Форестер Сесил Скотт. Мичман Хорнблоуэр

   Хорнблоуэр находился ближе всех к корме брига и решил не терять зря выгодного момента. Он встал на банку, примерился и прыгнул. В прыжке он за что-то уцепился руками, повис на мгновение над водой, но тут же подтянулся на руках и очутился на палубе. Хорошо еще, что ветер дул от кормы к носу, относя туда языки пламени и нестерпимый жар. Благодаря этому, на корме было просто очень жарко, но несколько минут можно было выдержать. А большего Хорнблоуэру и не требовалось. Не обращая внимания на рев пламени и летящие головешки, он бросился к штурвалу. Он был закреплен напрямую простейшим способом - подвязан куском веревки. Хорнблоуэр сорвал веревку и взялся за рукоятки рулевого колеса. Осторожно закрутив его влево, он почувствовал огромное облегчение: штурвал действовал. Он налег на штурвал, и как раз вовремя, успев разминуться с "Санта-Барбарой" на расстоянии всего нескольких ярдов. Пламя брандера высветило на борту плавучей тюрьмы мечущуюся, жестикулирующую толпу, находившуюся на грани паники. Но бриг шел очень медленно, и опасность пока не миновала. Огонь мог перекинуться на "Санта-Барбару" в любую минуту.
   - Лево руля! - рявкнул над ухом голос Фостера.
   - Так точно, сэр! - радостно отозвался Хорнблоуэр и закрутил штурвал влево.
   Нехотя, словно не желая выпускать добычу, бриг все больше удалялся от своей первоначальной цели. Неожиданно из люка за грот-мачтой вырвался исполинский столб огня. Мачта и оснастка вспыхнули с удвоенной силой. Шальной порыв ветра погнал языки пламени на корму. Какой-то инстинкт подсказал Хорнблоуэру достать свой шейный платок и обвязать им нос и рот. Пламя с ревом пронеслось рядом с ним и пропало, но он потерял на этом несколько драгоценных секунд. Если нос брандера удалось отвести от "Санта-Барбары" на безопасное расстояние, то теперь ей угрожала опасность уже с кормы, где становилось все жарче. Хорнблоуэр в отчаянии закрутил штурвал в обратную сторону, но его остановил голос Фостера с гакаборта, куда он отошел, когда стало пригревать.
   - Круче под ветер и так держать!
   В голове у Хорнблоуэра словно молния сверкнула: он понял замысел старого моряка. Бриг, продолжая двигаться кормой по направлению к борту "Санта-Барбары", еще усилил это поступательное движение за счет действий рулевого, и когда он ударился краем кормы о правый борт неподвижной плавучей тюрьмы, толчок был так силен, что бриг отбросило сразу на несколько ярдов. Опасность от "Санта-Барбары" была окончательно отведена! Проходя вдоль ее борта, Хорнблоуэр краем глаза видел группы матросов, вооруженных баграми и гандшпугами* [Гандшпуг - заостренный стержень.]. Они перемещались вдоль борта "Санта-Барбары", готовые в любой момент оттолкнуть брандер, если он приблизится на опасное расстояние.
   - Слева по курсу "Неустрашимый", - сказал Фостер, - держись от него подальше.
   - Так точно, сэр!
   Ярость огня была ужасающей. Со стороны трудно было поверить, что на палубе брандера можно еще чем-то дышать. Лицо и руки Хорнблоуэра в очередной раз опалило волной нестерпимого жара. Обе мачты пылали от основания до макушки.
   - Один румб вправо, - скомандовал Фостер. - Попробуем выброситься на мелководье в нейтральной зоне.
   - Есть румб вправо, - отозвался Хорнблоуэр.
   Он ощущал в этот момент необыкновенную легкость и уверенность в себе. Его больше не пугали языки пламени, грозящие в одно мгновение пожрать последний безопасный пятачок на палубе брига. И только когда вспыхнула палуба в непосредственной близости от штурвала, и жара сделалась совершенно непереносимой, стало ясно, что следует покидать корабль. Прямо у ног Хорнблоуэра с треском отлетела доска палубного настила, и в образовавшуюся дыру с шумом вырвалось пламя. Внезапно штурвал перестал слушаться Хорнблоуэра и завертелся совершенно свободно. Это означало, что огонь добрался наконец до рулевых тросов. Теперь на бриге делать было нечего. Хорнблоуэр бросил штурвал и отступил к гакаборту. Фостер был уже там.
   - Рулевые тросы сгорели, сэр, - доложил Хорнблоуэр, сбивая пламя со вспыхнувшего борта мундира.
   - Прыгай! - приказал Фостер.
   Не дожидаясь реакции Хорнблоуэра, здоровяк Фостер просто приподнял его и выбросил за борт. Мичман неуклюже перевернулся в воздухе и шлепнулся в воду плашмя, да так, что из него чуть дыхание не вышибло. Он ушел под воду, но неглубоко, а когда всплыл на поверхность, первым ощущением стал пронизывающий холод: Средиземное море в декабре - не самое подходящее место для купания. Плотная ткань мундира надулась пузырем у него на спине. Там сохранились остатки воздуха, помогая держаться на плаву. Хорнблоуэр оглянулся, но в темноте ничего не увидел: после ослепительного огня пожара глаза еще не успели приспособиться. Рядом что-то плеснуло.
   - Они сопровождали нас на лодке, значит должны вот-вот подобрать, раздался совсем рядом уверенный голос Фостера. - Ты плавать-то хоть умеешь?
   - Так точно, сэр, но не очень хорошо.
   - Со мной та же история, - признался Фостер и возвысил голос. - Эй, на лодке, сюда! Харви! Хэммонд! Где вы? Сюда, на помощь!
   Он попытался выпрыгнуть из воды, чтобы получше оглядеться, но ничего хорошего из этого не получилось - он только с шумом плюхнулся обратно и ушел с головой под воду. Снова появившись на поверхности, Фостер не меньше минуты отфыркивался и отплевывался, не в состоянии что-либо выговорить. Хорнблоуэр почувствовал, что начинает слабеть. Как всегда в критической ситуации, в голову ему лезли совершенно дурацкие мысли. В частности, он не преминул отметить тот факт, что казавшиеся ему прежде полубогами заслуженные капитаны на самом деле простые смертные и вполне могут плохо плавать или даже совсем не уметь этого делать. Хорнблоуэр попытался отцепить от пояса свою шпагу, но она за что-то зацепилась, и в результате он опять ушел головой под воду. С трудом вынырнув на поверхность, он долго не мог отдышаться. Когда же ему это удалось, он решил возникшую проблему по-другому: просто вытащил шпагу из ножен, но особого облегчения так и не почувствовал.
   И тут он с радостью услыхал совсем близко плеск весел и человеческие голоса. Показался темный силуэт лодки. Хорнблоуэр издал слабый крик и вцепился в борт. Люди в лодке первым подняли на борт Фостера. Пока они проделывали с ним эту процедуру, Хорнблоуэр только невероятным усилием воли заставил себя оставаться в воде и вести себя спокойно, понимая, что в противном случае лодка может легко перевернуться. Он даже нашел в себе силы и любопытство проанализировать причины овладевшего им животного страха, а когда добрался до его корней, то сильно запрезирал собственную персону, настолько сильно, что в наказание заставил себя выпустить борт и барахтался в воде, пока лодка не развернулась и не подобрала его тоже. Когда Хорнблоуэра втащили в лодку, он упал на дно лицом вниз, совершенно обессиленный. Кто-то произнес несколько слов, и он вдруг похолодел, как только услышал незнакомую речь. Мускулы его напряглись, усталость была позабыта. Эти несколько слов были испанскими!
   Еще кто-то ответил на том же языке. Хорнблоуэр попытался подняться, но чья-то грубая рука придавила его плечо. Тогда он перекатился на спину и несколько секунд лежал неподвижно, привыкая к темноте. Вскоре он уже мог разглядеть смуглые лица троих мужчин. Каждый из них мог похвастаться великолепными черными усами. Хорнблоуэр был уверен, что эти люди не из Гибралтара. Ему не потребовалось много времени на правильную догадку: эти трое составляли команду одного из брандеров, предназначенных для поджога кораблей на Гибралтарском рейде. Они подобрались к гавани под прикрытием темноты, заклинили штурвал, подожгли свой корабль и преспокойно уплыли на лодке. Фостер тем временем пришел в себя и слегка приподнялся, недоуменно оглядываясь вокруг.
   - Что это за типы? - спросил он, с трудом ворочая языком, - долгое барахтанье в воде ослабило его еще сильнее, чем Хорнблоуэра.
   - Команда одного из брандеров, сэр, если я не ошибаюсь, - ответил Хорнблоуэр. - Похоже, что мы попали в плен.
   - Неужели!
   Неожиданная новость заставила Фостера немедленно забыть о своей слабости, так же как за минуту до этого забыл о ней и Хорнблоуэр. Он попытался встать на ноги, но испанец у руля сильным толчком в плечо вернул его в прежнее положение. Фостер оттолкнул его руку и попытался закричать, но испанец явно был не из тех, с кем стоило шутить подобным образом. В мгновение ока в руке у него появился внушительных размеров нож, который он угрожающе поднес к горлу капитана. Отблеск пламени горящего брандера окрасил сталь ножа в кровавый цвет, и Фостер, как достаточно разумный человек, решил подчиниться грубой силе, хотя бы временно. Несмотря на свое прозвище, он знал, что в известной ситуации следует уступить.
   - Куда мы направляемся? - спросил Фостер шепотом, чтобы лишний раз не раздражать испанцев.
   - Курс норд, сэр, - также шепотом ответил Хорнблоуэр, - похоже, они идут в нейтральные воды, чтобы потом повернуть на Альхесирас.
   - На их месте я поступил бы так же, - согласился Фостер.
   Он повернул голову и внимательно оглядел гавань.
   - С одним брандером мы разделались, а два других догорают, - сказал он с удовлетворением, - а всего их было, кажется, три?
   - Я видел только три, сэр.
   - Ну вот и отлично. Ни хрена значит у них не получилось, только свои корабли зря спалили! Но каковы наглецы! Вот уж никогда бы не подумал, что доны способны на это. Никак не ожидал от них такой прыти.
   - Пускать брандеры они научились у нас, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
   - Выходит, мы сами отогрели змею у себя на груди?
   - Что-то в этом роде, сэр.
   Фостер оказался весьма хладнокровным человеком и приятным собеседником. Он много читал, неплохо знал поэзию и обладал парадоксальностью суждений. Он совершенно очаровал Хорнблоуэра, пока испанская лодка уносила их все дальше навстречу плену и неизвестности. Обстановка между тем мало подходила для светской беседы. Хорнблоуэр стучал зубами от холода в своей насквозь промокшей одежде и только удивлялся выдержке капитана, не выказывающего ни малейшего признака слабости.
   - Эй, на лодке! - послышалось вдруг из темноты, и впереди замаячила неясная тень. Испанец на корме тут же повернул румпель и лодка устремилась в противоположном направлении. Двое гребцов налегли на весла.
   - Сторожевой катер... - начал Фостер, но тут же замолк - испанец слегка кольнул его ножом.
   Появление катера в этом районе гавани вовсе не было случайным - вход охранялся патрульными шлюпками. Странно, что они раньше об этом не подумали.
   - Эй, на лодке! - послышалось уже спереди.
   Испанцы прекратили грести и переглянулись в нерешительности, но свирепый окрик рулевого заставил их снова взяться за весла. Теперь Хорнблоуэр уже мог разглядеть силуэт шлюпки прямо по курсу.
   Испанцы ничего не ответили, только прибавили темп. Раздался мушкетный выстрел. Пуля пролетела мимо, но Хорнблоуэр знал, что этот выстрел наверняка привлечет другие патрульные суда. Однако испанцы решили, видимо, доиграть свою игру до конца. Лодка впереди остановилась. Испанец у руля что-то крикнул и резко повернул румпель. Гребцы удвоили свои усилия. Хорнблоуэр понял, что они решили пойти на таран. Если им удастся потопить или хотя бы перевернуть сторожевую шлюпку, они могли рассчитывать на благополучное бегство, пока первая шлюпка будет заниматься вылавливанием из воды жертв крушения.
   Все произошло мгновенно. Закричали матросы на шлюпке, закричали испанцы, закричал Хорнблоуэр и закричал, кажется, даже невозмутимый Фостер. Ломая весла, испанская лодка с треском врезалась в борт шлюпки, но не под прямым углом, а наискосок. Нос ее накатился на борт, шлюпка накренилась, но не перевернулась. Кто-то выстрелил из пистолета, а сзади появился сторожевой катер. Его экипаж слышал выстрелы и был готов к любым неожиданностям. Сразу несколько человек с катера прыгнули в лодку, причем один из них сразу же навалился на Хорнблоуэра и схватил его за горло. Та же участь постигла и Фостера - Хорнблоуэр слышал его возмущенный крик. Но ошибка быстро разъяснилась, руки на горле разжались и Хорнблоуэр, пошатываясь, поднялся на ноги. В это время он услышал извинения насмерть перепуганного мичмана, которому и в кошмарном сне не могло присниться, что он так грубо обойдется с капитаном первого ранга. Кто-то поднял над головой фонарь и осветил лодку. Побывавший в объятиях здоровяка-мичмана Фостер выглядел довольно помятым, но лицо его сияло, чего нельзя было сказать о лицах обезоруженных испанцев.
   - Эй, на лодках! - послышался еще один оклик, и из темноты появилась третья шлюпка.
   - Капитан Хэммонд, если не ошибаюсь? - подал голос Фостер, и Хорнблоуэр уловил в его тоне зловещие нотки.
   - Слава Богу, что вы живы! - откликнулся Хэммонд.
   - Вашей заслуги в этом нет! - отрезал Фостер.
   - Когда вы проскочили мимо "Санта-Барбары", нас заволокло дымом, и мы вас потеряли, - объяснил Хэммонд.
   - Мы спешили изо всех сил, - подтвердил Харви, - но эти проклятые рыбаки совсем не умеют грести.
   - А в результате из воды нас вытащили испанцы, - язвительно заметил Фостер, вспомнивший, что чуть было не утонул. - А я-то думал, что уж на своего брата капитана всегда можно рассчитывать в трудную минуту.
   - На что это вы намекаете, сэр? - огрызнулся Хэммонд.
   - Я ни на что не намекаю, но могу догадаться, что скажут завтра люди о том, как кое-кто спустя рукава отнесся к своим обязанностям.
   - Ваши слова оскорбительны, сэр! - холодным тоном произнес Харви. - Я полагаю, что выражаю также и мнение капитана Хэммонда по этому поводу.
   - Поздравляю вас, вы очень проницательны, - ответил Фостер.
   - Превосходно, - заявил Харви. - В таком случае мы продолжим нашу маленькую дискуссию в другом месте и не при младших чинах. Один из моих друзей будет иметь честь посетить вас.
   - Буду рад принять вашего друга, сэр.
   - Разрешите пожелать вам спокойной ночи, сэр.
   Лодка с двумя капитанами на борту развернулась и скрылась во тьме, оставив всех невольных зрителей этой сцены с раскрытыми от изумления ртами. Даже Хорнблоуэр, имевший некоторый опыт в подобных делах, был поражен той безрассудностью, с какой этот человек, уже трижды избежавший сегодня смертельной опасности, вновь бросается ей навстречу. Фостер некоторое время молчал, поглядывая по сторонам. Очень возможно, что он уже начал жалеть о своих поспешных словах, хотя на лице у него ничего прочитать было нельзя.
   - До утра предстоит еще многое сделать, - сказал он, ни к кому особенно не обращаясь, потом повернулся к мичману, командующему сторожевым катером. - Приказываю вам позаботиться об этих пленниках и препроводить их на мой корабль.
   - Так точно, сэр!
   - Есть тут кто-нибудь, кто может говорить на их тарабарском языке? Я хотел бы объяснить им, что собираюсь отправить их в Картахену под белым флагом без обмена или выкупа. Они спасли нам жизнь, и это самое малое, что я могу для них сделать.
   Произнося последние слова, Фостер повернулся к Хорнблоуэру, словно ища в нем поддержку своему решению.
   - Я полагаю, это вполне справедливо, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
   - А теперь перейдем к вам, мой юный и не в меру увлекающийся друг. Прежде всего я хотел бы выразить вам свою благодарность. Должен признать, что вели вы себя отменно. Если я доживу до послезавтра, сочту за честь доложить начальству о ваших доблестных действиях.
   - Благодарю вас, сэр.
   На языке у Хорнблоуэра вертелся один животрепещущий вопрос, но задать его он решился не сразу.
   - А как быть с моим экзаменом, сэр?
   Фостер покачал головой.
   - Насколько я могу судить, эта экзаменационная комиссия больше никогда не соберется в прежнем составе. Вам придётся подождать, пока не соберется новая.
   - Так точно, сэр, - уныло проговорил Хорнблоуэр.
   - Мне не нравится ваш тон, м-р Хорнблоуэр, - сурово сказал Фостер. - А ну-ка посмотрите мне в глаза. Если мне не изменяет память, вы находились в Проливе без мачт и с противным ветром. К тому же вас вот-вот должно было отнести на Дуврские скалы. Еще минута, и вы утонули бы как в прямом, так и в переносном смысле. Вас спас только орудийный выстрел, не так ли?
   - Так точно, сэр, - вынужден был признать Хорнблоуэр.
   - В таком случае, будьте благодарны судьбе за мелкие удачи, а еще больше - за крупные.
   Ноев ковчег
   Исполняющий обязанности лейтенанта мичман Горацио Хорнблоуэр сидел на кормовой банке катера рядом с м-ром Тэплингом из Дипломатической Службы. Ноги его упирались в мешки с золотом. Справа и слева возвышались скалистые берега Оранского залива, а прямо по курсу в глубине бухты виднелся город, ослепительно белый в ослепительно ярких солнечных лучах. Его здания и постройки напоминали горсть мрамора, небрежной рукой высыпанную на склоны холмов и утесов, словно вырастающих прямо из воды. Весла гребцов с силой рассекали прозрачную морскую гладь чистейшего изумрудного оттенка, всего минуту назад сменившего столь же чистый лазурный.
   - Отличный вид отсюда, - заметил Тэплинг, разглядывая город, - хотя вблизи эти дома и улочки далеко не так приглядны. А уж запашок там! Вы не поверите, какую вонь способны испускать правоверные. Пристаньте, пожалуйста, с этой стороны, м-р Хорнблоуэр, рядышком с теми шебеками.
   - Так точно, сэр, - откликнулся рулевой, когда Хорнблоуэр отдал приказ.
   - На береговой батарее стоит часовой, - сказал Тэплинг, с любопытством вертя головой, - и даже не спит, как ни странно. Кстати, обратите внимание на те пушки, - тридцать два фунта, если я не ошибаюсь. Стреляют каменными ядрами, их там возле каждого орудия горы навалены. Осколки каменного ядра по поражающей способности превосходят новейшие бомбы. Взгляните, какой толщины крепостные стены! Взять Оран штурмом - задача не из простых. Так что если Его милость, местный бей, возжелает перерезать нам глотки и забрать наше золото, отомстят за наши молодые жизни еще очень и очень нескоро, если только это вообще произойдет.
   - Если мне перережут глотку, на месть, я полагаю, мне будет наплевать, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
   - В ваших словах есть зерно истины. Но в этот раз Его милость не должен поступить с нами столь жестоко, это не в его интересах. Пока британская курочка кладет золотые яички по шлюпке золота ежемесячно, бей будет вести себя смирно, как младенец, хотя он и пиратского рода.
   - Суши весла! - крикнул старшина катера.
   Катер мягко пристал к пирсу, и носовой матрос ловко набросил чалку на кнехт. Несколько сидящих в тени навеса человек повернули головы в сторону катера, а на палубу одной из шебек высыпал весь экипаж - полдюжины мавров, - чтобы поглазеть на английских моряков.
   - Без всякого сомнения, они перемывают косточки неверным собакам, то есть нам, - сказал, прислушавшись, Тэплинг, - но меня пусть хоть горшком называют, только в печь не сажают, тем более я их все равно не понимаю. Ну где же наш человек?
   Он приложил ладонь к глазам и вгляделся в пустынную набережную.
   - Я не вижу поблизости ни одного человека, хотя бы отдаленно напоминающего христианина, - поделился впечатлениями Хорнблоуэр.
   - Тот, кто нам нужен, вовсе не христианин, - возразил Тэплинг. Белый, не спорю, но не христианин. В нем смешалась франко-арабо-левантийская кровь. Он исполняет обязанности британского консула в Оране, потому что это ему выгодно, а мусульманство он принял, потому что "неверному" трудно удержать голову на плечах в этих краях. Однако в этом есть и свои минусы. Кому, например, захочется иметь сразу четырех жен, но быть лишенным при этом возможности напиться с горя.
   Тэплинг ступил на пирс. Хорнблоуэр последовал за ним. Ласковый прибой набегал на берег, жаркое полуденное солнце слепило глаза, отражаясь от каменных плит мола. В глубине залива с трудом можно было различить два темных пятнышка: фрегат "Неутомимый" и оборудованный под продовольственную базу транспортный бриг.
   - Хотел бы я сейчас оказаться на Друри Лэйн в субботу вечером, вздохнул Тэплинг.
   Он обернулся и посмотрел на городскую стену, защищающую Оран со стороны моря. Узкие ворота с двумя бастионами открывались прямо на пирс. По стенам расхаживали вооруженные стражники в красных кафтанах. Что-то зашевелилось в тени ворот, но от яркого света глаза постоянно слезились, и разглядеть толком, что там такое, было довольно трудно. Лишь когда группа людей вышла на свет, Хорнблоуэр смог разобрать, что она направляется именно к ним. Идущий впереди полуобнаженный негр вел в поводу мула, на спине которого ближе к хвосту восседал невероятной толщины человек в синем халате.
   - Может отправимся навстречу господину консулу? - осведомился Тэплинг, но тут же сам ответил на свой вопрос: - Хотя не стоит, много чести для старого мошенника. Подождем его здесь.
   Негр остановил мула, толстяк, кряхтя, сполз на землю и направился к ним. Это был самый настоящий бурдюк с салом. Он шел утиной походкой, переваливаясь из стороны в сторону на коротеньких кривых ножках. Его лунообразное, заплывшее жиром лицо цветом напоминало обожженную глину. Голову украшал белый тюрбан. Редкие усы и жидкая бороденка едва закрывали верхнюю губу и подбородок.
   - Рад снова видеть вас, господин Дюрас, - обратился к нему Тэплинг. Позвольте представить вам м-ра Хорнблоуэра, исполняющего обязанности лейтенанта с фрегата "Неутомимый".
   Господин Дюрас кивнул в знак приветствия, его жирное лицо было сплошь покрыто каплями пота.
   - Вы доставили деньги? - спросил он на плохом французском.
   Хорнблоуэру понадобилось несколько секунд, чтобы понять его слова.
   - Семь тысяч золотых гиней, - ответил Тэплинг, чей французский звучал много лучше.
   - Замечательно! - с облегчением воскликнул Дюрас. - Деньги в лодке?
   - В лодке, в лодке, - успокоил его Тэплинг, - но предупреждаю, что там они и останутся, пока не будут выполнены все наши условия. Вы хорошо их помните, я надеюсь? Четыре сотни упитанных голов крупного рогатого скота и полторы тысячи мешков ячменя. Как только все это добро будет погружено на лихтеры, вы получите ваши денежки, но ни минутой раньше. У вас все готово?
   - Скоро будет.
   - Так я и предполагал. И как скоро?
   - Очень скоро.
   Тэплинг скорчил недовольную физиономию.
   - В таком случае нам лучше вернуться обратно на корабль. Завтра или послезавтра мы снова будем здесь и привезем золото.
   На лице Дюраса появилось тревожное выражение.
   - Нет-нет, не уходите! - произнес он поспешно. - Вы еще не знаете характера Его Высочества бея Оранского. Он подвержен капризам. Если он будет знать, что золото уже доставлено, то, без сомнения, прикажет ускорить погрузку скота и зерна. Если же вы, господа, увезете золото, бей и пальцем не пошевелит. И... и... боюсь, что он сильно разгневается, особенно на меня.
   - А тебе еще не надоело носить голову на плечах, не так ли?
   - Так, господин Тэплинг, - сокрушенно вздохнул Дюрас и принялся читать какую-то молитву на незнакомом языке. - Но Аллах милостив, он не допустит, чтобы со мной такое случилось.
   - Мы тоже на это надеемся, - согласился Тэплинг. - Шелковый шнурок, крюк под ребра, палочные удары по пяткам, - все это не слишком приятные способы наказания. Не лучше ли будет для вашего самочувствия, друг мой, лично отправиться к бею и убедить его отдать необходимые распоряжения. Мы ждем до заката, потом будем вынуждены вас покинуть.
   Как бы невзначай, Тэплинг поднял голову и посмотрел на солнце.
   - Я поеду, - быстро заявил Дюрас, складывая ладони лодочкой и прикладывая их к груди, - я сейчас же поеду прямо к бею. Но умоляю вас, господа, ни в коем случае не отплывайте до моего возвращения. Бей может оказаться занятым у себя в гареме, где его никто не имеет права беспокоить. В таком случае мне придется ждать его возвращения. Но я обещаю вам сделать все, что в моих силах. Зерно уже доставлено. Мешки сложены в пакгаузе за воротами. Осталось только пригнать скот. Наберитесь терпения, очень вас прошу. Вы же знаете, Его Высочество не привык заниматься торговлей, а еще меньше он знаком с торговыми обычаями франков и инглезов.
   С этими словами Дюрас вытер обильно струившийся со лба пот рукавом своего шелкового халата.
   - Прошу прощения, - извинился он, - я что-то неважно себя чувствую. Но я полон решимости дойти до Его Высочества. Я обязательно его увижу. Вы только дождитесь меня.
   - До заката, - безжалостно повторил Тэплинг.
   Дюрас жестом подозвал негра, прятавшегося от солнца под брюхом мула за неимением другого укрытия, и с трудом взгромоздил свои телеса на спину бедного животного. Он опять вытер пот и посмотрел на молодых людей каким-то странным, немного диким взглядом.
   - Ждите меня, - сказал он в последний раз и направился к городским воротам.
   - Нагнал на него страху этот бей, - сказал Тэплинг, провожая консула взглядом. - Что касается меня, то я предпочел бы встретиться сразу с двадцатью беями, чем предстать перед лицом разъяренного сэра Джервиса, нашего адмирала. Если мы затянем выполнение задания, особенно теперь, когда флот и так вынужден сидеть на половинном пайке, он выпустит мне кишки и на них же подвесит.
   - Но как можно ожидать пунктуальности от этих людей? - пожал плечами Хорнблоуэр с апломбом человека, который ни за что не отвечает. Впрочем, его тоже беспокоила сложившаяся ситуация, при которой Средиземноморский Флот Его Величества оказался в полной изоляции от прежних баз снабжения, терпя неслыханные трудности, без друзей, без союзников, а теперь вот еще и без продовольствия. Но блокада должна была продолжаться, и никакие шторма, болезни, лишения не могли этому помешать, даже если бы для достижения цели пришлось закупать провизию не только у Оранского бея, но и у самого Сатаны.