Фишер Кэтрин. Снежный странник

   — Я тоже не останусь дома, — твёрдо заявила Джесса. — Даже и не думайте. Я иду с вами.
   При виде её упрямого выражения лица все заулыбались. Когда Джесса принимала решение, остановить её было уже невозможно, и они это знали.
   Вулфгар сказал:
   — Что ж, значит, решено. Нас будет мало — пойдём тихо, да и тащить на себе много не придётся…
   Все переглянулись, ожидая, кто заговорит первым. Наконец Скапти сказал:
   — Нет. Ты не пойдёшь.
   Вулфгар уставился на него.
   — Скапти прав, — поддержала скальда Джесса. — Вам нельзя идти, Вулфгар. Вы это знаете. Ваше место здесь.
   — Моё место, — тихо ответил он, — рядом с Сигни.
   — Нет. — Джесса встала. — Послушайте. Я буду говорить прямо, потому что больше вам никто этого не скажет. Вы ярл. Вы правите своими владениями, поддерживаете мир, улаживаете споры. Вы следите за торговлей, охраняете границы, преследуете преступников. Вас избрали люди. Вы не можете их бросить. Если вы пойдёте с нами и вернётесь через несколько месяцев, а то и лет, то что будет с нашим краем? — Она печально улыбнулась. — Начнутся голод, кровавые распри, угон скота. Начнут гореть фермы. Здесь будет пустыня.
   Вулфгар отвернулся; такого тоскливого взгляда она не видела у него никогда. Все молчали. В очаге трещал огонь. Потом Вулфгар повернулся к Джессе:
   — Я думаю, что никогда не прощу тебе этого, Джесса.
   — Когда-нибудь да простите. — Она села рядом с ним и попыталась улыбнуться. — К тому же подумайте вот о чём. Когда Сигни проснётся, то как вы думаете, кого она захочет увидеть первым?

Глава четвёртая

   В начале времён, когда жил Имир.

   Весь следующий день Вулфгар не желал никого видеть. Часами он сидел в комнате Сигни, не сводя глаз с её лица или молча глядя в окно. Когда наступило время обеда, он приказал оседлать лошадь и галопом умчался в сторону холмов.
   Джесса печально проводила его взглядом. Она понимала, что он испытывает; Вулфгар был человеком действия, и ему было очень тяжело сознавать, что он остаётся дома.
   Сзади раздался голос Скапти:
   — Вся беда в том, что он понимает твою правоту.
   — Лучше бы я ничего не говорила. Пусть бы он сам всё понял.
   Скальд засмеялся:
   — Ты всегда изрекаешь мудрые мысли, маленькая валькирия. — Он мягко повернул её к себе. — Пошли лучше к Кари, мне кажется, он хочет нас видеть. Только что вернулась одна из его птиц-призраков и что-то прокаркала. По-моему, она приказала мне явиться.
   Джесса молча шагала рядом с ним. Потом сказала:
   — Днём всё выглядит по-другому, правда?
   — Светлее, ты хочешь сказать?
   Она шлёпнула его по руке:
   — Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Прошлой ночью, когда поднялся шум, всё казалось таким нереальным. Сигни, эти призраки, холод… Мысль о путешествии была… волнующей. — Она посмотрела на дракары, стоящие на якоре у причала. Холодный ветер покачивал их на волнах. — А теперь всё гораздо страшнее. Там будет так холодно. Оттуда никто не возвращался, и если мы всё-таки доберёмся…
   — То встретимся с Гудрун.
   — Да. Как ты думаешь, мы правильно поступаем?
   — Нет, — резко ответил он. — Но я считаю, что это единственное, что мы можем сделать.
   — Скапти, ты сумасшедший.
   — Я поэт, — сказал он, открывая дверь зала. — А это почти что одно и то же. — Он криво усмехнулся. — Обычно ты не такая осторожная.
   — Сны, — рассеянно ответила она. — Эти сны. Я не могу их забыть.
   Кари сидел возле очага и вырезал из кости тонкий диск. Он поднял глаза на вошедших:
   — Наконец-то!
   — Тебе лучше? — Джесса внимательно осмотрела его рану. — Брокл очень за тебя беспокоится. Он сказал, что ты потерял пинту крови. Кари, ты и так похож на бесплотный призрак, а тут ещё эта рана.
   Кари пожал плечами:
   — Он велел мне не вставать с постели, поэтому я и послал птиц.
   В это время одна из них уселась на подоконник, держа в клюве окровавленный кусок мяса, который, вероятно, когда-то был горностаем. Ворон начал отрывать от него кусочки и глотать их.
   — Трупоед, — разозлился Скапти.
   Они смотрели на птицу, когда появился Брокл. С ним был Хакон, они притащили большой деревянный сундук.
   — Опускай, — сказал Брокл, легко ставя на пол свой край сундука.
   Хакон со стуком отпустил свой.
   — А где меч? — притворившись удивлённой, спросила Джесса.
   Хакон замялся:
   — В доме ярла запрещено носить мечи. Это его приказ. Один час я могу прожить и без меча.
   — Но не больше, верно?
   — Смотрите. — Брокл повернул ключ в ржавом замке сундука. — Здесь должно быть то, что мы ищем.
   Двумя руками он откинул крышку; её кожаные петли затрещали, и в воздух поднялся столб пыли.
   — Что там? — спросила Джесса, заглядывая в сундук.
   — Карты. Так сказал Гутлак.
   Брокл начал рыться в сундуке, вытаскивая оттуда свитки старого коричневого пергамента и свёрнутые в трубку потрёпанные грамоты, туго перевязанные верёвкой и запечатанные красным воском.
   — Уберите всё со стола, — сказал Брокл. — Надо посмотреть, что тут есть.
   Они начали вытаскивать и осторожно разворачивать свитки. Многие были до того ветхими, что разобрать написанное было невозможно; акты и деловые соглашения, купля-продажа земли, несколько генеалогических древ, которые очень заинтересовали Скапти.
   — Это надо переписать. — Он поднёс один из пергаментов к свету. — Это генеалогическое древо Вулфингов, десять поколений.
   — Но ведь скальды должны знать все эти вещи? — спросил Хакон.
   — Да, они передаются от учителя к ученику. Но ведь всегда что-то может потеряться. Я вот ничего не знал об этих грамотах.
   — Они здесь лежали ещё до того, как появилась Гудрун, — сказал Брокл, — но никто их, кажется, не трогал годами. Что-то не вижу я никаких карт.
   Они нашли старые документы о покупке земли, соглашения о перемирии, обещания о выплате денежного возмещения за смертоубийство, список дани и налогов с королей южных земель, о которых никто из них и не слыхивал. Нашли стихи, отрывки из песен и даже кусок оленьей кожи, исписанный красными рунами, который Джесса передала Кари.
   — Как ты думаешь, что это?
   — Это заклинание, — ответил он, с удивлением разглядывая письмена.
   — Какое?
   — Не знаю. Не могу прочесть. Но я чувствую, как от него исходит сила, правда совсем небольшая.
   Скапти взял кожу и вгляделся в письмена.
   — Старое заклинание. Чтобы козы давали больше молока.
   — Очень полезная вещь, — сухо заметила Джесса.
   — Есть и другие, — сказал Брокл, доставая со дна большую связку пергаментов. — Как вы говорите, для нас бесполезные.
   — Нам, наверное, надо вот это. — Хакон держал в руках какой-то свиток. Он осторожно положил его на стол и развернул.
   Это была карта, нарисованная на куске тюленьей кожи, высохшей и обветшавшей от времени. Её края обгорели, словно кожу когда-то вытащили из огня. Джесса склонилась над картой.
   На ней было обозначено изрезанное побережье Холодного моря с его фьордами, которые были им хорошо знакомы. Чётко был виден Ярлсхольд, помеченный крестиком и рунами «Ярл». Они увидели названия всех портов, расположенных вдоль побережья, — Ост, Тронд, Вормсхед, Холлфар; реки и крупные озёра были нарисованы голубыми линиями. Красной краской обозначалась Дорога великанов, ведущая от Ярлсхольда к Трасирсхоллу, от неё на север шла другая дорога, тоже помеченная красным цветом; эта линия уходила куда-то за край карты.
   — Что это? — спросила Джесса, показывая на неё пальцем.
   — Похоже, ещё одна дорога, — сказал Хакон. Брокл кивнул:
   — Верно. Я знаю, где она начинается, но, как все дороги, в давние времена построенные великанами, почти разрушилась от времени и теряется где-то в лесах. Кое-где она ещё выступает из-под снега. Я никогда по ней не ходил. И не знаю никого, кто мог бы о ней рассказать.
   — Зато теперь у тебя появилась отличная возможность узнать, куда она ведёт, — задумчиво сказал Хакон.
   Джесса взглянула на него украдкой. Хакон смотрел на карту каким-то странным взглядом; этот взгляд можно было бы назвать голодным. Она понимала почему. Большую часть своей жизни Хакон был рабом, жалкой прислугой на грязном маленьком хуторе и вряд ли надеялся когда-нибудь оттуда выбраться. Но теперь он свободен. И вместе с тем он считался дружинником ярла, его человеком. И если ярл не поедет…
   Джесса снова вернулась к карте. Дорога уходила на север. Были хорошо видны горы, реки и озёра, но дальше, на севере, оставалось сплошное белое пятно, через которое была проведена линия дороги, словно тот, кто создавал карту, просто не знал, что там находится.
   А может быть, он слышал какие-то рассказы. Потому что в самом верху карты зиял длинный чёрный разрез, словно обозначавший какую-то огромную пропасть или трещину, где и заканчивалась линия дороги. Возле разреза были нацарапаны слова, которые им прочитал Скапти: «Куда уходит дорога, неизвестно».
   Возле чёрной дырки стояли корявые буквы: «Гуннингагап».
   Все молча уставились на эту надпись. Потом Брокл спросил:
   — А что говорится в старых преданиях?
   — Ты сам знаешь.
   — Напомни. Докажи, что мы не зря берём тебя с собой.
   Скапти сплёл длинные пальцы:
   — Гуннингагап — это пустыня, где завывают ветры. Где небо смыкается с землёй. Это глубокое ущелье, которое опоясывает всю землю, — здесь, на севере, его края покрыты вечными льдами; в нём свистит ветер, и днём и ночью. Говорят, что когда-то, очень давно, это была просто трещина в земле. Потом из неё выползло какое-то существо, ледяной великан по имени Имир. Боги убили его. Из его тела они создали землю, из костей — горы, а из зубов — камни. Из его головы — голубое небо, которое с четырёх сторон поддерживают четыре гнома. Так говорят поэты. Но одно несомненно — ущелье существует.
   Скапти немного помолчал, потом тихо прочитал:
   В начале времён, когда жил Имир,
   Не было в мире ни песка, ни моря,
   Земли ещё не было и небосвода,
   Бездна зияла, трава не росла.
   — А что же находится дальше? — спросила Джесса.
   Скапти удивлённо посмотрел на неё:
   — Ничего. Так говорят. Ничего. Конец мира. Все замолчали; вечные снега, холод, ветер свистит во тьме, и больше ничего, Конец мира. Джесса заставила себя не думать об этом.
   — Но ведь говорят, что Белый народ живёт за пределами мира. И что иногда их люди приходят к нам, поэтому…
   — Я не знаю! — сказал, рассердившись, Скапти. — Я всего лишь простой поэт. Рифмоплёт. Музыкантишка. Откуда мне знать? Может быть, есть ещё и другие миры. Никто их не видел — вот единственное, что я знаю.
   Джесса постучала по карте:
   — Тогда мы будем первыми.
   — Хорошо сказано, Джесса.
   В дверях стоял Вулфгар с раскрасневшимся от ветра лицом и сверкающими глазами. Войдя в комнату, он стряхнул с волос снег и бросил свой плащ Броклу.
   — Вы будете первыми. Мы об этом позаботимся. Вы вернётесь назад, потому что никогда ещё не было похода, в котором соединились бы колдовство, хитрость, сила, ум. Это вы. Но мне бы хотелось, чтобы с вами был кое-кто ещё. Меч.
   Они с тревогой посмотрели на него, но Вулфгар улыбнулся своей прежней улыбкой:
   — Нет, я не поеду. Вы были правы. — Вулфгар сел на стул. — Я ярл, — сказал он гордо и немного печально, — и я не брошу свой народ. Нет, просто я хочу, чтобы вы взяли с собой Хакона. Вам пригодится ещё один воин.
   Хакон был потрясён:
   — Но я же не… Я хочу сказать, что я, конечно, много тренировался, но правая рука ещё не совсем…
   Вулфгар прищурился:
   — Хакон Сухая Рука, ты сделаешь то, что велит тебе твой господин. Кто-то должен охранять Джессу.
   Она рассмеялась:
   — Значит, нас будет пятеро.
   — Пятеро. И лучшей пятёрки мне не найти. Потому что теперь всё зависит от вас. Жизнь Сигни. Наша жизнь. — Он провёл рукой по волосам. — Не знаю, что я буду делать, когда вы все уедете.
   Кари смотрел на Вулфгара, и в его взгляде читалась тревога, словно он не сказал ещё что-то очень важное, но, встретившись глазами с Джессой, улыбнулся и покачал головой. Джесса смутилась. «Интересно, — подумала она, — а не воздействовал ли Кари на разум Вулфгара ради него самого?»

Глава пятая

   Ей многое ведомо, всё я провижу, судьбы могучих славных богов.

   Джесса задумчиво ходила между домами, среди шума и сутолоки сборов. На первый взгляд Ярлсхольд вернулся к своей обычной жизни после той страшной колдовской ночи: застучали молотки в кузнице, в море вышли рыбацкие лодки, женщины пряли и судачили, сидя на солнышке.
   И всё же Джесса начала понимать, что сны никуда не ушли.
   Дважды она просыпалась среди ночи от странных, путаных видений. Да и погода резко переменилась — стало холодно. Слишком холодно. Стояла ещё середина лета, а усадьбу уже насквозь продували холодные ветры; во всех комнатах и коридорах свистели сквозняки, которые раскачивали гобелены, хлопали дверями и ставнями и холодили шею, словно ледяные пальцы.
   Джесса вошла в дом, прошла мимо мешков, куда укладывали провизию, и поднялась наверх. Навстречу ей попался Скапти, который тащил своё драгоценное и потому тщательно упакованное кантеле.
   — Так ты его берёшь? — спросила Джесса, проходя мимо.
   — Должен же кто-то работать, Джесса.
   Они отправлялись через два дня. Вулфгар и десять его стражников должны были проводить их до границы владений, до самой дороги великанов. Он сам на этом настоял. Поднявшись по лестнице, Джесса сжала пальцы в кулак и подула на них, удивляясь, почему она так мёрзнет. Потом постучала в дверь. Открыла женщина.
   — Ну как, ей не лучше? — шёпотом спросила Джесса.
   Фулла покачала головой. Она была мачехой Сигни. Преклонных лет, с длинными седыми волосами, заплетёнными в косы; всё её платье было увешано амулетами из моржового бивня. Она впустила Джессу в комнату, и обе они молча встали возле шёлковых занавесок.
   Сигни лежала неподвижно, её прекрасные золотистые волосы были аккуратно расчёсаны, глаза открыты; голубые и ясные, они не выражали ничего.
   Джесса подняла её холодную руку.
   — Сигни, — позвала она.
   Ничего. Ни единого движения, ни поворота головы. Джесса осторожно положила руку девушки.
   — Мне кажется, ей холодно.
   — Да. — Женщина коснулась лба Сигни. — Я уверена, что ей становится всё холоднее. Я топлю очаг день и ночь, а в комнате всё холоднее и холоднее. Я уже сказала об этом ярлу. Что-то мне всё это не нравится.
   Выйдя из комнаты, Джесса спустилась вниз. Ей тоже всё это не нравилось, что-то постоянно её беспокоило. Джесса выглянула во двор. Ледяной ветер начал трепать её волосы, от холода по телу пробежала дрожь. Что-то здесь было не так. Джесса оглянулась. Куры попрятались и притихли. Козы на пастбище сбивались в кучу и старались укрыться за валунами и деревьями. И только тут она заметила, что не слышно пения птиц. Только вороны хрипло кричали, сидя на крыше как чёрные изваяния.
   Джесса побежала к холмам и там опустилась на колени, разглядывая траву. Та совершенно пожухла. Маленькие цветочки лапчатки и армерии, ярко-жёлтые и розовые ещё два дня назад, теперь почернели и лежали на земле. Джесса подняла один стебелёк: он полностью сгнил, от верха до самых корней. Держа его в руке, она смотрела на холмы.
   Все цветы погибли. Нигде ни одной зелёной травинки. Стужа Гудрун иссушила землю, хотя где-то далеко, за фьордом, луга ещё были расцвечены яркими красками лета. Между домов гулял сырой ветер, и вдруг Джесса заметила, что за усадьбой скованные морозом деревья стояли совсем неподвижно, тёмный лес не шевелился.
   Нахмурившись, Джесса побежала назад.
   Кари сидел в своей комнате вместе с Хаконом. Войдя, Джесса увидела, что он вырезает ещё один костяной круг, работая ловко и умело.
   — Почему ты ничего мне не сказал? — сразу спросила она.
   Нож Кари замер в воздухе.
   — Что не сказал? — удивился Хакон.
   — Он знает что. — Джесса села между ними. — Оно по-прежнему здесь, верно? Почему ты ничего не сказал?
   Кари отложил нож:
   — Говори тише, Джесса. Если люди услышат, начнётся паника.
   Хакон перестал полировать свой меч:
   — Что по-прежнему здесь?
   — Колдовство. Злые чары Гудрун.
   — Как ты об этом узнала? — спокойно спросил Кари.
   — Цветы. — Джесса положила на скамью почерневшие стебельки. — Погода. Ветер.
   — Это не ветер. — Кари повертел в пальцах костяной круг. — Это сны, они летают вокруг нас.
   — Ты их видишь? — ужаснулся Хакон. Кари покосился на него.
   — Я должен был это предвидеть! — вдруг резко сказал он. — В прошлом году она прислала ледяного зверя, и тогда я стал собирать вокруг Ярлсхольда своих часовых. Но она нанесла удар неожиданно и молниеносно, и я ничего не успел сделать.
   — Каких часовых?
   — Мои часовые — это привидения, — ответил Кари.
   Хакон побледнел.
   Кари сжал в руках круг:
   — Ты права, Джесса, колдовство по-прежнему здесь. Оно не уйдёт. Я вижу его; в селении усиливается холод. Он погубил Сигни, но она только первая жертва. Люди будут засыпать ледяным сном и даже не поймут, что с ними происходит, и души начнут покидать их тела. Наступит вечная зима. Фьорд замёрзнет, огонь погаснет. Крестьяне, рыбаки, рабы — все будут лежать неподвижно, и их тела будут покрываться снегом и льдом, месяц за месяцем. То же произойдёт и с животными. Она окутала селение снами, и я почти ничего не могу сделать.
   — Почти?
   Он щёлкнул по кольцу:
   — У меня есть одна идея. Но сначала нужно найти Сигни.
   — Вот это Гудрун и надо.
   — Разумеется.
   Они задумались. Хакон погладил драконов на своём мече.
   — Ты сказал об этом Вулфгару?
   — Сказал вчера. Как только уверился в этом. Вот почему он решил остаться.
   — Но почему люди должны здесь сидеть? — внезапно сказала Джесса. — Почему не увести их из селения?
   Взгляд Кари заставил её замолчать.
   — Никто не может уйти от своих снов, Джесса. Тех пятерых, которым предстоит отправиться в путь, я могу защитить. Но это всё.
   — А что будет с остальными?
   Он кинул ей круг:
   — Вот это.
   Джесса повертела круг в руках:
   — Что это?
   На гладкой белой поверхности круга были вырезаны тонкие чёрточки. Джессе показалось, что они двигаются, перемещаются с места на место. Кари быстро забрал у неё круг:
   — Это и есть их защита.
   Внезапно снаружи раздался шум — возбуждённые, тревожные голоса. Джесса выглянула в окно. Через секунду она сказала:
   — Иди посмотри.
   Хакон и Кари подошли к окну.
   Внизу они увидели мужчину, который склонился над чем-то лежащим на земле; вокруг него собирались испуганные люди. Мужчина что-то кричал, его бледное лицо выражало отчаяние и бессилие. Когда подошли Вулфгар и Скапти, толпа чуть подалась назад, и Джесса увидела, что на земле, свернувшись клубочком, словно в глубоком сне, лежит маленький мальчик. Из его кулака просыпалась горстка зёрна, которую торопливо клевали куры.
   — Дети, — прошептал Кари, — они будут уходить первыми.
   — Пошли! — Джесса бросилась вон из комнаты, Кари и Хакон побежали за ней. Толпа притихла, когда Кари подошёл к Вулфгару.
   — Уже началось? — тихо спросил Вулфгар. Кари прикоснулся ко лбу мальчика; отец молча смотрел на него. Он с удовольствием оттолкнул бы Кари от сына, но не осмелился. Кари застыл, глядя на ребёнка своими прозрачными глазами. Потом посмотрел на Вулфгара и кивнул.
   — Что с моим сыном? — закричал мужчина. Ярл схватил его за руку:
   — Наберись мужества, Гуннар. Мальчик спит, только и всего. Отнеси его домой и уложи в постель; я пришлю тебе помощь.
   Глядя ему вслед, Вулфгар прошептал:
   — Значит, началось.
   Громко хлопнула дверь зала, и все вздрогнули; было видно, как ветры-сны колышут гобелены на стенах. Крошечная снежинка, не больше заклёпки на щите, тихо опустилась на рукав Джессы. И долго не таяла.
   — Найдите Брокла, — мрачно сказал Вулфгар. — Передайте ему, пусть предупредит людей. Мы выступаем завтра утром.
   Потом он посмотрел на Кари:
   — Ты сказал, что это будет распространяться всё дальше и дальше. Куда?
   — Сначала колдовство захватит Ярлсхольд. Оно уже здесь — я не могу его остановить. Потом все твои владения.
   — Тогда нужно задержать его, Кари. Любой ценой.
   Кари кивнул:
   — Я сделаю всё, что в моих силах.

Глава шестая

   Сквозь все миры взор её проникал.

   Среди ночи Брокл проснулся и заворочался в постели. Она была ему коротковата, как и все постели, но сейчас он был даже рад такому неудобству, потому что странный сон о той каморке в подземелье приснился ему снова и лишил покоя.
   Поворочавшись, он сел, что-то ворча. В комнате было холодно; должно быть, огонь совсем потух.
   Брокл завернулся в медвежью шкуру, которой накрывался, и, встав с постели, зашлёпал по полу, почёсывая голову. Жаровня едва горела, и, когда он подбросил в неё торфа, в комнате стало как будто ещё темнее, по углам задвигались холодные тени. Ничего, теперь жаровня будет гореть до самого утра.
   Брокл смотрел на неё, стараясь не думать о своём сне. Колдовство Гудрун по-прежнему витало в доме. Брокл редко вспоминал об этой женщине — он ненавидел её за то, что она сделала со своим сыном. Кроме Кари, только он, Брокл, понимал всю степень её злодейства. И боялся её. А Кари… надо же, как тихо спит этот ребёнок. Вдруг Брокл резко повернулся.
   Постель Кари была пуста.
   Брокл застыл на месте. Потом покачал головой и, придвинув к очагу скамью, уселся. Тревога уже прошла — он знал Кари достаточно хорошо. У мальчика был особый дар, из-за него он вёл себя немного странно. Дома, в Трасирсхолле, он часто уходил ночью в поле или в лес вместе со своими воронами. Брокл знал, что там он разговаривал с призраками и привидениями и ещё с кем-то невидимым, о ком не мог рассказать никому. Брокл плотнее завернулся в шкуру. Где бы ни был сейчас Кари, он в своих владениях. Он их властелин.
   На краю леса, возле огромного дуба, Кари выкапывал в земле ямку. Вокруг было тихо; в тёмном лесу пахло прелыми листьями, мхом и гниющим деревом.
   Когда ямка была достаточно глубокой, Кари достал из кармана мешочек, положил в него один из своих костяных дисков и опустил в землю.
   — Всё? — раздался хриплый голос сверху.
   — Ещё два. — Кари затоптал ямку и вытер грязные руки. — Нужно завершить круг. Закопаем где-нибудь на берегу.
   Светила луна; Кари пробирался через кусты. На краю леса густо росли колючие кустарники, орешник и папоротники. В неровном свете луны он наступал на толстые ветки, которые громко трещали у него под ногами. Кари заметил, что на деревьях начали подсыхать кончики листьев, — значит, скоро они начнут опадать. Вокруг тихо шептала ночь; ветер снов носил в воздухе какое-то бормотание, чьи-то голоса, снежинки. Перелетая от дерева к дереву, за Кари следовали две чёрные тени.
   Вдруг он остановился и оглянулся.
   Под деревом, глядя на него во все глаза, стоял маленький мальчик. В свете луны он казался совсем светлым, белым, как кость. Кари сделал к нему шаг; мальчик попятился. На его лице виднелись грязные потёки от слёз.
   — Ты Снежный странник, — сказал он.
   — Я тебе ничего не сделаю.
   Мальчик с испугом посмотрел вверх, на шелестящие деревья.
   Наконец он подошёл к Кари. Осторожно потрогал его рукав.
   — Я не могу вернуться, — прошептал он. — Не могу. И меня никто не видит. Никто не говорит со мной, только ты. Отец просит меня проснуться, но я не могу. Я не в своём теле.
   Кари наклонился к нему.
   — Я знаю, — тихо сказал он. — Тебя зовут Эйнар, да?
   Мальчик кивнул, вытирая лицо:
   — Я кормил кур…
   — Ты вернёшься, — поспешно сказал Кари. — Только я не знаю когда.
   — Отец всё зовёт и зовёт меня! И мне холодно. — Он задрожал и оглянулся по сторонам. — А этих я боюсь.
   — Кого? — Кари сжал кулаки. — Людей, которых ты знаешь? Из твоего селения?
   — Нет. Людей-призраков. Я их не знаю. Они совсем бесплотные, как привидения. И мимо меня пробегают волки и взлетают к луне. А по воде плавают корабли…
   — Ты не видел одну девушку? — быстро спросил Кари. — Сигни. Ты её помнишь?
   — Она уснула.
   — Верно.
   Мальчик покачал головой. Он отступил назад, пройдя сквозь ствол берёзы.
   — Это случилось и со мной? Мне всё это снится? Я хочу проснуться. Я хочу домой.
   Внезапно он повернулся и, плача, побежал к селению. Кари смотрел, как он скрывается в бледном свете луны. Потом опустил голову и в отчаянии уставился себе под ноги, на подстилку из прелых листьев. Луна освещала его прямые серебристые волосы.
   — Это не твоя вина, — произнёс грубый голос.
   — В какой-то степени и моя, — ответил Кари, не поднимая головы. — Я ей нужен. Я должен был уйти с ней, когда она меня звала. Я знал, она никогда не оставит их в покое.
   Он резко повернулся и быстро пошёл по лесу в сторону фьорда, где о берег тихо плескалась чёрная вода.
   Кари выкопал в гальке углубление, опустил туда костяной диск и закрыл его мелкими камешками и песком. Рядом лежал большой валун; Кари попытался сдвинуть его с места, но не смог.
   — Помогите, — попросил он.
   Они встали рядом с ним, высокие темноволосые люди, и с двух сторон взялись за валун, упёршись в него длинными когтистыми пальцами. Втроём они закатили камень на то место, где был закопан талисман. Потом Кари устало выпрямился: