Фомичев Алексей Сергеевич. Меньшее зло

   Например, цены на морскую рыбу и жемчуг пошли вверх. Значит, на южном и юго-западном побережьях неспокойно. Есть проблемы, препятствующие нормальной работе рыболовецких бригад. И охотники за жемчугом не могут выходить в море.
   А если добавить сюда дефицит доспехов всех фасонов, спрос на гусиные перья и наконечники для стрел, повышенный интерес к телегам, конской сбруе, исчезновение с рынка железа, даже сырого, некованого, то можно сделать вывод: на юге дело идет к войне. Скорой войне...
   Или вот – мясо оленей, вепрей и лосей подорожало. Сюда, в Радикарет, оно поступает из двух лесных массивов, что лежат к северу от городища. Значит, там опять шалят лесные разбойники, а графские егеря пока не в силах с ними сладить. То-то отряд графской дружины исчез из Радикарета так быстро. Поехал на помощь егерям.
   Или шелк почти исчез с прилавков – с востока прекратились поставки. То ли и там война, то ли кто-то решил взвинтить цены за перевоз. Или муки мало на торгу, а зерна хоть отбавляй. Мельник подрался с соседом из-за одной молодки и теперь лежит пластом, а дело стоит...
   Или куда исчез молодой барон де ла Графи? И почему не видно мужа юной баронессы Теаспор? Адюльтер! И рогоносец-муж хочет спустить шкуру с оскорбителя!..
   В общем, источник информации богатый. Черпай и черпай. Что мы и делали. Бродили себе по торгу, жевали сахарные булочки, щелкали каленые орешки, запивали чистой ключевой водой, приценивались к мясу, хлебу, к кинжалам и ножам, говорили с торговцами, шутили, кивали. И мотали на ус.
   Часа через полтора вышли к трактиру. У каждого небольшой мешок с припасами. Брали не очень много. Чтобы хватило на день-два. Лучше потом свежего закупить.
   Представления бродячих балаганщиков продолжались. Одних артистов сменяли другие. И вместо гимнаста с кинжалами теперь танцевала юная девчушка в каком-то невообразимом разноцветном наряде с бубном. А прежних кукол сменили персонажи местного фольклора. Что-то вроде Петрушки и принцессы.
   Антон толкнул меня в плечо, глазами указал на столу и сидящих за ними людей. Судя по всему, это были мелкие торговцы, причем приезжие.
   Я одобрительно кивнул. Можно подсесть, познакомиться, выпить и поговорить. Подозрений такое поведение вызвать не должно. А если что – у нас наготове старая универсальная легенда. Молодые парни хотят поступить на военную службу. Нормальное дело!..
   Уже подходя к столам, мы заметили то, на что не обратили внимания в первый раз. Прямо за зданием трактира стояли два длинных фургона, выкрашенных в розово-желтые тона. Возле них стояли, сидели и прохаживались молодые женщины в цветастых юбках, кофтах, жакетах или как их там... Яркая косметика, жеманные и нагловатые манеры, слишком громкий смех, откровенные жесты... Словом, и так ясно – передвижной публичный дом.
   Судя по контингенту – владелец борделя не бедствовал. Девочки по средневековым меркам довольно ухожены, неплохо одеты и... не стары. Вряд ли есть хоть одна, которой перевалило за тридцать пять. Значит, барыга умело ведет дела и получает неплохой куш.
   Проститутки пользовались успехом у гостей торга. Возле них тояли по меньшей мере с десяток потенциальных клиентов. Еще двое или трое уводили выбранных жриц любви в трактир, где хозяин предоставлял парам небольшие комнатушки, как раз предназначенные для подобных утех. Можно даже поспорить, что трактирщик и хозяин борделя друг друга хорошо знают и работают в связке.
   Как всегда, почтенные дамы, жительницы городища, а также приезжие с неодобрением и откровенной ненавистью смотрели на шлюх. Ведь те покушаются на их законное право любовных игр с мужьями. Но свои эмоции женщины держали при себе или высказывали спутникам на ухо.
   По правде сказать, мало кто из замужних женщин мог посоперничать фигурой и внешностью со жрицами любви. Семейные заботы не способствуют поддержанию красоты. А для проституток это – основной товар...
   – Разврат, как сказал один киногерой, – пробурчал Антон, подходя к свободному столу. – Преклонение духа перед плотью...
   – Чего это тебя на лирику потянуло? Тоже бабу захотелось?
   – Только не этих! – брезгливо передернулся Антон. – Лучше в монастырь.
   Едва заняли стол, подскочил шустрый мальчуган лет двенадцати. Застыв в двух шагах, молча ждал, когда мы закажем еду и питье.
   – Кувшин холодной воды. Жареного мяса. Приправы. И... пока все.
   Мальчишка кивнул и исчез.
   – Что-то не хочется мне пробовать местную стряпню.
   Антон посмотрел на далекий от стерильного состояния стол, щелчком отбросил какого-то наглого жука, сновавшего между крошек хлеба и осколками глиняной кружки.
   – И я не буду. Как обычно, сделаем вид.
   Пока наш заказ готовили, мы смотрели по сторонам, уделяя внимание и циркачам, и кукольному представлению, и ссоре нескольких ремесленников, которая вот-вот должна была перерасти в добрую потасовку.
   Кстати, еще одно непременное условие подобных мероприятий – потасовка. Один на один, группа на группу или вообще все на всех. Ломают столы и лавки, разносят в пыль посуду, квасят друг другу физиономии, рьяно сопят, пыхтят и лезут вперед, чтобы хватить кого-нибудь по уху, удачно пнуть под зад и получить такой же подарок самому.
   Я с интересом следил за развитием ссоры, когда мое внимание привлек еще один персонаж. Старая, не меньше шестидесяти пяти, а то и семидесяти лет, бабка неторопливо топала от фургонов к столам. Одета как цыганка – длинная цветастая юбка, черно-красный платок, красная шерстяная кофта. Физиономия сморщенная, нос крючком. В правой руке клюка, в левой сверток.
   Дойдя до крайнего стола, она села. Но не на лавку, а на небольшой бочонок, поставленный кверху дном. И начала неторопливо копаться в свертке.
   Видимо, ее здесь знали. Не прошло и минуты, как к старухе подскочил какой-то удалец, что-то сказал и ткнул пальцем в сторону торга. Бабка кивнула, извлекла из свертка деревянный стаканчик и кости. Обычные шестигранные кости. Три или четыре штуки.
   – Гадалка! – пробурчал над ухом Антон. – И здесь цыгане есть!
   – Где их только нет.
   Нам наконец принесли заказанное. Глиняный кувшин с водой, два подноса с явно пережаренным мясом, плошку с мутно-красной приправой и два угловатых куска сероватого хлеба.
   Пацан расставил все на столе, поймал брошенную Антоном монетку и опять исчез. Мы недоверчиво посмотрели на «лакомство», переглянулись и... дружно достали ножи. Нет, есть это не собирались. Но сделать вид, что жадно уничтожаем, – необходимо. То есть порезать мясо, залить его этой жижей (бр-р-р!), поломать хлеб. Теперь любой сторонний наблюдатель увидит, что мы утоляем голод, не забывая смотреть на представления. Обычное поведение местного жителя, не избалованного подобными зрелищами.
   – Бабка-то, – заметил минут через пять Антон, – пользуется спросом.
   Он поднял кувшин и сделал небольшой глоток. Воду мы успели проверить анализатором и пить не боялись. Чистая ключевая. В наших городах во сто крат хуже.
   Я глянул на бабку. Давешний удалец уже исчез, узнав, что хотел. Ему на смену пришли сперва женщина средних лет, потом мужчина, потом какая-то парочка. Молодые совсем парень с девчонкой. Уж наверняка решили узнать, будут ли любить друг друга всю жизнь или только на этой неделе.
   Бабка, пусть даже и обычная женщина, в ее-то годы и без всяких костей сможет сказать, что ждет этих голубков. Достаточно посмотреть на них и послушать хотя бы минуту-другую.
   Антон осторожно толкнул меня под столом ногой, привлекая внимание.
   – Видишь вон ту компанию?
   Я скосил глаза. У входа в трактир за самым большим и чистым столом сидели трое торговцев. Дородные осанистые фигуры, добротная одежда, уверенные жесты, спокойствие на лицах. Это не мелкие торгаши и не бедствующие купчишки, вынужденные продавать и покупать всякую ерунду. Тут чувствуется размах и основательность. Не исключено, что они владеют этим торгом, и если не всем, то по меньшей мере половиной.
   – Какие роскошные потенциальные собеседники.
   – Ага. Только эти роскошные собеседники и на три метра не подпустят к себе. Видишь вон тех хлопцев у навеса? Гарантирую – охрана.
   – И что? А я мирно, с улыбкой, по-хорошему...
   – И чем ты их хочешь заинтересовать?
   – Для начала спрошу хорошую дорогу на юг. Нет ли в той стороне каких-нибудь разбойников. Спрошу, в цене ли хорошая сталь. Выкручусь...
   Я с сомнением покачал головой. Торговцы не справочное бюро. Отошьют быстро. Особенно если подумают, что это соглядатай конкурентов. Или тех же разбойников.
   – Мало шансов. Нарвешься только.
   – Не исключено. О! – Антон поднял палец. – Как вариант – я и друг ищем работу. В охране. Может, возьмут, если по пути? Мы не мелюзга какая-то!..
   И эта идея была не по душе. Но...
   – Ладно, рискни. Только не при буром. Нам еще шума не хватало,
   – Да уж. А ты пока к циркачам сходил бы. С ними-то проще будет...
   – Логично.
   Я отпил из кувшина, покосился на мясо и вздохнул. Запах от него шел не такой уж и плохой. Но рисковать и есть это... Солитер, кишечные заболевания, дизентерия, пищевое отравление – на выбор. Уж лучше потерпим.
   – Пошли.
   – Пошли. По сторонам глядеть, друг друга из виду не упускать, при шухере отходить быстро,
   – А то ж...
 

5

   Что уж наплел торговцам Антон, не знаю. Однако те вполне благосклонно приняли его в свою компанию и даже поднесли кружку какого-то пойла. Вино или пиво. Бедный Антон. Дабы не испортить отношения в самом начале, он вынужден был осушить кружку до дна. Ладно, не умрет. Не цианид же там в самом деле... Осилив подношение, тот сам сделал заказ для всех, дав понять новым знакомым, что деньги у него водятся. Тем самым показав свой уровень. Торговцы ведь с рваньем и бесштанным разговаривать не станут.
   Подивившись про себя умению друга, я сам попробовал наладить контакт с циркачами. Дело тоже не простое. Бродячие артисты, несмотря на показательную открытость, люди довольно замкнутые. Большую часть жизни они проводят в дороге. А пути сообщения в средневековье, как известно, спокойствием и безопасностью не отличаются. Так что артисты поневоле вынуждены защищать свои жизни и скромные «богатства».
   Ну и других причин полно. Молодых здоровых парней многие владетельные хозяева желают заполучить в дружины или холопы. Юных танцовщиц те же хозяева желают заполучить в свои постели. А беременность выводит танцовщицу из строя. Зачастую навсегда.
   Есть и еще поводы не допускать кого попало в святая святых колесной Мельпомены.
   Словом, мой визит за кулисы балагана не вызвал радости. Меня встретил хмурый мужчина лет сорока. Дородный, малоподвижный, он мог исполнять разве что роли силачей или клоунов. Или как их здесь величают?..
   Кроме него, я разглядел того ловкого парня, что жонглировал кинжалами. Еще увидел молоденькую девчушку, что играла на неведомом инструменте. Двух парней лет тридцати, двух женщин такого же возраста. Они, видимо, работали с куклами. Кто-то копошился у фургона, со стороны второго помоста с занавесом раздавались голоса.
   У всех циркачей вид уставший и довольный одновременно. Целый день работать – дело нелегкое. Но, видимо, сегодня был хороший заработок.
   – Что угодно господину? – изобразил на лице подобие улыбки старший циркач.
   Это у них традиция такая – каждого человека, не важно, кто он, встречать вежливо и приветливо. Не помешает. А отказать или откровенно послать куда подальше всегда успеется.
   Я кивнул и коротко изложил версию прихода. Странник, иду наниматься в дружину на юг, но дороги не знаю. Не будет ли любезен многоуважаемый джинн, в смысле человек, рассказать мне о дорогах, а также подсказать, как быстрее исполнить задуманное. Ведь он – известный маэстро, наверняка хорошо знает все тракты, тропинки и дорожки...
   Толика лести, вовремя ввернутая в монолог, выглядит своевременно и достойно. И воспринимается как следует.
   Хозяин балагана (имею некоторые основания так его называть) лесть воспринял нормально. И судя по тому, что не указал мне на дверь, точнее, на полуоткрытый полог навеса, моя физиономия не вызвала у него отвращения.
   Появление незнакомца вызвало некоторое оживление среди артистов. Я удостоился нескольких взглядов. От просто любопытных до оценивающих и кокетливых (от маленькой циркачки).
   Самый пристальный, можно сказать, пронзительный взгляд был у хозяина. Он рассмотрел меня всего с ног до головы. Оценил обувь, накидку, голову, лицо, прическу, руки. Именно в такой последовательности. Вывод, который он сделал, ясен как солнечный день. Прилично, даже богато одетый человек, которому не чужды ванна, мыло и одежная щетка. Такое себе могут позволить только состоятельные люди.
   А значит, моя легенда не совсем подходит к внешности. Но... всякое бывает. И отпрыски знатных фамилий иногда бегут из дома, бросив все.
   В общем, мы поговорили. В личной палатке хозяина. Под вполне приличное вино (и мне пришлось попробовать местного алкоголя). Начав с дорог и проблем, с ними связанных, мы плавно перешли на другие вопросы. Трудности кочевой жизни, скудные заработки, война и все, что с ней связано, легенды и мифы, страшилки для детей и взрослых...
   Чтобы огонь разговора не погас, я послал (через хозяина балагана, разумеется) одного из артистов за кувшинчиком вина. Дав пару монет. Сего «топлива» должно хватить на некоторое время.
 
   От палатки до трактира, где сидел Антон, было метров сто пятьдесят. Я не видел его, но знал, что все пока в порядке. В противном случае последовал бы тоновый вызов радиостанции.
   Принесенное вино подала танцовщица. Поставила кувшин и два кубка, одарила меня насмешливым взглядом и исчезла. Чтобы не вызвать раздражение хозяина, я даже не посмотрел на нее.
   К концу беседы я не только получил массу интересной информации, но и договорился, что смогу поехать на юг вместе с балаганом. Циркачи вроде как хотят вот-вот покинуть городище. Торг подходит к концу и народу будет мало. Смотреть нехитрые представления и платить за них станет некому.
   Распрощавшись с артистами, я покинул балаган и не спеша пошел к трактиру, укладывая новости в голове.
   Торговцев у трактира не было. Антон стоял у коновязи, разговаривая с каким-то мужиком. Тот что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками и надувая щеки. Никак еще одну местную легенду. Когда я подошел, мужик сразу затих, испуганно зыркнул, забормотал под нос и слинял.
   – Чего это он?
   – А-а... Здешний клоун.
   – В смысле?
   – В смысле придурок. Живет на торгу, делает всякую грязную работу. Его все знают, охотно нанимают. Вот он и трется возле рядов. Слушает разговоры, сплетни, слухи. Память хорошая и воображение богатое. Вот он мне и выложил кучу таких историй...
   – Ясно. – Я незаметно глянул на часы. – Пора сваливать. Я кое-что узнал у балаганщиков.
   – Я тоже кое-что выяснил. Торговцы, как и все, любят посплетничать. О своих делах ни гугу. А о чем другом – пожалуйста. Что делать будем?
   – На постоялый двор. Перекусим и выедем. Если успеем, можем поехать с циркачами. Они вроде как в дорогу собираются. Нам по пути. Не будет проблем с выбором направления.
   Разговаривая, мы миновали столы и вышли к дороге. Встали, пропуская несколько подвод, битком набитых тюками, свертками и мешками. Кто-то хорошо затарился.
 
   – ... А судьба твоя будет нелегкой. Тяжелой. Но ты сильный, могучий, смелый... Врагов победишь, любовь свою отыщешь... Будете жить хоть и небогато, но долго и счастливо...
   Я обернулся на голос. Рядом, буквально в пяти шагах сидела давешняя гадалка. Перед ней стоял молодой здоровый парень. Румянец во всю щеку, грудь колесом, шея, как у быка. Широкие ладони теребят вышитый пояс. На лице смущение и радость.
   Гадалка на парня почти не смотрит, вперила взгляд в кости и бурчит под нос. Но бурчит хорошо поставленным голосом:
   – ... Только не ходи на войну проклятущую. Послушай мать с отцом.
   – Но как же, бабушка? Я ведь не юродивый какой.
   – Я сказала – не ходи! Ратные дела тебя не минуют. Но время еще не пришло. Не то сложишь голову буйную в первом же бою.
   Говорила бабка каким-то уж слишком образным языком. Словно былину рассказывала. Впрочем, такой слог, видимо, лучше воспринимался людьми. Мол, гадалка, значит, и слова должны быть мудреные.
   Парень кивнул, положил перед бабкой монету и ушел. На лице смятение и задумчивость.
   – Почем опиум для народа?.. – насмешливо заметил Антон. – Народные суеверия приносят неплохой доход. Бабуля, пока я здесь сидел, человек пять успела обработать. Все, кроме одного, ушли довольные.
   – А один?
   – А один аж побелел...
   У бабки оказался хорошим не только голос. Но и слух. Слова Антона она расслышала, подняла голову. На нас взглянули карие глаза. Уставшие, печальные и понимающие.
   – Господа совсем не верят в предсказания? Напрасно...
   Антон фыркнул.
   – Бабусь, ты деньги зарабатываешь, ну и продолжай. А нам мозги не пудри. В смысле – не болтай ерунды. Предсказания!..
   Старуха бросила кости в стаканчик, немного потрясла его и опустила на колени.
   – Я могу и без денег сказать, кто вы...
   Я вздохнул, посмотрел на старуху. Только гаданий мне сейчас не хватало. Но послать ее куда подальше нельзя – зачем обижать пожилого человека?..
   – Ну говори.
   Гадалка вдруг встала. С трудом передвигая ноги, подошла вплотную и мягко произнесла:
   – Дай левую руку.
   Я вытянул руку и повернул ладонью вверх. Вроде по ладони гадают. Но гадалка ладонь проигнорировала, схватил за запястье. Пальцы оказались на удивление крепкими, и от них шло приятное тепло.
   Несколько секунд помяв запястье, она подняла голову и заглянула мне в глаза. Зрачки сузились, стали размером с точку.
   – Мертвец, оживленный могучей силой. Пришедший из небытия, наделенный мощью неведомой. Владыка всех живых... Кровь на пути твоем, кровь за спиной твоей. Творя зло, ты приносишь добро. Убивая врагов, спасаешь жизни. Ты не воин, но сильнее ста воинов. Перед тобой должны склониться короли и цари. Но тебе нет дела до них, как нет дела им самим до муравьев и букашек. Твое время еще не пришло, а когда придет, мир изменится... И не будет тебе покоя бесконечное множество веков...
   Она вдруг замолчала, отступила и зашептала под нос то ли заклятие, то ли молитву.
   Я недоуменно пожал плечами, глянул на Антона. Тот от удивления аж рот раскрыл.
   – А я, бабуся?
   – Кто с владыкой по пути страшному идет, тот сам владыкой станет. Через боль и утраты обретет могущество и власть. И не будет ему радости...
   Антон присвистнул, покачал головой.
   – Ни фига себе погадали!..
   Бабка стояла перед нами, продолжая шептать. Пальцы рук сплетались в замысловатые узлы.
   – Как ты это делаешь? – спросил я.
   Гадалка мигнула и вполне нормальным голосом ответила:
   – Не знаю. Что-то шевелится в голове. Болит. Я словно вижу тени, фигуры... Когда напрягаюсь – вижу четче. И рассказываю, что вижу.
   – И так каждый раз?
   – Нет. Если каждый раз, то с ума сойду от боли. Редко когда заглядываю в неведомое. Простым людям это не надо. Я просто смотрю на них и говорю, что вижу. А другим... другие хотят слышать то, что им нужно.
   Я опять покачал головой. У бабуси врожденная способность, это ясно. И ничего особенного здесь нет. Ну есть склонность к прорицанию. Чего удивляться?
   Ведь не удивляемся же мы, когда штангист поднимает над головой вес, какой обычному человеку и от земли не оторвать. И когда прыгун с шестом взлетает на шесть с лишним метров тоже воспринимаем нормально. И умение отдельных индивидуумов перемножать за секунду пятизначные цифры тоже не вызывает суеверный ужас.
   Все это – предсказание, умение притягивать предметы, умение отжиматься по пять тысяч раз, способность. сидеть под водой не дыша по полчаса, способность переносить мороз, жару и другие, не менее невероятные вещи – части скрытого в человеке потенциала. Раскрыть который мы пока не в состоянии.
   Зато в состоянии ахать и охать, глядя на тех, кто чуть вышел за рамки обычного...
   – Держи. – Я протянул старухе золотую монету. Из наших стратегических запасов. – За правду.
   Кажется, я смог удивить гадалку. Она приняла дар, секунду смотрела на золотой диск, потом сжала ладонь.
   – И побереги себя, не напрягай... голову. Хватит с них и твоей наблюдательности.
   Гадалка смахнула слезу, поклонилась.
   – Спасибо, владыка!
   – И владыкой меня не называй. В этом ты ошиблась. Прощай.
   – Я не ошибаюсь. Прощай...
   – Здорово она тебя!
   – В смысле?
   – В смысле – владыка! Ха-ха! Владыка!.. Не бабуся, а Кассандра!
   – Чего ржешь?! Она тебя тоже владыкой обозвала. Только непонятно чего?
   – Как чего? Вселенной. Но бабуся таких слов не знает, вот и сказала «владыка всех живых».
   Антон опять фыркнул, глянул назад.
   – Эх, жаль, парни не слышали! Такое представление пропустили!
   – Ничего! – буркнул я. – Ты им все выложишь. Изобразишь, как говорится, в лицах.
   – Да уж, такой прикол нельзя пропустить.
   Я пожал плечами и не ответил.
   До постоялого двора дошли довольно быстро. По пути успели обменяться новостями и составить единую картину происходящего в королевстве, а также в соседних землях. И хотя рассказчики выдавали нам отдельные отрывки сведений, сплетен и слухов, но мы, имея богатый опыт обработки данных, смогли обобщить информацию и получить более-менее четкую картину.
   Как это часто бывает, большая часть информации была ненужной, что-то нас не касалось, что-то уже устарело... Но сухого остатка вполне хватало. Чтобы знать, что делать дальше.
   Харким встретил нас на пороге. С «формом» наперевес. Выглядел инженер встревоженным.
   – Ты чего, Невед? – спросил Антон.
   – Плохие новости.
   – В смысле?
   – Приходил владелец гостиницы. Говорил – нашими лошадьми интересовались воины из отряда барона Теаспора. Этот отряд по договору с хозяином провинции охраняет здешний район.
   – И что?
   – А то, что они узнали лошадей. Мол, принадлежали их товарищам. Которые уехали с бароном.
   Антон скинул мешок на пол и наморщил лоб.
   – Что-то я слышал о Теаспоре. И еще о ком-то.
   – Черт!
   Я тоже бросил мешок и подошел к кровати, на которой лежали наше оружие, разгрузки и снаряжение.
   – Конечно, слышали! Этот барон, взревновав некоего дела Графи, решил укокошить его. Тот слинял из городка. Барон рванул в погоню и налетел на нас. Помнишь?
   – Ети его мать! – смачно выругался Антон. – Это тот кретин со своими церберами? А беглец – барон де, мать его, ла Графи! Тьфу, ё!
   – Невед, на сборы десять минут! Кстати, где эти добры молодцы?
   – А?
   – Где эти солдаты?
   – Вроде как ушли. Они были здесь совсем недавно.
   Значит, у нас мало времени. Они явно пошли за подмогой. Видимо, хозяин гостиницы сказал, что нас трое. А их было меньше, и они не хотели поднимать шума при неравной численности.
   – Чего стоите! – рявкнул я. – Собираемся! Если нас прихватят здесь – будет бойня! Оно нам надо?!
   Инженер без слов начал паковать аппаратуру. Мы с Антоном разобрали снаряжение, похватали оружие, рюкзаки, мешки и проверили, не оставили ли чего здесь...
   – Я за лошадьми, – сказал Антон. – Вы следом и не тяните. Если что... услышите.
   – Угу. Мы скоро.
   Харким, привыкший к тому, что все надо делать быстро, успел собрать вещи и технику, упаковать все и теперь ждал команды.
   – Как они могли узнать лошадей?
   – По масти, по виду. Да хотя бы по кличке.
   – И что? Это доказательство?
   – Здесь – да. Конокрадство – страшный грех, за него могут и головы лишить. А нас еще обвинят в убийстве барона и его отряда. Это уж точно смертный приговор. Вряд ли мы сможем оправдаться. Какой черт их занес на конюшню гостиницы?! Чего стоишь? Пошли!
   Мы уже садились на лошадей, когда к нам подбежал владелец постоялого двора. Бледный, утративший былую величавость, вспотевший, он встал перед мордой моего коня и буквально загородил проход своим телом.
   – Го-господа! Стойте! Подождите! Ваши кони!.. Люди барона!.. Они говорят, что это кони их товарищей. Они велели не отпускать вас, пока не приедут для того, чтобы опознать их...
   Я глянул назад. Антон тоже.
   У стены дома стояли двое здоровых парней с палками в руках. Работники хозяина. Еще двое мялись возле края конюшни. Видимо, хозяин здорово боялся барона и его людей, раз решил остановить нас.
   Я наклонился и, глядя в бегающие глаза хозяина, произнес:
   – Уйди с дороги, дядя! И убери своих щенков! Не то постоялый двор сменит владельца. Прямо сейчас.
   Антон в подтверждение моих слов потащил из-за пояса кинжал.
   Хозяин сглотнул, отступил на шаг.
   – Если приедут люди барона, скажешь, что мы уехали. Покажешь, в какую сторону. Объяснишь, что хотел нас задержать, но мы не послушали. Твоя задница будет спасена. Ясно?!
   – Д-да...
   – Отлично. Мы не хотим создавать тебе проблемы. Но если ты не уйдешь – убьем.
   Я разогнулся и тронул бок коня каблуками. Тот послушно пошел вперед, прямо на «дядю». Антон тоже пустил коня вперед, не забывая посматривать на добрых молодцев, что все стояли на месте, не получив никакого приказа от хозяина.
   Сам хозяин счел за благо послушать доброго совета. Он отскочил в сторону, вздохнул и горестно воздел руки кверху. Предстоящее объяснение с воинами барона его не радовало.
   – Ходу! – крикнул я, переводя коня с шага на рысь. Мы выскочили со двора гостиницы, свернули на дорогу и понеслись вскачь. Сзади раздался свист и недовольные выкрики прохожих, едва не угодивших под копыта лошадей.