Гарднер Мартин. Гавань ветров

бывать здесь ей больше не придется.
Она вспомнила свой первый полет на Эйри, добрых шесть лет назад, сразу
после вступления в Возраст. Тринадцатилетняя девчонка, гордая оттого, что
прилетела так далеко, одна, но еще застенчивая и слегка напуганная. В
большой комнате тогда собралось больше десятка летателей. Они сидели
полукругом около огня, пили, смеялись. Вечеринка в самом разгаре. Все
обернулись, когда она вошла, заулыбались. Гарт был тогда молодым
летателем, Доррель - совсем мальчишка, тощий, чуть старше ее. Она еще
никого не знала. Но Хелмер, опытный летатель с острова неподалеку от того,
где жила Марис, тоже был тогда наг Эйри. Он всех и познакомил. Даже сейчас
Марис помнила имена и лица: огненно-рыжая Анни с Кульхолла, Фостер,
который позже располнел и не смог летать, Джемис-старший... Особенно ей
запомнился Ворон, молодой высокомерный летатель, разодетый в черные меха с
металлическими блестками, который три раза подряд приносил Восточным
победу на состязаниях. Еще тогда присутствовала худенькая, гибкая
блондинка с Внешних Островов. Собственно говоря, вечеринку затеяли в ее
честь: редко кто с Внешних залетал в такую даль.
Все стали поздравлять Марис, и вскоре ей начало казаться, что почетный
гость вовсе не девушка с далеких островов, а она. Невзирая на возраст, ей
налили вина, потом все пели и рассказывали байки о полетах, большинство из
которых она уже слышала, но никогда - в такой компании. Наконец, когда
Марис полностью освоилась с обстановкой, летатели перестали уделять ей
особое внимание и вечеринка продолжалась своим чередом.
Конечно, забыть эту первую встречу невозможно, но особенно четко в
память Марис врезался один эпизод. Из Восточных присутствовал один только
Ворон, и, естественно, на его долю пришлось множество, в общем-то
безобидных, шуток и насмешек. Но он немного выпил и, в конце концов не
выдержав, вскочил и пошел к выходу.
- Вы называете себя летателями! - крикнул он от дверей резким голосом,
который и сейчас звучал у Марис в ушах. - Идите сюда, я покажу вам, как
надо летать!
Все высыпали наружу и отправились к прыжковой скале - самой высокой
скале на Эйри. Двести футов отвесной стены, а в самом низу - острые зубья
камней и яростно бьющаяся среди них вода. Ворон со сложенными крыльями
подошел к краю, раскрыл первые три сегмента и вдел руки в петли, но
сегменты не закрепил, и крылья свободно поворачивались вместе с руками.
Сначала Марис не могла понять, что он задумал, но через минуту все
прояснилось. Ворон разбежался и прыгнул вперед. Со сложенными крыльями!
Марис вскрикнула и бросилась к краю. Остальные тоже подошли, кто
побледнев, кто насмешливо улыбаясь. Рядом с ней оказался Доррель.
А Ворон стремительно падал вниз головой, прижав руки к бокам, и только
серебряное полотно крыльев неистово билось под напором воздуха. Казалось,
это продолжается бесконечно. Но в последнюю секунду, уже над самыми
камнями, когда Марис ясно представила себе и почти почувствовала страшный
удар, вдруг как бы из ниоткуда сверкнули на солнце расправленные крылья.
Ворон успел поймать ветер, выровнялся и полетел.
Марис была потрясена. Но Джемис-старший, самый опытный летатель
Западных, только рассмеялся:
- Я уже дважды видел этот трюк Ворона. Он смазывает маслом крепления
сегментов и в нужный момент изо всех сил выбрасывает крылья в стороны.
Каждый сегмент поочередно становится на место и закрепляется. Красиво,
конечно. Держу пари, он долго тренировался, прежде чем решился показать
такое. Только когда-нибудь один из шарниров заклинит и мы о Вороне больше
не услышим.
Но даже трезвые слова Джемиса не могли омрачить чуда. Марис часто
видела, как летатели, не дожидаясь помощи бескрылых, поднимают руку с
почти раскрытым крылом и резким взмахом ставят на место последние один-два
сегмента. Но чтобы вот так!..
Ворона встретили на посадочной полосе, и он, усмехнувшись, обратился ко
всем:
- Когда сможете так, тогда и называйте себя летателями!
Конечно, он был безрассуден и заносчив, но тогда, да и несколько лет
спустя, Марис казалось, что она влюблена в бесстрашного Ворона.


Марис грустно покачала головой и допила вино из глиняной кружки. Сейчас
она понимала всю нелепость и глупость этой бравады. Ворон погиб года через
два после той встречи: бесследно пропал в море. Каждый год погибало более
десятка летателей, и обычно с ними пропадали крылья. Иногда неловкие
летатели тонули, иногда длинношеие сциллы нападали на неосторожных. Шторм
настигал усталых, грозовые молнии охотились за металлом в крыльях.
Летателя подстерегает масса опасностей, но большинство, полагала Марис,
просто сбивались с пути и гибли в неизвестности, выбившись из сил.
Случалось, кто-нибудь становился жертвой редкого, но наиболее страшного
явления - штиля. Теперь Марис понимала: у Ворона с его эффектными, но
никому не нужными трюками было гораздо больше шансов погибнуть, чем у
любого другого летателя.
Голос Дорреля оторвал ее от воспоминаний.
- Марис, смотри не усни.
Марис с сожалением поставила пустую кружку на пол, потом нехотя
протянула руку к огню и потрогала свитер.
- Он еще не высох, - запротестовал Гарт.
- Тебе холодно? - спросил Доррель.
- Нет. Просто надо возвращаться.
- Но ты устала, - сказал Доррель. - Ночуй здесь.
- Не могу. - Марис отвела взгляд. - Обо мне будут беспокоиться.
Доррель вздохнул.
- Тогда возьми сухую одежду. - Он поднялся, прошел в дальний угол
комнаты и открыл створки резного деревянного шкафа. - Выбери себе
что-нибудь.
Марис не тронулась с места.
- Я лучше надену свое. Я сюда больше не вернусь.
- Марис, не выдумывай, ты же знаешь... Короче, иди сюда и выбирай.
Можешь оставить взамен свою одежду. Я не отпущу тебя в мокром...
- Хорошо. Извини.
Марис медленно поднялась и, закутавшись в полотенце поплотнее, подошла
к шкафу. Глядя на нее. Гарт улыбнулся. Вместе с Доррелем она выбрала
подходящие брюки и свитер, быстро оделась. Доррель последовал ее примеру,
после чего они подошли к стойке. Марис взяла в руки сложенные крылья и
внимательно проверила шарниры. С крыльями редко что случалось, но если
случалось, то, как правило, подводили шарниры. Прочная серебряная ткань
переливалась и светилась так же ярко, как многие годы назад, когда
Звездоплаватели прилетели в Гавань Ветров.
Крылья оказались в порядке, и Марис пристегнула ремни. "Эти крылья еще
послужат Коллю, - с удовлетворением подумала она, - затем его детям,
внукам и последующим поколениям..."
Гарт подошел и встал рядом с ней. Марис взглянула на него.
- Я не такой краснобай, как Колль или Доррель, - начал он. - Я хотел...
словом, всего хорошего, Марис.
Он покраснел, не зная, куда себя деть. Летатели не прощаются друг с
другом. "Но я уже не летатель", - подумала Марис. Она обняла его,
поцеловала и попрощалась, как принято у бескрылых.


Доррель вышел вместе с ней. Шторм уже кончился, но ветер был еще
крепок, как это обычно бывает на Эйри, и в воздухе чувствовалась соленая
водяная пыль. Звезды в небе едва проглядывали.
- Подожди хотя бы, пока взойдет луна, - сказал Доррель. - Поужинаем
вместе. И мы с Гартом подеремся за право ухаживать за тобой.
Марис покачала головой. Наверно, ей вообще не следовало сюда прилетать.
Надо было сразу лететь домой, и тогда не пришлось бы прощаться. Легче не
ставить точку. Легче делать вид, будто все по-прежнему, а потом просто
исчезнуть...
Когда они добрались до прыжковой скалы, той самой, откуда несколько,
лет назад падал Ворон, Марис взяла Дорреля за руку и они остановились в
молчании.
- Марис, - наконец вымолвил Доррель, глядя на море. - Марис, ты могла
бы выйти за меня замуж. Я бы делил с тобой крылья, и ты продолжала бы
летать.
Марис отпустила его руку, почувствовав, как все ее тело охватил огонь
возмущения. Как он мог! Как это жестоко с его стороны!
- Не надо, - прошептала она. - Крылья - твои, но не для того, чтобы ты
делил их с кем-то.
- Традиция... - В голосе Дорреля звучала безнадежность, и Марис поняла
его смущение. Он хотел помочь ей, но не хотел причинять боль. - Мы могли
бы попробовать. Крылья останутся моими, но ты все равно бы летала...
- Не надо, Доррель... Правители... твои Правители никогда не позволят.
Это не просто традиция, это - закон. В их власти отобрать у тебя крылья и
отдать другому, кто больше уважает традиции. Вспомни, как поступили с
Линдом-контрабандистом. И даже если мы сбежим куда-нибудь, где нет ни
законов, ни Правителей, где будем только мы, как долго ты выдержишь?
Делить крылья со мной или с кем-либо другим... Разве ты не понимаешь? Мы
же возненавидим друг друга. Я не ребенок, чтобы практиковаться, пока ты
отдыхаешь. Я не смогу так жить: летать лишь изредка, зная, что крылья
никогда не будут моими. А тебе надоест смотреть, как я с завистью слежу за
твоими полетами, и мы...
Она замолчала, не находя слов.
- Извини, - чуть погодя сказал Доррель. - Я хотел сделать что-нибудь,
помочь тебе, Марис. Я знаю, что тебя ждет, и мне тоже больно... Даже
думать не хочу, что ты уйдешь и никогда больше...
- Да, да... Молчи... - Марис вновь взяла его за руку и крепко сжала.
- Ты же знаешь, я люблю тебя, Марис. Ты ведь знаешь?..
- И я люблю тебя, но я... я никогда не выйду за летателя... Не сейчас.
Я не могу... Я не знаю, на что я способна ради крыльев...
Она посмотрела на него, пытаясь скрасить ласковым взглядом горькую
правду произнесенных слов.
Они прижались друг к другу на самом краю обрыва, не в силах выразить
словами свои чувства, потом расступились, глядя в сторону затуманенными от
слез глазами.
Марис стала расправлять крылья, руки у нее дрожали, ей вдруг опять
стало холодно. Доррель пытался помочь. Их пальцы в темноте непрерывно
натыкались друг на друга, и они посмеивались над собственной неловкостью.
Марис позволила Доррелю растянуть одно крыло, потом, вдруг вспомнив
Ворона, отстранила его, подняла второе крыло и резким движением замкнула
последний сегмент. Все готово.
- Счастливо... - вымолвил наконец Доррель.
Марис открыла было рот, потом смешалась и несколько раз кивнула.
- И тебе тоже, - помолчав, ответила она. - Береги себя. Я... - Но не
смогла солгать, отвернулась, подбежала к краю и бросилась в ночное небо.


Одиноко было над едва освещенным звездами неподвижным морем. Ветер
постоянно дул с запада, приходилось маневрировать, теряя скорость и время,
и лишь далеко за полночь Марис увидела вдали маяк Малого Эмберли, своего
родного острова. Подлетев ближе, она заметила у посадочной площадки еще
один огонек. Должно быть, дежурный. Хотя им давно пора уйти домой: мало
кто летает так поздно...
Резкий удар по ногам, Марис протащило по земле, но она быстро
поднялась, ругая себя за невнимательность. Сама виновата: нельзя
отвлекаться во время посадки.
Огонек приблизился.
- Все-таки решила вернуться? - послышался из темноты резкий суровый
голос. Расс, ее отец - приемный отец, - подошел ближе, держа фонарь в
здоровой левой руке. Правая висела безжизненной плетью у бедра.
- Я залетала на Эйри, - сказала Марис настороженно. - Ты беспокоился?
- Должен был лететь Колль. - Лицо Расса превратилось в суровую маску.
- Колль спал, - ответила Марис. - И он медлителен. Я уверена, он
упустил бы предштормовые ветры, попал бы под дождь и добирался бы целую
вечность. Если бы вообще добрался. Он плохо летает в дождь.
- Значит, он должен тренироваться. Пусть парень сам поймет свои ошибки.
Ты учила его, но теперь крылья переходят к Коллю. Летателем будет он, а не
ты.
Марис вздрогнула, как от удара. Этот человек учил ее летать. Он так
гордился ею, ее умением, ее способностью интуитивно чувствовать, что
следует делать в воздухе!
Когда-то он сказал, что крылья будут принадлежать ей, хотя она не была
ему родной дочерью. Расс с женой взяли Марис, совсем уже отчаявшись
дождаться собственного ребенка - наследника крыльев. Несчастный случай
отобрал у Расса возможность подниматься в небо, и было так важно найти
себе замену. Если не родного человека, то хотя бы кого-то, кого он любит.
Жена его отказалась летать: тридцать пять лет она прожила без крыльев и
теперь не собиралась прыгать ни с каких скал "что с крыльями, что без
них". Да и поздно уже учиться. Летатель должен быть молодой. Тогда Расс и
взял в дом осиротевшую дочь рыбака Марис и обучил ее летать. Как свою
собственную дочь полюбил он маленькую девчонку, которая все свободное
время, вместо того чтобы играть с другими детьми, проводила на прыжковой
скале, наблюдая за летателями жадными глазами.
А потом, против всяческих ожиданий, на свет появился Колль. Мать не
выдержала длительных и трудных родов. Марис, тогда еще сама ребенок,
помнила ту темную ночь, людей, бегающих взад-вперед, своего приемного
отца, беспомощно плачущего в углу. Но Колль выжил, выжил, хотя на это
почти не было надежды. И Марис заботами и любовью заменила ему мать. Так
продолжалось семь лет. Семь лет она любила его как брата и как сына. Все
это время Расс учил ее летать.
Но однажды вечером он сказал, что крылья будут принадлежать его сыну,
маленькому Коллю... Жизнь для Марис потеряла всякий смысл.
И сейчас на берегу воспоминания с повой силой нахлынули на Марис.
- Я летаю гораздо лучше, чем он когда-нибудь сможет, - сказала она
дрожащим голосом.
- Не спорю. Но это не имеет значения. Колль - мой родной сын.
- Но это несправедливо! - закричала Марис, давая волю протесту,
затаенному еще с момента ее вступления в Возраст, когда Расс решил, чьи
будут крылья.
К тому времени Колль уже вырос, окреп, хотя и был еще слишком мал,
чтобы владеть крыльями, но в тринадцать лет крылья должны перейти к нему.
Марис не имела на них никаких прав. Таков закон летателей, чтимый с давних
пор, еще со времен Звездоплавателей, легендарных людей, которые и создали
крылья. Первый ребенок в семье летателя наследует крылья. И умение здесь
ничего не значит. Только право рождения. А Марис родилась в рыбацкой
семье, которая не оставила ей ничего, кроме обломков старой деревянной
лодки...
- Справедливо или нет - таков закон, Марис. Ты знала его давно, но
просто не принимала всерьез. Шесть лет ты играла в летателей, и я
позволял, потому что тебе это нравилось, потому что Коллю нужен был
опытный учитель и еще потому, что для нашего большого острова два
оставшихся летателя слишком мало. Но ты с самого начала знала, чем это
кончится...
Марис чувствовала в душе невыносимую боль. Зачем он так? Ведь он же по
себе знает, что значит расстаться с небом...
- Пошли! - сказал Расс. - Твои полеты закончились.
Крылья все еще не были сложены.
- Я убегу! - не помня себя от отчаяния крикнула Марис. - И ты меня
больше не увидишь! Я убегу на остров, где нет летателя. Они будут рады мне
независимо от того, как мне достались эти крылья.
- К сожалению, не получится, - грустно сказал Расс. - Другие летатели
начнут избегать этот остров. Так уже было, когда сумасшедший Правитель
Кеннехата велел казнить Летателя, Принесшего Плохие Вести. У тебя отберут
крылья, куда бы ты ни полетела. Ни один Правитель не станет рисковать.
- Тогда я... поломаю их! - Марис была уже на грани срыва и сама не
понимала, что говорит. - Он тоже никогда не полетит, я...
Фонарь выскользнул из пальцев Расса, разбитое стекло звякнуло на
камнях, и свет погас. Единственной здоровой рукой Расс крепко ухватил
Марис за запястье.
- Ты не сможешь, даже если бы захотела. И ты не поступишь так с Коллем.
Но все-таки отдай мне крылья.
- Я не буду...
- Не знаю, что ты будешь или не будешь. Утром я думал, что ты решила
погибнуть во время шторма, чтобы не расставаться с крыльями. Потому так
испугался и разозлился. Я знаю, каково это, Марис. Но ты не должна винить
Колля.
- Я не виню... и не стану удерживать его от полетов. Но я так хочу
летать сама!.. Отец, ну пожалуйста.
Слезы побежали по ее щекам, и она двинулась ближе к Рассу, ища у него
утешения.
- Марис. - Он хотел обнять ее, утешить, но мешали крылья. - Я ничего не
могу изменить. Так уж сложилось. Тебе придется научиться жить без крыльев,
как пришлось мне. По крайней мере ты летала, ты испытала восторг и радость
полета.
- Но этого мало! - сквозь слезы отозвалась Марис. - Когда я была
маленькой, еще в своей родной семье, я думала, этого достаточно. Ты был
тогда лучшим летателем Эмберли. Я смотрела со скалы на тебя и на других и
думала: если бы мне хоть на минутку крылья, то этого будет достаточно, я
буду счастлива на всю жизнь. Но теперь знаю, что это не так.
Суровые морщины исчезли с лица Расса, он ласково прикоснулся к ее щеке,
отер слезы.
- Наверно, ты права, - сказал он с усилием. - Я думал, если позволю
тебе полетать хоть немного, это будет лучше, чем ничего. Но не получилось,
да? Теперь ты никогда не станешь счастливой: не сможешь жить как
бескрылые, потому что летала... Ты знаешь, как это прекрасно, и теперь
будешь чувствовать себя обделенной.
Он внезапно замолчал, и Марис поняла, что он говорит не столько о ней,
сколько о себе.
Отец помог ей снять и аккуратно сложить крылья, и они направились к
дому. Дом, двухэтажное деревянное строение, стоял в окружении деревьев на
берегу ручья. Летатели могли позволить себе такую роскошь. В дверях Расс
пожелал Марис спокойной ночи и унес крылья с собой. Марис хотелось
плакать... Что же она наделала? Отец ей больше не верит?!
Она забрела на кухню, нашла сыр, холодное мясо, чай и отнесла все в
гостиную. Зажгла свечу в центре стола, поела немного, не сводя
завороженного взгляда с танцующего пламени.
В дверях появился Колль и неуверенно остановился.
- Привет, Марис... Я ждал... Я рад, что ты вернулась.
Для своих тринадцати лет он был довольно высок. Гибкий, даже изящный.
Длинные светло-рыжие волосы, пробивающийся над верхней губой пушок.
- Привет, Колль. Садись, не стой в дверях. Извини, что я взяла крылья.
- Я не возражаю, ты же знаешь, - сказал он, присаживаясь. - Ты летаешь
гораздо лучше меня и... ну ты сама все знаешь. Отец разозлился?
Марис кивнула. У Колля был безрадостный, даже испуганный вид.
- Осталась всего неделя, Марис. Что будем делать? - спросил он, не
глядя на сестру.
- А что мы можем? У нас нет выбора. - Она вздохнула и погладила Колля
по руке.
Они уже не раз говорили на эту тему, и Марис воспринимала его мучения
как свои собственные. Она заменяла ему сестру и мать, и Колль доверял ей
безгранично. Он раскрыл Марис свой главный секрет, свой страх перед небом,
которого всегда стыдился.
И сейчас он глядел на нее, как ребенок смотрит на мать, зная, что она
бессильна ему помочь, но все еще надеясь.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Закон, Колль. - Марис вздохнула. - Ты же знаешь, нельзя нарушать
традиций. Если бы у нас был выбор, мне бы достались крылья. Я бы стала
летателем, а ты - певцом. Мы бы оба гордились тем, что делаем, и делаем
хорошо... Мне будет тяжело смириться. Я так хочу крылья! Я владела ими, и
мне кажется несправедливым, что сейчас их отбирают, но, может быть, это
правильно, а я просто чего-то не понимаю. Люди, гораздо мудрее нас,
решили, как все должно быть, а мы упрямо, по-детски, хотим все по-своему.
Колль нервно облизнул губы:
- Нет!
Марис вопросительно взглянула на него.
- Это неправильно, Марис. - Он упрямо тряхнул головой. - Совершенно
неправильно! Я не хочу летать! И не хочу отбирать у тебя крылья. Какая
нелепость. Я причиняю тебе боль, но не могу обидеть отца. Как я ему скажу?
Я его сын и все такое... я обязан принять крылья. Он не простит мне
отказа. Но нет ни одной песни о летателе, который боялся бы неба, как я.
Настоящие летатели бесстрашны, значит, я просто не создан для этого.
Марис заметила, как у него дрожат руки.
- Не волнуйся, Колль. Все будет в порядке. На самом деле всем поначалу
страшновато. И мне тоже... - Она солгала, чтобы успокоить брата.
- Но это несправедливо! - захныкал Колль. - Я хочу петь. А если меня
заставят летать, я не смогу научиться петь, как поет Баррион. Зачем мне
крылья? Марис, почему не тебе, раз ты так хочешь летать? Почему?
Марис, сама чуть не плача, смотрела на брата затуманенным взглядом и не
находила ответа ни для него, ни для себя.
- Не знаю, малыш. Так было всегда, и, наверно, так должно быть...
Они долго сидели при свете свечи напротив друг друга, беспомощные и
униженные. Говорили и говорили все об одном и том же. Два человека,
пойманные в сети традиций, что были гораздо старше их обоих. Традиций,
смысл которых они не могли понять...
Они разошлись уже под утро, так ничего и не решив. Оставшись одна,
Марис с новой силой ощутила потерю, негодование, стыд. Она плакала,
засыпая, и во сне снова увидела фиолетовое штормовое небо, в которое ей
никогда больше не подняться.


Неделя, казалось, тянулась вечно.
Десятки раз за эти бесконечные дни Марис приходила на прыжковую скалу.
Стояла беспомощно на самой вершине, держа руки в карманах, наблюдая за
морем. Внизу проплывали рыбачьи лодки, кружили чайки, а как-то раз она
заметила далеко-далеко стаю охотящихся серых морских кошек. И хотя
внезапное сокращение ее горизонтов только сильнее растравляло душу, она
продолжала приходить сюда, страстно желая единения с ветром. Но ветер лишь
трепал ее волосы и уносился прочь.
Однажды она заметила, что за ней издали наблюдает Колль, но позже никто
из них не обмолвился об этом.
Крылья хранились у Расса, поскольку они всегда принадлежали ему и будут
принадлежать до тех пор, пока их не примет Колль. Когда Малому Эмберли
требовался летатель, поручения выполнял Корм, живший в другом конце
острова, или Шалли, которая летала в морском дозоре еще в те времена,
когда Марис только-только осваивала крылья. Так что на острове осталось
всего два летателя, пока Колль не получил полагающиеся ему по рождению
крылья.
Отношение Расса к Марис тоже переменилось. Порой он сердился на нее,
когда заставал в глубоких раздумьях, порой садился рядом, обнимал здоровой
рукой и горевал вместе с ней. Он никак не мог найти золотую середину и
поэтому начал избегать ее, отдавая все свободное время Коллю, с радостью и
энтузиазмом готовя его к получению крыльев. Колль, будучи послушным сыном,
в свою очередь старался отвечать ему тем же, но Марис знала, что он часто
уходил куда-то с гитарой и подолгу пропадал в одиночестве.
За день да вступления Колля в Возраст Марис сидела, свесив ноги, на
краю скалы и наблюдала за Шалли, выписывающей серебряные круги на фоне
яркого неба. Шалли объяснила, что высматривает морских кошек для рыбаков,
но Марис достаточно долго была летателем сама и прекрасно знала, что
заставляет ее кружить там. Просто летать - это счастье. Даже отсюда Марис
чувствовала далекое эхо ее радостного полета, и, когда полоска серебра на
миг вспыхивала на солнце при очередном развороте, что-то так же радостно
взмывало у нее внутри.
"Неужели все кончилось? - спрашивала она себя. - Не может быть. Ведь я
помню, как с этой радости все начиналось".
Она действительно все помнила. Иногда ей казалось, что она полюбила
небо еще до того, как научилась ходить. Хотя вряд ли. Во всяком случае, ее
мать - ее родная мать - говорила, что это не так. Марис хорошо помнила
скалу, куда она взбиралась почти каждую неделю и в четыре года, и в пять,
и в шесть... Там она проводила буквально целые дни, встречая и провожая
летателей, и мать всегда очень сердилась, когда заставала, ее на верхней
площадке.
- У тебя никогда не будет крыльев, Марис, - воспитывала она дочь после
непременного наказания. - И нечего тратить время на пустые мечты. Я не
хочу, чтобы из моей дочери вырос еще один Дурачок - Деревянные Крылья.
Старую сказку про Деревянные Крылья мать рассказывала каждый раз
заново, когда заставала Марис на скале, - сказку про сына плотника,
который хотел летать. В их семье никогда не было летателей, но он никого
не слушал и хотел только одного - неба. Сделал себе в мастерской отца
крылья - большие, широкие, из точеного, отполированного дерева. И все
восхищались их красотой, все, кроме летателей. Те только молча покачивали
головами. Когда Деревянные Крылья взобрался на прыжковую скалу, летатели
поднялись в воздух и, ожидая его, стали бесшумно кружить рядом. Деревянные
Крылья разбежался, прыгнул... и, кувыркаясь, полетел вниз, навстречу
смерти.
- А мораль в том, - всегда добавляла мать, - что не надо браться не за
свое дело.
Но так ли это? Пока Марис была маленькая, этот вопрос мало ее волновал;
она вообще выкинула из головы все россказни о Деревянных Крыльях. Когда же
она подросла, притча стала восприниматься в ином свете, и Марис
утвердилась в мысли, что матери просто не доступна жажда неба. Деревянные
Крылья победил, потому что все-таки полетел, хотя и заплатил за это своей
жизнью. И погиб он, как погибают летатели. А они пришли к скале не
посмеяться над ним и не отговаривать - они его понимали и хотели
сопровождать, потому что он новичок в небе. Бескрылые же смеялись над
героем сказки, его имя стало синонимом дурачка. Но ни один летатель не
может слушать эту историю без волнения.
Марис в задумчивости сидела на холодном камне, глядя на виражи Шалли,
Стоит ли отдавать жизнь за мгновение полета? Мгновение мечты, а потом
смерть... А она сама? Столько лет в штормовых ветрах, а теперь вся жизнь
без неба?..
Когда Расс впервые обратил на нее внимание, Марис была самым счастливым
ребенком на свете. Когда через несколько лет он принял ее в дочери и
научил покорять небо, Марис казалось, что это волшебный сон. Ее родной
отец к тому времени погиб в море: сбился с обычного курса во время шторма,
и на его лодку напала разъяренная сцилла. Поэтому мать приняла предложение