Страница:
разрыву переговоров. После телеграммы Гинденбурга германская делегация дала
понять советской стороне, что та неправильно истолковала первоначальное
германо-австрийское заявление об отказе от аннексий и ошибочно посчитала,
что "мир без аннексий отдаст им польские, литовские и курляндские губернии".
Немецкая сторона указала, что "даже при условии заключения мира с нынешним
русским правительством силы Четверного союза и дальше будут оставаться в
состоянии войны" на Западном фронте, "и поэтому немецкая сторона не может
взять на себя обязательств" вывести войска из оккупированных русских
территорий в определенный срок.
Немцы указали также, что Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и
Эстляндия наверняка "выскажутся за
156
политическую самостоятельность и отделение" от России (и так дали
понять, что вопрос об отделении и оккупации германскими войсками этих
территорий, собственно, уже предрешен)57.
По мнению германского верховного главнокомандования, присутствие войск
в оккупированных провинциях должно было продолжаться несколько лет. Это
крайне возмутило Иоффе; и под конец вечернего заседания 13 (26) декабря
стало ясно, что стороны на грани разрыва. Кюльман, правда, дал понять, что
не поддерживает требования германских военных и скорее уйдет в отставку, чем
разорвет переговоры из-за разногласий по вопросу об аннексиях.
Австро-венгерская делегация также намерена была подписать мир любой ценой.
Вечером этого дня Чернин информировал германскую делегацию, что в случае
разрыва немцами переговоров с большевиками Австро-Венгрия подпишет
сепаратный мир58. На следующий день Чернин уведомил об этом
Кюльмана в личном письме59.
Утром 14 (27) декабря на совещании, где присутствовали Иоффе, Каменев и
Покровский, с одной стороны, и Кюльман, Чернин и Гофман, с другой, М. Н.
Покровский указал, что нельзя "говорить о мире без аннексий, когда у России
отнимают чуть ли не 18 губерний". Гофман вновь возразил на это, что, пока
война на Западе продолжается, немцы не могут очистить Курляндию и Литву,
поскольку эти территории являются частью их военных ресурсов. После же
окончания войны "судьба оккупированных областей должна быть решена на
основании принципа самоопределения народов"60. На дневном
заседании, открывшемся в 17 часов, Иоффе потребовал поставить пункт об
отказе от аннексий первым пунктом договора. Согласно советскому проекту,
Россия должна была вывести "свои войска из оккупированных ею областей
Австро-Венгрии, Турции и Персии, а силы Четверного союза -- из Польши,
Литвы, Курляндии и других областей России". Населению этих областей в
течение короткого, точно оговоренного времени должна была быть предоставлена
"возможность принять полностью независимое решение о присоединении к тому
157
или иному государству или об образовании самостоятельного государства",
причем все иностранные войска должны были быть выведены. Германский проект
однозначно предполагал признание Россией независимости Польши, Литвы,
Курляндии, Эстляндии и Лифляндии, не требовал проведения референдума по
вопросу об отделении от России, оставлял открытым вопрос о выводе с этих
территорий германских войск, настаивая, однако, на выводе русских. Все
вышесказанное относилось и к Финляндии61.
На следующий день советская делегация заявила, что покидает
Брест-Литовск, поскольку ранее предполагала, что "германцы просто откажутся
от всей занятой ими территории или выдадут ее большевикам". 15 (28) декабря,
на последнем перед новым (по новому стилю) годом заседании, договорились
все-таки о том, что в Бресте будет образована комиссия для разработки
подробного плана оставления оккупированных областей и организации
голосования. Это было временное решение проблемы, позволявшее обеим сторонам
считать, что в переговорах наблюдается некоторый прогресс.
После этого делегации разъехались по домам, чтобы доложить своим
правительствам о ходе переговоров. Но не успели они уехать, как пришли
тревожные сообщения сначала о беспорядках в Крейцнахе, где тогда находилась
ставка германского главнокомандования, а затем в Берлине. В первых числах
января по новому стилю антигерманские демонстрации начались в Будапеште. В
германском консульстве демонстрантами были выбиты стекла.
Чернин был в панике, так как понимал, что в случае возникновения
серьезных беспорядков большевики расценят их как начало революции и оборвут
переговоры. Действительно, именно в эти дни Петербургское телеграфное
агентство призвало германских солдат "не подчиняться приказам и сложить
оружие". Немцы рассматривали эти воззвания "как грубое и нетерпимое
вмешательство" Советов в германские внутренние дела62 и не
исключали, что большевики уже не вернутся в Брест. В этом случае Центральные
державы собирались объявить "перемирие прекра-
158
щенным и стали бы выжидать", не заявляя об окончании переговоров. 3
января по н. ст. советское правительство для оттяжки времени и заведения
переговоров в тупик телеграфировало Гофману в Брест-Литовск, что "считает
необходимым вести переговоры о мире на нейтральной территории" и предлагает
"перенести переговоры в Стокгольм", а ответа германского правительства по
этому пункту "будет ожидать в Петербурге". Германский план скрытых аннексий
под предлогом самоопределения советским правительством был также отвергнут,
как противоречащий "принципу национального самоопределения даже в той
ограниченной формулировке, которая дана" в самом германском проекте
соглашения63.
Против перенесения переговоров в Стокгольм весьма энергично возразил
император64. 4 января по н. ст. Г. Герт-линг сообщил об этом на
заседании главной комиссии рейхстага и заявил, что поручил Кюльману ответить
на советское предложение решительным отказом65. Немцы не
исключали, что переговоры будут разорваны 7 января по н. ст.66
Однако 4 января по н. ст. советское правительство пошло на попятную и
согласилось отправить в Брест делегацию, теперь уже во главе с Троцким (и
Карелиным, представлявшим левых эсеров), высказав при этом уверенность, что
о переносе переговоров на нейтральную территорию стороны без труда
договорятся в Брест-Литовске67. Было ясно, что эта фраза написана
для того, чтобы спасти лицо68.
Когда выяснилось, что советская делегация прибывает во главе с Троцким,
радости Кюльмана и Чернина не было предела, и это показывало до какой
степени они были удручены возможностью разрыва69. 27 декабря (9
января) конференция возобновила работу70. Относительно замены
Иоффе Троцким ходили разные слухи. Согласно одной версии, Иоффе был снят,
так как не сразу разгадал "дипломатическое коварство" Центральных держав в
вопросе о самоопределении наций. По другой -- будущий левый коммунист Иоффе
сам отказался возглавлять делегацию на переговорах, где обсуждалась
возможность подписания аннек-
159
сионистского мира. К тому же Иоффе изначально ехал в Брест против своей
воли, уступая просьбе Троцкого71.
Так или иначе, советское руководство считало, что лучше Троцкого никто
не смог бы затягивать переговоры в надежде на скорую революцию в Германии и
Австро-Венгрии72. По свидетельству военного консультанта
советской делегации генерала А. А. Самойло, "на заседаниях Троцкий выступал
всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу, и полемика между
ними часто принимала острый характер", а переговоры "выливались, главным
образом, в ораторские поединки между Троцким и Гофманом, в которых время от
времени участвовали Чернин и Кюльман"73.
Советские делегаты тянули время, бесконечно настаивая на перенесении
переговоров в Стокгольм, и немцам вскоре стало ясно, что самим переговорам
Троцкий не придавал "никакого значения", что его интересовала пропаганда
большевистской программы мира, причем тон его "с каждым днем становился все
агрессивнее"74. Этому было, разумеется, свое объяснение: все
усиливающаяся (как по крайней мере казалось революционерам) волна
беспорядков в Германии и особенно в Австрии, где катастрофически обстояло
дело с продовольствием. Забастовочное движение, вызванное сокращением
рациона муки и медленным темпом мирных переговоров в Бресте, охватило Вену и
окрестности. Австрийские власти в полном отчаянии обратились за помощью к
Германии, прося немцев "присылкой хлеба предотвратить революцию, которая
иначе неизбежна". Но Германия сама была уже на грани голода, и 4 (17) января
австрийская просьба о поддержке хлебом была отклонена75.
Катастрофа казалась теперь неизбежной уже не только Чернину, но и
Кюльману76. Правительство Австро-Венгрии было в
панике77.
Однако в игре стран Четверного союза неожиданно появилась крупная
козырная карта: выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали
препятствие, о которое споткнулась столь блистательно начатая брестская
160
политика. Этим камнем преткновения стала независимая Украина,
"единственное спасение", как назвал ее Чернин.
Немцы не сразу оценили те громадные преимущества, которые дала им
самостоятельная украинская делегация. Первые германские дипломатические
сообщения об украинцах в Бресте были сдержаны. МИД предостерегал германскую
делегацию от "кокетничания" с украинцами, так как это могло негативно
сказаться на германской политике в отношении Польши, где антиукраинские
настроения были достаточно сильны и где Германия должна была исходить прежде
всего из интересов своего союзника, Австро-Венгрии. Гофман считал, что
"выяснение отношений с украинцами является внутренним делом
русских"78. "Что касается роли украинцев в мирных переговорах, --
сообщалось в телеграмме от 8 (21) декабря, -- то, если это не вызовет
раздражения у русских, с нашей стороны не будет возражений против того,
чтобы рассматривать их как представителей равной русским самостоятельной
власти". Когда же "украинцы нашли общий язык с Калединым и другими
противниками большевиков", германские дипломаты с тревогой указали им, что
"из-за этого в опасность попадают не только теперешние переговоры и
заключение мира, но и дело будущей реализации украинской самостоятельности",
поскольку сомнительно, что кто-либо кроме большевиков "признает
самостоятельность Украины" (сами немцы готовы были пойти на это лишь с
согласия советского правительства)79.
Изменение германской позиции было вызвано прежде всего угрозой Чернина
подписать с Россией сепаратный мир без Германии. Для немцев такое заявление
было неприятной неожиданностью. "Австрийский сепаратный мир был бы,
по-моему, началом конца для нас, -- писал Кюльман. -- Надежда победить
оставленную в изоляции Германию побудит Антанту драться до последней капли
крови"80. Военные придерживались иного мнения: с военной точки
зрения, комментировал Людендорф сообщение о намерениях Чернина, такой
сепаратный мир не имел бы для Германии никакого значения. Но поскольку
Австро-Венгрия исходи-
ла теперь из собственных, а не союзнических интересов, Германия снимала
с себя обязанность исходить из интересов Австро-Венгрии. Людендорф поэтому
предложил начать сепаратные переговоры с Украиной, чтобы "в скором времени
заключить с нею мир", даже если за-этот мир, в ущерб интересам
Австро-Венгрии и Польши, Украине придется передать ряд территорий, в том
числе Холмскую область (Польши) и Восточную Галицию (Австро-Венгрии).
Ознакомившись с предложением Людендорфа, германское правительство
пришло к выводу, что для Германии "более важным с точки зрения военных
интересов является скорейшее заключение договора с Украиной, а не
удовлетворение австро-польских желаний", поскольку "вопрос о Восточной
Галиции касается только Австрии и Украины" и в нем немцам "не надо
поддерживать ни одну из партий"81. 1 января по н. ст. Людендорф
телеграфировал Гофману в Брест исходные условия для переговоров с
украинцами: независимость Румынии; согласие "идти навстречу желаниям
украинцев, если они касаются Австро-Венгрии и Польши"; согласие украинцев
признать действующее уже соглашение о перемирии с Россией и присоединение к
этому соглашению. В заключение Людендорф рекомендовал Гофману "провести
предварительные обсуждения с украинской делегацией и идти ей навстречу по
любому поводу"82.
Идею сепаратных переговоров с украинцами энергично поддержал германский
император83, и хотя 3 января по н. ст. выяснилось, что прибывшая
в Брест украинская делегация84 не имеет полномочий на подписание
соглашений, на следующий день неофициальные переговоры
начались85. Украинская делегация указала, что относится
безразлично к месту ведения переговоров; что уполномочена вести сепаратные
переговоры от имени независимой Украинской республики; претендует на
северную часть Бессарабии и южную половину Холмской губернии; не настаивает
на открытости переговоров и принимает принцип обоюдного невмешательства во
внутренние дела86. "Украинцы сильно отличаются от русских
делегатов, -- записал Чер-нин в дневнике. -- Они гораздо меньше
революционны,
162
обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше
интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а
искллючительно об Украине".
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела
использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами,
заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах
как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять
к обеим сторонам территориальные претензии. Германии же и Австро-Венгрии
важно было "вбить клин" между украинской и советской делегациями и,
используя противоречия двух сторон, подписать сепаратный мир хотя бы с одной
Украиной . 6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины
и Четверного союза украинцы объявили о провозглашении Радой независимости
Украины и о том, что Украина не признает над собою власти СНК. Вместе с тем
украинская делегация указала, что Украина признает лишь такой мир, под
которым будет стоять подпись ее полномочных представителей (а не членов
советского правительства), причем готова подписать с Четверным союзом
сепаратный мир даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия .
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное
заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для
присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман
предложил советской делегации подписать сепаратный мир, а Чернин, от имени
Четверного союза, согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания
договора проходил не в Брест-Литов-ске, а в каком-то другом месте,
определенном позже . На пленарном заседании 10 января по н. ст. Германия и
Австро-Венгрия признали самостоятельнсть прибывшей в Брест украинской
делегации и поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о
независимости Украины. Троцкий, в этом вопросе согласился с немцами и
австрийцами, указав, что "при полном соблюдении принципиального признания
права каждой нации на самоопределение, вплоть до полного отделения",
советская делегация "не ви-
163
дит никаких препятствий для участия украинской делегации в мирных
переговорах" и признает представительство украинцев90.
Считается, что Троцкий допустил ошибку, так как это признание
автоматически поставило вне закона прибывшую в Брест-Литовск делегацию
украинских большевиков91. Однако не следует думать, что решение
Троцкого было скоропалительным. Когда 8 и 9 (21 и 22 декабря) оставшаяся в
Бресте советская делегация донесла в НКИД об ожидаемом прибытии в Брест
делегации Украинской рады, Троцкий понадеялся избежать создания отдельной
украинской делегации, понимая, что тогда страны Четверного союза смогут
играть на советско-украинских противоречиях и в случае несговорчивости
большевиков заключат сепаратный мир с независимой Украиной. Советской
делегации предписалось "столковаться" с представителями Украины "об их
вхождении в общую делегацию" России92.
Но у Украины были прямо противоположные цели. Заручившись признанием
Германии и Австро-Венгрии, украинская делегация начала торговаться с
советской на совещании, продолжавшемся весь день 26 декабря (8
января)93. (Из-за этого была даже отложена вторая встреча
украинцев с делегациями Германии и Австро-Венгрии.) Не ясно, о чем именно
стороны договорились, но 28 декабря (10 января) Троцкий от имени советской
делегации выступил с заявлением, которое нельзя было трактовать иначе, как
признание независимой Украины во главе с правительством Рады.
На утреннем заседании 12 января по н. ст. советская сторона и страны
Четверного союза еще раз, теперь уже официально, подтвердили признание
полномочий украинской делегации вести переговоры и заключать
соглашения94. В тот же день ЦИК Советов Украины, спешно
образованный большевиками Украины в Харькове, послал председателя ЦИКа Е. Г.
Медведева, народного секретаря по военным делам В. М. Шахрая и народного
секретаря по просвещению В. П. Затонского на конференцию в Брест как
полномочную делегацию Украины95. Но они прибыли туда слишком
поздно, и когда попытались было получить право
164
голоса на переговорах, Кюльман поймал Троцкого на слове и резонно
заметил, что тот не указывал ранее на наличие еще одной делегации,
претендующей на роль представителей украинского народа96.
Троцкому пришлось уступить, причем не только в украинском вопросе. Он
подтвердил согласие советской стороны оставаться в Брест-Литовске и не
требовать перенесения переговоров в Стокгольм, чего так боялись Германия и
Австро-Венгрия; соглашался на образование комиссии для рассмотрения
территориальных и политических вопросов, т. е. на обсуждение аннексий под
прикрытием самоопределения народов; признал право на самоопределение
Финляндии, Армении, Украины, Польши и прибалтийских провинций; обязался как
можно скорее вывести русские войска из Персии97. Однако все это
были лишь словесные уступки: Троцкий демонстративно подчинялся диктату.
После пятичасовых переговоров 11 января по н. ст. Кюльман пришел к выводу,
что Троцкий не хочет заключать мира, а "стремится вынести из дискуссий
материал для агитации", чтобы "прервать переговоры и обеспечить себе
эффектный отход".
Взгляды Троцкого не были для Кюльмана тайной. "Ему и его друзьям, --
писал Кюльман, -- самой важной целью кажется мировая революция, по сравнению
с которой интересы России вторичны. Он усердно читает и штудирует германские
социал-демократические газеты" и надеется, что германские "социал-демократия
и массы совместно выступят против войны", если она будет вестись из-за
территорий. Через четыре дня после того, как на заседании комиссии по
урегулированию территориальных и политических вопросов 12 января по н. ст.
Троцкий, а затем Каменев фактически отказались признать право отделившихся
от бывшей Российской империи территорий провозгласить свою независимость,
вновь стали настаивать на выводе германских войск из оккупированных районов
и отказались признать за немцами право требовать невмешательства советского
правительства во внутренние дела Германии, Кюльман телеграфировал канцлеру
Гертлингу личное письмо, в котором указал, что не верит более в "желание
165
Троцкого вообще прийти к приемлемому миру". Необходимо признать, --
продолжал Кюльман, -- что положение Германии "из-за этого становится все
менее благоприятным, так как со стороны военных категорически отрицается
принятие на себя обязательств по выводу войск даже после заключения
всеобщего мира. Это конечно же дает в руки Троцкому весьма сильное оружие".
В целом немцы считали, что "для подверженных сильному влиянию Радека
большевиков пропаганда революции стоит выше даже по сравнению с интересами
господства своей собственной партии" и они "больше хотят желательного для
революционной пропаганды разрыва переговоров, чем мира". На переговорах они
"в меньшей степени представляют Россию, а в большей -- революцию", "охотно
идут на затягивание переговоров для того, чтобы иметь возможность
пропагандировать по всему миру свои идеи и методы", причем все это "попадает
на плодородную почву". В ожидании срыва переговоров Кюльман был теперь
больше всего обеспокоен тем, как создать впечатление, что переговоры были
разорваны не из-за германских территориальных претензий, в частности, не
из-за отказа немцев очистить от оккупационных войск территории, отделившиеся
от России. Без больших надежд он собирался обсуждать этот вопрос с Гофманом,
который в тот момент как раз готовил советской делегации ультиматум о
немедленном подписании аннексионистского мира на германских условиях. Этот
ультиматум немцы планировали вручить Троцкому как только будет подписано
сепаратное соглашение с Украиной, а до тех пор хотели "отказаться отлюбого
более жесткого тона в разговоре с большевиками".
В возможный сепаратный мир с украинской Радой сам Кюльман не верил.
"Как с украинцами, так и с большевиками неприменимы методы переговоров,
пригодные для обычных политических противников", -- записал он. Со стороны
украинцев, по его мнению, "желание прийти к соглашению выражено намного
сильнее". Украинцы "хитры и коварны", но "совершенно необузданны в своих
требованиях", что "практически исключает шансы на мир",
166
причем "главным препятствием здесь является почти неприкрытое желание
того, чтобы населенная украинцами Восточная Галиция была в какой-нибудь
форме отделена от Австро-Венгрии и присоединена к Украине", а это, "конечно
же неприемлемо для Австро-Венгрии", которая рассматривала вопрос о
"самоопределении восточно-галицийских братьев как вмешательство во
внутренние дела монархии"
Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия
между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой -
продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни
был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и
Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне.
За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так
опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией и советским
правительством как средство для расчленения Российской империи, сначала
потребовала передачи ей Восточной Галиции (о чем Австро-Венгрия даже
говорить отказалась), а затем - выделения Восточной Галиции в автономную
область.
Но поскольку именно Австро-Венгрии мир важно было подписать как можно
скорее, Чернин пошел на уступки украинцам . "Украинцы больше не ведут
переговоров, они диктуют свои требования", - записал Чернин в дневнике и,
видимо, не преувеличил. Украинская делегация была осведомлена о начале
беспорядков в Австро-Венгрии и "как по барометру" устанавливала по
демонстрациям в Вене степень недоедания в Австрии. Было ясно, что австрийцы
должны заключить мир, чтобы получить хлеб, запасы которого в Австрии почти
иссякли. Сам Чернин считал, что без заграничных поставок хлеба "через
несколько недель" в стране "начнется массовое вымирание". Решено было вести
с украинцами переговоры "на началах разделения Галиции на Западную и
Восточную, согласно требованиям украинцев".
167
3 (16) января австрийцы и немцы согласились с тем, что территории
восточнее Буга и южнее линии Пинск -- Брест-Литовск отойдут, в случае
подписания сепаратного мирного договора, к Украине, в Холмской губернии
будет проведен референдум, а Восточная Галиция получит некий вид автономии.
Украинцы победили. Они "практичные люди, -- сообщал в МИД Германии Ф.
Розенберг, -- и рассматривают теории, признанные осчастливить народы, как
средство, а не как самоцель. Если при заключении соглашения с нами они
получат то, что хотят, то мало будут заботиться о праве наций на
самоопределение и о других прекрасных принципах. Их хитрость и упорная
крестьянская изворотливость делает нашу игру не слишком
легкой"102.
5(18) января по инициативе Гофмана немцы попытались договориться с
Троцким о будущей границе новой России. От бывшей Российской империи, по
плану Гофмана, отторгались территории общей площадью в 150-160 тыс. кв. км,
в которые входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Балтийского моря,
принадлежащие Эстонии. На отторгнутых территориях предусматривалось
оставление германских оккупационных войск. Троцкий увертывался от конкретных
ответов, пробовал даже оспорить права украинской делегации (при определении
новой украинской границы) и затем попросил прервать заседание, чтобы "более
подробно исследовать примечательный чертеж" -- развернутую на столе карту
понять советской стороне, что та неправильно истолковала первоначальное
германо-австрийское заявление об отказе от аннексий и ошибочно посчитала,
что "мир без аннексий отдаст им польские, литовские и курляндские губернии".
Немецкая сторона указала, что "даже при условии заключения мира с нынешним
русским правительством силы Четверного союза и дальше будут оставаться в
состоянии войны" на Западном фронте, "и поэтому немецкая сторона не может
взять на себя обязательств" вывести войска из оккупированных русских
территорий в определенный срок.
Немцы указали также, что Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и
Эстляндия наверняка "выскажутся за
156
политическую самостоятельность и отделение" от России (и так дали
понять, что вопрос об отделении и оккупации германскими войсками этих
территорий, собственно, уже предрешен)57.
По мнению германского верховного главнокомандования, присутствие войск
в оккупированных провинциях должно было продолжаться несколько лет. Это
крайне возмутило Иоффе; и под конец вечернего заседания 13 (26) декабря
стало ясно, что стороны на грани разрыва. Кюльман, правда, дал понять, что
не поддерживает требования германских военных и скорее уйдет в отставку, чем
разорвет переговоры из-за разногласий по вопросу об аннексиях.
Австро-венгерская делегация также намерена была подписать мир любой ценой.
Вечером этого дня Чернин информировал германскую делегацию, что в случае
разрыва немцами переговоров с большевиками Австро-Венгрия подпишет
сепаратный мир58. На следующий день Чернин уведомил об этом
Кюльмана в личном письме59.
Утром 14 (27) декабря на совещании, где присутствовали Иоффе, Каменев и
Покровский, с одной стороны, и Кюльман, Чернин и Гофман, с другой, М. Н.
Покровский указал, что нельзя "говорить о мире без аннексий, когда у России
отнимают чуть ли не 18 губерний". Гофман вновь возразил на это, что, пока
война на Западе продолжается, немцы не могут очистить Курляндию и Литву,
поскольку эти территории являются частью их военных ресурсов. После же
окончания войны "судьба оккупированных областей должна быть решена на
основании принципа самоопределения народов"60. На дневном
заседании, открывшемся в 17 часов, Иоффе потребовал поставить пункт об
отказе от аннексий первым пунктом договора. Согласно советскому проекту,
Россия должна была вывести "свои войска из оккупированных ею областей
Австро-Венгрии, Турции и Персии, а силы Четверного союза -- из Польши,
Литвы, Курляндии и других областей России". Населению этих областей в
течение короткого, точно оговоренного времени должна была быть предоставлена
"возможность принять полностью независимое решение о присоединении к тому
157
или иному государству или об образовании самостоятельного государства",
причем все иностранные войска должны были быть выведены. Германский проект
однозначно предполагал признание Россией независимости Польши, Литвы,
Курляндии, Эстляндии и Лифляндии, не требовал проведения референдума по
вопросу об отделении от России, оставлял открытым вопрос о выводе с этих
территорий германских войск, настаивая, однако, на выводе русских. Все
вышесказанное относилось и к Финляндии61.
На следующий день советская делегация заявила, что покидает
Брест-Литовск, поскольку ранее предполагала, что "германцы просто откажутся
от всей занятой ими территории или выдадут ее большевикам". 15 (28) декабря,
на последнем перед новым (по новому стилю) годом заседании, договорились
все-таки о том, что в Бресте будет образована комиссия для разработки
подробного плана оставления оккупированных областей и организации
голосования. Это было временное решение проблемы, позволявшее обеим сторонам
считать, что в переговорах наблюдается некоторый прогресс.
После этого делегации разъехались по домам, чтобы доложить своим
правительствам о ходе переговоров. Но не успели они уехать, как пришли
тревожные сообщения сначала о беспорядках в Крейцнахе, где тогда находилась
ставка германского главнокомандования, а затем в Берлине. В первых числах
января по новому стилю антигерманские демонстрации начались в Будапеште. В
германском консульстве демонстрантами были выбиты стекла.
Чернин был в панике, так как понимал, что в случае возникновения
серьезных беспорядков большевики расценят их как начало революции и оборвут
переговоры. Действительно, именно в эти дни Петербургское телеграфное
агентство призвало германских солдат "не подчиняться приказам и сложить
оружие". Немцы рассматривали эти воззвания "как грубое и нетерпимое
вмешательство" Советов в германские внутренние дела62 и не
исключали, что большевики уже не вернутся в Брест. В этом случае Центральные
державы собирались объявить "перемирие прекра-
158
щенным и стали бы выжидать", не заявляя об окончании переговоров. 3
января по н. ст. советское правительство для оттяжки времени и заведения
переговоров в тупик телеграфировало Гофману в Брест-Литовск, что "считает
необходимым вести переговоры о мире на нейтральной территории" и предлагает
"перенести переговоры в Стокгольм", а ответа германского правительства по
этому пункту "будет ожидать в Петербурге". Германский план скрытых аннексий
под предлогом самоопределения советским правительством был также отвергнут,
как противоречащий "принципу национального самоопределения даже в той
ограниченной формулировке, которая дана" в самом германском проекте
соглашения63.
Против перенесения переговоров в Стокгольм весьма энергично возразил
император64. 4 января по н. ст. Г. Герт-линг сообщил об этом на
заседании главной комиссии рейхстага и заявил, что поручил Кюльману ответить
на советское предложение решительным отказом65. Немцы не
исключали, что переговоры будут разорваны 7 января по н. ст.66
Однако 4 января по н. ст. советское правительство пошло на попятную и
согласилось отправить в Брест делегацию, теперь уже во главе с Троцким (и
Карелиным, представлявшим левых эсеров), высказав при этом уверенность, что
о переносе переговоров на нейтральную территорию стороны без труда
договорятся в Брест-Литовске67. Было ясно, что эта фраза написана
для того, чтобы спасти лицо68.
Когда выяснилось, что советская делегация прибывает во главе с Троцким,
радости Кюльмана и Чернина не было предела, и это показывало до какой
степени они были удручены возможностью разрыва69. 27 декабря (9
января) конференция возобновила работу70. Относительно замены
Иоффе Троцким ходили разные слухи. Согласно одной версии, Иоффе был снят,
так как не сразу разгадал "дипломатическое коварство" Центральных держав в
вопросе о самоопределении наций. По другой -- будущий левый коммунист Иоффе
сам отказался возглавлять делегацию на переговорах, где обсуждалась
возможность подписания аннек-
159
сионистского мира. К тому же Иоффе изначально ехал в Брест против своей
воли, уступая просьбе Троцкого71.
Так или иначе, советское руководство считало, что лучше Троцкого никто
не смог бы затягивать переговоры в надежде на скорую революцию в Германии и
Австро-Венгрии72. По свидетельству военного консультанта
советской делегации генерала А. А. Самойло, "на заседаниях Троцкий выступал
всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу, и полемика между
ними часто принимала острый характер", а переговоры "выливались, главным
образом, в ораторские поединки между Троцким и Гофманом, в которых время от
времени участвовали Чернин и Кюльман"73.
Советские делегаты тянули время, бесконечно настаивая на перенесении
переговоров в Стокгольм, и немцам вскоре стало ясно, что самим переговорам
Троцкий не придавал "никакого значения", что его интересовала пропаганда
большевистской программы мира, причем тон его "с каждым днем становился все
агрессивнее"74. Этому было, разумеется, свое объяснение: все
усиливающаяся (как по крайней мере казалось революционерам) волна
беспорядков в Германии и особенно в Австрии, где катастрофически обстояло
дело с продовольствием. Забастовочное движение, вызванное сокращением
рациона муки и медленным темпом мирных переговоров в Бресте, охватило Вену и
окрестности. Австрийские власти в полном отчаянии обратились за помощью к
Германии, прося немцев "присылкой хлеба предотвратить революцию, которая
иначе неизбежна". Но Германия сама была уже на грани голода, и 4 (17) января
австрийская просьба о поддержке хлебом была отклонена75.
Катастрофа казалась теперь неизбежной уже не только Чернину, но и
Кюльману76. Правительство Австро-Венгрии было в
панике77.
Однако в игре стран Четверного союза неожиданно появилась крупная
козырная карта: выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали
препятствие, о которое споткнулась столь блистательно начатая брестская
160
политика. Этим камнем преткновения стала независимая Украина,
"единственное спасение", как назвал ее Чернин.
Немцы не сразу оценили те громадные преимущества, которые дала им
самостоятельная украинская делегация. Первые германские дипломатические
сообщения об украинцах в Бресте были сдержаны. МИД предостерегал германскую
делегацию от "кокетничания" с украинцами, так как это могло негативно
сказаться на германской политике в отношении Польши, где антиукраинские
настроения были достаточно сильны и где Германия должна была исходить прежде
всего из интересов своего союзника, Австро-Венгрии. Гофман считал, что
"выяснение отношений с украинцами является внутренним делом
русских"78. "Что касается роли украинцев в мирных переговорах, --
сообщалось в телеграмме от 8 (21) декабря, -- то, если это не вызовет
раздражения у русских, с нашей стороны не будет возражений против того,
чтобы рассматривать их как представителей равной русским самостоятельной
власти". Когда же "украинцы нашли общий язык с Калединым и другими
противниками большевиков", германские дипломаты с тревогой указали им, что
"из-за этого в опасность попадают не только теперешние переговоры и
заключение мира, но и дело будущей реализации украинской самостоятельности",
поскольку сомнительно, что кто-либо кроме большевиков "признает
самостоятельность Украины" (сами немцы готовы были пойти на это лишь с
согласия советского правительства)79.
Изменение германской позиции было вызвано прежде всего угрозой Чернина
подписать с Россией сепаратный мир без Германии. Для немцев такое заявление
было неприятной неожиданностью. "Австрийский сепаратный мир был бы,
по-моему, началом конца для нас, -- писал Кюльман. -- Надежда победить
оставленную в изоляции Германию побудит Антанту драться до последней капли
крови"80. Военные придерживались иного мнения: с военной точки
зрения, комментировал Людендорф сообщение о намерениях Чернина, такой
сепаратный мир не имел бы для Германии никакого значения. Но поскольку
Австро-Венгрия исходи-
ла теперь из собственных, а не союзнических интересов, Германия снимала
с себя обязанность исходить из интересов Австро-Венгрии. Людендорф поэтому
предложил начать сепаратные переговоры с Украиной, чтобы "в скором времени
заключить с нею мир", даже если за-этот мир, в ущерб интересам
Австро-Венгрии и Польши, Украине придется передать ряд территорий, в том
числе Холмскую область (Польши) и Восточную Галицию (Австро-Венгрии).
Ознакомившись с предложением Людендорфа, германское правительство
пришло к выводу, что для Германии "более важным с точки зрения военных
интересов является скорейшее заключение договора с Украиной, а не
удовлетворение австро-польских желаний", поскольку "вопрос о Восточной
Галиции касается только Австрии и Украины" и в нем немцам "не надо
поддерживать ни одну из партий"81. 1 января по н. ст. Людендорф
телеграфировал Гофману в Брест исходные условия для переговоров с
украинцами: независимость Румынии; согласие "идти навстречу желаниям
украинцев, если они касаются Австро-Венгрии и Польши"; согласие украинцев
признать действующее уже соглашение о перемирии с Россией и присоединение к
этому соглашению. В заключение Людендорф рекомендовал Гофману "провести
предварительные обсуждения с украинской делегацией и идти ей навстречу по
любому поводу"82.
Идею сепаратных переговоров с украинцами энергично поддержал германский
император83, и хотя 3 января по н. ст. выяснилось, что прибывшая
в Брест украинская делегация84 не имеет полномочий на подписание
соглашений, на следующий день неофициальные переговоры
начались85. Украинская делегация указала, что относится
безразлично к месту ведения переговоров; что уполномочена вести сепаратные
переговоры от имени независимой Украинской республики; претендует на
северную часть Бессарабии и южную половину Холмской губернии; не настаивает
на открытости переговоров и принимает принцип обоюдного невмешательства во
внутренние дела86. "Украинцы сильно отличаются от русских
делегатов, -- записал Чер-нин в дневнике. -- Они гораздо меньше
революционны,
162
обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше
интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а
искллючительно об Украине".
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела
использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами,
заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах
как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять
к обеим сторонам территориальные претензии. Германии же и Австро-Венгрии
важно было "вбить клин" между украинской и советской делегациями и,
используя противоречия двух сторон, подписать сепаратный мир хотя бы с одной
Украиной . 6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины
и Четверного союза украинцы объявили о провозглашении Радой независимости
Украины и о том, что Украина не признает над собою власти СНК. Вместе с тем
украинская делегация указала, что Украина признает лишь такой мир, под
которым будет стоять подпись ее полномочных представителей (а не членов
советского правительства), причем готова подписать с Четверным союзом
сепаратный мир даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия .
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное
заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для
присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман
предложил советской делегации подписать сепаратный мир, а Чернин, от имени
Четверного союза, согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания
договора проходил не в Брест-Литов-ске, а в каком-то другом месте,
определенном позже . На пленарном заседании 10 января по н. ст. Германия и
Австро-Венгрия признали самостоятельнсть прибывшей в Брест украинской
делегации и поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о
независимости Украины. Троцкий, в этом вопросе согласился с немцами и
австрийцами, указав, что "при полном соблюдении принципиального признания
права каждой нации на самоопределение, вплоть до полного отделения",
советская делегация "не ви-
163
дит никаких препятствий для участия украинской делегации в мирных
переговорах" и признает представительство украинцев90.
Считается, что Троцкий допустил ошибку, так как это признание
автоматически поставило вне закона прибывшую в Брест-Литовск делегацию
украинских большевиков91. Однако не следует думать, что решение
Троцкого было скоропалительным. Когда 8 и 9 (21 и 22 декабря) оставшаяся в
Бресте советская делегация донесла в НКИД об ожидаемом прибытии в Брест
делегации Украинской рады, Троцкий понадеялся избежать создания отдельной
украинской делегации, понимая, что тогда страны Четверного союза смогут
играть на советско-украинских противоречиях и в случае несговорчивости
большевиков заключат сепаратный мир с независимой Украиной. Советской
делегации предписалось "столковаться" с представителями Украины "об их
вхождении в общую делегацию" России92.
Но у Украины были прямо противоположные цели. Заручившись признанием
Германии и Австро-Венгрии, украинская делегация начала торговаться с
советской на совещании, продолжавшемся весь день 26 декабря (8
января)93. (Из-за этого была даже отложена вторая встреча
украинцев с делегациями Германии и Австро-Венгрии.) Не ясно, о чем именно
стороны договорились, но 28 декабря (10 января) Троцкий от имени советской
делегации выступил с заявлением, которое нельзя было трактовать иначе, как
признание независимой Украины во главе с правительством Рады.
На утреннем заседании 12 января по н. ст. советская сторона и страны
Четверного союза еще раз, теперь уже официально, подтвердили признание
полномочий украинской делегации вести переговоры и заключать
соглашения94. В тот же день ЦИК Советов Украины, спешно
образованный большевиками Украины в Харькове, послал председателя ЦИКа Е. Г.
Медведева, народного секретаря по военным делам В. М. Шахрая и народного
секретаря по просвещению В. П. Затонского на конференцию в Брест как
полномочную делегацию Украины95. Но они прибыли туда слишком
поздно, и когда попытались было получить право
164
голоса на переговорах, Кюльман поймал Троцкого на слове и резонно
заметил, что тот не указывал ранее на наличие еще одной делегации,
претендующей на роль представителей украинского народа96.
Троцкому пришлось уступить, причем не только в украинском вопросе. Он
подтвердил согласие советской стороны оставаться в Брест-Литовске и не
требовать перенесения переговоров в Стокгольм, чего так боялись Германия и
Австро-Венгрия; соглашался на образование комиссии для рассмотрения
территориальных и политических вопросов, т. е. на обсуждение аннексий под
прикрытием самоопределения народов; признал право на самоопределение
Финляндии, Армении, Украины, Польши и прибалтийских провинций; обязался как
можно скорее вывести русские войска из Персии97. Однако все это
были лишь словесные уступки: Троцкий демонстративно подчинялся диктату.
После пятичасовых переговоров 11 января по н. ст. Кюльман пришел к выводу,
что Троцкий не хочет заключать мира, а "стремится вынести из дискуссий
материал для агитации", чтобы "прервать переговоры и обеспечить себе
эффектный отход".
Взгляды Троцкого не были для Кюльмана тайной. "Ему и его друзьям, --
писал Кюльман, -- самой важной целью кажется мировая революция, по сравнению
с которой интересы России вторичны. Он усердно читает и штудирует германские
социал-демократические газеты" и надеется, что германские "социал-демократия
и массы совместно выступят против войны", если она будет вестись из-за
территорий. Через четыре дня после того, как на заседании комиссии по
урегулированию территориальных и политических вопросов 12 января по н. ст.
Троцкий, а затем Каменев фактически отказались признать право отделившихся
от бывшей Российской империи территорий провозгласить свою независимость,
вновь стали настаивать на выводе германских войск из оккупированных районов
и отказались признать за немцами право требовать невмешательства советского
правительства во внутренние дела Германии, Кюльман телеграфировал канцлеру
Гертлингу личное письмо, в котором указал, что не верит более в "желание
165
Троцкого вообще прийти к приемлемому миру". Необходимо признать, --
продолжал Кюльман, -- что положение Германии "из-за этого становится все
менее благоприятным, так как со стороны военных категорически отрицается
принятие на себя обязательств по выводу войск даже после заключения
всеобщего мира. Это конечно же дает в руки Троцкому весьма сильное оружие".
В целом немцы считали, что "для подверженных сильному влиянию Радека
большевиков пропаганда революции стоит выше даже по сравнению с интересами
господства своей собственной партии" и они "больше хотят желательного для
революционной пропаганды разрыва переговоров, чем мира". На переговорах они
"в меньшей степени представляют Россию, а в большей -- революцию", "охотно
идут на затягивание переговоров для того, чтобы иметь возможность
пропагандировать по всему миру свои идеи и методы", причем все это "попадает
на плодородную почву". В ожидании срыва переговоров Кюльман был теперь
больше всего обеспокоен тем, как создать впечатление, что переговоры были
разорваны не из-за германских территориальных претензий, в частности, не
из-за отказа немцев очистить от оккупационных войск территории, отделившиеся
от России. Без больших надежд он собирался обсуждать этот вопрос с Гофманом,
который в тот момент как раз готовил советской делегации ультиматум о
немедленном подписании аннексионистского мира на германских условиях. Этот
ультиматум немцы планировали вручить Троцкому как только будет подписано
сепаратное соглашение с Украиной, а до тех пор хотели "отказаться отлюбого
более жесткого тона в разговоре с большевиками".
В возможный сепаратный мир с украинской Радой сам Кюльман не верил.
"Как с украинцами, так и с большевиками неприменимы методы переговоров,
пригодные для обычных политических противников", -- записал он. Со стороны
украинцев, по его мнению, "желание прийти к соглашению выражено намного
сильнее". Украинцы "хитры и коварны", но "совершенно необузданны в своих
требованиях", что "практически исключает шансы на мир",
166
причем "главным препятствием здесь является почти неприкрытое желание
того, чтобы населенная украинцами Восточная Галиция была в какой-нибудь
форме отделена от Австро-Венгрии и присоединена к Украине", а это, "конечно
же неприемлемо для Австро-Венгрии", которая рассматривала вопрос о
"самоопределении восточно-галицийских братьев как вмешательство во
внутренние дела монархии"
Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия
между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой -
продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни
был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и
Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне.
За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так
опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией и советским
правительством как средство для расчленения Российской империи, сначала
потребовала передачи ей Восточной Галиции (о чем Австро-Венгрия даже
говорить отказалась), а затем - выделения Восточной Галиции в автономную
область.
Но поскольку именно Австро-Венгрии мир важно было подписать как можно
скорее, Чернин пошел на уступки украинцам . "Украинцы больше не ведут
переговоров, они диктуют свои требования", - записал Чернин в дневнике и,
видимо, не преувеличил. Украинская делегация была осведомлена о начале
беспорядков в Австро-Венгрии и "как по барометру" устанавливала по
демонстрациям в Вене степень недоедания в Австрии. Было ясно, что австрийцы
должны заключить мир, чтобы получить хлеб, запасы которого в Австрии почти
иссякли. Сам Чернин считал, что без заграничных поставок хлеба "через
несколько недель" в стране "начнется массовое вымирание". Решено было вести
с украинцами переговоры "на началах разделения Галиции на Западную и
Восточную, согласно требованиям украинцев".
167
3 (16) января австрийцы и немцы согласились с тем, что территории
восточнее Буга и южнее линии Пинск -- Брест-Литовск отойдут, в случае
подписания сепаратного мирного договора, к Украине, в Холмской губернии
будет проведен референдум, а Восточная Галиция получит некий вид автономии.
Украинцы победили. Они "практичные люди, -- сообщал в МИД Германии Ф.
Розенберг, -- и рассматривают теории, признанные осчастливить народы, как
средство, а не как самоцель. Если при заключении соглашения с нами они
получат то, что хотят, то мало будут заботиться о праве наций на
самоопределение и о других прекрасных принципах. Их хитрость и упорная
крестьянская изворотливость делает нашу игру не слишком
легкой"102.
5(18) января по инициативе Гофмана немцы попытались договориться с
Троцким о будущей границе новой России. От бывшей Российской империи, по
плану Гофмана, отторгались территории общей площадью в 150-160 тыс. кв. км,
в которые входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Балтийского моря,
принадлежащие Эстонии. На отторгнутых территориях предусматривалось
оставление германских оккупационных войск. Троцкий увертывался от конкретных
ответов, пробовал даже оспорить права украинской делегации (при определении
новой украинской границы) и затем попросил прервать заседание, чтобы "более
подробно исследовать примечательный чертеж" -- развернутую на столе карту