Страница:
армия те или иные военные мероприятия на Украине12. "Хлебный мир"
был слишком легкомысленно разрекламирован перед общественным мнением
Германии и Австро-Венгрии. Украинский хлеб стал легендой. В его спа-
сительную силу в Германии и Австро-Венгрии верили все, от членов
правительства до простых рабочих.
Первые оптимистические прогнозы о скором прибытии украинских продуктов
начинают появляться в германской прессе весной 1918 года. 9 апреля
публикуется сообщение о подписании в Киеве германо-украинского соглашения о
вывозе в Германию 60 миллионов пудов продовольствия, в том числе пшеницы,
корма для скота, гороха, бобов, продуктов для выделки растительного масла и
т. п.13 Главный комиссар по продовольствию в Пруссии фон Вальдов
указывал в те дни, что до нового урожая Германия определенно надеется
потреблять украинский хлеб, доставка которого "произойдет своевременно",
поскольку "все для этого уже подготовлено" и "украинское правительство
обязалось до 31 июля доставить около миллиона тонн хлеба" (62,5 миллиона
пудов), начав доставку в мае. "Таким образом, нет поводов для беспокойства,
-- уверял Вальдов, -- мы благополучно выйдем из наших
затруднений"14. Впрочем, 26 апреля, во время прений по
продовольственному вопросу в прусском ландтаге, Вальдов признал, что, хотя
германская и австро-венгерская армии заняли уже основные хлебные районы
Украины и главные железнодорожные узлы, они не могут пока приступить к
закупке и отправке продуктов, поскольку сначала Украина должна быть "до
некоторой степени замирена"15.
Военная политика Германии на Украине была подчинена продовольственным
целям. Для организации дела вывоза продуктов с Украины нужно было создать
там стабильный режим, ввести туда войска, обеспечить непрерывную работу
транспорта. Многие земли пустовали. Засеивались далеко не все обрабатываемые
ранее поля. Это крайне волновало германское руководство. Немцы и тут встали
на путь принуждения: по распоряжению главнокомандующего германскими войсками
на Украине генерала Г. Эйхгорна крестьяне обязаны были засеивать все
имеющиеся земли. Приказ предусматривал принудительную запашку крестьянами
полей, военную реквизицию сельскохозяйственных продуктов с уплатой
"справедливого вознаграждения" соб-
ственникам; вменял помещикам в обязанность следить за крестьянскими
посевами, а в случае отказа крестьян производить посев, обращаться к военным
властям. Для обработки таких полей местным земельным комитетам
предписывалось под угрозой наказания, предоставлять необходимый рабочий
скот, сельско-хозяйственные машины и семена. Но поскольку распоряжение не
указывало, кто именно должен засеивать земли, оно привело главным образом к
самочинным захватам чужих полей. Немецкие же офицеры на местах толковали
распоряжение по-разному, "в иных случаях прогоняя, а в других поощряя
захватчиков"16. И это, разумеется, приводило лишь к росту
аграрного бандитизма на Украине, т. е. к целям, прямо противоположным тем,
которые изначально ставило перед собою германское правительство:
стабилизировать режим Украины для обеспечения спокойного вывоза продуктов в
Германию.
Такую политику нельзя было назвать ни мудрой, ни последовательной. Со
временем против нее стало выступать даже зависимое от Германии правительство
Рады. По причинам политической целесообразности оно критиковало, прежде
всего, главнокомандующего германскими войсками на Украине Эйхгорна, а
апеллировать пыталось к германскому правительству и рейхстагу. Решающие
заседания, посвященные германской политике на Украине, происходили в Киеве
27 и 28 апреля, вскоре после обнародования на Украине приказа Эйхгорна о
введении германских военно-полевых судов (и смертной казни). Критика была
всеобщей. На заседании 27 апреля М. Любинский, подписавший в свое время в
Бресте германо-украинское соглашение о мире, предлагал на этот раз быть
решительным и требовать отозвания Эйхгорна и посланника Мумма. В противовес
приказу Эйхгорна он предлагал издать указ украинского правительства,
аннулирующий приказ германского командующего17. На следующий день
с критикой немцев выступил на заседании Малой Рады председатель Совета
народных министров Украины В. А. Голубович, указавший, что, согласно
имевшейся между германским и украинским правительствами договоренности, "все
прика-
346
зы должны объявляться с обоюдного соглашения и после совместного
обсуждения"; между тем, приказы Эйхгорна вводились в одностороннем
порядке18. Голубовича поддержал член Рады -- эсер, потребовавший
"изменения политики немецкого командования на Украине"19.
Председатель государственной комиссии потоварообменусоциал-де-мократ Н. В.
Порш по существу пригрозил немцам разрывом соглашений о поставках
продовольствия на том основании, что приказ Эйхгорна нарушает права
украинской республики и означает "поворот в политике немцев на Украине".
Центральные державы "находятся в таком положении, -- закончил Порш, -- что
не могут вести дальше войны без наших продуктов", а потому сами
заинтересованы, чтобы условия на Украине позволяли доставлять в Германию
хлеб20. Бывший министр земледелия украинский социал-демократ
Мартос тоже потребовал "устранения" Эйхгорна и невмешательства германской
армии в украинские дела21. А. Н. Зарубин (эсер) указал, что
приказы Эйхгорна по существу отменяют "на всей территории Украины все
политические свободы" -- собраний, союзов, печати и слова22. Если
учесть, что еще 17 апреля украинское правительство отказалось подписать
украино-германскую военную конвенцию, на которой настаивали
немцы23, становилось очевидно, что оно уже не было лояльно
Германии. Германское правительство сделало из этого соответствующие выводы:
28 апреля, во время заседания Малой Рады, в 3 часа 45 минут дня,
правительство Украины было арестовано вошедшим в зал немецким
отрядом24. Германия, не заинтересованная в сохранении
руководства, саботировавшего (по ее мнению) выполнение продовольственных
соглашений25, совершила на Украине государственный
переворот26. К власти пришло правительство гетмана Скоропадского,
придерживавшееся более прогерманского курса.
* * *
На счастье Ленина, 29 апреля, когда он выступал с речью во ВЦИК, в
России еще не знали о совершенном на
347
Украине немцами перевороте. Речь Ленина продолжалась 80 минут. Она была
посвящена критике левых коммунистов и защите брестской
передышки27. Но, казалось, не окружающим, а себе доказывал Ленин
в тысячный раз правоту собственных мыслей. Это не осталось незамеченным для
лидера меньшевиков Мартова. Тот понял, что в Ленине боролись два человека --
безудержный революционер семьдесят третьего дня Парижской
коммуны28 и государственный деятель, всеми силами пытающийся
сохранить за собою власть. Эти два порыва не всегда совмещались даже в
Ленине29. Когда ему предоставили право ответить, он указал, что
верит в силу германского пролетариата30, а о передышке говорить
не стал. Сдался?
С бесконечно тянувшейся оппозицией во ВЦИКе трудно было сладить.
Официальный институт советской власти и фактически единственный на советских
территориях источник оппозиции (социалистической), ВЦИК приносил Ленину -- а
теперь уже и всем большевикам, ратифицировавшим мир -- большие неудобства.
Особенно тяжело было бороться с оппозицией в моменты откровенных поражений.
Их было много: взятие немцами Хельсинки в ночь на 12 апреля31 --
в нарушение условий Брестского договора; переворот на Украине, захват
Ростова32; общее продвижение немцев восточнее ими же оговоренной
демаркационной линии. 9 мая, как раз после серии таких провалов, по желанию
ли Ленина или по решению ЦК, была отменена очередная речь Ленина во ВЦИКе
(хотя повестку дня заседания уже успели объявить в газетах). 9 мая во ВЦИКе
Свердлов заявил, что доклад Ленина не готов "по техническим причинам" и
будет зачитан на следующем очередном заседании, 14 мая. Оппозиционные
фракции протестовали, требовали назначить внеочередное заседание на 10-е, но
Свердлов не уступил. За эти несколько дней закрыли ряд меньшевистских газет,
в том числе "Вперед" (за "ложные слухи" о германских ультиматумах и о взятии
немцами Курска). А 14 мая Ленин выступил во ВЦИКе с речью, поразившей всех
своей пустотой и растерянностью33.
348
Речь привела слушателей в замешательство. В конце се стенограмма не
отмечает аплодисментов даже на большевистских скамьях зала. Было общее
ощущение, что Ленин ничего не сказал. Он говорил скользко, увертливо, и о
том, что нужно сохранить передышку, и о том, что нужно оттянуть войну, но и
о том, что эта война неизбежна, что армия к ней уже готова, что отпор может
быть дан в любую минуту, но что сейчас этот отпор давать еще не время.
Понятно, что такая речь после переворота на Украине никого удовлетворить не
могла. С резкой ее критикой выступили и левые эсеры, и эсеры, и меньшевики.
Так, левый эсер Камков указал, что последними своими актами германское
правительство, по существу, разорвало Брестский мир и теперь уже "есть лишь
одно постепенное удушение революции". Камков предложил считать договор
расторгнутым и начать сопротивление, отказавшись от "психологии
беспомощности", "психологии пассивности и выжидания". Это не значит,
продолжал Камков, что советская власть объявит Германии, Австрии, Турции и
Болгарии войну, но противостоять наступлению по мере сил и возможности она
будет. "Есть один путь сопротивления", -- закончил Камков, подчеркнув, что
левые эсеры готовы "на путях сопротивления, а не на путях капитуляции", за
Лениным "следовать до Урала". В этом месте стенограмма отмечает
"рукоплескания" зала34.
Камкова поддержал левый эсер Карелин. Он указал, что "германцы все
время продвигаются". Но "если бы даже они не продвигались, а сидели на
месте, отрезав нас от наших важнейших резервуаров пищи и топлива, все равно
голод снес бы советскую власть". Даже не продвигаясь восточнее
демаркационной линии, утверждал Карелин, "немцы привели бы к гибели
советскую республику". Эсер Л. М. Коган-Бернштейн заметил, что "смешно
говорить о самой передышке, когда ни на одном фронте не прекращается
движение германских полчищ". А Мартов спрашивал, как именно советская власть
будет отвечать на новые ультиматумы германского правительства: о праве
прохода гер-
майской армии в направлении на Мурманск и о захвате Крыма (объявленного
частью Украины)35.
Нужно ли удивляться, что Ленин покинул заседание преждевременно, не
выступив с ответной речью. Заключи--тельное слово за Ленина зачитал
Свердлов. Большинством голосов, что всегда было предопределено количеством
большевистских делегатов в зале, ВЦИК принял резолюцию, одобряющую доклад
Ленина и текущую политику советской власти. На следующий день, 15 мая, было
получено новое германское требование -- о Черноморском флоте. С ответом на
него советское правительство тянуло, как могло. Но 6 июня Чичерин послал в
Берлин Иоффе телеграмму с сообщением, что "Россия отдает свои военные суда
Германии до заключения мира", а Германия в обмен признает за Советами право
на этот флот и дает обязательство "не пользоваться этими судами". Ожидалось,
что Германия в ответ прекратит продвижение восточнее демаркационной линии и
оставит в руках большевиков занятый ими Ба-тайск, в районе которого были
сосредоточены значительные силы Красной гвардии, мобилизованные "под
лозунгом борьбы с немцами"36. Однако наступление немцев
прекратилось далеко не сразу37.
Провал брестской политики на Украине вскоре признал сам Ленин. 1 июля
он дал интервью одной из шведских газет, где утверждал, что оккупация
Украины наносит ущерб прежде всего самой Германии. "Немцам нужен мир.
Показательно, что на Украине немцы больше хотят мира, чем сами украинцы".
Между тем "положение немцев на Украине очень тяжелое. Они совсем не получают
хлеба от крестьян. Крестьяне вооружаются и большими группами нападают на
немецких солдат", причем "это движение разрастается". Любой левый коммунист
посчитал бы, что именно по этой причине следует разорвать Брестский мир. Но
Ленин думал иначе. "Нам в России нужно теперь ждать развития революционного
движения в Европе, -- сказал Ленин. -- Рано или поздно дело повсюду должно
дойти до политического и социального краха". Ленин подчеркнул, что время
работает на большевиков: "благодаря немецкой
оккупации большевизм на Украине стал своего рода национальным
движением", и "если бы немцы оккупировали всю Россию, результат был бы тот
же самый"38. Снова и снова Ленин предлагал отступать перед
германскими требованиями и бездействовать даже в том случае, если немцы
оккупируют "всю Россию".
Похоже, однако, что советам Ленина в отношении Украины следовать готовы
были немногие. Уже 3 мая для ослабления военной мощи Германии и подготовки
коммунистического переворота на Украине ЦК большевистской партии принял две
резолюции о создании компартии Украины39. Текстов этих резолюций
в протоколе заседания ЦК нет. Но 9 мая "Правда" опубликовала следующее
сообщение:
"Центральный комитет РКП, обсудив вопрос о выделении особой Украинской
коммунистической партии из Российской коммунистической партии, не находит
никаких возражений против создания Украинской коммунистической партии,
поскольку Украина представляет собой самостоятельное государство".
Это была одна из резолюций, принятых на заседании ЦК РКП (б) 3 мая, --
резолюция, подлежащая публикации. Вторая резолюция обнародованию не
подлежала и считается "ненайденной", так как в ней говорилось о том, что
компартия Украины "является составной частью РКП (б)"4 . Это была резолюция,
прямо противоположная первой, опубликованной в "Правде". Смысл этого маневра
был очевиден: громогласно заявив о независимости украинской компартии, ЦК
снял с себя формальную ответственность за подрывную деятельность, к которой
готовились большевики на оккупированной немцами Украине. Антигерманские акты
могли проводиться теперь фактически открыто, без риска осложнить худые
советско-германские или советско-украинские отношения. Получаемые в связи с
этим германские протесты Чичерин отклонял на том основании, что большевики
России к украинским большевикам отношения не имеют. Вместе с тем под сукном
оставалась вторая резолюция, напоминавшая украинским большевикам, что са-
мостоятельной партией они не являются, а подчинены единому ЦК
российской компартии41.
Вопреки ленинским призывам ждать, Украина все больше и больше
погружалась в путину антигерманской партизанской войны. Партизанское
движение проявлялось во всех классических формах: диверсиях, саботаже,
убийствах солдат... 6 июня в десять вечера в Киеве, под самым носом у
немцев, взлетели на воздух артиллерийские пороховые склады военного
ведомства, расположенные в районе Зверинца. Сначала были взорваны пороховые
погреба вблизи станции Киев-2; затем от детонации взорвались прилегающие к
Зверинцу артиллерийские склады, расположенные вблизи Алексеевского
инженерного училища. Поскольку в этом районе было сконцентрировано большое
количество складов с амуницией, взрывы следовали один за другим, и вся
площадь, охватывающая Зверинец и район южнее него, запылали одним
колоссальным костром. Именно так описывала на следующий день эти события
пресса42-
Немцы и австрийцы отвечали не менее решительно. 14 июня германские
войска разгромили к западу от Таганрога на берегу Азовского моря 10-тысячный
красногвардейский отряд под командованием чешского
офицера-интернационалиста, намеревавшийся ударить в тыл немцам и захватить
Таганрог. Было убито или потоплено более пяти тысяч человек43. 15
июня в ответ на убийство крестьянами двух солдат в одном из сел Могилевского
уезда, в селе было сожжено пять хат и наложена контрибуция в 10 тысяч
рублей44. В середине июня в оккупированном немцами Крыму, в
Симферополе, было сформировано марионеточное правительство45. 19
июня, подчиняясь очередному ультиматуму Германии, советское правительство
перевело из Новороссийска в Севастополь часть своих судов для сдачи
Германии46.
Можно было бы считать происходившее лишь цепью неприятных инцидентов,
вызванных провокациями недисциплинированного населения. Но в середине июля
движение саботажа на оккупированной Украине стало принимать
352
массовый характер. Это выразилось прежде всего в забастовке украинских
железных дорог (бесперебойная работа которых была столь необходима для
отправки в Германию и Австро-Венгрию с таким трудом добываемых и столь
необходимых там продуктов) . Не приходится удивляться, что забастовка
встретила поддержку советской России . Казалось, вот-вот должно было
произойти ожидаемое всеми восстание украинских рабочих и крестьян; и оттуда,
из Украины, могло прийти освобождение от ига Брестского договора и для
России . Украинский хлеб обходился Германии слишком дорого. Она получила
меньше, чем хотела , приложив куда больше усилий, чем могла. Вынужденная
держать на Украине оккупационную армию, не сумев ликвидировать Восточный
фронт или хотя бы сократить его протяженность, Германия провалилась в своих
расчетах. "Хлебный мир" оказался утопией не меньшей, чем весь Брестский
договор.
Очевидно, что решение противостоять немцам на Украине принималось
вопреки воле Ленина. Но если в мае-июне 1918 года авторитета советского
правительства хватало на то, чтобы добиться от партийного актива формального
сохранения Брестского договора, проводить эту политику на местах Совнарком
был не в состоянии. Выпуская из-под контроля все новые и новые территории,
теряя силы и авторитет, советская власть вошла в полосу тяжелейшего кризиса.
Казалось, наступили последние дни правления Ленина: опоздав на полгода,
пришел "73-й день Парижской коммуны".
353
Троцкий. О Ленине, с. 111, 112.
9 (22) января, в день, назначенный для украинской конституанты,
она не могла собраться вследствие большевистского наступления
(АИГН, 157/11, с. 13-17).
В апреле 1918 г. председатель Совета народных министров Укра
ины Голубович так описал историю приглашения на Украину
германских войск: "В свое время, когда Украине угрожала опас
ность со стороны большевиков [...] мы были вынуждены через
свою мирную делегацию обратиться к немецкому народу с призы
вом оказать нам помощь. Немецкое правительство сейчас же
сделало соответствующее распоряжение об отправке к нам в по
мощь своих войск для установления порядка и спокойствия. С того
времени неизменно подчеркивалось [...] (и это закреплено целым
рядом официальных документов вроде моей телеграммы рейх
сканцлеру Гертлингу с сообщением о том, что Киев освобожден от
большевиков и с благодарностью за помощь и его ответом на эту
телеграмму), что немецкие войска пришли к нам, как дружеские
союзники [...]. Одновременно с этим неизменно подчеркивалось,
что ни немецкое правительство, ни немецкое войско не имеют
намерения вмешиваться во внутренние вопросы, в наши внутрен
ние дела" (КМ,No 64, 29 апреля 1918, Заседание Малой Рады от
27 апреля. Речь премьер-министра В. А. Голубовича).
Штейнберг. Почему мы против Брестского мира, с. 18-19.
Статистические данные о вывозе продовольствия с Украины рас
ходятся. Так, 29 апреля 1918 г. "Киевская мысль" привела слова
премьер-министра Украины о том, что в Германию и Австро-Вен
грию вывезено "более трех миллионов пудов хлеба" (КМ, No 64,
29 апреля 1918 г. Заседание Малой Рады от 27 апреля. Речь
премьер-министра). По данным, составленным австрийским
статс-секретарем продовольственного ведомства, до ноября 1918
года с Украины странами Четверного союза было вывезено:
113.421 тонна зерна, муки, бобов, фуража и семян; 3.329.403 кг
масла, жира и сала; 1.802.847 кг растительного масла; 420.818 кг
сыра и творога; 1.213.961 кг рыбы, рыбных консервов и селедки;
105.542 головы (36.625.175кг) рогатого скота; 95.976 голов лоша
дей; 2.927.439 кг. солонины; 75.200 ящиков яиц; 66.809.963 кг
сахара; 27.385.095 кг различных других съестных припасов. Кро
ме того 15.000 вагонов различных продуктов было вывезено с
Украины контрабандным путем, т. е. не через созданные Герма
нией и Австро-Венгрией правительственные организации для вы
воза продуктов с Украины (Чернин. Брест-Литовск, с. 174-175).
354
Там же указана и та доля продуктов, которую получила Австро-Венгрия.
Иные данные называли более критически настроенные в этом вопросе авторы.
Генерал Гофман, например, указывал, что германскому "закупочному обществу не
удалось открыть сколько-нибудь значительных запасов" продовольствия на
Украине -- то ли вследствие преувеличения запасов продуктов украинской
мирной делегацией (сулившей Центральным державам поставки продуктов с
Украины), то ли из-за саботажа украинского населения, спрятавшего весь свой
хлеб (Гофман. Война упущенных возможностей, с. 192). "Обманула и Украина, --
писал другой автор. -- Ее житницы не открывались по мановению немецких шпаг.
[...] Теперь известно, что только 40.000 вагонов продовольствия было
вывезено с Украины. Это составляло фунт хлеба на каждого жителя Германии и
Австрии. Конрад Гаусман признал, что "хлебный мир с Украиной принес нам
траты на оккупацию, но не принес хлеба" (Литовцев. Французы и
Брест-Литовск). По другим сведениям за все время германской оккупации
Украины Центральные державы вывезли 113.421 тонну продовольствия, в основном
зерна, что, однако, было совершенно недостаточно для удовлетворения нужд
Германии и Австрии (Chamberlin. The Russian Revolution, v. 1, p. 410).
Современник пишет: "Даже та часть интеллигенции, которая
была им благодарна за освобождение от большевиков, не скрывала
от них неудовольствия за отделение Украины от России и за
поддержку самостийников. Простой же народ, не изживший еще
большевизм, считал, что немцы отняли у него землю и волю и
ненавидели как немцев, так и тех, кто их пригласил [Централь
ную Раду] [...] Все это наглядно убедило немцев, [...] что отделяя
ее [Украину] от остальной России насильственным путем [...] они
возбуждают против себя широкие круги населения как на Украи
не, так и на всей России" (АИГН, 157/13, с. 3).
"Голод становится все более угрожающим, -- писал о ситуации в
Москве советник германского посольства Рицлер в донесении от 4
июня 1918 года, -- и поскольку народ считает, что на юге коло
сятся поля пшеницы, нас винят (и не без оснований) за нехватку
хлеба, керосина и угля" (Земан. Германия и революция в России,
док. от 4 июня 1918).
Приказ о введении на Украине военно-полевых судов был подпи
сан командующим германскими войсками на Украине генералом
Эйхгорном 25 апреля и объявлен на следующий день. (КМ,
No 64, 29 апреля 1918. Заседание Малой Рады от 27 апреля. Речь
премьер-министра).
Германские военно-полевые суды были учреждены в 1890 г. Им
были подсудны дела граждан стран, которые находились с Герма
нией в состоянии войны. Само германское правительство понима-
355
ло наличие противоречия между существованием мирного
укра-ино-германского договора и введением военно-полевых судов, но объясняло
необходимость издания указа беспорядками, в том числе и частыми единичными
убийствами германских солдат (КМ, No 118, 23 июля, No 120, 25 июля 1918).
В ночь на 27 апреля дивизии из пленных украинцев, находивши
еся в Киеве, были разоружены. По заявлению военного министра
Украины атамана Жуковского, ночью немцы, окружив казармы,
обезоружили 1 -и и 4-й полки одной из дивизий (один из полков
стоял в Киеве, другой -- под Ковелем). Жуковский потребовал,
чтобы арестованные в казармах солдаты были освобождены, а
германская охрана в казармах, имевшая на вооружении пулеме
ты, -- снята. Германский военный атташе заявил, что вышло
недоразумение (там же, No 64, 29 апреля 1918 г. Заседание Малой
Рады от 27 апреля. Запрос о разоружении украинских солдат).
Там же, No 64, 29 апреля 1918 г. Заседание Малой Рады от
28 апреля 1918 Машинописная копия. Речи М. Г. Рафеса и
Н. В. Порша.
В "Гауптаусшуссе" рейхстага 4 мая происходили по этому поводу
горячие прения. Германский вице-канцлер Ф. фон Пайер сказал,
что продовольственные соображения были основными при реше
нии вопроса о вводе на Украину германских войск (Алексеев.
Уроки прошлого).
С некоторыми оговорками все то же самое можно сказать и о
политике на Украине Австро-Венгрии. "Мы получили от Украины
значительно меньше, чем мы надеялись", -- указывал в своих
воспоминаниях граф Чернин. Он, однако, считал, что без этого
продовольствия Австро-Венгрия вообще не была бы "в состоянии
дожить до следующего урожая. Статистически доказано, что вес
ной и летом 1918 года мы получили от Украины 42.000 вагонов.
Было бы невозможно достать эти съестные припасы из какого-ни
будь другого места" (Чернин. Брест-Литовск, с. 174).
Алексеев, Уроки прошлого.
был слишком легкомысленно разрекламирован перед общественным мнением
Германии и Австро-Венгрии. Украинский хлеб стал легендой. В его спа-
сительную силу в Германии и Австро-Венгрии верили все, от членов
правительства до простых рабочих.
Первые оптимистические прогнозы о скором прибытии украинских продуктов
начинают появляться в германской прессе весной 1918 года. 9 апреля
публикуется сообщение о подписании в Киеве германо-украинского соглашения о
вывозе в Германию 60 миллионов пудов продовольствия, в том числе пшеницы,
корма для скота, гороха, бобов, продуктов для выделки растительного масла и
т. п.13 Главный комиссар по продовольствию в Пруссии фон Вальдов
указывал в те дни, что до нового урожая Германия определенно надеется
потреблять украинский хлеб, доставка которого "произойдет своевременно",
поскольку "все для этого уже подготовлено" и "украинское правительство
обязалось до 31 июля доставить около миллиона тонн хлеба" (62,5 миллиона
пудов), начав доставку в мае. "Таким образом, нет поводов для беспокойства,
-- уверял Вальдов, -- мы благополучно выйдем из наших
затруднений"14. Впрочем, 26 апреля, во время прений по
продовольственному вопросу в прусском ландтаге, Вальдов признал, что, хотя
германская и австро-венгерская армии заняли уже основные хлебные районы
Украины и главные железнодорожные узлы, они не могут пока приступить к
закупке и отправке продуктов, поскольку сначала Украина должна быть "до
некоторой степени замирена"15.
Военная политика Германии на Украине была подчинена продовольственным
целям. Для организации дела вывоза продуктов с Украины нужно было создать
там стабильный режим, ввести туда войска, обеспечить непрерывную работу
транспорта. Многие земли пустовали. Засеивались далеко не все обрабатываемые
ранее поля. Это крайне волновало германское руководство. Немцы и тут встали
на путь принуждения: по распоряжению главнокомандующего германскими войсками
на Украине генерала Г. Эйхгорна крестьяне обязаны были засеивать все
имеющиеся земли. Приказ предусматривал принудительную запашку крестьянами
полей, военную реквизицию сельскохозяйственных продуктов с уплатой
"справедливого вознаграждения" соб-
ственникам; вменял помещикам в обязанность следить за крестьянскими
посевами, а в случае отказа крестьян производить посев, обращаться к военным
властям. Для обработки таких полей местным земельным комитетам
предписывалось под угрозой наказания, предоставлять необходимый рабочий
скот, сельско-хозяйственные машины и семена. Но поскольку распоряжение не
указывало, кто именно должен засеивать земли, оно привело главным образом к
самочинным захватам чужих полей. Немецкие же офицеры на местах толковали
распоряжение по-разному, "в иных случаях прогоняя, а в других поощряя
захватчиков"16. И это, разумеется, приводило лишь к росту
аграрного бандитизма на Украине, т. е. к целям, прямо противоположным тем,
которые изначально ставило перед собою германское правительство:
стабилизировать режим Украины для обеспечения спокойного вывоза продуктов в
Германию.
Такую политику нельзя было назвать ни мудрой, ни последовательной. Со
временем против нее стало выступать даже зависимое от Германии правительство
Рады. По причинам политической целесообразности оно критиковало, прежде
всего, главнокомандующего германскими войсками на Украине Эйхгорна, а
апеллировать пыталось к германскому правительству и рейхстагу. Решающие
заседания, посвященные германской политике на Украине, происходили в Киеве
27 и 28 апреля, вскоре после обнародования на Украине приказа Эйхгорна о
введении германских военно-полевых судов (и смертной казни). Критика была
всеобщей. На заседании 27 апреля М. Любинский, подписавший в свое время в
Бресте германо-украинское соглашение о мире, предлагал на этот раз быть
решительным и требовать отозвания Эйхгорна и посланника Мумма. В противовес
приказу Эйхгорна он предлагал издать указ украинского правительства,
аннулирующий приказ германского командующего17. На следующий день
с критикой немцев выступил на заседании Малой Рады председатель Совета
народных министров Украины В. А. Голубович, указавший, что, согласно
имевшейся между германским и украинским правительствами договоренности, "все
прика-
346
зы должны объявляться с обоюдного соглашения и после совместного
обсуждения"; между тем, приказы Эйхгорна вводились в одностороннем
порядке18. Голубовича поддержал член Рады -- эсер, потребовавший
"изменения политики немецкого командования на Украине"19.
Председатель государственной комиссии потоварообменусоциал-де-мократ Н. В.
Порш по существу пригрозил немцам разрывом соглашений о поставках
продовольствия на том основании, что приказ Эйхгорна нарушает права
украинской республики и означает "поворот в политике немцев на Украине".
Центральные державы "находятся в таком положении, -- закончил Порш, -- что
не могут вести дальше войны без наших продуктов", а потому сами
заинтересованы, чтобы условия на Украине позволяли доставлять в Германию
хлеб20. Бывший министр земледелия украинский социал-демократ
Мартос тоже потребовал "устранения" Эйхгорна и невмешательства германской
армии в украинские дела21. А. Н. Зарубин (эсер) указал, что
приказы Эйхгорна по существу отменяют "на всей территории Украины все
политические свободы" -- собраний, союзов, печати и слова22. Если
учесть, что еще 17 апреля украинское правительство отказалось подписать
украино-германскую военную конвенцию, на которой настаивали
немцы23, становилось очевидно, что оно уже не было лояльно
Германии. Германское правительство сделало из этого соответствующие выводы:
28 апреля, во время заседания Малой Рады, в 3 часа 45 минут дня,
правительство Украины было арестовано вошедшим в зал немецким
отрядом24. Германия, не заинтересованная в сохранении
руководства, саботировавшего (по ее мнению) выполнение продовольственных
соглашений25, совершила на Украине государственный
переворот26. К власти пришло правительство гетмана Скоропадского,
придерживавшееся более прогерманского курса.
* * *
На счастье Ленина, 29 апреля, когда он выступал с речью во ВЦИК, в
России еще не знали о совершенном на
347
Украине немцами перевороте. Речь Ленина продолжалась 80 минут. Она была
посвящена критике левых коммунистов и защите брестской
передышки27. Но, казалось, не окружающим, а себе доказывал Ленин
в тысячный раз правоту собственных мыслей. Это не осталось незамеченным для
лидера меньшевиков Мартова. Тот понял, что в Ленине боролись два человека --
безудержный революционер семьдесят третьего дня Парижской
коммуны28 и государственный деятель, всеми силами пытающийся
сохранить за собою власть. Эти два порыва не всегда совмещались даже в
Ленине29. Когда ему предоставили право ответить, он указал, что
верит в силу германского пролетариата30, а о передышке говорить
не стал. Сдался?
С бесконечно тянувшейся оппозицией во ВЦИКе трудно было сладить.
Официальный институт советской власти и фактически единственный на советских
территориях источник оппозиции (социалистической), ВЦИК приносил Ленину -- а
теперь уже и всем большевикам, ратифицировавшим мир -- большие неудобства.
Особенно тяжело было бороться с оппозицией в моменты откровенных поражений.
Их было много: взятие немцами Хельсинки в ночь на 12 апреля31 --
в нарушение условий Брестского договора; переворот на Украине, захват
Ростова32; общее продвижение немцев восточнее ими же оговоренной
демаркационной линии. 9 мая, как раз после серии таких провалов, по желанию
ли Ленина или по решению ЦК, была отменена очередная речь Ленина во ВЦИКе
(хотя повестку дня заседания уже успели объявить в газетах). 9 мая во ВЦИКе
Свердлов заявил, что доклад Ленина не готов "по техническим причинам" и
будет зачитан на следующем очередном заседании, 14 мая. Оппозиционные
фракции протестовали, требовали назначить внеочередное заседание на 10-е, но
Свердлов не уступил. За эти несколько дней закрыли ряд меньшевистских газет,
в том числе "Вперед" (за "ложные слухи" о германских ультиматумах и о взятии
немцами Курска). А 14 мая Ленин выступил во ВЦИКе с речью, поразившей всех
своей пустотой и растерянностью33.
348
Речь привела слушателей в замешательство. В конце се стенограмма не
отмечает аплодисментов даже на большевистских скамьях зала. Было общее
ощущение, что Ленин ничего не сказал. Он говорил скользко, увертливо, и о
том, что нужно сохранить передышку, и о том, что нужно оттянуть войну, но и
о том, что эта война неизбежна, что армия к ней уже готова, что отпор может
быть дан в любую минуту, но что сейчас этот отпор давать еще не время.
Понятно, что такая речь после переворота на Украине никого удовлетворить не
могла. С резкой ее критикой выступили и левые эсеры, и эсеры, и меньшевики.
Так, левый эсер Камков указал, что последними своими актами германское
правительство, по существу, разорвало Брестский мир и теперь уже "есть лишь
одно постепенное удушение революции". Камков предложил считать договор
расторгнутым и начать сопротивление, отказавшись от "психологии
беспомощности", "психологии пассивности и выжидания". Это не значит,
продолжал Камков, что советская власть объявит Германии, Австрии, Турции и
Болгарии войну, но противостоять наступлению по мере сил и возможности она
будет. "Есть один путь сопротивления", -- закончил Камков, подчеркнув, что
левые эсеры готовы "на путях сопротивления, а не на путях капитуляции", за
Лениным "следовать до Урала". В этом месте стенограмма отмечает
"рукоплескания" зала34.
Камкова поддержал левый эсер Карелин. Он указал, что "германцы все
время продвигаются". Но "если бы даже они не продвигались, а сидели на
месте, отрезав нас от наших важнейших резервуаров пищи и топлива, все равно
голод снес бы советскую власть". Даже не продвигаясь восточнее
демаркационной линии, утверждал Карелин, "немцы привели бы к гибели
советскую республику". Эсер Л. М. Коган-Бернштейн заметил, что "смешно
говорить о самой передышке, когда ни на одном фронте не прекращается
движение германских полчищ". А Мартов спрашивал, как именно советская власть
будет отвечать на новые ультиматумы германского правительства: о праве
прохода гер-
майской армии в направлении на Мурманск и о захвате Крыма (объявленного
частью Украины)35.
Нужно ли удивляться, что Ленин покинул заседание преждевременно, не
выступив с ответной речью. Заключи--тельное слово за Ленина зачитал
Свердлов. Большинством голосов, что всегда было предопределено количеством
большевистских делегатов в зале, ВЦИК принял резолюцию, одобряющую доклад
Ленина и текущую политику советской власти. На следующий день, 15 мая, было
получено новое германское требование -- о Черноморском флоте. С ответом на
него советское правительство тянуло, как могло. Но 6 июня Чичерин послал в
Берлин Иоффе телеграмму с сообщением, что "Россия отдает свои военные суда
Германии до заключения мира", а Германия в обмен признает за Советами право
на этот флот и дает обязательство "не пользоваться этими судами". Ожидалось,
что Германия в ответ прекратит продвижение восточнее демаркационной линии и
оставит в руках большевиков занятый ими Ба-тайск, в районе которого были
сосредоточены значительные силы Красной гвардии, мобилизованные "под
лозунгом борьбы с немцами"36. Однако наступление немцев
прекратилось далеко не сразу37.
Провал брестской политики на Украине вскоре признал сам Ленин. 1 июля
он дал интервью одной из шведских газет, где утверждал, что оккупация
Украины наносит ущерб прежде всего самой Германии. "Немцам нужен мир.
Показательно, что на Украине немцы больше хотят мира, чем сами украинцы".
Между тем "положение немцев на Украине очень тяжелое. Они совсем не получают
хлеба от крестьян. Крестьяне вооружаются и большими группами нападают на
немецких солдат", причем "это движение разрастается". Любой левый коммунист
посчитал бы, что именно по этой причине следует разорвать Брестский мир. Но
Ленин думал иначе. "Нам в России нужно теперь ждать развития революционного
движения в Европе, -- сказал Ленин. -- Рано или поздно дело повсюду должно
дойти до политического и социального краха". Ленин подчеркнул, что время
работает на большевиков: "благодаря немецкой
оккупации большевизм на Украине стал своего рода национальным
движением", и "если бы немцы оккупировали всю Россию, результат был бы тот
же самый"38. Снова и снова Ленин предлагал отступать перед
германскими требованиями и бездействовать даже в том случае, если немцы
оккупируют "всю Россию".
Похоже, однако, что советам Ленина в отношении Украины следовать готовы
были немногие. Уже 3 мая для ослабления военной мощи Германии и подготовки
коммунистического переворота на Украине ЦК большевистской партии принял две
резолюции о создании компартии Украины39. Текстов этих резолюций
в протоколе заседания ЦК нет. Но 9 мая "Правда" опубликовала следующее
сообщение:
"Центральный комитет РКП, обсудив вопрос о выделении особой Украинской
коммунистической партии из Российской коммунистической партии, не находит
никаких возражений против создания Украинской коммунистической партии,
поскольку Украина представляет собой самостоятельное государство".
Это была одна из резолюций, принятых на заседании ЦК РКП (б) 3 мая, --
резолюция, подлежащая публикации. Вторая резолюция обнародованию не
подлежала и считается "ненайденной", так как в ней говорилось о том, что
компартия Украины "является составной частью РКП (б)"4 . Это была резолюция,
прямо противоположная первой, опубликованной в "Правде". Смысл этого маневра
был очевиден: громогласно заявив о независимости украинской компартии, ЦК
снял с себя формальную ответственность за подрывную деятельность, к которой
готовились большевики на оккупированной немцами Украине. Антигерманские акты
могли проводиться теперь фактически открыто, без риска осложнить худые
советско-германские или советско-украинские отношения. Получаемые в связи с
этим германские протесты Чичерин отклонял на том основании, что большевики
России к украинским большевикам отношения не имеют. Вместе с тем под сукном
оставалась вторая резолюция, напоминавшая украинским большевикам, что са-
мостоятельной партией они не являются, а подчинены единому ЦК
российской компартии41.
Вопреки ленинским призывам ждать, Украина все больше и больше
погружалась в путину антигерманской партизанской войны. Партизанское
движение проявлялось во всех классических формах: диверсиях, саботаже,
убийствах солдат... 6 июня в десять вечера в Киеве, под самым носом у
немцев, взлетели на воздух артиллерийские пороховые склады военного
ведомства, расположенные в районе Зверинца. Сначала были взорваны пороховые
погреба вблизи станции Киев-2; затем от детонации взорвались прилегающие к
Зверинцу артиллерийские склады, расположенные вблизи Алексеевского
инженерного училища. Поскольку в этом районе было сконцентрировано большое
количество складов с амуницией, взрывы следовали один за другим, и вся
площадь, охватывающая Зверинец и район южнее него, запылали одним
колоссальным костром. Именно так описывала на следующий день эти события
пресса42-
Немцы и австрийцы отвечали не менее решительно. 14 июня германские
войска разгромили к западу от Таганрога на берегу Азовского моря 10-тысячный
красногвардейский отряд под командованием чешского
офицера-интернационалиста, намеревавшийся ударить в тыл немцам и захватить
Таганрог. Было убито или потоплено более пяти тысяч человек43. 15
июня в ответ на убийство крестьянами двух солдат в одном из сел Могилевского
уезда, в селе было сожжено пять хат и наложена контрибуция в 10 тысяч
рублей44. В середине июня в оккупированном немцами Крыму, в
Симферополе, было сформировано марионеточное правительство45. 19
июня, подчиняясь очередному ультиматуму Германии, советское правительство
перевело из Новороссийска в Севастополь часть своих судов для сдачи
Германии46.
Можно было бы считать происходившее лишь цепью неприятных инцидентов,
вызванных провокациями недисциплинированного населения. Но в середине июля
движение саботажа на оккупированной Украине стало принимать
352
массовый характер. Это выразилось прежде всего в забастовке украинских
железных дорог (бесперебойная работа которых была столь необходима для
отправки в Германию и Австро-Венгрию с таким трудом добываемых и столь
необходимых там продуктов) . Не приходится удивляться, что забастовка
встретила поддержку советской России . Казалось, вот-вот должно было
произойти ожидаемое всеми восстание украинских рабочих и крестьян; и оттуда,
из Украины, могло прийти освобождение от ига Брестского договора и для
России . Украинский хлеб обходился Германии слишком дорого. Она получила
меньше, чем хотела , приложив куда больше усилий, чем могла. Вынужденная
держать на Украине оккупационную армию, не сумев ликвидировать Восточный
фронт или хотя бы сократить его протяженность, Германия провалилась в своих
расчетах. "Хлебный мир" оказался утопией не меньшей, чем весь Брестский
договор.
Очевидно, что решение противостоять немцам на Украине принималось
вопреки воле Ленина. Но если в мае-июне 1918 года авторитета советского
правительства хватало на то, чтобы добиться от партийного актива формального
сохранения Брестского договора, проводить эту политику на местах Совнарком
был не в состоянии. Выпуская из-под контроля все новые и новые территории,
теряя силы и авторитет, советская власть вошла в полосу тяжелейшего кризиса.
Казалось, наступили последние дни правления Ленина: опоздав на полгода,
пришел "73-й день Парижской коммуны".
353
Троцкий. О Ленине, с. 111, 112.
9 (22) января, в день, назначенный для украинской конституанты,
она не могла собраться вследствие большевистского наступления
(АИГН, 157/11, с. 13-17).
В апреле 1918 г. председатель Совета народных министров Укра
ины Голубович так описал историю приглашения на Украину
германских войск: "В свое время, когда Украине угрожала опас
ность со стороны большевиков [...] мы были вынуждены через
свою мирную делегацию обратиться к немецкому народу с призы
вом оказать нам помощь. Немецкое правительство сейчас же
сделало соответствующее распоряжение об отправке к нам в по
мощь своих войск для установления порядка и спокойствия. С того
времени неизменно подчеркивалось [...] (и это закреплено целым
рядом официальных документов вроде моей телеграммы рейх
сканцлеру Гертлингу с сообщением о том, что Киев освобожден от
большевиков и с благодарностью за помощь и его ответом на эту
телеграмму), что немецкие войска пришли к нам, как дружеские
союзники [...]. Одновременно с этим неизменно подчеркивалось,
что ни немецкое правительство, ни немецкое войско не имеют
намерения вмешиваться во внутренние вопросы, в наши внутрен
ние дела" (КМ,No 64, 29 апреля 1918, Заседание Малой Рады от
27 апреля. Речь премьер-министра В. А. Голубовича).
Штейнберг. Почему мы против Брестского мира, с. 18-19.
Статистические данные о вывозе продовольствия с Украины рас
ходятся. Так, 29 апреля 1918 г. "Киевская мысль" привела слова
премьер-министра Украины о том, что в Германию и Австро-Вен
грию вывезено "более трех миллионов пудов хлеба" (КМ, No 64,
29 апреля 1918 г. Заседание Малой Рады от 27 апреля. Речь
премьер-министра). По данным, составленным австрийским
статс-секретарем продовольственного ведомства, до ноября 1918
года с Украины странами Четверного союза было вывезено:
113.421 тонна зерна, муки, бобов, фуража и семян; 3.329.403 кг
масла, жира и сала; 1.802.847 кг растительного масла; 420.818 кг
сыра и творога; 1.213.961 кг рыбы, рыбных консервов и селедки;
105.542 головы (36.625.175кг) рогатого скота; 95.976 голов лоша
дей; 2.927.439 кг. солонины; 75.200 ящиков яиц; 66.809.963 кг
сахара; 27.385.095 кг различных других съестных припасов. Кро
ме того 15.000 вагонов различных продуктов было вывезено с
Украины контрабандным путем, т. е. не через созданные Герма
нией и Австро-Венгрией правительственные организации для вы
воза продуктов с Украины (Чернин. Брест-Литовск, с. 174-175).
354
Там же указана и та доля продуктов, которую получила Австро-Венгрия.
Иные данные называли более критически настроенные в этом вопросе авторы.
Генерал Гофман, например, указывал, что германскому "закупочному обществу не
удалось открыть сколько-нибудь значительных запасов" продовольствия на
Украине -- то ли вследствие преувеличения запасов продуктов украинской
мирной делегацией (сулившей Центральным державам поставки продуктов с
Украины), то ли из-за саботажа украинского населения, спрятавшего весь свой
хлеб (Гофман. Война упущенных возможностей, с. 192). "Обманула и Украина, --
писал другой автор. -- Ее житницы не открывались по мановению немецких шпаг.
[...] Теперь известно, что только 40.000 вагонов продовольствия было
вывезено с Украины. Это составляло фунт хлеба на каждого жителя Германии и
Австрии. Конрад Гаусман признал, что "хлебный мир с Украиной принес нам
траты на оккупацию, но не принес хлеба" (Литовцев. Французы и
Брест-Литовск). По другим сведениям за все время германской оккупации
Украины Центральные державы вывезли 113.421 тонну продовольствия, в основном
зерна, что, однако, было совершенно недостаточно для удовлетворения нужд
Германии и Австрии (Chamberlin. The Russian Revolution, v. 1, p. 410).
Современник пишет: "Даже та часть интеллигенции, которая
была им благодарна за освобождение от большевиков, не скрывала
от них неудовольствия за отделение Украины от России и за
поддержку самостийников. Простой же народ, не изживший еще
большевизм, считал, что немцы отняли у него землю и волю и
ненавидели как немцев, так и тех, кто их пригласил [Централь
ную Раду] [...] Все это наглядно убедило немцев, [...] что отделяя
ее [Украину] от остальной России насильственным путем [...] они
возбуждают против себя широкие круги населения как на Украи
не, так и на всей России" (АИГН, 157/13, с. 3).
"Голод становится все более угрожающим, -- писал о ситуации в
Москве советник германского посольства Рицлер в донесении от 4
июня 1918 года, -- и поскольку народ считает, что на юге коло
сятся поля пшеницы, нас винят (и не без оснований) за нехватку
хлеба, керосина и угля" (Земан. Германия и революция в России,
док. от 4 июня 1918).
Приказ о введении на Украине военно-полевых судов был подпи
сан командующим германскими войсками на Украине генералом
Эйхгорном 25 апреля и объявлен на следующий день. (КМ,
No 64, 29 апреля 1918. Заседание Малой Рады от 27 апреля. Речь
премьер-министра).
Германские военно-полевые суды были учреждены в 1890 г. Им
были подсудны дела граждан стран, которые находились с Герма
нией в состоянии войны. Само германское правительство понима-
355
ло наличие противоречия между существованием мирного
укра-ино-германского договора и введением военно-полевых судов, но объясняло
необходимость издания указа беспорядками, в том числе и частыми единичными
убийствами германских солдат (КМ, No 118, 23 июля, No 120, 25 июля 1918).
В ночь на 27 апреля дивизии из пленных украинцев, находивши
еся в Киеве, были разоружены. По заявлению военного министра
Украины атамана Жуковского, ночью немцы, окружив казармы,
обезоружили 1 -и и 4-й полки одной из дивизий (один из полков
стоял в Киеве, другой -- под Ковелем). Жуковский потребовал,
чтобы арестованные в казармах солдаты были освобождены, а
германская охрана в казармах, имевшая на вооружении пулеме
ты, -- снята. Германский военный атташе заявил, что вышло
недоразумение (там же, No 64, 29 апреля 1918 г. Заседание Малой
Рады от 27 апреля. Запрос о разоружении украинских солдат).
Там же, No 64, 29 апреля 1918 г. Заседание Малой Рады от
28 апреля 1918 Машинописная копия. Речи М. Г. Рафеса и
Н. В. Порша.
В "Гауптаусшуссе" рейхстага 4 мая происходили по этому поводу
горячие прения. Германский вице-канцлер Ф. фон Пайер сказал,
что продовольственные соображения были основными при реше
нии вопроса о вводе на Украину германских войск (Алексеев.
Уроки прошлого).
С некоторыми оговорками все то же самое можно сказать и о
политике на Украине Австро-Венгрии. "Мы получили от Украины
значительно меньше, чем мы надеялись", -- указывал в своих
воспоминаниях граф Чернин. Он, однако, считал, что без этого
продовольствия Австро-Венгрия вообще не была бы "в состоянии
дожить до следующего урожая. Статистически доказано, что вес
ной и летом 1918 года мы получили от Украины 42.000 вагонов.
Было бы невозможно достать эти съестные припасы из какого-ни
будь другого места" (Чернин. Брест-Литовск, с. 174).
Алексеев, Уроки прошлого.