Гарднер Мартин. Гавань ветров

неба, великолепие одиночества. Все, чего больше ей не видеть, не
ощутить... Однажды она нашла восходящий воздушный поток, который вознес ее
на половину пути к бесконечности, до просторов, покоряемых
Звездоплавателями. Оттуда даже океана не было видно - только незримые
призрачные ветры. Этот день она будет помнить всегда. Всегда!
Вокруг смыкался сумрак, вверху заблестели звезды. Море шумело словно со
всех сторон. Тело Марис онемело, слезы иссякли, ее пронизывал холод, а
впереди ждала только пустота. Наконец, она повернулась спиной к небу и
морю и побрела через лес к хижине.
В комнате было тепло и вкусно пахло мясной похлебкой. Эван колдовал над
пылающим очагом, и сердце у нее забилось быстрее. Его голубые глаза
светились глубокой нежностью, когда он произнес ее имя. Она подбежала к
нему, обняла, крепко прижалась, словно ища спасения. И закрыла глаза,
борясь с головокружением.
- Марис, - повторил он. - Марис! - В его голосе были радость и
удивление. Он обнял ее - ласково и нежно, будто ограждая от всех бед. А
потом подвел к столу и поставил перед ней горячий ужин.
За ужином Эван рассказывал ей, как прошел день. Погоня за козой -
настоящее приключение! А еще он нашел куст серебрянки, усыпанный спелыми
ягодами, и приготовил для нее особенный десерт.
Марис кивала, смутно понимая его слова, но черпая утешение в звуке его
голоса. Только бы он не замолчал! Его присутствие убеждало ее, что мир
все-таки незыблем.
Вдруг она перебила его на полуслове:
- Эван, мне необходимо знать! Это... это мое увечье... Есть ли надежда,
что когда-нибудь все пройдет? Что я смогу... что я буду здорова?
Он положил ложку, сразу став серьезным.
- Не знаю, Марис. И думаю, никто не сможет точно установить, временное
ли твое состояние, или все останется как есть. Я не берусь судить.
- Ну просто скажи свое мнение. Что, по-твоему, вероятнее?
В его глазах мелькнуло отчаяние.
- Нет, - сказал он тихо, - я не думаю, что ты когда-нибудь полностью
выздоровеешь и сможешь летать, как прежде.
Она кивнула, сохраняя внешнее спокойствие.
- Спасибо! Я должна была спросить. Где-то в глубине души мне не
верилось... - Она встала.
- Марис...
Она знаком остановила его.
- Я устала. День для меня был очень тяжелым. Мне надо подумать, Эван.
Есть решения, которые я должна принять не откладывая и наедине с собой.
Извини. - Она вымученно улыбнулась. - Похлебка чудесная. Жаль, что я не
попробую десерта, но я сыта.


Когда Марис проснулась, в комнате было темно и холодно. Огонь в очаге
погас. Присев на постели, она уставилась в темноту. "Довольно слез, -
подумала она. - С этим кончено".
Марис откинула одеяло, опустила ноги и попыталась встать, но пол
закачался, и она чуть не упала. Немного посидев и придя в себя, она надела
короткий халат, прошла на кухню и зажгла свечу от тлеющий углей.
Деревянный пол леденил ее босые ноги, пока она шла по коридору мимо
комнаты, где Эван готовил свои настойки и мази, мимо спальни для гостей.
Когда она открыла дверь его комнаты, Эван зашевелился, повернулся на
бок и растерянно заморгал.
- Марис? - спросил он хриплым голосом. - Что случилось?
- Я не хочу быть мертвой! - Она прошла через комнату и поставила свечу
на тумбочку.
Эван сел и взял ее за руку.
- Как целитель, я сделал все, что мог, - сказал он. - Но если тебе
нужна моя любовь... если тебе нужен я...
Она закрыла его рот поцелуем.
- Да, - произнесла она, отдышавшись.
- Милая, - прошептал Эван, глядя на нее. В колеблющемся пламени свечи
его лицо вдруг показалось ей незнакомым, и на мгновение Марис
почувствовала неловкость и испуг.
Но это быстро прошло. Она сбросила халат и забралась к нему в постель.
Его руки были ласковыми, нежными, такими знакомыми, а тело - теплым и
полным жизни...
- Научи меня своему искусству, - попросила Марис утром. - Мне бы
хотелось помогать тебе.
- Я, конечно, очень благодарен! - Эван улыбнулся. - Но ведь это
нелегко, ты понимаешь. Откуда такой внезапный интерес?
Она нахмурилась.
- Мне надо чем-то заняться, Эван. Я-ведь умею только одно - летать, а
это мне теперь недоступно. Я могу сесть на корабль, идущий в Эмберли, и
скоротать остаток своих дней в доме, который унаследовала от моего
приемного отца, в полной праздности. Обо мне позаботятся - даже не имей я
ничего, жители Эмберли не допустят, чтобы их состарившиеся летатели жили
как нищие. - Она встала из-за стола и принялась ходить взад-вперед. -
Эван, если я не сумею заполнить свою жизнь чем-то полезным, я сойду с ума
от воспоминаний. Стать матерью я уже не смогу - в юности я решила не иметь
детей, а теперь мое время прошло. Я не умею водить корабли, петь или
строить. Сады, которые я пыталась разводить, всегда погибали, шью я из рук
вон плохо, а если бы мне довелось целыми днями торговать в тесной
лавчонке, я бы запила.
- Вижу, ты перебрала все варианты, - сказал Эван с легкой усмешкой.
- Да, - ответила Марис серьезно. - Не знаю, есть ли у меня способности
к врачеванию, но я готова приложить все усилия, а моя память -
профессиональная память летателя - не даст мне перепутать ядовитые травы с
целебными. Я могу помогать тебе готовить сборы растений, а также ухаживать
за больными. Два раза я принимала роды, и буду делать все, что ты скажешь,
когда тебе понадобится вторая пара рук.
- Я очень долго работал один, Марис. Неуклюжесть и невежество мне ни к
чему.
- Или мнения, не совпадающие с твоими! - Марис улыбнулась.
Он засмеялся.
- Да. Думаю, обучить тебя мне удастся, и от помощи я не откажусь, но
твое "я буду делать все, что ты скажешь" не внушает мне доверия. Для тебя
поздновато быть смиренной рабыней.
Марис смотрела на него, пытаясь скрыть охвативший ее ужас. Если он
откажет, что же ей делать? Она готова умолять его позволить ей остаться.
Видимо, о чем-то догадавшись по ее лицу, Эван схватил ее за руку и
крепко сжал.
- Попробуем, - сказал он. - Если ты готова учиться, то уж я-то учить
готов. И мне пора передать свои знания кому-то, чтобы они не пропали
втуне, если меня укусит синий клещ или свалит лихорадка лгуна.
Марис улыбнулась - словно гора с плеч свалилась.
- Так когда мы начнем?
Эван задумался.
- В лесу есть несколько деревушек и сторожек, которые я не посещал уже
полгода. Мы обойдем их недели за две, и ты лучше узнаешь, чем я занимаюсь,
а потом решим, насколько это тебе по вкусу. - Он отпустил ее руку, встал и
направился в кладовую. - Помоги-ка мне собрать все необходимое.


Обходя с Эваном лесные селения, Марис узнала много нового - по большей
части не слишком приятного.
Это был нелегкий труд. Эван, бесконечно терпеливый целитель, оказался
придирчивым наставником. Но Марис это радовало. Ей требовалось работать до
изнеможения, напрягать силы до предела. У нее не оставалось времени думать
о собственном несчастье, и каждую ночь она спала как убитая.
Да, Марис нравилось быть нужной, и она с радостью выполняла все
поручения Эвана, но эта новая жизнь требовала от нее большого
самопожертвования. Утешать незнакомых людей нелегко, но еще труднее, когда
чувствуешь, что все бесполезно. Марис преследовали кошмары после того, как
ребенок одной женщины умер. Разумеется, о смерти матери сказал Эван, но
скорбь и гнев она выплеснула на Марис - отказывалась верить, молила о
чуде, которого никто не мог совершить. Марис поражало, что долгие годы
Эван стойко исполнял свои обязанности и не сломался под тяжестью
страданий, страха и горя, которые шли с ним все время рука об руку. Она
пыталась подражать его спокойствию, его ласковой твердости, напоминая
себе, что он считает ее сильной.
Марис сомневалась, что со временем обретет навыки и внутреннюю
уверенность. Порой казалось, что Эван инстинктивно знает, как следует
поступить. "Точно так же некоторые "деревянные крылья" овладевают
пространством, - думала Марис, - будто родились летателями, а другие
набивают шишку за шишкой, потому что лишены способности чувствовать
ветер". Одно лишь прикосновение Эвана облегчало боль, но у Марис этого
дара не было.
Когда на девятнадцатый день их странствований начали сгущаться сумерки,
Эван не остановился на ночлег а, наоборот, ускорил шаги. Даже Марис,
которой все деревья казались одинаковыми, узнала эту часть леса. Вскоре за
стволами показался дом Эвана.
Внезапно он схватил ее за руку и замер на месте. Окно в доме светилось,
над трубой вился дымок.
- Какой-нибудь друг? - спросила она. - Может, кому-то нужна твоя
помощь?
- Может быть, - негромко ответил Эван. - Но есть и другие... бездомные,
люди, которых изгнали из деревень за преступление или безумие. Они
нападают на путников, или забираются в пустой дом и ждут...
Они неслышно подошли к дому, и Эван заглянул в освещенное окно.
- Мужчина и ребенок, - шепнул он. - Видимо, опасаться нечего.
Окно было высоко над землей, и Марис сумела заглянуть в него, только
ухватившись за плечо Эвана и встав на цыпочки.
На табурете возле окна сидел широкоплечий румяный бородач. У его ног
пристроился ребенок, глядя на него снизу вверх. Мужчина слегка повернул
голову, свет пламени скользнул по его темным волосам и осветил лицо.
- Колль! - радостно воскликнула Марис, пошатнулась и чуть не упала, но
Эван успел ее поддержать.
- Твой брат?
- Да!
Она бросилась за угол к крыльцу, но едва протянула руку к щеколде, как
дверь открылась и Колль сжал сестру в крепких объятиях.
Марис всегда поражалась могучему телосложению названного брата, когда
виделась с ним. Правда случалось это раз в несколько лет, и вспоминался он
ей всегда маленьким, худеньким, неловким, обретавшим уверенность, только
когда отдавался песне, аккомпанируя себе на гитаре.
Сейчас он вырос, раздался в плечах и налился силой за годы
странствований, что служил матросом на кораблях, куда нанимался, чтобы
переезжать с острова на остров, и брался за любую работу, если слушатели
по бедности не могли платить ему за песни. Его волосы, когда-то
золотисто-рыжие, теперь потемнели, и рыжина сохранилась лишь в бороде да
вспыхивала в волосах, когда их освещал огонь.
- Ты Эван, целитель? - спросил Колль, поворачиваясь к Эвану и все еще
обнимая Марис одной рукой. Когда Эван кивнул, он продолжил: - Извини, что
я вошел в твой дом без приглашения, но в Порт-Тайосе мне сказали, что
Марис живет у тебя. Мы ждем вас уже четыре дня. Чтобы войти, мне пришлось
сломать ставню, но я починил ее - думаю, ты убедишься, что она стала даже
лучше. - Он взглянул на Марис и снова крепко прижал ее к себе. - Я боялся,
что ты уже улетела.
Марис напряглась, заметила, что Эван огорченно нахмурился, и слегка
покачала головой.
- Поговорим после, - сказала она. - А теперь пойдем к огню - я просто с
ног валюсь от усталости. Эван, ты не заваришь своего чудесного чая?
- Я принес киву, - быстро сказал Колль. - Три бутылки, которые выменял
на песню. Подогреть одну?
- Отлично! - отозвалась Марис и пошла к шкафчику, где хранились тяжелые
глиняные кружки, но остановилась, заметив в углу детскую фигурку.
- Бари? - с удивлением спросила Марис.
Девочка подошла к ней, застенчиво опустив голову и поглядывая
исподлобья.
- Бари! - повторила она ласково. - Я твоя тетя Марис! - Она нагнулась,
нежно обняла девочку, а потом отстранилась, чтобы лучше ее рассмотреть. -
Ты меня, конечно, не помнишь. Когда я видела тебя в последний раз, ты была
не больше птички-землекопа.
- Мой отец поет о тебе, - сказала Бари звонким как колокольчик голосом.
- И ты тоже поешь? - спросила Марис.
Бари неловко пожала плечами и уставилась в пол.
- Иногда, - пробормотала она смущенно.
Бари была худенькой, тоненькой девочкой лет восьми с пушистыми, коротко
подстриженными каштановыми волосами, прилегающими к ее голове, точно
шапочка, и обрамлявшими лицо сердечком с большими серыми глазами. На ней
была стянутая поясом шерстяная туника поверх кожаных брюк - точь-в-точь
как у ее отца. С шейки свисал кожаный шнурок с куском золотисто-прозрачной
окаменевшей смолы.
- Принеси-ка к огню подушки и одеяла, чтобы мы все могли устроиться
поудобнее, - попросила Марис. - Они вон в том шкафу, в углу.
Сама она достала кружки и вернулась к очагу. Колль усадил ее рядом с
собой.
- Так радостно смотреть на тебя, совсем здоровую! - сказал он звучным
ласковым голосом. - Когда я узнал, что случилось, то очень испугался, как
бы ты не осталась искалеченной подобно нашему отцу. Весь долгий путь сюда
с Повита я надеялся услышать обнадеживающие новости о тебе, по напрасно.
Говорили только, что падение было ужасным, что ты сломала обе ноги и руку.
Но теперь я сам вижу, что ты совсем прежняя, и это лучше самой прекрасной
новости. Скоро ли ты полетишь обратно на Эмберли?
Марис посмотрела в глаза человека, которого, хотя их и не связывало
кровное родство, она более сорока лет любила как брата.
- Я не вернусь на Эмберли, Колль, - сказала она ровным голосом. - Мои
переломы срослись, но этого оказалось недостаточно. Я ударилась головой...
Что-то произошло с координацией движений. Я больше не могу летать.
Он посмотрел на нее, качая головой.
- Нет, Марис, нет... - Радость пропала в его голосе.
- Говорить об этом бессмысленно, - добавила она. - Я должна смириться.
- Но нет ли средства...
К большому облегчению Марис, Эван перебил его:
- Нет. Мы сделали все возможное - Марис и я. Травмы головы - великая
тайна. Мы даже не знаем толком, что произошло, и я бьюсь об заклад, что в
Гавани Ветров нет целителя, способного излечить ее.
Колль ошеломленно кивнул.
- Я вовсе не сомневаюсь в твоих познаниях... Просто не могу
представить, чтобы Марис - и не летала!
Марис знала, что удручен он искренне, но его боль и недоумение терзали
ее, бередили еще не зажившие раны.
- Тебе и не надо представлять, - сказала она жестко. - Теперь я живу
вот так. И пусть все видят! А мои крылья уже доставлены на Эмберли.
Колль промолчал. Марис отпугивало страдальческое выражение его лица;
она уставилась на огонь, не нарушая молчания. Эван откупорил каменную
бутылку и разлил дымящуюся киву по кружкам.
- Можно, я попробую? - Бари лукаво заглянула в лицо отца. Колль
улыбнулся и, поддразнивая ее, отрицательно мотнул головой.
Наблюдая за отцом с дочерью, Марис почувствовала, как спадает
напряжение, и встретила взгляд Эвана, который протягивал ей кружку с
горячим пряным вином. Она улыбнулась и снова обернулась к Коллю, собираясь
с ним заговорить.
Однако на глаза ей попалась гитара, которая, как всегда, лежала подле
него, и воспоминания нахлынули на нее. Марис почудилось, что с ними сейчас
сидит Баррион, умерший столько лет назад. Ведь это была его гитара,
которую он вверил Коллю, заменившему ему, бездетному, сына. Марис
погладила гладкое дерево, потемневшее от времени и многих слоев лака.
- Спой нам, Колль, - попросила она. - Спой что-нибудь новое.
Она не успела договорить, как он уже поднял гитару. Зазвучали первые
мягкие аккорды.
- Я назвал ее "Жалоба певца", - сказал он с горькой усмешкой и начал
песню печальную и ироничную, о певце, от которого ушла жена, потому что он
слишком любил свою музыку. Марис подозревала, что он поет о собственной
жизни, хотя никогда не спрашивала, почему распался его брак, и слишком
редко виделась с ним в те дни, чтобы разобраться самой.
Вновь и вновь звучал припев:

Певец не должен в брак вступать,
Жениться, нет, не должен он.
Ложится с песней он в кровать,
Он только в музыку влюблен.

Потом он спел о бурной любви гордого Правителя и еще более гордой
однокрылой. Одно из имен Марис знала, по истории этой никогда не слышала.
- Это все правда? - спросила она, когда Колль умолк.
- Помнится, этот же вопрос ты задавала Барриону! - Он засмеялся. - И я
отвечу тебе, как он: не могу открыть, где и когда это случилось, да и
случилось ли, но тем не менее в этой истории все правда!
- А теперь спой мою песню! - попросила Бари.
Колль чмокнул дочку в нос и запел очень мелодичную фантазию о маленькой
девочке по имени Бари, которая подружилась со сциллой, и та помогла ей
добыть сокровище из подводной пещеры.
Потом он спел и старые песни: балладу про Арона и Джени, песню о
летателях-призраках, о безумном Правителе Кеннехата и собственную песню о
"Деревянных Крыльях".
А еще позже, когда они уложили Бари спать, а сами распили третью
бутылку кивы, между ними завязался доверительный разговор. Марис сумела
довольно спокойно объяснить Коллю свое решение остаться с Эваном.
Колль уже справился с потрясением, и у него хватило деликатности не
сочувствовать ей открыто, но он дал понять, что ее выбор ставит его в
туник.
- Но для чего оставаться здесь, на Востоке, вдалеке от своих друзей? -
И с пьяной учтивостью добавил: - Я не хочу обидеть тебя, Эван.
- Где бы я ни поселилась, - вздохнула Марис, - я все равно окажусь
вдалеке от кого-нибудь. Ты же знаешь, что мои друзья живут не близко друг
от друга. - Она отхлебнула горячий хмельной напиток, чувствуя себя словно
непричастной к происходящему.
- Вернись со мной на Эмберли! - настойчиво сказал Колль. - Будешь жить
в доме, где мы выросли. Наверно, надо дождаться весны, когда море станет
поспокойнее, но плавание до Эмберли вовсе не тяжелое, поверь.
- Оставь дом себе, - ответила Марис. - Или продай, если хочешь. Я туда
не вернусь: слишком много воспоминаний. Здесь, на Тайосе, я могу начать
новую жизнь. Нелегкую. Но Эван мне поможет. - Она взяла Эвана за руку. -
Так здорово чувствовать себя нужной!
- Врачуя? - Колль покачал головой. - Странно: ты - и вдруг
целительница! - Он посмотрел на Эвана. - У нее что-нибудь получается?
Эван сжал руку Марис и начал ее поглаживать.
- Марис быстро учится, - ответил он после некоторого раздумья. - Она
стремится помогать и не гнушается скучной или трудной работы. Пока я еще
не знаю, есть ли у нее дар врачевания, сумеет ли она стать настоящей
целительницей, но скажу откровенно: я рад, что она живет здесь, и надеюсь,
ей никогда не захочется оставить меня.
Марис залилась румянцем и склонилась над кружкой. Его последние слова
смутили ее, но в то же время были приятны. Они с Эваном не вели любовных
разговоров, не обменивались страстными клятвами или безумными обещаниями и
комплиментами. И, хотя Марис гнала от себя эту мысль, в глубине души ее
грызло опасение, что она не предоставила Эвану никакого выбора и вторглась
в его жизнь, прежде чем он успел что-либо предпринять. Но сейчас в его
голосе звучала любовь.
Наступило неловкое молчание. Марис попыталась сменить тему разговора и
обратилась к Коллю:
- С каких пор Бари странствует с тобой?
- Вот уже полгода, - ответил Колль. Он поставил на пол пустую кружку,
взял гитару и начал легонько перебирать струны. - Ее отчим очень грубый
человек. Однажды он избил Бари. Ее мать не смеет ему перечить, но
позволила мне забрать девочку. Она сказала, что, возможно, Бари его
раздражает, так как он хочет иметь своего ребенка.
- Ну а сама Бари?
- По-моему, ей нравится путешествовать со мной. Она послушная,
спокойная девочка. Конечно, она скучает без матери, но тем не менее рада,
что больше не живет в доме, где ее наказывали по любому поводу.
- Ты хочешь, чтобы она пела?
- Ей решать. Я почувствовал свое призвание, когда мне было даже меньше
лет, чем сейчас ей, но Бари пока понятия не имеет, какое занятие выберет в
жизни. Она поет, как птица-колокольчик, но призвание певца не только в
том, чтобы повторять чужие песни, а талант слагать собственные в ней пока
не проснулся.
- Но она же совсем маленькая, - возразила Марис.
Колль пожал плечами и отложил гитару.
- Да, времени еще достаточно. Я ее не тороплю. - Он заморгал и широко
зевнул. - Мне давно пора спать.
- Я провожу тебя в гостевую комнату, - сказал Эван.
Колль засмеялся и мотнул головой.
- Не надо! За четыре дня я тут совсем освоился.
Он встал. Марис тоже поднялась, поцеловала брата в щеку, пожелала ему
спокойного сна и стала дожидаться, пока освободится Эван, чтобы рука об
руку пойти с ним в спальню.


День за днем Колль подбадривал Марис. Они все время проводили вместе,
он пел ей песни и рассказывал о своих приключениях. Они ни разу не
виделись так подолгу с тех пор, как Колль ушел странствовать с Баррионом,
а Марис стала полноправным летателем. И вот они опять вместе, как в
детстве Колля. Впервые он заговорил о своем неудавшемся браке, о том, что
считает виноватым себя, потому что редко бывал дома. Марис не упоминала о
своем несчастье, о своей тоске - Колль и так знал, что значили для нее
крылья.
Дни незаметно переходили в недели, а Колль и Бари не торопились
расстаться с Марис. Колль часто уходил петь в харчевни Тосси и
Порт-Тайоса, а Бари пристрастилась сопровождать Эвана. Она была тихой,
ненавязчивой, внимательной, и Эвана подкупал ее искренний интерес. Они
уютно жили вчетвером - по очереди занимались хозяйством, а вечера коротали
у очага за играми и беседой. Марис повторяла Эвану, повторяла Коллю и
себе, что всем довольна и не думает ни о какой иной жизни.
А потом вдруг прилетела С'Релла.
Марис была одна дома и, когда постучали, сама открыла дверь. В первую
секунду она обрадовалась, увидев подругу, но ее взгляд тут же упал на
крылья за плечом С'Реллы, и сердце Марис болезненно сжалось.
Усаживая С'Реллу у огня и разливая чай, она уныло твердила про себя:
"Скоро она снова улетит, а я останусь тут". Ей пришлось собрать всю силу
воли, чтобы спокойно сесть рядом и поинтересоваться новостями.
Лицо С'Реллы светилось от еле сдерживаемого волнения.
- Я прилетела сюда по делу, - сообщила она. - С посланием для тебя!
Тебя просят поселиться на Ситуфе и возглавить школу. "Деревянным Крыльям"
необходим сильный постоянный наставник, не похожий на тех, кто сменял друг
друга последние шесть лет. Опытный, преданный делу, настоящий
руководитель. Иными словами, ты, Марис. Тебя уважают, ты словно создана
для этого, и мы все хотим видеть на этом месте только тебя.
Марис вспомнилась Сина, скончавшаяся пятнадцать лет назад, какой она
была в последние годы своей очень долгой жизни. Искалеченная, она стояла
на скале летателей в "Деревянных Крыльях" и, надрывая голос до хрипоты,
выкрикивала команды кружащим над ней молодым ученикам, стараясь привить им
искусство полета, зная, что изуродованная нога и закрытый молочно-белым
бельмом глаз навсегда лишили ее возможности подняться в небо. И так год за
годом, до самой смерти. Как это можно вытерпеть?
Марис пробрала дрожь, и она отчаянно замотала головой.
- Марис? - В голосе С'Реллы прозвучала растерянность. - Но ты же всегда
была горячей приверженкой "Деревянных Крыльев" - всей системы обучения. И
ты можешь сделать еще так много... Что с тобой?
Марис невыносимо хотелось закричать, но она произнесла очень мягко:
- И ты спрашиваешь?
- Но... - С'Релла беспомощно развела руками. - Чем ты можешь тут
заняться? Марис, поверь, я понимаю, что тебя гнетет. Но ведь твоя жизнь не
кончена. Я помню, как ты однажды мне сказала, что мы, летатели, - твоя
семья. Но мы и остались твоей семьей! Глупо обрекать себя на изгнание.
Вернись! Теперь ты нуждаешься в нас, а мы по-прежнему нуждаемся в тебе.
"Деревянные Крылья" - твое законное место. Если бы не ты, школы вообще не
существовало бы. Не бросай же ее теперь!
- Ты не понимаешь! - пробормотала Марис. - И не можешь понять. Ты ведь
летаешь!
С'Релла взяла руку Марис и крепко сжала ее, хотя рука эта оставалась
вялой и безжизненной.
- Но я стараюсь понять, - сказала С'Релла. - Я знаю, как ты страдаешь.
Поверь мне, с той секунды, как я услышала о твоем горе, меня не оставляет
мысль, во что превратилась бы моя жизнь, случись такое со мной. Все мы
думаем о неизбежном конце - рано или поздно каждый летатель расстается с
крыльями. Иногда - из-за проигрыша на Состязаниях, иногда - из-за увечий,
но чаще всего помехой становится возраст.
- Я всегда думала, что умру, - прошептала Марис. - Я и представить себе
не могла, что перестану летать и останусь жива.
- Я знаю, - кивнула С'Релла. - Но раз уж случилось так, у тебя только
один выход - приспособиться.
- Так и есть. Я приспособилась. - Марис высвободила руку. - Я начала
новую жизнь здесь. Если бы ты не прилетела... если бы я могла забыть...
Лицо С'Реллы болезненно сморщилось, и Марис поняла, какие страдания
причиняет подруге. Однако та покачала головой и решительно продолжила:
- Забыть тебе не удастся. Это невозможно. И остается только жить
дальше, делать то, что в твоих силах. Отправляйся в "Деревянные Крылья",
учи молодых. Держись своих друзей. А здесь ты лишь притворяешься...
- Ладно! Я притворяюсь, - зло сказала Марис, отошла к окну и слепо
уставилась на мокрое зелено-бурое пятно, в которое сливался лес. -
Притворяюсь, чтобы жить! Я не выдержу постоянных напоминаний о том, чего я
лишилась. Когда я увидела тебя сегодня на пороге, то смотрела только на
твои крылья и думала: "Если бы надеть их и улететь отсюда!" Мне казалось,
я выбросила из головы такие мысли, казалось, я устроилась тут надежно. Я
люблю Эвана и многому научилась, помогая ему. Я радовалась, что Колль
гостит тут, и я познакомилась с его дочкой. А один взгляд на крылья
перечеркивает напрочь все мои усилия.
В комнате воцарилась тишина. Наконец Марис оторвалась от окна и
посмотрела на С'Реллу. Лицо подруги блестело от слез, но выражало суровое
неодобрение.
- Ну хорошо, - сказала Марис со вздохом. - Объясни, в чем я не права.
Поделись своим мнением.
- Я думаю, - начала С'Релла, - что ты выбрала неверный путь и в
конечном счете твое положение станет еще тяжелее. Ты не можешь отсечь свое
прошлое, будто его вообще не было. В мире без летателей для тебя жизни
нет. Конечно, ты можешь заниматься самообманом, прячась здесь, но тебе не