Геммел Дэвид. Кровь-камень

   — Вам следует помнить, мистер Шэнноу, что это мир, сошедший с ума. Ученики, следующие за Кровь-Камнем, получают драгоценные подарки, но у подавляющего большинства только одно будущее: умереть для утоления его голода. Времени, чтобы найти Сэмюэля Арчера, у нас будет мало. Джип доставит нас в самую ближнюю точку, после чего в нашем распоряжении будут примерно сутки, чтобы спасти его.
   — Джип? — переспросил Шэнноу.
   — Средство передвижения, стоящее снаружи. Оно способно двигаться со скоростью шестьдесят миль в час по пересеченной местности. И никакой Пожиратель или всадник его не догонит.
   Некоторое время Шэнноу молчал. А потом сказал:
   — Вы можете видеть много разных мест и людей?
   — Да, у меня очень подробные файлы, — согласился Люкас.
   — Тогда покажите мне Йона Шэнноу.
   — Амазига не хочет, чтобы вы видели ваше прошлое, мистер Шэнноу.
   — Ее желания тут ни при чем. Я прошу вас показать мне его.
   — Так что вы хотели бы увидеть?
   — Я знаю, кем я был двадцать лет назад, когда сражался с людьми-ящерами и послал Меч Божий сквозь Врата уничтожить Атлантиду. Но что произошло потом?
   Как я провел эти двадцать лет? И почему я относительно молод?
   — Погодите немного, — сказал Люкас. — Я подберу информацию.
   Шэнноу тут же охватило ощущение, которое он давно забыл, и это его ошеломило. У него свело желудок, сердце отчаянно заколотилось. Из глубин его сознания поднялись неясные страхи, и он с мучительной уверенностью понял, что не хочет ничего узнать. Во рту у него пересохло, он дышал так часто и неглубоко, что у него закружилась голова. Его охватило желание остановить машину, приказать, чтобы она молчала.» Я не буду трусом!«— прошептал он. И сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники. Экран замерцал, и он увидел себя на вершине скалы-башни, а в небе ослепительно сиял Меч Божий. Человек на скале поник, серебро в его черной бороде потемнело.
   — Это, — зазвучал голос Люкаса, — тот момент, когда вы вновь обрели молодость. Последние остатки силы Сипстрасси просачиваются сквозь каменную оболочку башни и омолаживают стареющие ткани.
   Затем на экране появилась Долина Паломника, и Шэнноу увидел, как Йон Кейд читает свою первую проповедь, услышал слова надежды и мира. Бет Мак-Адам сидела в первом ряду, и ее устремленные на проповедника глаза сияли любовью.
   Взыскующий Иерусалима ощутил томительную печаль… Печаль любви, горе утраты. Любовь к Бет вырвалась из его подсознания и разорвала ему сердце. Заставляя себя смотреть на экран, он наблюдал, как проходили годы, увидел, как его сбил с ног Сим Джексон, и вновь ощутил парализующий стыд от того, что у него хватило силы просто уйти. Вновь он услышал за спиной насмешливый хохот Джексона.
   И потом он увидел сожжение церкви и убийство волчецов.
   — Довольно, — сказал он тихо. — Больше я ничего видеть не хочу.
   — Вы помните это? — спросила машина. — Я это помню.
   — Вы человек крайностей, мистер Шэнноу, и огромной внутренней силы. Вы не способны следовать средним путем и так никогда и не научились идти на компромисс. Вы стали проповедником и проповедовали любовь и понимание — доктрину кротости в самом незамутненном ее виде. Вы не могли быть человеком, творящим насилие, и проповедовать такую доктрину. Поэтому вы спрятали свои пистолеты и стали для себя воплощать ее в жизнь, используя тот же железный контроль над собой, какой помогал вам расправляться с разбойниками.
   — Но это был обман, — сказал Шэнноу. — Я вел притворную жизнь.
   — Сомневаюсь. Вы пожертвовали всем, чем могли, даже смирились с потерей любимой женщины. На такую преданность идее способны немногие. Однако и железо можно разорвать. Когда налетчики сожгли церковь, железо не выдержало. Вы бросились за ними в погоню и уничтожили их. Сознание очень хрупко и уязвимо, мистер Шэнноу. Вышло так, что вы практически предали все, что отстаивали двадцать лет. И потому сознание, защищая себя, бросило все воспоминания об этих годах в ящик и спрятало его от вас. Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд, проповедник и богобоязненный человек, или вы Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
   Шэнноу ничего не ответил и встал.
   — Благодарю вас, Люкас. Вы оказали мне неоценимую услугу.
   — С величайшей охотой, мистер Шэнноу.
   Снаружи свет начинал меркнуть, жар пустыни слабел. Шэнноу прошел к загону и перелез через изгородь, за которой щипали траву четыре лошади. Они стояли двумя парами носом к хвосту, защищая морды друг друга от кружащих над ним мух.
   Шэнноу вытащил один из длинных вороненых пистолетов.
   Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд проповедник и богобоязненный человек, или вы — Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
 
   В те минуты, когда Нестор Гаррити и Клем Стейнер ехали в сторону Чистоты, а Йон Шэнноу стоял в одиночестве на улице Доманго, апостол Савл гнал свою усталую лошадь к развалинам древнего города.
   Савл весь кипел яростью. Он получил известие, что Диакон остался цел, а Мун убил Джеффри, секретаря Диакона. Совет в Единстве был в смятении. Диакон исчез.
   Исчез!
   » Бог мой! — думал Савл. — А если он знает, что это был я?«
   Комар впился в правую ногу Савла, и он свирепо его прихлопнул. От громкого звука лошадь прянула в сторону, и он выругался. Жара стояла невыносимая, вонючий конский пот впитывался ему в брюки. Спина после четырехчасового пребывания в седле отчаянно ныла, а древний город словно не приближался. Он снова выругался.
   Диакон жив! Джозия Брум жив! Йон Шэнноу жив! Все идет прахом, все годы тщательного планирования расползаются по швам на его глазах.
   » Я всегда был проклят «, — думал он, вспоминая свое чикагское детство: измывательства одноклассников, потому что он был коротышкой с остреньким лицом; насмешки девочек, которые лучше бы умерли, чем пошли в кино с» замухрышкой вроде тебя «. И на его работе успех всегда доставался другим, обгонявшим его на лестнице повышений, хотя они — и мужчины, и женщины — были куда менее способными, чем он. Однако Савл Уилкин всегда оказывался обойденным. Коротышка Савл.
   И ведь он соблюдал правила игры. Подхалимничал перед своими начальниками, смеялся их анекдотам, поддерживал все их начинания и прилагал все усилия, чтобы быть не хуже других. И тем не менее он никогда не получал признания, которого жаждал.
   И теперь это повторялось — на этот раз с высоким, красивым, золотоволосым апостолом Савлом. Обойденный Диаконом, он впервые в жизни рискнул поставить на карту все. И уже терпел неудачу. Как он всегда ее терпел…
   Нет, не всегда, подумал он. Было золотое время, когда он впервые обрел Бога. Уволенный на севере, Савл перебрался во Флориду. Как-то под вечер во вторник на исходе февраля он ехал по Западному шоссе 14 и остановился выпить кофе в закусочной при автостоянке. Там был припаркован трейлер, и какие-то молодые ребята и девушки раздавали листовки. Девушка протянула одну Савлу приглашение на библейский пикник под Киссими в следующее воскресенье. Девушка осияла его улыбкой и назвала» братом «.
   В воскресенье Савл отправился на пикник в числе еще трех сотен человек. Он чудесно провел время, а проповедь толстого пастыря задела какую-то струну в его сердце — особенно то, что было сказано о кротких и последних: именно их Господь возлюбил особо.
   Без друзей, живя на последние деньги, Савл вступил в маленькую церковную общину. Это были самые счастливые годы его жизни, особенно после того, как общину возглавил Диакон и назначил его на оплачиваемую должность церковного казначея. На нее зарился Джейсон, высокий и красивый. Савл не сомневался, что будет вновь обойден. Но нет. Диакон пригласил его к себе и спокойно предложил ему эту должность. Джейсон, озлобившись, полный мстительного духа, вышел из общины.
   Хорошие дни. Замечательные дни, вдруг понял Савл.
   Затем судьбоносный полет и конец того мира, который он знал. Но и тогда впереди его ждали радости — дары Сипстрасси: красивое тело, бесчисленные женщины.
   » Все это у меня было «, — думал Савл. Но сила Сипстрасси иссякала, Диакон старел, и скоро всему этому должен был прийти конец.» Без Сипстрасси я снова буду коротышкой Савлом Уилкинсом, лысым, сутулым, щурящимся на мир слезящимися глазами. Кто будет относиться ко мне серьезно? Что я буду делать?«
   Ответ был прост. В новом мире надо стать богатым. Взять его в свои руки, как делали жестокие беспощадные люди в старом мире. Взять в свои руки землю и полезные ископаемые — нефть, серебро, золото. И искать, искать Сипстрасси.
   Диакон нашел свой клад вскоре после их прибытия сюда. Уехал в дикие земли и вернулся с полной сумкой камешков.
   » О Господи, — подумал Савл, — их же было никак не меньше тридцати!«И он спросил Диакона, где тот их нашел.
   » Во время моих путешествий «, — ответил Диакон с улыбкой.
   А год назад в Единстве появился человек, который утверждал, что знаком с Диаконом. Его проводили к Савлу. Старик старатель объяснил, что встретился с Диаконом, когда тот ездил по землям за Стеной.» А где точнее?«— спросил Савл.
   » Да неподалеку от Долины Паломника… ну, вызнаете, — был ответ. — Где Господь посадил вашу летающую машину «.
   И значит, где-то там Диакон нашел Камни Силы.
   Пусть там будут еще Камни! Снятый Боже, пусть там будут еще Камни!
   С запасом Сипстрасси он все еще сможет взять власть. Всего пять камешков! Три.» Господи, Господи, пошли мне найти их!«
   Ему уже были видны высокие каменные столпы — остатки южных ворот атлантидского города. Один был выше другого и достигал в высоту почти шестидесяти футов. Некогда их соединяла поперечная каменная плита, но она упала, усыпав дорогу множеством обломков.
   Оглядывая мили и мили того, что в незапамятные времена было великолепным городом, Савл даже забыл на время о своей цели. Повсюду валялись мраморные статуи, чаще всего разбившиеся, однако кое-где они удержались на постаментах, уставив каменные глаза на этого — самого последнего — созерцателя их безмолвного горя. Многие здания все еще стояли, и тысячи лет на океанском дне словно бы не оставили на них никакого следа. Савл ехал и ехал вперед, копыта его лошади стучали по плитам мостовой, будя тревожное эхо.
   Диакон рассказывал ему про древнего царя Атлантиды, Пендаррика. Это он стал погубителем своего народа — из-за него Земля опрокинулась, и колоссальная волна погребла под собой его империю.
   Савл направил усталую лошадь вверх по длинному склону к многобашенному дворцу. Она тяжело дышала, с боков срывались хлопья пены. На вершине он спешился и привязал бедную животину на солнцепеке. Лошадь стояла, понурив голову, но Савл, забыв про нее, торопливо вошел во дворец. Пол покрывал плотный слой густой пыли, которая когда-то была илом.
   Возле окон, где ветер сдул пыль, Савл различил изысканный мозаичный узор из синих и красных камешков. Никаких следов мебели или еще чего-либо деревянного. Дерево давно было уничтожено, возможно, смешавшись с бывшим илом. Но у стен по-прежнему стояли статуи воинов в панцирях и шлемах, напомнив Савлу греческих воинов на картинках, изображавших осаду Трои.
   Он миновал много дверных проемов и наконец очутился в огромном круглом зале, середину которого занимало кольцо из поставленных вертикально искусно обработанных прямоугольных камней. И пыль повсюду. Под его ногами она клубами поднималась в воздух, иссушала его горло, вызывала кашель.
   Он неторопливо обыскал зал, но нашел только золотую рукоятку церемониального кинжала, которую спрятал в карман. Вернувшись к лошади, он напился из фляжки. С этого места древний город выглядел даже еще обширнее. Во всех направлениях, куда хватало глаз, тянулись руины.
   Его охватило отчаяние. Даже если Камни здесь есть, как их найти?
   И тут его осенила мысль. Блистательная в своей простоте: Савл Уилкинс, хотя он этого не знал, нашел решение, ускользавшее в прошлом от тысяч и тысяч блестящих умов. Он облизнул губы, стараясь справиться с нарастающим волнением.
   Сила Сипстрасси может все! Так почему бы не использовать камешек как магнит, чтобы он притянул другие камешки или хотя бы направил его к ним.
   Савл сунул руку в карман и вытащил камешек. Всего три золотые прожилки! Хватит ли их? И где проверить свое предположение?
   Камни обеспечивали такое могущество, что вряд ли в городе ими владело много людей. Только самые богатые.
   А владелец дворца должен был быть богатейшим из богатейших.
   Круглый зал занимал середину здания. Значит, там и следует начать, решил Савл. Торопливо пройдя пустую анфиладу, Савл встал в самом центре кольца камней. И задумался. Как именно употребить силу камешка? Соображай! Соображай!
   Крепко сжав камешек в кулаке, он представил себе чисто золотой осколок и мысленно притянул его к себе. Ничего не произошло. Камешек у него в кулаке не потеплел, как бывало, когда из него источалась сила. Савл не знал, что в древних развалинах не осталось ни единого Сипстрасси. Он сжал кулак еще крепче, острый край вонзился в его ладонь. Савл выругался и разжал кулак. На ладони вздулась бусинка крови и коснулась камешка. Блестящие желтые прожилки потемнели, стали багряно-золотыми в тусклом свете зала.
   Однако теперь камень потеплел. И Савл попробовал еще раз. Подняв кулак, он пожелал, чтобы камень притянул себе подобных. И новорожденный Кровь-Камень повиновался, послав свою силу сквозь Врата, очерченные вертикальными камнями.
   Вокруг разлилось фиолетовое сияние. Савл возликовал. Сработало! Он был почти ослеплен, а когда сияние угасло, увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Ярдах в тридцати от него на массивном золотом троне восседал мужчина могучего сложения и смотрел прямо на него. Кожа мужчины была багрово-красной и как бы украшена узором из черных линий. Савл оглянулся. Позади него все осталось прежним: вертикальные камни, устланный пылью пол. Но впереди он опять увидел непонятного человека.
   — Кто ты? — спросил татуированный мужчина звучным басом.
   — Савл Уилкинс.
   — Савл… Уилкинс, — повторил мужчина. — Дай-ка я прочитаю твое сознание, Савл Уилкинс. — Савл ощутил странную теплоту, заползающую к нему в голову. Когда она исчезла, он почувствовал себя одиноким и потерянным. — Ты мне не нужен, Савл Уилкинс, — сказал татуированный. — Мне нужен Иаков Мун.
   Перед Савлом, заслоняя от него все, вздыбилась непонятная фигура. У него оставалась доля секунды, чтобы увидеть гладкий серый мех, налитые кровью глаза и желтые клыки в разинутой пасти. Но времени вскрикнуть у него не было. В его грудь впились когти, а жуткие клыки сомкнулись на его голове…

9

   Мудрец, и дурак заблудились в пустыне. Один ничего про жизнь в пустыне не знал и вскоре, измученный жаждой, совсем отчаялся. Второй вырос в пустыне и знал, что там часто можно найти воду, если копать в выгибе луки пересохшего речного русла. Так он и сделал, и они оба напились.
   Нашедший воду сказал своему спутнику:
   — Ну, кто из нас мудрец?
   — Я, — ответил второй. — Потому что я привел тебя с собой в пустыню, тогда как ты взял в спутники дурака.
   Мудрость Диакона, глава VI
   Амазига встретилась с сыном на перекрестке дорог за Доманго. Она улыбнулась, когда он подъехал, и помахала ему. Он был красив, более худощав, чем его отец, но его отличали природная грация и уверенность в себе. Сердце Амазиги преисполнилось гордости.
   — С ним все сошло благополучно? — спросил Гарет, наклонясь с седла и целуя Амазигу в щеку.
   — Да. И он согласен.
   — Видела бы ты, мама, как он вышел на улицу и вызвал Диллона. Потрясающе!
   — Он убийца. Кровожадный варвар! — оборвала Амазига, раздраженная восхищением в его тоне. Гарет пожал плечами:
   — Кровожадным варваром был Диллон. Теперь он мертв. Не жди, что я стану его оплакивать.
   — И не жду. Но я никак не думала, что мой сын возведет в герои человека вроде Йона Шэнноу. Ну да ты странный мальчик, Гарет. Почему, получив образование в современном мире, ты пожелал жить в подобном месте?
   — Здесь не соскучишься.
   Она с бессильной досадой покачала головой и повернула лошадь.
   — Времени мало, — сказала она. — Надо поторопиться.
   Они галопом въехали в каменный круг. Амазига подняла камешек, и вокруг них вспыхнуло фиолетовое сияние.
   Впереди возник дом, и они направили лошадей к загону. На изгороди сидел Шэнноу. Он поднял голову и кивнул в знак приветствия.
   Амазига спрыгнула с седла и открыла ворота загона.
   — Расседлай лошадей, — велела она Гарету. — Я нагружу джип.
   — Никакого джипа, — сказал Шэнноу, слезая с изгороди.
   — Что?
   — Мы поедем на лошадях.
   — Джип способен двигаться втрое быстрее лошадей. В мире Кровь-Камня ничто не сможет его догнать.
   — И все-таки мы его не возьмем, — сказал Иерусалимец.
   Ярость Амазиги вырвалась наружу.
   — Да кем ты себя вообразил, черт побери? Здесь командую я, и ты будешь делать то, что скажу я! Шэнноу покачал головой.
   — Нет, — сказал он мягко, — вы здесь не командуете. Если вы хотите, чтобы я вас сопровождал, седлайте свежих лошадей. Или будьте любезны вернуть меня в мир, который я знаю.
   Амазига проглотила гневную отповедь. Меньше все-то ее можно было обвинить в глупости, и, услышав сталь в его голосе, она сразу переменила тактику.
   — Послушайте, Шэнноу, я знаю, вы не понимаете, как движется… этот экипаж, но доверьтесь мне. С ним мы будем в гораздо большей безопасности, чем разъезжая верхом. А наша цель слишком важна, чтобы допускать ненужный риск.
   Шэнноу шагнул к ней и пристально посмотрел в ее темно-карие глаза.
   — Вся эта затея — ненужный риск, — холодно сказал он, — и не будь я связан словом, то без всяких колебаний предоставил бы вам действовать в одиночку. Но пойми одно, женщина, руководить буду я, а ты и твой сын будете следовать за мной. Будете подчиняться безоговорочно… и с этой минуты. Выберите лошадей.
   Прежде чем Амазига успела ответить, заговорил Гарет:
   — Если можно, я бы хотел оставить себе эту кобылу, она очень вынослива и еще не успела устать. Шэнноу оглядел ее и кивнул.
   — Как хотите, — сказал он, повернулся и зашагал в сторону пустыни.
   Амазига набросилась на сына:
   — Как ты мог встать на его сторону?
   — Зачем держать собаку, если ты будешь лаять сама? — ответил Гарет, спрыгивая на землю. — Ты говоришь, он убийца и кровожадный варвар. Все, что мне известно об Иерусалимце, свидетельствует, что он умеет выходить живым из тяжелейших переделок. Да, он суров и беспощаден, но там, куда мы отправляемся, нам нужен как раз такой человек. Не обижайся, мама. Ты замечательный ученый и несравненная собеседница за столом. Но в данных обстоятельствах я, пожалуй, предпочту подчиняться ему. Амазига подавила гнев и выдавила из себя улыбку.
   — Как бы то ни было, а насчет джипа он ошибается.
   — Я в любом случае предпочитаю ездить верхом. Амазига сердито ушла в дом и поднялась к себе в комнату. Из стенного шкафа напротив двери она вынула наплечные ремни с прикрепленными к ним серебряной и черной коробочками. Затем подсоединила два проводка к первой коробочке, угнездившейся на ее талии слева. Подсоединив другие концы проводков ко второй коробочке, она пристегнула ее к поясу на спине рядом с кожаным футляром, вместившим четыре обоймы к девятизарядной» беретте»у нее на бедре. Вернувшись в переднюю комнату, она достала еще пару проводков из ящика под компьютером и соединила их сначала с задней стенкой машины, а потом с коробочкой у себя на поясе.
   — Ты сердита, — сказал Люкас.
   — Батареек хватит дней на пять. По-моему, этого достаточно, — сказала она, пропустив его слова мимо ушей. — Ты готов для перекачки?
   — Да. Ты, конечно, понимаешь, что я не могу загрузить все мои файлы в твою портативку? Так что мои возможности будут ограничены.
   — Мне нравится твое общество, — ответила она с широкой улыбкой. — Ну, так ты готов?
   — Конечно. А ты не подключила микрофон.
   — Прямо-таки жизнь с девствующей тетушкой! — сказала Амазига, вешая на шею обруч с наушниками. На перекачку файлов ушло чуть меньше двух минут. Надев наушники, она выщелкнула изогнутый серп микрофона. — Ты меня слышишь?
   — Мне не нравится, что я не могу видеть! — Голос Люкаса доносился словно издалека. Амазига добавила громкости.
   — Не все сразу, мой хороший, — сказала она. Оптоволоконная камера была встроена в обруч наушников, а ее проводки соединялись с набором миниатюрных батареек на наплечном ремне. Расположив все по своим местам, она включила батарейки.
   — Так-то лучше, — сказал Люкас. — Поверни голову вправо и влево. — Амазига повертела головой. — Прекрасно. А теперь скажи мне, почему ты сердишься?
   — Зачем мне говорить тебе то, что ты уже знаешь сам?
   — Гарет прав, — сказал Люкас. — Шэнноу из тех, кто выживает. Он натренированный ясновидящий. Его дар — осознавать опасность до того, как она материализуется.
   — Я знаю о его дарованиях, Люкас. Потому-то я и заручилась его услугами.
   — Посмотри вниз, — сказал Люкас.
   — Зачем?
   — Я хочу посмотреть на твои ноги. Амазига засмеялась и наклонила голову.
   — Ага! — сказал Люкас, — Я так, и знал. Кеды! Надень-ка лучше сапоги.
   — Я и так уже по бедра в проводах и батареях. Кеды удобны. Ну, еще какие-нибудь пожелания?
   — Было бы очень мило, если бы ты дошла до сангуаро, в котором гнездится сова-эльф. С такого расстояния камера на крыше не дает четкого изображения.
   — Когда мы вернемся, — пообещала она. — А теперь я хотела бы, чтобы ты сосредоточился на землях Кровь-Камня… если тебя это не слишком затруднит. Тебе следует еще раз продумать путь, место и время переброски. Без джипа все пройдет чертовски медленно.
   — Мне джипы никогда не нравились, — объявил Люкас.
 
   Джозия Брум проснулся и увидел, что старик чистит два длинноствольных пистолета. Грудь ему прожгла боль, и он застонал. Джейк обернулся к нему.
   — Как бы ты сейчас себя ни чувствовал, ты будешь жить, Джозия, — сказал он.
   — Так мне не приснилось? — прошептал Брум.
   — Нет. Иерусалимские Конники пытались убить тебя и во время этой попытки застрелили Даниила Кейда. Теперь ты — беглый преступник. Им велено стрелять в тебя без предупреждения. — Брум попытался сесть, но у него отчаянно закружилась голова. — Не напрягайся, Джозия, — предупредил Джейк, — Ты потерял много крови. Ну и не торопись — потихоньку да полегоньку будет куда лучше. Ну-ка! — Джейк отложил пистолеты и снял дымящийся кувшин с раскаленных углей. Налив оловянную кружку до краев, он протянул ее Бруму, который ухватил ее левой рукой, а сам вернулся на свое место, взял пистолет, вынул барабан и зарядил его.
   — Что мне делать? — спросил Брум. — Кто мне поверит?
   — Не придавай важности, сынок, — откликнулся Джейк. — Вот что я тебе скажу.
   — Как вы можете говорить такое? — охнул Брум. Джейк вернул пистолеты в глубокие кобуры под мышками и взял короткоствольное ружье, которое тоже начал заряжать, вставляя патрон за патроном в овальное окошко магазина. Закончив, он пощелкал затвором и отложил ружье.
   — Очень скоро, — сказал он негромко, — люди забудут про эту стрельбу, а будут думать только о том, как бы уцелеть. А это будет очень нелегко, когда явится то, что явится. Ты же был тут во время вторжения Кинжалов. Но то были дисциплинированные воины. Они выполняли приказы. А подстерегающий теперь ужас превосходит всякое понимание. Вот почему я здесь, Джозия. Чтобы противостоять ему.
   Джозия Брум ничего не понял. Он был способен думать только о страшных событиях, разразившихся накануне, — об убийстве Даниила Кейда, о мучительной тряске в тележке среди ночной тьмы. Может, старик не в своем уме? Но говорит как будто бы разумно. Боль в груди утратила остроту, стала тупой, ноющей; поднявшийся к рассвету ветер пронизывал его холодом. Его сотряс озноб. Повязка на его щуплой грудной клетке была вся в запекшейся крови, и каждое движение правой руки вызывало тошноту.
   — Кто вы? — спросил он старика.
   — Диакон, — ответил Джейк, убирая пустой кувшин в большой заплечный мешок.
   На мгновение Брум забыл о боли и в изумлении уставился на старика.
   — Да нет! — еле выговорил он, оглядывая поношенные брюки, стоптанные сапоги, видавшую виды куртку из овчины, спутанные седые волосы, нерасчесанную бороду.
   Джейк улыбнулся:
   — Не суди по внешности, сынок. Я тот, кем себя назвал. А теперь нам с тобой пора отправиться к Бет Мак-Адам. Мне надо поговорить с ней. — Джейк всунул руки в ремни мешка, взял ружье, подошел к Бруму и помог ему встать. Закутав раненого в одеяло, Джейк вывел его из пещеры и подошел с ним к стреноженному мулу.
   — Ты поедешь, а я поведу, — сказал старик. Брум с большим трудом взгромоздился на мула. Из-за деревьев донесся жуткий вой, и Джейк остановился как вкопанный. Затем донесся ответный вой… с востока.
   Брум услышал вой, однако боль в груди и стук в висках мешали ему замечать окружающее. Тут в отдалении прогремели два выстрела, и сразу же раздался вопль ужаса. Брум пошатнулся в седле.
   — Что это было? — спросил он.
   Джейк не ответил. Сняв путы с передних ног мула, он взял поводья в левую руку и начал долгий спуск в лесистую долину.
   Шагал Диакон очень осторожно, часто оглядываясь на раненого. Брум был в полубреду, и старику пришлось привязать его кисти к луке седла. День занялся ясный, солнечный, почти безветренный. Диакона это обрадовало. Мешок был тяжелым, как и ружье, и он смертельно устал. Спуск в долину был очень медленным, к тому же он часто останавливался, прислушивался, вглядывался в деревья.