Страница:
ликвидировать "капиталистическую эксплуатацию" и "перераспределить
собственность" (т. е. провести всеобщую национализацию). Почему-то
подразумевалось, что от этого рабочий станет жить лучше. Но прямой цели
улучшить экономическое положение рабочего перед коммунистами не стояло.
Вставшие перед большевиками проблемы замыкались в круг. Из-за поражения
революции в Европе приходилось строить социализм в одной стране, плацдарм
для мировой революции. Это значило, что с капиталистическим миром
сосуществовать придется какое-то длительное время. Но сосуществовать в
экономическом смысле означало конкурировать. А конкурировать с
капиталистическим Западом трудно было с помощью неконкурентоспособной
коммунистической системы. Поскольку речь шла лишь о передышке, во время
которой предстояло создать собственную военную промышленность для ведения
революционной войны, необходимо было поддерживать НЭП и получать помощь от
капиталистических стран -- в виде концессий, займов, специалистов... Это, в
свою очередь, предусматривало отход от военного коммунизма, отказ от
риторики времен мировой революции, замену открытой подрывной деятельности
тайной -- по линии Коминтерна: до тех пор, пока не позволят
обстоятельства, предстояло строить социализм в отдельной стране. Десять
лет? Двадцать? Семьдесят? И все это время продолжать конкурировать с
капиталистическим миром (который тоже, ведь, как оказалось -- и что
исключала коммунистическая догма -- не стоит на месте, а потому до сих пор
не догнан). Но тогда передышка и тактическое отступление, вызванные
антикоммунистическими восстаниями недовольного народа, становились
осознанной долгосрочной политикой; и социализм в отдельной стране мог
оказаться не констатацией передышки, а конечной целью. Вот этого-то и боялся
Троцкий.
Стоящий перед советским руководством выбор был достаточно неприятен.
Можно было либо оставаться слабой коммунистической державой и при схлынувшей
революционной волне в Европе надеяться на милость капиталистических соседей
(на что, конечно же, по мнению советского руководства, в долгосрочном плане
рассчитывать не приходилось); либо стать сильной страной, опираясь на
капиталистические реформы внутри СССР, на рыночную экономику, на
капиталистическую же помощь из-за границы. Но это значило перестать быть
страной коммунистической, по крайней мере в экономическом отношении.
Получалось, что ни в том, ни в другом случае нельзя было построить
социализма в отдельной стране, в Советском Союзе. И именно поэтому Троцкий
выступил против этой теории и продолжал настаивать на мировой революции,
которая, разумеется, не означала немедленного развязывания революционной
войны, но подразумевала ставку, в первую очередь, на экспорт революции, а во
вторую -- на строительство собственной сильной военно-промышленной базы,
способной на военную интервенцию против стран "капиталистического окружения"
(но ни в коем случае не наоборот). Однако в то время, как Троцкого
интересовали теоретические выкладки, сторонников теории социализма в одной
стране интересовал сам Троцкий. Наследниками Ленина с ним давно уже велась
борьба, целью которой было отстранение Троцкого от власти-. Сам Троцкий, по
крайней мере, до конца 1925 года не понимал, что с ним борются не
из-за реальных идеологических или политических расхождений. Кажется, в
этом смысле он был удивительно наивен и не подозревал, что в большевистской
партии существует такое примитивное явление, как борьба за власть. В 1925
году, затравленный своими коллегами, он добровольно покинул военный
комиссариат, последнюю свою крепость, и по существу сдался на милость
победителей -- Сталина, Зиновьева, Каменева и Бухарина, выступавших тогда
против Троцкого единым блоком.
В этой борьбе Троцкий не мог победить хотя бы уже потому, что не вел ее
"по-большевистски". Понадобился разрыв Сталина с Зиновьевым и Каменевым и
блок Зиновьева с Троцким, чтобы последний начал бороться хотя бы с помощью
своего достаточно бойкого пера. Однако никакой левой оппозиции Троцкого в то
время еще не существовало, и все попытки, в том числе и самого Троцкого,
представить дело так, будто левая оппозиция оформилась еще в 1923 году, при
жизни Ленина, следует считать фальсификацией. В 1923 году в партии
действительно возникла оппозиционная группа, только Троцкий к ней не имел
никого отношения. Левая оппозиция Троцкого в действительном смысле этого
слова появилась в декабре 1925 года, после блока Зиновьева с Троцким.
Однако наступивший 1926 год был не лучшим годом оппозиционеров.
Признаваться партии в том, что речь идет о борьбе за власть между
Сталиным-Бухариным, с одной стороны, и Троцким-Зиновьевым, -- с другой, было
достаточно невыгодно: оппозиционеров это привело бы к непременному
поражению, так как партийный аппарат в этом случае, конечно же, поддержал бы
руководство уже стоящее у власти, а не свергнутых конкурентов. Для серьезной
политической борьбы необходима была платформа; для платформы -- очевидные
разногласия. Разногласия эти нужно было сформулировать как в вопросах
внутренней политики, так и в вопросах политики внешней. Во внутренней
политике разногласия было сформулировать просто: критика НЭПа слева и
призыв, по существу, к возврату военного коммунизма.
550Сложнее было с разногласиями внешнеполитическими. Первоначально
оппозиция пыталась формулировать их по вопросу о генеральной стачке в
Англии. Однако эта тема откровенно не интересовала партийные низы. А
распространенный оппозицией в июле 1926 года документ о генеральной стачке в
Англии, написанный ужасным языком и подписанный Зиновьевым, Троцким,
Каменевым, Пятаковым и Крупской, в целом, следует считать крайне неудачным.
Неясно, к чему бы привели поиски расхождений во внешнеполитической
программе, если бы не начавшаяся в Китае революция. Для формирования левой
оппозиции этого было больше чем достаточно. Подвергая правительство критике
слева, оппозиция утверждала, что Сталин с Бухариным ведут в Китае
оппортунистическую политику, обрекая китайскую революцию на поражение. В
тактическом отношении оппозиция заняла, по существу, беспроигрышную позицию:
в случае поражения революции в Китае она могла утверждать, что в этом
виновата оппортунистическая политика Сталина-Бухарина; в случае победы --
что победа одержана благодаря бдительной критике со стороны оппозиции и
тому, что правительство последовало указаниям оппозиционеров.
Левая оппозиция по вопросу о китайской революции несколько походила на
левую оппозицию против Брестского мира. Очевидно и то, что
сталинско-бухаринская политика в отношении китайской революции во многом
повторяла ленинскую политику "брестской передышки". Но если Ленин боялся как
таковой победы коммунистической революции в Германии и уготовленной для него
в этом случае второстепенной роли, Сталин, судя по всему, опасался совсем
другого. Он понимал, что коммунистическая революция в Китае приведет к
гражданской войне и распаду слабого китайского государства. В эту
гражданскую войну неизбежно вмешается Япония и без труда одержит в Китае
победу. Советская же интервенция в Китай приведет лишь к советско-японскому
конфликту. А к столкновению с Японией Советский Союз в 1927 году готов не
был. По этим причинам до тех пор, пока между Чан Кайши и китай-
551
ской компартией существовал блок, Сталин не считал нужным начинать
коммунистический переворот в Китае, на чем так настаивала оппозиция.
Япония всегда занимала особое место во внешней политике советского
государства. Достаточно указать на то, что японская интервенция на Дальнем
Востоке времен гражданской войны, в отличие в американской, английской и
французской, была реальной и длительной. Дальневосточная республика,
просуществовавшая до 1922 года, была создана как буфер против неизбежной
японской оккупации Дальнего Востока. И именно Япония, а не Европа, была
основным внешнеполитическим противником СССР в двадцатые и тридцатые годы.
Ради противостояния Японии были восстановлены в начале тридцатых годов
советско-американские отношения. Для более быстрого отражения вероятной
японской агрессии (а не на случай войны с Германией, как пишут историки) в
1937 году началось создание мощной промышленной базы на Урале, Дальнем
Востоке, в Сибири, Казахстане и Средней Азии. В том же году Япония
приступила к оккупации Китая (сталинская политика в Китае обеспечила СССР
передышку в десять лет) и к октябрю 1938 года заняла значительную его часть,
выйдя к границам Монголии, оккупированной, в свою очередь, Советским Союзом.
Началось противостояние двух армий, которое, по крайней мере дважды,
приводило к локальным войнам: в июне-августе 1938 года в районе озера Хасан
и в мае-сентябре 1939 на реке Халхин-Гол, где конфликт был урегулирован
только благодаря посредничеству Германии, предусмотренному, по настоянию
Сталина, одним из пунктов пакта Молотова-Риббентропа, подписанного в августе
1939 года.
Конечно же, советское руководство вряд ли предвидело все это в 1927
году. Но общая напряженность в советско-японских отношениях требовала
наличия сильного единого и национального Китая, могущего противостоять
японской агрессии, а не коммунистического слабого и раздробленного
гражданской войной государства, напрашивающегося в жертвы к Японии. И хотя
по линии Коминтерна само же
552
советское правительство усиливало компартию и готовило ее к возможному
коммунистическому перевороту в стране, установление в Китае
коммунистического режима в 1927 году, судя по всему, не входило в планы
Сталина. Ради передышки в войне с Японией он готов был принести в жертву
коммунистическую революцию в Китае точно также, как в восемнадцатом в жертву
принесли ожидаемую революцию в Германии.
Правда, в 1918 году Ленин великодушно простил левых коммунистов и
никогда не напоминал им об их былой ереси. Неудачное наступление Красной
армии на запад в январе 1919 года (в соответствии с программой левых
коммунистов) и поражение коммунистического переворота в Г ермании само собой
ликвидировали эту проблему. Сталин был куда злопамятней. В декабре 1927 года
он начал репрессии против левой оппозиции Троцкого. Тогда же, на очередном
(Пятнадцатом) партийном съезде, заставил оппозиционеров публично
капитулировать. Одновременно с этим он принял на вооружение платформу
оппозиционеров в основных ее пунктах: отказ от НЭПа и, в связи с распадом
блока китайских коммунистов с правительством, курс на коммунистический
переворот и вооруженное восстание в Китае. Этим он обезоружил оппозицию, а
затем, потерпев поражение в Китае (как в девятнадцатом в Германии), вместо
того чтобы, подобно Ленину, предать инцидент забвению, сослал всех
оппозиционеров.
Хотим мы этого или нет, время меняет наше видение прошлого. Прошли
годы, и две коммунистические державы, Китай и СССР, занялись проведением
далеко не социалистических реформ -- из-за невозможности иначе конкурировать
с капиталистическим миром и друг с другом. Сегодня сам собою напрашивается
вывод о том, что теория построения социализма в отдельной стране потерпела
провал. Коммунистическая система так и осталась неконкурентоспособной.
Потеряв темп и наступательную динамику, не сумев своевременно захватить
западные промышленные страны, советское государство не обеспечило себе
свободного от конкуренции рынка; вынужденное соревно-
ваться с Америкой и Китаем, оно должно было провести, или хотя бы
попытаться провести, "капиталистические" реформы. Может быть (с точки зрения
коммунистических интересов), не так уж не прав был Троцкий, настаивая на
мировой революции и скорейшем достижении конечной цели. Но и его теория
провалилась в одном решающем пункте. Интернационалист Троцкий никогда не
уделял достаточного внимания национальному вопросу. Созданная им модель не
считала национальные проблемы внутри коммунистической системы сколь-либо
важным фактором. Советско-югославский, советско-китайский,
китайско-вьетнамский и вьетнамо-камбоджийский конфликты, равно как и
постоянная напряженность в венгерско-румынских отношениях, показали, что
Троцкий ошибался, и столкновения между коммунистическими державами столь же
неизбежны, как и между "капиталистическими". И тогда замыкался последний
круг: конкуренция диктовала необходимость быть сильным; для этого
требовалось поднятие экономики, что в свою очередь возможно было сделать
лишь проведя "капиталистические" реформы. По этому пути пошел Китай. На этот
путь становится Горбачев.' Мы можем быть спокойны за "перестройку" -- иного
выхода нет.
554
Зародившись на рубеже Октябрьского переворота, блок большевиков и левых
эсеров распался в июле 1918г. при самых загадочных обстоятельствах --
немедленно после убийства в Москве германского посла графа Мир-баха и так
называемого "восстания левых эсеров". С этого момента ведет свою историю
однопартийная диктатура коммунистической партии СССР. Не удивительно, что
кратковременный союз двух партий, большевиков и левых эсеров, закончившийся
вооруженной конфронтацией в июле 1918г., давно привлекал внимание историков.
Исторические работы о блоке левых эсеров и большевиков начали появляться уже
в двадцатые годы, но характер их был далек от научного!. Позже, вплоть до
середины 50-х годов, в СССР публиковались работы о
большевистско-левоэсеров-ском союзе, но, к сожалению, эти исследования были
тенденциозны и их авторы лишь пытались подчеркнуть отрицательную роль ПЛСР в
Октябрьском перевороте и в деле становления в СССР советской власти2.
После-сталинская историография также не вывела историков Советского Союза за
пределы, ограниченные рамками марксистско-ленинской идеологии, хотя, начиная
с 1956 года, в СССР было опубликовано большое число работ по истории ПЛСРЗ.
Эти исследования отличались от предшествующих тем, что часто были написаны
на основе архивных материалов, недоступных западным историкам, и вводили в
научный оборот ранее неизвестные источники^.
На Западе труды по истории большевистско-левоэсеровских отношений, к
сожалению, немногочисленны. На русском языке отдельных работ о партии левых
эсеров нет вообще, хотя некоторые историки не только подвергали сомнению
теорию о "восстании левых эсеров" в июле 1918 года5, но и по-иному смотрели
на большевистско-левоэсеровские отношения. Например, Б. И. Николаевский в
комментариях к книге одного из западных авторов указывал, разбирая вопрос о
левых эсерах, что "они помогли большевикам в самые критические месяцы их
существования и активно участвовали в разгоне Учредительного собрания и
захвате Совета крестьянских депутатов, в Октябрьском перевороте и многом
другом"6. И эти выводы Николаевского принципиально отличались от
стандартного взгляда на левых эсеров. В целом, западная историография
изучала вопрос о большевистско-левоэсеровских отношениях лишь поверхностно,
обычно в связи с изучением более общих, либо, наоборот, более конкретных
тем. Настоящая работа поэтому в главах, касающихся левых эсеров и
установления однопартийной диктатуры в СССР, ставит перед собой задачу,
обобщив предшествующую историографию, показать и проанализировать основные
аспекты большевистско-левоэсеровского политического сотрудни-
555
честна в октябре 1917 --июле 1918 г., со дня большевистского переворота
до разгрома ПЛСР большевиками. Эти главы описывают образование ПЛСР и ее
отношения с большевиками до октября 1917; формирование двупартийного
большевистско-левоэсеровского правительства, в котором не было места другим
социалистическим партиям, таким как меньшевики или эсеры; созыв и роспуск
Учредительного собрания; отношения между этими двумя партиями в период
апреля-июня 1918 г. (здесь внимание уделяется в основном противоречиям между
большевиками и левыми эсерами по поводу Брест-Литовского мира, борьбы с
крестьянством и отношений с другими социалистическими партиями). Особое
внимание уделено июльским событиям 1918 года, приведшим к политическому
разгрому ПЛСР: убийству 6 июля 1918г. германского посла Мирбаха и так
называемому "восстанию левых эсеров", причем в настоящем исследовании
июльские события предстают в новом освещении.
В советской историографии вопрос о "мятеже левых эсеров" в Москве в
июле 1918 г. считается давно изученным. Многочисленные советские авторы,
расходясь в детализации событий, всегда соглашаются в главном: ПЛСР
совершила убийство Мирбаха и подняла антибольшевистский мятеж с целью
сорвать Брест-Литовский мирный договор и свергнуть советскую власть7.
Удивительно, что и столь недоверчивая во многих других случаях западная
историческая наука в целом беспрекословно приняла эту советскую точку
зрения. Фундаментальные труды зарубежных историков и отдельные исторические
монографии редко противостояли официальной советской теории8. Впервые в 1922
году официальную версию о "восстании левых эсеров" подверг сомнению бывший
советский функционер социал-демократ Е. Лундберг. "В восстание я не верю, --
писал он, -- ибо Александрович, умирая, сказал: "Да здравствует власть
Советов"'. Известный русский революционер эсер Чернов также с сомнением
относился к версии о восстании левых эсеров, называя его "чем-то вроде
левоэсеров-ского восстания против большевистской диктатуры" Ю. Много позже,
в 1962 году, появилось первое серьезное историческое исследование: Г. М.
Катков опубликовал статью, аргументированно подвергшую сомнению всеми
признанную версик>11. Вывод Каткова сводился к тому, что "Мирбах был убит
Блюмкиным и Андреевым с ведома большевиков и, вероятно, самого Ленина. Левые
эсеры оказались здесь жертвой провокации большевиков (не в первый и не в
последний раз) "12. И лишь после публикации статьи Каткова недоверие к
советской официальной точке зрения высказали другие западные историки. Вот
что писал, например, один из ведущих советологов США Адам Улам:
"Драма, разыгравшаяся в июле и августе [1918 г.] и приведшая к гибели
левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих
пор хранит в себе элемент тайны [...]. Все сконцентрировалось вокруг графа
Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным комитетом
социалистов-революционеров на заседании 24 июня [...]. Было бы
неудивительно, если б кто-либо из коммунистических лидеров решил убрать
Мирбаха [...]. Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне
загадочны [...]. Приходится подозревать, что, по край-
556
ней мере, некоторые из коммунистических сановников знали о решении
социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали [...]. Возможно, по
крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об
эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность
избавиться от них [эсеров] и от германского дипломата, причиняющего
неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского" 13.
Джоэль Кармайкл также подвергает сомнению официальную советскую точку
зрения. Он пишет:
"Обстоятельства этого убийства остаются необычайно загадочными [...].
Сами левые эсеры яростно отрицали всякую подготовку к восстанию, хотя и не
оспаривали своего участия в убийстве и даже похвалялись им. Однако
несоответствия, содержащиеся в этой версии, начисто опровергают ее [...].
Ленин использовал убийство Мирбаха как предлог для истребления левых эсеров.
Их пресловутое "восстание" было не более чем протестом против большевистских
"преследований", состоявших в том, что большевики представили их
общественности, в особенности германскому правительству, убийцами Мирбаха.
Эсеровский "бунт" был на редкость ребяческой затеей" 14.
Более резок в своих выводах американский историк С. Поссони. Он
недвусмысленно обвиняет в организации убийства Мирбаха большевиков, и прежде
всего -- Ленина. Поссони пишет:
"Подозреваемые в заговоре были все скопом арестованы в Большом театре
-- после того, как большевистских делегатов должным образом проинформировали
о случившемся и они покинули зал, и до того, как информация дошла до эсеров.
Эсеры действительно отважились на какие-то военные действия, но, похоже,
лишь обороняясь от большевиков; возможно также, что их подтолкнули к
выступлениям большевистские провокаторы. (Многие левые эсеры оставались под
влиянием большевиков.)
Коротко говоря, убийство Мирбаха было, вероятно, провокацией
большевиков; если это так, то руководил заговором, скорее всего, Ленин. В
самом деле, уничтожение Мирбаха было очень выгодно, так как он являлся тем
представителем Германии, который более, чем кто-либо другой, мог и хотел
добиться свержения большевиков. Его смерть устранила такую угрозу и
послужила Германии предупреждением, что не следует обманываться насчет
России. Убийство Мирбаха существенно уменьшило германское влияние в России.
Для Ленина, естественно, существовал риск, что Германия ответит
репрессалиями, но германские власти не были заинтересованы в свержении
большевиков. Они охотно удовлетворились обвинением эсеров. Вильгельм II
возложил ответственность за все пропагандистские выступления на Антанту,
утверждая, что "даже при отсутствии прямых доказательств [...] им нелегко
будет доказать обратное". И, что существеннее всего, это событие позволило
Ленину подавить эсеров, с которыми стало трудно иметь дело" 15.
В настоящей работе читатель найдет не только хронику Брестского мира,
интересную саму по себе, но по-иному взглянет на проблемы, счи-
557
тавшиеся давно выясненными. Тайные отношения между революционерами и
германским правительством, уходящие своими корнями в еще дореволюционное
прошлое; финансирование Германией русской революции и, прежде всего,
ленинской группы; вопрос о сепаратном мире и противостояние ему сторонников
мира всеобщего, без аннексий и контрибуций; истинные цели Ленина;
действительная позиция Троцкого; масштабность оппозиции заключению
Брестского мира; и заключение мира, не соблюдавшегося ни дня ни одной
стороной; убийство германского посла Мирба-ха; несуществовавшее "восстание
левых эсеров"; разрыв Брестского договора и начало революционной войны
против Запада в конце 1918 года -- вот основные темы, затрагиваемые этой
книгой.
Источниковедческая база работы обширна. В ней использованы архивные
документы Гуверовского института (Стенфорд, США), прежде всего коллекции Б.
И. Николаевского; материалы архива Международного института социальной
истории в Амстердаме и архива Троцкого в Гарвардском университете в Бостоне!
6. Крайне важными для исследовательской работы были опубликованные
первоисточники, документы, изданные в СССР и на Западе, многочисленные
мемуары, равно как и исторические труды. Подробные библиографические сноски
на эти источники читатель найдет в примечаниях к главам.
Примечания
Владимирова. Левые эсеры в 1917-1918 гг.; Шестаков. Блок с ле
выми эсерами; Мороховец. Аграрные программы российских политиче
ских партий в 1917 году.
Показательной в этом смысле следует считать полуанонимную
публикацию за подписями Н. и К. "Ликвидация левоэсеровского мятежа в
Москве в 1918 году". Из эпитетов в этой статье в адрес левых эсеров и
"контрреволюционное отрепье", и "левоэсеровский бандитский отряд По
пова", и указание, что "к весне 1918 г. левоэсеры уже превратились в
озверелую банду диверсантов-террористов". См. также: Агеев. Борьба
большевиков против мелкобуржуазной партии эсеров; Аграрная програм
ма В. И. Ленина; Парфенов. Разгром левых эсеров; Чугаев. Борьба комму
нистической партии за упрочение советской власти; Луцкий. Борьба вок
руг декрета "О земле"; Зайцев. Политика партии большевиков по отноше
нию к крестьянству.
Гусев. Крах партии левых эсеров; Хмылов. К вопросу о борьбе
большевиков против соглашательства "левых" эсеров; Жидков. Борьба
партии большевиков с правыми и левыми эсерами; Спиридонов. Борьба
коммунистической партии против левых эсеров; Смирнов. Об отношении
большевиков к левым эсерам; Илюхина. К вопросу о соглашении больше
виков с левыми эсерами; Кучма. Ленин о теоретических основах соглаше
ния большевиков с левыми эсерами; Голуб. О блоке большевиков с левыми
эсерами; Слепов. Применение большевиками тактики левого блока.
558
4. Из обширной литературы, изучающей в той или иной степени партию
левых эсеров, следует выделить книгу Гусева "Партия эсеров: от
мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции". В ней, по существу
впервые в советской историографии, в развернутой форме описано
сотрудничество большевиков и левых эсеров во второй половине 1917 -- начале
1918 года (с. 146-183). Одной из самых серьезных работ о
больше-вистско-левоэсеровском сотрудничестве в первые месяцы советской
власти является труд Разгона "ВЦИК Советов в первые месяцы диктатуры
собственность" (т. е. провести всеобщую национализацию). Почему-то
подразумевалось, что от этого рабочий станет жить лучше. Но прямой цели
улучшить экономическое положение рабочего перед коммунистами не стояло.
Вставшие перед большевиками проблемы замыкались в круг. Из-за поражения
революции в Европе приходилось строить социализм в одной стране, плацдарм
для мировой революции. Это значило, что с капиталистическим миром
сосуществовать придется какое-то длительное время. Но сосуществовать в
экономическом смысле означало конкурировать. А конкурировать с
капиталистическим Западом трудно было с помощью неконкурентоспособной
коммунистической системы. Поскольку речь шла лишь о передышке, во время
которой предстояло создать собственную военную промышленность для ведения
революционной войны, необходимо было поддерживать НЭП и получать помощь от
капиталистических стран -- в виде концессий, займов, специалистов... Это, в
свою очередь, предусматривало отход от военного коммунизма, отказ от
риторики времен мировой революции, замену открытой подрывной деятельности
тайной -- по линии Коминтерна: до тех пор, пока не позволят
обстоятельства, предстояло строить социализм в отдельной стране. Десять
лет? Двадцать? Семьдесят? И все это время продолжать конкурировать с
капиталистическим миром (который тоже, ведь, как оказалось -- и что
исключала коммунистическая догма -- не стоит на месте, а потому до сих пор
не догнан). Но тогда передышка и тактическое отступление, вызванные
антикоммунистическими восстаниями недовольного народа, становились
осознанной долгосрочной политикой; и социализм в отдельной стране мог
оказаться не констатацией передышки, а конечной целью. Вот этого-то и боялся
Троцкий.
Стоящий перед советским руководством выбор был достаточно неприятен.
Можно было либо оставаться слабой коммунистической державой и при схлынувшей
революционной волне в Европе надеяться на милость капиталистических соседей
(на что, конечно же, по мнению советского руководства, в долгосрочном плане
рассчитывать не приходилось); либо стать сильной страной, опираясь на
капиталистические реформы внутри СССР, на рыночную экономику, на
капиталистическую же помощь из-за границы. Но это значило перестать быть
страной коммунистической, по крайней мере в экономическом отношении.
Получалось, что ни в том, ни в другом случае нельзя было построить
социализма в отдельной стране, в Советском Союзе. И именно поэтому Троцкий
выступил против этой теории и продолжал настаивать на мировой революции,
которая, разумеется, не означала немедленного развязывания революционной
войны, но подразумевала ставку, в первую очередь, на экспорт революции, а во
вторую -- на строительство собственной сильной военно-промышленной базы,
способной на военную интервенцию против стран "капиталистического окружения"
(но ни в коем случае не наоборот). Однако в то время, как Троцкого
интересовали теоретические выкладки, сторонников теории социализма в одной
стране интересовал сам Троцкий. Наследниками Ленина с ним давно уже велась
борьба, целью которой было отстранение Троцкого от власти-. Сам Троцкий, по
крайней мере, до конца 1925 года не понимал, что с ним борются не
из-за реальных идеологических или политических расхождений. Кажется, в
этом смысле он был удивительно наивен и не подозревал, что в большевистской
партии существует такое примитивное явление, как борьба за власть. В 1925
году, затравленный своими коллегами, он добровольно покинул военный
комиссариат, последнюю свою крепость, и по существу сдался на милость
победителей -- Сталина, Зиновьева, Каменева и Бухарина, выступавших тогда
против Троцкого единым блоком.
В этой борьбе Троцкий не мог победить хотя бы уже потому, что не вел ее
"по-большевистски". Понадобился разрыв Сталина с Зиновьевым и Каменевым и
блок Зиновьева с Троцким, чтобы последний начал бороться хотя бы с помощью
своего достаточно бойкого пера. Однако никакой левой оппозиции Троцкого в то
время еще не существовало, и все попытки, в том числе и самого Троцкого,
представить дело так, будто левая оппозиция оформилась еще в 1923 году, при
жизни Ленина, следует считать фальсификацией. В 1923 году в партии
действительно возникла оппозиционная группа, только Троцкий к ней не имел
никого отношения. Левая оппозиция Троцкого в действительном смысле этого
слова появилась в декабре 1925 года, после блока Зиновьева с Троцким.
Однако наступивший 1926 год был не лучшим годом оппозиционеров.
Признаваться партии в том, что речь идет о борьбе за власть между
Сталиным-Бухариным, с одной стороны, и Троцким-Зиновьевым, -- с другой, было
достаточно невыгодно: оппозиционеров это привело бы к непременному
поражению, так как партийный аппарат в этом случае, конечно же, поддержал бы
руководство уже стоящее у власти, а не свергнутых конкурентов. Для серьезной
политической борьбы необходима была платформа; для платформы -- очевидные
разногласия. Разногласия эти нужно было сформулировать как в вопросах
внутренней политики, так и в вопросах политики внешней. Во внутренней
политике разногласия было сформулировать просто: критика НЭПа слева и
призыв, по существу, к возврату военного коммунизма.
550Сложнее было с разногласиями внешнеполитическими. Первоначально
оппозиция пыталась формулировать их по вопросу о генеральной стачке в
Англии. Однако эта тема откровенно не интересовала партийные низы. А
распространенный оппозицией в июле 1926 года документ о генеральной стачке в
Англии, написанный ужасным языком и подписанный Зиновьевым, Троцким,
Каменевым, Пятаковым и Крупской, в целом, следует считать крайне неудачным.
Неясно, к чему бы привели поиски расхождений во внешнеполитической
программе, если бы не начавшаяся в Китае революция. Для формирования левой
оппозиции этого было больше чем достаточно. Подвергая правительство критике
слева, оппозиция утверждала, что Сталин с Бухариным ведут в Китае
оппортунистическую политику, обрекая китайскую революцию на поражение. В
тактическом отношении оппозиция заняла, по существу, беспроигрышную позицию:
в случае поражения революции в Китае она могла утверждать, что в этом
виновата оппортунистическая политика Сталина-Бухарина; в случае победы --
что победа одержана благодаря бдительной критике со стороны оппозиции и
тому, что правительство последовало указаниям оппозиционеров.
Левая оппозиция по вопросу о китайской революции несколько походила на
левую оппозицию против Брестского мира. Очевидно и то, что
сталинско-бухаринская политика в отношении китайской революции во многом
повторяла ленинскую политику "брестской передышки". Но если Ленин боялся как
таковой победы коммунистической революции в Германии и уготовленной для него
в этом случае второстепенной роли, Сталин, судя по всему, опасался совсем
другого. Он понимал, что коммунистическая революция в Китае приведет к
гражданской войне и распаду слабого китайского государства. В эту
гражданскую войну неизбежно вмешается Япония и без труда одержит в Китае
победу. Советская же интервенция в Китай приведет лишь к советско-японскому
конфликту. А к столкновению с Японией Советский Союз в 1927 году готов не
был. По этим причинам до тех пор, пока между Чан Кайши и китай-
551
ской компартией существовал блок, Сталин не считал нужным начинать
коммунистический переворот в Китае, на чем так настаивала оппозиция.
Япония всегда занимала особое место во внешней политике советского
государства. Достаточно указать на то, что японская интервенция на Дальнем
Востоке времен гражданской войны, в отличие в американской, английской и
французской, была реальной и длительной. Дальневосточная республика,
просуществовавшая до 1922 года, была создана как буфер против неизбежной
японской оккупации Дальнего Востока. И именно Япония, а не Европа, была
основным внешнеполитическим противником СССР в двадцатые и тридцатые годы.
Ради противостояния Японии были восстановлены в начале тридцатых годов
советско-американские отношения. Для более быстрого отражения вероятной
японской агрессии (а не на случай войны с Германией, как пишут историки) в
1937 году началось создание мощной промышленной базы на Урале, Дальнем
Востоке, в Сибири, Казахстане и Средней Азии. В том же году Япония
приступила к оккупации Китая (сталинская политика в Китае обеспечила СССР
передышку в десять лет) и к октябрю 1938 года заняла значительную его часть,
выйдя к границам Монголии, оккупированной, в свою очередь, Советским Союзом.
Началось противостояние двух армий, которое, по крайней мере дважды,
приводило к локальным войнам: в июне-августе 1938 года в районе озера Хасан
и в мае-сентябре 1939 на реке Халхин-Гол, где конфликт был урегулирован
только благодаря посредничеству Германии, предусмотренному, по настоянию
Сталина, одним из пунктов пакта Молотова-Риббентропа, подписанного в августе
1939 года.
Конечно же, советское руководство вряд ли предвидело все это в 1927
году. Но общая напряженность в советско-японских отношениях требовала
наличия сильного единого и национального Китая, могущего противостоять
японской агрессии, а не коммунистического слабого и раздробленного
гражданской войной государства, напрашивающегося в жертвы к Японии. И хотя
по линии Коминтерна само же
552
советское правительство усиливало компартию и готовило ее к возможному
коммунистическому перевороту в стране, установление в Китае
коммунистического режима в 1927 году, судя по всему, не входило в планы
Сталина. Ради передышки в войне с Японией он готов был принести в жертву
коммунистическую революцию в Китае точно также, как в восемнадцатом в жертву
принесли ожидаемую революцию в Германии.
Правда, в 1918 году Ленин великодушно простил левых коммунистов и
никогда не напоминал им об их былой ереси. Неудачное наступление Красной
армии на запад в январе 1919 года (в соответствии с программой левых
коммунистов) и поражение коммунистического переворота в Г ермании само собой
ликвидировали эту проблему. Сталин был куда злопамятней. В декабре 1927 года
он начал репрессии против левой оппозиции Троцкого. Тогда же, на очередном
(Пятнадцатом) партийном съезде, заставил оппозиционеров публично
капитулировать. Одновременно с этим он принял на вооружение платформу
оппозиционеров в основных ее пунктах: отказ от НЭПа и, в связи с распадом
блока китайских коммунистов с правительством, курс на коммунистический
переворот и вооруженное восстание в Китае. Этим он обезоружил оппозицию, а
затем, потерпев поражение в Китае (как в девятнадцатом в Германии), вместо
того чтобы, подобно Ленину, предать инцидент забвению, сослал всех
оппозиционеров.
Хотим мы этого или нет, время меняет наше видение прошлого. Прошли
годы, и две коммунистические державы, Китай и СССР, занялись проведением
далеко не социалистических реформ -- из-за невозможности иначе конкурировать
с капиталистическим миром и друг с другом. Сегодня сам собою напрашивается
вывод о том, что теория построения социализма в отдельной стране потерпела
провал. Коммунистическая система так и осталась неконкурентоспособной.
Потеряв темп и наступательную динамику, не сумев своевременно захватить
западные промышленные страны, советское государство не обеспечило себе
свободного от конкуренции рынка; вынужденное соревно-
ваться с Америкой и Китаем, оно должно было провести, или хотя бы
попытаться провести, "капиталистические" реформы. Может быть (с точки зрения
коммунистических интересов), не так уж не прав был Троцкий, настаивая на
мировой революции и скорейшем достижении конечной цели. Но и его теория
провалилась в одном решающем пункте. Интернационалист Троцкий никогда не
уделял достаточного внимания национальному вопросу. Созданная им модель не
считала национальные проблемы внутри коммунистической системы сколь-либо
важным фактором. Советско-югославский, советско-китайский,
китайско-вьетнамский и вьетнамо-камбоджийский конфликты, равно как и
постоянная напряженность в венгерско-румынских отношениях, показали, что
Троцкий ошибался, и столкновения между коммунистическими державами столь же
неизбежны, как и между "капиталистическими". И тогда замыкался последний
круг: конкуренция диктовала необходимость быть сильным; для этого
требовалось поднятие экономики, что в свою очередь возможно было сделать
лишь проведя "капиталистические" реформы. По этому пути пошел Китай. На этот
путь становится Горбачев.' Мы можем быть спокойны за "перестройку" -- иного
выхода нет.
554
Зародившись на рубеже Октябрьского переворота, блок большевиков и левых
эсеров распался в июле 1918г. при самых загадочных обстоятельствах --
немедленно после убийства в Москве германского посла графа Мир-баха и так
называемого "восстания левых эсеров". С этого момента ведет свою историю
однопартийная диктатура коммунистической партии СССР. Не удивительно, что
кратковременный союз двух партий, большевиков и левых эсеров, закончившийся
вооруженной конфронтацией в июле 1918г., давно привлекал внимание историков.
Исторические работы о блоке левых эсеров и большевиков начали появляться уже
в двадцатые годы, но характер их был далек от научного!. Позже, вплоть до
середины 50-х годов, в СССР публиковались работы о
большевистско-левоэсеров-ском союзе, но, к сожалению, эти исследования были
тенденциозны и их авторы лишь пытались подчеркнуть отрицательную роль ПЛСР в
Октябрьском перевороте и в деле становления в СССР советской власти2.
После-сталинская историография также не вывела историков Советского Союза за
пределы, ограниченные рамками марксистско-ленинской идеологии, хотя, начиная
с 1956 года, в СССР было опубликовано большое число работ по истории ПЛСРЗ.
Эти исследования отличались от предшествующих тем, что часто были написаны
на основе архивных материалов, недоступных западным историкам, и вводили в
научный оборот ранее неизвестные источники^.
На Западе труды по истории большевистско-левоэсеровских отношений, к
сожалению, немногочисленны. На русском языке отдельных работ о партии левых
эсеров нет вообще, хотя некоторые историки не только подвергали сомнению
теорию о "восстании левых эсеров" в июле 1918 года5, но и по-иному смотрели
на большевистско-левоэсеровские отношения. Например, Б. И. Николаевский в
комментариях к книге одного из западных авторов указывал, разбирая вопрос о
левых эсерах, что "они помогли большевикам в самые критические месяцы их
существования и активно участвовали в разгоне Учредительного собрания и
захвате Совета крестьянских депутатов, в Октябрьском перевороте и многом
другом"6. И эти выводы Николаевского принципиально отличались от
стандартного взгляда на левых эсеров. В целом, западная историография
изучала вопрос о большевистско-левоэсеровских отношениях лишь поверхностно,
обычно в связи с изучением более общих, либо, наоборот, более конкретных
тем. Настоящая работа поэтому в главах, касающихся левых эсеров и
установления однопартийной диктатуры в СССР, ставит перед собой задачу,
обобщив предшествующую историографию, показать и проанализировать основные
аспекты большевистско-левоэсеровского политического сотрудни-
555
честна в октябре 1917 --июле 1918 г., со дня большевистского переворота
до разгрома ПЛСР большевиками. Эти главы описывают образование ПЛСР и ее
отношения с большевиками до октября 1917; формирование двупартийного
большевистско-левоэсеровского правительства, в котором не было места другим
социалистическим партиям, таким как меньшевики или эсеры; созыв и роспуск
Учредительного собрания; отношения между этими двумя партиями в период
апреля-июня 1918 г. (здесь внимание уделяется в основном противоречиям между
большевиками и левыми эсерами по поводу Брест-Литовского мира, борьбы с
крестьянством и отношений с другими социалистическими партиями). Особое
внимание уделено июльским событиям 1918 года, приведшим к политическому
разгрому ПЛСР: убийству 6 июля 1918г. германского посла Мирбаха и так
называемому "восстанию левых эсеров", причем в настоящем исследовании
июльские события предстают в новом освещении.
В советской историографии вопрос о "мятеже левых эсеров" в Москве в
июле 1918 г. считается давно изученным. Многочисленные советские авторы,
расходясь в детализации событий, всегда соглашаются в главном: ПЛСР
совершила убийство Мирбаха и подняла антибольшевистский мятеж с целью
сорвать Брест-Литовский мирный договор и свергнуть советскую власть7.
Удивительно, что и столь недоверчивая во многих других случаях западная
историческая наука в целом беспрекословно приняла эту советскую точку
зрения. Фундаментальные труды зарубежных историков и отдельные исторические
монографии редко противостояли официальной советской теории8. Впервые в 1922
году официальную версию о "восстании левых эсеров" подверг сомнению бывший
советский функционер социал-демократ Е. Лундберг. "В восстание я не верю, --
писал он, -- ибо Александрович, умирая, сказал: "Да здравствует власть
Советов"'. Известный русский революционер эсер Чернов также с сомнением
относился к версии о восстании левых эсеров, называя его "чем-то вроде
левоэсеров-ского восстания против большевистской диктатуры" Ю. Много позже,
в 1962 году, появилось первое серьезное историческое исследование: Г. М.
Катков опубликовал статью, аргументированно подвергшую сомнению всеми
признанную версик>11. Вывод Каткова сводился к тому, что "Мирбах был убит
Блюмкиным и Андреевым с ведома большевиков и, вероятно, самого Ленина. Левые
эсеры оказались здесь жертвой провокации большевиков (не в первый и не в
последний раз) "12. И лишь после публикации статьи Каткова недоверие к
советской официальной точке зрения высказали другие западные историки. Вот
что писал, например, один из ведущих советологов США Адам Улам:
"Драма, разыгравшаяся в июле и августе [1918 г.] и приведшая к гибели
левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих
пор хранит в себе элемент тайны [...]. Все сконцентрировалось вокруг графа
Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным комитетом
социалистов-революционеров на заседании 24 июня [...]. Было бы
неудивительно, если б кто-либо из коммунистических лидеров решил убрать
Мирбаха [...]. Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне
загадочны [...]. Приходится подозревать, что, по край-
556
ней мере, некоторые из коммунистических сановников знали о решении
социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали [...]. Возможно, по
крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об
эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность
избавиться от них [эсеров] и от германского дипломата, причиняющего
неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского" 13.
Джоэль Кармайкл также подвергает сомнению официальную советскую точку
зрения. Он пишет:
"Обстоятельства этого убийства остаются необычайно загадочными [...].
Сами левые эсеры яростно отрицали всякую подготовку к восстанию, хотя и не
оспаривали своего участия в убийстве и даже похвалялись им. Однако
несоответствия, содержащиеся в этой версии, начисто опровергают ее [...].
Ленин использовал убийство Мирбаха как предлог для истребления левых эсеров.
Их пресловутое "восстание" было не более чем протестом против большевистских
"преследований", состоявших в том, что большевики представили их
общественности, в особенности германскому правительству, убийцами Мирбаха.
Эсеровский "бунт" был на редкость ребяческой затеей" 14.
Более резок в своих выводах американский историк С. Поссони. Он
недвусмысленно обвиняет в организации убийства Мирбаха большевиков, и прежде
всего -- Ленина. Поссони пишет:
"Подозреваемые в заговоре были все скопом арестованы в Большом театре
-- после того, как большевистских делегатов должным образом проинформировали
о случившемся и они покинули зал, и до того, как информация дошла до эсеров.
Эсеры действительно отважились на какие-то военные действия, но, похоже,
лишь обороняясь от большевиков; возможно также, что их подтолкнули к
выступлениям большевистские провокаторы. (Многие левые эсеры оставались под
влиянием большевиков.)
Коротко говоря, убийство Мирбаха было, вероятно, провокацией
большевиков; если это так, то руководил заговором, скорее всего, Ленин. В
самом деле, уничтожение Мирбаха было очень выгодно, так как он являлся тем
представителем Германии, который более, чем кто-либо другой, мог и хотел
добиться свержения большевиков. Его смерть устранила такую угрозу и
послужила Германии предупреждением, что не следует обманываться насчет
России. Убийство Мирбаха существенно уменьшило германское влияние в России.
Для Ленина, естественно, существовал риск, что Германия ответит
репрессалиями, но германские власти не были заинтересованы в свержении
большевиков. Они охотно удовлетворились обвинением эсеров. Вильгельм II
возложил ответственность за все пропагандистские выступления на Антанту,
утверждая, что "даже при отсутствии прямых доказательств [...] им нелегко
будет доказать обратное". И, что существеннее всего, это событие позволило
Ленину подавить эсеров, с которыми стало трудно иметь дело" 15.
В настоящей работе читатель найдет не только хронику Брестского мира,
интересную саму по себе, но по-иному взглянет на проблемы, счи-
557
тавшиеся давно выясненными. Тайные отношения между революционерами и
германским правительством, уходящие своими корнями в еще дореволюционное
прошлое; финансирование Германией русской революции и, прежде всего,
ленинской группы; вопрос о сепаратном мире и противостояние ему сторонников
мира всеобщего, без аннексий и контрибуций; истинные цели Ленина;
действительная позиция Троцкого; масштабность оппозиции заключению
Брестского мира; и заключение мира, не соблюдавшегося ни дня ни одной
стороной; убийство германского посла Мирба-ха; несуществовавшее "восстание
левых эсеров"; разрыв Брестского договора и начало революционной войны
против Запада в конце 1918 года -- вот основные темы, затрагиваемые этой
книгой.
Источниковедческая база работы обширна. В ней использованы архивные
документы Гуверовского института (Стенфорд, США), прежде всего коллекции Б.
И. Николаевского; материалы архива Международного института социальной
истории в Амстердаме и архива Троцкого в Гарвардском университете в Бостоне!
6. Крайне важными для исследовательской работы были опубликованные
первоисточники, документы, изданные в СССР и на Западе, многочисленные
мемуары, равно как и исторические труды. Подробные библиографические сноски
на эти источники читатель найдет в примечаниях к главам.
Примечания
Владимирова. Левые эсеры в 1917-1918 гг.; Шестаков. Блок с ле
выми эсерами; Мороховец. Аграрные программы российских политиче
ских партий в 1917 году.
Показательной в этом смысле следует считать полуанонимную
публикацию за подписями Н. и К. "Ликвидация левоэсеровского мятежа в
Москве в 1918 году". Из эпитетов в этой статье в адрес левых эсеров и
"контрреволюционное отрепье", и "левоэсеровский бандитский отряд По
пова", и указание, что "к весне 1918 г. левоэсеры уже превратились в
озверелую банду диверсантов-террористов". См. также: Агеев. Борьба
большевиков против мелкобуржуазной партии эсеров; Аграрная програм
ма В. И. Ленина; Парфенов. Разгром левых эсеров; Чугаев. Борьба комму
нистической партии за упрочение советской власти; Луцкий. Борьба вок
руг декрета "О земле"; Зайцев. Политика партии большевиков по отноше
нию к крестьянству.
Гусев. Крах партии левых эсеров; Хмылов. К вопросу о борьбе
большевиков против соглашательства "левых" эсеров; Жидков. Борьба
партии большевиков с правыми и левыми эсерами; Спиридонов. Борьба
коммунистической партии против левых эсеров; Смирнов. Об отношении
большевиков к левым эсерам; Илюхина. К вопросу о соглашении больше
виков с левыми эсерами; Кучма. Ленин о теоретических основах соглаше
ния большевиков с левыми эсерами; Голуб. О блоке большевиков с левыми
эсерами; Слепов. Применение большевиками тактики левого блока.
558
4. Из обширной литературы, изучающей в той или иной степени партию
левых эсеров, следует выделить книгу Гусева "Партия эсеров: от
мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции". В ней, по существу
впервые в советской историографии, в развернутой форме описано
сотрудничество большевиков и левых эсеров во второй половине 1917 -- начале
1918 года (с. 146-183). Одной из самых серьезных работ о
больше-вистско-левоэсеровском сотрудничестве в первые месяцы советской
власти является труд Разгона "ВЦИК Советов в первые месяцы диктатуры