Страница:
«С Высокородными, всё обстоит немного по-другому. Иногда благородный лорд с одного конца Империи женится на Благородной Леди с другого конца. Их брак по расчету. Императорское семейство только так и заключают брак. Некоторые не желают ждать, пока соберутся вместе, поэтому один из супругов подтверждает брак там, где находится он, а другой там, где он. Если в течение года и одного дня они оба произнесут это при свидетелях, то брак считается юридически законным. Ты действительно не знал?»
Не смотря на то, что он ожидал чего-то подобного, камни выпали у него из рук и, подпрыгивая, раскатились в разные стороны. Проклятая девчонка знала. Возможно, она решила, что это приключение или игра. А, возможно, она думала, что быть похищенной, будет позабавней дрессировки лошадей и проклятых дамани! Но он теперь знал, что он лишь форель, ожидающая, когда её насадят на крючок.
Два дня Мэт не приближался к фиолетовому фургону. Смысла скрываться не было — крючок уже был у него во рту, он ведь сам на него клюнул. Но он не был обязан его глотать. Но, он понимал, что это только вопрос времени, когда она решит натянуть леску.
Как бы медленно цирк не передвигался, в конце концов, они добрались до парома через Элдар, ходящего от Алкиндар на западном берегу, к Корамену на восточном. Это были два небольших и опрятных, окруженных стенами, городка с каменными зданиями, покрытыми разноцветной черепицей и с полудюжиной каменных причалов на каждом берегу. Солнце стояло высоко, по небу скользили редкие облака, да и те были белые, как свежевымытая шерсть. Возможно, сегодня не будет дождя. Это была стратегически важная переправа. Торговые суда приходили сверху по течению, и сейчас стояли пришвартованными в доках, а между городами на длинных канатах сновали паромы, похожие на огромные баржи. Шончан, по-видимому, были такого же мнения. Рядом с каждым из городов были размещены военные лагеря, и по каменным стенам, строящимся вокруг них, как и по постройкам, возводящимся внутри, можно было догадаться о том, что в ближайшее время они не собираются их покидать.
Сидя в седле, Мэт переправился с первыми фургонами. Его коричневый мерин Типун для неопытного глаза выглядел достаточно скромно, и казался вполне уместным для облаченного в грубый плащ, с надвинутой на уши шерстяной шапкой, всадника. Он даже не планировал сбежать через зелённые холмы, окружавшие Корамен. Ну, может быть, размышлял об этом, как об одной из возможностей, но не рассматривал. Она собиралась насадить его на крючок, сбежит он или нет. Поэтому Мэт, направив Типуна в дальнюю часть причала, наблюдал за переправой цирка и его выездом за город. Причал охраняла группа крепко сбитых солдат-шончан, закованных в сине-золотую броню, и возглавляемая молодым офицером, с одним тонким синим пером на его странном шлеме. Они, казалось, находились тут только для поддержания порядка, но офицер проверил грамоту Люки на лошадей, и тот не упустил возможность спросить, не знает ли благородный лорд площадку за городом, подходящую для стоянки и представления его цирка. Мэт чуть не заплакал. Он мог видеть и других солдат, носящих полосатую броню и бродящих вдоль лавок и таверн, по улице позади него. С неба на длинных, ребристых крыльях опускался ракен, направляясь в один из расположенных у реки лагерей. Еще три или четыре змееголовых существа виднелись на земле. В тех лагерях, должно быть, находятся сотни солдат. А возможно и тысяча. А Люка собрался давать здесь представление.
Затем один из паромов ткнулся обвязанным канатами бампером о причал, деревянные сходни опустились, позволив фиолетовому фургону, лишенному окон, прогрохотать по камням причала. Фургоном правила Сеталль. Сбоку от неё сидела Селюсия, поглядывая вокруг из-под капюшона выцветшего красного плаща. С другой стороны, закутанная в темный плащ так, что не было видно даже дюйма ее тела, сидела Туон.
Мэт думал, что глаза у него вылезут из орбит. Если только сначала сердце не выпрыгнет наружу. В голове вновь загрохотали игральные кости. На этот раз, ему выпадут глаза Темного — в этом он не сомневался.
Ничего не оставалось, как упасть рядом с фургоном, или, как ни в чем не бывало, продолжать ехать рядом по широкой главной улице мимо зазывал и лоточников. И шончанских солдат. Сейчас они не были на марше, и с интересом разглядывали, проезжающие мимо ярко раскрашенные, фургоны. Ехать дальше, в ожидании крика Туон. Она дала слово, но любой заключенный готов наплести что угодно, лишь бы ослабить путы. Всё, что ей нужно сделать, это подать голос, и этим позвать на помощь тысячу шончанских солдат. Игральные кости подпрыгивали и перекатывались в голове. Ехать, ожидая пока не выпадут глаза Темного.
Туон не произнесла не слова. Она с любопытством осматривалась из-под своего глубокого капюшона, с любопытством и осторожностью, скрыв своё лицо, а также руки в складках своего темного плаща, и прильнув к Сеталль, словно ребенок, ищущий защиты у матери посреди толпы незнакомцев. Не было сказано ни слова, пока цирк не пересек ворота Корамена и не прогрохотал по брусчатке к подножию горного массива, возвышавшегося за городом, где Люка уже собирал остальные фургоны. В этот момент, Мэт до конца осознал, что для него уже нет спасения. Как пить дать, она собиралась дёрнуть за крючок. Она просто тянула проклятое время.
Он удостоверился, что этой ночью все Шончан и Айз Седай останутся в фургонах. Насколько Мэт знал, никто не видел ни одной сулдам или дамани, но на этот раз даже Айз Седай не стали спорить. Туон тоже не спорила. Она лишь кое-что потребовала, от чего брови Сеталль почти добрались до макушки. Это, конечно, было перефразировано как просьба, с напоминанием, данного им обещания, но когда женщина говорила подобным тоном, становилось ясно, что это не просьба. Ладно, мужчина должен доверять женщине, на которой он собирается жениться. Он сказал ей, что должен об этом подумать, лишь для того, чтобы она не вообразила себе, что может вытянуть из него всё, что пожелает. Он думал об этом весь день, пока Люка давал выступления. Думал и, не преставая, потел, поглядывая на Шончан, явившихся поглядеть на шоу. Он думал об этом, пока фургоны медленнее обычного ползли на восток через холмы, но он знал, какой ответ ему придётся дать.
На третий день после переправы через реку, когда они достигли «соленого» города Джурадор, он сказал Туон, что согласен. Она улыбнулась ему, и грохот костей в его голове мгновенно прекратился. Он запомнит это навсегда. Она улыбнулась, и кости остановились. Мужчине остаётся только рыдать!
Глава 29. Какое-то мерцание
Не смотря на то, что он ожидал чего-то подобного, камни выпали у него из рук и, подпрыгивая, раскатились в разные стороны. Проклятая девчонка знала. Возможно, она решила, что это приключение или игра. А, возможно, она думала, что быть похищенной, будет позабавней дрессировки лошадей и проклятых дамани! Но он теперь знал, что он лишь форель, ожидающая, когда её насадят на крючок.
Два дня Мэт не приближался к фиолетовому фургону. Смысла скрываться не было — крючок уже был у него во рту, он ведь сам на него клюнул. Но он не был обязан его глотать. Но, он понимал, что это только вопрос времени, когда она решит натянуть леску.
Как бы медленно цирк не передвигался, в конце концов, они добрались до парома через Элдар, ходящего от Алкиндар на западном берегу, к Корамену на восточном. Это были два небольших и опрятных, окруженных стенами, городка с каменными зданиями, покрытыми разноцветной черепицей и с полудюжиной каменных причалов на каждом берегу. Солнце стояло высоко, по небу скользили редкие облака, да и те были белые, как свежевымытая шерсть. Возможно, сегодня не будет дождя. Это была стратегически важная переправа. Торговые суда приходили сверху по течению, и сейчас стояли пришвартованными в доках, а между городами на длинных канатах сновали паромы, похожие на огромные баржи. Шончан, по-видимому, были такого же мнения. Рядом с каждым из городов были размещены военные лагеря, и по каменным стенам, строящимся вокруг них, как и по постройкам, возводящимся внутри, можно было догадаться о том, что в ближайшее время они не собираются их покидать.
Сидя в седле, Мэт переправился с первыми фургонами. Его коричневый мерин Типун для неопытного глаза выглядел достаточно скромно, и казался вполне уместным для облаченного в грубый плащ, с надвинутой на уши шерстяной шапкой, всадника. Он даже не планировал сбежать через зелённые холмы, окружавшие Корамен. Ну, может быть, размышлял об этом, как об одной из возможностей, но не рассматривал. Она собиралась насадить его на крючок, сбежит он или нет. Поэтому Мэт, направив Типуна в дальнюю часть причала, наблюдал за переправой цирка и его выездом за город. Причал охраняла группа крепко сбитых солдат-шончан, закованных в сине-золотую броню, и возглавляемая молодым офицером, с одним тонким синим пером на его странном шлеме. Они, казалось, находились тут только для поддержания порядка, но офицер проверил грамоту Люки на лошадей, и тот не упустил возможность спросить, не знает ли благородный лорд площадку за городом, подходящую для стоянки и представления его цирка. Мэт чуть не заплакал. Он мог видеть и других солдат, носящих полосатую броню и бродящих вдоль лавок и таверн, по улице позади него. С неба на длинных, ребристых крыльях опускался ракен, направляясь в один из расположенных у реки лагерей. Еще три или четыре змееголовых существа виднелись на земле. В тех лагерях, должно быть, находятся сотни солдат. А возможно и тысяча. А Люка собрался давать здесь представление.
Затем один из паромов ткнулся обвязанным канатами бампером о причал, деревянные сходни опустились, позволив фиолетовому фургону, лишенному окон, прогрохотать по камням причала. Фургоном правила Сеталль. Сбоку от неё сидела Селюсия, поглядывая вокруг из-под капюшона выцветшего красного плаща. С другой стороны, закутанная в темный плащ так, что не было видно даже дюйма ее тела, сидела Туон.
Мэт думал, что глаза у него вылезут из орбит. Если только сначала сердце не выпрыгнет наружу. В голове вновь загрохотали игральные кости. На этот раз, ему выпадут глаза Темного — в этом он не сомневался.
Ничего не оставалось, как упасть рядом с фургоном, или, как ни в чем не бывало, продолжать ехать рядом по широкой главной улице мимо зазывал и лоточников. И шончанских солдат. Сейчас они не были на марше, и с интересом разглядывали, проезжающие мимо ярко раскрашенные, фургоны. Ехать дальше, в ожидании крика Туон. Она дала слово, но любой заключенный готов наплести что угодно, лишь бы ослабить путы. Всё, что ей нужно сделать, это подать голос, и этим позвать на помощь тысячу шончанских солдат. Игральные кости подпрыгивали и перекатывались в голове. Ехать, ожидая пока не выпадут глаза Темного.
Туон не произнесла не слова. Она с любопытством осматривалась из-под своего глубокого капюшона, с любопытством и осторожностью, скрыв своё лицо, а также руки в складках своего темного плаща, и прильнув к Сеталль, словно ребенок, ищущий защиты у матери посреди толпы незнакомцев. Не было сказано ни слова, пока цирк не пересек ворота Корамена и не прогрохотал по брусчатке к подножию горного массива, возвышавшегося за городом, где Люка уже собирал остальные фургоны. В этот момент, Мэт до конца осознал, что для него уже нет спасения. Как пить дать, она собиралась дёрнуть за крючок. Она просто тянула проклятое время.
Он удостоверился, что этой ночью все Шончан и Айз Седай останутся в фургонах. Насколько Мэт знал, никто не видел ни одной сулдам или дамани, но на этот раз даже Айз Седай не стали спорить. Туон тоже не спорила. Она лишь кое-что потребовала, от чего брови Сеталль почти добрались до макушки. Это, конечно, было перефразировано как просьба, с напоминанием, данного им обещания, но когда женщина говорила подобным тоном, становилось ясно, что это не просьба. Ладно, мужчина должен доверять женщине, на которой он собирается жениться. Он сказал ей, что должен об этом подумать, лишь для того, чтобы она не вообразила себе, что может вытянуть из него всё, что пожелает. Он думал об этом весь день, пока Люка давал выступления. Думал и, не преставая, потел, поглядывая на Шончан, явившихся поглядеть на шоу. Он думал об этом, пока фургоны медленнее обычного ползли на восток через холмы, но он знал, какой ответ ему придётся дать.
На третий день после переправы через реку, когда они достигли «соленого» города Джурадор, он сказал Туон, что согласен. Она улыбнулась ему, и грохот костей в его голове мгновенно прекратился. Он запомнит это навсегда. Она улыбнулась, и кости остановились. Мужчине остаётся только рыдать!
Глава 29. Какое-то мерцание
«Это безумие», — прогрохотал Домон со своего места, где он стоял, сложив руки на груди, словно закрывая выход из фургона. Возможно, он и в самом деле закрывал. Его челюсть была воинственно выдвинута вперед, встопорщив бородку, которая была короткой, но все же длиннее, чем волосы на голове, и разминал руки, словно готовясь сжать их в кулаки, или во что-нибудь вцепиться. Домон был очень широким мужчиной, но не жирным, как могло показаться на первый взгляд. Мэту хотелось бы по возможности избежать его кулаков или медвежьих объятий.
Он закончил завязывать вокруг шеи свой черный шелковый шарф, скрывавший шрам, и заправил оставшиеся длинными концы под кафтан. Шанс, что в Джурадоре найдется кто-то, кто знал про мужчину из Эбу Дар, носящего черный шарф, был слабый… Но, все же шансы на то, что не окажется никого были куда лучше, даже если не принимать в расчет его удачу. Конечно, никогда нельзя забывать о том, что он та’верен. Но если ему суждено столкнутся лицом к лицу с Сюрот или со слугой из Дворца Таразин, то даже сидя в кровати, накрывшись с головой одеялом, это все равно бы случилось. Иногда нужно просто поверить в свою удачу. Неприятности начались, едва он проснулся этим утром. Кости снова кувыркались в его голове. Они отскакивали от стенок черепа.
«Я обещал», — сказал он. Было здорово снова надеть приличную одежду.
Кафтан был из прекрасной зеленой шерсти, хорошо скроен и доходил почти до колен и голенищ его высоких сапог. На нем почти не было вышивки, возможно, стоило оставить хотя бы чуть-чуть, но зато на манжетах в избытке были кружева. И в придачу — хорошая шелковая рубашка. Жаль, что нет зеркала. В такой день мужчина должен выглядеть на все сто. Подхватив с кровати плащ, он забросил его через плечо. Это была не безвкусица вроде тряпки Люка. Он был темно серый, но такой темный, почти как сама ночь. Только подкладка была красной. Заколка плаща была самой обычной в виде серебряного узелка не крупнее его большого пальца.
«Она дала слово, Байл», — сказала Эгинин. «Свое слово. И она его никогда не нарушит». Эгинин говорила абсолютно уверенно. Гораздо уверенней, чем чувствовал себя Мэт. Но иногда мужчине приходиться рисковать. Даже, если ставкой является его шея. Он обещал. И у него действительно остается его удача.
«И все равно, это безумие», — ворчал Домон. Но он неохотно отдвинулся от двери, когда Мэт надел на голову свою черную широкополую шляпу. Правда, только после того как Эгинин быстро ему кивнула. Но, продолжал смотреть сердито.
Она последовала за Мэтом, хмуро играя своим длинным черным париком. Возможно, она все еще чувствовала себя в нем неловко, или теперь, спустя месяц с начала их путешествия, когда ее собственные волосы уже отросли, стало неудобно по другой причине. Но все равно они отросли еще недостаточно, чтобы ходить простоволосой. Пока между ними и Эбу Дар не будет по крайней мере еще сотня миль. А, возможно, и тогда не будет безопасно, пока они не пересекли Дамонские Горы в Муранди.
Небо было ясным. Солнце только-только поднималось над горизонтом, оставаясь пока невидимым за стенами из холста, и утро можно было назвать теплым, только если сравнить его со снежным бураном. Но не морознее Двуреченского утра под конец зимы. Однако холод медленно проникал под одежду и превращал дыхание в пар. Актеры уже носились словно муравьи в потревоженном муравейнике, наполняя воздух вопросами и претензиями: кто-то у кого-то брал жонглерские кольца, позаимствовал красные в блестках штаны, или передвинул чью-то сцену. Это выглядело и звучало как начало бунта, но в голосе ни у кого не было слышно ни капли настоящего гнева. Они всегда кричали и махали руками, но у них никогда не доходило до драки, и когда начнется выступление каждый исполнитель будет на месте и готов раньше, чем будут запущены первые зрители. Возможно, они медленно собирались в дорогу, но представление для них означало деньги, а ради них они могли двигаться очень быстро.
«Ты действительно думаешь, что сможешь на ней жениться», — бормотала Эгинин, шагая впереди него чуть в стороне, пиная свою потрепанную коричневую юбку из шерсти. В Эгинин не было ни капли изящества. Обычно она ходила широким шагом, и легко поддерживала темп. В платье и без платья, казалось, все, что ей было нужно — это меч на бедре. — «Другого объяснения нет. Байл прав. Ты сошел с ума!»
Мэт усмехнулся. — «Вопрос в том, захочет ли она выйти за меня? Иногда, женятся очень странные люди». — Когда знаешь, что тебя повесят, то лучше висеть в петле с улыбкой. Поэтому он улыбался, и оставил ее стоять с угрюмым видом на застывшем лице. Он решил, что про себя она рычала в его адрес проклятия, хотя и не понял, почему. Это ведь не ей придется жениться на самом последнем на свете человеке, на котором бы ей хотелось. На дворянке, полной холодного достоинства и с задранным вверх носом, тогда как ему больше по душе были улыбчивые трактирщицы со страстными глазами. Наследница трона, и не просто трона, а Кристального, Императорского трона Шончан. Женщина, которая заморочила ему голову, и заставила задуматься, кто кого держит в плену, он ее, или она его. Когда судьба хватает за горло, то ничего не остается — только улыбаться.
Он поддерживал быстрый темп, пока не оказался рядом с фиолетовым фургоном без окон, и затем замедлил шаг. Группа акробатов, четыре подвижных мужчины, которые назвали себя братьями Шавана, хотя каждому было видно, как и их носы, что они были из разных стран, а не только от разных матерей, крича и дико жестикулируя, выскочили из зеленого фургона, стоящего поблизости. Они уделили фиолетовому фургону и Мэту не больше одного взгляда, так как были слишком поглощены своим спором, и быстро унеслись по своим делам. Гордеран стоял, прислонившись к одному из колес, почесывая затылок и хмуро глядя на двух женщин, которые стояли на ступеньках фургона. Две женщины. Обе были закутаны с ног до головы в темные плащи, спрятав лица, но их никак нельзя было ни с кем перепутать, завидев шарф в цветочек, свисающий из капюшона более рослой женщины. Ладно. Ему следовало сразу догадаться, что Туон захочет захватить свою горничную. Дворянки никуда не ходят без прислуги. Поставь хоть пенни, хоть крону, но, в конце концов, все сводилось к простому броску костей. У них уже был шанс его предать. Однако, он поставил на женщину, делающую тот же выбор, с удвоенными шансами на успех. И их двое. Какой дурак поставил бы при таком соотношении? Но он должен был бросить кости. Кроме того, они уже катились.
Он встретил холодный взгляд голубых глаз Селюсии улыбкой, и снял шляпу, чтобы сделать изящный поклон Туон. Но не слишком эффектный, с небольшим взмахом плащом. — «Готовы ли вы пройтись за покупками?» Он чуть не назвал ее «миледи», но до тех пор, пока она не хочет называть его по имени…
«Я была готова еще час назад, Игрушка», — холодно произнесла Туон, растягивая слова. Небрежно приподняв край его плаща, она осмотрела красную подкладку из шелка и кафтан, после чего позволила плащу упасть. — «Тебе идут кружева. Возможно, когда я сделаю тебя виночерпием, то позволю тебе добавить немного к одежде».
На мгновение его улыбка пропала. Могла ли она, выйдя за него замуж, сделать его да’ковале? Нужно будет спросить Эгинин. Свет, почему у женщин все так непросто?
«Милорд желает, чтобы я тоже пошел с вами?» — медленно спросил Гордеран, не глядя на женщин. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, и на Мэта тоже старался не смотреть. — «Возможно, чтобы что-то поднести?»
Туон не произнесла ни слова. Она просто стояла в ожидании, глядя на Мэта. Ее большие глаза с каждой секундой становились холоднее. Кости в голове подпрыгнули и загрохотали с новой силой. Но, он колебался только в течение одного удара сердца, прежде чем, качнув головой, отослать Краснорукого прочь. Возможно, два удара. Он должен поверить в свою удачу. Ее слову. Доверие — это голос смерти. Он изучил это на собственной шкуре. Для этого ему не нужно было советов, или чужих воспоминаний. Кости в его голове продолжали вращаться.
С небольшим поклоном, он предложил ей руку, которую Туон, сжав полные губы, некоторое время рассматривала, словно никогда раньше не видела рук. Затем она подобрала плащ и пошла, за ней Селюся, скользнувшая следом, оставив его плестись сзади. Определенно, у женщин всегда все непросто.
Несмотря на ранний час, два здоровых парня с дубинками уже охраняли вход, а третий прозрачный кувшин из стекла для монет, который сквозь щель опустошали в обитую железом коробку, стоящую на земле. Каждый из них выглядел слишком неуклюжим, чтобы по-тихому стянуть даже медяк, однако Люка все равно рисковал. Двадцать или тридцать человек уже ждали возле толстых веревок, которые вели к большому синему плакату с названием шоу Люка, и, к сожалению, Лателле тоже была там. Женщина со строгим лицом в платье, вышитом темно-красными блестками, и в плаще с синими. Жена Люка дрессировала медведей. Мэт считал, что медведи выполняли свои трюки из опасения, что она могла их искусать.
«У меня все под контролем», — сказал он ей. — «Поверь, нет ничего, о чем стоило бы волноваться». — Возможно, ему следовало поберечь воздух.
Лателле полностью проигнорировала его, встревожено посмотрев на Туон и Селюсию. Она и ее муж были единственными из актеров, кто знал, кем те были на самом деле. Причины рассказывать больше об этой утренней прогулке не было. По крайней мере, Люка. Лателле перевела взгляд на Мэта, в нем не было ни капли волнения, один камень. — «Помни одно», — сказала она спокойно, — «отправляя нас на виселицу, ты отправляешь и себя». Затем она фыркнула и вернулась к изучению людей, ожидающих у входа. Лателле даже лучше Люка могла определить вес кошелька прежде, чем его развяжут. И она была в десять раз хуже своего мужа. Кости кувыркалась. Оставалось не ясно, что привело их в движение, но он еще не добрался до роковой точки. Точки принятия решения.
«Она — хорошая жена для Мастера Люка», — пробормотала Туон, когда они немного отошли.
Мэт покосился в ее сторону, и поправил шляпу на голове. В ее тоне не было и намека на насмешку. Она, что, так ненавидела Люка? Или имела в виду, какой женой она хотела бы стать? Или, что…? Чтоб ему сгореть, скоро он, пытаясь понять эту женщину, станет таким же полоумным, каким его считает Домон. Это она является причиной грохота костей в его голове. Что она задумала?
Это было короткая прогулка до города под лучами восходящего солнца, по плотно утоптанной дороге через холмы, которые здесь были совершенно лишены растительности, но зато по дороге шли люди к ветряным мельницам и соляным ямам. Глядя прямо вперед, они шли так целеустремленно, что казалось, не видели никого перед собой. Мэт чудом избежал столкновения с круглолицем мужчиной, который шел прямо на него, при том чуть не наскочив на седого старика, развившего приличную скорость на кривых ногах. Из-за этого он оказался прямо перед пухлой девушкой, которая прошла бы сквозь него, если бы он снова не отскочил.
«Вы упражняешься в танцах, Игрушка?» — спросила Туон, обернувшись через худое плечо. От ее дыхания перед капюшоном вился легкий туман. — «У тебя вышло не очень изящно».
Он открыл было рот, чтобы указать ей, сколько на дороге народа, когда внезапно понял, что вокруг кроме нее и Селюсии никого нет. Люди, которые только что были здесь пропали. Дорога была пустой до самого поворота. Медленно, он обернулся. Между ним и лагерем труппы тоже было ни души, лишь люди, ожидавшие у входа, и было не похоже, что их стало больше, чем прежде. За пределами лагеря, там, где зияла рана дороги в холмах, ведущая к отдаленному лесу, было пусто. Никого на сколько хватает глаз. Он прижал пальцы к груди, почувствовав медальон в виде лисьей головы сквозь кафтан. Просто кусочек серебра на шнурке из кожи. Ему бы хотелось, чувствовать его холодным как лед. Туон выгнула бровь. Взгляд Селюсии красноречиво говорил, что он ведет себя как дурак.
«Я не смогу купить тебе платье, если мы будем стоять тут», — сказал он. В этом был смысл их маленькой вылазки. Он пообещал Туон найти кое-что получше, чем те платья, которые были ей велики, и превращали ее в ребенка, наряженного в одежду взрослого. По крайней мере, он был почти уверен, что обещал, а что до нее, то она была совершенно в этом уверена. Качество работы швей, работающих для труппы, нашло у Туон одобрение, но только не ткань, которая имелась в наличии. Костюмы исполнителей сверкали блестками, бусинками и яркими цветами, но ткань, нужно было признать, была весьма дешевой. У тех, у кого одежда была получше, держал ее для себя, и носил, пока платье не протиралось до дыр. Джурадор зарабатывал деньги на соляных копях, а соль стоила дорого. Городские лавки должны предложить любой вид материала, который женщина могла только пожелать.
На сей раз не было даже шевеления пальцев. Туон обменялась взглядами с Селюсией. Высокая женщина покачала головой, скривив губы. Туон покачала своей. И, подобрав плащи, они отправились к обитым железом воротам города. Женщины! Он снова поспешил их догонять. В конце концов, они же были его заключенными. Они, а не он. Их тени вытянулись далеко вперед перед ними. А те люди, прежде чем исчезнуть, отбрасывали тени? И он не мог припомнить, чтобы у них при дыхании появлялся пар. Хотя едва ли это имело значение. Они пропали, и он не собирался ломать себе голову о том, откуда они появились и куда ушли. Вероятно это что-то из свойств та’верен. Ему надо выбросить это из головы. Надо. Вращающиеся кости не оставляли места ни для чего иного.
Охранников у ворот совершенно не заинтересовали приближающиеся незнакомцы, или, по крайней мере, один незнакомый мужчина и две женщины. Суровые парни в белых нагрудниках и конических шлемах с напоминающими лошадиные хвосты гребнями безразличными взглядами проводили женщин, задержавшись на мгновение с подозрением на Мэте, и затем снова повисли на своих алебардах, безучастно глядя на дорогу. Они были местными, а не Шончан. Торговцы солью и местная Леди Айтелейн, которая очевидно думает то, что подсказывают ей торговцы, без колебания дали Присягу и предложили платить налог соль даже раньше, чем их спросили. Без сомнения, Шончан еще вернутся, чтобы разместить тут что-то вроде местного управления и чиновников, но только для того, чтобы за всем приглядывать, а сейчас у них имелись дела поважнее. Перед отправлением на эту экскурсию Мэт посылал Тома и Джуилина, чтобы удостовериться, что в Джурадоре не окажется Шончан. Глупец бы, если он не осторожен, мог отправиться, положившись на одну удачу.
Джурадор был преуспевающим шумным городом, с мощеными улицами, большинство из которых были широкими, и с ровными каменными домами крытыми красной черепицей. Дома и гостиницы в шумном беспорядке стояли плечом к плечу с конюшнями и тавернами. Здесь повсеместно был слышен лязг из кузниц, тут и там — треск ткацких станков и ковровых мастерских, и повсюду — бондари, сбивающие обручи на бочках для транспортировки соли. Лоточники продавали заколки и ленты, пирожки с мясом и жареные орехи, или по-зимнему вялую репу и сморщенные сливы. На каждой улице перед лавками стояли мужчины и женщины, предъявляя образцы товара, разложенного на узких столиках перед ними, и выкрикивая списки того, что предлагали.
Тем не менее, отличить дома торговцев солью было легко, у них было три каменных этажа, а не два, и они занимали в восемь раз больше площади, чем другие, и у каждого была выходящая на улицу аллея, с белеными экранами из железа между колоннами. Нижние окна большинства зданий тоже имели такие экраны, хотя и не всегда окрашенные. Это очень живо напоминало Эбу Дар, но кроме оливкового цвета лица людей здесь было мало что общего. Не было глубоких вырезов, открывающих впадину между грудями, юбок, подшитых с краю, и выставляющих напоказ нижние юбки. Женщины носили расшитые платья с высокими воротниками до самого подбородка, с небольшой вышивкой для людей попроще, и с богатой для людей побогаче. Мужчины носили плащи, расшитые сверху донизу, и прозрачные вуали на лицах, свисающие с гребенок из золота, или вплетали бусины из кости в темные бороды. Мужские кафтаны почти так же плотно были расшиты цветами — ярко и богато, или бедно. Большинство мужчин носило у пояса длинный нож с чуть меньше загнутым лезвием, чем в Эбу Дар. Но и богатые, и бедные парни здесь тоже имели привычку поглаживать рукояти своих ножей, словно предвкушая схватку, настолько возможно, так что может это было и тоже самое.
Дворец Леди Айтелейн не был отличим от особняков торговцев солью, но зато было расположен на главной площади города, довольно широком пространстве, выложенном полированным камнем, где стоял большой круглый фонтан из мрамора. Однако люди заполняли ведра и большие фляги из глины водой из каналов, наполняющих каменные бассейны по углам площади. От большого фонтана шел запах морской воды. Это был символ богатства Джурадора, идущего из того же источника, что и соляные копи в холмах. Мэт специально собрался пораньше, чтобы посмотреть город прежде, чем солнце доберется до полудня.
Каждый раз когда Туон и Селюсия замечали лавку с шелками, выставленными на прилавке, они останавливались, чтобы посмотреть рулоны с тканью и сдвинув головы шептались, отмахиваясь от навязчивого продавца. Те очень внимательно следили за женщинами, пока не замечали, что Мэт сопровождает этих двух женщин. Такое внимание было не спроста. В своих поношенных шерстяных плащах и в ужасно сидящих на них платьях они не выглядели как клиенты, способные купить шелк. Мэт же, в плаще, наброшенном на одно плечо, демонстрируя свою подкладку, выглядел вполне платежеспособным. И хотя женщины всегда утверждают, что хотят, чтобы мужчина проявлял интерес к их делам. Всякий раз, когда он пытался проявить интерес, и придвигался ближе, чтобы расслышать то, о чем они говорят, женщины затихали и смотрели на него холодными глазами из-под глубоких капюшонов, пока он не отступал назад на шаг или два. После чего Селюсия снова склонялась к Туон, и они снова принимались бормотать теребя пальцами шелка: красные, синие зеленые, гладкий мерцающий шелк и парчу. Джурадор был очень богатым городом. К счастью, он догадался до отказа набить золотом кошелек, лежавший в кармане его кафтана. Но ни одна из тканей, похоже, не устраивала покупательниц.
Неизбежно, Туон качала головой, и парочка ускользала в толпу, оставляя Мэта догонять их возле следующей лавки с шелком. Кости продолжали отскакивать от внутренних стенок его черепа.
Они не были единственными представителями труппы, которые пришли в город. Он узнал Алудру, увидев украшенные бусинками косички, идущую в толпе вместе с седовласым мужчиной, который, судя по богатству вышивки на кафтане в виде цветов и птиц, должен был быть торговцем солью. Интересно, что нужно Иллюминатору от торговца солью? Что бы она ему не сказала, он сиял довольной улыбкой, от чего складок на его лице добавилось.
Он закончил завязывать вокруг шеи свой черный шелковый шарф, скрывавший шрам, и заправил оставшиеся длинными концы под кафтан. Шанс, что в Джурадоре найдется кто-то, кто знал про мужчину из Эбу Дар, носящего черный шарф, был слабый… Но, все же шансы на то, что не окажется никого были куда лучше, даже если не принимать в расчет его удачу. Конечно, никогда нельзя забывать о том, что он та’верен. Но если ему суждено столкнутся лицом к лицу с Сюрот или со слугой из Дворца Таразин, то даже сидя в кровати, накрывшись с головой одеялом, это все равно бы случилось. Иногда нужно просто поверить в свою удачу. Неприятности начались, едва он проснулся этим утром. Кости снова кувыркались в его голове. Они отскакивали от стенок черепа.
«Я обещал», — сказал он. Было здорово снова надеть приличную одежду.
Кафтан был из прекрасной зеленой шерсти, хорошо скроен и доходил почти до колен и голенищ его высоких сапог. На нем почти не было вышивки, возможно, стоило оставить хотя бы чуть-чуть, но зато на манжетах в избытке были кружева. И в придачу — хорошая шелковая рубашка. Жаль, что нет зеркала. В такой день мужчина должен выглядеть на все сто. Подхватив с кровати плащ, он забросил его через плечо. Это была не безвкусица вроде тряпки Люка. Он был темно серый, но такой темный, почти как сама ночь. Только подкладка была красной. Заколка плаща была самой обычной в виде серебряного узелка не крупнее его большого пальца.
«Она дала слово, Байл», — сказала Эгинин. «Свое слово. И она его никогда не нарушит». Эгинин говорила абсолютно уверенно. Гораздо уверенней, чем чувствовал себя Мэт. Но иногда мужчине приходиться рисковать. Даже, если ставкой является его шея. Он обещал. И у него действительно остается его удача.
«И все равно, это безумие», — ворчал Домон. Но он неохотно отдвинулся от двери, когда Мэт надел на голову свою черную широкополую шляпу. Правда, только после того как Эгинин быстро ему кивнула. Но, продолжал смотреть сердито.
Она последовала за Мэтом, хмуро играя своим длинным черным париком. Возможно, она все еще чувствовала себя в нем неловко, или теперь, спустя месяц с начала их путешествия, когда ее собственные волосы уже отросли, стало неудобно по другой причине. Но все равно они отросли еще недостаточно, чтобы ходить простоволосой. Пока между ними и Эбу Дар не будет по крайней мере еще сотня миль. А, возможно, и тогда не будет безопасно, пока они не пересекли Дамонские Горы в Муранди.
Небо было ясным. Солнце только-только поднималось над горизонтом, оставаясь пока невидимым за стенами из холста, и утро можно было назвать теплым, только если сравнить его со снежным бураном. Но не морознее Двуреченского утра под конец зимы. Однако холод медленно проникал под одежду и превращал дыхание в пар. Актеры уже носились словно муравьи в потревоженном муравейнике, наполняя воздух вопросами и претензиями: кто-то у кого-то брал жонглерские кольца, позаимствовал красные в блестках штаны, или передвинул чью-то сцену. Это выглядело и звучало как начало бунта, но в голосе ни у кого не было слышно ни капли настоящего гнева. Они всегда кричали и махали руками, но у них никогда не доходило до драки, и когда начнется выступление каждый исполнитель будет на месте и готов раньше, чем будут запущены первые зрители. Возможно, они медленно собирались в дорогу, но представление для них означало деньги, а ради них они могли двигаться очень быстро.
«Ты действительно думаешь, что сможешь на ней жениться», — бормотала Эгинин, шагая впереди него чуть в стороне, пиная свою потрепанную коричневую юбку из шерсти. В Эгинин не было ни капли изящества. Обычно она ходила широким шагом, и легко поддерживала темп. В платье и без платья, казалось, все, что ей было нужно — это меч на бедре. — «Другого объяснения нет. Байл прав. Ты сошел с ума!»
Мэт усмехнулся. — «Вопрос в том, захочет ли она выйти за меня? Иногда, женятся очень странные люди». — Когда знаешь, что тебя повесят, то лучше висеть в петле с улыбкой. Поэтому он улыбался, и оставил ее стоять с угрюмым видом на застывшем лице. Он решил, что про себя она рычала в его адрес проклятия, хотя и не понял, почему. Это ведь не ей придется жениться на самом последнем на свете человеке, на котором бы ей хотелось. На дворянке, полной холодного достоинства и с задранным вверх носом, тогда как ему больше по душе были улыбчивые трактирщицы со страстными глазами. Наследница трона, и не просто трона, а Кристального, Императорского трона Шончан. Женщина, которая заморочила ему голову, и заставила задуматься, кто кого держит в плену, он ее, или она его. Когда судьба хватает за горло, то ничего не остается — только улыбаться.
Он поддерживал быстрый темп, пока не оказался рядом с фиолетовым фургоном без окон, и затем замедлил шаг. Группа акробатов, четыре подвижных мужчины, которые назвали себя братьями Шавана, хотя каждому было видно, как и их носы, что они были из разных стран, а не только от разных матерей, крича и дико жестикулируя, выскочили из зеленого фургона, стоящего поблизости. Они уделили фиолетовому фургону и Мэту не больше одного взгляда, так как были слишком поглощены своим спором, и быстро унеслись по своим делам. Гордеран стоял, прислонившись к одному из колес, почесывая затылок и хмуро глядя на двух женщин, которые стояли на ступеньках фургона. Две женщины. Обе были закутаны с ног до головы в темные плащи, спрятав лица, но их никак нельзя было ни с кем перепутать, завидев шарф в цветочек, свисающий из капюшона более рослой женщины. Ладно. Ему следовало сразу догадаться, что Туон захочет захватить свою горничную. Дворянки никуда не ходят без прислуги. Поставь хоть пенни, хоть крону, но, в конце концов, все сводилось к простому броску костей. У них уже был шанс его предать. Однако, он поставил на женщину, делающую тот же выбор, с удвоенными шансами на успех. И их двое. Какой дурак поставил бы при таком соотношении? Но он должен был бросить кости. Кроме того, они уже катились.
Он встретил холодный взгляд голубых глаз Селюсии улыбкой, и снял шляпу, чтобы сделать изящный поклон Туон. Но не слишком эффектный, с небольшим взмахом плащом. — «Готовы ли вы пройтись за покупками?» Он чуть не назвал ее «миледи», но до тех пор, пока она не хочет называть его по имени…
«Я была готова еще час назад, Игрушка», — холодно произнесла Туон, растягивая слова. Небрежно приподняв край его плаща, она осмотрела красную подкладку из шелка и кафтан, после чего позволила плащу упасть. — «Тебе идут кружева. Возможно, когда я сделаю тебя виночерпием, то позволю тебе добавить немного к одежде».
На мгновение его улыбка пропала. Могла ли она, выйдя за него замуж, сделать его да’ковале? Нужно будет спросить Эгинин. Свет, почему у женщин все так непросто?
«Милорд желает, чтобы я тоже пошел с вами?» — медленно спросил Гордеран, не глядя на женщин. Он стоял, засунув большие пальцы за пояс, и на Мэта тоже старался не смотреть. — «Возможно, чтобы что-то поднести?»
Туон не произнесла ни слова. Она просто стояла в ожидании, глядя на Мэта. Ее большие глаза с каждой секундой становились холоднее. Кости в голове подпрыгнули и загрохотали с новой силой. Но, он колебался только в течение одного удара сердца, прежде чем, качнув головой, отослать Краснорукого прочь. Возможно, два удара. Он должен поверить в свою удачу. Ее слову. Доверие — это голос смерти. Он изучил это на собственной шкуре. Для этого ему не нужно было советов, или чужих воспоминаний. Кости в его голове продолжали вращаться.
С небольшим поклоном, он предложил ей руку, которую Туон, сжав полные губы, некоторое время рассматривала, словно никогда раньше не видела рук. Затем она подобрала плащ и пошла, за ней Селюся, скользнувшая следом, оставив его плестись сзади. Определенно, у женщин всегда все непросто.
Несмотря на ранний час, два здоровых парня с дубинками уже охраняли вход, а третий прозрачный кувшин из стекла для монет, который сквозь щель опустошали в обитую железом коробку, стоящую на земле. Каждый из них выглядел слишком неуклюжим, чтобы по-тихому стянуть даже медяк, однако Люка все равно рисковал. Двадцать или тридцать человек уже ждали возле толстых веревок, которые вели к большому синему плакату с названием шоу Люка, и, к сожалению, Лателле тоже была там. Женщина со строгим лицом в платье, вышитом темно-красными блестками, и в плаще с синими. Жена Люка дрессировала медведей. Мэт считал, что медведи выполняли свои трюки из опасения, что она могла их искусать.
«У меня все под контролем», — сказал он ей. — «Поверь, нет ничего, о чем стоило бы волноваться». — Возможно, ему следовало поберечь воздух.
Лателле полностью проигнорировала его, встревожено посмотрев на Туон и Селюсию. Она и ее муж были единственными из актеров, кто знал, кем те были на самом деле. Причины рассказывать больше об этой утренней прогулке не было. По крайней мере, Люка. Лателле перевела взгляд на Мэта, в нем не было ни капли волнения, один камень. — «Помни одно», — сказала она спокойно, — «отправляя нас на виселицу, ты отправляешь и себя». Затем она фыркнула и вернулась к изучению людей, ожидающих у входа. Лателле даже лучше Люка могла определить вес кошелька прежде, чем его развяжут. И она была в десять раз хуже своего мужа. Кости кувыркалась. Оставалось не ясно, что привело их в движение, но он еще не добрался до роковой точки. Точки принятия решения.
«Она — хорошая жена для Мастера Люка», — пробормотала Туон, когда они немного отошли.
Мэт покосился в ее сторону, и поправил шляпу на голове. В ее тоне не было и намека на насмешку. Она, что, так ненавидела Люка? Или имела в виду, какой женой она хотела бы стать? Или, что…? Чтоб ему сгореть, скоро он, пытаясь понять эту женщину, станет таким же полоумным, каким его считает Домон. Это она является причиной грохота костей в его голове. Что она задумала?
Это было короткая прогулка до города под лучами восходящего солнца, по плотно утоптанной дороге через холмы, которые здесь были совершенно лишены растительности, но зато по дороге шли люди к ветряным мельницам и соляным ямам. Глядя прямо вперед, они шли так целеустремленно, что казалось, не видели никого перед собой. Мэт чудом избежал столкновения с круглолицем мужчиной, который шел прямо на него, при том чуть не наскочив на седого старика, развившего приличную скорость на кривых ногах. Из-за этого он оказался прямо перед пухлой девушкой, которая прошла бы сквозь него, если бы он снова не отскочил.
«Вы упражняешься в танцах, Игрушка?» — спросила Туон, обернувшись через худое плечо. От ее дыхания перед капюшоном вился легкий туман. — «У тебя вышло не очень изящно».
Он открыл было рот, чтобы указать ей, сколько на дороге народа, когда внезапно понял, что вокруг кроме нее и Селюсии никого нет. Люди, которые только что были здесь пропали. Дорога была пустой до самого поворота. Медленно, он обернулся. Между ним и лагерем труппы тоже было ни души, лишь люди, ожидавшие у входа, и было не похоже, что их стало больше, чем прежде. За пределами лагеря, там, где зияла рана дороги в холмах, ведущая к отдаленному лесу, было пусто. Никого на сколько хватает глаз. Он прижал пальцы к груди, почувствовав медальон в виде лисьей головы сквозь кафтан. Просто кусочек серебра на шнурке из кожи. Ему бы хотелось, чувствовать его холодным как лед. Туон выгнула бровь. Взгляд Селюсии красноречиво говорил, что он ведет себя как дурак.
«Я не смогу купить тебе платье, если мы будем стоять тут», — сказал он. В этом был смысл их маленькой вылазки. Он пообещал Туон найти кое-что получше, чем те платья, которые были ей велики, и превращали ее в ребенка, наряженного в одежду взрослого. По крайней мере, он был почти уверен, что обещал, а что до нее, то она была совершенно в этом уверена. Качество работы швей, работающих для труппы, нашло у Туон одобрение, но только не ткань, которая имелась в наличии. Костюмы исполнителей сверкали блестками, бусинками и яркими цветами, но ткань, нужно было признать, была весьма дешевой. У тех, у кого одежда была получше, держал ее для себя, и носил, пока платье не протиралось до дыр. Джурадор зарабатывал деньги на соляных копях, а соль стоила дорого. Городские лавки должны предложить любой вид материала, который женщина могла только пожелать.
На сей раз не было даже шевеления пальцев. Туон обменялась взглядами с Селюсией. Высокая женщина покачала головой, скривив губы. Туон покачала своей. И, подобрав плащи, они отправились к обитым железом воротам города. Женщины! Он снова поспешил их догонять. В конце концов, они же были его заключенными. Они, а не он. Их тени вытянулись далеко вперед перед ними. А те люди, прежде чем исчезнуть, отбрасывали тени? И он не мог припомнить, чтобы у них при дыхании появлялся пар. Хотя едва ли это имело значение. Они пропали, и он не собирался ломать себе голову о том, откуда они появились и куда ушли. Вероятно это что-то из свойств та’верен. Ему надо выбросить это из головы. Надо. Вращающиеся кости не оставляли места ни для чего иного.
Охранников у ворот совершенно не заинтересовали приближающиеся незнакомцы, или, по крайней мере, один незнакомый мужчина и две женщины. Суровые парни в белых нагрудниках и конических шлемах с напоминающими лошадиные хвосты гребнями безразличными взглядами проводили женщин, задержавшись на мгновение с подозрением на Мэте, и затем снова повисли на своих алебардах, безучастно глядя на дорогу. Они были местными, а не Шончан. Торговцы солью и местная Леди Айтелейн, которая очевидно думает то, что подсказывают ей торговцы, без колебания дали Присягу и предложили платить налог соль даже раньше, чем их спросили. Без сомнения, Шончан еще вернутся, чтобы разместить тут что-то вроде местного управления и чиновников, но только для того, чтобы за всем приглядывать, а сейчас у них имелись дела поважнее. Перед отправлением на эту экскурсию Мэт посылал Тома и Джуилина, чтобы удостовериться, что в Джурадоре не окажется Шончан. Глупец бы, если он не осторожен, мог отправиться, положившись на одну удачу.
Джурадор был преуспевающим шумным городом, с мощеными улицами, большинство из которых были широкими, и с ровными каменными домами крытыми красной черепицей. Дома и гостиницы в шумном беспорядке стояли плечом к плечу с конюшнями и тавернами. Здесь повсеместно был слышен лязг из кузниц, тут и там — треск ткацких станков и ковровых мастерских, и повсюду — бондари, сбивающие обручи на бочках для транспортировки соли. Лоточники продавали заколки и ленты, пирожки с мясом и жареные орехи, или по-зимнему вялую репу и сморщенные сливы. На каждой улице перед лавками стояли мужчины и женщины, предъявляя образцы товара, разложенного на узких столиках перед ними, и выкрикивая списки того, что предлагали.
Тем не менее, отличить дома торговцев солью было легко, у них было три каменных этажа, а не два, и они занимали в восемь раз больше площади, чем другие, и у каждого была выходящая на улицу аллея, с белеными экранами из железа между колоннами. Нижние окна большинства зданий тоже имели такие экраны, хотя и не всегда окрашенные. Это очень живо напоминало Эбу Дар, но кроме оливкового цвета лица людей здесь было мало что общего. Не было глубоких вырезов, открывающих впадину между грудями, юбок, подшитых с краю, и выставляющих напоказ нижние юбки. Женщины носили расшитые платья с высокими воротниками до самого подбородка, с небольшой вышивкой для людей попроще, и с богатой для людей побогаче. Мужчины носили плащи, расшитые сверху донизу, и прозрачные вуали на лицах, свисающие с гребенок из золота, или вплетали бусины из кости в темные бороды. Мужские кафтаны почти так же плотно были расшиты цветами — ярко и богато, или бедно. Большинство мужчин носило у пояса длинный нож с чуть меньше загнутым лезвием, чем в Эбу Дар. Но и богатые, и бедные парни здесь тоже имели привычку поглаживать рукояти своих ножей, словно предвкушая схватку, настолько возможно, так что может это было и тоже самое.
Дворец Леди Айтелейн не был отличим от особняков торговцев солью, но зато было расположен на главной площади города, довольно широком пространстве, выложенном полированным камнем, где стоял большой круглый фонтан из мрамора. Однако люди заполняли ведра и большие фляги из глины водой из каналов, наполняющих каменные бассейны по углам площади. От большого фонтана шел запах морской воды. Это был символ богатства Джурадора, идущего из того же источника, что и соляные копи в холмах. Мэт специально собрался пораньше, чтобы посмотреть город прежде, чем солнце доберется до полудня.
Каждый раз когда Туон и Селюсия замечали лавку с шелками, выставленными на прилавке, они останавливались, чтобы посмотреть рулоны с тканью и сдвинув головы шептались, отмахиваясь от навязчивого продавца. Те очень внимательно следили за женщинами, пока не замечали, что Мэт сопровождает этих двух женщин. Такое внимание было не спроста. В своих поношенных шерстяных плащах и в ужасно сидящих на них платьях они не выглядели как клиенты, способные купить шелк. Мэт же, в плаще, наброшенном на одно плечо, демонстрируя свою подкладку, выглядел вполне платежеспособным. И хотя женщины всегда утверждают, что хотят, чтобы мужчина проявлял интерес к их делам. Всякий раз, когда он пытался проявить интерес, и придвигался ближе, чтобы расслышать то, о чем они говорят, женщины затихали и смотрели на него холодными глазами из-под глубоких капюшонов, пока он не отступал назад на шаг или два. После чего Селюсия снова склонялась к Туон, и они снова принимались бормотать теребя пальцами шелка: красные, синие зеленые, гладкий мерцающий шелк и парчу. Джурадор был очень богатым городом. К счастью, он догадался до отказа набить золотом кошелек, лежавший в кармане его кафтана. Но ни одна из тканей, похоже, не устраивала покупательниц.
Неизбежно, Туон качала головой, и парочка ускользала в толпу, оставляя Мэта догонять их возле следующей лавки с шелком. Кости продолжали отскакивать от внутренних стенок его черепа.
Они не были единственными представителями труппы, которые пришли в город. Он узнал Алудру, увидев украшенные бусинками косички, идущую в толпе вместе с седовласым мужчиной, который, судя по богатству вышивки на кафтане в виде цветов и птиц, должен был быть торговцем солью. Интересно, что нужно Иллюминатору от торговца солью? Что бы она ему не сказала, он сиял довольной улыбкой, от чего складок на его лице добавилось.