Эддингс Дэвид. Повелитель демонов из Каранды

   Закет зло сощурился.
   — Это подвох. Вы в союзе с Ургитом и несете эту чушь для того, чтобы спасти ему жизнь.
   «Используй Шар, Гарион», — подсказал голос.
   «Как?»
   «Сними его с рукояти меча и возьми в правую руку. Камень покажет Закету ту правду, которую он должен знать».
   Гарион поднялся.
   — Я хочу показать вам правду. Вы будете смотреть? — обратился он к взволнованному маллорейскому императору.
   — Смотреть? На что смотреть?
   Гарион подошел к мечу и снял кожаный футляр, прикрывавший рукоять. Он протянул руку к Шару, и тот, издав сильный щелчок, отделился от меча. Затем Гарион повернулся к сидящему за столом Закету.
   — Я точно не знаю, как это происходит, — сказал он. — Мне говорили, что у Алдура это получалось, но сам я никогда не пробовал. По-моему, вы должны смотреть сюда. — На вытянутой вперед правой руке он поднес Шар к лицу Закета.
   — Что это?
   — Люди называют его Ктраг-Яской, — ответил Гарион.
   Закет в ужасе отпрянул.
   — Он не причинит вам зла, если вы до него не дотронетесь.
   Шар, которому долго приходилось сдерживать себя, следуя приказаниям Гариона, начал медленно вибрировать в его руке и светиться, озаряя лицо Закета голубыми лучами. Император приподнял руку, желая отодвинуть в сторону светящийся камень.
   — Не трогайте его, — снова предупредил Гарион. — Просто смотрите.
   Но глаза Закета были уже прикованы к камню, сияние которого становилось все ярче и ярче. Он так сильно уцепился за край стола, что пальцы его побелели. Минуту, казавшуюся вечностью, он смотрел на светящийся синим Шар. Затем пальцы его медленно разжались и руки опустились. Лицо исказилось мукой.
   — Они ускользнули от меня, — простонал он. Из глаз его хлынули слезы. — А я напрасно убил десятки тысяч людей.
   — Мне очень жаль, Закет, — тихо сказал Гарион, опуская руку. — Я не могу изменить того, что уже произошло, но вы должны были узнать правду.
   — Я не могу быть вам благодарен за эту правду, — произнес Закет, сотрясаясь от рыданий. — Оставьте меня, Белгарион. Уберите этот проклятый камень с моих глаз.
   Гарион кивнул, чувствуя прилив жалости и сострадания. Затем установил Шар обратно на рукоять меча, прикрыл ее чехлом и взял оружие в руки.
   — Мне очень жаль, Закет, — снова произнес он и тихо вышел из комнаты, оставив императора безграничной Маллореи наедине с его горем.

Глава 3

   — Ну правда, Гарион, я уже совсем здорова, — снова возразила Сенедра.
   — Рад это слышать.
   — Тогда мне можно встать с постели?
   — Нет.
   — Ну, так нечестно, — надула она губки.
   — Хочешь еще чаю? — спросил Гарион и, подойдя к очагу, подцепил кочергой железную ручку, на которой был подвешен чайник.
   — Нет, не хочу, — надувшись, тихо сказала она. — Он противный, от него пахнет.
   — Тетушка Полгара говорит, что он должен пойти тебе на пользу. Если ты немножко выпьешь, она, может быть, позволит тебе встать с постели и чуть-чуть посидеть на стуле. — Он положил в чашку несколько ложек сухих ароматных листьев, осторожно наклонил чайник с помощью кочерги и наполнил чашку кипящей водой.
   Глаза Сенедры на мгновение вспыхнули и тут же сузились.
   — Ох, Гарион, как ты умен, — с сарказмом сказала она. — Не надо со мной как с маленькой.
   — Хорошо, не буду, — ласково согласился он, поставив чашку на столик рядом с кроватью. — Наверное, надо дать чаю немного настояться.
   — Он может настаиваться хоть год, если это ему нравится. Я не собираюсь его пить.
   Гарион вздохнул.
   — Мне очень жаль, Сенедра, — произнес он с искренним сожалением, — но ты не права. Тетушка Полгара сказала, что тебе нужно пить по чашке каждые два часа. И пока она не даст мне других указаний, именно это ты и будешь делать.
   — А если я откажусь? — Она была настроена воинственно.
   — Я сильнее тебя, — заметил он.
   Ее глаза расширились от удивления.
   — Но не собираешься же ты заставить меня пить насильно?
   Гарион помрачнел.
   — Мне бы очень этого не хотелось.
   — Но ты способен на это, правда? — произнесла она с упреком.
   Он на мгновение задумался, затем кивнул.
   — Возможно. Если мне прикажет Полгара.
   Она долго молча смотрела на него.
   — Ну, ладно, — произнесла она наконец. — Давай мне этот вонючий чай.
   — Он вовсе не так плохо пахнет, Сенедра.
   — Так почему же тогда ты сам его не пьешь?
   — Потому что это ты больна, а не я.
   Еще некоторое время она продолжала высказывать ему все, что она думает о чае, и о нем, и о своей постели, и об этой комнате, и вообще обо всем белом свете. Излагала все очень красочно и очень пылко, иногда на незнакомых ему языках.
   — Что это за крик? — спросила Полгара, входя в комнату.
   — Я терпеть не могу эту отраву! — почти взвизгнула Сенедра и, размахивая чашкой, пролила все ее содержимое.
   — Тогда бы я не стала пить, — спокойно посоветовала Полгара.
   — Гарион говорит, что, если я не выпью этот чай, он вольет его мне в глотку.
   — А, так ведь это же вчерашнее указание, — сказала Полгара, взглянув на Гариона. — Разве я не сказала тебе, что сегодня оно изменилось?
   — Нет, — ответил тот. — Ты ничего подобного не говорила. — Он произнес фразу ровным тоном и был рад, что ему это удалось.
   — Извини, пожалуйста. Я, должно быть, забыла.
   — Когда я могу встать с постели? — спросила Сенедра.
   Полгара посмотрела на нее с удивлением.
   — Когда захочешь, моя милая, — сказала она. — Я, собственно, зашла, чтобы спросить, не хочешь ли ты позавтракать вместе с нами.
   Сенедра села на кровати. Ее глаза были похожи на маленькие камушки. Она медленно повернулась, смерила Гариона ледяным взглядом, а потом высунула язык и довольно долго оставалась в этом положении.
   Гарион повернулся к Полгаре.
   — Премного благодарен.
   — Ты несправедлив, мой милый, — тихо сказала она, посмотрев на побледневшую от злости маленькую королеву. — Сенедра, тебе никогда не говорили в детстве, что нет ничего невежливее, чем показывать язык?
   Сенедра широко улыбнулась.
   — Ну как же, госпожа Полгара, конечно же говорили. Поэтому я делаю это только в особых случаях.
   — Я, пожалуй, пойду прогуляюсь, — сказал Гарион, ни к кому конкретно не обращаясь. Он подошел к двери, открыл ее и вышел.
   Несколько дней спустя Гарион сидел в одной из гостиных на женской половине, где жили он и все остальные. Обстановка комнаты удивительным образом говорила о том, что она предназначалась для женщин. Мебель обита нежно-розовой тканью, а на широких окнах прозрачные занавески бледно-лилового цвета. За окном белел снегом сад, вокруг которого кольцом замыкались высокие крылья дворца. В украшенном полукруглой аркой камине весело поблескивал огонь, а в другом конце комнаты в затейливо отделанном гроте, густо поросшем мхом и папоротником, струился фонтан. Гарион сидел, задумчиво глядя на пасмурное полуденное небо пепельно-серого цвета, из которого сыпались белые крупицы — ни снег, ни град, а нечто среднее, — и внезапно понял, что тоскует по Риве. Как странно, что вот здесь, на другом конце света, ему пришло это в голову. Раньше при словах «тоска по дому» ему вспоминалась ферма Фалдора — кухня, широкий двор, кузница Дарника — и все другие, милые сердцу вещи. А теперь, оказывается, он тосковал по изрезанному бурей побережью, по мрачной крепости, нависающей над лежащим под ней хмурым городом, и по белым от снега горам, неподвижно застывшим на фоне черного непогожего неба. В дверь тихо постучали.
   — Да? — рассеянно произнес Гарион, даже не оглянувшись.
   Кто-то робко открыл дверь.
   — Ваше величество… — произнес смутно знакомый голос.
   Повернув голову, Гарион через плечо поглядел на вошедшего — лысого круглолицего человека. Одежда его была коричневого цвета — простая и практичная, — хотя, несомненно, дорогая, а тяжелая золотая цепь на груди свидетельствовала о том, что он не просто мелкий чиновник. Гарион нахмурился.
   — Мы, кажется, уже встречались? — спросил он. — Вы ведь друг генерала Атески, м-м…
   — Брадор, ваше величество, — подсказал круглолицый. — Министр внутренних дел.
   — Ах да. Теперь припоминаю. Входите, ваше превосходительство, прошу вас.
   — Спасибо, ваше величество. — Брадор вошел в комнату и подошел к камину, протягивая руки к огню. — Мерзкий климат, — произнес он, поеживаясь.
   — Вам нужно провести зиму в Риве, — сказал Гарион, — хотя как раз сейчас там лето.
   Брадор посмотрел в окно на заснеженный сад.
   — Странное это место, Хтол-Мургос, — сказал он. — Вот кажется, что у мургов все сделано на редкость безобразно, но ведь есть здесь и комнаты, подобные этой.
   — Я думаю, что безобразным все делалось в угоду Ктучику и Таур-Ургасу, — ответил Гарион. — На самом деле мурги, вероятно, немногим отличаются от всех остальных.
   Брадор рассмеялся.
   — В Мал-Зэте такую точку зрения почтут за ересь, — сказал он.
   — В Вал-Алорне многие тоже рассуждают подобным образом. — Гарион взглянул на чиновника. — Насколько я понимаю, это не просто визит вежливости, — сказал он. — О чем вы думаете?
   — Ваше величество, — сказал Брадор, сразу сделавшись серьезным. — Я непременно должен поговорить с императором. Атеска попытался организовать нашу встречу перед отъездом в Рэк-Веркат, но… — Он беспомощно развел руками. — Не могли бы вы поговорить с ним? Дело не терпит отлагательств.
   — Вряд ли, Брадор, я смогу вам помочь, — ответил Гарион. — В данный момент он, вероятно, меньше всего желает видеть меня.
   — Как так?
   — Я рассказал ему нечто такое, чего он не хотел слышать.
   Брадор в отчаянии опустил голову.
   — На вас была моя последняя надежда, ваше величество, — сказал он.
   — А в чем дело?
   Брадор неуверенно огляделся, чтобы удостовериться, что в комнате никого больше нет.
   — Белгарион, — произнес он очень тихо, — вы когда-нибудь видели демона?
   — Да, несколько раз. И не горю желанием снова испытать нечто подобное.
   — Что вам известно о карандийцах?
   — Очень мало. Я слышал, что у них много общего с мориндимцами с севера Гар-ог-Надрака.
   — В таком случае вы знаете о них больше, чем другие. Что вам известно о вероисповедании мориндимцев?
   — Они молятся демонам. Насколько я заметил, эта форма религии не слишком безопасна.
   Брадор был бледен.
   — Карандийцы разделяют эти верования, — сказал он. — После того как гролимы заставили их поклоняться Тораку, эту религию всячески старались искоренить, но она продолжала существовать в лесах и горных долинах. — Он замолчал и опять с опаской огляделся вокруг. — Белгарион, — почти шепотом произнес он, — имя Менха вам что-нибудь говорит?
   — Нет. Не думаю. Кто такой Менх?
   — Мы не знаем, по крайней мере не наверняка. Скорее всего он вышел из леса у северного побережья Карандийского озера около полугода назад.
   — И что же?
   — Он подошел — в одиночку — к воротам Калиды в Дженно и потребовал, чтобы ему сдали город. Над ним, конечно, только посмеялись, но тогда он начертил на земле какие-то знаки. После этого им было уже не до смеха. — Лицо мельсенского чиновника стало почти серым. — Белгарион, он наслал на Калиду невиданные доселе бедствия. С помощью нарисованных на земле знаков он вызвал множество демонов — не одного и не десяток, а целое полчище. Я говорил с теми, кто пережил это нашествие. Большинство из них сошли с ума, и я думаю, им повезло, а то, что произошло в Калиде, просто не поддается описанию.
   — Полчище демонов?! — воскликнул Гарион.
   Брадор кивнул.
   — Вот поэтому Менх так и опасен. Вы, конечно, знаете, что обычно, если кто-то вызывает демона, тот рано или поздно выходит из-под его власти и убивает своего повелителя; но Менху, судя по всему, удается держать этих злодеев полностью под контролем, и он может вызывать их сотнями. Урвона это приводит в ужас, он даже сам пытался использовать колдовство, чтобы защитить Мал-Яск от Менха. Мы не знаем, где сейчас Зандрамас, но множество отступников-гролимов также отчаянно пытаются вызвать этих чудовищ. Ради богов, Белгарион, помогите мне! Эта нечистая сила вырвется из Маллореи и наводнит весь мир. Мы все будем во власти демонов, и на земле не останется уголка, который смог бы дать приют жалким остаткам человечества. Помогите мне убедить Каль Закета, что эта его игрушечная война здесь, в Хтол-Мургосе, не имеет никакого значения по сравнению с тем ужасом, который нам угрожает из Маллореи.
   Гарион пристально взглянул на него и встал.
   — Вам нужно пойти вместе со мной, Брадор, — проговорил он. — По-моему, нам следует поговорить с Белгаратом.
   Старого волшебника они нашли в переполненной книгами библиотеке погруженным в чтение старинной книги в зеленом кожаном переплете. Отложив ее, он выслушал Брадора, который повторил все, что рассказал Гариону.
   — Урвон и Зандрамас тоже занимаются этим безрассудством? — спросил тот, когда мельсенец замолчал.
   Брадор кивнул.
   — Да, согласно нашей информации, почтеннейший, — ответил он.
   Белгарат в гневе сжал руки в кулаки и разразился бранью.
   — О чем они думают? — вскричал он, расхаживая по комнате. — Разве они не знают, что сам Ул запретил это?
   — Они боятся Менха, — беспомощно развел руками Брадор. — Им кажется, что они должны каким-то образом защитить себя от полчища чудовищ.
   — Нельзя защититься от одних демонов, вызывая других. — Старик был вне себя от гнева. — Если только один из них освободится, то вырвутся на волю и все остальные. Урвон и Зандрамас, возможно, и в состоянии сдерживать их, но рано или поздно кто-нибудь, кто послабее их, обязательно сделает ошибку. Пойдемте к Закету.
   — Я не думаю, что сейчас нас пустят к нему на прием, дедушка, — с сомнением покачал головой Гарион. — Ему не понравилось то, что я сообщил ему об Ургите.
   — Очень плохо. Но мы не можем ждать, пока он снова обретет равновесие духа. Пошли же.
   Все трое быстро миновали коридоры и оказались в большом вестибюле, где они с генералом Атеской дожидались по прибытии из Рэк-Верката.
   — Совершенно невозможно, — заявил полковник сидящий за столом у главного входа, когда Белгарат потребовал немедленной аудиенции у императора.
   — Когда вы станете старше, полковник, — угрожающим тоном сказал старик, — то убедитесь, насколько бессмысленно слово «невозможно». — Он поднял руку в театральном жесте, и Гарион почувствовал поток энергии.
   На противоположной стене, на высоте около пятнадцати футов от пола, были укреплены шесты, с которых свешивались боевые знамена. Сидящий на стуле полковник-бюрократ исчез и снова возник, оказавшись верхом на одном из шестов. Глаза его были выпучены, а руки судорожно хватались за скользкое и неудобное сиденье.
   — Желаете еще где-нибудь очутиться, полковник? — спросил Белгарат. — Насколько я помню, перед дворцом стоит очень высокий флагшток. Если хотите, я могу вас туда поместить.
   Полковник в ужасе уставился на него.
   — А теперь, как только я спущу вас, вы пойдете к императору и уговорите его немедленно нас принять. Ваши слова должны звучать очень убедительно, полковник, если, конечно, вы не желаете навечно стать украшением флагштока.
   Лицо полковника оставалось мертвенно-бледным, когда он появился у двери, ведущей в приемную императора, и любое движение руки Белгарата вызывало у него дрожь.
   — Его величество согласился принять вас, — запинаясь, произнес он.
   Белгарат ухмыльнулся.
   — Я был в этом почти уверен.
   Каль Закет заметно изменился с тех пор, как Гарион видел его в последний раз. Его белая полотняная мантия была помята и запачкана, а под глазами обозначились темные полукружья. В небритом лице не было ни кровинки, волосы спутаны. Каль дрожал всем телом и, казалось, не мог даже встать от слабости.
   — Что вам нужно? — едва слышно выдавил он.
   — Вы больны? — спросил Белгарат.
   — Легкий приступ лихорадки. — По телу Закета снова пробежала дрожь. — Что же такое важное заставило вас силой прорваться ко мне?
   — Ваша империя на грани гибели, Закет, — прямо сказал Белгарат. — Вам пора вернуться домой и усилить свои позиции.
   Закет слабо улыбнулся.
   — Что было бы вам очень на руку, — сказал он.
   — То, что происходит в Маллорее, никому не на руку. Расскажи ему, Брадор.
   Волнуясь, мельсенец рассказал свою историю.
   — Демоны? — скептически переспросил Закет. — Бросьте, Белгарат. И вы думаете, что я этому поверю? Вы и вправду полагаете, что я брошусь в Маллорею охотиться за тенями и оставлю вас здесь, на западе, чтобы к моему возвращению вы выдвинули против меня армию? — Бившая его дрожь усилилась. Голова Закета судорожно подергивалась, а на губах пузырилась пена.
   — Вам не придется оставлять нас здесь, Закет, — ответил Белгарат. — Мы отправимся с вами. Если даже десятая часть того, что рассказал Брадор, — правда, мне придется поспешить в Каранду, чтобы остановить Менха. Если он вызывает демонов, мы все должны бросить свои дела и помешать ему.
   — Чушь! — возбужденно вскричал Закет. Взгляд его устремился в пространство, а дрожь и покачивание усилились настолько, что он был уже не в состоянии управлять своим телом. — Я не позволю никакому старому умнику завлечь меня в… — Издав нечеловеческий вопль, он внезапно поднялся со стула, обхватив голову обеими руками. А затем навзничь повалился на пол, дрожа и подергиваясь.
   Белгарат ринулся к бьющемуся в судорогах Закету и схватил его за руки.
   — Быстрее! — крикнул он. — Засуньте ему что-нибудь между зубами, иначе он откусит себе язык.
   Брадор схватил со стола пачку документов, скомкал их и запихнул в покрытый пеной рот императора.
   — Гарион! — снова раздался голос Белгарата. — Сбегай за Полгарой, быстрее! Гарион кинулся к двери.
   — Подожди! — Белгарат подозрительно понюхал воздух у лица лежащего на полу человека. — Пускай Сади тоже придет. Здесь странно пахнет. Поторопись!
   Гарион помчался по коридорам мимо изумленно застывших слуг и наконец ворвался в комнату, где Полгара мирно беседовала с Сенедрой и Бархоткой.
   — Тетушка! — крикнул он. — Быстрее! Закет в обмороке.
   Затем он повернулся, пробежал еще немного по коридору и, надавив плечом на дверь в комнату Сади, открыл ее.
   — Ты нам нужен! — крикнул он удивленному евнуху. — Пошли со мной.
   Через несколько минут все трое стояли перед полированной дверью в вестибюле.
   — Что происходит? — испуганным голосом спросил ангараканский полковник, преграждая им путь.
   — Ваш император болен, — сказал ему Гарион. — Уйдите с дороги. — Он грубо отпихнул офицера в сторону и распахнул дверь.
   Конвульсии, по крайней мере, немного утихли, но Белгарат продолжал держать Закета за руки.
   — Что с ним, отец? — спросила Полгара, опускаясь на колени рядом с лежащим без сознания императором.
   — У него был приступ.
   — Эпилепсия?
   — Не думаю. Не совсем похоже. Сади, подойди сюда, принюхайся к его дыханию. Я чувствую какой-то необычный запах.
   Сади осторожно подошел, наклонился и несколько раз втянул носом воздух. Затем выпрямился, лицо его побледнело.
   — Талот, — сказал он.
   — Яд? — спросила Полгара. Сади кивнул.
   — Очень редкий.
   — У тебя есть противоядие?
   — Нет, моя госпожа, — ответил он. — От талота нет противоядия. Он смертелен. Его редко используют, потому что он действует очень медленно, но от него никому не оправиться.
   — Он умирает? — спросил Гарион, чувствуя легкую тошноту.
   — Да, можно так сказать. Судороги утихнут, но потом будут повторяться все чаще и чаще. А потом… — Сади замолчал.
   — И нет никакой надежды? — спросила Полгара.
   — Ни малейшей, моя госпожа. Все, что мы можем сделать, — это несколько облегчить его последние дни.
   Белгарат выругался.
   — Успокой его, Полгара, — сказал он. — Нам нужно отнести его в постель, но его не сдвинешь с места, пока он вот так крутится.
   Она кивнула и положила ладонь Закету на лоб. Гарион почувствовал легкую волну энергии, и вздрагивающий император затих.
   Очень бледный, Брадор взглянул на них.
   — По-моему, пока не надо об этом объявлять, — предупредил он. — Давайте сейчас назовем его болезнь легким недомоганием. Я пошлю за носилками.
   Комната, куда принесли бесчувственного Закета, была проста до аскетизма. Ложем императору служила узкая койка. Единственный простой стул и низкий сундук дополняли обстановку. Стены белого цвета, без украшений, в углу мерцал угольный светильник. Сади пошел в свою комнату и вернулся оттуда с красным коробом и полотняным мешком, в котором Полгара держала свои травы и снадобья. Пока они советовались, Гарион и Брадор выдворяли из комнаты любопытных солдат. Затем они приготовили чашку с теплой едко пахнущей жидкостью. Сади поднял голову Закета и держал ее, а Полгара ложкой вливала лекарство в безвольно открытый рот.
   Дверь тихонько отворилась, и вошла Андель, далазийская знахарка, женщина в зеленом плаще.
   — Я пришла, как только услышала об этом, — сказала она. — Император серьезно болен?
   Полгара мрачно посмотрела на нее.
   — Закрой дверь, Андель, — тихо сказала она.
   Целительница, бросив на нее странный взгляд, захлопнула дверь.
   — Это настолько серьезно, моя госпожа?
   Полгара кивнула.
   — Его отравили, — сказала она. — И пока об этом никто не должен знать.
   Андель расширила глаза от удивления.
   — Чем я могу помочь? — спросила она, быстро подойдя к кровати.
   — Боюсь, что ничем, — ответил Сади.
   — Вы уже дали ему противоядие?
   — Противоядия нет.
   — Оно должно быть. Госпожа Полгара…
   Полгара с грустью покачала головой.
   — Тогда все пропало, — сказала женщина в капюшоне, в голосе ее слышались слезы.
   Опустив голову, она повернулась спиной к постели, и Гарион услышал шепот, который, казалось, исходил из пространства над ней, — и, что любопытно, шептало сразу несколько голосов. Затем последовало долгое молчание, потом у изголовья кровати возникло мерцание. Когда оно рассеялось, там стояла Цирадис с завязанными глазами и протянутой вперед рукой.
   — Этого не должно произойти, — произнесла она чистым звенящим голосом. — Используй свое мастерство, Полгара. Излечи его. Если он умрет, все пропало. Примени свою власть.
   — Ничего не получится, Цирадис, — ответила Полгара, поставив чашку на стол. — Если яд проникает только в кровь, мне, как правило, удается очистить ее, к тому же у Сади полный короб противоядий. Но этот яд пропитывает каждую клеточку тела. Он умерщвляет не только кровь, но и кости, и ткани — его невозможно удалить.
   Мерцающая фигура у изголовья в отчаянии заломила руки.
   — Не может быть, — простонала Цирадис, — ты использовала все — даже наилучшее средство?
   Полгара вскинула голову.
   — Наилучшее средство? Универсальное лекарство? Я не знаю такого.
   — Но оно существует, Полгара. Я не знаю ни его происхождения, ни его состава, но уже несколько лет я ощущаю влияние его мягкой силы.
   Полгара взглянула на Андель, но та беспомощно покачала головой.
   — Я не знаю такого снадобья, моя госпожа.
   — Подумай, Цирадис, — настаивала Полгара. — Все, что ты вспомнишь, может оказаться полезным.
   Пророчица слегка дотронулась пальцами до виска.
   — Оно появилось недавно. — Она, казалось, разговаривала сама с собой. — Меньше двадцати лет назад, по-моему, это какой-то диковинный цветок.
   — Тогда это безнадежно, — сказал Сади, — в мире существуют миллионы разных цветов. — Он встал и подошел к Белгарату. — Мне кажется, нам бы следовало поскорее отсюда исчезнуть, — прошептал он. — Услышав слово «яд», люди сразу же начнут искать отравителей. По-моему, мы сейчас подвергаемся большой опасности.
   — Ты можешь вспомнить еще что-нибудь, Цирадис? — настойчиво спрашивала Полгара. — Хотя бы смутно?
   Пророчица задумалась, лицо ее напряглось, она пыталась воссоздать свое странное видение. Наконец женщина беспомощно опустила плечи.
   — Ничего, — сказала она. — Только женское лицо.
   — Опиши его.
   — Она высокая, — ответила пророчица. — Волосы ее темны, а кожа бела, как мрамор. Ее муж много времени отдает лошадям.
   — Адара! — воскликнул Гарион, живо представив себе прекрасное лицо кузины. Полгара щелкнула пальцами.
   — Роза Адары! — Затем она нахмурилась. — Несколько лет назад я очень внимательно изучила этот цветок, — сказала она. — Ты абсолютно уверена? В нем есть какие-то необычные вещества, но ни в одном из них я не обнаружила никаких особых лечебных свойств — ни в эссенциях, ни в порошках.
   Цирадис сосредоточенно думала.
   — Можно ли достичь исцеления с помощью запаха, госпожа Полгара?
   Полузакрыв глаза, Полгара задумалась.
   — Некоторые лекарства получают в виде ингаляции, — с сомнением произнесла она, — но…
   — Против некоторых ядов можно действовать подобным образом, — вмешался Сади. — Пары проникают в легкие, а оттуда — в сердце. Затем кровь разносит их по всему телу. Очень может быть, что это — единственный способ нейтрализовать талот.
   Лицо Белгарата было полно решимости.
   — Ну, что, Полгара? — спросил он.
   — Стоит попробовать, отец, — ответила она. — У меня есть несколько цветков. Засушенных, правда, но может быть, что-нибудь получится!