— Я каждый день справлялся о вашем здоровье у лорда Олрейна, миледи, — поспешил оправдаться Дарж. — А не заходил, потому что не хотел понапрасну беспокоить. К тому же я уверен, что с леди Эйрин вам несравненно интереснее, чем со мной.
   Отлично! Значит, Дарж о ней все-таки не забыл. Хорошая новость заметно подняла настроение Грейс.
   — Ваше общество, милорд, никогда не будет обременительным для меня, уверяю вас, — сказала она с улыбкой.
   Рыцарь опять воспринял ее слова с изрядной долей скептицизма, но был слишком хорошо воспитан, чтобы возражать.
   У стола снова засуетились пажи, подоспевшие с очередной переменой. Мимо Грейс и Даржа проплывали огромные блюда с жареными лебедями в перьях и с клювами, выглядевшие как живые, целиком тушенные в соусе миноги, дымящиеся пудинги с изюмом и многое другое, чего она прежде не только не пробовала, но и назвать бы затруднилась.
   Когда все блюда были расставлены, пажи удалились, а на их место явились двое мужчин: один высокий, худой и мрачный, другой — низенький и плотный, с широкой улыбчивой физиономией. Они прошли вдоль стола, останавливаясь перед каждым из сидящих, вздымая над головой руки и произнося при этом единственное слово: «Крит».
   — Кто они, — спросила Грейс, как только странные личности покинули зал.
   — Придворные толкователи рун, — ответил Дарж. — Я слышал, король Бореас приютил в Кейлавере несколько человек из Серой башни. Отрадно видеть, что его величество с уважением относится к старинным обычаям.
   — А что они сделали?
   — Насколько я понимаю, они благословили пищу на столе, произнеся руну, предотвращающую ее от порчи. Магия слабенькая, но полезная. От несвежего мяса люди умирают гораздо чаще, чем от мечей разбойников или кинжалов грабителей.
   Руны! Адриан Фарр, помнится, тоже говорил о рунах во время их встречи в полицейском участке. При этом он вроде бы сказал и о том, что монстры с куском железа вместо сердца очень интересуются именно рунами. Но ведь они остались в другом мире, не так ли? Или все же не так? Грейс коснулась рукой кошелька с рунным ожерельем и невольно поежилась.
   Пир начался, а вместе с ним началась и развлекательная программа. Жонглеры, шуты, акробаты, сменяя друг друга, демонстрировали свое искусство сперва перед королевским столом, а затем расходились по залу и — повторяли номера для других гостей. Вслед за горячими блюдами подали десерт, в том числе сладкую выпечку, оформленную в виде всевозможных фантастических существ, которых Дарж называл эфемеридами. Начинкой эфемерид служили взбитые с сахаром сливки и масло, как у воздушных пирожных или эклеров. Грейс с удовольствием слопала парочку единорогов и половинку замка.
   Немного осоловев от съеденного и выпитого, она блаженно откинулась на спинку кресла, рассеянно блуждая взглядом по залу, и вдруг вздрогнула, как от удара током, встретившись глазами с двумя блеснувшими льдистым огнем изумрудами. Кайрен! Графиня сидела за ближним к ней столом. Она лучезарно улыбнулась, подмигнула Грейс и поднесла к губам кубок с вином. Грейс отвернулась, но успела заметить, что король Бореас, хмуро сдвинув брови, тоже смотрит на Кайрен. Но той все было нипочем. Улыбнувшись королю еще шире, она переключила внимание на соседа по столу — красивого молодого лорда в богатом наряде Строгий королевский взор обратился и на Грейс, но она сделала вид, что не замечает недовольства его величества. Очевидно, между королем и Кайрен существовало некое скрытое соперничество, и она, Грейс Беккетт, сама того не ведая, оказалась в центре этого конфликта. Удачный дебют придал ей излишней самонадеянности, и только сейчас она начала сознавать, как ничтожно мало, по сути, известно ей о подводных камнях и течениях в море всех плетущихся в этом зале интриг. Настроение сразу упало, и Грейс тоскливо вздохнула.
   — Что-нибудь не так, миледи? — встревожился моментально почувствовавший перемену эмбарец.
   Помедлив мгновение, Грейс решила открыться.
   — Дело в том, что мне поручено выяснить, какой позиции собираются придерживаться на Совете Королей все заинтересованные стороны. Отказаться я, сами понимаете, не могла, но, боюсь, шпионки из меня тоже не получится.
   — Понятно.
   — Я познакомилась и побеседовала со многими из представителей доминионов, — торопливо продолжала Грейс, боясь передумать. — Со мной охотно разговаривали и высказывали свое мнение по поводу предстоящего Совета, но у меня такое ощущение, что ничего действительно полезного или ценного разузнать не удалось.
   — В самом деле?
   — Ну, не совсем… Не думаю, правда, что это такой уж большой секрет, но все, с кем я говорила, подозревают некие тайные мотивы в решении короля Бореаса созвать Совет. Наверное, это тоже важно, однако никак не проясняет ответа на главный вопрос: какой линии поведения решат придерживаться монархи остальных доминионов, когда наконец прибудут в Кейлавер. И как повлияет на их решение тот факт, что их — в известной степени — принудили к этому. Лорд Логрен объяснил мне, что другого выбора нет: отказ от приглашения расценивается как враждебный акт, равносильный…
   Грейс вдруг запнулась, пораженная страшной догадкой, и Дарж договорил за нее незаконченную фразу:
   — Равносильный объявлению войны. Ну и что?
   Грейс промолчала. Мелькнувшая мысль была настолько жуткой, что даже думать об этом не хотелось. Но что, если она все-таки права и Бореас разослал приглашения, втайне надеясь, что кто-то из правителей доминионов действительно откажется?
   Рыцарь задумчиво погладил усы.
   — Даже не знаю, что вам посоветовать, миледи, — снова заговорил он, так и не дождавшись ответа. — Сам я плохо разбираюсь в подобного рода делах, но полагаю, что главная заповедь любого шпиона — никому не доверять и всех подозревать, в том числе и меня. — Он внезапно нахмурился. — А это означает, кстати, что вам не стоит также прислушиваться к моим советам.
   Грейс покачала головой:
   — Ничего подобного. Отличный совет! И вы совершенно правы: сегодня я поняла — с вашей помощью, — что доверять нельзя никому. «Даже королю Бореасу», — добавила она про себя.
   — Вы уверены, что я и вправду вам помог, миледи? — с сомнением в голосе осведомился Дарж.
   — Ну конечно, милорд, — кивнула она, ласково коснувшись его руки.
   Празднество близилось к завершению, и Грейс пару раз поймала себя на том, что украдкой зевает. Звуки застолья слились в ее ушах в ровный монотонный гул. Она сидела, мелкими глоточками потягивая вино и глядя отсутствующим взглядом на большую охапку елового лапника в углу.
   У охапки появились глаза.
   Грейс моргнула и выпрямилась в кресле. Нет, ей не померещилось: из переплетенных лап на нее с интересом смотрели маленькие живые глазенки цвета лесного ореха. Охапка зашевелилась, и вслед за глазами показалась круглая, обрамленная бородой физиономия, мелькнули и спрятались снова детские ручонки. Но больше всего поразил Грейс тот факт, что лицо, борода и руки были такими же зелеными, как хвоя на ветках, скрывающих их обладателя.
   Повернувшись к Даржу, Грейс схватила его за локоть.
   — Посмотрите скорее, — прошептала она. — Там, в углу! Но было уже поздно. Когда она снова перевела взгляд на кучу лапника, та больше не шевелилась.
   — Я ничего не вижу, миледи.
   — Но я видела его! Маленький человечек с коричневыми глазками и зеленой кожей… — Грейс осеклась, сообразив наконец, как абсурдно звучат ее слова.
   — Вероятно, это просто вино, — предположил рыцарь.
   — Или эфемериды, — со вздохом отозвалась она.
   Чем бы это ни было, Грейс посчитала, что на сегодня впечатлений достаточно. Пожелала спокойной ночи Даржу, испросила разрешения удалиться у его величества и отыскала пажа, изъявившего согласие проводить ее в спальню.
   Всю ночь ей снились эфемериды в образе маленьких зеленых человечков.

50

   На следующий день после памятных событий, закончившихся пожаром и смертью безумного лорда Себариса, Трэвису преподали первый урок рунного мастерства.
   Они ехали всю ночь, оставив за спиной догорающую усадьбу, и к рассвету окончательно выбились из сил. Фолкен уже собирался объявить привал, но вернувшийся из разведки Бельтан привез тревожные известия. Он засек длинную процессию Черных Балахонов — мужчин и женщин, — двигающуюся по тракту Королевы им навстречу. Путешественники встревоженно переглянулись. Может быть, присутствие последователей культа Ворона на дороге объяснялось случайным совпадением, но после рассказа Трэвиса о том, как Себарис пытался заклеймить его лоб знаком «воронова крыла», рассчитывать на это было бы по меньшей мере неосмотрительно. Тщательно укрывшись в придорожных кустах, четверо спутников стали дожидаться развития событий. Ждать пришлось недолго. Сектанты прошли мимо, не заметив замаскировавшихся за обочиной людей. Некоторые несли в руках посохи, увенчанные пучками вороньих перьев, и у всех чернело на лбу свежее клеймо.
   Когда дорога очистилась, они покинули укрытие, сели на лошадей и ехали без передышки, не обращая внимания на усталость, еще несколько часов кряду. Остановились они уже далеко за полдень, наткнувшись на талатрин, спрятавшийся в небольшой низинке в стороне от тракта. Освежающий аромат аласая пролился целебным бальзамом в истерзанные огнем и дымом пожара легкие.
   — Здесь нас жрецы Ворона не побеспокоят, — уверенно заявила Мелия.
   Трэвис мог только гадать, чем объясняется такая уверенность: то ли хранящей от зла изначальной структурой придорожного Круга, то ли колдовскими штучками самой леди с загадочным взглядом янтарных глаз. Как бы то ни было, спешившись и войдя в пределы окруженного стеной деревьев пространства, он сразу почувствовал, что все его страхи куда-то улетучились.
   Разбив лагерь и немного перекусив, они помыли посуду и сложили все в котомки. А потом Фолкен произнес фразу, услышать которую Трэвис страшился весь этот день:
   — Мне кажется, Трэвис, нам надо поговорить.
   Он сидел у костра, понурившись и прекрасно понимая, что в эту минуту на него устремлены взоры всех присутствующих: Фолкена, Мелии и даже Бельтана; последний пристроился в сторонке и с сосредоточенным видом точил меч, но по посадке головы рыцаря и излишне напряженной спине было видно, что тот прислушивается к каждому слову.
   — Хотите знать, как я это сделал? — заговорил он наконец, запинаясь и заранее зная, что избрал неверную так-тику, что ему не в чем оправдываться, но все равно ощущая себя виноватым. — Как заставил его за… как начался пожар?
   — Было бы любопытно выслушать твою версию, — поощрительно кивнул бард.
   Зажмурив глаза, Трэвис вновь увидел перед собой искаженное безумием лицо старого лорда и костлявые руки со скрюченными пальцами, вздымающиеся к небу из охватившего его пламени. Он открыл глаза и уныло покачал головой.
   — Не знаю, Фолкен. Честное слово! Сам не понимаю, как у меня получилось.
   — А я понимаю.
   Они обернулись. Мелия как раз закончила заплетать в косу свои роскошные иссиня-черные волосы. Ловко свернув ее, она уложила волосы на затылке в подобие короны и заколола их шпилькой. И только потом заговорила снова, почему-то обращаясь к одному Фолкену и совершенно игнорируя Трэвиса:
   — Помнишь момент, когда мы только вышли из комнаты для гостей в доме Себариса? Так вот, я слышала, что он произнес!
   — И что же он произнес?
   — Имя руны огня.
   Бард вполголоса выругался.
   — Трэвис произнес имя руны? Но как он сумел? Даже подмастерьям Серой башни требуется не меньше года, чтобы выучить самые простейшие руны!
   — Врожденный талант? — предположила Мелия, сверкнув очами.
   Фолкен пренебрежительно фыркнул.
   — Врожденный талант — это сказка, выдуманная рунными мастерами для подмастерьев, чтобы те не лоботрясничали и побольше занимались, веря, что когда-нибудь он может проснуться и в них.
   — Но ты ведь сам видел результат — так же, как и я. Бард пробурчал что-то неразборчивое и задумался.
   — Заодно вспомни, что произошло в Кельсиоре с разбитой связанной руной, — посоветовала Мелия. — Чем другим, скажи на милость, можно объяснить оба случая?
   Фолкен воспринял ее слова без энтузиазма, но возражений у него не нашлось. Помолчав немного, он спросил:
   — Ну и что прикажешь теперь с ним делать?
   — Пока не знаю. Но думаю, не помешает, если ты кое-что расскажешь ему о рунах, пока он ненароком не спалил нас всех вместе, да и себя заодно.
   Трэвис поморщился. Опять эти двое взялись за свое, в очередной раз решая при нем его судьбу, но при этом обращая на него не больше внимания, чем на пустое место. Он возмущенно откашлялся. Это сработало: Фолкен и Мелия наконец-то заметили его присутствие. Трэвис посмотрел на них, открыл рот и тут же увял, мгновенно определив по их лицам, что протестовать бесполезно. Он снова ссутулился, запахнул плащ и осведомился смиренным тоном:
   — Когда приступаем к занятиям?
   Губы барда растянулись в волчьей ухмылке.
   — Прямо сейчас, если ты больше ничем не занят.
   Несмотря на позднюю осень, на окружающих талатрин златолистниках еще сохранились крупные перистые золотисто-зеленые листья, за которые те и получили свое название. Трэвис и Фолкен отошли в сторону и уселись под сенью одного из древних деревьев. Бард пристально посмотрел на спутника. Выцветшие голубые глаза сверкнули сталью.
   — Прежде чем мы начнем, Трэвис, — произнес он негромко, — я должен выяснить одну вещь. Откуда ты знаешь руну огня?
   — Понятия не имею. Клянусь, я и не подозревал, что знаю ее!
   Поймав недоверчивый взгляд Фолкена, Трэвис собрался с духом и, торопясь и перескакивая с одного на другое, выложил все как на духу: о прозвучавшем в голове голосе, когда он коснулся разбитой руны, найденной бардом в ущелье Теней, и таком же голосе, требовавшем «вспомнить Слово», когда Себарис душил его на полу коридора сгоревшей усадьбы. Единственное, о чем он умолчал, это о том, что в обоих случаях таинственный голос имел поразительное сходство с голосом его покойного друга Джека Грейстоуна.
   Выслушав несколько сумбурный и бессвязный рассказ Трэвиса, бард почесал заросший щетиной подбородок.
   — Честно признаться, в рунах я разбираюсь слабовато, — признался он. — Все мои познания не составят и десятой доли того, что известно рунным мастерам Серой башни, а те, в свою очередь, выглядят жалкими подмастерьями по сравнению с рунными магами былых времен. Я не могу сказать, что за голос говорил с тобой, но за годы странствий кое-чего поднабрался. Достаточно, во всяком случае, чтобы научить тебя не причинять вреда ни себе, ни окружающим, если он вдруг снова прорежется у тебя в башке.
   Разгладив рукой в черной перчатке землю между корнями, Фолкен пальцем вывел на ней незнакомый символ:
 
   — Это изображение руны огня, — пояснил он. — А произносится она так: «Кронд».
   Трэвис наклонился, чтобы получше разглядеть три сходящиеся линии. Символ в точности повторял изображение на разбитой руне, которой он коснулся в заброшенной башне Кельсиора.
   — Произнося имя руны, ты призываешь заключенную в ней мощь, — продолжал урок бард. — В данном случае — это мощь огня. А что из этого проистекает, ты, полагаю, забудешь не скоро.
   Трэвис содрогнулся. Внезапно он встрепенулся и в растерянности посмотрел на Фолкена.
   — Постой, как же так? Ведь ты сам только что произнес это слово! Почему же ничего не случилось?
   — Молодец, быстро соображаешь, — похвалил бард. — А теперь заткни рот и слушай меня внимательно.
   Больше Трэвис не прерывал «учителя», тем более что рассказывал тот действительно потрясающие вещи.
   — Будь одного этого довольно для извлечения скрытой в рунах силы, отпала бы нужда в Серой башне, а любой неграмотный крестьянин сравнялся бы могуществом с величайшими магами прошлого. К счастью, все не так просто. Хотя рунное мастерство изрядно подзабыто и давно вышло из моды, настоящие рунные маги встречаются до сих пор, правда, крайне редко. Чтобы освободить таящуюся в руне мощь, необходимо не только назвать вслух ее имя, но и определенным образом сконцентрировать волю. Произнести слово может любой дурак, а вот правильно сфокусировать мысленное усилие несравненно сложнее. Как правило, подготовка рунного мастера требует долгих лет, если не десятилетий, неустанного обучения и практики. Для большинства людей, — добавил он, покосившись на Трэвиса.
   Тот смущенно заерзал под насмешливым взглядом Фолкена, но язык по-прежнему держал за зубами.
   — Мне доводилось слышать истории о подмастерьях, открывавших руны, находившиеся далеко за пределами их возможностей, — продолжал бард. — Однако все описанные случаи происходили в исключительных обстоятельствах — в минуту смертельной опасности, например. Скорее всего с тобой тоже произошло нечто в этом роде. Ты попал в переплет и так напугался, что бессознательно воспользовался руной огня. А это означает, что ты должен научиться контролировать свои порывы, иначе в следующий раз может пострадать кто-то из нас или даже ты сам.
   Трэвис понурил голову. Об этом аспекте он как-то до сих пор не задумывался. Холодная волна страха окатила его, связав узлом мышцы внизу живота. «Мне не нужна эта власть! Мне не нужна никакая власть!» — рвался из глубин его существа беззвучный вопль, но в этом мире, как и в покинутом им, никому, похоже, не было дела до того, чего он хочет и чего не хочет.
   — Тогда научи меня, Фолкен, — произнес он охрипшим голосом. — Пожалуйста. Я не хочу больше никому причинять вреда.
   Бард бросил на него вопросительный взгляд, но Трэвис уже замолчал. Он не собирался ничего объяснять. Только один человек на свете смог бы понять его. Элис. Но от Элис его уже давно отделяло значительно большее, чем просто расстояние между двумя мирами.
   — Будь спокоен, Трэвис, — кивнул Фолкен после короткой паузы, — я научу тебя всему необходимому.
   Обучение продолжалось до наступления сумерек и не закончилось даже после того, как Мелия позвала всех ужинать.
   — Откуда они вообще появились? Руны, я имею в виду? — спросил Трэвис.
   Фолкен промолчал, как будто не слышал вопроса. Они уселись возле костра рядом с Бельтаном и Мелией, и только тогда бард соизволил дать ответ:
   — Легенда гласит, что в незапамятные времена бог Орлиг Однорукий похитил секрет рун у драконов и подарил его роду человеческому.
   — Орлиг? У него тоже есть свой культ?
   — Нет. Он из древних богов, существовавших задолго до того, как появились первые культы мистерий.
   Мелия уронила ложку, которой помешивала варево в котелке, и сердито посмотрела на Фолкена.
   — А что я такого сказал? — пожал плечами бард. — Это правда.
   — Знаю, — вздохнула Мелия, — только меня в последнее время что-то стали утомлять разговоры на эту тему.
   Трэвис больше ни о чем не спрашивал и открыл рот лишь однажды — чтобы выразить Мелии искреннее восхищение ее стряпней.
   В течение последующих нескольких дней путешествие к югу по территории Эридана продолжалось. Они миновали с дюжину городков и деревень. Повсюду наблюдались те же признаки запустения и упадка, что и в Гленнене. И везде присутствовали следы бесчинств приверженцев Ворона. Знаки «воронова крыла» можно было увидеть выцарапанными на каменных стенах, вырезанными на деревянных балках или даже — как случилось однажды — намалеванными запекшейся кровью на дверях давно покинутого жильцами дома.
   А через пару дней после бегства из пылающей усадьбы лорда Себариса четверым путешественникам пришлось в буквальном смысле проехать сквозь строй… мертвецов.
   День выдался пасмурным, хотя дождя не было. Время близилось к сумеркам, когда они издали заметили два ряда высоких деревянных кольев, вкопанных по обе стороны вдоль дороги. Их заостренные концы упирались в угрюмо-серое небо, как костлявые пальцы. Но придержать коней и остановиться, борясь с отвращением и тошнотой, заставили всадников не сами колья, а то, что было к ним привязано.
   Фолкен первым нарушил гробовое молчание:
   — Сколько же их тут? Десятка два, не меньше…
   — Больше, — обронил Бельтан.
   — Во имя Семерых, кто мог сотворить такое?!
   — Ни сами Семеро, ни последователи их мистерий здесь не замешаны, — тихо сказала Мелия, устремив на барда исполненный глубокой печали взор. — И ты об этом прекрасно знаешь, Фолкен — Черная Рука!
   Трэвис против воли украдкой глянул на ближайший кол и тут же отвел глаза. Солнце и ветер мумифицировали труп, превратив его в скелет, обтянутый сухой, пергаментной кожей. Руки и ноги с почерневшими иссохшими мускулами были прикручены к колу прочными кожаными ремнями. Во лбу над опустевшими зияющими глазницами уродливо чернел знак Ворона. Палачи отметили его с особой жестокостью: клеймо не только прожгло кожу, но и въелось глубоко в черепную кость. Трэвис от души надеялся, что жертва при этом испустила дух, хотя умом понимал, насколько маловероятен такой исход. Какой смысл тратить усилия на мертвеца? Нет, его привязали живым, чтобы потом он еще много дней страдал от голода и медленно иссыхал от жажды, испытывая невыносимые муки и не имея средств защититься от вездесущих стервятников. Трэвис содрогнулся, представив себе, как черные птицы, распространяя зловоние, садятся на плечо несчастному и неторопливо выклевывают глаза у еще живого человека.
   Человеческие останки были привязаны к каждому из кольев, образуя вдоль дороги своеобразное подобие парковой аллеи. Только вместо листьев и веток ветер колыхал лохмотья одежды и отслоившиеся от мертвых тел лоскуты кожи. «Отвернись,
   Трэвис! Не смотри, закрой глаза!» Но он не мог не смотреть: бывают преступления, которым нельзя оставаться без свидетелей.
   — Эй, взгляните, друзья, тут какая-то табличка к столбу приколочена, — позвал Бельтан.
   Они подогнали поближе нервничающих от запаха мертвечины коней. Текст на деревянной табличке был написан от руки крупными неровными печатными буквами — как будто писал ребенок или малограмотный:
 
   СЕ ВЕДЬМА. ВОН ЕЙ ГЛАЗА ЗА ВЕДОВСТВО
 
   — Бедняжка, — прошептала Мелия. — Вряд ли она когда-нибудь слыхала имя Сайи. Скорее всего обыкновенная деревенская знахарка или повитуха.
   — Похоже, они расправляются со всеми, кто хоть как-то выделяется из общей массы, в том числе и с калеками, — заметил рыцарь, указывая на соседний кол, где висел мужской труп, чью колченогость не мог скрыть даже достигший последней стадии распад тканей.
   Они поехали дальше сквозь зловещий частокол и вновь остановились: перед одним из кольев лежала груда полусгоревших книг. Фолкен вздохнул:
   — Так, книгочейство они тоже объявили вне закона. Да что ж такое творится?
   Частичный ответ на этот вопрос они нашли, добравшись до последнего кола. Привязанный к его вершине мертвец был так обезображен и изуродован, что в нем с трудом угадывались человеческие черты. К столбу была прибита табличка с надписью, исполненной в той же безграмотной манере:
 
   ТАКО ДА СГИНУТ ВСЕ ЕРЕТИКИ И РУНОПЛЁТЫ
 
   Трэвис недоуменно посмотрел на Фолкена.
   — Я ничего не понимаю. Зачем они это делают? Ответила Мелия:
   — Мне думается, мы только что выяснили весьма существенный аспект учения Ворона. Видимо, его последователи считают ересью буквально все: от магии и книгочейства до обычной хромоты.
   Бельтан сжал ладонью рукоять меча.
   — Одного не пойму, почему королева Эминда не положит конец этому безобразию?! Нескольких дюжин вооруженных рыцарей за глаза хватит, чтобы раз и навсегда уничтожить этот поганый культ!
   — Политика и религия не всегда совместимы, мой пылкий друг, — заметил бард. — У Эминды могут быть свои причины для невмешательства. Общеизвестно, что кровь мучеников всегда заставляет фанатиков взяться за оружие. Думаю, королева Эминда прекрасно сознает, что ликвидация культа Ворона легко может привести к волнениям и даже открытому бунту. Рыцарь недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал.
   — Предлагаю отныне огибать все населенные пункты, вплоть до самых маленьких деревушек, и вообще передвигаться с максимальной скрытностью, — подвела итог леди Мелия.
   На Трэвиса она при этом даже не взглянула, но тот понял, что на деле означали ее слова. Он машинально потер ладонь правой руки. Когда-то огнем горевшая на ней руна была сейчас не видна и давала о себе знать лишь легким покалыванием под кожей. Но что станется с ним, если она вспыхнет вновь в присутствии кого-то из последователей Ворона? Интересно, посадят его на кол живьем или прикончат на месте?
   «Почему, Джек? Почему ты так со мной поступил? Неужели ты не знал, к чему все это приведет?»
   — Пора ехать, — вывел его из раздумий голос Фолкена.
   Они тронули лошадей, и те с ходу перешли на рысь, стремясь побыстрее убраться подальше от этого ужасного места. Спустя минуту Трэвис оглянулся через плечо. На крайнем колу темнела бесформенная масса. Он отвернулся и поехал дальше, тщетно пытаясь отделаться от ощущения, что зверски казненный рунный мастер смотрит ему в спину.

51

   Уроки рунного мастерства возобновлялись при каждом удобном случае на протяжении всего пути маленького отряда, спешащего в Кейлавер, чтобы попасть туда до открытия Совета Королей По ночам на привале — будь то обнаруженный Бельтаном талатрин, сухая пещера или просто защищенный от ветра распадок — Фолкен и Трэвис усаживались в сторонке от остальных и подолгу беседовали, отвлекаясь только на ужин. Бард чертил на земле изображения различных известных ему рун, а затем называл их имена тщательно контролируя при этом ментальный всплеск, чтобы не разбудить дремлющие силы.