Эддингс Дэвид. Повелитель демонов из Каранды

   — Я начинаю чувствовать себя совершенно бесполезным, — произнес потрясенный Фельдегаст. — Я сам играю на лютне и на дудке, и меня слушают в тавернах и во всяких таких заведениях, но эти двое просто виртуозы. — Он посмотрел на гиганта Тофа. — Ты такой большой, а музыка твоя такая нежная. Никогда не думал, что так бывает.
   — Он очень хороший музыкант, — сказал ему Эрионд. — И иногда играет для нас с Дарником — когда рыба не клюет.
   — Ах, что за звук, — продолжал Фельдегаст, — и слишком хорош, чтобы не найти ему применения. — Он поглядел на Веллу. — Потанцуешь для нас немного, девочка, чтобы, так сказать, завершить этот приятный вечер?
   — Охотно, — засмеялась она, тряхнув головой. Поднявшись на ноги, подошла к Фельдегасту, сидевшему по другую сторону костра. — Вот в таком темпе, — сказала она, поднимая руки над головой и ритмично щелкая пальцами. Фельдегаст в такт ей захлопал в ладоши.
   Гариону уже приходилось видеть, как танцует Велла — как-то давно в лесной таверне в Гар-ог-Надраке, — и он более или менее представлял, чего от нее ожидать. Поэтому был уверен, что Эрионду, да и Сенедре не следует смотреть на эту неприкрытую демонстрацию чувственности. Правда, танец Веллы выглядел очень невинным, и он подумал, что в прошлый раз сам был слишком горяч.
   Но по мере того как отрывистые щелчки ее пальцев и раздающиеся им в такт хлопки Фельдегаста делались чаще и она танцевала все более самозабвенно, Гарион понял, что оправдываются его худшие опасения. Право же, Эрионду нельзя смотреть на этот танец, а Сенедру следовало немедленно увести. Но Гарион, как ни старался, не мог придумать, как это сделать.
   Когда темп снова замедлился и Тоф с Дарником заиграли мелодию, которая звучала вначале, надракийка завершила танец плавным величественным проходом, в котором чувствовался вызов всем сидящим у костра мужчинам.
   К полному удивлению Гариона, Эрионд горячо захлопал в ладоши, а на его юном лице не было и тени смущения. У самого Гариона горели уши и участилось дыхание.
   Сенедра же отреагировала так, как он и ожидал. Щеки ее пылали, а глаза округлились. Затем она рассмеялась от удовольствия.
   — Чудесно! — воскликнула она, искоса бросив на Гариона шаловливый взгляд. Тот беспокойно закашлялся.
   Фельдегаст утер выступившую у него слезу и шумно высморкался. Затем поднялся на ноги.
   — Ах ты, негодная, — произнес он, повиснув на шее у Веллы, и, подвергая опасности свою жизнь, если вспомнить о кинжалах у нее за поясом, громко чмокнул ее в губы, — я просто уничтожен оттого, что мы должны расстаться. Я буду скучать по тебе, моя девочка, уж будь уверена. Но обещаю тебе, что мы снова встретимся, и уж тогда я ублажу тебя своими непристойными рассказами, а ты запудришь мне мозги своим отвратительным зельем. Мы будем вместе петь и смеяться, и встречать весну за весной, наслаждаясь обществом друг друга. — Он довольно бесцеремонно шлепнул ее по заднице и быстро отскочил, прежде чем она схватилась за рукоять одного из кинжалов.
   — Она часто танцует для тебя, Ярблек? — спросил Шелк, глаза которого так и блестели.
   — Слишком часто, — с тоской ответил Ярблек, — и всякий раз, когда она это делает, я начинаю думать, что ее ножи не так уж остры и что от пары царапин не будет очень больно.
   — Можешь попробовать, если хочешь, Ярблек, — предложила Велла, кладя руку на рукоять одного из кинжалов. Затем, широко улыбнувшись, подмигнула Сенедре.
   — Почему ты так танцуешь? — спросила Сенедра, со щек которой все еще не сошел румянец. — Ты же знаешь, что происходит с мужчинами, когда они на тебя смотрят.
   — В этом-то и состоит забава, Сенедра. Сначала ты сводишь их с ума, а потом держишь на расстоянии этими кинжалами. Я от этого просто балдею. В следующий раз, когда мы встретимся, я покажу тебе, как это делается. — Она взглянула на Гариона и зло засмеялась.
   Белгарат вернулся к огню. Гарион был так увлечен танцем Веллы, что не заметил, что тот отлучался.
   — Уже стемнело, — сказал он, обращаясь ко всем. — Думаю, мы можем уехать, не привлекая ничьего внимания.
   Все поднялись со своих мест.
   — Ты знаешь, что делать? — спросил Шелк своего компаньона. Ярблек кивнул.
   — Хорошо. Делай все, что нужно, чтобы я случайно не вляпался.
   — Почему ты так упорно продолжаешь играть в политические игры, Шелк?
   — Потому что это раскрывает мне огромные возможности для воровства.
   — А, — произнес Ярблек, — тогда так и надо. — Он протянул ему руку. — Береги себя, Шелк, — сказал он.
   — И ты тоже, Ярблек. Постарайся, если сможешь, не заводить кредиторов. Через год увидимся.
   — Если ты еще будешь жив.
   — Да, конечно.
   — Мне очень понравилось, как ты танцевала, Велла, — произнесла Полгара, обнимая юную надракийку.
   — Это большая честь для меня, госпожа, — немного смущенно ответила Велла. — Я уверена, что мы еще встретимся.
   — И я тоже.
   — Не хотите ли пересмотреть ту немыслимую цену, что запросили за товар, мастер Ярблек? — спросил Фельдегаст.
   — Это ты к ней обращайся, — ответил Ярблек, кивнув на Веллу. — Она ее назначала.
   — Ах, какая же ты жестокосердная, девочка моя, — покачал головой жонглер. Та пожала плечами.
   — То, что покупается дешево, не ценят.
   — Истинная правда. Придется мне раздобыть немного денег, потому что, крошка моя, я собираюсь сделать тебя своей.
   — Поглядим, — ответила она, улыбнувшись.
   Они вышли из освещенного огнем круга туда, где стояли их оседланные лошади и мул жонглера. Луна зашла, и звезды сияли, как драгоценные камни, рассыпанные по бархатному покрову ночи. Выехав из лагеря, лошади Ярблека осторожным шагом двинулись на север. Когда через несколько часов взошло солнце, они уже были далеко, на широкой дороге, ведущей на север, в Мал-Рэкут, город в Ангараке, расположенный на южном берегу реки Рэку, служащей южной границей Венны. Утро было теплое, небо — чистое, а настроение у всех — прекрасное.
   По пути им опять встречались беженцы, но теперь значительная их часть двигалась на юг.
   — Возможно ли, что чума разразилась и на севере? — спросил Сади.
   Полгара нахмурилась.
   — Думаю, возможно, — ответила она.
   — Скорее всего эти люди бегут от Менха, — возразил Белгарат.
   — Тогда здесь скоро будет очень оживленно, — заметил Сади.
   — Это может оказаться нам на руку, Хелдар, — вмешалась Бархотка.
   — Ты права, — согласился драсниец.
   Гарион ехал в полудреме — этому он научился у Белгарата. Хотя раньше ему иногда случалось ночью обходиться без сна, в привычку у него это не вошло. Он скакал, опустив голову, наполовину отключившись от того, что происходило вокруг.
   Но его неотвязно преследовал какой-то звук, исходящий из глубины подсознания. Нахмурившись и закрыв глаза, он попытался понять, что это такое. И вдруг вспомнил. Да, полный отчаяния плач умирающего ребенка на заброшенной улочке в Мал-Зэте. Как ни старался, он не мог проснуться, и душераздирающий плач раздавался у него в ушах.
   Он почувствовал, как на плечо ему легла огромная рука, поднял голову и увидел перед собой печальное лицо Тофа.
   — Ты тоже это слышал? — спросил он. Тоф сочувственно кивнул.
   — Но ведь это был только сон?
   Тоф неуверенно развел руками.
   Гарион выпрямился в седле, решив больше не дремать.
   Немного отъехав в сторону от дороги, они пообедали хлебом, сыром и колбасой в тени большого вяза, одиноко стоявшего посреди засеянного овсом поля. Невдалеке журчал небольшой ключ, окруженный поросшей мхом стеной, где они напоили коней и наполнили водой бурдюки.
   Белгарат стоял, глядя на раскинувшуюся за полем деревню и ведущую в нее забаррикадированную тропинку.
   — Сколько у нас с собой еды, Пол? — спросил он. — Если деревни и дальше будут так же закрыты для нас, мы не сможем пополнить запасы.
   — Я думаю, все будет в порядке, отец, — ответила она. — Велла нас очень щедро снабдила.
   — Она мне нравится, — улыбнулась Сенедра. — Хоть и ругается все время.
   Полгара улыбнулась ей в ответ.
   — Все надракийцы ругаются, моя милая, — сказала она. — Когда я была в Гар-ог-Надраке, мне пришлось сильно напрячь память, чтобы припомнить наиболее витиеватые выражения, которыми иногда пользуется мой отец.
   — Эй! — крикнул им кто-то.
   — Вот он. — Шелк указал на дорогу.
   Верхом на гнедой лошади сидел человек в коричневой одежде мельсенского чиновника и смотрел на них жадным взглядом.
   — Что вам угодно? — крикнул ему Дарник.
   — У вас не найдется немного еды? — прокричал в ответ мельсенец. — Я не могу подъехать ни к одной деревне и уже три дня не ел. Я заплачу.
   Дарник вопросительно взглянул на Полгару.
   Та кивнула.
   — Еды у нас хватит, — сказала она.
   — Куда он едет? — спросил Белгарат.
   — Вроде бы на юг, — отвечал Шелк.
   — Дарник, скажи ему, что он может подъехать, — произнес старик. — Он расскажет нам, что нового на севере.
   — Присоединяйтесь к нам! — крикнул Дарник. Чиновник подъехал и остановился на расстоянии двадцати ярдов.
   — Вы из Мал-Зэта? — спросил он.
   — Мы выехали прежде, чем началась чума, — солгал Шелк.
   Чиновник колебался.
   — Я положу деньги вот сюда, на камень, — предложил он, указывая на белый валун. — И отъеду назад. Тогда вы можете взять деньги и оставить еду. И мы не причиним друг другу вреда.
   — Разумно, — ответил Шелк.
   Полгара извлекла из своих запасов буханку черного хлеба и большой кусок сыру и передала их остролицему драснийцу.
   — Откуда ты едешь, дружок? — спросил Шелк, подходя к камню.
   — Я был в Аккаде — это в Катакоре, — ответил человек, пожирая глазами сыр и хлеб. — Я глава отдела общественных работ — ну, там стены, мосты, улицы — все такое. Взятки давали не слишком роскошные, но на жизнь хватало. В общем, я выбрался оттуда за несколько часов до того, как пришел Менх со своими демонами.
   Шелк положил на камень еду и взял деньги. Затем отошел.
   — Я слышал, Аккад уже давно сдался.
   Мельсенец почти бегом приблизился к камню, схватив хлеб с сыром, впился в снедь зубами.
   — Я прятался в горах, — ответил он, жуя.
   — Ашаба разве не там? — Голос Сади звучал равнодушно.
   Мельсенец, с трудом проглотив еду, кивнул.
   — Поэтому я в конце концов ушел и оттуда, — произнес он, снова запихивая в рот большой кусок хлеба. — Там кругом полно огромных диких собак — уродов величиной с коня — и банд карандийцев, убивающих всех, кто им попадется. Их мне удалось бы избежать, но в Ашабе происходит что-то ужасное. Из замка раздаются душераздирающие звуки, а ночью небо озаряется странным светом. Я не мог выдержать этого и сбежал. — Он жадно вздохнул, откусывая новую порцию хлеба. — Еще месяц назад я на хлеб и сыр смотреть бы не стал. А теперь это просто пиршество.
   — Голод — лучшая приправа, — припомнил Шелк старинное изречение.
   — Истинная правда.
   — Почему ты не остался в Венне? Разве ты не знал, что в Мал-Зэте чума?
   Мельсенец поежился.
   — То, что происходит в Венне, еще хуже событий в Катакоре или Мал-Зэте, — ответил он. — Я от этого стал совершенно ненормальным. Я инженер. Что я могу знать о демонах, о новых богах и о колдовстве? Дайте мне камней, леса и извести, небольшую взятку — и с меня довольно.
   — Новые боги? — спросил Шелк. — Кто говорил о новых богах?
   — Чандимы. Ты о них что-нибудь слышал?
   — Ими командует Урвон?
   — Сейчас, по-моему, ими никто не командует, уж больно они разошлись. Урвона никто не видел больше месяца — даже люди в Мал-Яске. Чандимы полностью вышли из-под контроля. Они возводят алтари прямо на полях и приносят двойные жертвы: одну — сердцу Торака, а другую — этому новому ангараканскому богу; у того, кто не поклоняется обоим алтарям, вырезают сердце прямо на месте.
   — Понятно, почему ты держишься подальше от Венны, — усмехнулся Шелк. — Как они называют своего нового бога?
   — По-моему, никак. Они обращаются к нему: «Новый бог Ангарака, приди на смену Тораку и отомсти Богоубийце ужасной местью».
   — Это про тебя, — шепнула Бархотка Гариону.
   — В Венне идет открытая война, — продолжал мельсенец, — и я советую вам обходить это место стороной.
   — Война?
   — Внутри самой церкви. Чандимы убивают всех старых гролимов — тех, кто по-прежнему верен Тораку. Церковная гвардия разделилась — и они выходят на равнины и воюют друг с другом, если не мародерствуют по деревням, сжигая фермы и вырезая целые селения. Можно подумать, что Венна сошла с ума. Появиться там равносильно смерти. Вас остановят и спросят, какому богу вы молитесь, и неправильный ответ будет стоить вам жизни. — Он замолчал, продолжая жевать. — Вы не слышали о каком-нибудь спокойном и безопасном местечке? — жалобно спросил он.
   — Попробуйте проехать на побережье, — предложил Шелк. — В Мал-Абад или, может, в Мал-Камат.
   — А вы куда направляетесь?
   — На север, к реке, а потом попытаемся нанять корабль, который перевезет нас к Пенн-Дейку.
   — Вы там недолго пробудете в безопасности, друзья мои. Если туда не доберется чума раньше, чем демоны Менха, там появятся сумасшедшие гролимы или гвардейцы из Венны.
   — Мы не собираемся там задерживаться, — сообщил ему Шелк. — Дальше мы направляемся через Дельчин на Мейг-Ренн, а затем в Маган.
   — Это далеко.
   — Если нужно, мы доберемся до Гандахара, чтобы быть подальше от демонов, чумы и сумасшедших гролимов. В крайнем случае мы спрячемся в стаде слонов. Слоны — это не так уж страшно.
   Мельсенец улыбнулся.
   — Спасибо за еду, — сказал он, засовывая остатки хлеба и сыра за пазуху. — Удачи вам в Гандахаре.
   — И тебе того же на побережье, — ответил Шелк. Они проводили мельсенца взглядом.
   — Зачем ты взял у него деньги, Хелдар? — с любопытством спросил Эрионд. — Я думал, мы просто дадим ему поесть.
   — Неожиданные и необъяснимые акты милосердия заседают у людей в голове, Эрионд, и любопытство превосходит благодарность. Я взял у него деньги, чтобы быть уверенным — завтра он не опишет наши приметы каким-нибудь любопытным солдатам.
   — Ах, — печально произнес мальчик, — как плохо устроен мир, правда?
   — Как говорит Сади, не я создал мир; я лишь пытаюсь в нем жить.
   — Ну и что ты думаешь? — обратился Белгарат к жонглеру.
   Фельдегаст прищурился, глядя на горизонт.
   — Вы твердо намерены проехать прямо через Венну — мимо Мал-Яска и так далее?
   — У нас нет выбора. Нам скорее надо попасть в Ашабу.
   — Ну, если вы твердо решили, кажется, я могу вам помочь, — кивнул Фельдегаст.
   — Хорошо, — сказал Белгарат. — Тогда — в путь.
   Гарион недоумевал, почему дед так откровенен с человеком, с которым едва знаком? Чем больше он об этом думал, тем больше убеждался: что-то здесь не так.

Глава 14

   День начал клониться к вечеру, когда они доехали до Мал-Рэкута — мрачного города-крепости на берегу мутной реки. За высокими стенами виднелись черные башни. Снаружи собралась большая толпа людей, уговаривающих горожан пустить их, но городские ворота были заперты, а у бойниц стояли стрелки, угрожающе натянув направленные на собравшихся внизу беженцев луки.
   — Вот вам и ответ на вопрос, не так ли? — произнес Гарион, когда вся компания остановилась на вершине холма неподалеку от охваченного страхом города. — Нечто в этом роде я и ожидал увидеть, — сказал он. — У нас в Мал-Рэкуте никаких дел нет, так что не будем лезть на рожон.
   В тот вечер они поставили палатки под сенью кедровой рощи на берегу реки. Небо, которое было голубым и безоблачным, когда они приехали в Маллорею, после заката солнца стало угрожающе серым, до них донеслись раскаты грома, а среди туч на западе несколько раз промелькнула молния.
   После ужина Дарник и Тоф вышли из рощицы осмотреться и вернулись с мрачными лицами.
   — Боюсь, что мы вступаем в полосу непогоды, — сообщил кузнец. — Она просто носится в воздухе.
   — Терпеть не могу ездить верхом в дождь, — пожаловался Шелк.
   — Как и большинство людей, принц Хелдар, — ответил Фельдегаст. — Но в плохую погоду, как правило, сидят дома; а если этот голодный путешественник, которого мы встретили днем, сказал нам правду, то не очень-то нам нужно встречаться с той публикой, что разъезжает по Венне в хорошую погоду.
   — Он говорил о чандимах, — произнес Сади, нахмурившись. — Кто они такие?
   — Чандимы — это орден гролимской церкви, — ответил ему Белгарат. — Когда Торак построил Хтол-Мишрак, он обратил некоторых гролимов в сторожевых псов. После Во-Мимбра, когда Торак был погружен в сон, Урвон снова превратил половину из них в людей. Те, кто обрел человеческий облик, обладают волшебной силой и могут общаться с теми, кто остался псами. Они тесно связаны друг с другом — как стая диких собак — и фанатично преданы Урвону.
   — На них-то главным образом и держится власть Урвона, — добавил Фельдегаст. — Их привычное занятие — плести заговоры друг против друга и тех, кто ими повелевает. Но чандимы Урвона уже пять веков поддерживают согласие среди маллорейских гролимов.
   — А церковная гвардия? — спросил Сади. — В ней — чандимы или тоже гролимы?
   — По-разному, — ответил Белгарат. — Среди них, конечно, есть гролимы, но большинство — маллорейские ангараканцы. Их набрали еще до Во-Мимбра как телохранителей Торака.
   — Зачем богу понадобились телохранители?
   — Я сам этого никогда не мог понять, — признался старик. — Но как бы там ни было, они остались и после Во-Мимбра — и новые, и ветераны, получившие раны в боях, и отосланные домой. Урвон убедил их, что выступает от лица Торака, и теперь они к его услугам. Потом набрали еще молодых ангараканцев, чтобы восполнить пробелы в рядах. Сначала они лишь охраняли храм, но когда у Урвона возникли трудности с императорами из Мал-Зэта, он решил, что ему необходима поддержка, и сформировал из них армию.
   — Хорошо придумано, — заметил Фельдегаст. — Среди чандимов Урвон имеет колдунов, которые держат гролимов в повиновении, а церковные гвардейцы стали силой, способной подавлять возможные протесты простого народа.
   — Эти гвардейцы, значит, просто солдаты? — спросил Дарник.
   — Не совсем. Скорее рыцари, — ответил Белгарат. — Правда, они далеко не так великолепны. У них, конечно, есть и копья, и шлемы, и щиты, но полагаются они на кольчугу. Одна беда — глупы, как арендийцы. У тех, кто носит стальные доспехи, в голове бывает совершенно пусто — это уж во всем мире так.
   Белгарат оглядел Гариона с головы до ног.
   — Ты в хорошей форме? — спросил он.
   — Не сказал бы, а что?
   — Нам, очевидно, предстоит столкновение с гвардейцами, а не с чандимами. Но если для борьбы с ними мы используем наши умственные способности, то шум будет такой, что чандимы налетят, как мошкара на огонь.
   Гарион удивленно смотрел на деда.
   — Ты шутишь! Я же не Мандореллен!
   — Да, ума у тебя побольше, чем у него.
   — Я не допущу, чтобы при мне оскорбляли моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.
   — Сенедра, — рассеянно бросил Белгарат, — замолчи.
   — Замолчать?!!
   — Ты слышала, что я сказал. — Он так грозно поглядел на нее, что она отступила и спряталась за спину Полгары. — Понимаешь, Гарион, — продолжал старик, — Мандореллен тебя кое-чему научил, и у тебя есть опыт, которого нет у него.
   — А доспехи?
   — У тебя есть кольчуга.
   — Но нет ни шлема, ни щита.
   — Я мог бы тебе помочь, Гарион, — предложил Дарник. — У тебя найдется какой-нибудь старый котел, Пол? — спросил он.
   — Какого размера?
   — Такого, чтобы Гарион мог надеть его на голову.
   — Ну это уж слишком! — воскликнул Гарион. — Я не собираюсь напяливать на себя кастрюлю вместо шлема. Я делал это, только когда был мальчишкой.
   — Я немного изменю ее форму, — заверил его Дарник. — А из крышки сделаю отличный щит.
   Гарион, ворча, ушел прочь.
   Бархотка, прищурившись, поглядела на Фельдегаста. Ямочки исчезли с ее щечек.
   — Скажите-ка, господин жонглер, — начала она, — почему это странствующему комедианту, который зарабатывает своими выступлениями в придорожных тавернах гроши, так много известно о жизни маллорейских гролимов.
   — Я вовсе не так глуп, как это может показаться, госпожа моя, — ответил он. — У меня есть глаза и уши, и я знаю, как ими пользоваться.
   — Ты неплохо ушел от ответа, — похвалил его Белгарат.
   Жонглер самодовольно ухмыльнулся.
   — Я и сам так думаю. Ну да ладно, — продолжал он уже серьезно, — как говорит мой старый друг, если пойдет дождь, мы вряд ли встретимся с чандимами, потому что в плохую погоду псы обычно сидят в конуре. Скорее всего нам повстречаются церковные гвардейцы, потому что рыцарь, будь то арендиец или маллореец, не обращает внимания на дождь, барабанящий по его доспехам. Без сомнения, у нашего короля хватит сил сражаться с любым гвардейцем, но может случиться, что нам попадется не один воин, а целый отряд. Если произойдет такая встреча, помните: когда рыцарь разгонится, ему очень трудно свернуть с пути и изменить направление. Шага в сторону и легкого щелчка по затылку достаточно, чтобы выбить его из седла, а человек в доспехах, если его сбили с лошади, — это все равно что лежащая кверху лапами черепаха.
   — Я догадываюсь, ты ведь не раз это проделывал? — тихо спросил Сади.
   — Я не всегда был во всем согласен с церковными гвардейцами, — признался Фельдегаст, — и все же я жив и здоров и имею возможность с вами о них беседовать.
   Дарник взял у Полгары чугунный котел и сунул его в огонь. Через некоторое время, когда котел раскалился докрасна, Дарник вытащил его из огня толстой палкой, положил на круглый камень лезвие сломанного ножа, а на него — котел. Затем он поднял топор, осмотрел его и занес древко над котелком.
   — Сломаешь, — предупредил Шелк. — Чугун слишком хрупок для таких ударов.
   — Положись на меня, Шелк, — подмигнув ему, сказал кузнец.
   Набрав в легкие побольше воздуха, он начал несильно бить по котлу. И раздался не глухой звук ударов по чугуну, а чистый звон стали, знакомый Гариону с раннего детства. Кузнец искусно перековал котелок в шлем с плоским верхом, острым переносьем и тяжелыми крыльями. Гарион знал, что друг его немного плутует, шепча над шлемом заклинание.
   И вот Дарник бросил шлем в ведро с водой, он громко зашипел, окутанный облаком пара. Теперь предстояло превратить крышку в щит, но это было сложной задачей даже для искусного кузнеца. Если ударами молота довести щит до нужного размера, он будет таким тонким, что не сможет отразить даже удар кинжала, не говоря уже о мече или копье. Поразмыслив, кузнец отложил топор в сторону и сделал Тофу едва заметный знак. Великан кивнул, спустился к берегу, вернулся с ведром, полным глины, и опрокинул его прямо на раскаленный щит. Раздалось шипение, и Дарник продолжил работу.
   — M-м, Дарник, — сказал Гарион как можно более вежливо, — глиняный щит — это не совсем то, что мне нужно.
   Дарник только хмыкнул.
   — Взгляни на него, Гарион, — предложил он, не прекращая размеренных ударов топора.
   Гарион воззрился на щит расширенными от удивления глазами. Перед ним был раскаленный докрасна щит из чистой стали.
   — Как это у тебя получилось?
   — Превращение! — воскликнула Полгара. — Замена одного вещества другим! Ради богов, Дарник, где тебя этому научили?
   — Я сам кое-чему научился, Пол, — рассмеялся он. — Если для начала имеешь кусочек стали, скажем сломанное лезвие ножа, то дальше можно делать ее из чего угодно: из чугуна, глины, из всего, что есть под рукой.
   Внезапно Сенедра широко раскрыла глаза.
   — Дарник, — очень почтительно и почти шепотом произнесла она, — и золото тоже можно сделать из чего угодно?
   Дарник задумался, продолжая работать.
   — Думаю, да, — решил он, — но из золота хорошего щита не сделаешь, оно слишком мягкое и тяжелое, так ведь?
   — А можешь сделать еще один щит? — вкрадчиво спросила она. — Для меня? Не обязательно такой большой, ну, немного поменьше. Пожалуйста, Дарник.
   Дарник закончил окантовку под мелодичный звон стали и свет красных искр.
   — По-моему, Сенедра, это неудачная мысль, — ответил он. — Золото ценится потому, что его мало. Если я стану делать его из глины, оно вскоре потеряет свою ценность. Ты же понимаешь.
   — Но…
   — Нет, Сенедра, — твердо произнес он.
   — Гарион, — капризно протянула она.
   — Он прав, дорогая.
   — Но…
   — Ничего не поделаешь, Сенедра.
   Костер догорел, и вместо него мерцала теперь груда углей. Гарион, внезапно проснувшись, вскочил на ноги. Он был весь покрыт потом и трясся крупной дрожью. Да, он снова слышал во сне тот же жалобный плач, что и накануне. Он долго сидел неподвижно, глядя на потухший костер.
   Рядом с ним мерно дышала Сенедра, весь лагерь спал. Он потихоньку вылез из-под одеяла, дошел до опушки кедровой рощи и остановился, глядя на поля, темневшие под иссиня-черным небом. Глубоко вздохнув, он вернулся в свою постель и крепко проспал до зари.
   Когда Гарион проснулся, моросил дождь. Выйдя из палатки, он увидел Дарника, разжигавшего огонь.
   — Можно взять у тебя топор? — спросил он друга.
   Дарник вопросительно взглянул на него.
   — Мне кажется, к этому всему необходимо еще копье. — Он хмуро поглядел на щит и меч, лежащие на кольчуге рядом с остальным багажом и седлами.