Страница:
«Чистая», — прошептал Льюс Тэрин. — «Вновь чистая и незатронутая порчей».
Так и было. Порча, пятнавшая мужскую половину Силы со времен Разлома, исчезла. Тем не менее, поднимавшаяся тошнота никуда не делась, вызывая сильное желание согнуться пополам и опустошить желудок прямо на пол. Казалось, комната мгновенно закружилась вокруг Ранда, и он был вынужден ухватиться рукой за ближайший столбик кровати, чтобы удержаться на ногах. Он не знал, почему, даже после исчезновения порчи, он все еще чувствовал эту тошноту. Льюс Тэрин не знал, или не хотел говорить. Но тошнота была причиной, по которой он, по возможности, не позволял кому-либо видеть, как он захватывает саидин. Может быть, Элза страстно желала увидеть, как он вступит в Последнюю битву, но слишком многие хотели его гибели, и не все из них были Друзьями Темного.
В этот момент слабости, мертвец дотянулся до саидин. Ранд почувствовал, как он жадно в нее вцепился. Было ли что-либо труднее, чем отрезать его? Иногда, после Шадар Логота, Льюс Тэрин еще больше казался неотъемлемой частью его самого. Хотя это уже не имело значения. Он зашел слишком далеко, чтобы позволить себе умереть. Он просто должен был идти дальше. Глубоко вздохнув, он проигнорировал вялые следы тошноты в своем желудке и зашагал в гостиную под громовые раскаты.
Мин стояла посреди комнаты, держа руку Лойала в своих и улыбаясь. Чтобы удержать ручищу Лойала ей требовались обе собственные, да и то — они едва ее закрывали. Между его макушкой и оштукатуренным потолком было всего лишь чуть больше одного фута. Он был одет в новый темно-синий шерстяной кафтан, расширявшийся к низу, к голенищам высоких, по колено, сапог, и закрывавший мешковатые шаровары, но на этот раз его карманы не оттопыривались, как обычно, кирпичами книг. Глаза, размером с чайную чашку, просияли при виде Ранда, а улыбка огир была действительно от уха до уха. Точащие сквозь косматые волосы уши, увенчанные кисточками, трепетали с явным удовольствием.
«Ранд, у лорда Алгарина есть гостевые комнаты для огир», пророкотал он голосом, подобным басу барабана. — «Можешь себе представить? Шесть штук! Конечно, они не использовались некоторое время, но они проветриваются каждую неделю, так что там нет и следа затхлости, а простыни из очень хорошего полотна. Я-то думал, что опять придется сдвигать две человеческих кровати. Умм. Мы не останемся здесь долго, так ведь?» — Его длинные уши немного отвисли, а затем тревожно затрепетали. — «Я не думаю, что мы должны. Я хотел сказать, что я мог бы привыкнуть к настоящей кровати, но не должен этого делать, раз я собираюсь остаться с тобой. То есть я хотел сказать… На самом деле ты понял, что я хотел сказать».
«Я знаю», — мягко промолвил Ранд. Он мог бы посмеяться над испугом огир. Он должен был посмеяться. Вот только в последнее время смех, казалось, обходил его стороной. Он спрял сеть, защищающую комнату от подслушивания, и скрепил ее узлом, чтобы отпустить саидин. Последние следы тошноты стали немедленно исчезать. Как правило, он мог управлять этими неприятными ощущениями, хотя и с усилием, но сейчас не было смысла продолжать испытывать на себе их действие. — «Твои книги не намокли?» — Главная забота Лойала заключалась в сохранности его книг.
Внезапно, его как молнией ударило — он подумал о том, что сделал, как о «прядении сети». Именно так выразился бы Льюс Тэрин. Такие вещи случались слишком часто — всплывающие в его разуме чужие обрывки фраз, чужие воспоминания, смешивающиеся с его собственными. Он Ранд ал'Тор, а не Льюс Тэрин Теламон. Он свил малого стража и завязал плетение, а не спрял сеть и закрепил ее. Но и так, и эдак, выходило правильно и понятно для него самого.
«Намокли мои Записки Виллима Манешского», — с отвращением вымолвил Лойал, потирая свою верхнюю губу пальцем толщиной с сосиску. Он был небрежно выбрит, или собирался отрастить усы? — «Страницы могут заплесневеть. Мне не стоило быть столь небрежным, особенно, с книгами. И мой дневник тоже немножко подмок. Но чернила не расплылись. Все еще читаемо, но я действительно должен принять меры, чтобы защитить…» — Тень медленно омрачила его лицо, длинные концы его бровей свесились на щеки. — «Ты выглядишь уставшим, Ранд. Он выглядит уставшим, Мин.»
«Он недавно перенапрягся, но сейчас он отдыхает», — сказала Мин, защищая его, и Ранд улыбнулся. Слегка. Мин всегда защищала его, даже от друзей. — «Ты отдыхаешь, пастух», — добавила она, отпустив ручищу Лойала и сложив свои кулаки на бедрах. — «Сядь и отдохни. Ох, да садись же, Лойал. Я себе шею вывихну, если буду продолжать на тебя так смотреть».
Лойал хихикнул — издал звук напоминающий слегка приглушенный рев быка — и с подозрением осмотрел один из стульев с прямой спинкой. По сравнению с ним стул казался сделанным для ребенка. — «Пастух. Ты не представляешь, как приятно услышать, как ты его называешь пастухом, Мин». — Он осторожно сел. Скромно украшенный резьбой стул заскрипел под его весом, колени Лойала торчали перед ним. «Извини Ранд, но это забавно, а у меня за прошедшие месяцы было не очень много поводов для смеха». Стул держался. Бросив быстрый взгляд в сторону двери, он слегка громче, чем нужно, добавил: «У Карлдина не слишком хорошее чувство юмора».
«Можешь говорить свободно», — сказал ему Ранд. — «Мы под защитой… малого стража». — Он почти сказал под защитой экрана, хотя это было совсем другой штукой. Если не считать того, что он знал, чем была эта штука.
Он слишком устал, чтобы сидеть, вот только вдобавок бессонница тоже утомила его — ночами у него страшно ныли кости — так что просто встал перед камином. Порывы ветра, врывающиеся в дымоход, заставляли языки пламени плясать на расколотых поленьях очага и посылали в комнату маленькие струйки дыма. Ранд слышал, как дождь барабанит в стекла, но раскаты грома, казалось, отдалялись. Возможно, буря заканчивалась. Сложив руки за спиной, он отвернулся от огня. — «Что сказали старейшины, Лойал?»
Вместо прямого ответа Лойал смотрел на Мин, словно ища одобрения или поддержки. Усевшись на краешке синего кресла и скрестив ноги, она улыбнулась и кивнула огир, тот тяжело вздохнул, словно ветер пронесся сквозь глубокие пещеры. — «Карлдин и я посетили все стеддинги, Ранд. Все, конечно, кроме стеддинга Шангтай. Я не мог пойти туда, но везде, где мы были, я оставил послание, и Дайцин находится не так уж далеко от Шангтай. Кто-нибудь обязательно его туда отнесет. В Шангтае собирается Великий Пень и туда придут многие. Великий Пень собирается впервые за тысячу лет, впервые со времен, когда люди сражались в Войну Ста Лет и сейчас очередь Шангтай. Они должны совещаться о чем-то важном, но мне никто бы не сказал, почему созван Большой Пень. Они не расскажут о Пне, пока у тебя нет бороды», — пробормотал он, указывая пальцем на узкую полоску щетины на своем широком подбородке. Очевидно, он хотел исправить этот свой недостаток, хотя это было не совсем в его силах. Сейчас Лойалу было больше девяноста, но по меркам огир он был еще мальчишкой.
«Старейшины?» — терпеливо спросил Ранд. С Лойалом надо было быть терпеливым, как и с любым огир. Они воспринимали время иначе, чем люди — кто из людей по прошествии тысячи лет подумал бы, чей теперь черед? — к тому же если дать Лойалу хоть малейший шанс, он будет рассказывать все очень подробно. Излишне подробно.
Уши Лойала дернулись, и он бросил на Мин еще один взгляд, получив в ответ ободряющую улыбку. — «Итак, как я уже сказал, я посетил все стеддинги, кроме Шангтай. Карлдин не заходил внутрь. Он предпочел бы спать каждую ночь под кустами, чем хоть на минуту остаться отрезанным от Источника». — Ранд не сказал ни слова, но Лойал поднял свои руки с коленей ладонями вверх. — «Я уже подхожу к сути дела, Ранд. Я сделал… Я сделал все, что было в моих силах, но я не знаю, достаточно ли этого. В стеддингах в Пограничных Землях мне велели идти домой, и предоставить решать старшим и мудрым. Так же поступили Шэдун и Мардун в горах на побережье Тени. Прочие стеддинги согласились охранять Путевые Врата. Я не думаю, что они действительно уверены в том, что существует какая-либо опасность, но они согласились, так что теперь ты можешь быть спокоен — Врата будут надежно охраняться. И я уверен, что кто-нибудь донесет сообщение в Шангтай. Старейшинам Шангтай всегда не нравились Путевые врата прямо на границе стеддинга. Я, должно быть, сто раз слышал, как Старейшина Хаман говорил, что это опасно. Я знаю, что они согласятся охранять врата».
Ранд медленно кивнул. Огир никогда не лгали, или, по крайней мере, те немногие попытавшиеся настолько жалели об этом, что редко пробовали повторить попытку. Слово Огир было равноценно клятве, причем клятве скрепленной присягой. Путевые Врата будут надежно охраняться. За исключением тех, что в Пограничных Землях и в горах к югу от Амадиции и Тарабона. От врат к вратам человек мог совершить путешествие от хребта Мира до океана Арит, от Пограничных Земель до моря Штормов, находясь в странном безвременном мире, а возможно где-то рядом со временем. Двухдневное путешествие по Путям могли перенести вас за сотню миль или за пятьсот, в зависимости от выбранной дороги. И если вы желали подвергать свою жизнь опасности. В Путях можно было очень легко умереть, или испытать нечто худшее. Уже давно Путями завладела Тень и оставила там свой след. Троллоков это не волновало, по крайней мере, пока ими командовали Мурддраалы. Троллоков вообще волновали одни лишь убийства, особенно, когда ими командовали Мурддраалы. И пока девять Путевых Врат оставались без наблюдения, существовала опасность, что любые из них откроются и из них хлынут десятки тысяч троллоков. А установка любого вида охраны без сотрудничества со стеддингами представлялась делом немыслимым. Многие люди не верили в существование огир, и вряд ли кто-нибудь ввязался бы в это дело по доброй воле. Может быть Аша’маны, если бы он мог им достаточно доверять.
Внезапно Ранд осознал, что он не единственный, кто устал. Лойал выглядел потрепанным и изможденным. Его пальто было измято и висело на нем чересчур свободно. Для огир находиться вне стеддингов было очень опасно, а Лойал оставил свой дом добрых пять лет назад. Возможно, тех кратких посещении за последние месяцы было для него недостаточно. — «Может быть, теперь ты вернешься домой, Лойал? Стеддинг Шангтай всего в нескольких днях пути отсюда».
Стул Лойала тревожно заскрипел, когда он выпрямился. Его уши взметнулись вертикально, тоже тревожно. — «Моя мать будет там, Ранд. Она — известная Изрекающая. Она никогда не пропустила бы Большой Пень».
«Она же не могла проделать весь путь от Двуречья», — ответил ему Ранд. Мать Лойала была известным ходоком, но даже для огир существовали пределы.
«Ты не знаешь мою мать», — сокрушенно пробормотал Лойал — мрачно пророкотал барабан. — «Она прибудет, прихватив с собой еще и Эрит. Она так и сделает».
Мин наклонилась к огир, с опасным блеском в глазах. — «Судя по тому, как ты говоришь об Эрит, я поняла, что ты хочешь жениться на ней, так почему же ты бежишь от нее?»
Ранд, стоя у камина, бросил на нее внимательный взгляд. Брак. Авиенда считала, что он женится на ней, а также и на Илэйн, и на Мин по айильским обычаям. Илэйн тоже так считала, как бы дико это ни звучало. Он думал, что она так считала. Что думала Мин? Она никогда не говорила об этом. Он не должен был позволять им связывать себя узами. Узы иссушили бы их горем, когда он погибнет.
На этот раз уши Лойала вздрогнули предостерегающе. Уши были еще одной причиной, делавшей Огир плохими лжецами. Он сделал умиротворяющий жест, словно Мин была крупнее его. — «Действительно, хочу, Мин. Конечно же, хочу. Эрит красивая и умная. Я рассказывал вам, как она внимательно слушала, когда я рассказывал ей о…? Ну, разумеется. Я рассказываю каждому встреченному о том, что хочу на ней жениться. Но еще не время. У нас не так как у людей, Мин. Ты сделаешь все, что попросит Ранд. Эрит же будет ожидать, что я успокоюсь и останусь дома. Жены никогда не позволяют мужьям идти куда-либо или делать что-нибудь, если для этого необходимо оставить стеддинг дольше, чем на несколько дней. У меня есть моя книга и мой долг завершить её, а как я смогу это сделать, если не буду сам видеть все, что делает Ранд? Я уверен, что он сотворил многое с тех пор, как я покинул Кайриэн, и я знаю, что не смогу описать все его деяния в точности. Эрит просто не поняла бы меня. Мин? Мин, ты сердишься на меня?»
«Почему ты думаешь, что я сержусь?» — вымолвила она прохладным тоном.
Лойал тяжело вздохнул с явным облегчением в голосе, так что Ранд едва не вытаращился на него с изумлением. Свет, огир действительно думал, что она хотела сказать, что она не сердится! Ранд знал, что когда дело касается женщин, то это все равно, что искать путь в кромешной тьме. Любой женщины, даже Мин — а возможно, особенно Мин — но вот Лойалу предстояло хорошенько расширить свои познания в этой области, раз уж он собрался жениться на Эрит. Иначе, она освежевала бы его как жертвенного козлика. Лучше всего выпроводить его из комнаты прежде, чем Мин сделает работу Эрит за неё. Ранд прочистил горло.
«Подумай об этом перед сном, Лойал», — сказал он. — «Возможно, к утру ты передумаешь». Отчасти он надеялся, что Лойал так и сделает. Огир был слишком далеко от дома. Хотя с другой стороны… Если то, что рассказала ему Аливия о Шончан, было правдой, то он мог бы использовать Лойала. Иногда он испытывал к себе отвращение. — «В любом случае, теперь я должен поговорить с Баширом. И с Логайном». — Вымолвив это имя, он стиснул зубы. Что Логайн делал в черном одеянии Аша'мана?
Лойал не поднялся. Более того, выражение его лица стало крайне обеспокоенным, уши отклонились назад, а брови повисли. — «Ранд, есть еще кое-что, что я должен тебе сообщить. Об Айз Седай, прибывших с нами».
Вновь за окнами вспыхнули молнии, а прогремевший наверху раскат грома был сильнее всех предыдущих. Иногда, затишье во время шторма лишь предвестник худшего.
«Я же советовал тебе убить их всех, когда у тебя был шанс», — засмеялся Льюс Тэрин. — «Я говорил тебе».
«Ты действительно уверена, что они были связаны узами, Самитзу?» — твердо спросила Кадсуане. И достаточно громко, чтобы быть услышанной вопреки грому, раздавшемуся над крышей особняка. Гром и молния очень подходили к ее нынешнему настроению. Ей хотелось рычать. Требовалась изрядная порция выдержки и опыта, чтобы спокойно сидеть и потягивать имбирный чай. Долгое время она не позволяла эмоциям брать верх над собой, но ей хотелось во что-нибудь впиться зубами. Или в кого-нибудь.
Самитзу держала фарфоровую чашку, но она едва пригубила налитый в нее чай. Предложенный стул она тоже не заметила. Стройная Сестра отвела взгляд от камина по левую руку, колокольчики в ее темных волосах при этом звякнули. Она не потрудилась должным образом просушить свои волосы и они, влажные и тяжелые, свисали на ее спину. Тревога явно читалась в ее карих глазах. — «Едва ли это тот вопрос, который я способна задать сестре — особенно сейчас, Кадсуане и они, конечно же, не ответили бы мне. А кто бы ответил? Сначала я думала, что они поступили подобно Мерисе и Кореле. И бедняжке Дайгиан». — На ее лице появилось выражение сострадания. Она слишком хорошо знала боль утраты, терзавшую Дайгиан. Любая сестра, потерявшая своего первого Стража, знала эту боль слишком хорошо. «Но было очевидно, что и Тувин и Габрелле — обе с Логайном. Думаю, что Габрелле делит с ним ложе. Если они связаны узами, то именно он тот, кто это сделал».
«Переход на сторону противника», — пробормотала Кадсуане в свою чашку с чаем. Кое для кого и измена была игрой по правилам, но сама она никогда не верила в честный бой. Ты либо сражаешься, либо нет, но справедливых правил не бывает ни для одной из сторон. Справедливость была для тех, кто выбрал правильную сторону, когда противники истекают кровью. К сожалению, она могла сделать очень немногое, за исключением попытки отыскать способ уравновесить события. Равновесие это не то же самое, что справедливость. Во что же это все выльется? — «Я рада, что ты, по крайней мере, предупредила меня прежде, чем я столкнулась с Тувин и с другими, но я хочу, чтобы ты вернулась в Кайриэн. И лучше всего, уже завтра».
«Я ничего не могла поделать, Кадсуане», — горько сказала Самитзу. — «Половина людей, которым я отдавала распоряжения, бросалась к Сашалле, чтобы выяснить, были ли они правильными, а другая половина заявила мне в лицо, что Сашалле уже отдала другие приказания на этот счет. Лорд Башир едва спешившись разговаривал с ней о Стражах — я понятия не имею, как он об этом пронюхал, — а она впутала в это и Сорилею. Я не могла ничего сделать, чтобы предотвратить это. Сорилея вела себя, словно я только что сложила с себя все полномочия! Она ничего не понимает в наших делах, но недвусмысленно дала понять, что считает меня дурой. В моем возвращении вообще нет никакого смысла, если только ты не рассчитываешь, что я буду таскать за Сашалле ее перчатки».
«Я рассчитываю, что ты присмотришь за ней, Самитзу. Не более того. Я хочу знать то, что делает одна из этих присягнувших Дракону Сестер, когда ни я, ни Хранительницы Мудрости не заглядываем им через плечо, и не держим хлыст. Ты всегда была очень наблюдательна». — Терпеливость не всегда была ее самой сильной чертой, но при общении с Самитзу она иногда требовалась. Желтая была и проницательна, и умна, и решительна большую часть времени, не говоря уже о том, что из ныне живущих она была лучшей целительницей — по крайней мере, до появления Дамера Флинна — но иногда она полностью теряла веру в свои силы. Кнут никогда не помогал с Самитзу, но пряник — явное одобрение — срабатывал, и было бы глупо не использовать подобное средство. После того, как Кадсуане напомнила ей как она умна, как она опытна и умела в Исцелении — с Самитзу, которая могла впасть в депрессию не сумев Исцелить мертвеца, это было просто необходимо — и как она проницательна, к Желтой сестре — истинной дочери Арафела — начало возвращаться самообладание. И самоуверенность.
«Можешь быть уверена — что без моего ведома Сашалле и чулки не сменит», — решительно промолвила она. По правде говоря, Кадсуане меньшего и не ожидала.
«Если не возражаешь, то позволь спросить», — судя по тону, самоуверенность к Самитзу явно вернулась полностью. Вежливые слова были для нее всего лишь необходимой формальностью. Вообще к Самитзу, за исключением моментов временной утраты веры в свои силы, абсолютно не подходили такие определения как «покладистая» или «уступчивая». — «Почему ты здесь, на окраине Тира? Что собирается предпринять юный ал'Тор? Или я должна была спросить, что ты собираешься заставить его предпринять?»
«Он задумывает что-то очень опасное», — ответила Кадсуане. За окнами вспыхнула молния, четкие серебряные трезубцы в темном, словно ночном небе. Она точно знала, в чем его предназначение. Вот только она не знала, можно ли помешать этому.
«Этому должен быть положен конец!» — голос Ранда гремел, подобно раскатам грома в небе. Перед этим разговором он снял свою куртку и закатал рукава, обнажив пару Драконов, золотом и алым обвивших его предплечья. Их златогривые головы покоились на его кистях. Ему хотелось, чтобы каждый взгляд этого человека напоминал ему, что перед ним Возрожденный Дракон. Но его руки были сжаты в кулаки, чтобы не внять увещеваниям Льюса Тэрина, придушить проклятого Логайна Аблара. — «Проклятье, мне не нужна война с Белой Башней. И ты проклятый Аша’ман не заставишь меня ее начать. Надеюсь, я понятно объясняю?»
Логайн, спокойно и непринужденно сложивший руки поверх длинной рукояти своего меча, даже не дрогнул. Он был крупным мужчиной, хотя и ниже Ранда, с твердым пристальным взглядом, в котором не было и тени того, что он получил нагоняй или был призван к ответу. В свете ламп серебряный меч и красно-золотой Дракон ярко блестели на высоком воротнике его черной куртки, выглядевшей, словно ее только что выгладили. — «Так Вы просите, чтобы их освободили?» — спокойно спросил он. — «А отпустят ли Айз Седай всех наших, которых они связали узами?»
«Нет!» — сказал Ранд коротко. И кисло. — «Что сделано, того уже не исправить». — Когда он предложил Мерисе, чтобы она отпустила Наришму, та была просто потрясена. Можно подумать, он попросил ее бросить щенка посреди дороги. И он подозревал, что Флинн будет столь же упорно бороться за то, чтобы остаться с Кореле, как и она сама. Сейчас между этой парочкой было явно что-то большее, чем простые узы. В конце концов, уж если Айз Седай связала узами мужчину, владеющего Силой, то, почему бы хорошенькой женщине ни влюбиться в хромого старика? — «Тем не менее, ты понимаешь, какую кутерьму вы устроили, не так ли? Как пить дать, Элайда хочет, чтобы из всех мужчин, которые могут направлять, в живых остался только я, да и то только до тех пор, пока не закончится Последняя Битва. Как только она проведает об этом, она с удвоенной силой захочет увидеть всех вас мертвыми и любыми доступными ей способами будет добиваться этого. Я не знаю, как прореагирует другая сторона, но Эгвейн всегда была мастерицей торговаться. Вероятно, мне придется отобрать столько же Аша'манов и отослать их к Айз Седай для связывания узами, сколько сейчас Айз Седай связано с вами. И то, если они тоже не решат разделаться с вами, как только это будет в их силах. Что сделано, то сделано, но больше это продолжаться не может!»
С каждым его словом Логайн все больше напрягался, но не сводил пристального взгляда с Ранда. Было ясно, как бараньи рога, то, что он игнорировал других, собравшихся в гостиной. Мин не имела ни малейшего желания участвовать в этой встрече и отправилась к себе, чтобы почитать. Ранд был не в состоянии понять все от и до в книгах Херида Пела, но она находила их увлекательными. Тем не менее, он настоял, чтобы Лойал остался и сейчас огир притворялся, что любуется огнем в камине. Кроме того, когда он бросал взгляд на дверь, кисточки его ушей дергались, словно он задавался вопросом — нельзя ли незаметно выскочить под прикрытием бури. Рядом с огир Даврам Башир выглядел даже ниже чем, он был на самом деле, седеющий человек с темными раскосыми глазами, крючковатым носом и густыми свисающими вниз широкими усами, обрамляющими его рот. Он тоже носил меч, с более коротким лезвием, чем у Логайна, и, вдобавок, изогнутым волной, словно змея. Большую часть времени Башир провел, глядя в свой кубок с вином, но всякий раз, когда он бросал взгляд на Логайна, он неосознанно проводил большим пальцем по рукоятке своего меча. Ранд думал, что неосознанно.
«Таим устанавливает свои порядки», — промолвил Логайн, скрывая под холодностью тона чувство неловкости от объяснения в присутствии слушателей. Внезапно сверкнувшая молния, высветила на миг его лицо, бросив резкие тени, и вновь его лицо, подобно маске, закрыл сумрак. — «Я предполагал, что приказы исходили от Вас». Взгляд Логайна скользнул, в направлении Башира, заставив его рот напрячься. — «Таим создал видимость — и многие верят — что все что делается, делается по Вашему повелению», — неохотно продолжил он, — «но у него есть свои планы. И Флинн, и Наришма, и Манфор стоят в списке дезертиров, как и всякий Аша'ман, который остался при Вас. А еще у него есть группа из двадцати или тридцати особо приближенных, причем их он обучает приватно. За исключением меня, каждый, кто носит Дракона, — из их числа, и если бы Таим посмел, то и я бы Дракона не получил. Независимо от того, что Вы сделали, пришло время обратить Ваш взор и к Черной Башне прежде, чем Таим расколет ее, а это будет хуже, чем раскол в Белой Башне. Если он так сделает, то Вы обнаружите, что большая часть верна ему, а не Вам. Они знают его, а Вас большинство из них никогда даже не видели».
В раздражении Ранд опустил рукава и уселся на стул. То, что он сделал, было сделано, независимо от Логайна. Этот человек знал, что саидин была чиста, но он не мог поверить в то, что это сделал Ранд, или кто-либо другой. Может быть, он думал, что Создатель решил протянуть свою милосердную руку через три тысяч лет страданий? Создатель сотворил мир и затем оставил человечество, чтобы оно само выбрало, во что превратить мир: в рай или в Бездну Рока. Создатель сотворил много миров, он наблюдал за процветанием или гибелью каждого из них, и вновь и вновь продолжал создание бесконечной череды миров вне пределов бытия одного. Садовник не оплакивает каждый увядший цветок.
На мгновение он подумал, что это, должно быть, отражение мыслей Льюса Тэрина. Он никогда так не думал о Создателе или о чем-либо подобном, что он вспоминал. Но он почувствовал, как Льюс Тэрин одобряюще кивает, словно человек, слушающий кого-то еще. Следовательно подобная мысль пришла в чью-то голову задолго до Льюса Тэрина. Много ли еще пространства их разделяло?
«Таим подождет», — сказал он устало. Как долго Таим мог ждать? Было удивительно не слышать бушевания Льюса Тэрина, требующего убить этого человека. Он надеялся, что это принесет облегчение. — «Ты прибыл, только для того, чтобы увидеть, что Логайн благополучно добрался до меня, Башир, или чтобы сообщить мне, что кто-то ранил Добрэйна? Или у тебя тоже неотложное дело ко мне?»
Башир, заслышав тон Ранда, поднял бровь, его челюсти сжались, когда он взглянул на Логайна, но, через мгновение, он пренебрежительно фыркнул, встопорщив свои широкие усы.
Так и было. Порча, пятнавшая мужскую половину Силы со времен Разлома, исчезла. Тем не менее, поднимавшаяся тошнота никуда не делась, вызывая сильное желание согнуться пополам и опустошить желудок прямо на пол. Казалось, комната мгновенно закружилась вокруг Ранда, и он был вынужден ухватиться рукой за ближайший столбик кровати, чтобы удержаться на ногах. Он не знал, почему, даже после исчезновения порчи, он все еще чувствовал эту тошноту. Льюс Тэрин не знал, или не хотел говорить. Но тошнота была причиной, по которой он, по возможности, не позволял кому-либо видеть, как он захватывает саидин. Может быть, Элза страстно желала увидеть, как он вступит в Последнюю битву, но слишком многие хотели его гибели, и не все из них были Друзьями Темного.
В этот момент слабости, мертвец дотянулся до саидин. Ранд почувствовал, как он жадно в нее вцепился. Было ли что-либо труднее, чем отрезать его? Иногда, после Шадар Логота, Льюс Тэрин еще больше казался неотъемлемой частью его самого. Хотя это уже не имело значения. Он зашел слишком далеко, чтобы позволить себе умереть. Он просто должен был идти дальше. Глубоко вздохнув, он проигнорировал вялые следы тошноты в своем желудке и зашагал в гостиную под громовые раскаты.
Мин стояла посреди комнаты, держа руку Лойала в своих и улыбаясь. Чтобы удержать ручищу Лойала ей требовались обе собственные, да и то — они едва ее закрывали. Между его макушкой и оштукатуренным потолком было всего лишь чуть больше одного фута. Он был одет в новый темно-синий шерстяной кафтан, расширявшийся к низу, к голенищам высоких, по колено, сапог, и закрывавший мешковатые шаровары, но на этот раз его карманы не оттопыривались, как обычно, кирпичами книг. Глаза, размером с чайную чашку, просияли при виде Ранда, а улыбка огир была действительно от уха до уха. Точащие сквозь косматые волосы уши, увенчанные кисточками, трепетали с явным удовольствием.
«Ранд, у лорда Алгарина есть гостевые комнаты для огир», пророкотал он голосом, подобным басу барабана. — «Можешь себе представить? Шесть штук! Конечно, они не использовались некоторое время, но они проветриваются каждую неделю, так что там нет и следа затхлости, а простыни из очень хорошего полотна. Я-то думал, что опять придется сдвигать две человеческих кровати. Умм. Мы не останемся здесь долго, так ведь?» — Его длинные уши немного отвисли, а затем тревожно затрепетали. — «Я не думаю, что мы должны. Я хотел сказать, что я мог бы привыкнуть к настоящей кровати, но не должен этого делать, раз я собираюсь остаться с тобой. То есть я хотел сказать… На самом деле ты понял, что я хотел сказать».
«Я знаю», — мягко промолвил Ранд. Он мог бы посмеяться над испугом огир. Он должен был посмеяться. Вот только в последнее время смех, казалось, обходил его стороной. Он спрял сеть, защищающую комнату от подслушивания, и скрепил ее узлом, чтобы отпустить саидин. Последние следы тошноты стали немедленно исчезать. Как правило, он мог управлять этими неприятными ощущениями, хотя и с усилием, но сейчас не было смысла продолжать испытывать на себе их действие. — «Твои книги не намокли?» — Главная забота Лойала заключалась в сохранности его книг.
Внезапно, его как молнией ударило — он подумал о том, что сделал, как о «прядении сети». Именно так выразился бы Льюс Тэрин. Такие вещи случались слишком часто — всплывающие в его разуме чужие обрывки фраз, чужие воспоминания, смешивающиеся с его собственными. Он Ранд ал'Тор, а не Льюс Тэрин Теламон. Он свил малого стража и завязал плетение, а не спрял сеть и закрепил ее. Но и так, и эдак, выходило правильно и понятно для него самого.
«Намокли мои Записки Виллима Манешского», — с отвращением вымолвил Лойал, потирая свою верхнюю губу пальцем толщиной с сосиску. Он был небрежно выбрит, или собирался отрастить усы? — «Страницы могут заплесневеть. Мне не стоило быть столь небрежным, особенно, с книгами. И мой дневник тоже немножко подмок. Но чернила не расплылись. Все еще читаемо, но я действительно должен принять меры, чтобы защитить…» — Тень медленно омрачила его лицо, длинные концы его бровей свесились на щеки. — «Ты выглядишь уставшим, Ранд. Он выглядит уставшим, Мин.»
«Он недавно перенапрягся, но сейчас он отдыхает», — сказала Мин, защищая его, и Ранд улыбнулся. Слегка. Мин всегда защищала его, даже от друзей. — «Ты отдыхаешь, пастух», — добавила она, отпустив ручищу Лойала и сложив свои кулаки на бедрах. — «Сядь и отдохни. Ох, да садись же, Лойал. Я себе шею вывихну, если буду продолжать на тебя так смотреть».
Лойал хихикнул — издал звук напоминающий слегка приглушенный рев быка — и с подозрением осмотрел один из стульев с прямой спинкой. По сравнению с ним стул казался сделанным для ребенка. — «Пастух. Ты не представляешь, как приятно услышать, как ты его называешь пастухом, Мин». — Он осторожно сел. Скромно украшенный резьбой стул заскрипел под его весом, колени Лойала торчали перед ним. «Извини Ранд, но это забавно, а у меня за прошедшие месяцы было не очень много поводов для смеха». Стул держался. Бросив быстрый взгляд в сторону двери, он слегка громче, чем нужно, добавил: «У Карлдина не слишком хорошее чувство юмора».
«Можешь говорить свободно», — сказал ему Ранд. — «Мы под защитой… малого стража». — Он почти сказал под защитой экрана, хотя это было совсем другой штукой. Если не считать того, что он знал, чем была эта штука.
Он слишком устал, чтобы сидеть, вот только вдобавок бессонница тоже утомила его — ночами у него страшно ныли кости — так что просто встал перед камином. Порывы ветра, врывающиеся в дымоход, заставляли языки пламени плясать на расколотых поленьях очага и посылали в комнату маленькие струйки дыма. Ранд слышал, как дождь барабанит в стекла, но раскаты грома, казалось, отдалялись. Возможно, буря заканчивалась. Сложив руки за спиной, он отвернулся от огня. — «Что сказали старейшины, Лойал?»
Вместо прямого ответа Лойал смотрел на Мин, словно ища одобрения или поддержки. Усевшись на краешке синего кресла и скрестив ноги, она улыбнулась и кивнула огир, тот тяжело вздохнул, словно ветер пронесся сквозь глубокие пещеры. — «Карлдин и я посетили все стеддинги, Ранд. Все, конечно, кроме стеддинга Шангтай. Я не мог пойти туда, но везде, где мы были, я оставил послание, и Дайцин находится не так уж далеко от Шангтай. Кто-нибудь обязательно его туда отнесет. В Шангтае собирается Великий Пень и туда придут многие. Великий Пень собирается впервые за тысячу лет, впервые со времен, когда люди сражались в Войну Ста Лет и сейчас очередь Шангтай. Они должны совещаться о чем-то важном, но мне никто бы не сказал, почему созван Большой Пень. Они не расскажут о Пне, пока у тебя нет бороды», — пробормотал он, указывая пальцем на узкую полоску щетины на своем широком подбородке. Очевидно, он хотел исправить этот свой недостаток, хотя это было не совсем в его силах. Сейчас Лойалу было больше девяноста, но по меркам огир он был еще мальчишкой.
«Старейшины?» — терпеливо спросил Ранд. С Лойалом надо было быть терпеливым, как и с любым огир. Они воспринимали время иначе, чем люди — кто из людей по прошествии тысячи лет подумал бы, чей теперь черед? — к тому же если дать Лойалу хоть малейший шанс, он будет рассказывать все очень подробно. Излишне подробно.
Уши Лойала дернулись, и он бросил на Мин еще один взгляд, получив в ответ ободряющую улыбку. — «Итак, как я уже сказал, я посетил все стеддинги, кроме Шангтай. Карлдин не заходил внутрь. Он предпочел бы спать каждую ночь под кустами, чем хоть на минуту остаться отрезанным от Источника». — Ранд не сказал ни слова, но Лойал поднял свои руки с коленей ладонями вверх. — «Я уже подхожу к сути дела, Ранд. Я сделал… Я сделал все, что было в моих силах, но я не знаю, достаточно ли этого. В стеддингах в Пограничных Землях мне велели идти домой, и предоставить решать старшим и мудрым. Так же поступили Шэдун и Мардун в горах на побережье Тени. Прочие стеддинги согласились охранять Путевые Врата. Я не думаю, что они действительно уверены в том, что существует какая-либо опасность, но они согласились, так что теперь ты можешь быть спокоен — Врата будут надежно охраняться. И я уверен, что кто-нибудь донесет сообщение в Шангтай. Старейшинам Шангтай всегда не нравились Путевые врата прямо на границе стеддинга. Я, должно быть, сто раз слышал, как Старейшина Хаман говорил, что это опасно. Я знаю, что они согласятся охранять врата».
Ранд медленно кивнул. Огир никогда не лгали, или, по крайней мере, те немногие попытавшиеся настолько жалели об этом, что редко пробовали повторить попытку. Слово Огир было равноценно клятве, причем клятве скрепленной присягой. Путевые Врата будут надежно охраняться. За исключением тех, что в Пограничных Землях и в горах к югу от Амадиции и Тарабона. От врат к вратам человек мог совершить путешествие от хребта Мира до океана Арит, от Пограничных Земель до моря Штормов, находясь в странном безвременном мире, а возможно где-то рядом со временем. Двухдневное путешествие по Путям могли перенести вас за сотню миль или за пятьсот, в зависимости от выбранной дороги. И если вы желали подвергать свою жизнь опасности. В Путях можно было очень легко умереть, или испытать нечто худшее. Уже давно Путями завладела Тень и оставила там свой след. Троллоков это не волновало, по крайней мере, пока ими командовали Мурддраалы. Троллоков вообще волновали одни лишь убийства, особенно, когда ими командовали Мурддраалы. И пока девять Путевых Врат оставались без наблюдения, существовала опасность, что любые из них откроются и из них хлынут десятки тысяч троллоков. А установка любого вида охраны без сотрудничества со стеддингами представлялась делом немыслимым. Многие люди не верили в существование огир, и вряд ли кто-нибудь ввязался бы в это дело по доброй воле. Может быть Аша’маны, если бы он мог им достаточно доверять.
Внезапно Ранд осознал, что он не единственный, кто устал. Лойал выглядел потрепанным и изможденным. Его пальто было измято и висело на нем чересчур свободно. Для огир находиться вне стеддингов было очень опасно, а Лойал оставил свой дом добрых пять лет назад. Возможно, тех кратких посещении за последние месяцы было для него недостаточно. — «Может быть, теперь ты вернешься домой, Лойал? Стеддинг Шангтай всего в нескольких днях пути отсюда».
Стул Лойала тревожно заскрипел, когда он выпрямился. Его уши взметнулись вертикально, тоже тревожно. — «Моя мать будет там, Ранд. Она — известная Изрекающая. Она никогда не пропустила бы Большой Пень».
«Она же не могла проделать весь путь от Двуречья», — ответил ему Ранд. Мать Лойала была известным ходоком, но даже для огир существовали пределы.
«Ты не знаешь мою мать», — сокрушенно пробормотал Лойал — мрачно пророкотал барабан. — «Она прибудет, прихватив с собой еще и Эрит. Она так и сделает».
Мин наклонилась к огир, с опасным блеском в глазах. — «Судя по тому, как ты говоришь об Эрит, я поняла, что ты хочешь жениться на ней, так почему же ты бежишь от нее?»
Ранд, стоя у камина, бросил на нее внимательный взгляд. Брак. Авиенда считала, что он женится на ней, а также и на Илэйн, и на Мин по айильским обычаям. Илэйн тоже так считала, как бы дико это ни звучало. Он думал, что она так считала. Что думала Мин? Она никогда не говорила об этом. Он не должен был позволять им связывать себя узами. Узы иссушили бы их горем, когда он погибнет.
На этот раз уши Лойала вздрогнули предостерегающе. Уши были еще одной причиной, делавшей Огир плохими лжецами. Он сделал умиротворяющий жест, словно Мин была крупнее его. — «Действительно, хочу, Мин. Конечно же, хочу. Эрит красивая и умная. Я рассказывал вам, как она внимательно слушала, когда я рассказывал ей о…? Ну, разумеется. Я рассказываю каждому встреченному о том, что хочу на ней жениться. Но еще не время. У нас не так как у людей, Мин. Ты сделаешь все, что попросит Ранд. Эрит же будет ожидать, что я успокоюсь и останусь дома. Жены никогда не позволяют мужьям идти куда-либо или делать что-нибудь, если для этого необходимо оставить стеддинг дольше, чем на несколько дней. У меня есть моя книга и мой долг завершить её, а как я смогу это сделать, если не буду сам видеть все, что делает Ранд? Я уверен, что он сотворил многое с тех пор, как я покинул Кайриэн, и я знаю, что не смогу описать все его деяния в точности. Эрит просто не поняла бы меня. Мин? Мин, ты сердишься на меня?»
«Почему ты думаешь, что я сержусь?» — вымолвила она прохладным тоном.
Лойал тяжело вздохнул с явным облегчением в голосе, так что Ранд едва не вытаращился на него с изумлением. Свет, огир действительно думал, что она хотела сказать, что она не сердится! Ранд знал, что когда дело касается женщин, то это все равно, что искать путь в кромешной тьме. Любой женщины, даже Мин — а возможно, особенно Мин — но вот Лойалу предстояло хорошенько расширить свои познания в этой области, раз уж он собрался жениться на Эрит. Иначе, она освежевала бы его как жертвенного козлика. Лучше всего выпроводить его из комнаты прежде, чем Мин сделает работу Эрит за неё. Ранд прочистил горло.
«Подумай об этом перед сном, Лойал», — сказал он. — «Возможно, к утру ты передумаешь». Отчасти он надеялся, что Лойал так и сделает. Огир был слишком далеко от дома. Хотя с другой стороны… Если то, что рассказала ему Аливия о Шончан, было правдой, то он мог бы использовать Лойала. Иногда он испытывал к себе отвращение. — «В любом случае, теперь я должен поговорить с Баширом. И с Логайном». — Вымолвив это имя, он стиснул зубы. Что Логайн делал в черном одеянии Аша'мана?
Лойал не поднялся. Более того, выражение его лица стало крайне обеспокоенным, уши отклонились назад, а брови повисли. — «Ранд, есть еще кое-что, что я должен тебе сообщить. Об Айз Седай, прибывших с нами».
Вновь за окнами вспыхнули молнии, а прогремевший наверху раскат грома был сильнее всех предыдущих. Иногда, затишье во время шторма лишь предвестник худшего.
«Я же советовал тебе убить их всех, когда у тебя был шанс», — засмеялся Льюс Тэрин. — «Я говорил тебе».
«Ты действительно уверена, что они были связаны узами, Самитзу?» — твердо спросила Кадсуане. И достаточно громко, чтобы быть услышанной вопреки грому, раздавшемуся над крышей особняка. Гром и молния очень подходили к ее нынешнему настроению. Ей хотелось рычать. Требовалась изрядная порция выдержки и опыта, чтобы спокойно сидеть и потягивать имбирный чай. Долгое время она не позволяла эмоциям брать верх над собой, но ей хотелось во что-нибудь впиться зубами. Или в кого-нибудь.
Самитзу держала фарфоровую чашку, но она едва пригубила налитый в нее чай. Предложенный стул она тоже не заметила. Стройная Сестра отвела взгляд от камина по левую руку, колокольчики в ее темных волосах при этом звякнули. Она не потрудилась должным образом просушить свои волосы и они, влажные и тяжелые, свисали на ее спину. Тревога явно читалась в ее карих глазах. — «Едва ли это тот вопрос, который я способна задать сестре — особенно сейчас, Кадсуане и они, конечно же, не ответили бы мне. А кто бы ответил? Сначала я думала, что они поступили подобно Мерисе и Кореле. И бедняжке Дайгиан». — На ее лице появилось выражение сострадания. Она слишком хорошо знала боль утраты, терзавшую Дайгиан. Любая сестра, потерявшая своего первого Стража, знала эту боль слишком хорошо. «Но было очевидно, что и Тувин и Габрелле — обе с Логайном. Думаю, что Габрелле делит с ним ложе. Если они связаны узами, то именно он тот, кто это сделал».
«Переход на сторону противника», — пробормотала Кадсуане в свою чашку с чаем. Кое для кого и измена была игрой по правилам, но сама она никогда не верила в честный бой. Ты либо сражаешься, либо нет, но справедливых правил не бывает ни для одной из сторон. Справедливость была для тех, кто выбрал правильную сторону, когда противники истекают кровью. К сожалению, она могла сделать очень немногое, за исключением попытки отыскать способ уравновесить события. Равновесие это не то же самое, что справедливость. Во что же это все выльется? — «Я рада, что ты, по крайней мере, предупредила меня прежде, чем я столкнулась с Тувин и с другими, но я хочу, чтобы ты вернулась в Кайриэн. И лучше всего, уже завтра».
«Я ничего не могла поделать, Кадсуане», — горько сказала Самитзу. — «Половина людей, которым я отдавала распоряжения, бросалась к Сашалле, чтобы выяснить, были ли они правильными, а другая половина заявила мне в лицо, что Сашалле уже отдала другие приказания на этот счет. Лорд Башир едва спешившись разговаривал с ней о Стражах — я понятия не имею, как он об этом пронюхал, — а она впутала в это и Сорилею. Я не могла ничего сделать, чтобы предотвратить это. Сорилея вела себя, словно я только что сложила с себя все полномочия! Она ничего не понимает в наших делах, но недвусмысленно дала понять, что считает меня дурой. В моем возвращении вообще нет никакого смысла, если только ты не рассчитываешь, что я буду таскать за Сашалле ее перчатки».
«Я рассчитываю, что ты присмотришь за ней, Самитзу. Не более того. Я хочу знать то, что делает одна из этих присягнувших Дракону Сестер, когда ни я, ни Хранительницы Мудрости не заглядываем им через плечо, и не держим хлыст. Ты всегда была очень наблюдательна». — Терпеливость не всегда была ее самой сильной чертой, но при общении с Самитзу она иногда требовалась. Желтая была и проницательна, и умна, и решительна большую часть времени, не говоря уже о том, что из ныне живущих она была лучшей целительницей — по крайней мере, до появления Дамера Флинна — но иногда она полностью теряла веру в свои силы. Кнут никогда не помогал с Самитзу, но пряник — явное одобрение — срабатывал, и было бы глупо не использовать подобное средство. После того, как Кадсуане напомнила ей как она умна, как она опытна и умела в Исцелении — с Самитзу, которая могла впасть в депрессию не сумев Исцелить мертвеца, это было просто необходимо — и как она проницательна, к Желтой сестре — истинной дочери Арафела — начало возвращаться самообладание. И самоуверенность.
«Можешь быть уверена — что без моего ведома Сашалле и чулки не сменит», — решительно промолвила она. По правде говоря, Кадсуане меньшего и не ожидала.
«Если не возражаешь, то позволь спросить», — судя по тону, самоуверенность к Самитзу явно вернулась полностью. Вежливые слова были для нее всего лишь необходимой формальностью. Вообще к Самитзу, за исключением моментов временной утраты веры в свои силы, абсолютно не подходили такие определения как «покладистая» или «уступчивая». — «Почему ты здесь, на окраине Тира? Что собирается предпринять юный ал'Тор? Или я должна была спросить, что ты собираешься заставить его предпринять?»
«Он задумывает что-то очень опасное», — ответила Кадсуане. За окнами вспыхнула молния, четкие серебряные трезубцы в темном, словно ночном небе. Она точно знала, в чем его предназначение. Вот только она не знала, можно ли помешать этому.
«Этому должен быть положен конец!» — голос Ранда гремел, подобно раскатам грома в небе. Перед этим разговором он снял свою куртку и закатал рукава, обнажив пару Драконов, золотом и алым обвивших его предплечья. Их златогривые головы покоились на его кистях. Ему хотелось, чтобы каждый взгляд этого человека напоминал ему, что перед ним Возрожденный Дракон. Но его руки были сжаты в кулаки, чтобы не внять увещеваниям Льюса Тэрина, придушить проклятого Логайна Аблара. — «Проклятье, мне не нужна война с Белой Башней. И ты проклятый Аша’ман не заставишь меня ее начать. Надеюсь, я понятно объясняю?»
Логайн, спокойно и непринужденно сложивший руки поверх длинной рукояти своего меча, даже не дрогнул. Он был крупным мужчиной, хотя и ниже Ранда, с твердым пристальным взглядом, в котором не было и тени того, что он получил нагоняй или был призван к ответу. В свете ламп серебряный меч и красно-золотой Дракон ярко блестели на высоком воротнике его черной куртки, выглядевшей, словно ее только что выгладили. — «Так Вы просите, чтобы их освободили?» — спокойно спросил он. — «А отпустят ли Айз Седай всех наших, которых они связали узами?»
«Нет!» — сказал Ранд коротко. И кисло. — «Что сделано, того уже не исправить». — Когда он предложил Мерисе, чтобы она отпустила Наришму, та была просто потрясена. Можно подумать, он попросил ее бросить щенка посреди дороги. И он подозревал, что Флинн будет столь же упорно бороться за то, чтобы остаться с Кореле, как и она сама. Сейчас между этой парочкой было явно что-то большее, чем простые узы. В конце концов, уж если Айз Седай связала узами мужчину, владеющего Силой, то, почему бы хорошенькой женщине ни влюбиться в хромого старика? — «Тем не менее, ты понимаешь, какую кутерьму вы устроили, не так ли? Как пить дать, Элайда хочет, чтобы из всех мужчин, которые могут направлять, в живых остался только я, да и то только до тех пор, пока не закончится Последняя Битва. Как только она проведает об этом, она с удвоенной силой захочет увидеть всех вас мертвыми и любыми доступными ей способами будет добиваться этого. Я не знаю, как прореагирует другая сторона, но Эгвейн всегда была мастерицей торговаться. Вероятно, мне придется отобрать столько же Аша'манов и отослать их к Айз Седай для связывания узами, сколько сейчас Айз Седай связано с вами. И то, если они тоже не решат разделаться с вами, как только это будет в их силах. Что сделано, то сделано, но больше это продолжаться не может!»
С каждым его словом Логайн все больше напрягался, но не сводил пристального взгляда с Ранда. Было ясно, как бараньи рога, то, что он игнорировал других, собравшихся в гостиной. Мин не имела ни малейшего желания участвовать в этой встрече и отправилась к себе, чтобы почитать. Ранд был не в состоянии понять все от и до в книгах Херида Пела, но она находила их увлекательными. Тем не менее, он настоял, чтобы Лойал остался и сейчас огир притворялся, что любуется огнем в камине. Кроме того, когда он бросал взгляд на дверь, кисточки его ушей дергались, словно он задавался вопросом — нельзя ли незаметно выскочить под прикрытием бури. Рядом с огир Даврам Башир выглядел даже ниже чем, он был на самом деле, седеющий человек с темными раскосыми глазами, крючковатым носом и густыми свисающими вниз широкими усами, обрамляющими его рот. Он тоже носил меч, с более коротким лезвием, чем у Логайна, и, вдобавок, изогнутым волной, словно змея. Большую часть времени Башир провел, глядя в свой кубок с вином, но всякий раз, когда он бросал взгляд на Логайна, он неосознанно проводил большим пальцем по рукоятке своего меча. Ранд думал, что неосознанно.
«Таим устанавливает свои порядки», — промолвил Логайн, скрывая под холодностью тона чувство неловкости от объяснения в присутствии слушателей. Внезапно сверкнувшая молния, высветила на миг его лицо, бросив резкие тени, и вновь его лицо, подобно маске, закрыл сумрак. — «Я предполагал, что приказы исходили от Вас». Взгляд Логайна скользнул, в направлении Башира, заставив его рот напрячься. — «Таим создал видимость — и многие верят — что все что делается, делается по Вашему повелению», — неохотно продолжил он, — «но у него есть свои планы. И Флинн, и Наришма, и Манфор стоят в списке дезертиров, как и всякий Аша'ман, который остался при Вас. А еще у него есть группа из двадцати или тридцати особо приближенных, причем их он обучает приватно. За исключением меня, каждый, кто носит Дракона, — из их числа, и если бы Таим посмел, то и я бы Дракона не получил. Независимо от того, что Вы сделали, пришло время обратить Ваш взор и к Черной Башне прежде, чем Таим расколет ее, а это будет хуже, чем раскол в Белой Башне. Если он так сделает, то Вы обнаружите, что большая часть верна ему, а не Вам. Они знают его, а Вас большинство из них никогда даже не видели».
В раздражении Ранд опустил рукава и уселся на стул. То, что он сделал, было сделано, независимо от Логайна. Этот человек знал, что саидин была чиста, но он не мог поверить в то, что это сделал Ранд, или кто-либо другой. Может быть, он думал, что Создатель решил протянуть свою милосердную руку через три тысяч лет страданий? Создатель сотворил мир и затем оставил человечество, чтобы оно само выбрало, во что превратить мир: в рай или в Бездну Рока. Создатель сотворил много миров, он наблюдал за процветанием или гибелью каждого из них, и вновь и вновь продолжал создание бесконечной череды миров вне пределов бытия одного. Садовник не оплакивает каждый увядший цветок.
На мгновение он подумал, что это, должно быть, отражение мыслей Льюса Тэрина. Он никогда так не думал о Создателе или о чем-либо подобном, что он вспоминал. Но он почувствовал, как Льюс Тэрин одобряюще кивает, словно человек, слушающий кого-то еще. Следовательно подобная мысль пришла в чью-то голову задолго до Льюса Тэрина. Много ли еще пространства их разделяло?
«Таим подождет», — сказал он устало. Как долго Таим мог ждать? Было удивительно не слышать бушевания Льюса Тэрина, требующего убить этого человека. Он надеялся, что это принесет облегчение. — «Ты прибыл, только для того, чтобы увидеть, что Логайн благополучно добрался до меня, Башир, или чтобы сообщить мне, что кто-то ранил Добрэйна? Или у тебя тоже неотложное дело ко мне?»
Башир, заслышав тон Ранда, поднял бровь, его челюсти сжались, когда он взглянул на Логайна, но, через мгновение, он пренебрежительно фыркнул, встопорщив свои широкие усы.