Мун оттолкнул Пэдлока Уилера и на мгновение замер с пистолетом в руке. Потом засмеялся и вышел на открытое пространство. Люди позади него разошлись в разные стороны, чтобы не оказаться на линии огня.
   — Не знаю, почему ты хочешь умереть, старик, но я окажу тебе эту любезность. Тебе не следовало бы отмахиваться от мальчишки. Я Иаков Мун, Иерусалимский Конник, и еще никто никогда не брал надо мной верх. — Он сунул пистолет в кобуру.
   — А я, — сказал Диакон, — Йон Шэнноу, Взыскующий Иерусалима.
   Еще не договорив, Диакон плавным движением зажал пистолет в руке. Не было никакого судорожного рывка, никакого намека на напряжение или позу. Мун был на мгновение парализован, затем его рука молниеносно выхватила пистолет. Он был несравненно быстрее старика, но слова Диакона затормозили его реакцию. В живот ему ударила пуля, и он, пошатываясь, отступил на шаг. Загрохотал его собственный пистолет, и тут же его пронизали три пули и опрокинули на землю.
   Мун кое-как поднялся на колени, но мир продолжал кружить перед его глазами. Он попытался поднять пистолет, но пистолета у него в руке уже не было. Смигивая пот с глаз, он поднял их на старика, неотвратимо приближавшегося к нему.
   — Возмездие за грех, Мун, — смерть. Это были последние слова, которые он услышал. Пэдлок Уилер бросился к Диакону. Старик упал в его объятия. На его светлой рубашке Нестор увидел кровь. К ним подбежали еще двое Крестоносцев, и вместе они почти внесли Диакона в дом. Нестор вбежал в комнату.
   Первой он увидел Бет. Ее лицо казалось неестественно белым, глаза были широко раскрыты. Прижимая руку ко рту, она смотрела, как они укладывают Диакона на кровать.
   — Господи! — шептала она. — Господи Боже ты мой! — Упав на колени рядом с кроватью, она провела рукой по его седым волосам. — Но, Йон, ты… Ты такой старый!
   Старик слабо улыбнулся. Его голова лежала на коленях Пэдлока Уилера.
   — Долгая история, — сказал он отчужденным голосом.
   В комнату вошла черная женщина и нагнулась над Шэнноу.
   — Используй камень! — приказала она.
   — Силы недостанет.
   — Вполне достанет.
   — Но не на меня… и Кровь-Камень. Не беспокойтесь, госпожа, я проживу достаточно долго, чтобы сделать то, что нужно сделать. Где Мередит?
   — Я здесь, сэр, — сказал молодой врач.
   — Отведите меня в заднюю комнату. Осмотрите рану. Перевяжите. Словом, сделайте все, что требуется.
   Уилер и Мередит подняли его на руки и унесли. Бет встала и повернулась к черной женщине:
   — Давно не виделись, Амазига.
   — Более трехсот лет, — сказала Амазига. — Это Сэм, мой муж.
   Черный мужчина улыбнулся и протянул ей левую руку — правая была в лубке.
   Бет обменялась с ним рукопожатием.
   — Вижу, что и вам пришлось сражаться. Амазига кивнула.
   — Мы прошли Врата к северу отсюда. Некоторое время ехали, а потом на нас напали исчадия. Их было четверо. Сэму прострелили плечо. А меня царапнуло вот тут. — Она чуть прикоснулась к перевязанному лбу. — Шэнноу перестрелял их. Вот в этом он хорош.
   — Он хорош и во многом другом, — сказала Бет, сердито покраснев. — Ну да этого ты никогда понять не могла.
   Повернувшись на каблуках, она пошла следом за остальными в заднюю комнату. Шэнноу лежал на кровати, Мередит осматривал рану, а Джозия Брум, сидя слева, держал Шэнноу за руку. Уилер стоял в ногах кровати. Бет подошла к врачу. Пуля пробила мышцы бедра и вышла через бок, оставив рваную дыру. Из нее струилась кровь. Лицо Шэнноу посерело, глаза были закрыты.
   — Необходимо остановить кровотечение, — сказал Мередит. — Принесите иглу с ниткой.
   В большой комнате Нестор представился Амазиге Арчер, думая, как поразительно она красива, несмотря на белые нити в волосах.
   — Он правда Взыскующий Иерусалима? — спрсил Нестор.
   — Правда, — ответила Амазига и ушла на кухню. Сэм улыбнулся юноше:
   — Живая легенда, Нестор.
   — Не могу поверить, что он взял верх над Муном. Не могу! Он же такой старый!
   — Полагаю, Муну поверить в это было еще труднее. А теперь извини меня, сынок, но я очень устал и мне необходимо отдохнуть. Тут где-нибудь найдется свободная постель?
   — Да, сэр. Наверху. Я покажу вам.
   — Не трудись, сынок. Хотя я и ранен, думаю, у меня хватит сил самому отыскать постель.
   Когда Сэм отошел, Нестор увидел, что у окна сидят Уоллес и Зера. Рыжий болтал с детьми. Эстер смеялась, а Ос смотрел на Уоллеса с нескрываемым восхищением.
   Нестор вышел из дома.
   Во дворе Крестоносцы убирали трупы, выволакивали их на луг за изгородью позади дома. С подветренной стороны сарая горели костры, у которых сидели люди, тихо переговариваясь.
   Исида у изгороди загона смотрела на горы, облитые лунным светом. Когда Нестор подошел к ней, она взглянула на него и улыбнулась.
   — Чудесная ночь, — сказала она.
   Нестор посмотрел на мерцающие звезды.
   — Да, — согласился он. — Хорошо быть живым.
   Бет сидела у постели Шэнноу. Рядом с ней стоял Пэдлок Уилер.
   — Ей-богу, Диакон, — сказал он, — вот уж не думал, что услышу, как вы солжете. Но оно того стоило: его как оглушило.
   Шэнноу слабо улыбнулся:
   — Это не было ложью, Пэд. — Медленно, с трудом он рассказал историю своих странствий, начав с нападения на его церковь. Рассказал про его спасение странниками, стычку с Аароном Крейном и его подручными и, наконец, про свою встречу с Амазигой под Доманго.
   — Так тогда в моей церкви это были вы! — воскликнул Уилер. — Клянусь Небом, Диакон, вы не перестаете меня изумлять!
   — Это еще не все, Пэд, — сказал Шэнноу. Он закрыл глаза и заговорил о Кровь-Камне, о погубленном мире, из которого тот явился.
   — Как же нам справиться с таким зверем? — спросил Пэдлок Уилер.
   — У меня есть план, — ответил Шэнноу. — Не очень надежный, правду сказать, но, с Божьего соизволения, он даст нам хотя бы шанс.
   В комнату вошла Зера Уилер. Плечо у нее было перевязано, рука прибинтована к груди.
   — Дай покой раненому человеку, — сказала она. — И поздоровайся с матерью.
   Пэдлок стремительно обернулся, разинув рот.
   — Господи, мама! Я и не знал, что ты здесь. И ты ранена! — Он обвил рукой ее плечи.
   — Ох-х-х! Медведь! Сорвешь повязку! — Она отбросила его руку. — А теперь пойдем отсюда, дадим ему отдохнуть. И вы тоже, Бет!
   — Я сейчас, — негромко сказала Бет, и Зера увела сына из спальни. Джозия Брум встал и погладил Шэнноу по плечу.
   — Я очень рад снова увидеться с вами, друг мой, — сказал он и вышел, оставив раненого наедине с Бет. Она взяла руку Шэнноу и вздохнула.
   — Почему ты не сказал мне, кто ты? — спросила она.
   — Почему ты меня не узнала? — ответил он вопросом на вопрос.
   Она пожала плечами:
   — Конечно, я должна была тебя узнать. Я столько еще должна была сделать, Йон! А теперь все пропало напрасно и безвозвратно. Видишь ли, я была неспособна принять это. Из человека действия ты превратился в проповедника. Такая невообразимая перемена! Почему так бесповоротно? Так абсолютно?
   Он грустно улыбнулся:
   — Этого я объяснить не могу, Бет. Только ведь я никогда не шел на компромиссы. Для меня — либо все, либо ничего. И тем не менее, как я ни тщился, я потерпел неудачу во всем. Я не нашел Иерусалима, а как проповедник не сумел остаться миротворцем. — Он вздохнул. — Когда моя церковь горела, я ощутил неистовую ярость. И она поглотила меня. А потом как Диакон… Я думал, что сумею что-то изменить. Принести в мир Бога, установить порядок. И в этом я тоже потерпел неудачу.
   — Только история выносит приговор удачам и неудачам, Шэнноу, — произнесла Амазига, входя в комнату.
   Бет подняла голову, собираясь сказать ей, чтобы она ушла, но пальцы Шэнноу сжали ее руку, и она увидела, как он качнул головой. Амазига села с внешней стороны кровати.
   — Люкас сказал, что у вас есть план, но не объяснил какой.
   — Дайте я поговорю с ним.
   Амазига протянула ему наушники и портативку. Шэнноу попытался поднять руку и весь сморщился. Амазига наклонилась и надела на него наушники, а потом выдвинула микрофон.
   — Оставьте меня одного, — сказал он.
   Первой встала Бет. Амазига, казалось, предпочла бы остаться, но все-таки последовала за Бет.
   В большой комнате Пэдлок, его брат Сиф и Уоллес сидели с Зерой и детьми. Бет вышла на озаренное луной крыльцо. Там, глядя на звезды, сидел Сэмюэль Арчер. Амазига села рядом с ним, а Бет спустилась во двор, вдыхая ночной воздух. Мимо, улыбнувшись ей, прошли Нестор и Исида.
   У изгороди загона стоял доктор Мередит и смотрел на холмы.
   — Совсем один, доктор? — сказала Бет, останавливаясь рядом с ним.
   Он ответил с юношеской ухмылкой:
   — О стольком надо подумать, фрей Мак-Адам. Столько всего произошло за последние дни! Я любил старика, Иеремия был добр ко мне. И так больно, что я стал причиной его смерти. Я бы отдал все, лишь бы этого не произошло.
   — Прошлого мы изменить не можем, — сказала Бет негромко. — Как бы нам ни хотелось. Жизнь продолжается. Вот то, что отличает сильных от слабых. Сильные продолжают жить дальше.
   — По-вашему, это когда-нибудь изменится? — внезапно спросил он.
   — Что изменится?
   — Мир. Люди. Наступит ли когда-нибудь день, когда не будет войн, бессмысленных убийств? — Нет, — ответила она просто. — По-моему, нет.
   — И по-моему. Но ведь к этому надо стремиться, верно?
   — Да, верно.
 
   Голод Саренто был ужасающим — внутри него зияла бездна, заполненная бушующим огнем. Он вышел из обновленного дворца в широкий двор. У арки сидели четверо воинов-исчадий. Увидев его, они встали и поклонились. Без единой мысли он выкачал их жизненные силы, глядя, как они попадали на плиты.
   Его голод не смягчился ни на йоту.
   Им начинала овладевать паника. Под вечер некоторое время он ощущал приток крови от воинов, которых послал на ферму. И с тех пор — ничего.
   Он вышел в еще не восстановленную аллею. До него донеслось пение. И на берегу некогда декоративного пруда он увидел своих воинов у пылающих костров, а также десятки пленных.
   Голод сжигал его…
   Он бесшумно направился туда. При его приближении воины начали падать один за другим. Пленные, увидев, что происходит, закричали, попытались бежать Никто не спасся. Голод Саренто был ненадолго утолен. Он прошел между высохшими трупами к коновязи и вскочил на высокого жеребца. Остальные дремавшие там тридцать лошадей погибли одна за другой.
   Все, кроме жеребца.
   Саренто глубоко вздохнул, потом раскинул мысленную сеть.
   «Пища, — думал он. — Мне необходима пища!» Голод уже пробуждался, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы пощадить жеребца, на котором он ехал. Закрыв глаза, он еще шире раскинул мысленную сеть над залитым лунным светом краем, выискивая запах душ в живой плоти.
   Учуяв его, он ударом каблуков погнал своего коня в сторону Долины Паломника.
 
   Шэнноу сидел у высокого изрешеченного пулями стола. Бок у него был туго забинтован, но кровь продолжала сочиться, пятная повязку. Рядом с ним стоял Пэдлок Уилер. За столом сидели Амазига Арчер и ее муж, а за Сэмом — Сиф Уилер и Бет Мак-Адам. Амазига рассказывала им о Кровь-Камне и устрашающей силе, которой он обладал.
   — Так что же мы можем сделать? — спросил Сиф. — Раз он настолько неуязвим? Сэм покачал головой:
   — Не вполне. Голод — вот его Ахиллесова пята. Этот голод возрастает в геометрической прогрессии. Без крови — или жизни, если хотите, — он ослабнет и в буквальном смысле слова погибнет голодной смертью.
   — Значит, нам просто следует держаться от него подальше? Так? — спросил Пэдлок.
   — Не совсем, — неохотно возразила Амазига. — Никто из нас не знает, как долго он способен оставаться в живых. От активного состояния он может перейти в пассивное, чтобы выйти из него при приближении чьей-то жизненной силы. Но мы надеемся, что в фазе истощения его тело станет более уязвимым для пуль. Каждая ударившая в него пуля будет вызывать расход частицы энергии для защиты. Не исключено, что, поставив его в безвыходное положение, мы сумеем его уничтожить.
   Сиф Уилер внимательно посмотрел на чернокожую женщину.
   — Но вы в этом вовсе не уверены, — сказал он проницательно.
   — Нет, не уверена.
   — Ты сказал, что у тебя есть план. — Бет посмотрела на Шэнноу.
   Лицо у него было серым от боли и утомления, но он кивнул. Его голос, когда он заговорил, был немногим громче шепота:
   — Не знаю, хватит ли у меня сил для его исполнения, и я был бы рад… если бы… теория Амазиги… оказалась верной. Но что бы ни случилось, мы должны помешать Саренто добраться до Единства или любого другого большого селения. Я видел меру его силы. — Они в растерянном молчании выслушали его рассказ о цирке в другом мире, о ярусах, заполненных высохшими трупами. — Его сила, во всяком случае, достигает дальше ста ярдов, но ее предел мне не известен. Я знаю только, что при встрече с ним мы должны осыпать его пулями, но так, чтобы стрелки находились от него как можно дальше.
   В комнату вбежал Нестор.
   — Приближается всадник, — объявил он. — Такой жуткий!
   — В каком смысле? — спросил Шэнноу.
   — Он будто весь разрисован красными и черными полосками.
   — Это он! — закричала Амазига, вскакивая. Пэдлок Уилер схватил ружье и выбежал наружу, крича своим Крестоносцам собраться у изгороди загона. Всадник находился примерно в двухстах ярдах от них. Во рту Уилера пересохло. Вложив патрон, он прицелился и выстрелил. Пуля пролетела мимо, и всадник пустил своего коня в галоп.
   — Остановите его! — закричал Уилер. И тотчас повсюду вокруг него загремели выстрелы. Конь упал, сбросив всадника в траву, но он встал и твердым шагом направился к ферме. Три пули ударили ему в грудь, чуть задержав его. Еще одна пуля попала ему в лоб, и его голова откинулась. Тут же удар пули в колено сбил его с ног. Но он сразу поднялся и продолжал идти вперед.
   В него стреляли из шестидесяти ружей, пуля за пулей ударяли в него, отскакивали от кожи, расплющивались о кости и падали в траву. Очень медленно он продвигался вперед сквозь стену пуль, все ближе и ближе к стрелкам за изгородью загона.
   Сто пятьдесят ярдов. Сто сорок ярдов…
   К всепоглощающему обессиливающему голоду, терзавшему Саренто, начала примешиваться боль. Сначала пули казались всего лишь насекомыми, чьи крылья слегка задевали его кожу, но вскоре они уже били, как градины, а затем начали вонзаться в кожу, как тыкающие пальцы. Теперь он охал, когда они попадали в места ушибов. Пуля ударила ему в глаз, и он попятился, ощущая кровь под веком.
   Прикрыв глаза ладонью, он, спотыкаясь, упрямо побрел вперед, подгоняемый сладкой надеждой на насыщение.
   Уже совсем близко! Запах был настолько силен, что у него потекли слюни.
   Нет! Им его не остановить!
   — Саренто! — Сквозь треск выстрелов он услышал, как кто-то называет его по имени. И, обернувшись, увидел, что слева к нему идет старик, которого поддерживает чернокожая женщина. Они медленно приближались в стороне от линии огня. От удивления он остановился. Женщина была ему знакома. Амазига Арчер! Но она же давно умерла! Он заморгал. Поврежденный глаз мешал сфокусировать взгляд.
   — Не стрелять! — крикнул старик, и ружейный гром стих. Саренто выпрямился и уставился на старика, пустив в ход свою силу, чтобы проникнуть в его мысли. Но они были закрыты от него.
   — Саренто! — снова крикнул старик.
   — Говори! — приказал Кровь-Камень. Он увидел, что старик ранен. Его голод достиг такой степени, что ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не выпить кровь из этих двоих. Но он был заинтригован. И это помогло.
   — Что вам надо?
   Старик почти повис на женщине. Амазига поддержала его, не сводя глаз с Кровь-Камня. Он ощутил вкус ее ненависти и засмеялся.
   — Я мог бы дать тебе бессмертие, Амазига, — сказал он вкрадчиво. — Почему бы тебе не присоединиться ко мне?
   — Ты массовый убийца, Саренто, — прошипела она. — Как я тебя презираю!
   — Убийца? Но я же никого не убивал, — сказал он с искренним удивлением. — Они все живы здесь! — Он хлопнул себя по груди. — Все до единого. Каждая душа. Я знаю их мысли, их мечты, их желания. Со мной они обрели вечную жизнь. Мы все время беседуем. И, пребывая в своем Боге, Амазига, они счастливы. Это рай.
   — Ты лжешь!
   — Боги не лгут, — отрезал он. — И я докажу тебе. — Он закрыл глаза, и зазвучал голос. Не голос Саренто!
   — Боже мой! — прошептала Амазига.
   — Отойди от него, мама, — донесся голос ее сына Гарета. — Отойди от него!
   — Гарет! — закричала она.
   — Он Дьявол! — вскрикнул такой знакомый голос. — Не верь… — Глаза Саренто открылись, и раздался его глубокий бас:
   — Он еще не оценил счастья своей участи. Но, думаю, я доказал свои слова. Никто не мертв. Они просто сменили место обитания. А теперь — что вам нужно? Я голоден.
   Старик с трудом выпрямился.
   — Я здесь, чтобы предложить тебе… исполнение твоего заветнейшего желания, — сказал он прерывающимся голосом.
   — Желание у меня одно: насытиться, а эта болтовня оттягивает время.
   — Я могу открыть Врата в другие миры, — сказал старик.
   — Если так, — заметил Саренто, — мне достаточно втянуть тебя в себя, и я обрету твое умение.
   — Нет! — Голос старика стал более звучным. — Ты прежде имел дело с компьютерами, Саренто, но подобного тебе видеть не приходилось! — Он погладил коробочку у себя на поясе. — Это портативный компьютер, обладающий личностью. С помощью этой машины я могу открывать Врата. Если же я умру, он запрограммировав самоуничтожиться. Хочешь насытиться? Посмотри вокруг. Сколько здесь людей?
   Саренто обвел взглядом двор фермы. Пятьдесят — шестьдесят стрелков…
   — Слишком мало, а? — продолжал старик. — А я могу перенести тебя в мир, где миллионы и миллионы.
   — Зачем тебе это?
   — Чтобы спасти моих друзей.
   — Ты пожертвуешь целым миром ради этой горстки? — Я перенесу тебя туда, куда ты пожелаешь.
   — И мне поверить твоим словам?
   — Я Йон Шэнноу, и я не лгу.
   — Шэнноу, как ты можешь! — вскричала Амазига, бросаясь к портативке. Шэнноу отбросил ее, хлестнув рукой по лицу так, что она не удержалась на ногах. От усилия он пошатнулся и прижал ладонь к окровавленной повязке. Амазига посмотрела на него с земли.
   — Как ты можешь, Шэнноу? Что ты за человек? Саренто сосредоточился и проник в сознание Амазиги. Она ощутила это и содрогнулась.
   — Так! — сказал Саренто. — Ты не лжешь. И перенесешь меня туда, куда я пожелаю?
   — Да.
   — В двадцатый век на Землю?
   — А куда в двадцатом веке? — уточнил старик.
   — Соединенные Штаты. Лос-Анджелес был бы в самый раз.
   — Обещать, что доставлю тебя прямо в город, не могу. Точки силы, как правило, расположены далеко от таких многолюдных мест.
   — Это не важно. Йон Шэнноу. Ты, естественно, отправишься вместе со мной.
   — Как хочешь. Нам надо подняться вон на тот холм, — сказал Шэнноу.
   Саренто взглянул туда, куда указывал его палец, и тут же уставился на Крестоносцев у изгороди.
   — Убей хотя бы одного из них, и двадцатого века тебе не видать! — предостерег Шэнноу.
   — Сколько времени это займет? Я изнываю от голода!
   — Столько, сколько нам нужно, чтобы подняться на холм.
   Старик повернулся и медленно зашагал к холму. Саренто нагнал его, подхватил под мышки и побежал вверх по склону без особых усилий — старик был легким, как перышко, а Саренто чувствовал, как его жизненная энергия идет на убыль.
   — Не умирай, старик! — приказал он, добравшись до вершины, и опустил Шэнноу на землю. — А теперь сдержи свое слово!
   Шэнноу выдвинул микрофон.
   — Сделай! — прошептал он.
   Вспышка фиолетового света — и они исчезли.
   Амазига с трудом поднялась на ноги. У нее за спиной радостно вопили и обнимались Крестоносцы, но ее жег невыносимый стыд. Отвернувшись от холма, она зашагала к дому. Как он мог решиться на это? Как он мог?!
   Бет пошла ей навстречу.
   — Так, значит, победа осталась за ним! — сказала она.
   — Если ты можешь считать это победой.
   — Мы живы, Амазига. По-моему, это можно считать победой.
   — Стоила ли она своей цены? Зачем, зачем я ему помогала! Он обрек на гибель целый мир!
   Когда Кровь-Камень появился вдали, Шэнноу подозвал ее к себе.
   «Я должен подойти к нему поближе, — сказал он. — Мне нужна твоя помощь».
   «Я твоего веса не выдержу. Пусть тебя поведет Сэм!»
   «Нет, это должна быть ты».
   Из дома к ним вышел Сэм. Он положил руку на плечо Амазиги, наклонился и поцеловал ее в лоб.
   — Что я натворила, Сэм? — пробормотала она.
   — Ты сделала то, что должна была сделать, — ответил он с убеждением.
 
   Рука об руку они направились в луга. Бет осталась стоять, глядя на вершину холма. Вскоре к ней из дома вышла Зера Уилер с детьми.
   — В жизни ничего похожего не видела! — сказала Зера. — Раз! И нет их.
   — И нет их, — повторила Бет, борясь с безысходной тоской. Она вспомнила Шэнноу таким, каким впервые его увидела более двух десятилетий назад. Суровый одинокий человек, упорно ищущий город, зная, что город этот не существует и не может существовать. «Я любила тебя тогда, — подумала она. — Так сильно, как уже никогда потом не могла тебя любить».
   — Плохой человек ушел? — внезапно спросила Эстер.
   — Да, деточка, — ответила Зера.
   — А он вернется?
   — Навряд ли.
   — А что будет с нами? Со мной и Осом? Зера засмеялась.
   — Останетесь у старой Зеры. Страшное наказание, а? Придется делать всякую домашнюю работу, мыть, убирать. Думается, вы быстро сбежите с такой каторги.
   — Я от тебя не убегу, Зера, — обещала Эстер, и ее лицо вдруг стало очень серьезным. — Никогда-никогда!
   — И я тоже, — сказал Ос, достал из кармана пистолетик и протянул его Зере. — Пусть он лучше хранится у вас, фрей, — объяснил он. — Я больше не хочу ни в кого стрелять.
   Зера взяла пистолет и улыбнулась.
   — Пойдемте-ка перекусим, — сказала она.
   Бет осталась одна. Ее сын погиб. Клем погиб. Шэнноу исчез. Зачем все это? Ради чего?
   Слева Пэдлок Уилер разговаривал со своими людьми и с Нестором Гаррити среди них. Возле стояла Исида. Бет увидела, как Мередит взял ее руку и поднес к губам.
   Юная любовь…
   Господи, зачем все это?
   К ней подошел Тоуб Харрис.
   — Простите, что беспокою вас, фрей, — сказал он, — но младенчик плачет, а остатки молока прокисли. Не говоря уже о том, что он всю комнату засмердел, попросту выражаясь.
   — А ты никогда младенцев не перепеленывал, Тоуб?
   — Не-а. Хотите, чтобы я научился? Она встретилась с ним взглядом и улыбнулась в ответ на его заразительную ухмылку.
   — Может, мне следует тебя обучить.
   — Буду рад, Бет.
   Он впервые назвал ее по имени, и Бет поняла, что ей это приятно. Повернувшись, чтобы войти в дом, она увидела, что Амазига и Сэм спускаются с холма. Чернокожая женщина стремительно подошла к ней.
   — Я была несправедлива к Шэнноу, — сказала она виноватым голосом. — Перед тем, как попросить меня вывести его из дома, он дал Сэму вот это.
   Она достала из кармана клочок бумаги и протянула его Бет. На нем было нацарапано одно-единственное слово:
   «Троица».
   — Что это значит? — спросила Бет.
   И Амазига объяснила.
   ТРОИЦА Нью-Мексико, 16 июля, 5 час. 20 мин. утра
   Гроза уносилась за горы, зигзаги молний пронизывали небо над дальними вершинами. Ливень прекратился, но от пустыни веяло сыростью и прохладой. Едва угас фиолетовый свет, Шэнноу упал ничком, Саренто ухватил его и притянул к себе.
   — Если ты меня надул… — начал он, но тут же чуть не потерял сознание от сокрушающе сильного запаха. Миллионы их! Сотни миллионов! Саренто отпустил Шэнноу и начал вращаться на каблуках. Пьянящий аромат всех этих душ был настолько благоуханным, что почти утолил его голод.
   — Где мы? — спросил он.
   Шэнноу привалился к камню и оглядел озаряемую зарницами пустыню. Небо на востоке светлело.
   — В Нью-Мексико, — ответил он.
   Саренто оставил старика, поднялся на пологий пригорок и обвел пустыню внимательным взглядом. Слева он увидел ажурную металлическую башню вроде нефтяной вышки, а под ней небольшую палатку. Полотнища незашнурованной двери хлопали на ветру.
   Двадцатый век! Его мечта. Тут он сможет питаться всю вечность.
   Саренто захохотал и тут увидел Шэнноу. Старик доковылял до него и стоял, уставившись на башню.
   — Мы далековато от ближайшего населенного пункта, — сказал Саренто, — но у меня сколько угодно времени, чтобы отыскать его. Ну, Шэнноу, каково ощущать, что ты обрек моей власти целую планету?
   — Сегодня я стал смертью, — сказал старик, устало повернулся и начал спускаться с пригорка.
   Саренто впивал его отчаяние, но оно только усилило ощущение радости. Небо прояснялось, занималась заря.
   Он снова посмотрел на ажурную башню и прикинул, что высотой она около ста футов. У ее подножия было что-то нагромождено, но Саренто не удалось рассмотреть, что именно. «Да какая разница?»— подумал он. Наибольшее скопление людей находилось к северу.
   «Пойду туда», — решил он. И тут ему вспомнились слова Шэнноу, словно будившие что-то в его памяти.
   «Сегодня я стал смертью».
   Цитата из какой-то древней книги. Он нащупывал нужное воспоминание. А, да… «Бхагават-гита». «Я стал смертью, сокрушителем миров». Как уместно!
   И еще что-то, но он не вспомнил и опустился на камень в ожидании рассвета, упиваясь своей новообретенной свободой. Верх ажурной башни был занят металлическим цилиндром величиной в сарай. Цилиндр заблестел в лучах восходящего солнца, и свет озарил всю башню. Теперь Саренто разглядел, что громоздилось внизу.
   Матрасы! Десятки матрасов! Он улыбнулся и покачал головой. Кто-то уложил матрасы в двадцать пять слоев под башней. Что за нелепость!
   Но цитата неотвязно преследовала его.
   Сегодня я стал смертью.
   И тут в его памяти словно вспыхнула молния: он все понял. А с пониманием на него нахлынула парализующая паника. Теперь он точно знал, где находится. И когда.
   Ракетный испытательный полигон Аламагордо в Нью-Мексико, в 180 милях от Лос-Аламоса. Теперь, когда он вспомнил это, в его память хлынули и остальные факты. Матрасы были подстелены, когда атомную бомбу поднимали на канатах на место из опасения, что она сорвется и взрыв произойдет преждевременно.
   Резко обернувшись, он поискал взглядом старика. Старик бесследно исчез. Саренто побежал, а в его памяти возникали все новые и новые факты.
   Плутониевая бомба обеспечила взрыв, по мощности равный двадцати тысячам тонн тринитротолуола. Взрыв атомной бомбы высвобождает гигантское количество тепловой энергии, в самой бомбе температура достигает нескольких миллионов градусов, и возникает огненный шар.
   Саренто мчался на крыльях ужаса.
   Порожденные взрывом конвекционные потоки всасывают пыль и тому подобное в огненный шар, и образуется типичное грибовидное облако. Взрыв, кроме того, вызывает ударную волну, которая распространяется концентрически на несколько миль, обрушивая на своем пути все строения. Происходит испускание огромного количества нейтронов и гамма-лучей, и проникающая радиация поражает в радиусе воздействия взрыва все живое.
   «Я не могу умереть! Я не могу умереть!»
   Он находился в 127 ярдах от башни в 5 час. 30 мин. утра 16 июля 1945 года. Секунду спустя башня испарилась. На сотни ярдов вокруг нулевой точки, которой Оппенгеймер дал название «Троица», песок пустыни оплавился в стекло. Порожденный взрывом шар раскаленного воздуха быстро поднялся на высоту в 35 тысяч футов.
   В нескольких милях оттуда Дж. Роберт Оппенгеймер наблюдал, как образуется грибообразное облако. Вокруг все ликовали.
   — Сегодня я стал смертью, — сказал он.