Страница:
движения пролетариата, мы находим единственный исход из создавшегося
трагического положения социалистической революции в беспощадной борьбе со
всемирной империалистической буржуазией за международную рабочую революцию,
единственно способную вывести весь международный пролетариат на путь
освобождения от эксплуатации и гнета капиталистического строя.
Резолюция Московского областного бюро о недоверии ЦК 24 февраля 1918
года*
Предложена Стуковым и принята единогласно.
Московское областное бюро РСДРП большевиков высказывает недоверие ЦК
ввиду его политической линии и состава и будеп при первой возможности
настаивать на перевыборах его. При этом Московское областное бюро заявляет,
что оно не считает себя обязанным подчиняться во что бы то ни стало
постановлениям ЦК в связи с проведением в жизнь условий мира, заключенного с
Германией.
*) Резолюция принята по докладу В. А. Преображенского.
Объяснительный текст к резолюции
Московское областное бюро находит едва ли устранимым раскол партии в
ближайшее время, причем ставит своей задачей служить объединению всех
последовательных революционно-коммунистических элементов, борющихся
одинаково как против сторонников заключения сепаратного мира, так и против
всех умеренных оппортунистических элементов партии. В интересах
международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты
советской власти, становящейся теперь чисто формальной. Мы по-прежнему видим
нашу основную задачу в распространении идей социалистической революции на
все иные страны и в решительном проведении рабочей диктатуры, в беспощадном
подавлении буржуазной контрреволюции в России.
Собрание Московского комитета с представителями от районов,
состоявшееся 24 февраля, считает абсолютно неприемлемым мир на условиях,
предложенных австро-германской коалицией, и постановляет продолжать
мобилизацию революционных сил и подготовку социалистической армии для
организации революционной обороны и защиты завоеваний революции.
Протест советского правительства правительству Германии*
Брестский мирный договор установил четко определенную пограничную линию
между Россией и пограничными государствами. Эта пограничная линия была
отмечена на карте, добавленной в качестве приложения и составляющей
существенную составную часть договора. В день подписания договора генерал
Гофман от имени верховного главнокомандования сделал торжественные
заверения. Эти заверения до сих пор не выполнены. Немецкие войска не
освободили ни пяди завоеванной территории. В качестве примера достаточно
сказать, что занятый 6 марта вокзал Орша до сих пор находится в руках
немцев. На всем протяжении фронта, достигающем несколько тысяч километров,
имеется множество таких местечек, занятых после заключения мира, и ни из
одного из них немецкие войска не ушли. Напротив, в ряде районов немецкие
войска пересекли установленные демаркационные линии. Так, например, в районе
Нарвы они переправились через реку, несмотря на то, что согласно договору
должны были оставаться на левом берегу. На финской границе тоже в ряде мест
осуществлен переход на русскую территорию, например, на севере на мурманском
побережье.
*) МИСИ, кол. Э. Берштейна, папка В 72. Пер. с немецкого.
609
На запрос русского правительства о русско-украинской границе германское
кайзерское правительство ответило в ноте от 29 марта, подписанной
заместителем статс-секретаря бароном фон дер Бусшем Хадденхаузе-ном, что
украинская территория состоит только из девяти перечисленных в ноте
губерний, причем из губернии ТАТАРИЯ явно исключен КРЫМ. Хотя это
представляло собой одностороннее установление границы немецкой стороной,
однако впоследствии даже этих границ [немцы] не придерживались. Немецкие
войска продвинулись на юге в направлении Кавказа и уже заняли как район
Дона, так и Крым. На севере они продвинулись в направлении Воронежа и
Курска. Вдоль всей границы они овладевают местностями, которые значительно
выходят за пределы линии, установленной немецкой стороной. Повсеместно они
овладевают собственностью России, исчисляющейся в миллиардах рублей, и
невзирая на подписание и ратификацию мирного договора, огнем и мечом
отсекают территории от Российской республики. Это анормальное состояние
войны продолжается по сей день. Недавно немецкие войска заняли полуостров
Тамань и части Кубанской и Донской областей и оказали содействие восстанию
казаков, направленному против советской власти. Находящиеся там немецкие
командующие не стесняются открыто заявлять, что они должны обезопасить себя
против всякой возможности угрозы своим сегодняшним стратегическим позициям и
что поэтому они займут все пункты, которые сочтут стратегически важными, не
обращая ни малейшего внимания на заключенные договора. Представитель
немецкого военного министерства ротмистр Швандт заявил в Петрограде, что
может настать момент, когда Германия окажется перед необходимостью занять
сам Петроград. Это высказывание облетело все русские газеты и невероятно
взволновало общественное мнение России.
В дополнение всего вышесказанного, следует еще иметь в виду, что в
настоящее время начинается продвижение турок на Кавказе, что турки, невзирая
на условия Брестского договора, по которым население Карса, Батума и
Ардагана получает право на самоопределение, не только немедленно захватили
эти районы, но и продвинулись на запад до Тифлиса и на восток до Баку, что
они вырезают местное мирное население и превращают в пустыню цветущие земли.
Далее, следует иметь в виду, что там, куда ступает нога немецкого солдата,
правит бал белый террор, что с его приходом немедленно устанавливается
старый режим, ненавистный народу и опрокинутый революцией, что борцов за
дело революции сотнями расстреливают или отправляют на виселицу. Следует
иметь в виду, что Германия неприкрыто и повсеместно оказывает поддержку
контрреволюционным и реакционным движениям, что, например, мятежный генерал
Дроздовский в Донской области открыто заявляет в своей издающейся в Ростове
газетенке, что во время его бандитских налетов его банды при соприкосновении
с немецкими частями встречали со стороны последних взаимопонимание и
активную поддержку и что он получил от немцев заверение, что они, как и он и
его партнеры, считают свержение большевиков своей главной задачей. Стоит
хоть немного подумать над всеми этими фактами -- и сразу становится понятно
возмущение немцами и
чувство глубокого разочарования, растущее среди народа, а также и то,
что в России все чаще слышны голоса тех, кто говорит о преимуществах
открытой войны с Германией. Эти люди утверждают, что в случае войны Германия
будет вести себя точно так же, как сейчас, когда ее армия оккупирует одну
русскую территорию за другой, но что в случае войны народ будет избавлен от
противоречия, вызванного несоответствием между одновременным положением мира
и продолжающимися военными действиями. Русский народ понимает, что
продвижение немецких войск в направлении Воронежа и Курска отрезает
Центральную область на севере от района Волги, тем самым теряется
единственная возможность получить хлеб для населения севера, чтобы спасти
его от голодной смерти; что бесцеремонная блокада мурманского побережья
обрекает тамошнее население на голод; что взятие Баку и нефтяного района
грозит обернуться крахом для торговли и промышленности России. Поэтому
русский народ все больше раздумывает над тем, не лучше ли было бы вступить в
открытую войну с Германией и, избегая немецкого давления, все разрушить,
сжечь и уничтожить, лишить себя всего, превратить пол-России в пепел и кучу
развалин, вместо того чтобы уступить злейшему врагу -- германскому
империализму -- хотя бы фунт зерна или литр нефти, грамм меди или метр льна.
И не удивительно, что политика Германии убеждает все больший круг русского
населения в том, что в Германии Россию считают не за друга, но за злейшего
врага.
Это находит обоснование также и в политике Германии в прибалтийских
губерниях. Хотя в мирном договоре прямо говорится, что суверенность России
сохраняется в Эстонии и Латвии и там должны остаться только немецкие
полицейские силы, Германия на самом деле хозяйничает там как у себя дома.
Вместо полиции она держит там тяжелую артиллерию, а в Германии все громче
раздаются крайне авторитетные и влиятельные голоса, выступающие за личную
унию Эстонии и Латвии с прусской короной. Эта возможность таит в себе
постоянную военную угрозу Петрограду и отрезает Россию от Балтийского моря.
То же самое можно сказать и о немецкой политике в Финляндии: она
отрезает Россию от северного Ледовитого океана, а вследствие политики,
проводимой на Украине и на Кавказе, русский народ теряет доступ к Черному
морю.
Народ, насчитывающий 150 миллионов человек, имеющий славную
многовековую историю и многообещающее будущее, не может примириться с тем,
что его обрекают на существование в замкнутой со всех сторон и отрезанной от
всей Европы стране, лишенной воздуха и зажатой в железной кольцо. В сознание
русского народа все глубже внедряется мысль о необходимости ожесточенной
борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть, борьбы, которая растянется на
десятилетия и на которую дружно поднимется весь народ.
3. Письмо Блюмкина
Документ, о котором пойдет речь ниже, требует к себе особого внимания
по многим причинам. Он хранится в Бахметьевском архиве Колумбийского
университета в Нью-Йорке, его форма и содержание требуют специального
анализа. Докумеы этот не дошел до нас в подлиннике и имеется лишь в копии,
переписанной рукой Г. А. Алексинского со сделанной ранее кем-то копии.
Никаких следов подлинника письма, к сожалению, не прослеживается. В этих
случаях, разумеется, всегда приходится допускать и возможность
фальсификации, хотя само содержание письма Блюмкина кажется достаточно
правдоподобным.
Судя по всему, Блюмкин написал это письмо перед самым убийством
Мирбаха, между вечером 4-го и утром 6 июля 1918 года. Это косвенно
подтверждают показания Блюмкина, данные им киевской ЧК в 1919 году, согласно
которым вечером 4 июля Блюмкин после разговора с "одним членом ЦК" вызвался
убить Мирбаха. С другой стороны, из текста самого письма следует, что
написано оно до убийства.
Какие цели преследовал Блюмкин, написав это письмо, и было ли оно
искренним? На этот вопрос ответить крайне трудно. Адресованное почти
незнакомому Блюмкину человеку, с которым, по словам самого Блюмкина, он
виделся только раз, оно производит впечатление искреннего, но все-таки
находится в некотором противоречии с фактами, изложенными Блюмкиным позднее.
Блюмкин подчеркивает в письме индивидуальный характер своего акта, ни разу
не упоминая не только ЦК ПЛСР, но и "одного члена ЦК", который, согласно
"Красной книге ВЧК", обсуждал с Блюмкиным возможность покушения на Мирбаха.
Проходящий через все письмо красной нитью еврейский мотив покушения не
проступает ни в каких других показаниях Блюмкина, хотя, казалось бы, ничто
не мешало Блюмкину в данных в 1919 году показаниях изложить столь же четко
национальные мотивы покушения на Мирбаха.
Из текста письма следует, что оно было написано Блюмкиным на случай его
гибели во время совершения террористического акта. Но Блюмкин не погиб, а о
существовании и содержании письма так никому и не стало известно. Если же
предположить, что Блюмкин написал это письмо с целью дезинформации, снова не
ясно, почему уже после покушения на Мирбаха письмо это не было обнародовано
Блюмкиным или адресатом письма, молчаливо следившим за разгромом партии
левых эсеров, но не предавшим гласности документ, который в июльские дни
1918 года читался, безусловно, иначе: письмо не оставило бы ни у кого
сомнений в индивидуальном характере совершенного Блюмкиным покушения.
Приведем текст этого документа полностью:
612
Лето 1918 года. Москва
Письмо Блюмкина (эсера, убившего графа Мирбаха)
Копия
В борьбе обретешь ты право свое!
Уваж[аемый] товарищ!
Вы, конечно, удивитесь, что я пишу это письмо Вам, а не кому-либо
иному. Встретились мы с Вами только один раз. Вы ушли из партии, в которой я
остался. Но, несмотря на это, в некоторых вопросах Вы мне ближе, чем многие
из моих товарищей по партии. Я, как и Вы, думаю, что сейчас дело идет не о
программных вопросах, а о более существенном: об отношении социалистов к
войне и миру с германским империализмом. Я, как и Вы, прежде всего противник
сепаратного мира с i ерма-нией, и думаю, что мы обязаны сорвать этот
постыдный для России мир каким бы то ни было способом, вплоть до
единоличного акта, на который я решился...!
Но кроме общих и принципиальных моих, как социалиста, побуждений, на
этот акт меня толкают и другие побуждения, которые я отнюдь не считаю нужным
скрывать -- даже более того, я хочу их подчеркнуть особенно. Я -- еврей, и
не только не отрекаюсь от принадлежности к еврейскому народу, но горжусь
этим, хотя одновременно горжусь и своей принадлежностью к российскому
народу. Черносотенцы-антисемиты, многие из которых германофилы, с начала
войны обвиняли евреев в германофильстве, и сейчас возлагают на евреев
ответственность за большевистскую политику и за сепаратный мир с немцами.
Поэтому протест еврея против предательства России и союзников большевиками в
Брест-Литовске представляет особенное значение. Я, как еврей и как
социалист, беру на себя совершение акта, являющегося этим протестом.
Я не знаю, удастся ли мне совершить то, что я задумал. Еще меньше я
знаю, останусь ли я жив. Пусть это мое письмо к Вам, в случае моей гибели,
останется документом, объясняющим мои побуждения и смысл задуманного мною
индивидуального действия. Пусть те, кто со временем прочтут его, будут
знать, что еврей-социалист не побоялся принести свою жизнь в жертву протеста
против сепаратного мира с германским империализмом и пролить кровь человека,
чтобы смыть ею позор Брест-Литовска.
Жму крепко Вашу руку и шлю вам сердечный привет Ваш...2
(подпись Блюмкин)3
Примечания
Девиз эсеровской и левоэсеровской партии.
Отточие документа.
Указания архива на то, что письмо, возможно, было написано Алек-
синскому, является безусловной ошибкой. Алексинский никогда не был
членом партии левых эсеров или эсеров.
4. Восстание М. А. Муравьева
В июле 1918г., через несколько дней после подавления так называемого
"восстания" левых эсеров в Москве, в Симбирске восстал против советской
власти главнокомандующий Восточным (или "Внутренним" или "Чехословацким")
фронтом М. А. Муравьев.
Штабс-капитан царской армии Муравьев значительно продвинулся по службе
после февральской революции и к октябрю 1917 г. имел чин подполковника. В
ноябре он явился в Смольный и предложил свои услуги советской власти.
Муравьев считал себя сначала эсером, затем левым эсером, но членом ПЛСР
никогда не был (АИГН, 121/10. Письмо БИН, 25 ноября 1951, 1л.). В дни похода
Краснова на Петроград Муравьев возглавлял войска Петроградского военного
округа. В декабре 1917г. Антонов-Овсеенко, командовавший войсками Красной
армии, действовавшими против Каледина и Центральной рады, назначил Муравьева
начальником своего штаба (в Харькове). Позднее Муравьев командовал группой
войск, сражавшихся против Центральной рады и Румынии.
На Украине Муравьев и его армия прославились неслыханными грабежами
мирного населения, террором и зверствами. Сведения об этом нередко поступали
в ВЧК. В апреле 1918 г. Антонов-Овсеенко предложил Муравьеву пост
командующего Кавказской армией. Председатель Бакинского совнаркома С. Шаумян
опротестовал это решение, и Троцкий отменил приказ. Вероятно, именно из-за
этого Муравьев самовольно выехал в Москву, где был арестован ВЧК и предан
суду революционного трибунала за злоупотребление властью. 5 мая Дзержинский
писал в следственную комиссию Ревтрибунала:
"О Муравьеве комиссия наша неоднократно получала сведения как о вредном
для советской власти командующем. Обвинения сводились к тому, что худший
враг не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими
кошмарными расправами, расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа
городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти,
восстанавливая против нас все население. Грабеж и насилие -- это была
сознательная военная тактика, которая, давая нам мимолетный успех, несла в
результате поражение и позор".
Однако по ходатайству советского правительства Муравьева освободили
из-под ареста, а 13 июня СНК, учитывая боевые качества Муравьева, назначил
его главнокомандующим фронтом, созданным для борьбы против белочехов. Тогда
же был образован РВС фронта в составе видных большевиков П. А. Кобозева, К.
А. Мехоношина и Г. И. Благонравова, которым поручалось направлять и
контролировать деятельность Муравьева.
Заинтересованное в активизации советского противостояния восставшему
чехословацкому корпусу, германское правительство, через посольство Германии
в РСФСР, оказывало командующему Муравьеву и высшим
614
красным офицерам Восточного фронта финансовую помощь. Однако, как
следует из доклада сотрудника германского посольства в Москве Рицлера, 1
июля, за пять дней до покушения на германского посла, ВЧК неожиданно
арестовала "посредника", используемого для связи между германской миссией в
Москве и командованием Восточного фронта. Столь выгодный, казалось бы, для
большевиков контакт, о существовании которого всегда знали и советское
правительство, и ВЧК, оборвался. В свете убийства Мирбаха, последовавшего 6
июля, акция большевиков кажется не случайной.
После покушения на германского посла Совнарком запросил реввоенсовет
Восточного фронта о реакции Муравьева на известие о левоэсеров-ском "мятеже"
в Москве. Мехоношин ответил, что в ночь с 6 на 7 июля Муравьев "не спал,
находился в штабе фронта и был в курсе событий в Москве, но скрывал все от
Реввоенсовета". Мехоношин продолжал:
"В 4 часа утра члены Реввоенсовета, узнав помимо Муравьева о мятеже
левых эсеров в Москве, немедленно известили об этом местный Совет,
мобилизовали надежные силы, установили строгий контроль за действиями
командующего фронтом. Во второй половине дня, когда из Москвы пришло
известие о подавлении мятежа, поведение Муравьева и казанских левых эсеров
изменилось. Местный левоэсеровский комитет занял нейтральную позицию по
отношению к московским событиям [...] а Муравьев заверил в полной
преданности Советской власти".
В связи с этим Ленин выразил уверенность, что при соблюдении строгих
правил контроля большевикам удастся использовать "превосходные боевые
качества" Муравьева. Но в ночь на 10 июля Муравьев, без ведома РВС, покинул
Казань и с отрядом примерно в тысячу человек на пароходах прибыл в Симбирск,
где левые эсеры имели сильные позиции. Муравьев разослал телеграммы об
объявлении войны Германии и обратился к населению с воззванием, в котором
писал:
"Ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой
и последней борьбы с авангардом мирового империализма -- Германией. Долой
позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!"
В Симбирске, где находились штабы Восточного фронта и Симбирской группы
войск, левые эсеры арестовали командующего 1-й армией Тухачевского (его
арестовал сам Муравьев), политкомиссара штаба Симбирской группы войск А. Л.
Лаврова, заместителя председателя губисполкома К. С. Шеленшкевича, Б. Н.
Чистова, М. М. Муратова и других. На сторону Муравьева перешли: командующий
Симбирской группой войск Восточного фронта левый эсер Клим Иванов, который
был назначен командующим Симбирским укрепленным районом и начальник
Казанского укрепленного района левый эсер Трофимовский. Иванов впоследствии
вспоминал, что на его вопрос Муравьеву, действует ли он по поручению партии
левых эсеров, Муравьев ответил, что "действует в данный момент
самостоятельно, но Центральный комитет партии левых эсеров об этом знает".
ЦК, однако, не мог знать о действиях Муравьева. Муравьев говорил неправду.
615
Вечером 10 июля Муравьев собрал актив левоэсеровской организации
Симбирска. Он заявил, что обстановка требует немедленной передачи власти в
руки левых эсеров и что мятеж в Москве заставил его форсировать события. Он
предложил образовать "Поволжскую советскую республику", в правительства
которой избрать Камкова, Спиридонову, Карелина и некоторых других членов ЦК
партии левых эсеров, немедленно заключить перемирие с чехословаками,
прекратить гражданскую войну, объявить войну Германии и провести мобилизацию
офицеров.
В ответ на это Совнарком, декретом за подписями Ленина и Троцкого сиял
Муравьева с поста командующего фронтом и объявил его вне закона.
Большевики Симбирска пытались арестовать Муравьева. 11 июля в
телеграмме на имя Ленина .Симбирский губисполком и местный комитет
большевиков так докладывали о своих действиях:
"Несколько членов нашей партии приняли все меры, дабы арестовать
Муравьева. Для этого были приглашены представители на конспиративное
заседание из частей, подчиненных Муравьеву. После выяснения по существу они
сказали, что все являются защитниками советской власти, и они присоединились
к нам. После этого были приняты все меры к аресту".
Муравьева пригласили "для переговоров" на заседание Симбирского
исполкома. К этому времени И. М. Варейкис, член областного ЦК Юга РКП (б),
товарищ председателя Симбирского губисполкома, собрал верные большевикам
силы, в том числе латышских стрелков и красноармейцев московского отряда,
возглавляемого Александром Медведем, которые разместились в засаде. В отчете
далее сказано:
"В три часа утра 11-го Муравьев пришел на заседание губисполкома вместе
с фракцией левых социалистов-революционеров и предложил присоединиться к
нему. Фракция левых сначала и присоединилась к нему, но после решительного
протеста, вынесенного нами, и после ряда фактов, ясно показывающих, что
Муравьев дал уже распоряжение, чтобы оголить фронт, эсеры потребовали
перерыв для обсуждения во фракции. После этого Муравьев заявил, что его дело
сделано, и он направился к двери. Отряд объявил от имени нашего, что он
арестован. Муравьев начал стрелять, одного ранил. В этой перестрелке
Муравьев оказался убитым".
Несмотря на столь ясную телеграмму, подтверждающую гибель Муравьева в
результате перестрелки, правительственное сообщение "Об измене Муравьева",
опубликованное 12 июля в "Известиях", исказило обстоятельства его смерти.
Газета писала:
"Муравьев явился в симбирский Совет и пытался склонить его на свою
сторону, призывая рабочих порвать с большевиками и пойти за ЦК партии левых
эсеров в его мятеже против Всероссийского съезда Советов. Но и здесь
Муравьев получил решительный, полный негодования отпор. По-видимому, с
Муравьевым была небольшая группа его единомышленников. Вопрос этот не
выяснен. Полученные донесения говорят о перестрелке, в результате которой
было ранено несколько членов симбирского Совета [...]. Видя полное крушение
своего плана, Муравьев покончил с собой выстрелом в висок".
5.
Карьера Блюмкина-чекиста не оборвалась в апреле 1919 года, когда он
явился с повинной в киевскую ЧК. На Украине, уже амнистированный, Блюмкин
наладил контакт с отрядом Каховской, той самой, которая подготовила убийство
Эйхгорна. Однако в отряде скоро узнали, что Блюмкин сотрудничает с ЧК и
доносит на своих сопартийцев. Эсеровский "товарищеский суд", разбиравший
обвинение Блюмкина. в предательстве и его связях с ЧК, "не установил, что
Блюмкин не предатель", и приговорил его к смертной казни. По постановлению
эсеровского суда в первой декаде июля 1919 г. на Блюмкина произвели
покушение, но неудачно: Блюмкин отделался ранением!. После выздоровления
Блюмкина приняли в союз эсеров-максималистов, организацию, фактически
стоявшую на большевистских позициях. И вскоре этот "отъявленный авантюрист"
и "террорист", как писала о нем Свердлова^, поступил на службу в киевскую
ЧК, где снова руководил отделом контрразведки^.
Летом 1920 года Блюмкин вернулся в Москву, чтобы начать учебу в военной
академии Красной армии. Его возвращение не осталось незамеченным для
германской дипломатической миссии^, и из Берлина потребовали объяснений.
Теперь уже большевикам нельзя было сослаться на то, что они не могут
"поймать" Блюмкина. И советское правительство оказалось в затруднительном
положении. И что было еще хуже, забытый всеми вопрос об убийстве германского
посла вновь всплывал на поверхность со всеми неприятными для большевиков
последствиями. Им было что скрывать. И Троцкий в секретном послании Ленину,
Чичерину, Крестинскому и Бухарину первым забил тревогу:
"Необходимо принять предупредительные меры в отношении дурацкого
трагического положения социалистической революции в беспощадной борьбе со
всемирной империалистической буржуазией за международную рабочую революцию,
единственно способную вывести весь международный пролетариат на путь
освобождения от эксплуатации и гнета капиталистического строя.
Резолюция Московского областного бюро о недоверии ЦК 24 февраля 1918
года*
Предложена Стуковым и принята единогласно.
Московское областное бюро РСДРП большевиков высказывает недоверие ЦК
ввиду его политической линии и состава и будеп при первой возможности
настаивать на перевыборах его. При этом Московское областное бюро заявляет,
что оно не считает себя обязанным подчиняться во что бы то ни стало
постановлениям ЦК в связи с проведением в жизнь условий мира, заключенного с
Германией.
*) Резолюция принята по докладу В. А. Преображенского.
Объяснительный текст к резолюции
Московское областное бюро находит едва ли устранимым раскол партии в
ближайшее время, причем ставит своей задачей служить объединению всех
последовательных революционно-коммунистических элементов, борющихся
одинаково как против сторонников заключения сепаратного мира, так и против
всех умеренных оппортунистических элементов партии. В интересах
международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты
советской власти, становящейся теперь чисто формальной. Мы по-прежнему видим
нашу основную задачу в распространении идей социалистической революции на
все иные страны и в решительном проведении рабочей диктатуры, в беспощадном
подавлении буржуазной контрреволюции в России.
Собрание Московского комитета с представителями от районов,
состоявшееся 24 февраля, считает абсолютно неприемлемым мир на условиях,
предложенных австро-германской коалицией, и постановляет продолжать
мобилизацию революционных сил и подготовку социалистической армии для
организации революционной обороны и защиты завоеваний революции.
Протест советского правительства правительству Германии*
Брестский мирный договор установил четко определенную пограничную линию
между Россией и пограничными государствами. Эта пограничная линия была
отмечена на карте, добавленной в качестве приложения и составляющей
существенную составную часть договора. В день подписания договора генерал
Гофман от имени верховного главнокомандования сделал торжественные
заверения. Эти заверения до сих пор не выполнены. Немецкие войска не
освободили ни пяди завоеванной территории. В качестве примера достаточно
сказать, что занятый 6 марта вокзал Орша до сих пор находится в руках
немцев. На всем протяжении фронта, достигающем несколько тысяч километров,
имеется множество таких местечек, занятых после заключения мира, и ни из
одного из них немецкие войска не ушли. Напротив, в ряде районов немецкие
войска пересекли установленные демаркационные линии. Так, например, в районе
Нарвы они переправились через реку, несмотря на то, что согласно договору
должны были оставаться на левом берегу. На финской границе тоже в ряде мест
осуществлен переход на русскую территорию, например, на севере на мурманском
побережье.
*) МИСИ, кол. Э. Берштейна, папка В 72. Пер. с немецкого.
609
На запрос русского правительства о русско-украинской границе германское
кайзерское правительство ответило в ноте от 29 марта, подписанной
заместителем статс-секретаря бароном фон дер Бусшем Хадденхаузе-ном, что
украинская территория состоит только из девяти перечисленных в ноте
губерний, причем из губернии ТАТАРИЯ явно исключен КРЫМ. Хотя это
представляло собой одностороннее установление границы немецкой стороной,
однако впоследствии даже этих границ [немцы] не придерживались. Немецкие
войска продвинулись на юге в направлении Кавказа и уже заняли как район
Дона, так и Крым. На севере они продвинулись в направлении Воронежа и
Курска. Вдоль всей границы они овладевают местностями, которые значительно
выходят за пределы линии, установленной немецкой стороной. Повсеместно они
овладевают собственностью России, исчисляющейся в миллиардах рублей, и
невзирая на подписание и ратификацию мирного договора, огнем и мечом
отсекают территории от Российской республики. Это анормальное состояние
войны продолжается по сей день. Недавно немецкие войска заняли полуостров
Тамань и части Кубанской и Донской областей и оказали содействие восстанию
казаков, направленному против советской власти. Находящиеся там немецкие
командующие не стесняются открыто заявлять, что они должны обезопасить себя
против всякой возможности угрозы своим сегодняшним стратегическим позициям и
что поэтому они займут все пункты, которые сочтут стратегически важными, не
обращая ни малейшего внимания на заключенные договора. Представитель
немецкого военного министерства ротмистр Швандт заявил в Петрограде, что
может настать момент, когда Германия окажется перед необходимостью занять
сам Петроград. Это высказывание облетело все русские газеты и невероятно
взволновало общественное мнение России.
В дополнение всего вышесказанного, следует еще иметь в виду, что в
настоящее время начинается продвижение турок на Кавказе, что турки, невзирая
на условия Брестского договора, по которым население Карса, Батума и
Ардагана получает право на самоопределение, не только немедленно захватили
эти районы, но и продвинулись на запад до Тифлиса и на восток до Баку, что
они вырезают местное мирное население и превращают в пустыню цветущие земли.
Далее, следует иметь в виду, что там, куда ступает нога немецкого солдата,
правит бал белый террор, что с его приходом немедленно устанавливается
старый режим, ненавистный народу и опрокинутый революцией, что борцов за
дело революции сотнями расстреливают или отправляют на виселицу. Следует
иметь в виду, что Германия неприкрыто и повсеместно оказывает поддержку
контрреволюционным и реакционным движениям, что, например, мятежный генерал
Дроздовский в Донской области открыто заявляет в своей издающейся в Ростове
газетенке, что во время его бандитских налетов его банды при соприкосновении
с немецкими частями встречали со стороны последних взаимопонимание и
активную поддержку и что он получил от немцев заверение, что они, как и он и
его партнеры, считают свержение большевиков своей главной задачей. Стоит
хоть немного подумать над всеми этими фактами -- и сразу становится понятно
возмущение немцами и
чувство глубокого разочарования, растущее среди народа, а также и то,
что в России все чаще слышны голоса тех, кто говорит о преимуществах
открытой войны с Германией. Эти люди утверждают, что в случае войны Германия
будет вести себя точно так же, как сейчас, когда ее армия оккупирует одну
русскую территорию за другой, но что в случае войны народ будет избавлен от
противоречия, вызванного несоответствием между одновременным положением мира
и продолжающимися военными действиями. Русский народ понимает, что
продвижение немецких войск в направлении Воронежа и Курска отрезает
Центральную область на севере от района Волги, тем самым теряется
единственная возможность получить хлеб для населения севера, чтобы спасти
его от голодной смерти; что бесцеремонная блокада мурманского побережья
обрекает тамошнее население на голод; что взятие Баку и нефтяного района
грозит обернуться крахом для торговли и промышленности России. Поэтому
русский народ все больше раздумывает над тем, не лучше ли было бы вступить в
открытую войну с Германией и, избегая немецкого давления, все разрушить,
сжечь и уничтожить, лишить себя всего, превратить пол-России в пепел и кучу
развалин, вместо того чтобы уступить злейшему врагу -- германскому
империализму -- хотя бы фунт зерна или литр нефти, грамм меди или метр льна.
И не удивительно, что политика Германии убеждает все больший круг русского
населения в том, что в Германии Россию считают не за друга, но за злейшего
врага.
Это находит обоснование также и в политике Германии в прибалтийских
губерниях. Хотя в мирном договоре прямо говорится, что суверенность России
сохраняется в Эстонии и Латвии и там должны остаться только немецкие
полицейские силы, Германия на самом деле хозяйничает там как у себя дома.
Вместо полиции она держит там тяжелую артиллерию, а в Германии все громче
раздаются крайне авторитетные и влиятельные голоса, выступающие за личную
унию Эстонии и Латвии с прусской короной. Эта возможность таит в себе
постоянную военную угрозу Петрограду и отрезает Россию от Балтийского моря.
То же самое можно сказать и о немецкой политике в Финляндии: она
отрезает Россию от северного Ледовитого океана, а вследствие политики,
проводимой на Украине и на Кавказе, русский народ теряет доступ к Черному
морю.
Народ, насчитывающий 150 миллионов человек, имеющий славную
многовековую историю и многообещающее будущее, не может примириться с тем,
что его обрекают на существование в замкнутой со всех сторон и отрезанной от
всей Европы стране, лишенной воздуха и зажатой в железной кольцо. В сознание
русского народа все глубже внедряется мысль о необходимости ожесточенной
борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть, борьбы, которая растянется на
десятилетия и на которую дружно поднимется весь народ.
3. Письмо Блюмкина
Документ, о котором пойдет речь ниже, требует к себе особого внимания
по многим причинам. Он хранится в Бахметьевском архиве Колумбийского
университета в Нью-Йорке, его форма и содержание требуют специального
анализа. Докумеы этот не дошел до нас в подлиннике и имеется лишь в копии,
переписанной рукой Г. А. Алексинского со сделанной ранее кем-то копии.
Никаких следов подлинника письма, к сожалению, не прослеживается. В этих
случаях, разумеется, всегда приходится допускать и возможность
фальсификации, хотя само содержание письма Блюмкина кажется достаточно
правдоподобным.
Судя по всему, Блюмкин написал это письмо перед самым убийством
Мирбаха, между вечером 4-го и утром 6 июля 1918 года. Это косвенно
подтверждают показания Блюмкина, данные им киевской ЧК в 1919 году, согласно
которым вечером 4 июля Блюмкин после разговора с "одним членом ЦК" вызвался
убить Мирбаха. С другой стороны, из текста самого письма следует, что
написано оно до убийства.
Какие цели преследовал Блюмкин, написав это письмо, и было ли оно
искренним? На этот вопрос ответить крайне трудно. Адресованное почти
незнакомому Блюмкину человеку, с которым, по словам самого Блюмкина, он
виделся только раз, оно производит впечатление искреннего, но все-таки
находится в некотором противоречии с фактами, изложенными Блюмкиным позднее.
Блюмкин подчеркивает в письме индивидуальный характер своего акта, ни разу
не упоминая не только ЦК ПЛСР, но и "одного члена ЦК", который, согласно
"Красной книге ВЧК", обсуждал с Блюмкиным возможность покушения на Мирбаха.
Проходящий через все письмо красной нитью еврейский мотив покушения не
проступает ни в каких других показаниях Блюмкина, хотя, казалось бы, ничто
не мешало Блюмкину в данных в 1919 году показаниях изложить столь же четко
национальные мотивы покушения на Мирбаха.
Из текста письма следует, что оно было написано Блюмкиным на случай его
гибели во время совершения террористического акта. Но Блюмкин не погиб, а о
существовании и содержании письма так никому и не стало известно. Если же
предположить, что Блюмкин написал это письмо с целью дезинформации, снова не
ясно, почему уже после покушения на Мирбаха письмо это не было обнародовано
Блюмкиным или адресатом письма, молчаливо следившим за разгромом партии
левых эсеров, но не предавшим гласности документ, который в июльские дни
1918 года читался, безусловно, иначе: письмо не оставило бы ни у кого
сомнений в индивидуальном характере совершенного Блюмкиным покушения.
Приведем текст этого документа полностью:
612
Лето 1918 года. Москва
Письмо Блюмкина (эсера, убившего графа Мирбаха)
Копия
В борьбе обретешь ты право свое!
Уваж[аемый] товарищ!
Вы, конечно, удивитесь, что я пишу это письмо Вам, а не кому-либо
иному. Встретились мы с Вами только один раз. Вы ушли из партии, в которой я
остался. Но, несмотря на это, в некоторых вопросах Вы мне ближе, чем многие
из моих товарищей по партии. Я, как и Вы, думаю, что сейчас дело идет не о
программных вопросах, а о более существенном: об отношении социалистов к
войне и миру с германским империализмом. Я, как и Вы, прежде всего противник
сепаратного мира с i ерма-нией, и думаю, что мы обязаны сорвать этот
постыдный для России мир каким бы то ни было способом, вплоть до
единоличного акта, на который я решился...!
Но кроме общих и принципиальных моих, как социалиста, побуждений, на
этот акт меня толкают и другие побуждения, которые я отнюдь не считаю нужным
скрывать -- даже более того, я хочу их подчеркнуть особенно. Я -- еврей, и
не только не отрекаюсь от принадлежности к еврейскому народу, но горжусь
этим, хотя одновременно горжусь и своей принадлежностью к российскому
народу. Черносотенцы-антисемиты, многие из которых германофилы, с начала
войны обвиняли евреев в германофильстве, и сейчас возлагают на евреев
ответственность за большевистскую политику и за сепаратный мир с немцами.
Поэтому протест еврея против предательства России и союзников большевиками в
Брест-Литовске представляет особенное значение. Я, как еврей и как
социалист, беру на себя совершение акта, являющегося этим протестом.
Я не знаю, удастся ли мне совершить то, что я задумал. Еще меньше я
знаю, останусь ли я жив. Пусть это мое письмо к Вам, в случае моей гибели,
останется документом, объясняющим мои побуждения и смысл задуманного мною
индивидуального действия. Пусть те, кто со временем прочтут его, будут
знать, что еврей-социалист не побоялся принести свою жизнь в жертву протеста
против сепаратного мира с германским империализмом и пролить кровь человека,
чтобы смыть ею позор Брест-Литовска.
Жму крепко Вашу руку и шлю вам сердечный привет Ваш...2
(подпись Блюмкин)3
Примечания
Девиз эсеровской и левоэсеровской партии.
Отточие документа.
Указания архива на то, что письмо, возможно, было написано Алек-
синскому, является безусловной ошибкой. Алексинский никогда не был
членом партии левых эсеров или эсеров.
4. Восстание М. А. Муравьева
В июле 1918г., через несколько дней после подавления так называемого
"восстания" левых эсеров в Москве, в Симбирске восстал против советской
власти главнокомандующий Восточным (или "Внутренним" или "Чехословацким")
фронтом М. А. Муравьев.
Штабс-капитан царской армии Муравьев значительно продвинулся по службе
после февральской революции и к октябрю 1917 г. имел чин подполковника. В
ноябре он явился в Смольный и предложил свои услуги советской власти.
Муравьев считал себя сначала эсером, затем левым эсером, но членом ПЛСР
никогда не был (АИГН, 121/10. Письмо БИН, 25 ноября 1951, 1л.). В дни похода
Краснова на Петроград Муравьев возглавлял войска Петроградского военного
округа. В декабре 1917г. Антонов-Овсеенко, командовавший войсками Красной
армии, действовавшими против Каледина и Центральной рады, назначил Муравьева
начальником своего штаба (в Харькове). Позднее Муравьев командовал группой
войск, сражавшихся против Центральной рады и Румынии.
На Украине Муравьев и его армия прославились неслыханными грабежами
мирного населения, террором и зверствами. Сведения об этом нередко поступали
в ВЧК. В апреле 1918 г. Антонов-Овсеенко предложил Муравьеву пост
командующего Кавказской армией. Председатель Бакинского совнаркома С. Шаумян
опротестовал это решение, и Троцкий отменил приказ. Вероятно, именно из-за
этого Муравьев самовольно выехал в Москву, где был арестован ВЧК и предан
суду революционного трибунала за злоупотребление властью. 5 мая Дзержинский
писал в следственную комиссию Ревтрибунала:
"О Муравьеве комиссия наша неоднократно получала сведения как о вредном
для советской власти командующем. Обвинения сводились к тому, что худший
враг не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими
кошмарными расправами, расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа
городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти,
восстанавливая против нас все население. Грабеж и насилие -- это была
сознательная военная тактика, которая, давая нам мимолетный успех, несла в
результате поражение и позор".
Однако по ходатайству советского правительства Муравьева освободили
из-под ареста, а 13 июня СНК, учитывая боевые качества Муравьева, назначил
его главнокомандующим фронтом, созданным для борьбы против белочехов. Тогда
же был образован РВС фронта в составе видных большевиков П. А. Кобозева, К.
А. Мехоношина и Г. И. Благонравова, которым поручалось направлять и
контролировать деятельность Муравьева.
Заинтересованное в активизации советского противостояния восставшему
чехословацкому корпусу, германское правительство, через посольство Германии
в РСФСР, оказывало командующему Муравьеву и высшим
614
красным офицерам Восточного фронта финансовую помощь. Однако, как
следует из доклада сотрудника германского посольства в Москве Рицлера, 1
июля, за пять дней до покушения на германского посла, ВЧК неожиданно
арестовала "посредника", используемого для связи между германской миссией в
Москве и командованием Восточного фронта. Столь выгодный, казалось бы, для
большевиков контакт, о существовании которого всегда знали и советское
правительство, и ВЧК, оборвался. В свете убийства Мирбаха, последовавшего 6
июля, акция большевиков кажется не случайной.
После покушения на германского посла Совнарком запросил реввоенсовет
Восточного фронта о реакции Муравьева на известие о левоэсеров-ском "мятеже"
в Москве. Мехоношин ответил, что в ночь с 6 на 7 июля Муравьев "не спал,
находился в штабе фронта и был в курсе событий в Москве, но скрывал все от
Реввоенсовета". Мехоношин продолжал:
"В 4 часа утра члены Реввоенсовета, узнав помимо Муравьева о мятеже
левых эсеров в Москве, немедленно известили об этом местный Совет,
мобилизовали надежные силы, установили строгий контроль за действиями
командующего фронтом. Во второй половине дня, когда из Москвы пришло
известие о подавлении мятежа, поведение Муравьева и казанских левых эсеров
изменилось. Местный левоэсеровский комитет занял нейтральную позицию по
отношению к московским событиям [...] а Муравьев заверил в полной
преданности Советской власти".
В связи с этим Ленин выразил уверенность, что при соблюдении строгих
правил контроля большевикам удастся использовать "превосходные боевые
качества" Муравьева. Но в ночь на 10 июля Муравьев, без ведома РВС, покинул
Казань и с отрядом примерно в тысячу человек на пароходах прибыл в Симбирск,
где левые эсеры имели сильные позиции. Муравьев разослал телеграммы об
объявлении войны Германии и обратился к населению с воззванием, в котором
писал:
"Ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой
и последней борьбы с авангардом мирового империализма -- Германией. Долой
позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!"
В Симбирске, где находились штабы Восточного фронта и Симбирской группы
войск, левые эсеры арестовали командующего 1-й армией Тухачевского (его
арестовал сам Муравьев), политкомиссара штаба Симбирской группы войск А. Л.
Лаврова, заместителя председателя губисполкома К. С. Шеленшкевича, Б. Н.
Чистова, М. М. Муратова и других. На сторону Муравьева перешли: командующий
Симбирской группой войск Восточного фронта левый эсер Клим Иванов, который
был назначен командующим Симбирским укрепленным районом и начальник
Казанского укрепленного района левый эсер Трофимовский. Иванов впоследствии
вспоминал, что на его вопрос Муравьеву, действует ли он по поручению партии
левых эсеров, Муравьев ответил, что "действует в данный момент
самостоятельно, но Центральный комитет партии левых эсеров об этом знает".
ЦК, однако, не мог знать о действиях Муравьева. Муравьев говорил неправду.
615
Вечером 10 июля Муравьев собрал актив левоэсеровской организации
Симбирска. Он заявил, что обстановка требует немедленной передачи власти в
руки левых эсеров и что мятеж в Москве заставил его форсировать события. Он
предложил образовать "Поволжскую советскую республику", в правительства
которой избрать Камкова, Спиридонову, Карелина и некоторых других членов ЦК
партии левых эсеров, немедленно заключить перемирие с чехословаками,
прекратить гражданскую войну, объявить войну Германии и провести мобилизацию
офицеров.
В ответ на это Совнарком, декретом за подписями Ленина и Троцкого сиял
Муравьева с поста командующего фронтом и объявил его вне закона.
Большевики Симбирска пытались арестовать Муравьева. 11 июля в
телеграмме на имя Ленина .Симбирский губисполком и местный комитет
большевиков так докладывали о своих действиях:
"Несколько членов нашей партии приняли все меры, дабы арестовать
Муравьева. Для этого были приглашены представители на конспиративное
заседание из частей, подчиненных Муравьеву. После выяснения по существу они
сказали, что все являются защитниками советской власти, и они присоединились
к нам. После этого были приняты все меры к аресту".
Муравьева пригласили "для переговоров" на заседание Симбирского
исполкома. К этому времени И. М. Варейкис, член областного ЦК Юга РКП (б),
товарищ председателя Симбирского губисполкома, собрал верные большевикам
силы, в том числе латышских стрелков и красноармейцев московского отряда,
возглавляемого Александром Медведем, которые разместились в засаде. В отчете
далее сказано:
"В три часа утра 11-го Муравьев пришел на заседание губисполкома вместе
с фракцией левых социалистов-революционеров и предложил присоединиться к
нему. Фракция левых сначала и присоединилась к нему, но после решительного
протеста, вынесенного нами, и после ряда фактов, ясно показывающих, что
Муравьев дал уже распоряжение, чтобы оголить фронт, эсеры потребовали
перерыв для обсуждения во фракции. После этого Муравьев заявил, что его дело
сделано, и он направился к двери. Отряд объявил от имени нашего, что он
арестован. Муравьев начал стрелять, одного ранил. В этой перестрелке
Муравьев оказался убитым".
Несмотря на столь ясную телеграмму, подтверждающую гибель Муравьева в
результате перестрелки, правительственное сообщение "Об измене Муравьева",
опубликованное 12 июля в "Известиях", исказило обстоятельства его смерти.
Газета писала:
"Муравьев явился в симбирский Совет и пытался склонить его на свою
сторону, призывая рабочих порвать с большевиками и пойти за ЦК партии левых
эсеров в его мятеже против Всероссийского съезда Советов. Но и здесь
Муравьев получил решительный, полный негодования отпор. По-видимому, с
Муравьевым была небольшая группа его единомышленников. Вопрос этот не
выяснен. Полученные донесения говорят о перестрелке, в результате которой
было ранено несколько членов симбирского Совета [...]. Видя полное крушение
своего плана, Муравьев покончил с собой выстрелом в висок".
5.
Карьера Блюмкина-чекиста не оборвалась в апреле 1919 года, когда он
явился с повинной в киевскую ЧК. На Украине, уже амнистированный, Блюмкин
наладил контакт с отрядом Каховской, той самой, которая подготовила убийство
Эйхгорна. Однако в отряде скоро узнали, что Блюмкин сотрудничает с ЧК и
доносит на своих сопартийцев. Эсеровский "товарищеский суд", разбиравший
обвинение Блюмкина. в предательстве и его связях с ЧК, "не установил, что
Блюмкин не предатель", и приговорил его к смертной казни. По постановлению
эсеровского суда в первой декаде июля 1919 г. на Блюмкина произвели
покушение, но неудачно: Блюмкин отделался ранением!. После выздоровления
Блюмкина приняли в союз эсеров-максималистов, организацию, фактически
стоявшую на большевистских позициях. И вскоре этот "отъявленный авантюрист"
и "террорист", как писала о нем Свердлова^, поступил на службу в киевскую
ЧК, где снова руководил отделом контрразведки^.
Летом 1920 года Блюмкин вернулся в Москву, чтобы начать учебу в военной
академии Красной армии. Его возвращение не осталось незамеченным для
германской дипломатической миссии^, и из Берлина потребовали объяснений.
Теперь уже большевикам нельзя было сослаться на то, что они не могут
"поймать" Блюмкина. И советское правительство оказалось в затруднительном
положении. И что было еще хуже, забытый всеми вопрос об убийстве германского
посла вновь всплывал на поверхность со всеми неприятными для большевиков
последствиями. Им было что скрывать. И Троцкий в секретном послании Ленину,
Чичерину, Крестинскому и Бухарину первым забил тревогу:
"Необходимо принять предупредительные меры в отношении дурацкого