Форестер Сесил Скотт. Мичман Хорнблоуэр

   - А ну ка посмотрите, что это там? - вывел его из раздумья голос Тэплинга.
   Хорнблоуэр бросил взгляд в указанном направлении и увидел большую серую крысу, выбравшуюся из сухой водосточной канавы. Не обращая внимания на солнечный свет, крыса уселась на задние лапки и завертела головой, словно желая получше разглядеть окружающий ее мир. Тэплинг топнул ногой, но крыса никак не среагировала на этот угрожающий жест. Когда он топнул ногой во второй раз, уже сильнее, крыса нехотя повернулась и направилась обратно в канаву. Что-то случилось с ее лапами, потому что она вдруг повалилась на бок, да так и осталась лежать, слегка подергиваясь. Впрочем, через несколько секунд она вновь поднялась и скрылась в канаве.
   - Совсем одряхлела, - задумчиво проговорил Тэплинг, - или, может быть, ослепла?
   Но Хорнблоуэру было не до крыс. Он решительно повернулся и направился к катеру. Тэплинг слегка помедлил и пошел за ним.
   - Максуэлл, разверни парус так, чтобы он давал хоть какую-то тень, приказал Хорнблоуэр. - Мы остаемся здесь до вечера.
   - Как все же прекрасно для британского моряка оказаться в мусульманском порту, - заметил Тэплинг, пристраиваясь в тени на каменном блоке. - Никто не сможет дезертировать или напиться. Единственная проблема - это зерно и крупный рогатый скот. И еще это мое проклятое огниво.
   Он извлек из кармана трубку и тщательно продул ее перед тем, как набить. Матросы тоже перебрались в тень и вполголоса чесали языки на носу катера. Несколько человек задремало. Катер плавно покачивался на береговой волне под ритмичный шорох прибоя. Все вокруг словно вымерло в эти часы нестерпимой дневной жары. В порту и на улочках города не видно было ни души. Хорнблоуэр никогда не умел долго выносить вынужденное бездействие. Вот и теперь он не усидел в катере, выбрался на пирс и стал расхаживать взад-вперед, чтобы размять ноги. Внезапно на солнцепеке откуда-то появился немолодой мавр в белом халате и таком же тюрбане. Он шел, заметно покачиваясь и широко расставляя ноги, чтобы не упасть.
   - Кто-то, помнится, говорил мне, что мусульманам запрещено употреблять спиртное, - Хорнблоуэр не мог упустить случая слегка поддеть молодого дипломата.
   - Запрещено, согласно Корану, - осторожно ответил Тэплинг, - хотя пьяницы попадаются и среди мусульман, несмотря на суровые кары и большие трудности с приобретением крепких напитков.
   - Тут на пирсе бродит какой-то тип, который, кажется, знает, как эти трудности можно преодолеть.
   - А ну-ка я взгляну, - вскочил с места Тэплинг, матросы, которым наскучило сидеть без дела, потянулись за ним: тема спиртного и пьяниц всегда затрагивала в душе британских моряков самые животрепещущие струны.
   - Этот мусульманин очень похож на пьяного, - вынес свой вердикт Тэплинг после минутного созерцания странных телодвижений мавра.
   - Штормит беднягу, - посочувствовал Максуэлл.
   - Штормит и крутит, - согласился Тэплинг, когда мавра по инерции развернуло вполоборота.
   Но на этом его злоключения не кончились - качнувшись в очередной раз, он не удержался на ногах и грохнулся на землю лицом вниз. Халат его задрался, обнажив голые коричневые икры. Они слабо подергались раза два и замерли. Тюрбан при падении свалился, открыв голый бритый череп.
   - Потерял все мачты, - сказал Хорнблоуэр.
   - И сел на мель, - добавил Тэплинг.
   Мавр больше не шевелился.
   - А вот и Дюрас, - воскликнул Хорнблоуэр.
   Из городских ворот показалась уже целая процессия. Первым шел негр, ведущий в поводу мула с восседающим на нем Дюрасом, за ним шел еще один негр и вел в поводу второго мула, на котором сидел человек в богатой одежде, вполне сравнимый по габаритам с господином консулом. За достойными царедворцами следовала дюжина смуглолицых парней, вооруженных мушкетами и одетых в некое подобие формы, что должно было свидетельствовать об их принадлежности к регулярным войскам.
   - Казначей Его Высочества, - представил Дюрас своего спутника. Прибыл принять золото.
   Крупный брюхастый мавр высокомерно оглядел молодых людей. Дюрас встал чуть в стороне, вытирая пот со лба.
   - Золото здесь, - сказал Тэплинг, указывая на катер, - в тех мешках под кормовой банкой. Но вы его увидите не раньше, чем мы увидим обещанных тучных тельцов.
   Дюрас перевел его слова на арабский, после чего между ним и казначеем началась оживленная перепалка. Наконец казначей дал себя уговорить и, повернувшись лицом к воротам, замахал руками. Очевидно, это был заранее обговоренный сигнал, потому что ворота тут же растворились, и в них показалась длинная цепочка полуголых носильщиков, каждый из которых сгибался под тяжестью огромного мешка. По бокам шагали надсмотрщики с длинными палками в руках.
   - Где деньги? - спросил Дюрас, повинуясь жесту казначея.
   По приказу Тэплинга матросы вынесли мешки с золотом из катера и сложили их на пирсе рядом с причальным кнехтом.
   - Раз половина товара уже на пирсе, я полагаю, что и деньги могут полежать там же. Но вы все же за ними приглядывайте. А я пока проверю пару этих мешочков изнутри.
   С этими словами Тэплинг двинулся навстречу носильщикам-рабам. Он бесцеремонно заставил их развязать несколько мешков и тщательно осмотрел содержимое. Остальные мешки он просто ощупал.
   - Я не смогу, конечно, проверить все сто тонн ячменя, - сказал он, вернувшись к Хорнблоуэру, - и я больше чем уверен, что часть этих мешков набита обычным песком. Но эти нехристи всегда так поступают, по-другому они просто не приучены. Мы об этом знаем, поэтому всегда соответствующим образом корректируем цену. Все в порядке, эфенди!
   По сигналу Дюраса понукаемые палками надсмотрщиков рабы приступили к погрузке. Они по очереди взбегали по деревянным подмосткам на стоявший у причала лихтер и сбрасывали свою кладь в трюм, где еще дюжина рабов равномерно раскладывала груз. Тела носильщиков блестели от пота в лучах раскаленного солнца. Погрузка еще не закончилась, когда городские ворота открылись снова, чтобы пропустить стадо в сопровождении двоих погонщиков.
   - Да, тучными их назвать трудновато, - протянул Тэплинг, оглядывая критическим взором пригнанный скот, - одно утешение, что при определении цены это все было принято во внимание.
   - Давайте золото, - потребовал Дюрас.
   Вместо ответа Тэплинг развязал один из мешков, достал оттуда пригоршню золотых гиней, показал их Дюрасу и ссыпал обратно.
   - Пятьсот гиней в каждом, - сказал он. - Всего четырнадцать мешков. Как только лихтеры с товаром отчалят, можете забирать.
   Дюрас хотел было что-то возразить, но передумал и только махнул рукой. Вид у него был неважный, - то ли от жары, то ли от усталости. Он отошел в сторону и прислонился к своему мулу.
   Скот перегнали по сходням на второй лихтер, ворота снова открылись и выпустили второе стадо.
   - Дело движется быстрее ожидания, - заметил Хорнблоуэр.
   - Да вы посмотрите, как они обращаются с бедными рабами! - изобразил притворное негодование Тэплинг. - Конечно, под плеткой начнешь быстро бегать!
   Один из чернокожих носильщиков упал под тяжестью мешка с ячменем, да так больше и не поднялся, несмотря на град обрушившихся на него палочных ударов. Только ноги его слабо подергивались. Кто-то оттащил его в сторону, и погрузка возобновилась. Второй лихтер тоже постепенно заполнялся скотом. Его трюм, специально переоборудованный под перевозку животных, все плотнее забивался напуганным мычащим стадом.
   - Первый раз вижу, как Его милость держит слово, - сказал Тэплинг. Честно говоря, я не рассчитывал и на половину.
   Один из погонщиков внезапно сел прямо на землю и обхватил голову руками. Просидев несколько секунд в этой позе, он мягко завалился набок и больше не двигался.
   Хорнблоуэр и Тэплинг переглянулись. Обоим одновременно пришла в голову страшная мысль. Дюрас начал что-то говорить, размахивая руками и все еще опираясь на своего мула, но в словах его не было ни связи, ни смысла. Он просто выкрикивал какие-то обрывки фраз. Лицо его быстро опухало, черты его исказились, кровь так сильно прилила к щекам, что они казались черными под бронзовым загаром. Внезапно он отпустил мула и начал вертеться на месте под испуганными взорами англичан и соотечественников. Он больше не кричал, а только еле слышно шептал. Внезапно колени его подогнулись, и он упал лицом вниз.
   - Это чума! - уверенно заявил Тэплинг. - Черная Смерть. Я уже видел такое в девяносто шестом в Смирне.
   Англичане отступили поближе к своему катеру, а казначей и носильщики к городским воротам, оставив посередине чуть трепещущее тело бывшего британского консула.
   - Чума! - прошептал побелевшими губами самый молодой из матросов и повернулся с намерением броситься на катер.
   - Стоять! - рявкнул Хорнблоуэр.
   Он и сам был до смерти напуган, но привычка к дисциплине уже настолько прочно въелась в него, что он чисто автоматически пресек панику.
   - Какой же я болван, что не подумал об этом раньше, - сокрушенно покачал головой Тэплинг. - Сначала крыса, потом пьяница... Я должен был догадаться!
   Сержант отряда солдат, сопровождавших казначея, о чем-то ожесточенно препирался со старшим надсмотрщиком. Оба то и дело бросали косые взгляды на неподвижное тело Дюраса. Казначей стоял поодаль, плотно запахнув халат и не сводя с тела завороженного взгляда.
   - Что будем делать? - спросил у Тэплинга Хорнблоуэр, чья натура требовала немедленных действий перед лицом кризиса.
   - Делать? - криво усмехнулся Тэплинг. - Ничего мы не будем делать, а будем гнить тут заживо, пока не подохнем.
   - Тут?!
   - Нас никто не осмелится взять на борт в сложившейся ситуации. Мы с вами теперь неприкасаемые. С нами будут иметь дело только после трехнедельного карантина. Три недели после последнего зафиксированного случая заболевания, если мы останемся в Оране.
   - Глупости, - не слишком уверенно возразил Хорнблоуэр, - никто не посмеет отдать такой приказ.
   - Вы так думаете? А вы представляете себе, что такое эпидемия на флоте?
   Хорнблоуэр только понаслышке знал о подобных случаях, когда на кораблях оставалась в живых десятая часть экипажа. Парусные суда с тесными каютами, кубриками и большой скученностью команды служили идеальными рассадниками заразы. Он вдруг отчетливо понял, что ни один капитан или адмирал не позволит ему подняться на палубу, пока будет сохраняться хоть один шанс, что он является носителем инфекции. То же самое относилось к Тэплингу и всем двадцати матросам, составлявшим экипаж катера.
   На обеих шебеках начали ставить паруса и поднимать якоря. Через несколько минут они пустились к выходу из гавани.
   - Судя по всему, эпидемия началась только сегодня, - заметил Хорнблоуэр.
   Погонщики скота прекратили погрузку, не желая приближаться к своему упавшему товарищу, лежащему как раз на дороге к сходням. Стража у городских ворот поспешно загоняла жителей обратно в город - слухи о чуме, похоже, успели распространиться. Судя по всему, стражники получили приказ не выпускать население за городскую черту, чтобы эпидемия не поразила всю страну. Очень скоро в городе начнут твориться ужасные вещи. Казначей никак не мог от страха забраться на своего мула. Надсмотрщики разбежались, вслед за ними начала таять и толпа носильщиков.
   - Я должен доложить капитану, - сказал Хорнблоуэр. В этом вопросе он не подчинялся Тэплингу, тот, имея более высокий чин, оставался все же лицом гражданским. Вся ответственность за военный катер и его экипаж лежала исключительно на Хорнблоуэре, который, в свою очередь, был подотчетен лишь капитану Пеллью.
   Паника распространялась с удивительной быстротой. Казначей смылся. Негр Дюраса ускакал на муле мертвого хозяина. Солдаты тоже покинули пирс. Сейчас возле причальных сооружений не было ни души, если не считать мертвых и умирающих. Никого не было и на дороге, проходящей вдоль городской стены. Эта дорога вела в глубь страны и была недостижимым пределом мечтаний для большинства населения Орана. Англичане остались в одиночестве, вместе с позабытыми мешками золота.
   - Чума передается по воздуху, - сообщил Тэплинг. - От нее даже крысы мрут. Мы здесь уже несколько часов и довольно близко общались с Дюрасом говорили с ним, вдыхали его дыхание. Интересно, кто из нас подхватит эту заразу первым?
   - Чему быть, того не миновать, - ответил Хорнблоуэр пословицей, в минуты опасности он всегда становился собранней, и к тому же не хотел зря будоражить матросов.
   - Какой удар для флота! - с горечью проговорил Тэплинг, кивая на почти полностью загруженные лихтеры со скотом и зерном. - -Это же просто подарок судьбы, особенно если учесть, что люди вторую неделю сидят на половинном пайке.
   - А вот в этой беде мы вполне можем помочь, - сказал Хорнблоуэр и начал отдавать приказы: - Максуэлл, погрузить золото на борт и приготовиться отдать швартовы.
   Спустя полчаса вахтенный офицер "Неутомимого" заметил возвращающийся катер. Легкий береговой бриз развернул фрегат и соседний транспорт "Кэролайн" кормой к берегу, поэтому катер остановился не у носового трапа, а у кормового с подветренной стороны.
   - М-р Кристи! - позвал Хорнблоуэр, встав на планшире катера.
   Вахтенный офицер появился на корме и перегнулся через борт.
   - В чем дело, м-р Хорнблоуэр?
   - Мне нужно срочно поговорить с капитаном.
   - Так поднимайтесь на борт и поговорите. Какого черта...
   - Будьте любезны, м-р Кристи, - оборвал его Хорнблоуэр, - немедленно отправиться к капитану и передать ему мою настоятельную просьбу.
   Но Пеллью уже сам появился рядом с вахтенным. Он был на шканцах и не мог не слышать этого, довольно громкого, диалога.
   - Я слушаю вас, м-р Хорнблоуэр.
   Хорнблоуэр поведал ему последние новости.
   - Понятно. Продолжайте держаться с подветренной стороны.
   - Так точно, сэр. А как насчет провизии?
   - А что с провизией?
   Хорнблоуэр обрисовал ситуацию с погрузкой и вырказал свои предложения.
   - Это не совсем по правилам, - задумчиво проговорил Пеллью, теребя нижнюю губу, - но, с другой стороны...
   Он не хотел вслух высказывать своих сомнений, но в его голове, совершенно определенно, мелькала мысль, что через несколько часов на катере может не остаться ни одного живого человека.
   - - Ничего с нами не случится, сэр. Вы только подумайте, - этих запасов хватит на неделю для всей эскадры!
   Хорнблоуэр нащупал самое болезненное место. Пеллью пришлось взвешивать риск от возможной потери транспортного брига с возможностью заполучить жизненно необходимое для эскадры и всего флота продовольствие. Последнее было куда важней, так как позволяло продолжать блокаду не ослабляя своих сил. Предложение Хорнблоуэра заслуживало самого пристального внимания.
   - Хорошо, м-р Хорнблоуэр, - отправляйтесь за лихтерами, а я распоряжусь об эвакуации команды транспорта. Назначаю вас временно исполняющим обязанности командира "Кэролайн".
   - Благодарю вас, сэр.
   - М-р Тэплинг останется у вас на борту в качестве пассажира.
   - Так точно, сэр.
   Когда порядком вспотевшие матросы привели оба лихтера на рейд, на "Кэролайн" уже не было ни души. Покинутый своим экипажем транспортный бриг одиноко покачивался на волнах, а весь экипаж "Неутомимого" с интересом наблюдал за разворачивающимися событиями. Хорнблоуэр с полутора дюжиной матросов поднялся на борт брига.
   - Он похож на Ноев ковчег, сэр, - заметил, осмотревшись, Максуэлл.
   Хорнблоуэру сравнение показалось резонным. Вся палуба брига была переоборудована под стойла для скота и разделена деревянными перегородками. Поверх перегородок были положены деревянные щиты и планки, образующие нeкое подобие второй палубы. Это было сделано, чтобы матросы не испытывали трудностей в доступе к парусам.
   - Вот только у Ноя было каждой твари по паре, а н'ам повезло значительно меньше, - согласился Хорнблоуэр со старшиной. - Кроме того, нам в первую очередь следует погрузить зерно, а уж животных оставим напоследок. Открыть люки!
   В нормальных условиях две с лишним сотни матросов "Неутомимого" перекидали бы мешки с ячменем в трюм брига за считанные минуты. В распоряжении Хорнблоуэра было всего восемнадцать человек. По счастью, капитан Пеллью проявил редкую заботу и предусмотрительность, приказав выбросить балласт из трюма брига, иначе эту трудоемкую работу пришлось бы выполнять Хорнблоуэру и его людям.
   - Двое к талям, остальные в трюм! - распорядился Хорнблоуэр.
   Через несколько минут наблюдавший в подзорную трубу со шканцев Пеллью стал свидетелем подъема первого мешка с зерном с загруженного лихтера.
   - Этот парень не подведет! - произнес Пеллью вслух и обратился к Болтону: - Распорядитесь поднять якорь.
   Стоя у талей, Хорнблоуэр услышал усиленный рупором голос своего капитана.
   - Удачи вам, м-р Хорнблоуэр. Через три недели жду вас в Гибралтаре.
   - Так точно, сэр! Благодарю вас, сэр!
   Один из матросов тронул Хорнблоуэра за локоть.
   - Прошу прощения, сэр, но вы слышите, как громко мычат эти бедняги? Очень жарко, сэр, и они хотят пить.
   - О черт, - выругался Хорнблоуэр, - только этого мне не хватало!
   Раньше заката нечего было и думать о погрузке скота. Он оставил часть матросов продолжать грузить ячмень, а с остальными отправился на лихтер. Надо было придумать способ напоить скот на лихтере, что само по себе представляло значительные трудности, так как все запасы пресной воды находились на бриге. Почти половина трюма "Кэролайн" была занята бочками с водой и прессованным сеном. С помощью насоса и длинного шланга воду из бочек удалось подать на борт лихтера, но возникла новая проблема. Почуяв воду, животные словно обезумели. Они всем скопом ринулись на левый борт, куда был протянут шланг, и чуть не перевернули лихтер. Один из матросов, попавшийся на пути стада, едва не был растоптан и спасся только тем, что вовремя прыгнул за борт. Хорошо еще, что он умел плавать.
   - Черт побери! - выругался Хорнблоуэр во второй, но далеко не в последний раз за этот сумасшедший день.
   Лишенный совета старших товарищей, он вынужден был в одиночку постигать хитрую науку сохранения скота живым в условиях морского плавания. Ежечасно и даже ежеминутно приходилось сталкиваться все с новыми и новыми проблемами. Но настоящий моряк должен уметь делать все, тем более, что Хорнблоуэр обладал счастливой способностью учиться на собственных ошибках, а главное, никогда их больше не повторять.
   Уже совсем стемнело, когда Хорнблоуэр распорядился прекратить работы и отправляться спать. Но утром он безжалостно поднял измотанных матросов еще до рассвета, и все началось сначала. Утро еще не кончилось, когда последний мешок с зерном занял свое место в трюме. Теперь предстояло самое трудное: перегрузить бычков с лихтера на бриг. Накануне их удалось напоить, хотя и скудно, а вот накормить не получилось. Неудивительно поэтому, что у большинства животных настроение было прескверным. В таком состоянии они могли стать опасными для людей, и приходилось принимать все меры предосторожности. Вначале работа спорилась, как ни парадоксально, из-за чрезмерной скученности стада на лихтере. Двое или трое матросов обвязывали ближайшего бычка ремнями под брюхом, а затем он с помощью лебедки переносился на палубу брига, где его сразу же вталкивали в один из загонов. Вид несчастных животных, жалобно мычащих при подъеме, здорово веселил занятых погрузкой матросов. Веселья у них заметно поубавилось, когда очередной бык вырвался на свободу и начал гоняться за ними по всей палубе, угрожая проткнуть своих мучителей внушительного вида рогами. Устав бегать, бык сам забрел в загон, где его тут же и заперли. Что же касается Хорнблоуэра, то он во всей этой истории вообще не видел ничего смешного. Он то и дело поглядывал на солнце, от души надеясь, что матросы сумеют все закончить до наступления темноты.
   Лихтер понемногу пустел, предоставляя оставшимся там животным все больше и больше свободного пространства. Проблемой стало отловить каждого нового бычка. Животные нервничали, метались во все стороны, взбудораженные мычанием своих собратьев, переправляемых неизвестно куда по воздуху прямо над их головами. Еще до полудня и сам Хорнблоуэр и его люди настолько вымотались, что еле передвигали ноги, словно не скот грузили, а целый день сражались с превосходящим силой врагом. Среди матросов не было ни одного, кто не согласился бы променять эту кошмарную работу на что-нибудь привычное и простенькое, например, зарифить верхние паруса на грот-мачте в штормовую ночь. Хорошo еще Хорнблоуэру пришла в голову идея соорудить на лихтере временные перегородки, чтобы ограничить бычкам возможность маневра. После этого работа пошла существенно быстрее, хотя все равно отняла массу времени. При погрузке не обошлось и без несчастных случаев - пара бычков сорвалась с ремней на палубу и переломала ноги. Еще несколько самых слабых животных были раздавлены своими же собратьями.
   Неожиданное событие заставило временно прекратить погрузку и несколько развеселило приунывшую команду. От пирса отвалила лодка и направилась к бригу. На веслах сидели смуглолицые мавры, а на корме под тентом - старый знакомый - казначей. Хорнблоуэр предоставил право вести переговоры Тэплингу, но и сам прислушивался к их оживленной торговле. Как выяснилось, бей не настолько испугался чумы, чтобы отказаться от денег. Хорнблоуэр не возражал относительно расплаты, но настоял, чтобы лодка держалась с подветренной стороны. В конце концов, Тэплинг и казначей пришли к обоюдному согласию, деньги погрузили в пустой бочонок из-под рома и спустили его на воду, где уже ждали гребцы.
   После этого работы возобновились, но до темноты, как и опасался Хорнблоуэр, удалось перегрузить лишь половину всего скота. Пришлось опять ломать голову, как накормить и напоить оставшихся на лихтере животных. К счастью, часть матросов имела раньше дело с крупным рогатым скотом, будучи уроженцами сельской местности. Они-то и дали Хорнблоуэру несколько ценных советов, за что он был им бесконечно признателен, хотя и не позволил себе выразить свою благодарность во всеуслышание.
   На рассвете Хорнблоуэр снова поднял людей. И новый день не обошелся без происшествий. Рассвирепевший бычок не пожелал войти в загон, а вместо этого почему-то избрал своей жертвой беднягу Тэплинга, вышедшего на палубу покурить. Тому пришлось немало побегать, уворачиваясь от рогатого преследователя, прежде чем его удалось укротить. А когда погрузка была наконец завершена, перед Хорнблоуэром встала новая проблема: отходы, как деликатно назвал навоз один из матросов. Сено, вода, "отходы" - Хорнблоуэр сильно засомневался, сможет ли он вообще отплыть, поскольку все его восемнадцать человек команды оказались загружены выше головы, а ведь надо было еще и кораблем управлять.
   Но в чрезмерной загруженности экипажа были и свои преимущества. Например, ни один человек за все время ни разу не вспомнил о чуме. Но из гавани следовало убираться, и как можно скорее. Стоило подуть нередкому в этих местах северо-восточному ветру, и все они могли заразиться. Хорнблоуэр решил выйти в море при первой возможности. Это потребовало некоторой подготовки. Прежде всего, он разбил своих людей на вахты, назначив вахтенными офицерами старшину Максуэлла и его помощника Джордана. Сам Хорнблоуэр совмещал в своем лице капитана и штурмана. Один из матросов вызвался поработать коком, но потребовал помощника. Хорнблоуэр оглядел своих подчиненных и без долгих колебаний определил на кухню Тэплинга. Тот открыл было рот, готовый протестовать, но вовремя заметив выражение лица Хорнблоуэра, закрыл его и молча направился на камбуз. К сожалению, не нашлось подходящих кандидатур на должности боцмана, плотника и врача. Впрочем, успокоил себя Хорнблоуэр, если и возникнет необходимость во враче, то не надолго.
   - Поднять кливер и марселя! - приказал Хорнблоуэр. - С якоря сниматься!
   Так началась без малого трехнедельная одиссея транспортного брига "Кэролайн", ставшая впоследствии легендарной, благодаря, главным образом, не в меру приукрашенным рассказам ее непосредственных участников. Эти три недели прошли в плавании вдоль северных берегов западной части Средиземного моря. Хорнблоуэр поневоле был вынужден держаться подальше от Геркулесовых Столбов, где противные ветры и коварное течение легко могли унести бриг в Атлантику. Но и отдаляться от цели своего плавания он не собирался. Вот почему "Кэролайн" моталась между северным побережьем Африки и южным побережьем Испании, повсюду оставляя за собой ядреный запах скотоводческой фермы. "Кэролайн" была уже далеко не первой молодости, даже при небольшом усилении ветра она начинала течь, как решето. В конце концов Хорнблоуэру пришлось выделить людей для круглосуточной работы насосов. Одни матросы качали воду из трюма, а другие из моря: "отходы" накапливались с ужасающей быстротой и их дважды, а то и трижды в день приходилось смывать с палубы из шлангов.
   Едва ветер начинал свежеть, "Кэролайн" становилась столь же неуправляемой, как норовистая кобыла. Палуба, сколько ее ни поливали, рассыхалась от жары и зияла щелями, сквозь которые сочились в жилые отсеки все те же "отходы". Единственным утешением было обилие свежего мяса. Матросы, да и сам Хорнблоуэр, последние три месяца и в глаза не видели такой роскоши. Немного поразмыслив, Хорнблоуэр распорядился резать каждый день по бычку, поскольку в жарком климате Средиземноморья мясо протухало уже на следующие сутки. В результате, матросы каждый день объедались бифштексами и языками. Большинство из них за всю свою жизнь ни разу не пробовали подобных деликатесов.