Геммел Дэвид. Кровь-камень

   — При чем тут сила?
   — Ну, всем в городе это до чертиков обрыдло, и они ему так прямо и сказали. Но думается мне, у него просто духу не хватило приказать волчецам, чтобы они убрались. Некоторые люди боятся любой стычки.
   — Пожалуй, — сказал Клем. — А он тебе нравился? Нестор пожал плечами.
   — Не то чтобы нравился и не то чтобы не нравился. Мне его просто жалко было. Как-то раз Сим Джексон ударил его, сшиб с ног прямо в грязь. А Пастырь просто встал и пошел дальше. Мне за него стыдно стало. Я все еще в толк не возьму, как это он перестрелял всех налетчиков. Просто не верится. Думается, он здорово их удивил. Такой сюрприз!
   — Да, он человек, полный сюрпризов, — согласился Клем.

6

   Зло всегда всплывает на поверхность подобно грязной пене, ибо человек, несущий в себе зло, всегда ищет подчинять себе других. Во всех правительствах, известных истории, носители зла добивались преобладания. Так как же нам обеспечить невозможность того, чтобы владычество зла вовеки утвердилось на этой новой земле? Это вне наших сил. Единственное, что мы можем. — это стремиться к святости и — каждый по отдельности — открывать для себя волю Божью. И еще мы можем молиться о том, чтобы нашлись мужчины — женщины тоже, — которые противостояли бы злу, когда оно явится.
   Мудрость Диакона, глава XXII
   Исида стояла перед широким письменным столом и не отрываясь смотрела на Крестоносца, стараясь сдержать гаев. У него были маленькие блестящие глазки, а лицо, как казалось ей, выражало жестокость и высокомерие.
   — У вас нет причин арестовывать нашего доктора, — сказала она.
   — Когда сюда прибудет Клятвоприимец, мы увидим, есть ли причина или нет, — ответил он. — Мы тут фургонщиков не жалуем. Нам в Доманго не нужны воры и крамольники.
   — Мы не воры, сэр. Мы заехали в город поискать работы. Я швея. Иеремия, наш глава, — портной, а доктор Мередит — врач.
   — А теперь арестант.
   — В чем его обвиняют?
   — В попрошайничестве. А теперь иди-ка отсюда, пока я не подобрал для тебя уютной камеры. — Его глаза шарили по ее телу. — А может, ты только того и хочешь? — сально ухмыльнулся он.
   — Сомневаюсь, — произнес холодный бас, и, обернувшись, Исида увидела в дверях Йона Шэнноу. Он прошел мимо нее внутрь, не сказав ей ни слова, и остановился перед широким столом. — Я здесь, чтобы сообщить об убийстве, — сказал он.
   Крестоносец откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
   — Убийство, говоришь? Где и когда?
   — Часах в трех езды на северо-восток отсюда. Убит Хонкин. Застрелен шайкой всадников.
   Он заметил, как изменилось лицо Крестоносца, который сразу сел прямо.
   — Откуда ты знаешь, что произошло убийство? — спросил он. — Сам видел?
   — Видели его дети, — ответил Шэнноу. — И где они теперь?
   — В безопасном месте, — ответил Шэнноу.
   — Ты видел труп?
   — Нет. Но я верю детям.
   Крестоносец промолчал, только его пальцы нервно забарабанили по крышке стола.
   — Ну ладно, — сказал он наконец. — С этим придется подождать, пока капитан не вернется ближе к вечеру. Почему бы тебе не перекусить где-нибудь и не вернуться попозже?
   — Хорошо, — сказал Шэнноу, круто повернулся и вышел. Исида вышла следом за ним.
   — Погодите! — крикнула она, когда он сошел с тротуара. — Они заперли тут доктора Мередита!
   — Вам лучше держаться от меня подальше, — сказал Шэнноу. — Здесь бродит зло, и оно потянется ко мне.
   Исида не успела ничего добавить — он уже переходил через широкую улицу, направляясь к харчевне на той стороне.
   — Ты знаешь этого человека? — спросил Крестоносец, подходя к ней.
   — Нет, — ответила она, — несколько дней назад он недолго ехал с нашими фургонами, и все.
   — Ну, держись от него подальше. С ним недалеко до беды.
   — Да. Обязательно, — сказала Исида.
 
   В маленькой харчевне Шэнноу сел спиной к стене. Кроме него, там было трое посетителей. Худой лысеющий мужчина, который закончил есть и читал книгу; коренастый молодой рудокоп с левой рукой в лубке и еще худощавый чернокожий, державший обеими руками кружку с горячей баркеровкой. Мысленно отмахнувшись от первых двух, Шэнноу сосредоточил внимание на чернокожем юноше. На нем была темно-серая шерстяная куртка поверх белой рубашки, и Шэнноу заметил эмалевую рукоятку револьвера в наплечной кобуре у его левого бока.
   К столику Шэнноу подошла высокая чернокожая женщина.
   — У нас есть хорошие бифштексы, яйца от собственных кур и свежий хлеб утренней выпечки, — сказала она. — А остальное написано вон на той доске.
   Шэнноу посмотрел на черную доску, прочел написанное мелом меню.
   — Мне, пожалуйста, хлеба с сыром и теплого молока.
   — Молока с медом? — спросила она.
   — Это было бы хорошо.
   Она отошла, а его мысли вернулись к недавнему разговору. Крестоносец держался совсем не так, как следовало ожидать. Никакого удивления, когда Шэнноу заговорил об убийстве, и озабоченность только тем, где теперь дети и видел ли Шэнноу труп. Когда официантка вернулась с кружкой подслащенного молока, Шэнноу поблагодарил ее, а потом спросил вполголоса:
   — Тут где-то живет некий Джек Диллон. Как мне его узнать?
   — Лучше вам с ним не встречаться, — ответила женщина, отходя от него. У столика чернокожего юноши она, заметил Шэнноу, наклонила голову и что-то прошептала тому на ухо. Он кивнул, встал, направился к столику Шэнноу, отодвинул стул и сел напротив Иерусалимца.
   — Диллон дюжий, лысый, с густой бородой, — сказал он. — Вам это нужно?
   — Где я его найду?
   — Если вы начнете его искать, друг, он сам вас найдет. Собираетесь пойти к нему в подручные?
   — Почему вы так подумали?
   — Я же знаю людей вашего пошиба, — Сказал чернокожий. — Хищники.
   — Если так, — заметил Шэнноу с мимолетной улыбкой, — разве вы не вступаете на гибельный путь, оскорбляя меня?
   Юноша засмеялся:
   — Жизнь — это сплошной риск, друг. Но сдается мне, в данном случае он очень невелик. Видите ли, я вооружен и сижу прямо против вас. — Его темные глаза блеснули, и было очевидно, что он презирает Шэнноу. — Что вы скажете на это?
   —» Глупый свой гнев изливает, а мудрый сдерживает его «, — ответил Шэнноу. — Поберегись, малый: поспешные выводы оборачиваются бедой.
   — Ты назвал меня глупым? — Рука чернокожего юноши задрожала над эмалированной рукояткой пистолета под курткой.
   — Я констатирую факт, — ответил Шэнноу. — И если вы прислушаетесь, то услышите щелчок взводимого курка. — Из-под стола донесся двойной щелчок. — Вам словно бы не терпится завязать ссору, молодой человек. Или вас подослали убить меня?
   — Никто меня не подсылал. Просто я презираю таких, как вы!
   — Юность всегда торопится с приговорами. Ты знал фермера Хонкина?
   — Я его знаю. Люди вроде вас согнали его с его земли. Не сумел найти трех поручителей для принесения Клятвы.
   — Он убит, — сказал Шэнноу. — Застрелен. На его детей охотились, как на диких зверенышей. Я жду, когда вернется капитан Крестоносцев, а тогда подам жалобу на Джека Диллона.
   Юноша наклонился вперед, растопырив локти на столе.
   — Вы что, правда ничего про Диллона не знаете?
   — Я знаю, что он… и его товарищи хладнокровно расстреляли безоружного человека. И я позабочусь, чтобы он предстал перед судом.
   Чернокожий юноша вздохнул:
   — Кажется, насчет тебя я ошибся, друг. Но глупый тут не я один. Думаю, тебе надо ускакать отсюда, и побыстрее.
   — С какой стати?
   Юноша наклонился почти к самому его лицу:
   — Джек Диллон и есть капитан Крестоносцев. Назначен месяц назад самим апостолом Савлом.
   — Что это за город? — спросил Шэнноу, — Тут совсем нет честных людей?
   Чернокожий юноша рассмеялся:
   — Да где ты жил, друг? Кто решится поднять голос против помазанного Крестоносца? Их тут сорок, да еще Иаков Мун с его Конниками. Против них никто не пойдет.
   Шэнноу ничего не сказал, но юноша с облегчением услышал, как затвор был снят с боевого взвода.
   — Меня зовут Арчер, Гарет Арчер. — Он протянул руку.
   — Оставь меня, малый. Мне надо о многом подумать.
   Арчер отошел, а официантка принесла еще одну кружку подслащенного молока. На этот раз она улыбнулась. Шэнноу смотрел в окно на главную улицу городка. На западных склонах за домами виднелись рудники, а за ними поднимались дымы плавилен и фабрик. Столько грязи и черной копоти от дыма.
   В его памяти непрошено возникло лицо. Худой пожилой мужчина, лысеющий, с острыми чертами лица и кроткими карими глазами.
   » Это прогресс. Пастырь. С той поры, как самолеты приземлились и мы узнали, кем мы были когда-то, все изменилось. В самолетах летели инженеры и врачи и еще всякого рода специалисты. Большинство умерли до истечения года, но они успели передать свои знания. Мы вновь созидаем. Скоро у нас будут хорошие больницы, прекрасные школы и заводы, которые снабдят нас машинами для того, чтобы было легче сеять и собирать урожай. Появятся большие города и дороги, ведущие к этим городам. Будет подлинный рай «.
   » Рай, опирающийся на изрыгаемый дым и вонючую копоть? Я вижу, что вокруг консервного завода погибли все деревья, а в Малой речке больше нет рыбы «.
   Шэнноу прихлебывал подслащенное молоко и старался подобрать имя к этому лицу. Браун? Брим? И вдруг он вспомнил: Брум, Джозия Брум. И это имя воскресило еще одно лицо — сильное женское лицо в ореоле пшенично-золотых волос.
   Бет.
   Воспоминание пронзило его сердце будто нож.
   » Господи Боже! Ты же прежде был мужчиной. Теперь ты позволяешь такой мрази, как Сим Джексон, бить тебя на глазах толпы. Свалить тебя в грязь! Во имя Божьей бороды, Йон, чем ты стал?«
   » Этот удар унизил его больше, чем меня. Я навсегда отказался убивать. Бет. Я покончил с путями насилия, неужели ты не можешь понять, что есть более достойный образ жизни?«
   » Я понимаю только, что не хочу, чтобы ты и дальше жил здесь. Ты мне просто не нужен «.
   Приближающийся топот копыт вернул Шэнноу в настоящее. Четыре всадника остановили лошадей перед штатом Крестоносцев. Шэнноу встал, положил на стол серебряный полтинник и пошел к двери.
   Его нагнал Гарет Арчер.
   — Не глупите! Диллон меткий стрелок, а те, кто с ним, совсем не ангелы.
   —» Если ты в день бедствия оказался слабым, то бедна сила твоя «, — сказал Шэнноу. Выйдя наружу, он по трем ступенькам спустился с деревянного тротуара на пыльную улицу.
   — Джек Диллон! — окликнул он. Четверо спешились, и самый высокий из них — чернобородый, могучего сложения — резко обернулся к нему.
   — Кому я потребовался? — отозвался он. Прохожие на тротуарах остановились и уставились на них.
   — Я Йон Шэнноу, и я обличаю тебя как убийцу и разбойника! — Шэнноу услышал судорожный вздох толпы и увидел, что бородач побагровел.
   Диллон заморгал. Облизнул губы, но тут же к нему вернулась его самоуверенность.
   — Чего? Это чушь!
   Шэнноу неторопливо направился к нему, и его голос был слышен всем на улице.
   — Ты застрелил фермера Хонкина, хладнокровно убил его. Потом охотился на его детей. Как ты ответишь на эти обвинения, злодей?
   — Я тебе отвечать не собираюсь! Рука силача опустилась на пистолет, и толпа бросилась врассыпную. Диллон выстрелил первым, и пуля просвистела у самой щеки Шэнноу. В ответ прогремели оба пистолета Шэнноу, и Диллон с пулями в груди и животе, шатаясь, попятился, уронил пистолет в пыль. Его подручный выстрелил в Шэнноу и промахнулся. Шэнноу выстрелил ему в грудь, он упал на коновязь и больше не шевелился. Оставшиеся два Крестоносца стояли, окаменев. Диллон упал на колени, и кровь заливала его одежду.
   Шэнноу широким шагом приблизился к умирающему.
   —» Кто роет яму, тот упадет в нее; и кто покатит вверх камень, к тому он воротится «.
   — Кто… ты… такой? — Диллон повалился набок, но его агонизирующие глаза все еще были устремлены вверх на его убийцу.
   — Я — воздаяние, — ответил Шэнноу, отшвыривая ногой его пистолет, и обратился к толпе:
   — Вы позволили злу расцвести здесь, — сказал он, — и этот позор лежит на вас всех. — Он увидел, что слева подходит Гарет Арчер, ведя на поводу его коня. Не спуская глаз с двух оставшихся Крестоносцев, Шэнноу сел в седло.
   — Поезжай на северо-восток, — прошептал Арчер, — а через час сверни на запад, где речка разделяется на два рукава.
   — Она будет ждать там? Арчер растерялся, но кивнул.
   — Ты знал?
   — Я вижу ее в тебе, — ответил Шэнноу, повернул коня и медленно выехал из городка.
 
   Амазига Арчер ждала его у речки. Чернокожая женщина почти не изменилась с тех пор, как Шэнноу видел ее в последний раз. Ушедшие в прошлое десятилетия словно не оставили на ней следа — как и на нем. Ее волосы по-прежнему были иссиня-черными. Ни единой морщины на лице, а миндалевидные глаза хранили свое темное сияние. Одета она была в серую защитную рубаху и кожаную юбку для верховой езды. Она сидела на сером мерине ладоней шестнадцати в холке.
   — Следуй за мной, — велела она и поехала по каменистому руслу. Копыта мерина разбрызгивали воду мелкого ручья. Они ехали так почти полчаса, а тогда она повернула мерина вправо и заставила его взобраться на крутой берег. Шэнноу следовал за ней. Копыта его коня соскальзывали с мокрых камней.
   — Они увидят, где мы свернули из русла, — сказал Шэнноу. — Опытный следопыт не будет обманут. Течение не быстрое, и метины, оставленные копытами на дне, сохранятся несколько дней.
   — Я это знаю, Шэнноу, — сказала она. — Признай за мной хотя бы каплю здравого смысла. Последний час до твоего появления я ездила по воде взад и вперед, причем выбиралась на берег в семи местах. К тому же туда, куда мы едем, за нами не может последовать ни один человек — за одним исключением.
   Дальше она ехала молча, направляясь к высокому каменному обрыву. Взглянув вниз, Шэнноу увидел, что теперь их лошади трусят по древней дороге, мощенной грубыми гранитными плитами.
   — Когда-то эта дорога вела в Пизекурис, — сказала Амазига Арчер, — главный город аккадцев. Они произошли от народов на окраине Атлантидской империи и достигли наивысшего расцвета тысячи и тысячи лет тому назад.
   Впереди показались ряды развалин, а за ними — кольцо из огромных камней. Амазига Арчер проехала через развалины и спешилась в центре кольца. Шэнноу спрыгнул с седла.
   — Что теперь? — спросил он.
   — Теперь мы пойдем домой, — ответила она, доставая золотистый камешек.
   Воздух озарился фиолетовым светом, и конь Шэнноу было взвился на дыбы, но он его тотчас успокоил. Теперь за кольцом виднелся двухэтажный дом из красного кирпича и выкрашенных бревен с крутой крышей из черной черепицы. Перед крыльцом стояла ярко выкрашенная и хитро построенная повозка с окошками по всей длине и четырьмя пухлыми черными колесами.
   — Вот мой дом, — сказала она холодно, пока он рассматривал экипаж. — Хотела бы сказать, что ты в нем желанный гость, только это не так. За домом есть загон. Отведи туда лошадей, а я приготовлю что-нибудь поесть.
   Бросив ему поводья серого мерина, она ушла в дом. Шэнноу увел лошадей за угол, расседлал и впустил в загон. Потом вернулся к парадной двери и легонько постучал по филенке.
   — Бога ради! — сказала Амазига. — Подобная деликатность тут совсем не обязательна!
   Войдя, он увидел необыкновенную комнату. Толстый серый палас от стены до стены, четыре мягких кресла и диван, обтянутый черной кожей. С потолка свисала странная стеклянная лампа, не больше винного кубка, но она излучала свет такой яркости, что на нее было больно смотреть. От каменного очага веяло жаром, но угли в нем, хотя и были раскалены, не горели. На письменном столе у дальней стены он увидел непонятное приспособление: ящик с тремя серыми сторонами и одной черной, повернутой к креслу. Сзади от него тянулись провода, скрепленные с небольшой коробочкой в стене.
   — Что это за место? — спросил Шэнноу.
   — Мой кабинет, — ответила Амазига. — Тебе должно польстить, Шэнноу, — ты третий, кто его видел. Первым был мой второй муж, а вторым мой сын Гарет.
   — Ты снова вышла замуж. Это хорошо.
   — Да что ты знаешь! — почти крикнула она. — Мой первый муж погиб из-за тебя. А он был моей единственной любовью, Шэнноу. Только тебе этого не понять, верно? И из-за тебя и твоей полоумной веры мой дом был разрушен, и я потеряла моего первого сына. И я не думала, что ты способен причинить мне боль сильнее. И вот, пожалуйста, ты здесь собственной персоной. Новый Илия, не больше и не меньше, и твои извращенные понятия вдохновили законы твоего идиотского нового мира.
   — Так для чего вы привели меня сюда, госпожа? — спросил он негромко. — Чтобы возложить на меня вину за все зло человеческое? Вашего мужа убил злой человек. Но ваши друзья погибли потому, что следовали за Саренто, а война с исчадиями была делом его рук. Он, а не я напитал Камни Даниила кровью и погубил Хранителей. Ну, да вы и сами все это знаете. Так если вы не намерены обвинить меня во всех бурях и засухах, в любом моровом поветрии, то для чего вы поручили своему сыну указать мне дорогу к вам?
   Амазига закрыла прекрасные глаза и испустила медленный вздох.
   — Садитесь, Шэнноу, — сказала она наконец — чуть более мягко. — Я сварю кофе, и мы поговорим. — Она отошла к шкафчику на дальней стене и достала яркий пакет. Шэнноу следил, как она высыпала его содержимое — мелкие черные камешки — в стеклянный сосуд. Затем она нажала на кнопку, и сосуд зажужжал, перемалывая камни в черный порошок. Его она ссыпала в бумажную коробочку сверху другого сосуда побольше. Заметив его взгляд, она в первый раз улыбнулась:
   — Напиток, популярный в этом мире, — объяснила она. — Возможно, вы предпочтете пить его с молоком и сахаром. Потребуется еще несколько минут.
   — Где мы? — спросил он.
   — В Аризоне, — ответила она, предоставив ему недоумевать.
   Пройдя через комнату, она села напротив него.
   — Я сожалею, — сказала она, — о моих сердитых словах. И я сама знаю, что вы не в ответе… за все целиком. Но, с другой стороны, если бы вы не вторглись в мою жизнь, мой первый муж был бы все еще жив, как и Люк. И я не могу забыть, как вы уничтожили мир — или два мира. Миллионы и миллионы людей. Но Бет была права, вы не намеревались взорвать Меч Божий, вы даже как следует не понимали, что он такое. — Вода в сосуде забурлила, Амазига встала и подошла к нему. — Я не религиозна, Шэнноу. Если Бог есть, то он капризный самодур, и я не хочу иметь с ним ничего общего. И значит, поводов у меня, чтобы не терпеть вас, слишком много.
   Бульканье в сосуде сразу оборвалось, и Амазига налила темную жидкость в две узорчатые кружки. Одну она протянула Шэнноу, и он опасливо понюхал пар. Потом отхлебнул. Вкус оказался едко-горьким, похожим на баркеровку, но крепче.
   — Вот сахар, — сказала Амазига.
   С сахаром напиток стал почти сносным.
   — Скажите, чего вы хотите от меня, госпожа? — сказал он, отставляя кружку.
   — Вы так уверены, что мне что-то нужно от вас? Он кивнул.
   — Я не ищу новых сердитых препирательств, но я хорошо знаю, что вы меня презираете. Вы ясно давали это понять уже много раз. И раз я здесь, значит, вы нуждаетесь во мне. Вопрос только в одном: для чего?
   — Ну, может, просто я хотела спасти вам жизнь. Он покачал головой:
   — Нет, госпожа. Вы презираете меня и все, что, по-вашему, я знаменую. Так зачем бы вам меня спасать?
   — Ну ладно! — отрезала она. — Мне нужна услуга.
   — Скажите какая, и я попытаюсь, если это осуществимо.
   Она потерла лоб и отвела глаза.
   — Вы так легко сыплете обещаниями! — сказали она почти вполголоса.
   — И сдерживаю их, госпожа, если даю. Я не лгу.
   — Да знаю я это! — сказала она, повышая голос. — Вы же Взыскующий Иерусалима, Господи Боже ты мой!
   — Просто скажите, что вам нужно, — не отступал он.
   — Да, я скажу, что мне нужно от вас, Шэнноу. Вы сочтете меня сумасшедшей, но все равно дослушайте до конца. Обещаете? — Он кивнул, а она помолчала, а потом посмотрела ему прямо в глаза. — Ну хорошо. Я хочу, чтобы вы вернули Сэма из мертвых.
   Он молча смотрел на нее.
   — Это вовсе не безумие, как может показаться на первый взгляд, — продолжала Амазига, — поверьте мне, Шэнноу. Прошлое, настоящее, будущее сосуществуют, и мы можем бывать в них. Вы же уже знаете это — ведь легионы Пендаррика, чтобы вторгнуться в наши земли, перешли бездну времени. Они перешли через двенадцать тысяч лет. Это возможно.
   — Но Сэм же мертв! Как вы не понимаете?
   — Неужели вы способны мыслить только прямолинейно? — вспылила она. — Предположим, вы вернулись в прошлое и помешали им убить его.
   — Но я же этого не сделал! Мне непонятны принципы, стоящие за подобными путешествиями, но я знаю, что Сэм Арчер умер, потому что это произошло. Если я вернулся бы туда и спас его, мы бы не вели сейчас этот разговор!
   Внезапно она засмеялась и захлопала в ладоши.
   — Браво, Шэнноу, наконец-то взлет воображения! Отлично. А теперь подумайте вот о чем: если бы я отправилась в прошлое и застрелила вашего отца до того, как он познакомился с вашей матерью, а затем вернулась сюда, была бы я сейчас тут одна? Вы перестали бы существовать?
   — Полагаю, что так, — ответил он.
   — Нет! — торжествующе воскликнула она. — Таково величайшее открытие.
   — Но как я мог бы оказаться здесь, не имея отца?
   — Параллельно нашей вселенной существует еще бесконечное их множество, возможно, в том же пространстве. Бесконечное. Иными словами, без числа. Существуют тысячи Йонов Шэнноу, возможно, миллионы. Когда мы проходим через древние порталы, мы попадаем в параллельные вселенные. Некоторые идентичны нашей, другие отличаются самую чуточку. Бесконечное их число означает, что любое, о чем мы способны помыслить, обязательно должно где-нибудь существовать. И где-то Сэм Арчер не умер в Замке-на-Руднике. Вы понимаете?
   — Слова я слышу, госпожа. Но понять их — это совсем другое.
   — Представьте себе песчинки в пустыне. Двух абсолютно одинаковых среди них практически нет. Шанс найти две идентичные песчинки равен примерно одному к ста миллионам. Но, с другой стороны, число песчинок конечно, хотя оно может равняться и тридцати триллионам. Однако предположим, что числу песчинок предела нет. Тогда соотношение ста миллионов к одному станет не таким уж большим. А в бесконечности должно быть бесконечное количество идентичных песчинок. Таков факт жизни внутри мультивселенной. Я знаю. Я видела.
   Шэнноу допил кофе.
   — Вы хотите сказать, что в каком-то мире Сэма Арчера еще не увели в Замок-на-Руднике?
   — Вот именно.
   — Так почему вы не отправитесь туда и не найдете его сами? Зачем посылать кого-то?
   Амазига отошла к сосуду и наполнила кружки. Теперь Шэнноу прихлебывал черный напиток с удовольствием. Она села и откинулась на спинку кожаного кресла.
   — Я побывала в прошлом, — сказала она, — и нашла Сэма. И вернулась с ним домой. Мы прожили с ним здесь почти год.
   — Он умер?
   Она покачала головой.
   — Я совершила ошибку. Рассказала ему всю правду, и однажды утром он исчез, отправился на поиски того, что назвал своей собственной жизнью. Но он не знал, что я уже была беременна Гаретом. Возможно, это толкнуло бы его изменить решение. Не знаю. Но на этот раз, Шэнноу, я все сделаю правильно. С вашей помощью.
   — Вашему сыну около двадцати. Почему вы ждали так долго?
   Амазига вздохнула.
   — Ему восемнадцать. У меня ушло два года, чтобы снова найти Сэма. Да и то мне повезло. Последние десять лет я потратила на исследования, изучала ясновидение и мистицизм. И поняла, что ясновидящие не могут видеть будущее, так как оно еще не существует. Они лишь способны заглядывать в другие идентичные миры, чем и объясняется нелепейшая ошибочность некоторых их предсказаний. Они видят будущее другого мира и предсказывают, что оно произойдет здесь. Но самые разные события могут изменить вероятные будущие. Наконец, я сумела найти человека с невероятнейшими способностями. Он жил в Сидоне — я редко видела более красивые края: красные крутые холмы среди великолепной пустыни. Некоторое время я жила с ним и с помощью моих Сипстрасси запечатлевала его способности в машине. — Она встала и подошла к ящику с черной стенкой на письменном столе. — Вот в этой. Она похожа на компьютер, но совершенно особый. — Амазига нажала кнопку, экран замерцал, и его заняло красивое мужское лицо с огненно-рыжими, отливающими золотом волосами и глазами удивительной синевы.
   — Добро пожаловать домой, Амазига, — раздался негромкий, гармоничный и бесконечно человечный голос. — Я вижу, ты нашла, кого искала.
   — Да, Люкас. Это Йон Шэнноу.
   Шэнноу вскочил и подошел к ящику.
   — Ты заперла там человека? — спросил он в ужасе.
   — Нет, не человека. Он умер. Я уехала, продолжая исследования, а с ним случился инфаркт. Люкас хранит все его воспоминания. Но он одновременно и нечто иное. Он осознает себя по собственному праву. Действует он как своего рода хроноскоп, используя и силу Сипстрасси, и магию древних порталов. Благодаря его способностям мы можем наблюдать альтернативные миры. Покажи ему, Люкас.
   — Что вам хотелось бы увидеть, мистер Шэнноу? — спросил Люкас.
   Он чуть было не сказал» Иерусалим «, но не смог и, поколебавшись, ответил:
   — Выберите сами.
   Лицо исчезло, и Шэнноу увидел перед собой город на холме с огромным храмом в центре. Небо над городом было глубокой синевы. Перед храмом, вскинув руки, стоял мужчина, которого слушала огромная толпа. Он был одет в вызолоченные доспехи и бронзовый шлем. Из машины доносились звуки языка, которого Шэнноу не знал, и голос человека в доспехах был мелодичным и сильным. В его речь ворвался голос Люкаса: