Гамильтон Питер Ф.. Дракон поверженный

 
   Саймон Родерик терпеливо ожидал, стоя у лифта подземного этажа № 5. Благодаря персональному сетевому интерфейсу он обладал закрытым каналом радиосвязи, позволявшим ему общаться с Адулом, который сидел перед экраном в кабинете, расположенном этажом выше.
   – Он закрывает дверь хранилища! – сообщил Адул. – Вытаскивает свои приспособления из замков. Кладет их обратно в карман.
   Саймон подстроил фокус своего сенсориума. Голубовато-серые стены коридора приобрели легкий дымчатый оттенок. Коридор пронизывали тонкие нити яркого изумрудного света, прятавшиеся под каждой пористой поверхностью. Некоторые из них сияли также ярко, как и солнечные лучи, тогда как другие светились очень слабо, едва заметно. Саймон мог видеть, как внутри его собственного черепа мерцает приглушенный зеленоватый свет.
   Стандартные человеческие чувства вкуса, осязания, зрения, запаха и слуха предоставляли его мозгу феноменальный диапазон информации, обрабатывать которую одновременно было довольно сложно. В большинстве случаев удавалось сосредоточиться лишь на одном из чувств, перемещая остальные в периферический режим. Используя эту врожденную способность к нейропрограммированию, генетики доказывали, что сенсориум может быть значительно расширен для увеличения потока внешней информации. Имея в своем распоряжении клан Родериков, они имели прекрасную возможность проводить эксперименты, адаптируя и изменяя каждое новое поколение клонов.
   Намерение ученых развить способность «видеть» электричество было отнюдь не новым. Физики, а также всевозможные шаманы и шарлатаны уже давно утверждали, что способны найти северное направление. Открытие магнетита в клетках человеческого головного мозга в конце двадцатого века подкрепило их заявления. Учитывая то, какие незначительные количества магнетита фактически удалось обнаружить, было совершенно не похоже на то, чтобы хоть какая-то его часть могла служить человеческим компасом. Во всяком случае, не существовало никакой особой области контакта между этими частичками и нервной тканью мозга. Дерзкой гипотезе пришлось дожидаться момента, когда генная инженерия начала манипулировать клетками мозга, вводя частички магнетита в ферровезикулярную клеточную модель. Было обнаружено, что воздействие магнитного поля на частички магнетита, находящиеся в серозной жидкости, приводит к появлению хорошо различимых нейроимпульсов.
   После этого возникла необходимость отрегулировать ферровезикулы, чтобы можно было выбрать эффективный образ определенного размера и подходящий способ поступления в мозг необходимых импульсов. Когда появился генетический тип SK2, данный проект был уже главным образом завершен. Орган чувств, реагирующий на электричество, получил форму похожей на корону мембраны, от которой линия нерва вела прямо в продолговатый мозг. Это позволяло увидеть пути электрического тока или поток электронной информации. Но, что самое важное, причина, по которой Родерик желал обладать такой способностью, давала возможность ощущать импульсы мозга других людей. Читать напрямую чужие мысли таким образом было невозможно, но, тайно следя за деятельностью чужого мозга, можно было определить эмоциональное настроение наблюдаемого, увидеть креативную составляющую мыслительного процесса и суть процесса запоминания. Подобно легендарному детектору лжи ферровезикулярный орган был практически непогрешимым инструментом. Особенно действенен он оказался при ведении переговоров с высшим руководством других корпораций.
   – Он выходит! – сообщил Адул.
   Саймон зашагал по практически пустому коридору. Выводить всех людей из здания было рискованно, потому что это тут же встревожило бы Магерсана. Саймона самым серьезным образом обеспокоили удивительные способности этого человека. Меньше всего Саймону хотелось бы, чтобы в ходе операции пришлось применять насилие.
   Он прошел мимо человека, аура которого была яркой и плотной, почти нисколько не искаженной одеждой. Она соответствовала волне умиротворенности, проходившей через его мозг. Аура другого человека была более затуманенной, рассеянной. Отдельные ее участки напоминали солнечные пятна, загрязняющие его эманации. Саймон узнал о его состоянии достаточно много, чтобы понять, что этого человека мучает тяжкое похмелье.
   Скет Магерсан вышел из помещения отдела связи. В электромагнитном спектре он был подобен «новой человеческой звезде». Саймон собрался было остановиться, поскольку его не на шутку удивила яркость ауры этого человека. На какой-то миг ему показалось, будто перед ним оказалось что-то вроде астероида, ярко сияющего во тьме бескрайнего космоса. Однако биоэлектрические характеристики тела Магерсана были, несомненно, человеческими, просто более интенсивными, чем у обычных людей. Кроме того, в его карманах находилось несколько электронных модулей. Вокруг них пульсировали плотные сгустки электричества, свидетельствуя об огромной мощности зарядного устройства.
   Узнать принцип действия этих модулей Саймону не удалось. Он понял лишь, что их внутреннее устройство отличается фантастически высокой сложностью. Распознать привычную сигнатуру нейротронных процессоров он также не смог.
   Когда они оба прошли по коридору, мысли Скета Магерсана дали легкий всплеск нервозности, однако какие-либо признаки опасности отсутствовали. Откуда он, черт побери, взялся? И откуда у него такая мощная аура? Одно было ясно – это вовсе не пилот Скет Магерсан.
   – Сэр?! – позвал Саймона Адул.
   – У него может быть с собой оружие, вполне может быть. Следуем нашему плану!
   Джозеп нажал кнопку вызова лифта. Ждать пришлось несколько секунд. Джозепа так и подмывало заорать на старый медлительный подъемник, как будто это могло ускорить его движение. Я сделал это. Проник в святая святых самого засекреченного объекта «ЗБ», похитил бриллианты с царской короны! Последняя проблема, которую им остается разрешить, состоит в том, чтобы пронести Дракона мимо системы контроля грузов космоплана. Впрочем, на этот счет у них с Рэймондом уже есть кое-какие соображения.
   Двери лифта открылись, и наружу вышел человек, рассеянно кивнувший Джозепу. Джозеп сделал шаг в сторону, после чего вошел в кабину лифта. Затем нажал кнопку первого подземного этажа. Двери закрылись, и лифт поехал вверх.
   Вскоре в кабинке туалета произойдет перевоплощение Джозепа в Эндила Пайна. Минут через тридцать он снова сядет в автомобиль и уедет из космопорта.
   Вдруг он почувствовал, что его д-переписанные нервные клетки утратили контакт с компьютерной сетью административного блока. Как подобное могло случиться? Джозеп нахмурился, но свет все еще оставался включенным, а лифт продолжал подниматься. Может быть, кабина лифта каким-то образом изолирует его от информационного узла. Но ведь такого не было, пока он спускался вниз.
   Джозепа рывком толкнуло на стену. Контрольная панель с кнопками этажей и светящийся напольный дисплей задрожали, как будто он смотрел на них через толщу воды.
   Что, черт побери, происходит?
   Он с размаху ударил по кнопке аварийной остановки. Ничего не произошло. Лифт продолжал подниматься. Ноги Джозепа подкосились, и он опустился на колени. Перед глазами заплясали какие-то разноцветные пятна. Воздух перестал поступать в легкие. Джозеп безуспешно попытался сделать глубокий вдох. Силы стремительно покидали его крепкое сильное тело.
   Воздух, ему нужен воздух. Джозеп собрал последние остатки сил и ударил по двери в том месте, где сходились ее половинки. Металл немного прогнулся под ударом, на пальцах показалась кровь. Он ударил еще раз, и вмятина сделалась еще больше. Зазор между половинками так и не образовался. Еще один удар. И снова никакого эффекта. Джозеп даже не услышал звука собственных ударов. Он стоял, прижимаясь лбом к двери. Ему не было холодно. Он вообще ничего не чувствовал. Его последняя осознанная мысль была адресована «Прайму», хранившемуся в его инфобраслете: «Помогите!»
 
   Вечером у Хэла спросили, желает ли он, чтобы утром к нему пришел священник и причастил его. Он ответил на это изощренным ругательством. Его спросили, какие блюда он хотел бы отведать в свой последний ужин. Хэл попросил вареное яйцо. После этого его оставили в покое.
   Рассвет наступал в пять двадцать два утра.
   В четыре тридцать Хэла навестили Лоренс и Деннис. Грабовски содержали в одной из камер в подвале отеля «Барнсдейл». По ту сторону массивной деревянной двери его караулили два десантника, а главный старшина корабельной полиции надел Хэлу браслет, позволявший контролировать все его передвижения – на всякий случай. В действительности никаких проблем с приговоренным никто не ожидал. О прибытии Лоренса караульным десантникам сообщили лишь за минуту до того, как он переступил порог камеры. Вместе с Деннисом он закатил в комнату тележку, на которой официанты развозят в ресторанах готовую еду.
   – Он отказался от еды! – заметил один из караульных.
   – Знаю, – ответил Лоренс. – Но я подумал, что все равно стоит принести ему чего-нибудь. Тут у нас есть его любимый бифштекс из вырезки. – С этим словами он приподнял серебряную крышку с тарелки, чтобы охранники могли увидеть то, что находилось на ней.
   – Хорошо. Проходите.
   Хэл лежал на стоявшей в углу камеры узкой койке, закинув руки за голову. Он быстро повернулся в сторону двери, услышав дребезжание вкатываемой в помещение тележки.
   – Я же сказал, что не хочу никакой жратвы!
   – Это приготовил местный повар, – объяснил Лоренс. – Похоже, обида пошла на убыль. Если мы скажем повару, что он пережарил свой бифштекс, то он будет переживать по этому поводу до конца своих дней. Ты же знаешь, что за типы эти либералы.
   Хэл усмехнулся и, подойдя к тележке, принялся рассматривать стоявшие на ней тарелки.
   – Сержант, – понизив голос, произнес он, – я понял, что вы сказали, но я вот что думаю. Я бы предпочел, чтобы мне сделали укол. Это не больно, все равно что заснуть и больше не проснуться. Знаете, мне кажется, это лучшее из всего, что только может быть.
   – Послушай, Хэл, нужно, чтобы тебя казнил расстрельный взвод. Ты извини, я понимаю, что это самая неприятная штука на свете. Хуже не придумаешь. Но это для нас единственный выход.
   – Единственный выход для чего?
   Деннис наклонился над тележкой и снял с нее белую льняную скатерть. На нижней полочке лежал чемоданчик с походной аптечкой.
   – Зачем это? – спросил Хэл.
   – Самый простой выход из того дерьма, в которое мы вляпались, – ответил Лоренс, – который сейчас беспокоит меня больше всего. Есть опасения, что наш план могут разгадать. Садись, Хэл.
   Хэл послушно сел на койку. Деннис положил рядом с ним чемоданчик и открыл его. Затем размотал два мотка прозрачных тонких трубок и воткнул их в клапаны на шее Хэла.
   – А теперь слушай, – сказал Лоренс и начал свой рассказ.
 
   Погода была необычайно холодной для Мему-Бэй и нетипичной для этого времени года. Горизонт окрасился бледными предрассветными лучами солнца. Прежде чем выйти вслед за Эбри Жангом в сад, расположенный за отелем «Барнсдейл», Майлз Хэзлдайн надел теплое шерстяное пальто. Сад был выбран для проведения казни по той причине, что примыкал к каменной стене здания.
   Майлз решил, что руководство «ЗБ» пожелало провести казнь вдали от любопытных взглядов праздной публики, однако Жанг сообщил ему, что стена также послужит препятствием для разлета пуль и позволит избежать ненужного риска. Майлз не сразу понял, что имел в виду его собеседник.
   – Расстрел? – испуганно спросил мэр.
   Он даже представить себе не мог, что люди из «ЗБ» могут принять столь варварское решение. Подобно остальным жителям Мему-Бэй он полагал, что осужденного на смертную казнь лишат жизни при помощи сверхдозы какого-нибудь седативного препарата. Он думал, что Грабовски мирно встретит смерть во сне и на этом ужасном деле будет окончательно поставлена точка.
   Но он многого не знал. Это омерзительное происшествие просто не могло завершиться достойно. Ему, мэру, придется наблюдать за тем, как град пуль изрешетит человеческое тело, забрызгав все вокруг фонтаном крови. Это настоящее нарушение всех норм цивилизованного права. Майлз уже был не рад тому, что Хэлу Грабовски придется умереть, причем таким бесчеловечным образом. Ему, конечно же, хотелось, чтобы восторжествовала справедливость и виновный понес заслуженное наказание. Но все это скорее напоминало безжалостные средневековые законы отмщения.
   – Осужденный имеет право на выбор способа казни, – неуклюже пояснил Жанг. – Существует три способа, и он может выбрать один из них. Если он не сделает этого, суд решит за него. Он высказал необычную просьбу вызвать расстрельный взвод.
   Несмотря на довольно прохладное утро, на лбу Эбри Жанга выступили бисеринки пота.
   Майлз не стал спрашивать про оставшийся третий способ ухода из жизни. Вслед за Жангом он отправился к указанному месту в задней части сада. При этом он не сводил взгляда со столба, врытого в землю прямо перед каменной стеной. Позади него, возле стены, была навалена груда мешков с песком.
   Именно по этой причине предки Майлза когда-то покинули Землю. Покинули из-за главного акта человеческой жестокости – смертной казни за совершенное преступление. Майлз засунул дрожащие руки в карманы и посмотрел на траву. Подумай о Франсине, сурово приказал он себе, вспомни о том ужасе, который ей пришлось пережить.
   Его мысли прервал чей-то грубый голос, громко выкрикнувший приказ. Майлз заставил себя поднять голову.
   Старшина вывел из двери здания расстрельный взвод числом восемь человек и приказал остановиться перед нарисованной на траве чертой в семи метрах от столба. Тех бедолаг, кому придется привести в действие приговор, отобрали старым как мир способом жеребьевки. Старшина переговорил с каждым из них накануне и сказал, что Грабовски просил, чтобы в расстрельной команде были те, кто стреляет метко и кто не подведет его в последнюю минуту жизни. Кроме того, старшина заверил десантников, что этот эпизод никогда не попадет в их послужные списки.
   Когда он отпустил солдат и те разбрелись по своим местам в самом мрачном расположении духа, он вполголоса поблагодарил Аллаха за то, что самому ему не придется нажимать на спуск. Затем к нему неслышно подошел Лоренс Ньютон и шепнул кое-что на ухо. Старшина выслушал просьбу старого товарища и утвердительно кивнул.
   Эдмонд Орлов и капрал Эмерси вывели осужденного на казнь в сад. Хэл никак не отреагировал, когда они велели ему остановиться перед столбом. Эдмонд завел ему руки назад, за столб, и связал их. Затем что-то шепнул другу. По лицу Хэла промелькнула улыбка. Эмерси предложил завязать ему глаза, и приговоренный согласился.
   Оба десантника из взвода 435NK9 отсалютовали своему товарищу и отошли в сторону.
   Старшина вопрошающе посмотрел на Эбри Жанга и тот коротко кивнул ему.
   – Взвод, товьсь!
   Раздался звук вскидываемого на изготовку оружия.
   – Целься!
   – Эй, Жанг! – неожиданно выкрикнул Хэл. – Ты самый дерьмовый командир на свете!
   – Пли!
   Майлза Хэзлдайна передернуло, как от резкого удара. Залп восьми винтовок на мгновение оглушил его. Затем он медленно повернул голову и увидел, как тело Хэла Грабовски дернулось, еще крепче прижимаясь к столбу. Из груди его с пугающей скоростью хлынула кровь. Он весь обмяк, сполз вниз и опустился на колени. Если бы не его связанные за спиной руки, он бы непременно рухнул на землю. К Майлзу снова вернулся слух. Грохот залпа все еще стоял в его ушах. Только что, прямо у него на глазах, человека лишили жизни. Лишили жизни из-за него.
   Майлз осторожно опустился на колени, и его вырвало прямо на блестящую от капелек росы траву.
 
   Несмотря на то, что возможность захоронения служащего «Зантиу-Браун» на Таллспирнге совершенно исключалась, в соответствии с давней традицией была вызвана похоронная команда. Политика компании в отношении смерти своих служащих за пределами Земли предусматривала кремацию и развеивание праха на ветру.
   Бойцы взвода потребовали дать им возможность самим совершить ритуал, и капитан Брайант, естественно, не осмелился отказать боевым товарищам Хэла. Ему никоим образом не хотелось возбуждать недовольство в рядах подчиненных. Поэтому, как только расстрельная команда ушла из сада, солдаты на носилках вынесли из гостиницы помещенное в мешок тело Хэла Грабовски. Прежде чем сделать это, они отвязали Хэла от столба и положили его на забрызганную кровью траву. В это время Эбри Жанг поддерживал сотрясаемого рвотой мэра. Затем казненного бережно положили в мешок, застегнули молнию и уложили на носилки.
   Тело унесли, а мэр и старшие офицеры вернулись в здание отеля. После этого в саду принялась за работу команда уборщиков, которым необходимо было выкопать столб и унести мешки с песком. Кроме того, следовало убрать все следы крови. Оставалось надеяться на то, что к полудню не останется никаких следов утренней казни. Носилки с телом Хэла Грабовски вынесли через задний коридор отеля в небольшой дворик, где обычно разгружались машины, привозившие продукты. Там уже ожидал микроавтобус, на котором убитого предстояло отвезти в крематорий. Его двери открылись, и носилки быстро затащили внутрь. Если бы кому-нибудь удалось заглянуть в салон автобуса, такой человек наверняка удивился бы обилию медицинской аппаратуры. Микроавтобус можно было легко принять за реанимобиль.
   – Пошел! – крикнул Льюису Лоренс. Микроавтобус резко рванул с места.
   В следующее мгновение Деннис распахнул мешок, в котором лежало тело Грабовски.
   – Черт побери! – простонал он, увидев превратившуюся в кровавое месиво грудь своего боевого товарища. – Сколько пуль в него попало?
   – Всего лишь три, – ответил Лоренс и, бросив взгляд на тело, добавил: – Матерь Божия! Ты справишься?
   Деннис уже занимался костюмом Хэла, который кучей был свален в углу салона. Вытащив из него трубки, он воткнул их в клапаны Хэла.
   – Разрежь на нем рубашку! Быстро!
   Из ран неожиданно хлынула кровь, забрызгав пол. Лоренс достал скальпель и вспорол ткань рубашки. Когда он отвел руки в сторону, с них капала кровь.
   Лоренса впервые охватили сомнения. Это было нечто такое, в чем он никогда не признавался себе раньше. Он постарался взять себя в руки. Нельзя позволить сомнениям взять верх, когда нужно сосредоточиться на выполнении главной задачи. Нельзя допустить, чтобы Хэл умер. Лоренсу хотелось одержать победу над «Килбоем», причем сделать это незаметно и изощренно в отместку за нападения на десантников на улицах Мему-Бэй. А сейчас необходимо сделать все, что только можно, чтобы спасти Хэла.
   Деннис принялся зашивать порванные артерии.
   – Сердце сильно повреждено. Придется слить кровь и снова накачать воздухом легкие.
   – Как мозг? – требовательно спросил Лоренс. – Что с ним?
   – Не знаю, – ответил Деннис и недовольно посмотрел на него. – Прошло целых семь минут. – Его оптронические мембраны вели стремительный просмотр данных состояния организма Хэла. В костюм казненного с пугающей скоростью вводились лекарственные препараты. В данный момент самым главным было минимизирование травмы на клеточном уровне.
   – Но мы же ввели в кровь сверхдозы кислорода, – произнес Лоренс. – Ты же сказал, что это значительно повышает наши шансы.
   – Да-да, обязательно, – отозвался Деннис, продолжавший сшивать артерии одну за другой. – Одель, как там наши дела?
   Одель приложил датчик к голове Хэла и посмотрел на дисплей карманного компьютера.
   – Пока ничего. Линия ровная.
   – Льюис, когда мы будем на месте? – крикнул Лоренс.
   – Через три минуты, сержант.
   – Он жив?
   – Не знаю! – рявкнул в ответ Деннис.
   – Три минуты, Деннис. Реанимационная бригада уже ждет нас.
   – Реанимационная бригада? – В голосе Денниса прозвучали истерические нотки. – Реанимационная бригада? Разве какой-нибудь занюханный докторишка и парочка санитаров смогут осуществить пересадку сердца?
   – Это биомеханическое сердце, Деннис. Его нужно просто вставить и включить.
   – Боже праведный! – усмехнулся Деннис.
   – Деннис, что там с Хэлом?
   – Делаю все, что в моих силах.
   – Эй! – крикнул Одель. – Послушайте! Появились волны биотоков мозга.
   У Хэла приоткрылся рот, из горла вырвался хрип.
   – Хэл! – крикнул Лоренс. – Хэл, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, Хэл? Ты выживешь, парень! Мы тебя вытащим! Мы не дадим тебе умереть!

Глава 15

   Санта-Чико. Удивительная, ни на что не похожая планета-рай.
   Из космоса она казалась ярким шаром, похожим на Землю, но более светлым и живым. Пастельные оттенки или нежные тени в палитре Санта-Чико отсутствовали. Растительность была изумрудно-зеленой, буйной, быстрорастущей, всепобеждающей. Именно по этой причине немногочисленные пустыни казались тусклыми и блеклыми, раскаленными как преисподняя и сухими и безжизненными, как Марс. Барьеры между крайностями богатой жизни и бесплодных пустошей делали эти контрасты еще более поразительными. Океаны, покрывавшие более половины поверхности Санта-Чико, имели неповторимый сапфировый оттенок. Проплывавшие через мощные турбулентные струи воздуха снежно-белые облака казались невообразимо огромными.
   Воздух с его тридцати процентным содержанием кислорода был смертельно опасен для не имеющих соответствующей системы жизнеобеспечения уроженцев Земли. Что же касается местных форм жизни, то для них избыток газов был чем-то вроде ядерного топлива, способствовавшего ускоренному протеканию биохимических процессов. Образно выражаясь, эволюция на этой планете повсеместно наградила все, что только можно, острыми шипами.
   Кому-то это могло показаться восхитительным вызовом, шансом избрать иной образ жизни, отказавшись от осуждений, являющихся главным мотивом жизни земного сообщества.
   То, насколько этот образ жизни не похож на другие, капрал Лоренс Ньютон начал понимать только сейчас. Сейчас, когда состоявшая из восьми взводов рота прибыла на местную химическую фабрику, он увидел картину жуткого запустения. Фабричный корпус располагался на участке земли площадью в несколько акров. Ее конструкция прекрасно иллюстрировала, как обитатели Санта-Чико пытались новыми методами решить старые проблемы. Наиболее подходящим Лоренсу показалось такое сравнение, как «органическая готика». Огромные механические секции имели совершенно живой вид, мембраны и каповые наросты глубоко внедрились в металлические и пластмассовые части. Вполне возможно, что они когда-то раньше были живыми. Или на самом деле живут и сейчас, но уже регрессируют и не развиваются дальше, а возвращаются к былым, более примитивным формам. Сказать наверняка трудно. Ясно одно – фабрика уже очень давно бездействует.
   Она располагалась в небольшой долине, которая являлась природным хабитатом для произрастания гаргуля, похожего на губку древовидного кустарника с желто-красными листьями. Его сок содержал сказочно сложные молекулы, являвшиеся основой для производства дорогостоящей вакцины. Подобные места играли решающую роль при выборе поселенцами основного рода деятельности. Растительность Санта-Чико представляла собой природную фармакопею, и при надлежащих условиях сбора отдельных ее разновидностей удавалось получить удивительно много видов сырья, применяемого в самых широких промышленных и медицинских целях.
   В этом месте гаргуль вернулся на фабрику и буйно разросся по всей поверхности заброшенных механизмов. Лоренс разглядел огромное количество трещин в трубах и органолептических дробилках, в которые проник и пустил корни кустарник. Гигантские металлические конструкции густо поросли пушистым лишайником. Подкосы и стойки были спирально обвиты розовыми грибами. Лианы и ползучие растения вскарабкались до самого верха труб печей для обжига, превратив их в толстые, затянутые паутиной сооружения, похожие на контрфорсы старинных крепостей.
   Джипы и грузовики десантников, ехавшие по узкой, заросшей по обеим сторонам деревьями и кустарниками дороге, остановились неподалеку от этого фантастического, плодородного оборудования. Капитан Лейт приказал расчистить небольшой участок фабричной территории.
   – Я знаю, это покажется вам напрасной тратой времени, – заявил он своим подчиненным, – но мы должны выяснить для себя, возможно ли спасти хоть что-то в этой жуткой куче дерьма.
   Лоренс взял с собой Киббо, Эмерси, Ника и Джонса. Они старались держаться вместе, осматривая тот участок фабрики, на который указал им капитан. Около часа бойцы бродили по лабиринтам причудливых механизмов. Проходы между рядами оборудования густо заросли пучками желто-зеленой тигровой травы. Местами она даже достигала колен и затрудняла передвижение. Над головами десантников нависали плотные переплетения труб, которые, казалось, были сделаны из древесной коры. Из небольших трещин в этих трубах сочилась и редкими каплями падала на землю какая-то темная жидкость.
   Десантники обошли вокруг остова ионных обменников, соединенных с корпусами расщепителей толстым слоем светящихся толстых грибов. Металлические насосы и торчащие из земли на равном расстоянии друг от друга задвижки и вентили казались безнадежно устаревшими и неуместными в бестолковой мешанине биомеханических конструкций. Тот край фабричного участка, который Лоренсу предстояло осмотреть, представлял собой административный блок с анфиладой длинных комнат в кубическом каркасе из металлических балок. Разбитые окна, полное отсутствие электричества. Спящие вечным сном электронные устройства. Когда они заглянули в дверные проемы, какие-то живые создания пугливо юркнули в темные углы, не дав разглядеть себя. Ничего, представлявшего хотя бы малейшую ценность, десантники не обнаружили. Все было в абсолютно нерабочем состоянии.