Файнток Дэвид. Надежда патриарха

   – Не плачь.
   – Я думал, что потерял вас.
   – Где твое чувство собственного достоинства? Ты – глава правительства.
   – Вы… – Он решительно поднял голову. – Мой глава правительства.
   Я снова отключился.
   Когда я проснулся, Арлина и трое наших парней дежурили возле меня. Я был голоден как волк. К моему Рту поднесли ложку питательной смеси.
   – Дайте мне настоящей пищи.
   – Доктор Дженили говорит…
   – Где он?
   – Я как раз здесь, – раздался голос из-за двери. – С возвращением, господин Генеральный секретарь.
   – Я… заблудился. – Возможно, так бывает всегда. Я попытался подвигать ногами, но у меня ничего не получилось. – Неудача?
   – Вы весь в гипсовом корсете. Не пытайтесь пошевелиться.
   – Чешется.
   – На самом деле? – Он внимательно на меня посмотрел.
   После секундного недоумения я вскричал от радости:
   – Я могу чувствовать! – Несмотря на его предостережения, я вовсю шевелил ступнями. Бевин пританцовывал. Глаза Ансельма блестели.
   Я взглянул на Арлину.
   – А где Дерек?
   – Напился. Майкл за ним присматривает.
   – Слава богу. Доктор, как долго мне лежать?
   – Еще три дня, даже со стимуляторами заживления. Вы должны выздороветь. Затем восстанавливающая гимнастика в течение месяца. После этого все с вами будет хорошо.
   Мои глаза скользнули к Арлине:
   – Успеем вырастить ребенка?
   Ее улыбка согрела мне душу.

16

   Если до операции время тянулось медленно, то после оно словно совсем остановилось. Я стал еще беспомощнее, чем раньше, по моему телу под одеялом змеились разные трубки. Если бы я воспользовался мобильником, задержка реплик, летящих до Земли и обратно, открыла бы мое местонахождение, и поэтому я не мог участвовать в борьбе за наши экологические законы.
   Я поговорил с Бранстэдом, но радости это не прибавило. В Сенате надежд не было. Он и Робби были твердо настроены добиваться победы, поставить все на карту. Я неохотно согласился.
   Когда Арлины не было, рядом со мной сидели Филип с Джаредом.
   Следующим вечером Тэд Ансельм не вернулся ночевать в отель. Майкл поведал об этом Арлине – возможно, со злости. Она легла спать и рассказала мне все на следующий день.
   Я расстроился сильнее, чем из-за чего-то другого. Несмотря на отдельные намеки, на которые мне следовало обратить внимание, я все-таки рассчитывал на его благоразумие.
   Зашел Дерек, немного посидел со мной.
   – Я собираюсь полететь на Землю, чтобы закончить торговые переговоры… Иногда надо быть на месте действия и держать ухо востро.
   – Зачем это? – улыбнулся я.
   – Там без меня могут потратить последний юнибакс. Ник, мы отправляем многие тонны зерна… – Он покачал головой. – Огромное количество, и у твоих представителей не будет другого выхода, кроме как это купить. Впрочем, только внеземные перевозки Флота могут сохранить какое-то подобие торгового баланса.
   – Понаслаждайся, пока есть возможность. Через несколько лет наша продукция…
   – Ты это уже говорил. Надеюсь, что на этот раз так и будет.
   – В самом деле? Вы имеете нас, когда только хотите.
   – В конце концов, наши интересы совпадают с вашими. Большинству из нас это известно. – Он посмотрел на часы.
   – Когда ты отбываешь?
   – Сегодня вечером.
   Не было никаких причин чувствовать себя преданным. Абсолютно никаких.
   – Что ж, ладно. – За предыдущие годы мы провели вместе очень много времени. – Майкл расстроится.
   – Ник, могу я дать тебе совет?
   – Конечно.
   – Ты его слишком сильно пугаешь.
   – Я? О чем это ты говоришь? – Я на самом деле его наказывал, но запуганным его вряд ли можно было назвать.
   – Он потерял Алекса. Несмотря на его горе, ты сумел проникнуть к нему в душу и заставить его доверять тебе. А потом стал грозиться прогнать его.
   – Это же он убежал из нашего дома, а не…
   – Ник, вспомни, как покинул его Алекс. Некоторое время я молчал. Потом сказал:
   – Я так много для него значу?
   – Он уныло слоняется по отелю, весь несчастный и заплаканный.
   – Он нуждается в антидепрессантах.
   – Он нуждается в тебе.
   – Я не психотерапевт. Все это…
   – Гардемарин Ансельм докладывает, сэр. – В дверях стоял Тадеуш. Голос его звучал агрессивно, форма была грязной и помятой.
   – Как ты посмел показаться мне на глаза!
   – Следует ли мне отправиться в отель?
   – Где ты шлялся?
   Хотя это неважно. Одно распоряжение он нарушил слишком много раз.
   – Большей частью на нижних уровнях.
   – Уйди с глаз моих долой. Подумаю, что с тобой; делать.
   – Слушаюсь, сэр. – И он ушел.
   – Что бы ты с ним сделал? Он пожал плечами:
   – Никогда не занимался воспитанием гардемаринов.
   – А кроме них?
   – Он и правда не слишком сильно отличается от Майкла. Молодой, одинокий, так же переживший утрату.
   – Мы все пережили утраты, Дерек. И он не мой сын.
   – Так что же ты с ним нянчишься? – Я ничего не ответил. – Когда-то давно ты спасал их… Нас.
   – Мне больше нечем поделиться.
   – Ты уволишь его со службы?
   – Не представляю, как этого избежать.
   – Проклятье, Ник! Флот – это ж не только физические упражнения и порка. – Дерек сильно гордился своей пятилетней службой по контракту. – А как насчет милосердия?
   – Им не следовало производить его в гардемарины. Он не готов.
   – Не разрушай его жизнь.
   – Он сам ее разрушает. Дерек ничего не ответил.
   Смотря по голографовизору «Мир новостей», я увидел Джеренса Бранстэда. Он говорил очень убедительно. Дескать, мы победим на Ассамблее, и в Сенате у нас преимущество в шесть голосов. Было бы на самом деле так.
   Гипсовый корсет с меня сняли. Я мог двигаться – медленно, осторожно, только благодаря лунному тяготению в одну шестую обычного. Земная сила тяжести разнесла бы вдребезги мой выздоравливающий позвоночник.
   Ко мне зашел Майкл:
   – Не увольняйте его со службы. Пожалуйста.
   – Это ты дал знать Арлине о его отлучках?
   – Да. – Он весь сжался.
   – Жалеешь о том, что сделал?
   – Да. – Он чуть-чуть распрямился. – Мистер Кэрр говорил со мной.
   – Почему ты так ненавидишь Ансельма?
   – Потому что вы его так любите! – Он ударил рукой по столу. – Что бы я ни сделал – все нехорошо. – В голосе его нарастала горечь. – Послушайте! Да, я не из числа ваших несчастных кадетов. Я не ношу эту прокл… униформу и не становлюсь поминутно по стойке «смирно». Я не бормочу «слушаюсь, сэр» и не подпрыгиваю перед каждым офицером. Но Ансельм это делает, и потому вы его уважаете.
   Потому, что он так мне нравится. Я стал так и сяк прикидывать. Ансельм вновь разочаровал меня, привел в ярость. Он уже набрался опыта как гардемарин и знал, на что идет. И это был не первый его проступок.
   Однако…
   Он мне так нравился.
   – Майкл, я не жду, чтобы ты вел себя как гардемарин. И мне жаль, что я так болен.
   – Какое это имеет… – Он резко замолчал, и на глазах у него заблестели слезы.
   – Подойди, возьми меня за руку. – Мы посидели рядом, вполне мирно. Потом я сказал:
   – Мне нравится, кем ты становишься, Майкл.
   – Вы все меня воспитываете. «Сиди прямо». «Оставь этот тон». «Веди себя как следует».
   – А ты знаешь, как сделать, чтобы твои дети походили на тебя? – Он покачал головой. – Сделать их внушающими симпатию.
   – И вы именно этим занимаетесь, мистер Сифорт?
   – Стараюсь. И я тебе уже велел не называть меня так. – Я же обратился с заявлением об опекунстве. И получил положительный ответ.
   – Как же мне следует вас называть? Папа у меня есть.
   – Па. Отец. Сэр.
   – Вы правда так серьезно к этому относитесь?
   – А ты – нет? – недоуменно спросил я. Несколько мгновений он сидел молча. Потом спросил:
   – Можно сказать правду? – Я кивнул. – Да, серьезно. Я бываю не в себе иногда. Папы не стало, и. я рад, что рядом есть кто-то, кто понимает меня. Я буду звать: вас, как вы хотите, только не «папа». Никогда. Моим отцом навсегда останется он.
   – Ничего подобного мне и не надо. – Я гордился этим мальчиком.
   – Я попробую «па», но это будет непросто. А что касается гардемарина… Он хорошо со мной обращался, когда вы сказали, что он будет за меня отвечать.
   – Это было мое решение. Я подумаю над этим.
   – Да, сэр. Па.
   Арлина думала, что я уволю Ансельма со службы. Как и обычно, она высказала свою точку зрения, но не стала ее навязывать, осознавая, что я и так слишком часто следовал ее советам.
   – Он и сам все прекрасно понимал, – сказала она. – И все равно пошел на это. А если бы он был на корабле?
   – Но ведь не был. – Я беспокойно заездил по палате.
   – Никакой разницы.
   Мне по-прежнему не хотелось делать то, что я должен был.
   Дерек пришел сказать «до свидания» днем. Фити и Джаред должны были зайти вечером. Я вызвал гардемарина, чтобы покончить с нашей конфронтацией.
   Ансельм пришел в мою палату, и под глазами у него были мешки.
   Я не стал досаждать ему любопытными взглядами.
   – Пил, конечно?
   – Ходил от одного бара к другому. На нижнем уровне их полно.
   – У меня вызывает отвращение…
   – Но я не выпил ни рюмки.
   – Тем не менее ты…
   – Ни одной.
   – Перестань меня перебивать! – закричал я.
   – Потому я и ходил. Чтобы напиться подсознательно.
   – Ты не в своем уме? – Капитан должен быть для гардемарина подобным Богу: внушающим благоговейный страх, недоступным. Его нельзя перебивать. А как Генсек я был настолько выше любого капитана… и все же он совсем со мной не считался.
   – Думаю, да. – Его глаза встретились с моими. – Я не забыл ваших приказов. Вы велели докладываться около полуночи. Я решил это проигнорировать.
   – Ты оставляешь мне мало возможностей для выбора. Знаю, сэр. – Голос его был полон сожаления. – Заканчивайте с этим.
   – Отлично, ты… «Уволен», – чуть не сказал я.
   – Почему ты пил?
   – Я хотел узнать, смогу ли остановиться. И в этот раз у меня получилось. Сначала я не мог выдержать всю ночь. Хотелось виски, и меня так выводило из себя, что я не могу его выпить, что все остальное теряло всякий смысл, – горько промолвил он. – Теперь у меня будет много времени для выпивки.
   Мой голос был спокойным:
   – Ансельм, я не могу рискнуть и оставить тебя командовать кадетами или отделением матросов. Тебе это не по плечу. Как Главнокомандующий Вооруженными Силами Организации Объединенных Наций я отменяю твое повышение в звании.
   – Я уволен.
   – Нет, ты снова кадет. У него отвисла челюсть.
   Это была единственная альтернатива, которую я видел. Отпустить его с менее мягким наказанием явилось бы оскорблением для его товарищей. И он знал это. Однако я не был готов снять с себя всякую ответственность за него.
   – Вы можете это сделать?
   – Только что сделал. И, конечно, порка. Доложи флотскому интенданту и получи серую униформу. Затем пойди к Арлине, чтобы она тебя наказала.
   – Миссис Сифорт? – Он побелел.
   – Я мог бы послать тебя к дежурному офицеру Лунаполиса, но это привлечет внимание к моему присутствию здесь. После этого, думаю, тебе не захочется повторять свои фокусы.
   Уж Арлина об этом позаботится. Она была первым лейтенантом на «Веллингтоне» и на проступки гардемаринов отнюдь не смотрела сквозь пальцы.
   – Придется тебе поумерить свой пыл, Ансельм. Кадеты – как дети. Будешь называть все что движется «сэр» или «мэм». Я без колебаний буду требовать соблюдения обязанностей кадета.
   – Да, сэр!
   – Это недостойное поведение связано с тоской по отцу?
   – Я не знаю. – В глазах его была мука.
   – Ты хотел показать ему свои отметки, да? Отлично, мы так и сделаем. Напиши ему письмо.
   – Что?
   – Ты меня слышал. Письмо с рассказом обо всем, что случилось после его гибели. Адресуй ему. Расскажи, как ты себя вел и как это оцениваешь. Ничего не пропускай.
   – Вы не можете заставить меня это сделать.
   Зазвонил мобильник, но я не обратил на него никакого внимания. Неуверенно, с помощью двух больших дюралюминиевых палок, которыми меня снабдили, я поднялся с кровати.
   – Не могу, кадет? – Я дал ему легкий подзатыльник. Это было напоминанием о его статусе и возымело действие.
   Он стушевался.
   – Слушаюсь, сэр, – подавленно прошептал он.
   – Свободен. Получай серую униформу.
   Дерек посторонился в дверях, чтобы дать ему пройти.
   – Очень интересно.
   – Долго ты слушал?
   – Немного. Я решил, что если бы ты хотел конфиденциальности, то закрыл бы дверь. – Он сменил тему:
   – Ник, мой шаттл отбывает в восемь. Осталось два часа.
   – Я тебя еще увижу?
   – Сомневаюсь. Мой корабль уходит в полет через неделю, и до этого я буду по горло занят переговорами.
   – Буду скучать по тебе.
   – И я тоже. Ты не полетишь снова на Надежду?
   – Вряд ли. С годами я не становлюсь моложе.
   Мы внимательно посмотрели друг на друга, словно старались запомнить.
   – Мы на самом деле прощаемся? – неуверенно спросил он.
   – О, Дерек!.. Мобильник зазвонил снова.
   – Это было… – Он не успел закончить фразу. В палату быстрыми шагами зашла миссис Гоу:
   – Мистер Бранстэд говорит, что отчаялся дозвониться до вас. Вы игнорируете телефон?
   – Секундочку, Дерек. Алло?
   – Включите новости! – паническим голосом произнес Бранстэд.
   Я неуклюже развернул голографовизор, включил «Мир новостей»:
   «…считается без вести пропавшим и, по всей вероятности, погибшим в своем вашингтонском доме, где он проходил лечение после ранений, полученных при взрыве бомбы в Ротонде».
   Я постарался сесть прямо и застонал от боли.
   «Спасатели говоря, что ввиду интенсивности лазерной атаки найти тело в дымящихся руинах шансов нет. Генсек Сифорт прославился как неутомимый борец с враждебной человечеству расой – так называемыми космическими рыбами. Он родился в Кардиффе, Уэльсе, в…»
   – Господи Иисусе!
   Камера начала показывать груды развалин. Несколько фрагментов наружной стены сохранилось. От дома ничего не осталось.
   – Аминь, – сказал Бранстэд.
   – Кто? Почему?
   – Лазеры, сверху. Оборонные компьютеры говорят, что или с околоземной станции, или с «Галактики». Сейчас они находятся так близко друг к другу…
   – Кто исполнял обязанности начальника станции?
   – Адмирал Хой. Но это еще не все. Адмиралтейство в Лондоне перехватило радиограмму. Ровно час назад «Галактика» послала на околоземную станцию космическую шлюпку, полную матросов. Они штурмовали гражданский центр управления.
   – Господи!
   Меня крепко схватили за руку пальцы Дерека.
   – Где ваш пистолет?
   – Не сейчас, дружище. Что с околоземной станцией Флота?
   – Где он?
   – В ящике. Командный пункт Флота на станции отвечает?
   – Я не могу связаться с адмиралом Хоем.
   Дерек скользнул к двери, открыл ее толчком и занял позицию снаружи, поблескивая моим заряженным лазером. Чувствовать себя в безопасности мы больше не могли.
   Дверь плавно закрылась.
   Бранстэд сказал:
   – Очевидно, во главе государственного переворота стоит капитан Стангер. Он направил ультиматум в Сенат и Ассамблею, командованию службы безопасности ООН. Якобы мы должны немедленно отказаться от экологического законодательства. Генсек Валера должен прибыть на «Галактику» не позднее среды, или их лазеры выжгут столько городов, сколько понадобится для подавления сопротивления. Он желает получить ответ в течение шести часов. Первой целью является Ротонда.
   – А что, Дубровик в Лунаполисе? – Адмирал командовал базой Флота на Луне, с противоположной стороны.
   – Если вы помните, он в отпуске по болезни. У него травма. Исполняет обязанности командира капитан Симович. Но я и до него не могу дозвониться.
   – Самый настоящий мятеж, – горько промолвил я.
   – Это, если нам повезет, сэр.
   – Повезет? – взорвался я. – А как еще это можно назвать?
   – Революцией.
   Все вокруг меня поплыло. Я попытался собраться с мыслями:
   – Сколько у нас кораблей?
   Нескольких секунд молчания в трубке хватило, чтобы едва не свести меня с ума. Наконец сопровождаемый потрескиванием голос Бранстэда сообщил:
   – В Солнечной системе – не о чем и говорить. «Мельбурн» на Титане, и на нем полно туристов. «Новый Орлеан» ждет ремонта на околоземной станции. Да вы и так все знаете.
   В это время практически весь Флот был занят перевозками между колониями и Солнечной системой. Нам отчаянно не хватало кораблей.
   Капитан Стангер все рассчитал очень точно. Ирония же заключалась в том, что корабль, которым он командовал, я мог бы использовать против него.
   – Вы не можете дозвониться до Хоя? – Я был подобен утопающему, который хватается за соломинку. – Возможно ли, что он еще наш человек?
   – Маккей был убит. Наверное, как раз для того, чтобы заменить его Хоем.
   Я простонал. Меня предупреждали, но я ничего не замечал. Предупреждали, что на Флоте разочарованы нашей политикой. Я не обращал на это внимания. Предупреждали, что наши офицеры становятся все более политизированными. И это я игнорировал тоже.
   И теперь из-за моей глупости все рухнет.
   – Сэр, что теперь?
   – Вы в Ротонде? Выходите, пока они не сровняли ее с землей.
   – У меня еще есть время.
   – Мы будем бороться?
   Дверь открылась.
   Я рассмеялся горьким клекочущим смехом:
   – Каким оружием? У нас нет кораблей, нет командования, и лазеры нацелены прямо на нас.
   Вошла Арлина, за ней Бевин.
   – У службы безопасности ООН есть оборонительные лазеры, – проговорила она зловеще. – Воспользуйтесь ими. Вышвырните «Галактику» из Солнечной системы.
   – Вы слышали?
   – Их ультиматум на всех экранах.
   Джеренс услышал, что она сказала. Голос его в трубке стал напряженнее:
   – Господин Генеральный секретарь, имейте в виду, что на этой неделе «Галактика» взяла на борт пассажиров. На ней уже две тысячи гражданских.
   – Уничтожь его корабль. Это мятежники, – резко промолвила Арлина.
   Еще никогда в истории Флот не позволял в себе кому-нибудь усомниться. И вот расплата за два столетия честной службы.
   – Это будет массовое убийство, – сказал я.
   – Меня это не беспокоит.
   – Мы не можем этого сделать.
   Держа руки на бедрах, она посмотрела на меня сверху вниз:
   – И что тогда? Капитуляция? Я не знал, что…
   – Джеренс, кто с нами?
   – Пока не могу сказать. Все произошло так быстро – Он медленно, глубоко вздохнул. – Скорее всего, ВВС ООН – если они узнают, что вы живы. Надеюсь, еше командование Адмиралтейства. Однако это они утвердили назначение Симовича и Хоя на их должности. Они не надежны.
   – А общественное мнение?
   – Люди думают, что вы мертвы. Службы новостей теперь ворошат прошлое. Как говорили древние, «о мертвых ничего, кроме хорошего».
   – За нас будут колонии, беспризорники, «зеленые».
   – Совершенно верно. И ни у кого никакого оружия. А у них будет Сенат, половина Ассамблеи и Флот. Они разобьют…
   – Не посмеют!
   – В их распоряжении силы Флота: базы в Лунаполисе и на околоземной станции, а также «Галактика», самый крупный корабль, к тому же близ Земли. У них абсолютное преимущество в лазерном вооружении. Сэр, надо вызвать гражданское сопротивление. Объявите, что вы в Лунаполисе и приступаете к исполнению своих обязанностей. Тем вернее будут на нашей стороне ВВС ООН.
   – Как объявлю? С больничной койки?
   – Мы не будем говорить, что вы в госпитале. – Он помолчал. – Вы улетели с Земли на совещание и берете решение всех вопросов под личный контроль.
   – Это будет ложью.
   – Господин Генеральный секретарь, идет война.
   – Нет, не война! – закричал я.
   Мы не могли воевать с собственным Флотом. Это было бы гнусно. У меня заболела спина.
   – Пусть этим занимается Валера, – выдохнул я.
   – Вы как-то несерьезно к этому относитесь. Он перебежит к ним через минуту. Он мнит себя едва ли не пупом Земли.
   – Тогда давайте поговорим со Стангером. Арлина покачала головой:
   – Если ты только дашь ему знать, что ты жив, он устроит массовую облаву или, что еще хуже, лазерную атаку.
   – Подождите, – сказал Джеренс. – Тут кое-что показывают по общественному информационному вещанию ООН. – Последовала долгая пауза. – Валера рассказывает про ультиматум Стангера. Говорит, что принимает его, чтобы спасти Объединенные Нации. – Пауза. – Чтобы спасти человеческие жизни. Якобы введен в заблуждение «зелеными» политиками…
   – Сукин сын!
   – Сожалеет о гибели Генсека, и так далее… Ублюдок! – Голос Бранстэда звенел от ярости. – Как действующий Генсек он приказывает ВВС ООН и Адмиралтейству не оказывать сопротивления, пока ситуация не прояснится.
   – Уже прояснилась!
   Послышалась длинная вереница ругательств Джеренса.
   – Валера поддерживает контакт со Стангером. «Галактика» не будет вести огонь по Ротонде. Он созывает в семнадцать часов совместное заседание Сената и Ассамблеи, чтобы провалить пакет экологических законов. Перед. этим он выступит с заявлением.
   Я скатился с кровати, забыв о предупреждающих болевых сигналах.
   – Арлина, мою одежду. Бевин, найди в госпитале мобильник с видеорежимом. Установи его напротив белой стены. Не хочу, чтобы по фону съемки кто-нибудь мог догадаться, где мы находимся. Живо! Джеренс, задействуй сети для экстренного сообщения.
   – По какому праву? Валера ни за что…
   – Специальное правило 3-18, ты знаешь. В такой сумятице никто не посмеет остановить тебя. Скорее, они подумают, что это должен звонить Валера.
   – На какое время?
   – Шестнадцать тридцать по восточноамериканскому времени. – Я посмотрел на часы. Два часа. – Мы будем передавать сигнал тебе. А ты его ретранслируешь. – Возможно, благодаря этому удастся скрыть настоящее место съемки.
   – Что вы собираетесь…
   – Я обращусь ко всему миру. Они не распустят мое правительство. Они не лишат меня власти! – В ярости я встряхнул свежую рубашку. – С этого момента вступаем в борьбу, Джеренс. Если потеряешь контакт со мной, звони через Джеффа Торна в Лондоне. Он будет на нашей стороне, что бы ни случилось.
   – Да, сэр.
   Я отключился.
   – Почему вы не в постели? – Доктор Дженили вошел в палату вслед за Дереком.
   – Оставьте нас наедине. – Твердым голосом сказал я.
   – Я вам говорил: пятнадцать минут в день. Если больше – вы себя погубите.
   – У нас кризис.
   – Меня это не волнует. Вы проходите курс лечения стимулятором роста. Санитары заберут вас…
   – Вон! – взревел я. – Сию же минуту!
   Он ретировался, шокированный и чрезвычайно обиженный одновременно.
   – Бевин, закрой дверь! – Я начал натягивать на ноги штаны, а на моем лице стала прорисовываться маска спасителя человечества.
   Я сидел в зале заседаний госпиталя, потирая колено и радуясь, что оно снова болит.
   Ну, и что их там, в этом аду Господнем, задерживает? Связь должна быть вот-вот установлена.
   – Джеренс?
   Ответа не последовало. Я вытер вспотевшие ладони.
   «Галактика». Я постарался погасить ее образ перед моим мысленным взором. Наш великолепный новый корабль, с богато отделанными сверкающими коридорами, элегантными каютами для пассажиров. Неутомимый интендант и его служки, выполняющие все пожелания клиентов. Учтивые молодые гардемарины, спешащие по своим делам таким быстрым шагом, что вот-вот перейдут на бег, за который они могут заработать внеочередные наряды. Лазерные башни, поблескивающие на куполе.
   И на сверкающем капитанском мостике – раковая опухоль, распространяющая метастазы и проникающая в горячо любимый мною Флот.
   И хуже всего было то, что я получал об этом предупреждения. Робби Боланд говорил мне, что с Флотом творится неладное. И Хазен говорил. Даже Дерек. Но в своем упоении Генсековской властью я все это игнорировал.
   У меня под носом преданных нам адмиралов заменяли нужными людьми. Дубровик был ранен и убран с дороги. Потом Маккей. Напрасно я спрашивал Бранстэда, на самом ли деле это несчастный случай. И никакого расследования я не провел.
   Не желая сталкиваться с вызывающими тошноту политиканами, я не занялся ни вставшим в оппозицию Адмиралтейством, ни политизированными офицерами, ни глупостью при сооружении «Галактики», ни прекращением строительства новых кораблей.
   Я оставил их наедине с собственными страхами и проблемами.
   Из-за моей самоуверенной слепоты поднялось восстание.
   Если я оставлю клинику, то рискую навсегда остаться парализованным. И ни в коем случае не смогу вернуться на Землю, чтобы руководить ответными действиями моего правительства.
   Хотя какая разница? Будь у меня больше подвижности – что бы я смог сделать?
   Уйти в отставку. Принять последствия моей глупости.
   Нет. Пока нет.
   Я доиграю эту пьесу до конца.
   У меня не было времени писать свою речь. Я собирался говорить без всяких шпаргалок. Попрошу мир о помощи, попрошу о времени для разрешения кризиса. Призову к терпению. Это было все, что я мог сделать.
   Шестнадцать тридцать. На линии связи с Ротондой – тишина.
   Напротив меня в зале заседаний, вне поля зрения голографокамер, сидят Арлина, Дерек, Майкл и два серьезных молодых человека в серой униформе. Ансельм вернулся с базы Лунаполиса должным образом одетый. Если он и был возмущен насильственным возвращением в детство, то никак этого не показывал. Возможно, государственный переворот заставил его забыть обо всем. Он сказал, что при получении новой униформы на базе не заметил ничего необычного. Интересно.
   Я посмотрел на голографокамеры. Я был одним из немногих среди общественных деятелей, кто ненавидел съемки и редко в них участвовал.