Геммел Дэвид. Кровь-камень

   — Это Соломон, и он освящает великий иерусалимский храм.
   Картина растаяла и тотчас сменилась другой. Теперь город лежал в развалинах. Темнобородый человек угрюмо смотрел на разбитые камни. И вновь Люкас пояснил:
   — Это ассирийский царь. Он уничтожил город. Соломон пал в великой битве. Как видишь, храма тут нет. В этом мире Соломон потерпел неудачу. Хочешь увидеть другие варианты?
   — Нет, — сказал Шэнноу. — Покажите мне Сэма Арчера — того, которого вы хотите, чтобы я нашел.
   Экран замерцал, и Шэнноу увидел горный склон со скоплением палаток. Несколько человек собирали хворост. Одним был высокий широкоплечий мужчина, которого он так хорошо помнил: Сэм Арчер, археолог и Хранитель. За его плечом торчало ружье. Он стоял на уступе и оглядывал равнину. По равнине двигалось войско.
   — На следующий день, — сказал Люкас, — армия проникнет в горы, убивая всех.
   — Какая это война?
   — С исчадиями. Они победили, а теперь истребляют последних, кто уцелел.
   Экран снова замерцал, и на нем возникло красивое лицо с ясными синими глазами.
   — А я в этом мире существую? — спросил Шэнноу.
   — Существовали. Были фермером. Вас убили во время первого вторжения. Сэм Арчер не был с вами знаком.
   — А кто управляет исчадиями? Саренто? Уэлби?
   — Ни тот и ни другой, а Кровь-Камень.
   — Но ведь кто-то же должен его контролировать?
   — Нет, Шэнноу, — сказала Амазига. — В этом мире Кровь-Камень живой. Саренто втянул его в себя и таким образом сотворил демона ужасающей мощи. С тех пор умерли тысячи и тысячи, чтобы насыщать Кровь-Камень.
   — А убить его можно?
   — Нет, — сказал Люкас. — Он неуязвим для пуль и снарядов и способен окружить себя силовым полем гигантской мощности. Его мог бы уничтожить Меч Божий, но в этом мире не было подстерегающей ядерной ракеты.
   — Кровь-Камень тебя не касается, Шэнноу, — вмешалась Амазига. — Я хочу только, чтобы ты спас Сэма и доставил его сюда. Так ты согласен?
   — У меня есть затруднения, — сказал он.
   — Ну да. С твоей памятью. Тут я могу тебе помочь. Но только после твоего возвращения.
   — Но зачем ждать?
   Она заколебалась, а потом ответила:
   — Я скажу тебе правду и прошу тебя принять ее. Если я верну тебе память, ты уже не будешь таким, как сейчас. А человек, которым ты станешь — хотя и более для меня приемлемый, — будет иметь меньше шансов на успех. Поверишь мне на слово?
   Шэнноу помолчал, не отводя светлых глаз от ее темных.
   — Тебе нужен Шэнноу-убийца.
   — Да, — прошептала она. Он кивнул.
   — Это принижает нас обоих.
   — Знаю, — ответила она, опустив глаза.
 
   Когда Нестор и Клем въехали в Чистоту, главная улица городка кишела людьми. Рудокопы, чьи карманы жгла недельная получка, спешили в питейные заведения и игорные дома, а горожане направлялись в рестораны и харчевни. Лавки и магазины были все еще открыты, хотя уже давно смерклось, и трое фонарщиков с лестницами и свечами шли по улице, а позади них двойной ряд больших фонарей лил желтоватый свет, и в его лучах грязь на мостовой сверкала, точно золотые самородки.
   Нестор никогда прежде в Чистоте не бывал, хотя и слышал, что серебряные рудники очень способствовали процветанию общины. В воздухе воняло дымом и серой, а на улице повсюду звучала музыка, режущая слух дисгармоничностью и громкостью — слишком уж много мелодий соперничали между собой.
   — Выпьем! — крикнул Клем. — У меня горло пересохло так, будто в нем застряла половина пустынь!
   Нестор кивнул, и они остановили лошадей перед большим трактиром с затейливыми окнами из цветных стекол. У коновязи лошадей стояло не меньше двадцати, и Нестор не без труда нашел место еще для двух. Клем поднырнул под жердь и вошел в трактир. Внутри были расставлены игорные столы, а за ними виднелась стойка, обслуживавшаяся пятью барменами. Играл духовой оркестр под аккомпанемент рояля. Игорный зал опоясывала галерея, и Нестор увидел на ней броско одетых женщин, направляющихся куда-то под руку с рудокопами и горожанами. Он нахмурился. Подобное поведение было безнравственным, и его поразило, что город под рукой Диакона закрывает глаза на подобное возмутительное зрелище.
   Клем пробрался к стойке и заказал два пива. Нестору вкус пива не нравился, но он промолчал, когда бармен придвинул к нему кружку.
   Шум вокруг стоял оглушительный, и Нестор пил в растерянном молчании. Какое удовольствие могут люди извлекать из подобных мест? Он подошел к карточному. столу, в середине которого громоздилась куча бумажных обменников, и покачал головой. Зачем работать всю неделю, а потом спустить весь заработок за один вечер? Нет, этого ему не понять!
   Нестор повернулся и нечаянно толкнул дюжего детину с пинтовой кружкой в руке. Пиво выплеснулось мужчине на рубашку, он выронил кружку, и она разлетелась осколками по усыпанному опилками полу.
   — Стервец безмозглый! — взревел детина.
   — Простите! Разрешите я куплю вам… В лицо Нестора врезался кулак и отшвырнул его на карточный стол. Стол опрокинулся, рассыпая обменники по полу. Нестор перекатился набок и попытался встать, но у него так закружилась голова, что он упал на колени. В его бок врезался тяжелый сапог, и он откатился к ножке стола. Детина нагнулся и поднял его за лацканы куртки.
   — Ну хватит; — услышал Нестор голос Клема Стейнера.
   Детина оглянулся.
   — Я сам скажу, когда хватит. И не раньше, — парировал он.
   — Отпусти его, не то я тебя убью, — сказал Клем. Музыка оборвалась, едва Нестор получил первый удар, но теперь тишина стала нестерпимой. Детина медленно разжал руки, отпихнул юношу и повернулся к Клему, поводя рукой над кобурой с пистолетом.
   — Ты меня убьешь, тварь навозная? Да ты знаешь, кто я?
   — Я знаю, что ты жирная туша и быстр, как параличная черепаха, — ответил Клем с небрежной улыбкой. — На твоем месте я бы подождал пистолет вытаскивать, а собрал бы вокруг тех друзей, какие у тебя имеются. Детина выругался и ухватил пистолет, но прежде, чем его пальцы успели сомкнуться на рукоятке, он увидел перед собой дуло никелированного пистолета. Клем шагнул вперед, и дуло уперлось в переносицу детины.
   — И как только такой копуша дожил до того, чтобы обзавестись такой безобразной мордой? — спросил Клем. При последних словах он сделал еще шаг и ударил детину коленом в пах. Тот со стоном согнулся, и Клем с силой опустил рукоятку пистолета на его затылок. Детина упал ничком и замер.
   — Приветливое местечко, — сказал Клем, убирая пистолет в кобуру. — Нестор, ты тут все оглядел? — Юноша угрюмо кивнул. — Так пойдем поищем, где бы перекусить. — И Клем похлопал его по плечу.
   Нестор шагнул, пошатнулся, и Клем поддержал его.
   — Черт, малый, с тобой хлопот не оберешься. К ним подошел пожилой мужчина.
   — Сынок, послушай доброго совета и уезжай из Чистоты. Сахс не забудет, как ты его уложил. Он постарается тебя отыскать.
   — Какая в городе самая лучшая обжорка? — спросил Клем.
   —» Малютка Мари «. В двух кварталах к югу. На правой стороне.
   — Ну так когда он прочухается, скажите ему, куда я пошел. И скажите, чтобы он прихватил свой заступ. Я его похороню там, где он свалится.
   Клем вывел Нестора из трактира и подсадил в седло.
   — Держись, малый, — сказал он. — Боль скоро пройдет.
   — Да, сэр, — промямлил Нестор, а когда Клем вскочил на лошадь и повернул на север, ведя лошадь Нестора, за повод, юноша недоуменно спросил:
   — Так вы же не туда едете?
   Клем только весело усмехнулся. Через несколько кварталов они увидели вывеску, гласившую» Ресторан Единство «, над довольно непритязательным заведением.
   — Сойдет! — сказал Клем. — Как ты себя чувствуешь?
   — По мне будто лошадь прогулялась.
   — Ничего, выживешь! Давай-ка перекусим. В ресторанчике стояло всего пять столиков, а занят был только один. За ним сидел высокий мужчина в серой защитной рубашке Крестоносца. Клем повесил шляпу на вешалку у двери и направился к свободному столику. К ним подошла тоненькая официантка — блондинка с волосами цвета меда.
   — У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?
   — Теперь я понял, почему ваш ресторан так популярен, — сказал Клем. — Надеюсь, еда будет теплее вашего гостеприимства.
   — Пока не выберете, не узнаете, — парировала она, и глазом не моргнув. — У нас есть бифштексы. У нас есть куры. У нас есть ветчина. Что выберете?
   — Мне бифштекс с яйцом. Ему тоже. С кровью.
   — Э-э… Мне бы хорошенько прожаренный, — сказал Нестор.
   — Он молод, но скоро поумнеет, — перебил Клем. — Два бифштекса с кровью.
   — У нас есть местное вино. У нас есть пиво. У нас есть баркеровка. Что выберете?
   — А вино приличное? — Она подняла бровь. — Забудьте! Два пива.
   Когда она ушла, Нестор наклонился к Клему.
   — Что это за город? — спросил он. — Вы видели, чем они занимались в трактире? Играли на деньги, якшались с… с… — Он смущенно замолчал.
   — Ты про женщин? — Клем засмеялся. — Эх, Нестор, тебе учиться и учиться, малый!
   — Но это же против законов Диакона!
   — Есть вещи, против которых никакие законы не помогут, — сказал Клем, переставая улыбаться. — Большинству мужчин время от времени требуется общество женщины. А в рудничных городках, где число мужчин превосходит число женщин раз, может, в двадцать, их на всех никак не хватит, а это приводит к беспорядкам, Нестор. Хорошая шлюха содействует поддержанию мира.
   — Твой друг — мудрый человек, — сказал Крестоносец, поднявшись со стула и подходя к ним. Он был. высокий, сутуловатый, с висячими усами. — Добро пожаловать в Чистоту, ребята, — сказал он. — Я Сиф Уилер, местный капитан Крестоносцев.
   — Первые слова привета, которые мы тут услышали, — сказал Клем, протягивая руку. Уилер пожал ее и сел рядом. — В гости приехали? — спросил он.
   — Завернули переночевать, — ответил Клем, не дав Нестору рта открыть.
   Уилер кивнул и повернулся к Нестору.
   — Не суди нас строго, малый, — сказал он. — Твой друг прав. Как только тут нашли серебро, сюда вдобавок к четырем тысячам рудокопов нахлынули всякие мерзавцы. Крутые ребята. Сначала мы пытались требовать соблюдения законов об азартных играх и прочем, но не было толку никакого. Мошенники и шулера обирали трудяг. Начались убийства. Вот мы и открыли игорные дома и приглядываем, чтобы игра там велась честно. Конечно, тут есть к чему придраться, но мы стараемся поддерживать порядок. А это непросто.
   — Но как же законы? — спросил Нестор. Уилер устало вздохнул.
   — Ну, издам я закон, что дышать разрешается только по воскресеньям. Думаешь, его будут соблюдать? Люди соблюдают только те законы, с которыми согласны, или те, соблюдать которые их способны принудить такие, как я. Я могу заставить рудокопов и преступный сброд держаться подальше от порядочных горожан. Это я могу. Но Единству требуется серебро, а здешние рудники самые богатые. Вот мы и получили от апостола Савла разрешение на наши… заведения. — Было ясно, что Уилеру такое положение вещей не очень по вкусу, и Клему он показался порядочным человеком. — Так куда вы едете? — спросил Крестоносец Нестора.
   — Ищем одного человека, — ответил юноша.
   — Кого же?
   — Пастыря Долины Паломника, сэр.
   — Йона Кейда? Я слышал, его убили, когда его церковь сгорела.
   — А вы его знали? — спросил Клем.
   — В глаза не видел. Но пошли слухи, что он привечает волчецов — даже в свою церковь их пускает. Неудивительно, что она запылала. Так он жив, вы считаете?
   — Да, сэр, — сказал Нестор. — Он убил налетчиков, но был ранен. Тяжело.
   — Что ж, здесь его нет, сынок. Могу тебя в этом заверить. Но все-таки опиши его, а я присмотрю, чтобы это описание распространили.
   — Рост около шести футов двух дюймов, на висках легкая седина. На нем был черный плащ, белая рубашка, черные брюки и башмаки. Лицо очень худое, глаза глубоко посажены и почти не улыбается. Лет ему тридцать пять, а может, и больше.
   — А куда он был ранен? — негромко спросил Уилер. — В висок? Вот сюда? — добавил он, постукав себя по голове справа.
   — Да, сэр. Вроде бы. Один человек видел его, когда он уезжал, и сказал, что у него из головы текла кровь.
   — Но вы откуда знаете, если не видели его? — вмешался Клем.
   — Я видел человека, отвечающего этому описанию. Что еще можете вы сказать мне про него?
   — Он тихий человек, — ответил Нестор. — И не терпит никакого насилия.
   — Да неужто? Ну, для человека, который не одобряет насилия, он немножечко часто прибегает к нему. Застрелил нашего Клятвоприимца. Прямо в церкви. Должен признать, что Крейн — убитый — был редким мерзавцем, но дело-то не в том. А перед тем он ввязался в перестрелку, когда Крейн и еще некоторые напали на странников. Убиты были несколько мужчин… и женщин. Думаю, от раны у вашего Пастыря помутилось в голове, сынок. Ты не поверишь, кем он назвался.
   — Кем же? — спросил Нестор.
   — Взыскующим Иерусалима!
   У Нестора отвисла челюсть, и он покосился на Клема, но лицо того хранило равнодушие. Уилер откинулся на спинку стула.
   — Вас это вроде бы не удивило, друг. Клем пожал плечами:
   — С раной в голове чего не скажешь! Так, значит, вы его не поймали?
   — Да нет. И сказать честно, я надеюсь, что так и дальше будет. Он же очень больной человек. И его как никак толкнули на это. Но одно я вам скажу: стрелять он умеет. Удивительный талант для проповедника, который не любит насилия.
   — Такой уж он человек, полный сюрпризов, — сказал Клем.
 
   Иаков Мун думал о другом, о куда более важном, чем смертельно раненный человек, который с трудом полз через двор к упавшему пистолету. Он взвешивал свои дальнейшие действия. Апостол Савл обходился с ним по-честному: вернул ему молодость, а потом обеспечивал немалое богатство и женщин хоть отбавляй. Но день Савла клонился к закату.
   Конечно, Савл воображает, будто способен занять место Диакона. Однако Мун знал, что так не будет. Как он ни пыжился, с какой легкостью ни убирал людей ради власти, в Савле все равно была слабина. Никто, кроме него, Муна, ее словно бы не замечал. Ну да их ослеплял блеск Диакона, и они не видели недостатков его ближайшего помощника.» Посмотрим правде в глаза, — сказал себе Мун, — тень Савл отбрасывает самую жиденькую «.
   Раненый застонал. Он уже почти дополз до пистолета. Мун выждал, пока дрожащие пальцы не сомкнулись на рукоятке, а тогда послал ему две пули в спину. Вторая перебила позвоночник в крестце, и у раненого отнялись ноги. Сжимая пистолет, он пытался перекатиться набок, чтобы прицелиться в своего убийцу, но ничего не получалось: ноги стали непосильным бременем. Мун перешел вправо.
   — Сюда, Ковач, — сказал он. — Попробуй, не получится ли так?
   Умирающий Бык Ковач упрямо уперся в землю, и мощные руки наконец помогли ему повернуться настолько, что он увидел высокого головореза. Трясущимися пальцами Бык взвел курок пистолета. Мун вынул свой и прострелил ему голову. Пуля вошла в лоб над самой переносицей.
   — А, черт, храбрости ему хватало! — сказал один из Иерусалимских Конников, сопровождавших Муна.
   — Храбростью много не возьмешь, — сказал Мун. — Вы, ребята, возвращайтесь в Долину Паломника и доложите о нападении разбойников на ферму Ковача. Про меня скажите, что я их выслеживаю. Если я вам понадоблюсь, я буду в Доманго. И, Джед! — крикнул он им вслед, когда они пошли к лошадям.
   — Что, сэр Иаков?
   — У меня нет времени на лавочника. Займись им ты.
   — Когда?
   — Через два дня, — ответил Мун. — Вечером накануне принесения Клятвы.
   Когда Конники уехали, Мун перешагнул через труп и неторопливо вошел в дом. Бревна стен были отлично обтесаны и пригнаны друг к другу, земляной пол плотно утрамбован и чисто выметен. Для уютности Бык Ковач покрыл его узорами. Картин на стенах не было, а вся мебель была самодельной. Мун подтянул стул и сел. На старой чугунной печурке стоял кувшин с баркеровкой, над которым курился душистый пар. Протянув руку, он налил себе кружку и снова задумался о Савле.
   Апостол был прав. Земля — вот ключ к богатству. Но к чему ею делиться? Почти вся, какую они себе обеспечили, записана на Муна.» Когда Савл перекинется, я буду вдвое богаче «.
   Из темного угла выскользнула черно-белая кошечка и потерлась о ноги Муна. Потом вспрыгнула к нему на колени и замурлыкала. Мун начал поглаживать ее по голове, и она благодарно свернулась клубочком, мурлыча все громче.
   Когда его убить — вот в чем заключался вопрос теперь.
   Поглаживая кошечку, Мун почувствовал, как расслабляется, и ему припомнился стих из Ветхого Завета — что-то про то, что всему есть свое время: время сеять и время убирать посеянное, время жить и время умирать. Что так, то так.
   Пока еще время Савла не пришло… Сперва Иерусалимец. Потом баба, Бет Мак-Адам. Мун допил баркеровку и встал, кошечка ударилась об пол всеми четырьмя лапами. Он широким шагом вышел во двор, кошечка побежала за ним, остановилась в дверях и замяукала.
   Мун одним плавным движением обернулся и выстрелил. Потом перезарядил пистолет, вскочил на лошадь и поехал в Доманго.

7

   Люди говорят, что мы более не живем в веке чудес. Это не так. Утрачена наша способность видеть их.
   Мудрость Диакона, предисловие
   Джозия Брум отложил Библию. Он никогда не был верующим, то есть в полном смысле слова, но он высоко ставил те стихи Нового Завета, которые говорят о любви и прощении. Его всегда поражало, что люди способны возненавидеть так быстро и так медлят с любовью. Но, рассудил он, первое ведь много легче.
   Эльза ушла на весь вечер в кружок изучения Библии, собиравшийся по пятницам у фрей Бейли на окраине города сразу за домом собраний, и Брум смаковал непривычную тишину. Вечер пятницы был оазисом покоя в его прибранном доме. Поставив Библию на полку, он пошел в кухню и налил чайник. Кружечка баркеровки перед сном, обильно подслащенной медом, — единственное, чем он баловал себя по пятничным вечерам. Выйдет с ней на крыльцо и будет ее прихлебывать, любуясь звездами.
   Завтра он даст Клятву за Бет Мак-Адам, и Эльза будет пилить его до ночи. Но сегодня он сполна насладится тишиной. Крышка чайника запрыгала. Сдернув полотенце с колышка, он набросил его на ручку и снял чайник с плиты. Налил в кружку кипятку, насыпал в нее баркеровского порошка и размешал вместе с тремя полными ложками меда. Размешивая, он услышал стук во входную дверь. Раздраженный внезапной помехой предвкушаемому удовольствию, Брум прошел с кружкой из кухни в парадную комнату и крикнул:» Входите!«, потому что дверь никогда не запиралась.
   В нее вошел Даниил Кейд, тяжело опираясь на палки, весь побагровев от усилий. Джозия Брум бросился к нему, взял Пророка под локоть и подвел к мягкому креслу. Кейд с благодарностью опустился в кресло, а палки положил на пол.
   Откинув голову. Пророк несколько раз глубоко вздохнул. Брум поставил кружку с баркеровкой на стол справа от своего гостя.
   — Испейте, сэр, — сказал он. — Она вас подкрепит. Потом поспешил на кухню, налил себе вторую кружку, добавил порошка с медом и вернулся в комнату. Кейд дышал уже спокойно, но выглядел усталым, изнуренным. Под глазами у него темнели круги, а багровая краснота щек сменилась нездоровой бледностью.
   — Совсем я плох стал, сынок, — прохрипел он.
   — Что привело вас в мой дом, сэр… Только не поймите меня не правильно: вы в нем всегда самый желанный гость.
   Кейд улыбнулся, дрожащей рукой поднес баркеровку к губам и отхлебнул.
   — Да уж сладка, ничего не скажешь!
   — Давайте я вам другую кружку налью, — предложил Брум.
   Кейд покачал головой.
   — Спасибо, сынок. Но я пришел не пить, а поговорить. Ты заметил, кто к нам понаехал?
   Брум кивнул. За последнюю неделю в Долину Паломника приехали более двадцати всадников, все налитые силой и вооруженные до зубов.
   — Иерусалимские Конники, — сказал он. — Они служат Диакону. Кейд хмыкнул:
   — Савлу, сказал бы я. Не нравится мне это, Брум. Я знаю, какой они масти. Кровь Божья! Я ведь сам той же масти. Разбойники, помяни мое слово. Не знаю, какую игру ведет Савл, но не нравится мне это, Брум.
   — Как я понял, их призвал Иаков Мун после убийства бедняги Ковача… ну, Быка, — сказал Брум. Бледные глаза Кейда сузились.
   — Да, — сказал он. — Тот, за кого вы с Бет должны были стать поручителями в Клятве. А теперь двое из этих самых Иерусалимских Конников поселились в доме Быка. Что-то тут очень не так. Но никто ничего не замечает.
   — О чем это вы?
   — Все началось с сожжения церкви. Почему там не было Крестоносцев? И откуда налетчики знали, что их там не будет? Вокруг церкви их в масках было не меньше двадцати, а из города уехали всего пятеро. Если не считать убитого в церкви, остается четырнадцать неопознанных налетчиков. И, как ни странно, именно столько Крестоносцев отправилось разобраться с предполагаемым нападением на ферму Сима Джексона.
   — Не хотите же вы сказать…
   — Я хочу сказать, что в Долине Паломника что-то пахнет очень скверно.
   — Я думаю… извините мою прямоту… что вы слишком близко принимаете это к сердцу. Я говорил с апостолом Савлом, и он заверил меня, что Иаков Мун и его всадники скоро изловят разбойников, убивших беднягу Быка. Этих людей тщательно отбирали по их способностям и преданности своему долгу. Впрочем, как и Крестоносцев. Я знаю Леона Эванса еще с тех пор, когда он пешком под стол ходил. Никогда не поверю, что он мог участвовать в такой… в таком ужасном деле.
   — В тебе больше веры, чем во мне, — устало сказал Кейд. — Что-то происходит, а я не знаю что. И мне не нравится этот Савл. Не понимаю, что в нем находит Диакон. Ну, разве что он последний апостол, который еще жив.
   — Уверен, что он прекраснейший человек. Я с ним много раз беседовал, и он всегда был любезен и внимателен, — сказал Брум, которому становилось все больше не по себе. — Писание он знает наизусть и все дни проводит в молитвах и общении с Господом.
   Кейд усмехнулся:
   — Брум, Брум, да не старайся ты одурачить старика. Ты же не христианин, хотя, черт дери, куда больше похож на него, чем многие и многие. Но это так, в сторону. Йон сказал мне, что ты один из немногих, кому известно его прошлое. Он доверял тебе… И я доверюсь. Завтра я поеду в Единство. Попробую увидеть Диакона и выяснить, что тут творится, черт дери.
   — Но я-то туг при чем?
   — По-моему, Савл знает мои мысли и, возможно, попробует помешать мне добраться до столицы. Если я туда не доберусь, Брум, прошу, расскажи Йонни то, что я тебе сказал. Ты понял?
   — Но… Но он же умер. Пропал в пустыне.
   — Не умер. Или ты не слышал, о чем все говорят? Человек, назвавшийся Взыскующим Иерусалима, пристрелил Клятвоприимца из Чистоты. Он не умер, Брум. Черт дери, он снова ожил! И он вернется.
   В дверях раздался шорох, и Брум, взглянув туда, увидел на пороге высокого широкоплечего человека с пистолетом в руке.
   — Что вам надо? — спросил он, вставая.
   — Велено тебя прикончить, — ответил тот весело, — а вот про старого пердуна ни черта сказано не было. Но приказ есть приказ. — Убийца улыбнулся, его пистолет рявкнул, и Брума отшвырнуло к стене. Грудь обожгла нестерпимая боль. Он мешком повалился на пол и ударился о столик, стоявший возле его кресла. Столик накренился, он почувствовал, как кружка с баркеровкой ударилась ему в спину, и горячая жидкость впиталась в рубашку. Несмотря на боль, сознания он не потерял и уставился с пола на человека, который его застрелил.
   — Почему? — спросил он ясным голосом. Убийца пожал плечами.
   — Я вопросов не задаю, — сказал он.
   — И я, — сказал Даниил Кейд.
   Глаза Брума скосились на Пророка, чей голос прозвучал совсем по-другому и был холодным, как могила. Убийца повернул свой пистолет, но опоздал — Кейд всадил ему две пули в грудь. Он упал навзничь на порог и попытался поднять пистолет, но пуля впилась в косяк. Убийца обмяк, его пальцы выпустили пистолет.
   — Так ты же… вроде… богом взысканный, — прохрипел он и закашлялся кровью.
   — Аминь, — сказал Кейд, его пистолет вздрогнул, и третья пуля пронизала голову лежащего. — Гори в аду, — добавил Пророк.
   Брум с трудом поднялся на колени, по рубашке расползлось кровавое пятно, левая рука бессильно свисала вдоль бока.
   — Эй, Джед! — донесся голос снаружи. — Какого черта ты там прохлаждаешься?
   — Если ты в состоянии держаться на ногах, Брум, — зашептал Кейд, — выберись через заднюю дверь. Там стоит моя тележка. Поезжай к Бет Мак-Адам.
   — А как же вы?
   — Иди, не теряй времени, сынок. Сейчас не до разговоров.
   Кейд открыл пистолет и вкладывал патроны в барабан. Брум, пошатываясь, встал и, пятясь, прошел через кухню. Окно комнаты рассыпалось осколками, и в него, откинув занавеску, заглянул человек. Кейд его застрелил. Еще один убийца впрыгнул в дверь. Брум увидел, как он дважды выстрелил, и обе пули попали в Пророка. Загремел пистолет Кейда, и его противник опрокинулся, забрызгивая стену кровью.
   Брум на подгибающихся ногах вышел в темноту и кое-как забрался в тележку Кейда. Ухватил вожжи здоровой рукой, ногой вышиб тормоз и хлестнул лошадь вожжами по спине. Она налегла на постромки, и тележка покатила вперед все быстрее.