Страница:
Он же, врач, заметил рану у Марка. Когда спросил, что за кровь на спине. Стали выяснять и нашли под правой лопаткой осколок. Маленький кусок металла пробил кожу и засел в мышце. Легкая операция, и Марк стал ходить с тугой повязкой.
Как ни странно, но ранение Марка ускорило наш отъезд на космодром. Сперва нас хотели определить в ветеранскую роту, но когда узнали, что двое ранены, – посадили в один из цуфагеров, уходящих с конвоем на материк Двиндер.
– Облажались равитанцы, – шептал на ухо Антон. – Раскатали губу на два материка, а теперь драпают...
– Тебе-то что? Драпают, наступают – один хрен. Нам бы сейчас найти способ попасть на Логошет.
– Прилетим на космодром – найдем.
– Твоим бы хлебалом медку хапнуть...
О том, что штаб равитанских сил и космодром атакованы, мы узнали уже в полете. Новость неприятная. Хрен знает, есть ли еще связь с Логошетом? И вообще целы ли транспорты?..
Неопределенность ситуации и невозможность как-то повлиять на обстановку здорово трепали нервы. В основном мне одному. Антон и Марк после инъекций и препаратов клевали носом.
Я сидел у люка, глядя в триплекс на волны океана, когда на меня в очередной раз накатило.
Какой-то сад, весь белый от цветов. Солнце слепит глаза. У дерева стоит девчонка в полувоенной форме. Бриджи в облипку, куртка, на голове берет с цветком. На правом плече винтовка или ружье. Борту соломинка. Девчонка крутит соломинку пальцами, стреляет глазами и едва заметно улыбается... Здравствуй, милый...
– Просыпайся, соня!
Легкий толчок в плечо. Я открываю глаза и вижу перед собой физиономию Марка. Толком не отойдя от сна-видения, брякаю:
– А где она?
– Кто?
Я потряс головой и глубоко вздохнул. Наваждение! Правда, сон был очень уж хорош...
– Идем, на посадку, – сообщил Марк. – Снижаемся.
Я привстал, выглянул наружу. Цуфагер летел над степью. Впереди скользили тени других машин. Чуть в стороне парила машина прикрытия.
«А девчонку-то я знаю, – мелькнула мысль. – Только откуда?..»
– Внимание, садимся, – передал по внутренней связи пилот. – Машину покидать быстро.
– Это как получится, – проворчал Антон, осторожно трогая перевязанное плечо.
Цуфагер слегка повернулся боком и замер на месте. Прилетели...
Прилетели мы, как выяснилось, из огня да в полымя. Потому как космодром очень мало напоминал самого себя пятидневной давности. Судя по всему, здесь недавно был бой.
Ровная площадка бетона кое-где буквально испещрена воронками разных размеров. На верхушке холма, где раньше были позиции ПВО, теперь нагромождение камней, над которым вьется легкий дымок. В стороне догорают остатки цуфагера. Ближе к нам лежит еще один. В долине между холмами стоят три самоходное установки разного назначения. Хорошо потрепанные. У одной башня отсутствует, у других рваные дыры в бортах. Грузовой кар тащит на толстом тросе остатки датлайского бота. От разбитой вдребезги машины то и дело отлетают мелкие детали.
Там, где у нас раньше был временный лагерь, сейчас развернут полевой лазарет. Десяток модульных домиков, на крыше самого большого – флаг с красным крестом и зеленой окантовкой.
На поле работают бригады ремонтников, меняя фрагменты покрытия. Несколько человек спешно восстанавливают позицию автоматического миномета на противоположном крае взлетной полосы. Неподалеку стоит транспортник – космический корабль. Вокруг с десяток машин, бегают люди. Транспортник почти разломан пополам.
– Не хреново приложили их, – резюмировал Марк, глядя на царящую вокруг суету. – Как еще все корабли не покоцали...
– Эй, парни! – окликнули нас сзади.
Я обернулся. Орал какой-то сержант со второй роты.
– Кто у вас ранен? Давайте в лазарет на осмотр.
– Идем, – крикнул Марк.
– Что делать будем? – спросил Антон.
– Сперва узнаем вердикт врачей. А потом решим.
– Главное, чтобы нас не разделили.
– Посмотрим...
Мы поспешили к наемникам, которые выгружали носилки с ранеными и мешки с убитыми. Освободившиеся цуфагеры сразу взлетали, давая место другим.
Тут же был и командир батальона. Он одновременно разговаривал по радиостанции и отдавал приказы стоявшим рядом офицерам. Батальон готовился приступить к охране космодрома вместо понесшей огромные потери роты.
– Они атаковали рано утром... Нагрянули с-сразу с двух сторон. Артиллерия, авиация, ракеты... П-потом пошли танки. Под их прикрытием и пехота. Коронера ранило, начальник штаба к-контужен. Мы ответили. Начали д-давить их. А они завесу поставили, отошли и начали садить снарядами по выявленным т-точкам. И п-по космодрому. Один т-транспортник подшибли. В-видел, наверное... Едва самолет на поле не сожгли. В общем, только мы вытащили раненых и убитых, как они снова п-поперли... Т-тут уж мы им врезали! Сразу три танка сожгли. П-правда, они нашу батарею накрыли. Я видел, оттуда одни головешки вытаскивали.
Наемник замолчал, трясущейся рукой отвинтил крышку фляги и сделал два глотка. Судя по его виду, во фляжке была отнюдь не вода. Сморщив лицо, переждал, потом резко выдохнул и протянул фляжку мне:
– Б-будешь?
– Давай...
Я немного отхлебнул, сморщился от резкого и довольно неприятного запаха, завинтил крышку и вернул флягу.
– Н-ну вот... Потом самолеты наши и их сцепились. Ничего толком не видно, они где-то высоко... Только грохот над головой. Один наш упал, их тоже... П-парни мне сказали, что ударную платформу датлайцы подбили. А мы у них сразу два самолета. Боже, что тут творилось! Я д-две войны на Стаме прошел. И с ляхетами резался, и с тюрками. Мятеж на юге давили. Д-думал, сабли ляхетов и луки тюрков – самое страшное. А т-тут чуть с ума не с-сошел... А один наш спятил!..
Наемник хихикнул, взглянул на меня.
– В-выскочил из траншеи и п-побежал на танк. По нему врезали – ко мне только полчерепа д-долетело... Х-хочешь еще?
– Ага...
Я взял флягу, сделал глоток и помотал головой. Чистый спирт, слегка разбавленный водой. Наемник следил за мной с болезненным интересом, то и дело морщась. По его виску стекала тонкая струйка крови из-под плохо наложенной повязки. Но тот ничего не замечал. Сидел на ящике из-под медикаментов, смотрел полубезумным взглядом по сторонам и потихоньку опустошал флягу. На поясе у него висела еще одна...
С этим парнем я познакомился у лазарета. Марка и Антона увели на обследование, а мне велели ждать на улице. Я нашел удобное место неподалеку от входа в перевязочную, подобрал пустой ящик и сел в теньке. Тут ко мне и подошел солдат из наемной роты первого сводного батальона. Они охраняли штаб и космодром. Солдат в последнем бою получил контузию и легкое ранение в голову. После осмотра и перевязки ему сказали ждать команды, вот он и слонялся у лазарета. Мы разговорились. Он рассказал, что здесь происходило, а я, в свою очередь, поведал о наших делах на Асвинте.
– ... Я с-слышал... Говорят, обе наемные р-роты вышибло полностью.
После контузии наемник слегка заикался и говорил в замедленном темпе. Заикание и головную боль он лечил старым проверенным способом – спиртным, не особо доверяя равитанской медицине.
– Не совсем. От нашей роты уцелели шесть человек. А у ветеранов – почти шестьдесят.
– В-вот я и говорю, вышибло... Д-досталось вам!..
– Угу. Слушай, а что командиры? Собираются отправлять раненых на Логошет?
– Я с-слышал, что готовят т-транспорт. Тот, что уцелел. Н-но он всех не увезет. Человек пятьдесят – ш-шестьдесят... А раненых больше.
Я кивнул. Да, всех явно не захватит. Вот сколько людей побило! Судя по всему, Датлай хотел одним мощным ударом лишить равитанскую бригаду командования и связи с колонией. Бросил большую часть своих сил. Как только смогли незаметно подойти почти вплотную? Бидимо, облажалась разведка Равитана.
Три волны атакующих, три штурма. Датлай тоже потерял немало людей. По самым скромным прикидкам, раза в два больше, чем Равитан. Впрочем, датлайцы еще могут получить подкрепление. Равитану наращивать силы нечем.
Ладно, нас это мала волнует. Нам бы попасть на корабль и вернуться на Логошет. Если, конечно, влезем...
– Слушай, а еще корабли на космодроме есть?
– А?
– Говорю, есть ли еще корабли? – повысил я голос.
– А-а... Есть. Еще один транспорт. Его п-проверяют. А еще есть к-курьерский. Нам сказали, что его раньше использовали д-для связи. Он маленький... Позавчера отправили б-большой транспорт. Жаль. На него бы влезли все.
– Угу.
Наемник опорожнил флягу до конца и начал рассказывать, как их взвод удерживал позиции и как перли на них датлайцы. Пехота, танки... Слушая краем уха его треп и кивая невпопад, я пытался найти способ попасть на транспорт. Простая логика подсказывает – эвакуировать в первую очередь будут тяжелораненых. И тех, у кого ранение средней тяжести.
Под эту категорию подпадает Антон. А мы с Марком можем остаться здесь. Это нам не подходит. Черт возьми! Вот он, космодром. Вон транспорт! Близок локоток, а не укусишь.
Наемника позвали, он встал, протянул мне вторую флягу, подмигнул и потопал прочь. Карабин на плечо не закинул, нес в руке. Кровь со щеки капала на погон, пятная и без того грязную куртку.
Я проводил его взглядом, открутил крышку фляги и сделал небольшой глоток. Какая же гадость! Но проходит легко.
Как всегда в подобных ситуациях, на космодроме и в лазарете царили легкий бардак и путаница. Ничего особенного, на дело это не очень сильно влияло. Но создавало излишнее напряжение, спешку, что влекло за собой ошибки и просчеты. То технику ушлют не в то место. То потеряют ремкомплект, то солдат заставят делать то, что никому не нужно.
На моих глазах датлайский бот дважды проволокли сначала в одну, потом в другую сторону. Так же полчаса таскали трофейную технику – систему залпового огня на базе разведывательной машины. Роту ветеранов-наемников, вернее, ее остатки, сперва послали занять позиции на южной части космодрома. Потом вернули, погрузили в цуфагеры и отправили к штабу бригады. Первая же рота сразу заняла пустующие казармы охраны.
Мы как бы выпали из всеобщей суеты. Тут, видимо, сыграло роль то, что нас так и не переподчинили никому. Из-за ранений Антона и Марка зачислили в список недееспособных. А комбат в суете и беготне забыл о нас. Так что батальон приступил к выполнению нового приказа без нашей троицы.
Словом, на короткое время мы были предоставлены самим себе. Конечно, такая лафа долго длиться не может. Скоро нас заметят и припрягут куда-нибудь. Надо срочно что-то делать, чтобы попасть на транспорт. Но что делать? И как? Мои мысли прервало появление Марка.
– Артур! Мать твою, я тебя по всему космодрому ищу, а ты тут засел! Что это? – ткнул он пальцем во фляжку.
– Спирт. Разведенный.
– Фу-у! Алкаш!
Марк вырвал у меня флягу и сделал пару глотков.
– Дерьмо! Тьфу! Вставай, пошли быстрее.
– Куда?
– Туда! Мы врачу на мозги накапали, что наш друг тоже ранен. Он должен посмотреть тебя и занести в списки эвакуируемых.
– А что у меня?
Марк пожал плечами, смерил меня внимательным взглядом.
– Ну-у... Ногу вывихнул...
– Ага! Он вправит ее за секунду и пошлет на хрен.
Я посмотрел ла флягу и тут меня осенило.
– О! Контузия! От взрыва.
Марк одобрительно кивнул.
– Отлично! Изобразить сможешь?
– К-конечно. Не самое трудное д-дело.
Основные признаки контузии я знал. Наблюдал пару раз раньше, да и на наемника насмотрелся. Контузия вообще такая штука, может и не сразу проявиться. И диагноз точный поставить трудно. Даже имея навороченную технику вроде равитанской.
– Ну все, пошли. Антон там врачу по мозгам ездит, что тебя только подвезли...
Как обычно в стрессовых ситуациях, мы невольно переходили на приблатненный лексикон. Так проще и быстрее общаться. И дело тут не в воспитании и не в количестве дипломов. И даже не в бурном прошлом. Просто здесь не академия и не консерватория. Элегантные фразы строить некогда. Одним словом – не до церемоний...
Антон ждал нас у входа в кабинет хирурга. Свежая повязка на плече, футболки нет, куртка наброшена на плечи. Оружие, разгрузка и шлем свалены одной кучей на скамейке. Неподалеку на ящиках сидят трое раненых с перевязанными конечностями. В помещении пахнет кровью, лекарствами и дезинфицирующими средствами...
– Где вас носит?! – махнул здоровой рукой Антон. – Тут целая очередь.
– Успеем, – ответил Марк. – У Артура контузия.
– А-а... Придумали. Это что?
Антон ткнул во флягу, что я все еще держал в руках.
– Спирт.
– Дай.
Антон резко выдохнул, отхлебнул, с трудом проглотил и крякнул.
– Что за херня?! Где взял?
– Дареному коню в зубы не смотрят.
– Ладно, топай.
Он толкнул дверь и кивнул мне – заходи.
Владения хирурга состоят из нескольких помещений. Операционная, перевязочная, предбанник и лаборатория. В предбаннике медсестра помогла мне снять оружие, разгрузку и раздеться до пояса. Обтерла корпус и руки дезинфицирующими салфетками, побрызгала какой-то дрянью.
– Что у вас?
– А? – изобразил я небольшую глухоту.
– Что с вами? Какое ранение?
– По б-башке шибануло! Рвануло рядом...
Наемник средневекового мира не может изъясняться современными терминами, даже если их ему называли в тренировочном лагере.
– Что болит? – громко спросила медсестра.
– Б-болит? Голова. И уши! И так... – неопределенно махнул я рукой, – еще... болит...
– Проходите дальше. Врач вас примет.
Перевязочная – кресло, два стола, стул, мощная лампа на треноге, компьютер и небольшой шкаф с медикаментами. И две урны, наполовину заполненные окровавленными бинтами, обертками перевязочных пакетов, пустыми ампулами, тампонами, баллонами... Чисто, уютно и... пахнет кровью. Вся округа пропахла этой жидкостью красного цвета, что течет в наших артериях...
Едва я прошел в перевязочную, из-за занавески выскочил врач. Высокий, с широченными плечами и бычьей шеей. И руками, как у гориллы. Эдакий Шварценеггер от медицины.
– Вы Шевалган?
– А? – продолжал я спектакль. – А, да. Рядовой Шевалган, т-третья секция, третьего взвода т-третьей роты второго сводного б-батальона.
Врач смерил меня внимательным взглядом, жестом указал на кресло.
– Я доктор Дивуси. Садись. У тебя контузия?
Говорил он чуть громче, чем обычно. Специально для меня. Значит, мой вид и поведение пока правильные.
– Так сказала т-та девушка.
– А это? – ткнул он пальцем во фляжку, что все еще висела на поясе.
– Это? Спирт. С в-водой.
– Дай.
Я отцепил фляжку и протянул врачу. Тот отвинтил крышку, понюхал и вдруг сделал приличный глоток.
– Холера! Какая же дрянь!
И сделал еще глоток.
– Держи. Садись в кресло. Голову запрокинь.
Дивуси зашел с другой стороны и начал колдовать с аппаратурой. Потом нацепил мне на голову несколько датчиков, еще пару повесил на руки и грудь.
– Дыши спокойно. Не тянет?
– Н-нет.
Судя по всему, он делал сразу томографию, энцефалограмму, электрокардиограмму и что-то еще. Потом оттянул мне ухо (при том я дернул головой, показывая, что больно), сунул туда прозаическую трубку, заставил открыть рот и высунуть язык. Затем оставил меня в покое и начал колдовать с компьютером.
– Интересно, – проговорил он через пару минут. – Температура – тридцать пять и одна, пульс – сорок два, давление – сто тридцать пять на восемьдесят девять. Необычное сочетание...
Он обошел стол и встал передо мной.
– Со Стама?
– Да, г-господин...
– Без чинов!
– Да.
– Сколько лет?
– Д-двадцать восемь.
– Барабанные перепонки у тебя немного воспалены, голова и тело в порядке. Не считая гематом и ушибов... Что это было?
– Что?
– Снаряд рядом рванул?
– Да. Несколько.
Что барабанные перепонки слегка воспалены, я и так знал. Каждый, возле которого хотя бы раз рванул снаряд, получает приличный удар по ушам. Ая попадал под близкие разрывы неоднократно.
– Говоришь, со второго батальона? То есть ты с Асвинта?
– Д-да. Нас недавно перевезли с-сюда.
Врач кивнул и посмотрел на меня с явным интересом и уважением.
– Вчера привезли одного лейтенанта из вашей роты. Он так и не пришел в себя. Говорят, вашу роту выбили подчистую.
– П-пятеро, кроме него, уцелели.
– Да, я знаю.
Он снял с меня все датчики, сел за стол и пододвинул клавиатуру.
– Контузия легкая, другие травмы не в счет... Я могу зачислить тебя только в третью команду.
– К-как?
– Третья команда – это легкораненые. Обычно таких лечат на месте. В крайнем случае отправляют на базу в последнюю очередь. В нашем положении, когда готов только один транспорт, об отправке говорить сложно.
– Я п-понял.
– Ты здоровый парень. Правда, пережил за последние дни такое, что не каждый человек и за всю жизнь переживет... Ладно. Сестра даст тебе лекарства. Принимай постоянно. Я рекомендую отправить тебя обратно. Или оставить здесь до полного выздоровления. Иди.
– Есть...
– Вот черт! – досадливо протянул Марк. – И у меня третий.
– Что он еще сказал? – спросил Антон.
– Ничего. Дал какие-то таблетки... – Я взглянул на упаковки. – Противовоспалительные, тонизирующие, укрепляющие... Одна фигня!
Я бросил лекарства в ямку, подцепил носком ботинка землю и завалил упаковки.
– Что будем делать? Антона они еще могут отправить. Нас нет. Через час-другой о нас вспомнят и припашут куда-нибудь. На позиции, может, и не пошлют – раненые как-никак, – но из виду уже не упустят.
Парни смотрели по сторонам, лихорадочно размышляя, как быть. Ни одного толкового варианта. Ни единого шанса!
– Когда транспорт поставят под загрузку?
– Вроде через час... Командование спешит переслать раненых...
Со стороны юга до нас донесся грохот редких разрывов. Над космодромом взревела сирена. Тревога! Не иначе Датлай опять пошел в атаку.
– Черт! Что им неймется?!
– Давайте к транспорту, – предложил я. – Полетит – не полетит, а лучше быть поблизости.
– По штабу долбят, – заметил Антон. – Космодром вроде пока не атакуют.
– Сейчас и сюда навалятся! Пошли.
На космодроме началась беготня. Спешили солдаты на свои позиции, катили к капонирам две самоходные установки, вдоль поля резво бежали несколько человек, на ходу бросая дымовые шашки. Уже заработали оптические средства маскировки. С дальней части взлетного поля медленно взлетал самолет. Мы его раньше даже не видели. Видимо, был хорошо укрыт.
От лазарета к полю помчался наземный транспорт с большим крестом на боку. Санитарный. Наверное, повез раненых к космическому кораблю.
– Давай за ним! – крикнул Марк и первым припустил вслед за машиной.
Мы рванули вперед. Вдруг действительно начнется загрузка?
Наш спурт не привлек особого внимания. Среди суеты и спешки трое бегущих солдат выглядели вполне естественно.
Машина с красным крестом действительно шла к космическому кораблю. Его огромная туша медленно выплывала из-под навеса. Туда же ехали еще три машины. И впрямь посадка скоро...
Между тем стрельба на юге усиливалась. С обеих сторон работало по меньше мере два десятка стволов разных систем и калибров. Однако здесь все еще было тихо. Либо враг сосредоточил все силы на одном направлении, либо решил выждать, пока Равитан стянет большую часть сил к штабу, а потом ударить по космодрому.
Мы почти добежали до транспорта, когда в небо взмыли сразу восемь цуфагеров и взяли курс на юг. Судя по номерам бортов – это первая рота нашего батальона. Недолгим у них вышел отдых...
Транспорт второй категории – это космический корабль длиной раза в два больше нашего ТУ-134 и почти во столько же шире. Где-то треть занимают двигательные и генераторные системы, топливные резервуары и технические отсеки. Еще четверть – помещения команды корабля. Остальное – пассажирский или грузовой отсеки. Такой транспорт способен перевозить до ста человек либо около шестидесяти раненых с носилками и индивидуальными системами жизнеобеспечения.
Все раненые располагались в специальных нишах, имеющих систему амортизации и подогрева. Это обязательный минимум комфорта для космического перелета.
Когда мы добежали до транспорта, здесь уже шла погрузка. У приемного лифта стояли лейтенант и два медика. К ним подносили раненого, медики производили короткий осмотр, лейтенант делал отметку и пропускал его в лифт. И переходил к другому.
– Только их не хватало! – выдохнул Марк. – Не пройти.
– Попробуем, – предложил я. – Попытка не пытка. Нет так нет...
И мы пристроились за цепочкой носилок. На них лежали раненые, укрытые изолирующим покрывалом. А некоторые – стеклянным колпаком. Такие носилки были оборудованы аппаратурой контроля состояния и инъекторами – для ввода лекарств.
Забинтованные головы, руки, ноги. Перетянутые корсетами груди, животы. Коконы на месте обрубков конечностей. Глаза тех, кто был в сознании, смотрят на всех с болью и каким-то неестественным равнодушием. Здесь все – и равитанцы, и наемники. Никого не делят на первый и второй сорта, не сортируют по рангу.
– Смотри, – тронул меня за плечо Антон.
Я проследил за его взглядом. Неподалеку стояла небольшая группа солдат. Тоже с перевязанными руками, ногами и телами. Это, видимо, раненые второй категории. Сами идут к лифту. Кстати, все без оружия, брони и вообще без снаряжения. Только форма.
Перед нами катили носилки со стеклянным колпаком. Под ним – половина тела. Видимо, несчастный попал под снаряд. От ног даже обрубков не осталось. Как еще вытащили с того света? Вот она, медицина будущего. В наше время его вряд ли бы спасли. А с другой стороны – нужна ли ему такая жизнь?..
– Рядовой Миклонош, – проговорил лейтенант. – Первый сводный батальон, третья рота. Наемник. Диагноз... Кхм... Все ясно. Катите его на первый уровень, к тяжелым.
Двое санитаров покатили носилки к лифту.
– Так, вы кто?
Строгий взгляд остановился сперва на мне, потом на Марке и Антоне. Из нас троих я выглядел полностью здоровым. У Антона повязка на плече, у Марка бинт из-под воротника куртки торчит.
– Рядовой Шевалган.
– Шевалган?..
В руках лейтенанта переносной компьютер с полной базой данных. Он быстро нашел «мою» фамилию, сверил со списком.
– Третья рота второго сводного?
– Так т-точно.
Взгляд лейтенанта потеплел.
– Это вас бросали в самую мясорубку?.. Тебе повезло, солдат. Ты выжил. Легкая контузия и множественные гематомы. Не опасно для жизни.
Лейтенант сочувствующе кивнул.
– Сожалею, но твоя команда не летит.
– Знаю. Мы п-провожаем нашего товарища. В-вот он.
– Рядовой Канн, – шагнул вперед Антон. – Второй сводный батальон, третья рота.
Лейтенант глянул на экран компьютера.
– Верно. Канн. Так вы все трое с третьей роты? Он посмотрел на нас, покачал головой.
– Счастливчики. По мне бы отправить всех на Логошет, но... рядовой Канн – сквозное ранение плеча, ушиб кости, задет нерв... Вторая команда. Вы можете пройти на второй уровень пассажирского отсека. Только почему вы не сдали оружие и снаряжение?
– Я отдам друзьям. Сейчас, – торопливо ответил Антон. – Мы отойдем попрощаться, а потом я приду.
– Хорошо. Не опаздывайте. Транспорт стартует через сорок минут. Следующий!..
– П... здец! – констатировал Марк, когда мы отошли от посадочного лифта на приличное расстояние. – Фокус не прошел. А пробиться на корабль невозможно. Тут же засекут.
– Да. И захватить корабль, не сможем.
Я оглянулся на транспорт и сплюнул.
– А если с командой проскочить? – предложил Антон.
– Засветимся. Охрана космодрома решит, что мы – агенты Датлая, и расстреляют и нас, и команду.
Мы стояли у края временной стоянки кораблей, укрытой от наблюдения маскировочной сетью и бронированным навесом. В глубине стоянки суетились техники – готовили корабль к старту. Сновали кары, бегали люди. Шли предполетные работы...
– Помните идею о сдаче в плен? – сказал Антон.
– Это ты о чем?
– Я предлагал крайний вариант – заявить о себе как об агентах третьей стороны.
– Какой? – не понял Марк.
– Третьей! Равитан, Датлай и – третья сторона.
– Тогда четвертая, – поправил я. – Анкивар забыл.
– Ах да! Действительно забыл. Тем не менее – для нас это единственный шанс улететь с планеты. В противном случае – ушлют на передовую и все. Либо сразу завалят, либо... как того парня. Ополовинят...
– Либо шлепнут здесь, – хмыкнул Марк. – Им сейчас не до загадок с четвертой стороны. Враг наседает. Поставят к стенке и каюк!
Антон недоверчиво посмотрел на Марка, потом на меня. Я кивнул.
– Могут. Хотя не факт. Но рисковать и проверять теорию на практике не хотел бы.
– Тогда что делать? Воевать? Или уходить в партизаны? У нас в запасе полчаса. А потом если только пешком до Логошета топать.
Мы молчали. Ситуация действительно патовая. Один вариант не прошел, второй слишком рискованный, третьего нет. А единственная возможность покинуть планету через тридцать с небольшим минут взлетит.
Череда взрывов накрыла площадку метрах в пятистах от космодрома. Ввысь взмыли огромные столбы земли, осколков и огня. Они похоронили под собой выставленную там подбитую и искореженную бронированную технику, равитанскую и трофейную датлайскую. Во все стороны полетели разорванные части брони и начинки машин.
Как ни странно, но ранение Марка ускорило наш отъезд на космодром. Сперва нас хотели определить в ветеранскую роту, но когда узнали, что двое ранены, – посадили в один из цуфагеров, уходящих с конвоем на материк Двиндер.
– Облажались равитанцы, – шептал на ухо Антон. – Раскатали губу на два материка, а теперь драпают...
– Тебе-то что? Драпают, наступают – один хрен. Нам бы сейчас найти способ попасть на Логошет.
– Прилетим на космодром – найдем.
– Твоим бы хлебалом медку хапнуть...
О том, что штаб равитанских сил и космодром атакованы, мы узнали уже в полете. Новость неприятная. Хрен знает, есть ли еще связь с Логошетом? И вообще целы ли транспорты?..
Неопределенность ситуации и невозможность как-то повлиять на обстановку здорово трепали нервы. В основном мне одному. Антон и Марк после инъекций и препаратов клевали носом.
Я сидел у люка, глядя в триплекс на волны океана, когда на меня в очередной раз накатило.
Какой-то сад, весь белый от цветов. Солнце слепит глаза. У дерева стоит девчонка в полувоенной форме. Бриджи в облипку, куртка, на голове берет с цветком. На правом плече винтовка или ружье. Борту соломинка. Девчонка крутит соломинку пальцами, стреляет глазами и едва заметно улыбается... Здравствуй, милый...
– Просыпайся, соня!
Легкий толчок в плечо. Я открываю глаза и вижу перед собой физиономию Марка. Толком не отойдя от сна-видения, брякаю:
– А где она?
– Кто?
Я потряс головой и глубоко вздохнул. Наваждение! Правда, сон был очень уж хорош...
– Идем, на посадку, – сообщил Марк. – Снижаемся.
Я привстал, выглянул наружу. Цуфагер летел над степью. Впереди скользили тени других машин. Чуть в стороне парила машина прикрытия.
«А девчонку-то я знаю, – мелькнула мысль. – Только откуда?..»
– Внимание, садимся, – передал по внутренней связи пилот. – Машину покидать быстро.
– Это как получится, – проворчал Антон, осторожно трогая перевязанное плечо.
Цуфагер слегка повернулся боком и замер на месте. Прилетели...
Прилетели мы, как выяснилось, из огня да в полымя. Потому как космодром очень мало напоминал самого себя пятидневной давности. Судя по всему, здесь недавно был бой.
Ровная площадка бетона кое-где буквально испещрена воронками разных размеров. На верхушке холма, где раньше были позиции ПВО, теперь нагромождение камней, над которым вьется легкий дымок. В стороне догорают остатки цуфагера. Ближе к нам лежит еще один. В долине между холмами стоят три самоходное установки разного назначения. Хорошо потрепанные. У одной башня отсутствует, у других рваные дыры в бортах. Грузовой кар тащит на толстом тросе остатки датлайского бота. От разбитой вдребезги машины то и дело отлетают мелкие детали.
Там, где у нас раньше был временный лагерь, сейчас развернут полевой лазарет. Десяток модульных домиков, на крыше самого большого – флаг с красным крестом и зеленой окантовкой.
На поле работают бригады ремонтников, меняя фрагменты покрытия. Несколько человек спешно восстанавливают позицию автоматического миномета на противоположном крае взлетной полосы. Неподалеку стоит транспортник – космический корабль. Вокруг с десяток машин, бегают люди. Транспортник почти разломан пополам.
– Не хреново приложили их, – резюмировал Марк, глядя на царящую вокруг суету. – Как еще все корабли не покоцали...
– Эй, парни! – окликнули нас сзади.
Я обернулся. Орал какой-то сержант со второй роты.
– Кто у вас ранен? Давайте в лазарет на осмотр.
– Идем, – крикнул Марк.
– Что делать будем? – спросил Антон.
– Сперва узнаем вердикт врачей. А потом решим.
– Главное, чтобы нас не разделили.
– Посмотрим...
Мы поспешили к наемникам, которые выгружали носилки с ранеными и мешки с убитыми. Освободившиеся цуфагеры сразу взлетали, давая место другим.
Тут же был и командир батальона. Он одновременно разговаривал по радиостанции и отдавал приказы стоявшим рядом офицерам. Батальон готовился приступить к охране космодрома вместо понесшей огромные потери роты.
– Они атаковали рано утром... Нагрянули с-сразу с двух сторон. Артиллерия, авиация, ракеты... П-потом пошли танки. Под их прикрытием и пехота. Коронера ранило, начальник штаба к-контужен. Мы ответили. Начали д-давить их. А они завесу поставили, отошли и начали садить снарядами по выявленным т-точкам. И п-по космодрому. Один т-транспортник подшибли. В-видел, наверное... Едва самолет на поле не сожгли. В общем, только мы вытащили раненых и убитых, как они снова п-поперли... Т-тут уж мы им врезали! Сразу три танка сожгли. П-правда, они нашу батарею накрыли. Я видел, оттуда одни головешки вытаскивали.
Наемник замолчал, трясущейся рукой отвинтил крышку фляги и сделал два глотка. Судя по его виду, во фляжке была отнюдь не вода. Сморщив лицо, переждал, потом резко выдохнул и протянул фляжку мне:
– Б-будешь?
– Давай...
Я немного отхлебнул, сморщился от резкого и довольно неприятного запаха, завинтил крышку и вернул флягу.
– Н-ну вот... Потом самолеты наши и их сцепились. Ничего толком не видно, они где-то высоко... Только грохот над головой. Один наш упал, их тоже... П-парни мне сказали, что ударную платформу датлайцы подбили. А мы у них сразу два самолета. Боже, что тут творилось! Я д-две войны на Стаме прошел. И с ляхетами резался, и с тюрками. Мятеж на юге давили. Д-думал, сабли ляхетов и луки тюрков – самое страшное. А т-тут чуть с ума не с-сошел... А один наш спятил!..
Наемник хихикнул, взглянул на меня.
– В-выскочил из траншеи и п-побежал на танк. По нему врезали – ко мне только полчерепа д-долетело... Х-хочешь еще?
– Ага...
Я взял флягу, сделал глоток и помотал головой. Чистый спирт, слегка разбавленный водой. Наемник следил за мной с болезненным интересом, то и дело морщась. По его виску стекала тонкая струйка крови из-под плохо наложенной повязки. Но тот ничего не замечал. Сидел на ящике из-под медикаментов, смотрел полубезумным взглядом по сторонам и потихоньку опустошал флягу. На поясе у него висела еще одна...
С этим парнем я познакомился у лазарета. Марка и Антона увели на обследование, а мне велели ждать на улице. Я нашел удобное место неподалеку от входа в перевязочную, подобрал пустой ящик и сел в теньке. Тут ко мне и подошел солдат из наемной роты первого сводного батальона. Они охраняли штаб и космодром. Солдат в последнем бою получил контузию и легкое ранение в голову. После осмотра и перевязки ему сказали ждать команды, вот он и слонялся у лазарета. Мы разговорились. Он рассказал, что здесь происходило, а я, в свою очередь, поведал о наших делах на Асвинте.
– ... Я с-слышал... Говорят, обе наемные р-роты вышибло полностью.
После контузии наемник слегка заикался и говорил в замедленном темпе. Заикание и головную боль он лечил старым проверенным способом – спиртным, не особо доверяя равитанской медицине.
– Не совсем. От нашей роты уцелели шесть человек. А у ветеранов – почти шестьдесят.
– В-вот я и говорю, вышибло... Д-досталось вам!..
– Угу. Слушай, а что командиры? Собираются отправлять раненых на Логошет?
– Я с-слышал, что готовят т-транспорт. Тот, что уцелел. Н-но он всех не увезет. Человек пятьдесят – ш-шестьдесят... А раненых больше.
Я кивнул. Да, всех явно не захватит. Вот сколько людей побило! Судя по всему, Датлай хотел одним мощным ударом лишить равитанскую бригаду командования и связи с колонией. Бросил большую часть своих сил. Как только смогли незаметно подойти почти вплотную? Бидимо, облажалась разведка Равитана.
Три волны атакующих, три штурма. Датлай тоже потерял немало людей. По самым скромным прикидкам, раза в два больше, чем Равитан. Впрочем, датлайцы еще могут получить подкрепление. Равитану наращивать силы нечем.
Ладно, нас это мала волнует. Нам бы попасть на корабль и вернуться на Логошет. Если, конечно, влезем...
– Слушай, а еще корабли на космодроме есть?
– А?
– Говорю, есть ли еще корабли? – повысил я голос.
– А-а... Есть. Еще один транспорт. Его п-проверяют. А еще есть к-курьерский. Нам сказали, что его раньше использовали д-для связи. Он маленький... Позавчера отправили б-большой транспорт. Жаль. На него бы влезли все.
– Угу.
Наемник опорожнил флягу до конца и начал рассказывать, как их взвод удерживал позиции и как перли на них датлайцы. Пехота, танки... Слушая краем уха его треп и кивая невпопад, я пытался найти способ попасть на транспорт. Простая логика подсказывает – эвакуировать в первую очередь будут тяжелораненых. И тех, у кого ранение средней тяжести.
Под эту категорию подпадает Антон. А мы с Марком можем остаться здесь. Это нам не подходит. Черт возьми! Вот он, космодром. Вон транспорт! Близок локоток, а не укусишь.
Наемника позвали, он встал, протянул мне вторую флягу, подмигнул и потопал прочь. Карабин на плечо не закинул, нес в руке. Кровь со щеки капала на погон, пятная и без того грязную куртку.
Я проводил его взглядом, открутил крышку фляги и сделал небольшой глоток. Какая же гадость! Но проходит легко.
Как всегда в подобных ситуациях, на космодроме и в лазарете царили легкий бардак и путаница. Ничего особенного, на дело это не очень сильно влияло. Но создавало излишнее напряжение, спешку, что влекло за собой ошибки и просчеты. То технику ушлют не в то место. То потеряют ремкомплект, то солдат заставят делать то, что никому не нужно.
На моих глазах датлайский бот дважды проволокли сначала в одну, потом в другую сторону. Так же полчаса таскали трофейную технику – систему залпового огня на базе разведывательной машины. Роту ветеранов-наемников, вернее, ее остатки, сперва послали занять позиции на южной части космодрома. Потом вернули, погрузили в цуфагеры и отправили к штабу бригады. Первая же рота сразу заняла пустующие казармы охраны.
Мы как бы выпали из всеобщей суеты. Тут, видимо, сыграло роль то, что нас так и не переподчинили никому. Из-за ранений Антона и Марка зачислили в список недееспособных. А комбат в суете и беготне забыл о нас. Так что батальон приступил к выполнению нового приказа без нашей троицы.
Словом, на короткое время мы были предоставлены самим себе. Конечно, такая лафа долго длиться не может. Скоро нас заметят и припрягут куда-нибудь. Надо срочно что-то делать, чтобы попасть на транспорт. Но что делать? И как? Мои мысли прервало появление Марка.
– Артур! Мать твою, я тебя по всему космодрому ищу, а ты тут засел! Что это? – ткнул он пальцем во фляжку.
– Спирт. Разведенный.
– Фу-у! Алкаш!
Марк вырвал у меня флягу и сделал пару глотков.
– Дерьмо! Тьфу! Вставай, пошли быстрее.
– Куда?
– Туда! Мы врачу на мозги накапали, что наш друг тоже ранен. Он должен посмотреть тебя и занести в списки эвакуируемых.
– А что у меня?
Марк пожал плечами, смерил меня внимательным взглядом.
– Ну-у... Ногу вывихнул...
– Ага! Он вправит ее за секунду и пошлет на хрен.
Я посмотрел ла флягу и тут меня осенило.
– О! Контузия! От взрыва.
Марк одобрительно кивнул.
– Отлично! Изобразить сможешь?
– К-конечно. Не самое трудное д-дело.
Основные признаки контузии я знал. Наблюдал пару раз раньше, да и на наемника насмотрелся. Контузия вообще такая штука, может и не сразу проявиться. И диагноз точный поставить трудно. Даже имея навороченную технику вроде равитанской.
– Ну все, пошли. Антон там врачу по мозгам ездит, что тебя только подвезли...
Как обычно в стрессовых ситуациях, мы невольно переходили на приблатненный лексикон. Так проще и быстрее общаться. И дело тут не в воспитании и не в количестве дипломов. И даже не в бурном прошлом. Просто здесь не академия и не консерватория. Элегантные фразы строить некогда. Одним словом – не до церемоний...
Антон ждал нас у входа в кабинет хирурга. Свежая повязка на плече, футболки нет, куртка наброшена на плечи. Оружие, разгрузка и шлем свалены одной кучей на скамейке. Неподалеку на ящиках сидят трое раненых с перевязанными конечностями. В помещении пахнет кровью, лекарствами и дезинфицирующими средствами...
– Где вас носит?! – махнул здоровой рукой Антон. – Тут целая очередь.
– Успеем, – ответил Марк. – У Артура контузия.
– А-а... Придумали. Это что?
Антон ткнул во флягу, что я все еще держал в руках.
– Спирт.
– Дай.
Антон резко выдохнул, отхлебнул, с трудом проглотил и крякнул.
– Что за херня?! Где взял?
– Дареному коню в зубы не смотрят.
– Ладно, топай.
Он толкнул дверь и кивнул мне – заходи.
Владения хирурга состоят из нескольких помещений. Операционная, перевязочная, предбанник и лаборатория. В предбаннике медсестра помогла мне снять оружие, разгрузку и раздеться до пояса. Обтерла корпус и руки дезинфицирующими салфетками, побрызгала какой-то дрянью.
– Что у вас?
– А? – изобразил я небольшую глухоту.
– Что с вами? Какое ранение?
– По б-башке шибануло! Рвануло рядом...
Наемник средневекового мира не может изъясняться современными терминами, даже если их ему называли в тренировочном лагере.
– Что болит? – громко спросила медсестра.
– Б-болит? Голова. И уши! И так... – неопределенно махнул я рукой, – еще... болит...
– Проходите дальше. Врач вас примет.
Перевязочная – кресло, два стола, стул, мощная лампа на треноге, компьютер и небольшой шкаф с медикаментами. И две урны, наполовину заполненные окровавленными бинтами, обертками перевязочных пакетов, пустыми ампулами, тампонами, баллонами... Чисто, уютно и... пахнет кровью. Вся округа пропахла этой жидкостью красного цвета, что течет в наших артериях...
Едва я прошел в перевязочную, из-за занавески выскочил врач. Высокий, с широченными плечами и бычьей шеей. И руками, как у гориллы. Эдакий Шварценеггер от медицины.
– Вы Шевалган?
– А? – продолжал я спектакль. – А, да. Рядовой Шевалган, т-третья секция, третьего взвода т-третьей роты второго сводного б-батальона.
Врач смерил меня внимательным взглядом, жестом указал на кресло.
– Я доктор Дивуси. Садись. У тебя контузия?
Говорил он чуть громче, чем обычно. Специально для меня. Значит, мой вид и поведение пока правильные.
– Так сказала т-та девушка.
– А это? – ткнул он пальцем во фляжку, что все еще висела на поясе.
– Это? Спирт. С в-водой.
– Дай.
Я отцепил фляжку и протянул врачу. Тот отвинтил крышку, понюхал и вдруг сделал приличный глоток.
– Холера! Какая же дрянь!
И сделал еще глоток.
– Держи. Садись в кресло. Голову запрокинь.
Дивуси зашел с другой стороны и начал колдовать с аппаратурой. Потом нацепил мне на голову несколько датчиков, еще пару повесил на руки и грудь.
– Дыши спокойно. Не тянет?
– Н-нет.
Судя по всему, он делал сразу томографию, энцефалограмму, электрокардиограмму и что-то еще. Потом оттянул мне ухо (при том я дернул головой, показывая, что больно), сунул туда прозаическую трубку, заставил открыть рот и высунуть язык. Затем оставил меня в покое и начал колдовать с компьютером.
– Интересно, – проговорил он через пару минут. – Температура – тридцать пять и одна, пульс – сорок два, давление – сто тридцать пять на восемьдесят девять. Необычное сочетание...
Он обошел стол и встал передо мной.
– Со Стама?
– Да, г-господин...
– Без чинов!
– Да.
– Сколько лет?
– Д-двадцать восемь.
– Барабанные перепонки у тебя немного воспалены, голова и тело в порядке. Не считая гематом и ушибов... Что это было?
– Что?
– Снаряд рядом рванул?
– Да. Несколько.
Что барабанные перепонки слегка воспалены, я и так знал. Каждый, возле которого хотя бы раз рванул снаряд, получает приличный удар по ушам. Ая попадал под близкие разрывы неоднократно.
– Говоришь, со второго батальона? То есть ты с Асвинта?
– Д-да. Нас недавно перевезли с-сюда.
Врач кивнул и посмотрел на меня с явным интересом и уважением.
– Вчера привезли одного лейтенанта из вашей роты. Он так и не пришел в себя. Говорят, вашу роту выбили подчистую.
– П-пятеро, кроме него, уцелели.
– Да, я знаю.
Он снял с меня все датчики, сел за стол и пододвинул клавиатуру.
– Контузия легкая, другие травмы не в счет... Я могу зачислить тебя только в третью команду.
– К-как?
– Третья команда – это легкораненые. Обычно таких лечат на месте. В крайнем случае отправляют на базу в последнюю очередь. В нашем положении, когда готов только один транспорт, об отправке говорить сложно.
– Я п-понял.
– Ты здоровый парень. Правда, пережил за последние дни такое, что не каждый человек и за всю жизнь переживет... Ладно. Сестра даст тебе лекарства. Принимай постоянно. Я рекомендую отправить тебя обратно. Или оставить здесь до полного выздоровления. Иди.
– Есть...
* * *
– Легкое ранение. Третья команда, – рассказывал я парням. – Шанс, что отправят на Логошет, минимальный.– Вот черт! – досадливо протянул Марк. – И у меня третий.
– Что он еще сказал? – спросил Антон.
– Ничего. Дал какие-то таблетки... – Я взглянул на упаковки. – Противовоспалительные, тонизирующие, укрепляющие... Одна фигня!
Я бросил лекарства в ямку, подцепил носком ботинка землю и завалил упаковки.
– Что будем делать? Антона они еще могут отправить. Нас нет. Через час-другой о нас вспомнят и припашут куда-нибудь. На позиции, может, и не пошлют – раненые как-никак, – но из виду уже не упустят.
Парни смотрели по сторонам, лихорадочно размышляя, как быть. Ни одного толкового варианта. Ни единого шанса!
– Когда транспорт поставят под загрузку?
– Вроде через час... Командование спешит переслать раненых...
Со стороны юга до нас донесся грохот редких разрывов. Над космодромом взревела сирена. Тревога! Не иначе Датлай опять пошел в атаку.
– Черт! Что им неймется?!
– Давайте к транспорту, – предложил я. – Полетит – не полетит, а лучше быть поблизости.
– По штабу долбят, – заметил Антон. – Космодром вроде пока не атакуют.
– Сейчас и сюда навалятся! Пошли.
На космодроме началась беготня. Спешили солдаты на свои позиции, катили к капонирам две самоходные установки, вдоль поля резво бежали несколько человек, на ходу бросая дымовые шашки. Уже заработали оптические средства маскировки. С дальней части взлетного поля медленно взлетал самолет. Мы его раньше даже не видели. Видимо, был хорошо укрыт.
От лазарета к полю помчался наземный транспорт с большим крестом на боку. Санитарный. Наверное, повез раненых к космическому кораблю.
– Давай за ним! – крикнул Марк и первым припустил вслед за машиной.
Мы рванули вперед. Вдруг действительно начнется загрузка?
Наш спурт не привлек особого внимания. Среди суеты и спешки трое бегущих солдат выглядели вполне естественно.
Машина с красным крестом действительно шла к космическому кораблю. Его огромная туша медленно выплывала из-под навеса. Туда же ехали еще три машины. И впрямь посадка скоро...
Между тем стрельба на юге усиливалась. С обеих сторон работало по меньше мере два десятка стволов разных систем и калибров. Однако здесь все еще было тихо. Либо враг сосредоточил все силы на одном направлении, либо решил выждать, пока Равитан стянет большую часть сил к штабу, а потом ударить по космодрому.
Мы почти добежали до транспорта, когда в небо взмыли сразу восемь цуфагеров и взяли курс на юг. Судя по номерам бортов – это первая рота нашего батальона. Недолгим у них вышел отдых...
Транспорт второй категории – это космический корабль длиной раза в два больше нашего ТУ-134 и почти во столько же шире. Где-то треть занимают двигательные и генераторные системы, топливные резервуары и технические отсеки. Еще четверть – помещения команды корабля. Остальное – пассажирский или грузовой отсеки. Такой транспорт способен перевозить до ста человек либо около шестидесяти раненых с носилками и индивидуальными системами жизнеобеспечения.
Все раненые располагались в специальных нишах, имеющих систему амортизации и подогрева. Это обязательный минимум комфорта для космического перелета.
Когда мы добежали до транспорта, здесь уже шла погрузка. У приемного лифта стояли лейтенант и два медика. К ним подносили раненого, медики производили короткий осмотр, лейтенант делал отметку и пропускал его в лифт. И переходил к другому.
– Только их не хватало! – выдохнул Марк. – Не пройти.
– Попробуем, – предложил я. – Попытка не пытка. Нет так нет...
И мы пристроились за цепочкой носилок. На них лежали раненые, укрытые изолирующим покрывалом. А некоторые – стеклянным колпаком. Такие носилки были оборудованы аппаратурой контроля состояния и инъекторами – для ввода лекарств.
Забинтованные головы, руки, ноги. Перетянутые корсетами груди, животы. Коконы на месте обрубков конечностей. Глаза тех, кто был в сознании, смотрят на всех с болью и каким-то неестественным равнодушием. Здесь все – и равитанцы, и наемники. Никого не делят на первый и второй сорта, не сортируют по рангу.
– Смотри, – тронул меня за плечо Антон.
Я проследил за его взглядом. Неподалеку стояла небольшая группа солдат. Тоже с перевязанными руками, ногами и телами. Это, видимо, раненые второй категории. Сами идут к лифту. Кстати, все без оружия, брони и вообще без снаряжения. Только форма.
Перед нами катили носилки со стеклянным колпаком. Под ним – половина тела. Видимо, несчастный попал под снаряд. От ног даже обрубков не осталось. Как еще вытащили с того света? Вот она, медицина будущего. В наше время его вряд ли бы спасли. А с другой стороны – нужна ли ему такая жизнь?..
– Рядовой Миклонош, – проговорил лейтенант. – Первый сводный батальон, третья рота. Наемник. Диагноз... Кхм... Все ясно. Катите его на первый уровень, к тяжелым.
Двое санитаров покатили носилки к лифту.
– Так, вы кто?
Строгий взгляд остановился сперва на мне, потом на Марке и Антоне. Из нас троих я выглядел полностью здоровым. У Антона повязка на плече, у Марка бинт из-под воротника куртки торчит.
– Рядовой Шевалган.
– Шевалган?..
В руках лейтенанта переносной компьютер с полной базой данных. Он быстро нашел «мою» фамилию, сверил со списком.
– Третья рота второго сводного?
– Так т-точно.
Взгляд лейтенанта потеплел.
– Это вас бросали в самую мясорубку?.. Тебе повезло, солдат. Ты выжил. Легкая контузия и множественные гематомы. Не опасно для жизни.
Лейтенант сочувствующе кивнул.
– Сожалею, но твоя команда не летит.
– Знаю. Мы п-провожаем нашего товарища. В-вот он.
– Рядовой Канн, – шагнул вперед Антон. – Второй сводный батальон, третья рота.
Лейтенант глянул на экран компьютера.
– Верно. Канн. Так вы все трое с третьей роты? Он посмотрел на нас, покачал головой.
– Счастливчики. По мне бы отправить всех на Логошет, но... рядовой Канн – сквозное ранение плеча, ушиб кости, задет нерв... Вторая команда. Вы можете пройти на второй уровень пассажирского отсека. Только почему вы не сдали оружие и снаряжение?
– Я отдам друзьям. Сейчас, – торопливо ответил Антон. – Мы отойдем попрощаться, а потом я приду.
– Хорошо. Не опаздывайте. Транспорт стартует через сорок минут. Следующий!..
– П... здец! – констатировал Марк, когда мы отошли от посадочного лифта на приличное расстояние. – Фокус не прошел. А пробиться на корабль невозможно. Тут же засекут.
– Да. И захватить корабль, не сможем.
Я оглянулся на транспорт и сплюнул.
– А если с командой проскочить? – предложил Антон.
– Засветимся. Охрана космодрома решит, что мы – агенты Датлая, и расстреляют и нас, и команду.
Мы стояли у края временной стоянки кораблей, укрытой от наблюдения маскировочной сетью и бронированным навесом. В глубине стоянки суетились техники – готовили корабль к старту. Сновали кары, бегали люди. Шли предполетные работы...
– Помните идею о сдаче в плен? – сказал Антон.
– Это ты о чем?
– Я предлагал крайний вариант – заявить о себе как об агентах третьей стороны.
– Какой? – не понял Марк.
– Третьей! Равитан, Датлай и – третья сторона.
– Тогда четвертая, – поправил я. – Анкивар забыл.
– Ах да! Действительно забыл. Тем не менее – для нас это единственный шанс улететь с планеты. В противном случае – ушлют на передовую и все. Либо сразу завалят, либо... как того парня. Ополовинят...
– Либо шлепнут здесь, – хмыкнул Марк. – Им сейчас не до загадок с четвертой стороны. Враг наседает. Поставят к стенке и каюк!
Антон недоверчиво посмотрел на Марка, потом на меня. Я кивнул.
– Могут. Хотя не факт. Но рисковать и проверять теорию на практике не хотел бы.
– Тогда что делать? Воевать? Или уходить в партизаны? У нас в запасе полчаса. А потом если только пешком до Логошета топать.
Мы молчали. Ситуация действительно патовая. Один вариант не прошел, второй слишком рискованный, третьего нет. А единственная возможность покинуть планету через тридцать с небольшим минут взлетит.
Череда взрывов накрыла площадку метрах в пятистах от космодрома. Ввысь взмыли огромные столбы земли, осколков и огня. Они похоронили под собой выставленную там подбитую и искореженную бронированную технику, равитанскую и трофейную датлайскую. Во все стороны полетели разорванные части брони и начинки машин.