный нож, и она спрятала его за запястьем. У этой женщины ножей, спрятанных в одежде, больше чем у Тома Меррилина. Или у Мэта. Цветные пятна, кружащиеся в его голове, почти сложились в… Во что? В человека на сидении фургона? Во всяком случае, не в то лицо, которое иногда появлялось в его мыслях, и образ мгновенно исчез, без всякого головокружения, сопровождавшего появление лица.
«Войдите», — сказал он вставая.
Войдя в комнату, Элза раскинула свои темно-зеленые юбки в изящном реверансе, бросив на него радостный взгляд. В её прекрасных манерах и холодноватой любезности было что-то кошачье. Она едва обратила внимание на Мин. Из всех поклявшихся ему сестер Элза была самой импульсивной. На самом деле, единственной импульсивной. Другие имели объяснимые, с их точки зрения, причины поклясться ему, и, конечно же, у Верин и тех сестер, которые пришли за ним к Колодцам Дюмай, не было никакого реального выбора при встрече лицом к лицу с та’вереном, но при всей внешней сдержанности Элзы внутри неё, казалось, горело пламя, заключавшееся в страстном желании увидеть его в Тармон Гай’дон. — «Вы желали, чтобы Вас известили о приходе Огир», — сказала она, не сводя глаз с его лица.
«Лойал!» — ликующе завопила Мин, пряча нож в рукаве, и вихрем пронеслась мимо Элзы, оторопело смотревшей на лезвие. — «Я бы убила Ранда, если б он разрешил тебе уехать, не повидавшись со мной!» — Если верить узам, она не это имела в виду. Не совсем это.
«Спасибо», — сказал Ранд Элзе под аккомпанемент радостных воплей, доносившихся из гостиной — колокольчика смеха Мин и землетрясения радостного смеха огир. Через все небо прокатился оглушительный раскат грома.
Возможно, пыл Айз Седай относился и к желанию знать то, что он скажет Лойалу, поскольку она поджала губы и поколебалась перед тем, как сделать еще один реверанс и величаво удалиться из спальни. Притихшее веселье возвестило о том, что она прошла через гостиную, но после ее ухода радостный шум возобновился. Только тогда он потянулся к Силе. Он старался никогда и никому не позволять видеть то, как он это делает.
Его захлестнул огонь, опаляющий сильнее солнца, и холод, в сравнении с которым даже самый свирепый буран казался нежным прикосновением весны. Лед и пламень, в своем неистовстве затмившие бушующий снаружи шторм, и угрожающие смести его, если он ослабит контроль хоть на мгновение. Удерживание саидин было битвой за выживание. Но, внезапно, зелень карнизов стала более зеленой, черная ткань куртки — еще более черной, золото вышивки — еще более золотым. Он мог разглядеть текстуру кроватных столбиков, украшенных резьбой в виде виноградной лозы, неясные черточки, оставленные песком, которым многие годы назад воспользовался мастер для полировки. Саидин заставила его ощущать себя так, словно он был полуслепым и беспомощным без неё. Это было частью того, что он чувствовал.
Лежа на кровати поверх покрывала, не разувшись и положив ногу на ногу, он смотрел на балдахин и пытался привести свои мысли в порядок. Бушующая за окнами гроза не мешала этому занятию, но Мин, свернувшаяся калачиком рядышком — это совсем другое дело. Она не пробовала отвлечь его — она просто отвлекала без всяких там «попробовать». Что же делать с ней? И как насчет Илэйн и Авиенды? На таком расстоянии от Кэймлина, они обе были всего лишь смутным ощущением в его голове. По крайней мере, он предполагал, что они все еще оставались в Кэймлине. Хотя, когда дело касалось этой парочки, любые предположения были рискованными. Все что он знал о них сейчас — это общее направление и то, что они живы. Мин прильнула к нему — узы несли такие яркие ощущения, словно она была внутри его головы во плоти. Не слишком ли поздно заботится о безопасности Мин, безопасности Илэйн и Авиенды?
«С чего ты решил, что можешь обеспечить чью-то безопасность?» — зашептал Льюс Тэрин в голове Ранда. Умерший безумец был теперь старым другом. — «Мы все приближаемся к смерти. Просто надейся, что не ты их убьешь». Хотя и не очень желанным другом — просто таким, от которого нельзя избавиться. Он больше не боялся совершить убийство Мин или Илэйн или Авиенды, впрочем, как и впасть в безумие. По крайней мере, стать безумнее, чем теперь — с мертвецом в голове и появляющимся время от времени смутным лицом, которое он не мог распознать. Может ему стоит решиться и расспросить Кадсуане о ком-либо из них?
«Не верь никому», — пробормотал Льюс Тэрин и добавил, криво усмехнувшись, — «и мне тоже».
Без предупреждения Мин ударила его кулаком по ребрам с такой силой, что он даже хрюкнул от боли. — «Ты впадаешь в уныние, овечий пастух», — прорычала она — «Если ты опять переживаешь из-за меня, то клянусь, я…» — Да уж, способов выразить свое неудовольствие у Мин было много, причем каждому соответствовало свое ощущение, доносимое узами. Порой было легкое раздражение, исходившее от нее и сейчас, и приправленное беспокойством. А, иногда, и едва сдерживаемым острым желанием снять его голову с плеч. Иногда — рычание, почти заставившее его смеяться от ощущения веселья в ее голове. Ну, или достаточно близко к тому, чтобы рассмеяться, чего с ним не случалось уже очень давно. И было гортанное рычание, которое горячило его кровь даже без действия уз.
«Только не сейчас», — предостерегающе сказала она, прежде чем его рука, лежащая на ее спине, двинулась — она спрыгнула с кровати, потянув за собой свою украшенную вышивкой куртку, и наградив его испепеляющим взглядом, полным укора. С тех пор как они связали его узами, Мин стала еще лучше читать его мысли, хотя и раньше она делала это прекрасно. — «Что ты собираешься делать, Ранд? Что предпримет Кадсуане?» — Яркая вспышка молнии затмила свет ламп, и за оконным стеклом прогремели раскаты грома.
«Я и раньше не мог предсказать, что она предпримет, Мин. Почему сегодня должно быть иначе?»
Толстая перина прогнулась под ним, когда он свесил ноги с одной стороны и повернулся лицом к ней. Машинально он едва не приложил руку к застарелым ранам в боку, затем поймал себя на этом и, изменив направление руки, застегнул свою куртку. Полу зажившие и неизлечимые, после Шадар Логота эти две накладывающиеся раны постоянно ныли. Или, может быть, он просто лучше ощущал их пульсацию, лихорадочный жар, заключенный в области размером чуть меньше его ладони. Он надеялся, что, по крайней мере, одна из них заживет после гибели Шадар Логота. Хотя, возможно, прошло еще слишком мало времени, чтобы он почувствовал какие-нибудь изменения. Мин ударила не в этот бок — она всегда очень нежно обходилась с этой частью его тела, не то что с его другими — но он считал, что должен хранить свою боль в тайне от неё. Не было никакого смысла в том, чтобы дать ей еще один повод для беспокойства. Беспокойство, читавшееся в ее глазах и перетекающее по узам, должно быть о Кадсуане. Или об остальных.
Главное здание поместья и все прилегающие постройки сейчас были переполнены. Само собой, рано или поздно кто-либо использовал бы Стражей, оставшихся в Кайриэне — их Айз Седай, конечно же, не трубили на каждом углу, что покидают город, чтобы найти Возрожденного Дракона, но и не особенно это скрывали. Но и в этом случае он никак не ожидал встретить тех, кто прибыл вместе со Стражами. Даврам Башир с сотней своей салдэйской легкой конницы, спешившийся под проливным дождем и ветром, и костеривший изношенные седла. Более полудюжины Аша’манов, одетых в черное и почему-то не оградивших себя от ливня. Они прискакали вместе с Баширом, но выглядело все так, словно прибыли две разных партии: между ними всегда сохранялось небольшое расстояние и витал дух предельной настороженности. И одним из Аша’манов был Логайн Аблар. Логайн! Теперь он Аша’ман, со знаками Меча и Дракона на воротнике! Оба — и Башир, и Логайн — жаждали поговорить с ним, без свидетелей, и в особенности другого. Хотя и нежданные, они не были самыми удивительными гостями. На его взгляд, восемь Айз Седай, скорее всего, должны были быть подругами Кадсуане, хотя он мог поклясться, что она не меньше его удивлена встрече с ними. Более того, все, за исключением одной, Айз Седай были в сопровождении Аша’манов. И не в качестве пленников, естественно, или охранников, но Логайн не собирался объяснять что-либо в присутствии Башира, а Башир, в свою очередь, не собирался давать Логайну шанс первым поговорить с Рандом наедине. Теперь они сушились и устраивались по комнатам, дав ему возможность попытаться привести в порядок мысли. В той мере, в какой это было возможно в обществе Мин. Что же предпримет Кадсуане? Что ж он попробовал получить ее совет. Вот только оба знали, что события развиваются быстрее. Решение было принято независимо от мнения Кадсуане. Окна озарила вспышка молнии. У Кадсуане и молнии имелись кое-какие общие черты. Нельзя было предугадать, куда они ударят.
«Аливия справилась бы с ней», — забубнил Льюс Тэрин. — «Раз она поможет нам умереть, то могла бы по твоей просьбе помочь с Кадсуане».
«Я не хочу убивать её», — мысленно обратился к мертвецу Ранд. — «Я не могу позволить себе дать ей умереть». Льюс Тэрин это прекрасно знал, но для него понятия «ворчать» и «жить» — были неотделимыми. Временами после Шадар Логота он казался меньше затронутым безумием. Или Ранд стал более тронутым. В конце концов, ежедневно разговаривать с мертвецом в собственной голове и воспринимать это как должное, вряд ли можно считать признаком нормальности.
«Ты должен сделать еще кое-что» — тихо сказала Мин с нотками тревоги в голосе, сложив руки на груди. — «Аура Логайна продолжает возвещать о славе сильнее, чем когда-либо. Может быть, он все еще думает, что он настоящий Возрожденный Дракон. И есть еще кое-что… неясное… в образах, которые я видела вокруг лорда Даврама. Либо он выступит против тебя, либо погибнет… Я слышала, как один из солдат сказал, что лорд Добрэйн, возможно, мертв. Потеря даже одного из них будет для тебя серьезной неприятностью. Потеряешь всех троих, и для того, чтобы оправиться, тебе понадобятся годы».
«Если ты это видела, то так тому и быть. Я должен делать то, что в моих силах, Мин, и не беспокоится о том, что я сделать не могу». — Взгляд, которым она его одарила, напоминал взгляд ярмарочной торговки, предназначенный собравшемуся затеять спор покупателю.
Царапанье в дверь заставило его повернуть голову, а Мин резко сменить позу. Он подозревал, что из ее рукава выскользнул метательный нож, и она спрятала его за запястьем. У этой женщины ножей, спрятанных в одежде, больше чем у Тома Меррилина. Или у Мэта. Цветные пятна, кружащиеся в его голове, почти сложились в… Во что? В человека на сидении фургона? Во всяком случае, не в то лицо, которое иногда появлялось в его мыслях, и образ мгновенно исчез, без всякого головокружения, сопровождавшего появление лица.
«Войдите», — сказал он вставая.
Войдя в комнату, Элза раскинула свои темно-зеленые юбки в изящном реверансе, бросив на него радостный взгляд. В её прекрасных манерах и холодноватой любезности было что-то кошачье. Она едва обратила внимание на Мин. Из всех поклявшихся ему сестер Элза была самой импульсивной. На самом деле, единственной импульсивной. Другие имели объяснимые, с их точки зрения, причины поклясться ему, и, конечно же, у Верин и тех сестер, которые пришли за ним к Колодцам Дюмай, не было никакого реального выбора при встрече лицом к лицу с та’вереном, но при всей внешней сдержанности Элзы внутри неё, казалось, горело пламя, заключавшееся в страстном желании увидеть его в Тармон Гай’дон. — «Вы желали, чтобы Вас известили о приходе Огир», — сказала она, не сводя глаз с его лица.
«Лойал!» — ликующе завопила Мин, пряча нож в рукаве, и вихрем пронеслась мимо Элзы, оторопело смотревшей на лезвие. — «Я бы убила Ранда, если б он разрешил тебе уехать, не повидавшись со мной!» — Если верить узам, она не это имела в виду. Не совсем это.
«Спасибо», — сказал Ранд Элзе под аккомпанемент радостных воплей, доносившихся из гостиной — колокольчика смеха Мин и землетрясения радостного смеха огир. Через все небо прокатился оглушительный раскат грома.
Возможно, пыл Айз Седай относился и к желанию знать то, что он скажет Лойалу, поскольку она поджала губы и поколебалась перед тем, как сделать еще один реверанс и величаво удалиться из спальни. Притихшее веселье возвестило о том, что она прошла через гостиную, но после ее ухода радостный шум возобновился. Только тогда он потянулся к Силе. Он старался никогда и никому не позволять видеть то, как он это делает.
Его захлестнул огонь, опаляющий сильнее солнца, и холод, в сравнении с которым даже самый свирепый буран казался нежным прикосновением весны. Лед и пламень, в своем неистовстве затмившие бушующий снаружи шторм, и угрожающие смести его, если он ослабит контроль хоть на мгновение. Удерживание саидин было битвой за выживание. Но, внезапно, зелень карнизов стала более зеленой, черная ткань куртки — еще более черной, золото вышивки — еще более золотым. Он мог разглядеть текстуру кроватных столбиков, украшенных резьбой в виде виноградной лозы, неясные черточки, оставленные песком, которым многие годы назад воспользовался мастер для полировки. Саидин заставила его ощущать себя так, словно он был полуслепым и беспомощным без неё. Это было частью того, что он чувствовал.